Текст книги "Исповедь Гаритоны (СИ)"

Автор книги: Екатерина Старцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Это был поход. Мне только что рассказали, что один из моих неудачливых поклонников не доволен тем, что я имею явное отношение к магии. А, по-моему, он меня просто боялся. И до сих пор боится. Этот страх перед сильной женщиной, ведьмой, живет веками. И, раз захлестнув, этот страх остается с человеком на всю жизнь. Так вот, теперь этот юноша говорит, что за ношение пентаграммы (все, как положено, на два рога сверху, с козлиной мордой внутри) нужно морду бить. Это что же, девушку – по морде?

Это меня взбесило. Ну, еще бы, девушке морду бить! Когда-то моя школьная учительница сказала, что женщину нельзя ударить даже цветком. Запомнила и полностью согласна. Я ненавижу мужчин, которые смеют ударить женщину. Но данная проблема не затрагивает моего общения с отцом.

Было пасмурно, и я решила, что если обратиться к отцу – беды не будет. Я просила о хорошей погоде. Но прежде я попросила отца дать знак, что он слышит меня. Солнца не было и просвета в тучах не намечалось. И вдруг – у моих ног – солнечный луч. Минуту-две – солнца, а потом – снова тучи. Это было здорово! Это было многообещающе. Я наконец-то уверилась, что меня поддерживают высшие силы. хоть и мои родители... Но, все равно, здорово!

Дождя не было. Небо так и не пролило свои слезы на наши головы. Я подарила отцу венок и еще один положила на кумир. Не только я поклоняюсь отцу. Руководитель нашего похода тоже выделял моего батюшку из скопища разнообразных богов. Наши действия придали отцу силы, он был доволен. Этого было достаточно для того, чтобы вдохнуть в меня силы для дальнейшего совершенствования моих способностей.

* * *

Мы сидели друг против друга. Мы смотрели в глаза друг другу. Сначала наши взгляды были похожи на скрещенные клинки. Потом между нами установился энергетический мостик. Мы смотрели друг другу в глаза, мы познавали друг друга. Мы должны были встретиться, и вот, мы вместе. Мы уже не каждая сама по себе, мы – почти единое целое. Это великое чувство – единение взглядов и душ. Мы так долго искали друг друга.

Я смотрела в глаза Девочке. Я смотрела в эти глубокие, полные странного света глаза. Темно-карие. И, я знаю, она так же тонула в омуте моих зеленоватых глаз. Не знаю, что она видела там. Быть может, мы просто играли энергией. Но сначала я почувствовала головокружение, а потом увидела картинку. Интересно, было бы что-нибудь, если бы поблизости не было Кэвина?

Глубокая ночь, но никто и не думал спать. Походный лагерь, горят костры. Костры расположены кругом, чтобы со всех сторон освещать площадку в центре. На площадке – два воина. Одним из них была я, другим – она. Значит, мы встречались и раньше, ведь так? Это был бой. Но не думаю, что мы были врагами тогда.

Это был тренировочный бой. Мы были одеты в странные доспехи и рогатые шлемы. У меня за спиной волосы были собраны и заплетены в косу. Волосы моего соперника свободно рассыпались по плечам. Мы кружили друг против друга, у меня в руках был огромный двуручник, у нее – копье. Такие мини-турниры проходили в нашем лагере еже вечерне и до глубокой ночи.

Я не знаю, чем закончился наш поединок. Но я знаю, я рада, что мы встретились теперь. И спасибо Непобежденному за это. Но только за это, увы. Он мешал нам сосредоточиться. Наша игра его, похоже, пугала. И он хотел ее прекратить, не понимая, что тем самым может здорово навредить нам. Такие игры нельзя прекращать внезапно, внезапные переходы излишне сильно бьют по игрокам.

Об этом знал Кэвин. Он никогда прежде не раскрывался передо мной, а сейчас, почувствовав могущество другого, не стал таить свое. Кроме меня, все понял только он. Мой лунный брат, один из лучших, и в данный момент – самый желанный. Я не могу спокойно смотреть на его улыбку, она просто сводит меня с ума. Впрочем, Кэвин знал, что я отношусь к нему несколько иначе, чем ко всем остальным. Знал, и принимал это, как должное.

Потом, когда мы пойдем провожать Девочку, Непобежденный будет страшно доволен своей находчивостью, я буду равнодушно взирать на его радость и злорадно думать, что в любой момент могу превратить ее в горе. Но пока я останусь с Непобежденным, это приближает меня к Кэвину. А что может быть важнее сейчас, когда я рискую, как дура, влюбиться в собственного лунного брата.

Игры. Все бы только играть. Мы с Девочкой отлично поняли друг друга, настолько, что недоразумения между нами полностью устранились с самого начала. Это было здорово! Если бы еще в остальном все было так просто! Но в этой игре, такой простой с виду, я внезапно ощутила и еще что-то. Ах, ну да, Кэвин стал для меня истинно равным или даже сильнее.

Мы проводили Девочку, и чем дальше я думала, тем лучше понимала, что нужен мне Кэвин, Кэвин и только Кэвин. Что было делать мне? Терпеть и ждать своего часа? Да, наверное, но сколько я могу ждать? Мне больно, порою настолько, что хочется умереть. Если бы я знала, что в любви бывает такая боль! Впрочем, ладно, боль можно перетерпеть, а как мне перетерпеть любовь?

Кэвин заметил весело:

– Нам с тобой нужно как-нибудь обсудить, как ты оценила ситуацию.

Я кивнула. Это здорово, здорово, здорово! Я пойду на все, чтобы подольше оставаться рядом с Кэвином. Состояние не депрессивное, но, все равно, не особенно приятно. Матушка, матушка, как я люблю твоего сына! За что ты подарила ему такое обаяние и такую силу, и почему столкнула нас сейчас?

* * *

Мать закрыла мне выход в астрал. На месяц. Не в виде наказания, нет. Просто, простившись с Черной Тенью, я не удержалась от дерзости, и самоуверенная девочка решила мне отомстить. Искала меня в астрале. Матушка решила, что не стоит рисковать, несмотря на то, что Черная Тень – тоже ее дитя, а у меня очень хорошая защита. Еще я вышла на учителя Черной Тени. Моя судьба должна была решиться в ближайшее время.

В принципе, огненный бог был готов взять меня в ученицы. Его останавливало только то, что у меня женская сущность. С женщиной трудно сладить. У Черной Тени была сущность мужская. Агни решительно напомнил мне, что поступки женщины даже сам Сатана порой не объяснит. И причиной проклятия рода человеческого является тоже именно женщина.

Я добилась только одного, – огненный бог обещал подумать и сообщить мне о своем решении. И все равно, я была почти спокойна. Я знала о себе, что я сильная. Этого достаточно, чтобы легионы тьмы, изрядно ослабленные распрями, захотели воспользоваться моей помощью. Наверное, не ошибусь, если скажу, – адепты темных себя еще покажут! И, действительно, Пьер Паук позвонил мне почти сразу. Вот уж не подумала бы, что он – заодно с магистром сатанистов.

Впрочем, могла бы догадаться, что они заодно. Тогда, в день торжества смятения, магистр сатанистов сам нашел меня и предложил свои услуги. О моих бедах знал только Паук. Мы мило поболтали с магистром, и я осмелилась отказаться от его услуг. Единственное, чего он добился, – договора о невмешательство в дела друг друга. И еще, я пообещала подумать об участии в Ламмасе. Заняться все равно было нечем, и звонок Паука был как нельзя кстати.

Собирались дома у Паука. Пришел магистр, и, воспользовавшись задержкой, переоделся в черную, вышитую магическими символами таумантию. Паук с загадочным видом пообещал мне сюрприз. Раз сюрприз – не стоит спрашивать, в чем дело. Я задумчиво следила за приготовлениями магистра и Паука, и мне казалось, что все это – во сне. Сейчас я переоденусь в свое магическое платье из легкого черного шелка, и мы пойдем к месту встречи.

Я находилась в компании двух не просто симпатичных, а до одурения обаятельных мужчин. Собственно говоря, они даже внешне были немного похожи. Невысокие, изящно-интеллектуальные, красивые, а в глазах – тьма. Ничего не сделаешь, такие они и есть, одержимые тьмой, поддерживаемые высшими и поддерживающие власть тьмы на земле.

Я не боюсь их. Догадываюсь, что я и сама такая. Мое обаяние тоже действует на других. Но это, наверное, не так заметно. Я еще учусь пользоваться своей властью, а они уже научились, и вовсю распоряжаются своей великой властью в своем замкнутом мирке. Это интересный мир, но в нем царят волчьи законы. Я буду освобождена от выполнения большинства из них, я – гостья магистра. Я пришла сюда всего лишь из любопытства.

Кто сказал, что у сатанистов анархия? Там очень сложная структура подчинения, и я до сих пор благодарна Сатане за то, что я в ней не состою. Просто я была всего лишь гостьей магистра. Официальная часть обещала быть небольшой. Ламмас – одна из вех колдовского сезона, ночь высокого колдовства. Многого от него не ждут, но как веху отмечают непременно. Мы сидели у жаркого, потрескивающего костра, как приехали, втроем. Уже была принесена жертва. Белый голубь был заколот на черном алтаре обсидиановым кинжалом. Пролитие крови взял на себя сам магистр, и его подданные вопили и завывали в экстазе, пока он читал восхваляющую молитву для Сатаны. Спокойны были лишь двое, – я и Паук.

Паук стоял у самого алтаря, сложив руки на груди. Он был одет в черную таумантию (позже я узнаю, что черная таумантия без всяких знаков различия – сама является знаком приятия Абсолютной Тьмы, особого приближения к Сатане). Он был спокоен, и лишь его губы повторяли следом за магистром молитву. Он знает все молитвы, восхваляющие Сатану.

Потом сатанисты оттягивались, как могли. Шабаши обычно заканчиваются оргиями. Удивительно ли, что к сатанистам приходят люди либо закомплексованные и склонные к подчинению стае, либо садо-мазохисты, имеющие возможность на шабашах с головой нырнуть в разврат. Такие люди, как Паук и магистр, здесь исключение. Они – властители, и могут вести себя не так, как принято, а как хотят.

Мы говорили о магии и о Тварях. Магистр с легкостью отражал атаки Черной Тени. Как я и предполагала, она больше хвасталась, чем делала. Я кое-что рассказала магистру, он смеялся до слез. Паук после моего рассказа тоже прямо-таки катался по траве. Как оказалось, у Черной Тени великолепная фантазия. Ну что же, это не удивительно.

Магистр, оказывается, имел преимущество мысленного контакта с высшими (по крайней мере, с учителем). Более того, когда кому-то из высших нужно было отдать приказание, или просто пообщаться (кто сказал, что высшим чужд грех болтливости?), он мог вызвать магистра в любое время дня и ночи. Сам магистр говорил, что этот пункт был включен в договор.

Я видела, как Смирол изображал вызов отца. Впрочем, он быстренько ушел туда, где никто не мог его увидеть, и я не могу поручиться, что его действительно кто-то вызвал. Дело в том, что отец его вызвать не мог, отец был в гневе на своего недостойного сына, и причиной тому был союз времени с огнем, который Смирол поддерживать не желал.

Магистр не скрывал вызова. Да и от кого его было скрывать? Все его подданные беспечно веселились, правда, их фантазия не уходила дальше единичных и групповых совокуплений. Правда, были весьма любопытные позы и извращения, которые я, пожалуй, опущу, не хочу опошлять свои записки описанием подобной мерзости.

Магистр по-прежнему сидел с нами, но, по-моему, совершенно не реагировал на свет, запахи и шум. Его глаза были пустыми и остекленевшими. Он был не с нами, здесь и сейчас, он был где-то, когда-то, с каким-то высшим. Мы терпеливо ждали продолжения. Почтительно молчали минут десять. Конечно же, магистр не нуждался в нашем почтительном молчании. Даже если бы мы игнорировали его и говорили в голос, он бы все равно ничего не заметил.

Все когда-то заканчивается, закончился и этот разговор с высшим. Магистр вздохнул, взглянул на нас, его преданных стражей в эту ночь, и улыбнулся. Как бы встряхнулся и превратился в прежнего: никакого напряжения в лице и обаяние на грани помешательства.

– Гаритона, Огненный Бог согласен принято тебя в ученицы. Он считает, что ты достойна такой чести. Ты рада?

Все, кроме последней фразы, было промолвлено очень торжественно. Я кивнула. Ну, конечно же, я рада этому. Новые перспективы, новые знания. Поддержка могущественного. После Сатаны и Перводемона древних Огненный Бог был самой сильной фигурой. Мою радость не было видно внешне, но душа моя прыгала от восторга. К тому же месяц отлучения от астрала истекал. Было лето. Я не знала, что через две недели буду безвозвратно очарована Кэвином.

* * *

Я клялась, клялась себе, что буду делать обереги только по просьбе людей. Только по просьбе, используя камень, который они мне дадут, и не задавая вопросов. И вот, снова не удержалась, но на то был особый случай. Мне любой ценой нужно было защитить сына времени, которого я любила так безнадежно. Но я любила его, я страдала из-за него. А Паук решил, что тот, кто причинил мне страдания, жить недостоин.

Я постаралась отменить приговор. И, все равно, не была ни в чем уверена. Как можно быть в чем-то уверенной, когда Паук что-то вбил себе в голову! Я встретилась с сыном времени на пороге своего института и предложила поговорить. Он торопился, да, но решил пожертвовать частью своего времени, понимая, что иначе от меня не избавишься.

Когда-то я оказала ему важную услугу, и, сдается мне, он честно пытался отвечать мне любовью на любовь, но у него ничего не вышло. Наверное, мы с ним были слишком похожи. А ведь он – эгоист. Он слишком любит себя, а для меня нежных чувств у него совсем не осталось. Впрочем, если бы он полюбил меня, – это было бы слишком большой удачей. Такого подарка мне, конечно же, сделать не могли.

Я уверена, что времени просто необходимо заключить союз с моей матерью, и мой холодный принц еще вернется, чтобы сыграть свою роль. Тогда же мы стояли друг напротив друга, я накрыла его руку своей, и ничего не почувствовала. Холод. Ледяное равнодушие. И все равно я не хочу, чтобы мой замороженный принц умер. Не хочу отвечать за его смерть. И, в самом деле, зачем мне это надо?

Я надела камень на его шею, и он чуть заметно поморщился. Быть может, он гордился своими откровенностью и честностью, но на меня его слова каждый раз действовали, как иерихонские трубы.

– Камни я не ношу принципиально. Приду домой – сниму. Устроит тебя такое положение дел?

– Поступай, как знаешь.

Надеюсь, что за день камень настолько пропитается энергией этого человека, что я смогу получать о нем информацию и на расстоянии тоже.

По крайней мере, если он умрет, я узнаю об этом первой. Не считая его убийцы, конечно. Потому что теперь смерть сына времени для меня будет выглядеть именно убийством. Впрочем, он – любимый сын времени, и, наверное, отец позаботится о том, чтобы сохранить жизнь своего наследника. Почему это должно меня волновать? Ведь он же не любит меня. Нисколько не любит, ну, то есть совершенно.

Но сердцу не прикажешь. Тогда я уже утратила иллюзию о возможности сначала познать его, а потом – заставить полюбить. Не потому, что это не совсем честно, а просто – не полюбит. Следовательно, и пробовать не стоит. Кэвин – вот кто может перекрыть все мечты о сыне времени. Если бы я только могла быть рядом с ним! Пусть даже это будет выглядеть безумно.

* * *

Я смотрю на него, и не могу отвести взгляд. Он слишком хорош, чтобы я им не любовалась. И речи не может быть о том, чтобы постараться забыть его. Можно было раньше. Теперь – никак. Теперь он понимает, что нужен мне, хоть и не говорит "да" или "нет". Надеюсь, что я ему тоже нужна. Его потерю я не переживу.

Как он двигается! Осторожно, мяконько, как кошка. Рядом с ним другие мужчины кажутся шумными и неуклюжими. Как странно, что я так долго не обращала на него внимания. Впрочем, что уж теперь? Дело не во мне, а в нем. Он как-то неуловимо изменился, словно перешел на новый уровень силы, и я заметила это мимолетное изменение, этот переход. Мне он показался вспышкой.

И что мне было делать? Я всегда считала себя сильным человеком. Я и была сильной рядом с другими мужчинами. А Кэвин был сильнее меня. Много сильнее. И это – мой лунный брат, моя лунная любовь. Я не хотела покоя, я хотела любви. Искала ее, но никак не могла найти. И что со мной теперь, что мне делать? впрочем, я обязательно во всем разберусь, все пойму. Рано или поздно пойму.

Я выдала себя раньше, чем рассчитывала на это. Во всем виноваты игры. Игры, которым несть числа. Благодаря этим играм и самую жизнь принимаю, как игру. Я смотрю в его голубые глаза и готова кричать, что я люблю его, я не могу без него, никакие ритуалы меня не успокоят, никакие выходы в астрал не спасут. Почему? За что?

Он улыбнулся и едва заметно кивнул. Понял и принял. Или не принял? Все равно. Главное – теперь он знает, как я к нему отношусь. Впрочем, не нужно предаваться иллюзии, он и раньше знал это. Только мне непременно нужно, чтобы у него не было путей отступления. Не хочу его терять. Я сойду с ума, если потеряю его.

Позже он тяжело вздохнет и спросит, – зачем мне Непобежденный. Я отвечу, что только через моего обаятельного рыцаря смогу выйти на Девочку и понять ее силу. Я не скрывала от него своих чувств. Бесполезно. И мы будем стоять друг против друга, глядя друг другу в глаза, и я готова кричать о нежности и боли. Взрывоопасная смесь. Что может быть страшнее влюбленной женщины?

Я видела это. Юноша в одежде шута срезал розы. Багряные, алые и нежно-розовые. Этим юношей была я. Я тогда умела и любила составлять букеты. Может быть, именно это занятие меня так увлекло, что я не заметила (сказать – не заметил?)... Что шут не заметил подошедшей сзади дамы. Одетой в пышные наряды златовласой красавицы. Это была дочь хозяина замка. Но она не любила знатных гостей своего сурового батюшки. Она любила шута.

И вот уже розы забыты и рассыпаны по траве, а двое юных голубков срывают плоды своей любви, которая завершится так трагично. Видение внезапно закончилось, но я уже знала его финал. Я знала, что шут умрет под пытками, заплатив своей жизнью за любовь к знатной даме, но последним словом, которое слетит с его губ после смерти, будет имя его возлюбленной. Он не отрекается от своей любви даже в смерти.

Это было как раз к месту. Просто к месту, и все тут. Быть может, я увидела бы и еще что-то, в последнее время у меня вообще хорошо обстояли дела с виденьем, но один из молодых людей из нашей компании решил пошутить, и коснулся одновременно моего плеча и плеча Кэвина. Это была вспышка!

Этого придурка отнесло от нас на десяток метров, и он лежал на земле, глядя на нас огромными глазами, явно ничего не понимая. Кэвин виновато улыбнулся:

– Мы становимся опасны для окружающих.

Я кивнула:

– Да, но, по-моему, окружающие сами виноваты, если не соблюдают технику безопасности при работе с высокой энергией.

Именно. Это была высокая энергия. Энергия, генерируемая всего лишь взглядом. Напротив меня стоял опытный энергетик, да и у меня, если подумать, потенциал такой, что закачаешься. Кэвин завораживающе улыбнулся:

– И, все-таки, давай прекращать эти игры среди народа.

– Ты понял все, что тебе нужно?

– Я понял достаточно, чтобы принять решение.

Опять странности. Я начинаю волноваться и тревожиться. Мало ли я теряла друзей? Мало ли у меня было шансов, и сколько из них я использовала? Я любила людей сильных и недоступных, благодаря сыну времени я превратилась в безжалостную хищницу, а теперь я снова позорно слаба. И моя нежность к Кэвину – это только первый шаг. Будет хуже. Будет гораздо хуже.

Но я готова вынести все, чтобы быть рядом с ним. Если бы я только могла! Но об этом я еще не имею никакого понятия. Во всяком случае, – пока. Впрочем, все сбудется, ни сейчас, так потом. Ни с Кэвином, так... Вряд ли я сумею найти мужчину сильнее. Но что делать, что мне делать? Сейчас еще не время впадать в панику. Да и потом – не дождетесь!

* * *

Он не пришел! Он снова не пришел! Это было больно! Впрочем, я уже привыкла к тому, что сын времени всегда был подлым эгоистом, и теперь он решил наказать меня презрением. Напрасно я доверилась ему? А что делать, что мне делать, если я люблю его, люблю трепетно, безумно, и, как недавно выяснилось – безответно.

Это было грустно. Да что там грустно, это было попросту обидно. Я не могла сидеть дома, видеть свою комнату, его фотографию на стене. С удовольствием сорвала бы ее со стены и порвала, если бы это не было так по-детски наивно. Приходится терпеть эту адскую боль. Вот он, мой персональный ад. Что там в нем будет еще?

Куда можно пойти человеку, когда он обижен на весь мир и на один, вполне реальный, объект, собственный дом становится для него тюрьмой, и оставаться в нем – равносильно пытке. Не хочу! Было искушение выйти прямо через окно. Девяти этажей вполне должно хватить. Но, помнится, Сатир сказал: "Суицида не дождетесь!". Неужели же я слабее Сатира? Мы дети одной матери, так почему я должна оказаться слабее?

Вышла из дома в откровенно-вызывающем наряде: топик и короткие шорты. Неплохо, для начала. Тут же ко мне приклеился какой-то низенький полноватый тип, решивший, что раз я легко одета, все это можно легко и снять. Ну-ну. Пришлось отправить его куда подальше, заявив, что предпочитаю крутых мужчин. Грубовато получилось, а что было делать?

Как обычно, когда мне плохо, я иду на набережную. Сегодня продрогла. От реки дул холодный ветер. Это ничего. Я повернусь к нему лицом, пусть сдует с меня боль и желание умереть. Так нельзя, просто нельзя так расслабляться. Почему я поминутно должна напоминать себе, что я сильная? Впрочем, наверное, потому, что на самом деле это не так.

В этот раз все произошло не так, как я хотела бы. Во-первых, боль не проходила. Конечно, она не могла пройти так быстро, но я вообще не чувствовала никакого облегчения. Это было необычно. Прогулки по набережной давали мне энергию и желание жить. А сейчас – смотрю на зеленоватую воду, и мне становится не по себе.

Воду я люблю, хоть вода – коварная стихия. Я – дитя земли, но лажу со всеми стихиями, без исключения. Так, быть может, именно вода поможет мне избавиться от боли? Но это уже – не всерьез. Всерьез было дома. Покой. Самое забавное из всех состояний. Все хотят его, хотя никто не знает, что это такое – покой. Я тоже не знаю. Не хочу покоя. Хочу элементарного забвения.

Чьи-то нежные, но сильные руки обняли меня и осторожно отвели от парапета. Я обернулась, не сразу поняв, что со мной произошло. Это было не "что", а "кто". Паук.

– Ну, девочка моя, не нужно долго смотреть на воду, она располагает к покою. Вечному покою, милочка.

Я кивнула. Паук не дал бы мне безвозмездно уйти из жизни.

Когда-то я оказала Пауку одну важную услугу. Он не забыл об этом. И теперь, чувствуя на плечах его теплые, нежные руки, я поняла, что продрогла. Улыбнулась ему:

– Нет, суицид не для меня. Хотя, вообще-то, состояние хреновое.

Он кивнул. Он всегда был понятливым. Улыбнулся улыбкой бесенка:

– Несчастная любовь?

– Безответная.

– Ну-ка, пойдем ко мне. Нечего тебе тут мерзнуть.

Я не сопротивлялась. Ни к чему. Я уже была у него в гостях. И еще, Паук не мог причинить мне зла. Я отлично это знаю. Впрочем, все получилось даже лучше, чем я могла себе представить. Лучшее лекарство от депрессии – общество Паука. Он успокоил меня и дал новые силы. Он помог мне выйти в астрал и показал один из своих миров. Сын бога смерти и богини разрушения, он мог подарить мне часть своей силы, и подарил ее. Однако одиночные меры – одиночными мерами, а проблемы нужно решать. Пьер интеллигентно зевнул и промолвил небрежно:

– Против несчастной любви может быть несколько типов лекарства. Я предложу тебе три варианта. Убить его, приворожить или заставить тебя забыть его.

Это было, по крайней мере, оригинально. Хотя мне и не подходило.

Ну, во-первых, я не хочу смерти сына времени. Во-вторых, приворожить – не метод. И, в третьих, пусть-ка Паук попробует меня загипнотизировать, и кто его потом будет от диких мигреней лечить? И вообще, не известно, излечима ли мигрень, насланная моей матушкой.

Я объяснила все это Пауку. Довольно толково объяснила. Он кивнул:

– Хорошо, все в порядке. Мое дело – предложить, твое – решать, нужно ли тебе это.

– Да. И я решила, что не нужно.

– В таком случае мне меньше забот. Значит, пускаешь дело на самотек? Ты сильная, справишься. Хочешь яблоко?

Я кивнула. Все, что угодно, чтобы уйти от этого разговора. Он принес сочное, румяное яблоко и протянул мне вместе с ножом:

– Давай, разрежь его. У меня только одно.

Я даже не стала спрашивать, почему я. Знаю, почему. Женщина должна подавать яблоко мужчине, потому что именно Ева соблазнилась запретным плодом.

Каким образом я умудрилась порезаться, для меня до сих пор остается загадкой. Но все-таки порезалась. Паук удивленно хмыкнул:

– Какая ты неловкая!

Отобрал у меня яблоко и нож и резанул себя по руке ножом. Так я стала его сестрой по крови. Мы смешали нашу кровь. Хороший финал для такого вечера. Финал, способный излечить меня от хандры.

* * *

Я была в гостях у Капризки. Капризка хандрила, она в очередной раз приобрела на свою голову безответную любовь. Впрочем, наверное, в ее случае это была все-таки не любовь, а влюбленность. Но тем более чувство это было для нее. Я успокаивала ее, как могла. Но даже фотография ее любимца не могла привести ее в нормальное состояние духа. А потом пришел Кэвин.

Но какой! Настроение на нуле, следовательно, его боль падет на всех окружающих. Он сильный человек, но порою его сила оборачивается слабостью для тех, кто вокруг него. Я отдала ему фотографии (он очень хотел их увидеть) и уселась рядом с ним. Попробую как-нибудь облегчить его мучения, не хочу, чтобы ему было больно. Его боль может уйти, – значит, я отправлю ее в небытие.

Я сидела рядом с Кэвином. Обнимала его за плечи и наблюдала, как он рассматривает фотографии. Вернее, как он их берет. Осторожно, тихо, изящно. Как шулер – карты из колоды. Смешно. Смешно до безумия! Я смотрю на его руки, смотрю, и его умные руки открывают мне еще один сюжет.

Он улыбнулся, а я уже не видела его улыбки. Я видела круглый стол, на нем – подсвечник с семью свечами, за столом сидят пятеро. Впрочем, меня интересовал только один из них. Он был великолепен. Гордый, замечательно красивый мужчина в кружевах и бархате, и в то же время – стальные мускулы и острейший стилет в рукаве.

Орлиный нос, черные волосы ниже плеч, черные, пронзительные глаза. И руки. Умные руки, которые изящно раздают карты. И берут их осторожно, по-кошачьи. Великолепные руки. Только руки выдают в нем не простого игрока в карты. Он – самый лучший игрок. Он играет, наверное, лучше всех на свете!

Говорили, что он заключил договор с дьяволом. Наверное, так оно и было. Кто знает, когда лунный братец, дорогой мой лунный братец, был светлым, а когда – темным. И был ли он светлым и темным? Не знаю. Мне не хотелось этого знать. Картинка внезапно пропала, и снова взгляд Кэвина – глаза в глаза.

– Хочешь помочь мне? Ценю добрые намеренья.

Я кивнула. Конечно же я хочу помочь ему. Другое дело, что я не могу ему помочь так, как нужно. Как-то Кэвин сказал, что нужно, чтобы сделать его мягким и пушистым: тепло, темно и рядом женщина. Если бы я могла! Но только я очень сомневаюсь, что Кэвин позволит мне себя утешить. По крайней мере, – в данную минуту.

Кстати, о минутах – пора домой. Я нежно попрощалась с Капризкой, и тут она предложила:

– Слушай, а пусть тебя Кэвин проводит. Или не хочешь?

– Ой, хочу, конечно же! Только ты сама ему об этом скажи!

– А что, и скажу! Не скажу, думаешь? Кэвин, не хочешь даму проводить?

Не знаю, хотел ли Кэвин меня проводить. А куда он денется, собственно говоря? На улице темно и страшно (ничего я так не люблю, как прогулки по темным улицам, особенно – с сильным мужчиной, таким, как Кэвин). В общем, Кэвин без разговоров оделся, и мы вышли из квартиры Капризки.

Он шел впереди. С некоторых пор в темноте и при неровной поверхности у меня начинается боязнь высоты. А Кэвин шел легко, по-кошачьи изящно, не касаясь перил. И, конечно же, я ему позавидовала. Как он легок, как он изящен! И, разумеется, он споткнулся. Обернулся, и взглянул на меня, обиженно так. Мне едва не стало стыдно.

Еще мне хотелось узнать, что же с ним сегодня случилось. Он явно не в себе, от него был фон на всю квартиру. Капризка и то почувствовала. Впрочем, это был только повод. Повод обнять Кэвина за плечи и тихо спросить:

– Что с тобой, Кэвин?

Он улыбнулся. Сказал, что все в порядке, и попросил показывать дорогу.

Я шла рядом, взяв его под руку. Он шел быстро, так быстро, что мне приходилось почти бежать за ним. Конечно, ему нужно успокоиться, деть куда-то лишнюю энергию, идти быстро, а еще лучше, в идеале – бежать, но при чем тут я? Мы прошли уже полпути, когда я решилась к нему обратиться. Слишком уж гордый и неприступный был у меня вид. Но, в конце концов, что он, принц крови? Обычный, по-моему, человек, смертный. Хотя, насчет обычный, – не скажу. Я ведь тоже не обычный человек. В этом мире мы на равных. Следовательно, чего я боюсь? Все в порядке.

Я наконец-то осмелилась обратиться к моему суровому спутнику:

– Кэвин, иди потише, пожалуйста. Я за тобой не успеваю.

– Успеваешь!

– Но мне тяжело!

– А ты вцепись в меня!

– Но, Кэвин, я же девушка, а не воздушный шарик.

– Женщины обычно гордятся своей легкостью!

Обычно? Ну, значит, я не такая, как другие. И еще, камешек в Ваш огород, мессир:

– Я буду гордиться своей легкостью, когда ты будешь носить меня на руках.

Смех и слезы. Он даже приостановился и взглянул на меня озадаченно. Улыбнулся и снова пошел. Но, правда, не так быстро. Я шла рядом, время от времени поглядывая на него. Почему я не могу справиться с собой? Ну, почему я должна настолько сильно переживать столько раз, когда перед силой мужчины остаюсь бессильна.

Кэвин сделал попытку снова пойти быстрее, и я легонько нажала ладонью на его руку, давая понять, что быстрее идти не следует. Он посмотрел на меня с легкой улыбкой:

– Любишь ты баловаться, как я посмотрю.

Честное слово, я не поняла, что он имел в виду. Умеет Кэвин озадачивать людей, умеет. Впрочем, интересно, что же он имел в виду?

– Кэвин, ты хоть иногда мог бы не быть настолько загадочным?

– А тебе это разве не нравится?

Не нравится? Нравится безумно! Но только могу ли я терпеть подобное состояние вещей? Нет и еще раз – нет.

– Нравится. Но сейчас я просто не понимаю, о чем ты говоришь.

– Да? Значит, ты делаешь это не специально.

Что не специально? Что мне делать? Чего я натворила? И почему сама не в курсе своих деяний, если даже Кэвин ими заинтересовался? Он соизволил дать мне пояснение, впрочем, такое же загадочное, как и обычные его замечания:

– Я говорю про твою ладонь. Левую.

Моя левая ладонь сжимает его правую руку. Не вижу в этом ничего предосудительного. Поэтому я попросила Кэвина почти жалобно: