Текст книги "Нашла себе блондина!"

Автор книги: Екатерина Вильмонт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Но принять решение – это одно, а вот выполнить его... Ночью я ворочалась в постели, никак заснуть не могла, вставала, пила горячую воду с медом, как когда-то Агния. И такая тяжесть на душе, а заплакать не получается, может, заплакала бы, стало бы полегче... Но что ж делать, все равно жить надо. Утром потащилась на лекции и по дороге от метро сразу на Сашку наткнулась. У меня сердце в пятки ушло, а она ничего, привет, мол, Таня, и даже что-то про конспект по химии спросила.

– Тань, ты не заболела, у тебя вид какой-то странный?

– Нет, просто не выспалась.

– Тань, слушай, ты на меня обиделась, да? Извини, я была свинья свиньей, нельзя так было... Не злись, ладно?

– Я не злюсь, я понимаю, ты тоже не злись на меня...

– Вот и отлично! Между прочим, ты моему папашке очень понравилась.

– Да? – каким-то неживым голосом спросила я.

– Ага! Он потом сказал: твоя подружка настоящая русская красавица, а он у нас ба-альшой специалист! – засмеялась Сашка.

Но тут кто-то окликнул ее, и разговор оборвался.

Ну и черт с ним, мысленно сказала я, и, как ни странно, мне стало легче. «Ба-альшой специалист», по-видимому, означает «страшный бабник»! А нам такие ни к чему, правда же?

Глава 3
Нестарая дева

Прошло две недели, до Нового года оставалось всего-ничего. Я вовсю грызла гранит науки, хотя после истории с Никитой Алексеевичем мне совершенно разонравилась геология. Но я же упрямая и начатое люблю доводить до конца, к тому же настроения разные бывают, да и сессию нельзя провалить, стипендия хоть и маленькая, а все же деньги...

Как-то вечером позвонила мне Райка, мы с ней после того разговора не перезванивались.

– Татьянка, ты не забыла про черное пончо?

– Вообще-то забыла, у меня сессия на носу.

– Ладно, это не срочно. У меня к тебе дело. Ты Новый год где встречаешь?

– Нигде. Не до того, сессия и настроения нет...

– Ой, а как у тебя с тем мужиком, ну помнишь, он тебя на «Покаяние» приглашал?

– Да никак. Зануда он.

– А! Тань, а хочешь, приходи ко мне, мамашка на праздники сваливает в дом отдыха, у меня наши соберутся, нехилая компания. Будущие звезды советской оперетты! Человек восемь – десять, приходи, а? Мне, между прочим, педагог по вокалу сказал, что я делаю большие успехи!

– Поздравляю!

– Танька, ты чего, в миноре?

– Да нет, просто живот болит.

– Марганцовочки слабенькой хлебни, как рукой снимет. Танька, а я с таким парнем познакомилась, охренеть можно! Летчик! Ему так форма идет! Летает, между прочим, в загранку! Не хухры-мухры! Зовут Владиком. А глаза – закачаешься. Точь-в-точь черные вишни! Обожаю черноглазых! Владик, между прочим, от меня тащится! Я ему спела, он вообще лапки кверху. Говорит, у тебя, Раечка, голос такой же сексуальный, как у Елены Образцовой!

– Ого!

– А что, нехилый комплиментик!

– Да уж!

– Ну что, Тань, придешь?

– Не знаю.

– Нет уж, ты скажи, понимаешь, мы в складчину праздновать собираемся...

– Это понятно, а по сколько с носа?

– Думаем, по чирику. По-моему, нормально.

– Наверное...

– Ну так что?

– А летчик твой придет?

– Нет, он к родным в Оренбург уедет, у него сестра замуж выходит. Но ничего, у нас и так парней хватит, не волнуйся! Можешь запросто невинность потерять. Давно пора, между прочим!

– Рай, это не твое дело, по-моему!

– Почему это не мое? – искренне возмутилась Райка. – Старые девы отравляют атмосферу!

– Дура ты! Я хоть и дева, но еще не старая!

– Старая, старая! Тебе скоро двадцать! Двадцатилетняя девушка – позор и несчастье любой компании! И с этим надо бороться.

– Тогда я точно не приду!

– Тань, ты чего, я же пошутила! – огорчилась Райка.

– Если б я не понимала, что ты шутишь, вообще не стала б с тобой разговаривать!

В результате я согласилась пойти в компанию Райки. Чем сидеть одной у телевизора, лучше быть среди веселых людей и не думать, где встречает Новый год Никита Алексеевич. Скорее всего, в Доме кино. А может, дома, с семьей или у друзей... Да какая мне разница, главное, что не со мной.

Тридцать первого часов в десять утра в дверь позвонили. Я сразу открыла, думала соседка. На пороге стоял Дед Мороз! Настоящий Дед Мороз в красном халате, в колпаке, с белой бородищей. Только росточком не вышел.

– Извиняюсь, Таня Шелехова здесь живет?

– Это я.

– Вы? Значит, я к вам!

– Это какая-то ошибка! Зачем мне Дед Мороз? – засмеялась я. – Вы что-то перепутали!

Дед Мороз достал из кармана очки и сверился с бумажкой.

– Вот, смотрите сами, никакой путаницы! Черным по белому написано.

Действительно, в квитанции был указан мой адрес. И еще там было написано: поздравить Таню Шелехову!

– Убедились?

– Ну!

– Так впустите меня, я буду вас поздравлять и вручать подарки!

– Еще чего! Откуда я знаю, что вы не бандит? Тоже мне! Не пущу, и не мечтайте! Обойдусь без дурацких поздравлений! – вдруг разозлилась я.

– Хрен с тобой, не буду поздравлять, но подарки все же возьми, а то у меня неприятности будут!

– Да какие подарки? От кого?

– От поклонника, наверное, ты красивая, зараза. Ну, бери подарки и распишись!

Он буквально силком всучил мне пакет и побежал вниз по лестнице.

Я держала этот пакет и боялась его открывать. Наверняка чья-то идиотская шутка! Но любопытство все-таки оказалось сильнее страха, и для начала я ощупала содержимое пакета. Какая-то коробка, плоская, еще коробка, потолще, и сверток. У меня вдруг все оборвалось внутри. Я заглянула в пакет. Достала оттуда коробку шоколада, потом сверток, потом вторую коробку, там оказалась бутылка «золотого» шампанского, а еще довольно большой конверт. Сердце ухнуло куда-то. Только один человек на свете мог прислать мне такое! Я завизжала, подпрыгнула, закружилась по комнате! Потом схватила сверток, разорвала бумагу... Платье! Голубое вязаное платье из совсем тонкой шерсти, мягонькое, заграничное. Я чуть с ума не сошла и уже содрала с себя майку, чтобы примерить, но тут вспомнила про конверт. А вдруг это все же ошибка и все подарки не мне предназначаются, в конце концов вполне может оказаться, что в нашем доме живет еще одна Таня Шелехова. Я разорвала конверт. Там лежал... билет на самолет, двадцать пять рублей и записка: «Таня, милая моя девочка, прости, если можешь, старого дурака! Смертельно хочу тебя увидеть, и если то, что ты сказала мне тогда в ЦДЛ, правда, то сядь в самолет и прилетай ко мне в Таллин, встретим вместе Новый год, тут сказочно красиво... А если ты не простила меня, то надень на праздник это платье, выпей шампанского, съешь конфетку и помяни добрым словом глупого дядьку, который сходит по тебе с ума. Я буду ждать тебя в аэропорту. Но если у тебя другие планы... Что ж, так мне и надо».

Я схватила билет. Он был на мое имя. Время вылета – восемнадцать часов. У меня не было и секунды сомнений. Конечно, я полечу! Боже, какое сумасшедшее невозможное счастье – встретить Новый год с ним в Таллине в новом платье, оно такое красивое! Ох, надо же его примерить, вдруг мало или велико или его надо подкоротить? Но платье сидело как влитое, красиво облегало фигур, и было такое уютное, и так мне шло... Я вертелась перед зеркалом, а в голове не было ни единой мысли, меня всю переполняло счастье и любовь! В дверь опять позвонили. Господи, а это еще кто? На пороге стояла Райка.

– Привет! Ой, Танька, какое платье! Опупенное! Где взяла?

– Рай, ты откуда?

– Тань, ты что, башкой треснулась? Мы ж договорились, что ты мне платье подкоротишь, забыла, что ли?

– Ой, мамочки, и вправду забыла! Давай, проходи!

Я хотела припрятать подарки, чтобы не отвечать на вопросы, но не успела.

– Танька, что тут у тебя? Конфетки, шампусик, это откуда все? У тебя богатенький Буратинка завелся, а ты молчишь, тихушница? А ну колись!

– Да мне это... подарили...

– Понятное дело подарили! Вопрос в том, кто подарил! Между прочим, платье-то клевое, фирменное, наверняка дорогущее. Только не говори, что в комке купила за три рубля, не поверю. А это что? Билет? На самолет? Ну дела! Танька, если не скажешь, я сейчас этот билет порву!

– Не смей!

– Не скажешь, посмею, еще как посмею! Говори!

– Черт с тобой! – и я ей кое-как рассказала, о многом умолчав, конечно, а главное, не назвав ни имени, ни фамилии.

– Танька, как красиво! – восторженно воскликнула Райка. – Как в кино, причем не в нашем, а в самом что ни на есть заграничном! С ума сойти! Ой, значит, ты с нами встречать не будешь? Ну и правильно. Лети к своему дядечке, пока зовет. Смотри, какой внимательный, обо всем позаботился, даже деньги на такси дал. Но ты их не трать. На автобусе сто раз доедешь, а то мало ли... Вдруг он там назюзюкается вусмерть, пока ждать тебя будет, и не встретит, как тогда быть? Или вообще помрет, не дай бог, всякое в жизни бывает.

– Замолчи, дура!

– Нет, ну помирать не обязательно, но мало ли, напьется, к примеру, а его в ментовку загребут или в вытрезвиловку, или ногу сломает...

– Райка, заткнись, сучара! Это ты от зависти!

– Это правда, – засмеялась она, – завидки берут! Но я не со зла, просто я знаю жизнь!

– А я, можно подумать, не знаю? Получше твоего!

– Кончай, Танька, не дуйся, у тебя же все клевенько, как в сказке! А Таллин вообще... Европа!

– Ты там была?

– Ага! У матери на работе экскурсия была, еще давно, я, наверное, классе в восьмом училась или седьмом... Красотища! Знаешь, какие там булочки с кремом? Объедение! Ух, у меня слюнки потекли! Слушай, Танька, подкороти платье, не вредничай, тебе раз плюнуть.

– Ладно, давай сюда!

– А конфетку можно попробовать? Я возьму, а? Да не жмотничай, он тебе еще купит!

– Бери, черт с тобой!

– Ты шей, шей, а я чайку поставлю, с такими конфетками под Новый год чайку попить клевенько! Слушай, а твою десятку я тебе сейчас не могу отдать!

– Какую десятку?

– Здрасте, мы же скинулись по десятке, забыла, что ли? Я со всех по рублю сдеру и тебе потом отдам!

– Да ладно, не надо! – великодушно ответила я.

– Мать моя женщина, что любовь с людьми делает! Я всегда тебя жмотиной считала, тетка тоже говорила: Танька – кулацкое отродье!

– Ой, не напоминай про тетку, с души воротит! И вообще, ты помолчать не можешь?

– Не-а, не могу! Ты небось хочешь в тишине предаваться мечтам о любимом? Не фига! Я уйду, тогда и будешь предаваться! Ты лучше скажи, он красивый?

– Для меня – самый красивый на свете! А вообще – не знаю.

– Как его фамилия?

– Много будешь знать, скоро состаришься!

– Вредина ты, Танька! А зовут как?

– Тебе не все равно?

– Конечно нет, охота знать, как в наше время зовут таких, которые способны... Ой, Танька, теперь ты точно невинность потеряешь! Если он, конечно, не импотент! А что, кстати, очень даже может быть, он же пожилой...

– Кто о чем, а вшивый о бане!

– Знаешь, я когда в больнице лежала, там была любовница одного кинорежиссера, так она говорила, что он уже ничего не может...

– Когда это ты в больнице лежала?

– Да в августе, аборт делала.

– Аборт? – ахнула я.

– Ну да, аборт, а что ты так испугалась? Дело житейское, у меня это уже второй... Но теперь я спираль вставила, хватит с меня, и тебе советую. Между прочим, ты там своему скажи, если он чего-то еще могёт, пусть предохраняется! Ты ж еще девочка...

– Если ты сейчас не заткнешься, я твое дурацкое платье вообще порву на фиг, поняла? – не выдержала я.

– Все, молчу, я хотела как лучше... Тебя ж некому уму-разуму научить.

– Ты научишь!

– Да ладно, Танька, не боись! В конце концов, аборт это тоже не смертельно! Все, молчу! Ох, хороши конфетки!

Наконец она заткнулась, занялась конфетами, и слава богу. Меня уже мутило от ее разговоров. Я постаралась как можно быстрее покончить с платьем.

– Тань, а ты туда надолго? У тебя ж сессия...

Господи, я об этом совершенно забыла, я вообще обо всем забыла.

– Ну что ты глаза вытаращила? Не бросать же институт из-за всяких... Так что долго задерживаться не советую. И вообще... Лучше мужику не надоедать, держать на голодном пайке, дольше не разлюбит!

– Рай, откуда ты все это знаешь? Можно подумать, тебе сто пятьдесят лет и ты три жизни прожила!

– Я – нет, – рассмеялась Райка, – а вот наша Лялечка...

– Кто это Лялечка?

– Да педагог наш, Елена Дмитриевна Клейн, она все знает, ей уже семьдесят три, она в молодости, видать, давала шороху, а теперь нам опыт передает. Она говорит, что героиня оперетты должна быть женщиной на двести процентов!

– А разве можно этому научиться?

– Можно! И нужно!

– Что ж ты тогда два аборта сделала?

– Страстная я очень, – вздохнула Райка, – мне как приспичит, обо всем забываю!

Я расхохоталась.

– Ну чего ты ржешь? Ты про это дело еще ничего не знаешь. Между прочим, имей в виду, девушки далеко не сразу во вкус входят. Все зависит от первого мужчины. А мне такой попался... Рассказать?

– Нет, спасибо! Терпеть не могу такие разговоры!

– Дура ты, Танька! Как есть дура!

Наконец она ушла. А я, оставшись одна, вдруг начала дрожать. Как овечий хвост! Неужели заболела? Или от страха? Конечно, от страха. Еще бы не бояться! Тем более Райка наговорила всяких ужасов – напьется, умрет, сломает ногу... Но взглянув на часы, я поняла, что если не брать такси, то самое позднее через полчаса надо выходить. Я стала лихорадочно собирать вещички и чуть не разревелась. У меня было такое некрасивое белье! Как-то до сих пор меня это не волновало, а теперь... Но что делать? Спасибо, есть новые трусики, беленькие, хлопчатые, а вот лифчик более или менее приличный только один... Вернусь из Таллина, поеду во «Власту» или в «Лейпциг», пусть придется отстоять какую угодно очередь...

На улице у подъезда я столкнулась с соседкой, она выгуливала Митьку.

– С наступающим, Таня! Ты куда это собралась?

– И вас также! Да к подруге за город еду! – сама не знаю зачем соврала я.

– Счастливо тебе!

– Спасибо!

По дороге в аэропорт я вдруг подумала: а что, если рейс задержат? Меня даже в пот бросило. Все ведь может сорваться из-за нелетной погоды. И почему бы Никите Алексеевичу не прислать мне на поезд? Куда лучше было бы... Но самолет улетел по расписанию. Да и лететь всего ничего, меньше двух часов. Неужели я выйду в Таллине и он встретит меня? Я старалась не думать о том, что будет дальше. Одно ясно – мы будем вместе встречать Новый год. Интересно, где? В компании? В ресторане? Но лучше не думать... А как не думать, если думается? А что будет завтра, послезавтра? Ну, завтра у него будет похмелье... А послезавтра он, наверное, отправит меня назад, у меня же сессия... И как это все будет? Продолжатся потом наши отношения или нет... Ах, да какая разница! Главное, что он сделал мне настоящий новогодний подарок, сюрприз, какого у меня уже никогда в жизни, наверное, не будет, и гори оно все синим пламенем! А в сумке лежит платье, просто роскошное платье, которое мне купил мой любимый Никита... Алексеевич. А еще я увижу новый сказочный город...

Но вот самолет приземлился. Люди повскакали с кресел, началась толкучка.

Я постаралась побыстрее протиснуться к выходу и нечаянно толкнула какого-то дядьку.

– Девушка, куда вы так спешите, все равно ведь еще не выпускают! – интеллигентно возмутился он.

– На свидание, разве ты не видишь, Боря? – засмеялась его спутница. – Девушку там кто-то ждет!

Глава 4
Любовь интеллигента в эпоху перестройки

И правда, он ждал меня! Я сразу его заметила, он был выше многих. И показался мне нестерпимо красивым! На нем была светло-серая коротенькая дубленка, под ней бледно-голубой свитер. Шапки не было даже в руках.

– Таня! – крикнул он и шагнул ко мне. – Приехала!

И он обнял меня, как будто так и надо, как будто у нас с ним вся жизнь общая и все хорошо. А у нас и вправду было все хорошо в тот момент, так хорошо, что лучше не бывает! Он что-то говорил, а я почти ничего не понимала, только кивала головой как китайский болванчик. Он взял мою сумку и куда-то повел. Оказывается, нас ждала машина «Жигули», шестерка. За рулем сидел какой-то мужик.

– Познакомься, Юра, это моя девушка!

– А как зовут девушку? – красивым басом спросил Юра.

– Таня, Танечка.

– Итак, она звалась Татьяна! – хмыкнул Юра.

Мы с Никитой Алексеевичем сели сзади, он обнял меня и поцеловал в щечку.

– Куда едем? – спросил Юра.

– Сначала в «Виру»!

А мне было все равно, куда меня везут, я готова была ехать вот так хоть на край света.

– Ты первый раз в Таллине? – тихо спросил он.

– Первый.

– Тебе понравится.

Я глянула в окно. Там в темноте только мелькали фонари. Ничего, завтра все увижу, решила я и закрыла глаза. Мне, сказать по правде, было плевать на все красоты мира в этот момент. Главное, что он рядом, так близко...

Мы очень быстро доехали.

– Ник, что теперь-то? – спросил Юра.

– Сейчас Таню провожу и вернусь.

– Как? – испугалась я.

– Не волнуйся, через час я за тобой заеду, – он ласково потрепал меня по волосам. Потом вылез, обошел машину, открыл дверцу и подал мне руку. Я ничего не понимала. Мы стояли возле высотного здания.

– Это что?

– Гостиница! Между прочим, самая лучшая в Таллине.

– Вы тут живете?

– Нет, тут будешь жить ты.

Мы поднялись по ступенькам и вошли. В дверях стоял швейцар. Мама дорогая, я никогда еще не жила в гостинице! В холле толпился народ, слышалась незнакомая речь.

– Сядь вот тут и дай свой паспорт, я сейчас, – сказал он, усаживая меня в шикарное мягкое кресло. А сам подошел к девушке, сидевшей за стойкой, что-то сказал и вскоре вернулся с паспортом и вложенной в него бумажкой.

– На вот, заполни анкету. Ручка есть?

– Нет.

– Вот, возьми. – Он достал из кармана шикарную авторучку. – Э, да у тебя руки дрожат, бедная девочка. Давай паспорт, я сам заполню. И заодно узнаю о тебе кое-что. Итак, Шелехова Татьяна Владиславовна, тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года рождения. Место рождения... О Господи, поселок Кусьё-Александровский! Это где же?

– На Урале.

– Какое чудное название, ты потом обязательно мне про него расскажешь, ладно?

Он заполнил анкету, отнес ее и вернулся с ключом, на котором висела большая деревянная груша.

– Ну, пошли! – улыбнулся он и взял мою сумку. – Да, я забыл спросить, платье-то впору?

– Ой, да, спасибо, я...

– Оно здесь, в сумке?

– Конечно, зачем вы спрашиваете?

– Просто безумно хочется тебя в нем увидеть.

Мы вошли в лифт, куда набилось еще много каких-то иностранцев, это были сплошь мужики, и все, как мне показалось, пьяные. Никита Алексеевич загораживал меня от них. Но вот мы и приехали. Прошли по длинному коридору, и он остановился у двери с номером 519.

– Видишь, какой замечательный номер. Пятерка – это твоя отметка, а девятнадцать – твой возраст. Заходи.

Я вошла и обомлела. Вот это да!

– Танюша, я должен сейчас ненадолго оставить тебя одну, а ты пока прими душ, наведи красоту и ровно через час будь готова, мы поедем встречать Новый год.

– Куда поедем?

– Увидишь! Устраивайся, девочка.

И он ушел. А я осталась в полном смятении. Что все это значит? Он меня даже не поцеловал по-настоящему... И поселил одну в гостинице... А сам живет где-то в другом месте... Я как дура стояла в пальто посреди шикарного номера и ничего не понимала. Но делать нечего, надо устраиваться! И принять душ, он сказал, чтобы я приняла душ, наверное, думает, что я немытая? А где, кстати, принимают душ? Я открыла дверь в прихожей, но это оказался шкаф с вешалками и полочками. Толкнула вторую дверь, и там была ванная! Ну надо же, какой шик! И унитаз имелся, а на нем бумажная лента с надписью на трех языках «Продезинфицировано»! Во дают! А еще на раковине какой-то странный кран, я таких сроду не видела. Он не откручивался, а поднимался! Здорово! А занавеска над ванной полосатенькая, черно-белая, полотенец шесть штук. И все желтенькие! Но тут я опомнилась и посмотрела на часы, у меня оставалось только сорок минут! Голову помыть уже не успею, ну да не страшно, я сегодня утром мыла. Сегодня утром, когда у меня была еще совсем другая жизнь, в которой все было по-другому, и сама я была другой. Та Таня не жила в шикарных гостиницах, не летала на Новый год в город Таллин к любимому, и у нее не было такого красивого, такого дорогого платья... Ой, мамочки, скоро уже придет Никита... Алексеевич, а я раздетая! Я мигом оделась, натянула платье, расчесала волосы, хотя Агния когда-то мне, еще соплюшке, внушала: «Сначала приведи в порядок голову, а потом надевай платье!» До назначенного времени оставалось еще минут пять, и вдруг... Я похолодела: на колготках дырка, маленькая совсем, но на самом видном месте, пониже колена, а других у меня нет. И лака с собой нет замазать дырку, чтобы больше не рвалась... Я попробовала мылом, но от каждого движения она становилась больше. Это была катастрофа! И тут раздался стук в дверь.

– Таня, это я!

Я распахнула дверь.

– Господи, что с тобой стряслось, ты плачешь? В чем дело? – перепугался он.

Ну не могу я сказать ему, в чем дело! Не могу и все!

– Танюша, детка, тебя кто-то обидел? Может быть, я? Ты расстроилась, что я бросил тебя тут одну?

– Нет, что вы...

Чтобы он не заметил дырку, я села на кровать и краешком покрывала прикрыла ногу. Он внимательно на меня посмотрел.

– Ну-ка, что тут у тебя? Колготки порвались! А других нет, ситуация поистине трагическая, – засмеялся он. – Но поправимая. Сиди здесь, я добуду тебе колготки, чего бы мне это ни стоило!

И он почти бегом вышел из номера.

Господи, какой же он хороший! Конечно, колготки он вряд ли найдет, тридцать первого вечером, уже одиннадцатый час, но, может, оно и лучше, мы никуда не пойдем, останемся тут, вдвоем... – От этой мысли меня кинуло в жар. А еще я вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась, просто живот подвело, я ведь с самого утра ничего не ела. Интересно, куда он побежал? В какой-нибудь магазин поблизости? Но там может не быть колготок... Под Новый год все разбирают... Не прошло и двадцати минут, как в дверь опять постучали.

– На, держи!

Я ахнула. Он сунул мне новенькие импортные колготки, серого цвета, в красивой упаковке.

– Живо переодевайся, а то мы опоздаем! Да смотри, не порви опять, больше я уже ничем тебе помочь не смогу, если бы ты знала, чего мне это стоило! – засмеялся он.

Я помчалась в ванную и через несколько минут вышла оттуда, страшно довольная. Серые колготки замечательно шли к голубому платью.

– Таня, красавица моя! По-моему, я заслужил поцелуй!

Я вдруг расхрабрилась, подошла к нему, встала на цыпочки и чмокнула его в щеку.

– Это не поцелуй, это чистой воды профанация. Дай-ка я сам...

Он схватил меня, обнял и поцеловал по-настоящему, как в кино. И целовал долго, но тут со мной случился новый конфуз – забурчало в животе от голода. Только бы он не услышал. Но он услышал.

– Господи ты боже мой, вечно мы, мужики, лезем целоваться, а девушка помирает с голоду. Ты небось с утра ничего не ела? Бледная совсем. На вот, возьми, замори червячка! – Он сунул мне небольшую шоколадку. Я разломила ее и половинку протянула ему.

– Да что ты, ешь сама, девочкам полезно есть шоколад, у них... Ах, что я несу, у меня от тебя голова кругом идет. Танечка, нам пора!

Он подал мне пальто, взял под руку, и мы быстро пошли к лифту. Там опять было полно пьяных иностранцев.

– Это финны, – шепнул он мне. – У них сухой закон, вот они и ездят напиваться в Таллин и Ленинград. Как выходные или праздники, от них спасу нет!

Мы сели в другую машину, где за рулем был уже другой дядька. Этот молчал всю дорогу, и Никита Алексеевич с ним тоже не вступал в разговоры.

– Куда мы едем? – робко спросила я.

– За город, к моим друзьям. У них большой дом, тебе понравится.

Но мне не понравилось. Мне все там не понравилось, хотя я никогда раньше таких домов не видела. Огромный, двухэтажный, комнаты большие, красиво обставленные, камин горит, елка до потолка, украшенная только серебристыми игрушками. Ни одного цветного шарика. Я понимала, что, наверное, это красиво, стильно, как сказала бы одна девчонка с нашего курса, но на меня почему-то от этой стильной елки веяло холодом, несмотря на камин. Народу было много, встретили меня вроде бы приветливо, но что-то мне все-таки мешало...

– Ник, где ты добыл такую прелесть? – подошел к нам пожилой дядька с какими-то моржовыми усами. – Как вас звать, милое создание?

– Таня, ее зовут Таня, и предупреждаю, руками не трогать!

– Да что ты, Ник, но любоваться-то можно? Давно уж в нашей компании не было таких юных дев! А что ж ты меня не представишь?

– Танечка, это Виталий Витальевич Авдеев, наш знаменитый режиссер, ты видела «Ничто не вечно»?

– Ник, не говори глупости, как Таня могла видеть «Ничто не вечно», если фильм сразу положили на полку? А вот «Апрельские сны» вполне могла видеть, и «Майскими короткими ночами» тоже!

Я молчала, я этих фильмов, наверное, не видела или не запомнила, а режиссер, поняв это, сразу же утратил ко мне интерес. В компании было человек десять и все немолодые, некоторые даже старше Никиты Алексеевича. Около камина спал огромный, белый с черными пятнами пес. Он ни на кого не обращал внимания, не лаял, и я его не боялась и все посматривала в сторону большого, красиво накрытого стола. Несмотря на шоколадку и некоторую неловкость, которую я тут испытывала, мне ужасно хотелось есть. И Никита Алексеевич не забыл об этом. Он взял со стола пирожок и сунул мне.

– Съешь скорее!

Но я не могла... Мне было неудобно одной есть, казалось, все на меня смотрят. Так и сидела как дура, зажав пирожок в руке. Но тут появилась еще одна пара. Хозяева дома. Высокая женщина в длинном серебристом платье и мужчина в черном костюме с галстуком-бабочкой.

– О, Марет, ты, как всегда, неподражаема! – неискренне, как мне показалось, воскликнула женщина в ярко-малиновом платье. – Эти серебристые тона...

– Но ведь мы встречаем год зайца, просто серый все-таки скучноватый цвет для праздника, согласитесь! – с едва заметным акцентом проговорила Марет.

– Но, кажется, это будет год синего зайца! – засмеялся кто-то.

– Синий заяц? – в притворном ужасе произнес Виталий Витальевич. – В нашем советском обществе нет места формалистическим вывертам, где вы видали синих зайцев? Нет, товарищи, надо быть ближе к природе, ближе к нашей социалистической действительности!

Он, конечно, придуривался, я сразу поняла. Видно, кого-то передразнивал.

– Никита, это и есть твоя девушка? – обратила на меня внимание великолепная Марет. – Что ж ты нас не познакомишь? Здравствуйте, Таня! – Она протянула мне руку с роскошным серебристым маникюром, а я с перепугу сунула ей руку, в которой был зажат пирожок, пирожок упал, на лице Марет промелькнула слегка брезгливая улыбка, меня бросило в жар, но Никита Алексеевич сразу пришел мне на помощь.

– Таня умирает с голоду, я сунул ей пирожок, а она стесняется, давайте наконец сядем за стол и проводим старый год, уже без двадцати двенадцать, между прочим! – Он поднял пирожок и отнес собаке. Та лениво повела носом и, не поднимая головы, приоткрыла пасть. Раз – и нет пирожка!

Все стали рассаживаться. Никита Алексеевич обнял меня за плечи и усадил рядом с собой.

– Девочка моя, я так счастлив, что ты здесь, со мной...

– Я тоже, – прошептала я.

Он наливал мне вино, накладывал что-то на тарелку.

– Ешь, не стесняйся, но помни, что потом еще будет потрясающий гусь. Любишь гуся?

– Наверное, я не знаю...

Телевизора не было. Интересно, как они узнают, что уже Новый год?

Вдруг раздался бой часов, но не кремлевских, а старинных напольных, что стояли в углу. Очень красивый бой, я никогда такого не слышала.

Вот тут все вскочили, стали чокаться, поздравляться, а Никита Алексеевич сказал тихо:

– Таня, давай выпьем за нас, глядя в глаза. И не надо стесняться! – Он смотрел на меня, и в его невозможных глазах отражалась любовь... Или мне так хотелось? Но я ее там видела и была счастлива... Однако это продолжалось недолго. Они, наевшись и выпив немножко, завели разговор о политике, и буквально через десять минут началась свара. Одни говорили, что верят Горбачеву, а другие, что нет. Кто-то кричал, что вся эта перестройка и гласность затеяны только для того, чтобы выявить наиболее опасные тенденции в обществе, а как выявят, так опять кислород перекроют еще хуже прежнего, так гайки закрутят, что только держись, поэтому ни в коем случае нельзя расслабляться, вон в Китае тоже когда-то объявили, пусть расцветают все цветы, а потом такое началось и вообще...

– Да ты пойми, чудак-человек, – схватив кого-то за грудки, горячился Никита Алексеевич, – все это только отчасти связано с идеологией, а главное – экономика, мы дошли до ручки, дальше уже ехать некуда, да и оружием бряцать тоже опасно стало... Но этой поблажкой, пусть временной, надо воспользоваться, чтобы стребовать с властей как можно больше свобод, потом отнять их все разом вряд ли кто посмеет...

– Нет, это ты чудак! Они посмеют! Еще как посмеют! Посмели же ввести войска в Прагу, не задумались!

– Время уже другое, почти двадцать лет прошло!

– Да в совке всегда одно время – совковое!

И все в таком роде. Не то чтобы мне было наплевать на все, что творилось в нашей стране, нет, конечно, но в Новый год, когда мой любимый, совершенно забыв обо мне, горячо отстаивал свою веру в Горбачева и его перестройку, я пришла в отчаяние. И все думала, как бы так невзначай обратить на себя внимание, может, он все-таки вспомнит, что сам выписал меня из Москвы. А зачем, спрашивается? Но ничего умного в голову не приходило. Хотелось мне, конечно, повести себя как Танька с улицы Углежжения: топнуть ногой, стукнуть по столу, выругаться матом, но я понимала, что это – конец. И тогда я тихонько отползла от стола, ушла в смежную комнату, где стояла елка, и прилегла на красивый светло-бежевый диванчик. Я вдруг страшно устала, как будто из меня выпустили воздух. Ничего, полежу немножко и оклемаюсь. А в столовой продолжали гомонить на политические темы. Черт бы вас всех побрал, и зачем я сюда приперлась из самой Москвы? Я закрыла глаза и тут же заснула. Проснулась как от толчка и сразу услышала какой-то разговор. Два женских голоса. Видимо, эти женщины сидели в креслах недалеко от моего диванчика. Они говорили вполголоса, но я слышала каждое слово.

– Кошмар какой-то, весь праздник испортили своей политикой, так я и знала! Сейчас вообще невозможно стало встречаться со знакомыми. Чуть что, кто-то лезет в бутылку! Наверное, лучше было бы просто лечь спать у себя дома.

– Вот Никитина нимфетка так и поступила.

Я насторожилась, хотя понятия не имела, что такое «нимфетка».

– Ну, ты не права, она вполне половозрелая особь, только, по-видимому, мало тронутая цивилизацией. И зачем он ее сюда привез?

– Ну, это более или менее понятно, зачем. Она свеженькая, аппетитная. А Ник стареет, раньше ему нравились зрелые женщины, с шиком, а эта пейзаночка...

Так, еще одно незнакомое и довольно противное слово...

– А все-таки странно, что он не уехал на Новый год в Москву.