Текст книги "Исповедь Гаритоны (СИ)"

Автор книги: Екатерина Старцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Старцева Екатерина Николаевна
Исповедь Гаритоны

Дети королевы Лилит

За тобой тень зверя,

Мы повсюду вместе,

А теперь поверь мне -

Зверь этот – я.

"Ария"

Посвящается моим мальчишкам, создавшим странную ситуацию, нашедшим из нее выход и давшим мне силу поверить слова бумаге.

* * *

Снова луна на небе. Хочется плакать, как когда-то давно. Реальность сместилась, измерения спутались. Я хочу признаться в любви тому, кто никогда на меня не взглянет. Я хочу умереть от его руки. Если мне обязательно придется умереть.

Время прошло. То, что было, уже не повторится. Я не могу исправить своих ошибок, как не могу их повторить. Я не хочу исправлять свои ошибки. Это моя жизнь, и менять в ней ничего не следует. Я проиграла, да. А теперь я жду расплаты. Я – наивный ребенок с солнечным взглядом. В смысле – нежным. Сегодня я жду знака. Поэтому и сижу в этой заброшенной часовне. Не в первый раз. Свеча потрескивает и слегка шипит. Пламя покачивается. Атмосфера таинственности. Пока живу, – не могу не писать.

* * *

Это когда-то было. Я еще помню, хоть и смутно. Потом мне напомнят об этом – словно удар. В одной из прошлых жизней. Но вряд ли это будет очень приятно и очень легко. Хотя, что такое "приятно"? Как осознается "приятно" в жизни? Чисто субъективно, но слишком резкие ощущения эти мы принимаем за истину.

Было все как нельзя лучше для того, чтобы понять, чтобы вспомнить. Или чтобы забыть окончательно. Около двенадцати часов ночи. Летняя ночь, полная луна, бревенчатые домики летнего лагеря, в одном из которых мы жили (там же хранились наши костюмы и оружие). Я сидела на скамейке, раздумывая обо всем, что мне удалось узнать сегодня. А Кэвин... Кэвин танцевал.

Конечно, я понимаю, что это нельзя вполне назвать танцем. Это и не было танцем, скорее – комплексом восточных упражнений. Да, ему нужно было расслабиться, люди, у которых мы гостили, забирали слишком много энергии. Невнимательно смотрели, плохо слушали, задавали много глупых вопросов. Я подпитывалась от луны. Кэвин танцевал.

Сколько времени мы были знакомы? Год с лишним. В клубе любителей средневековья все знали друг друга. Самое удивительное, что разглядела я его только сейчас. Почему так? Может, у меня повысилась чувствительность, а, может быть, внезапно изменился он. Не все ли равно? Главное, что я заболела им внезапно и (теперь могу судить об этом наверняка) неизлечимо.

Каждую мою новую привязанность к мужчине (если только этот мужчина силен настолько, чтобы заставить меня не забывать о себе ни на мгновение) я называю болезнью. Но эта болезнь, хроническая, наверное, окажется последней. Впрочем, сейчас я говорю не об этом. Я и так была переполнена впечатлениями, и теперь, глядя на Кэвина, понимала: я слишком долго оставалась одна. Это было смешно, больно и немного страшно. Пока не пришло видение.

Я смотрела на Кэвина и видела его медленные движения, изящество. Его фигура то замирала, то снова начинала двигаться. Но я была здесь. С ним. И в другом месте одновременно. Шикарный палаццо. Я знала, что это Венеция, я знала, что это – реальность. Но это и все, что я знала. Я была одета в белое и смотрела в окно. За моей спиной стоял Кэвин. Или не Кэвин тогда еще? Не знаю.

У него было другое лицо и другая фигура. Я была знатной матроной, он – элегантный наемный убийца, который за очень высокую плату мог убить кого угодно, хоть самого Папу Римского. Это был лишь отрывок, как четкий кусочек нечеткого сна. Я помню его восточное лицо и улыбку – ту самую, что так часто появляется на его лице теперь. Это был краткий миг, это был словно взрыв – вспышка и ничего. Кэвин по-прежнему здесь, и я смотрю на него. Обруч чуть сдвинулся, но не отпустил мою память. Как жаль.

И вот тогда я заплакала. Смешно! Как смешна я была тогда, наверное. Тоска и одиночество, желание тепла – вовсе не повод для слез. Но слишком уж много всего на меня свалилось одновременно. И Кэвин, танцевавший здесь, а недоступный настолько, словно был где-то вдалеке, и сидящий рядом милый юноша, в этой игре бывший повелителем страны мертвых и прозванный за это Аидом. Почему все именно так?

Он не был нужен мне сейчас. Моя душа сгорала в пламени, зажженном Кэвином, это было больно и сладостно одновременно. Я смотрю на полную луну и шепчу беззвучно: "О, мама, милая моя, помоги!". Но как мне поможет она, одна из властительниц жизни и смерти, богиня, полная серебристого света? Она помогает мне во всем, но с мукой незваной любви – самой горькой из всех возможных мук – я должна справиться сама.

А я не могла справиться. Что же мне было делать? Я понимала, где-то в глубине души отлично понимала, что это всего лишь фарс. И боль не реальна и внезапная симпатия к сильному (без сомнения, ведь он помог мне сдвинуть обруч) мужчины – бред. Это был только повод вести себя, как женщина, а не как холодная, бесчувственная колдунья, каковой я обычно представала перед окружающими.

Слезы целительны, но здесь был только один минус – позже я пойму, насколько он был серьезен. Рядом со мной сидел юноша, временно назначенный повелителем подземного царства. Нежный, сияющий, обаятельный до боли. И, может, воспоминание не к месту, похожий на Непобедимого, человека, оставившего нас около двух лет назад. Из старого состава в клубе любителей средневековья осталось не так уж много людей. А жаль. Многие из них стоили того, чтобы я хотела с ними общаться.

Но заместитель Аида был слишком внимателен, чересчур прямолинеен (или необычайно умен?) и предпочитал любым путем докапываться до истины. Забывая, что порой такой путь познавания истины причиняет боль тем, кто находится рядом с ним. А знал ли он вообще эту простую истину? Может, и нет. Однако он не мог понять, что оказался нежеланным в тот полуночный час.

Мы были вместе – я и Кэвин. Я смотрела на него, и мне ничего больше не было нужно. Во всяком случае, – тогда. Он помог мне сдвинуть обруч, увидеть из прошлого хоть что-то. Позже, расспрашивая мать, я узнаю, что Кэвин – один из ее сыновей. Один из бесценной лунной гвардии, но она бросила его на произвол судьбы, как и других, отдав под покровительство отца, яростного воина, упивающегося битвой и не принадлежащего к свету или тьме.

Это был уже не первый случай, когда я смотрела на своих лунных братьев, и понимала, что я ими очарована. Конечно же, это была не любовь, это была лишь томительная, но со временем проходящая страсть, и любовь моя по-прежнему принадлежала сыну времени. Но я все лучше постигала способности моих лунных братьев, и, подозреваю, что именно мать дала им такое очарование. На мою беду, несомненно.

Вопрос сидящего рядом юноши прозвучал, словно удар бича:

– Что случилось?

О, люди столько раз меня предавали, что я не люблю им доверяться. А тут – он. Чего ему нужно?

– Ничего.

Конечно, я была глупа, если надеялась, что он оставит меня в покое после этого, довольно резкого, ответа.

– И все-таки? Почему слезы?

Неужели же я должна объяснять ему, что, глядя сейчас на Кэвина, вспоминаю другого человека, сына времени, человека, которого я любила, именно любила, чьей благосклонности (что за чушь я придумала для себя тогда, как будто можно зажечь любовью камень или лед) я ждала долгих три года. Но этого не скажешь никому. Сказать об этом было бы слабостью, а сейчас я не могу позволить себе быть слабой.

Поэтому я аккуратно вытерла глаза и сослалась на обилие впечатлений, усталость и никуда не годные нервы. Ну, еще бы. После всех событий этого лета у кого с нервами порядок? Он спросил тихо:

– Просто устала? Так ли, Лигейя?

Они звали меня Лигейей, эти добрые, самоуверенные мальчики, стремящиеся быть не хуже, чем средневековые рыцари и менестрели.

Я кивнула и постаралась отвлечь его разговором. Да, если я решила, что он похож на Непобедимого, то пусть он будет Непобежденным. Чего ему и желаю, впрочем. Если я вообще могу чего-то желать. Помню, с каким упорством он занимался с Кэвином боем на мечах.

Но сейчас мне не хотелось восхищаться искусством воина. Если совсем честно, мне хотелось, чтобы он ушел. Но все получилось иначе, – ушел Кэвин, а мы остались сидеть там. Почему все получилось так, а не иначе? В эту ночь я, как никогда раньше, желала сына Луны, и многое отдала бы за обладание им. Возможно, кому-то мое желание покажется грязным, но ведь я сама – лунная дочь, и мать, признаться, всегда была благосклоннее ко мне, чем к своим сыновья, даже к лучшим из них.

* * *

Мы познакомились на концерте. Играла моя любимая команда, металлисты-активисты. Но не суть важно, кто играл. Главное, что именно тогда я познакомилась с Нацистом. Это был невысокий, щупленький белобрысый паренек с совершенно не арийскими чертами лица (если не считать голубых глаз) и непомерным самолюбием.

Он с удовольствием пересказывал мне биографию Гитлера и цитировал Ницше. Я оценила это, как подвиг со стороны Нациста. Потому что понять Ницше, а тем более – запомнить его высказывания мог только очень незаурядный человек. Такой, как Нацист. Такой, как я. Внезапно мы оказались на равных. Это было удивительно и приятно одновременно.

А потом мы периодически встречались с ним на различных массовых мероприятиях, так-то: концертах приезжих рок звезд и местных сейшенах. Не понимаю, честное слово, не понимаю, когда его интересы успели измениться. Я тогда изображала из себя сатанистку и носила перевернутый крест, но все это потому, что тогда у меня не было обратной пентаграммы, которую я ношу теперь.

Он играл энергией и силой, не понимая, что он делает. Я чувствовала эту игру, видела эту игру, и она казалась мне барахтаньем в воде кого-то необученного плавать. Или научится плавать, или утонет. И я решила, что нужно отвлечь его от этой опасной забавы, чтобы не дать умереть преждевременно. Теперь, вернись я в прошлое, я не стала бы повторять своего поступка, но жизнь тем и хороша, что нам не дано исправить сделанные ошибки.

Я подошла к нему, и, взглянув, как бы вскользь заметила:

– Энергией балуешься?

От удивления он резко прихлопнул начавший образовываться шарик энергии и вскрикнул. Обжегся. Поинтересовался мрачно:

– Откуда ты знаешь?

Я пожала плечами. Ответ мой был лаконичен, и, в то же время, несколько вызывающ:

– Вижу.

А что еще я могла сказать? Я действительно видела энергию, с которой он играл, это не составляло мне труда, она была весьма примитивна. Однако Нациста мое заявление, похоже, удивило:

– Ты что, имеешь отношение к магии?

– Конечно. Неужели ты только что догадался об этом?

Мне казалось, что о моем увлечении магией знают все, без исключения. Наверное, я заблуждалась. Не так уж часто я применяла свои возможности в обыденной жизни. Такого не бывало, не было необходимости. Впрочем, я могу сказать вот что: пару раз я использовала гипноз, и мне это великолепно удавалось. Но это так, по необходимости.

Польщенный моими знаниями, Нацист рассказал мне о себе и о компании, которая плодила подобных ему придурков. Он говорил, что они зовут себя инквизиторами. Если учесть все натяжки (а в такой ситуации натяжек было великое множество) выяснилось, что по убеждениям эта тусовка (называть ее организацией язык не поворачивается) была близка к ведьмакам.

Но только по убеждениям. Методы у них были ничуть не хуже сатанистов, а обычай приносить жертву своим родителям (конечно, они становятся сильнее от таких жертв, но, в общем, это ничего не меняет) поверг меня в уныние. Ха, я не боялась стать убийцей. Когда-то все равно придется, реально или косвенно. Но я могла бы убить человека, а убивать ни в чем не повинных животных мне как-то сложнее. Может быть, потому, что один из моих астральных обликов – кошка?

Магистром оказалась девушка, которая суется во все без особой на то необходимости. Ее называли Черной Тенью, но, по-моему, ее сила не располагала к подобному почитанию. Да, она была третьерожденной, как я и Нацист, и переиграла прежнего магистра, но так не могло продолжаться до бесконечности. Со мной ей сладить было бы много сложнее, ведь я пользуюсь особой благосклонностью моей матушки. Быть может, потому, что я жрица в ее храме.

Итак, Черная Тень с любопытством рассматривала меня, и (я это чувствовала, но лишь невинно улыбалась в ответ) пытаясь пробить мой защитный кокон. Это было, по крайней мере, смешно. Все, кто пытался проделать со мной подобное раньше, получали лишь жуткое разочарование в своих способностях и ужасную головную боль. В интересах матери было защитить меня от подобных посягательств, тем более что она сама – одна из демонесс-хранительниц.

Черная Тень не увидела ничего, что могло бы ей помочь познать меня. Я сама назвала ей имя своей матери. У нас оказалась одна и та же мать, хотя Черная Тень звала ее другим именем. У моей матери очень много имен. Достаточно много для того, чтобы запутать простых смертных. О моем отце мы не говорили. Было ясно, что ведет меня мать (Черную Тень ведет отец, бог-громовержец) и разговаривать нужно именно с ней.

Черной Тени нужно было мое могущество (оно только зарождалось тогда, но его хватило бы на то, чтобы поднапрячься и скинуть Черную Тень в ту грязь, из которой она выползла), моя сила, моя воля и мое послушание. Я всегда была дерзкой и самоуверенной. Властвовать надо мной – дело не легкое, я не каждому это позволю.

Но мне было интересно, что Черная Тень придумает, чтобы заманить меня, и я сделала вид, что останусь, если она сумеет хорошенько меня заинтересовать. Она сделала для меня хоть что-то: просканировала и сообщила мне мое имя. Имя красивое, как раз для серебряной драконицы, каковой я и являюсь в своем первом облике: Гаритона.

Для них с тех пор я стала Гаритоной. Не могу сказать, что это так уж плохо. Для кого-то – Лигейя, для кого-то – Гаритона. Ну, и еще Черная Тень обещала мне узнать имя моего отца. Я с поклоном поблагодарила ее, и покинула, предварительно познакомившись с Аспидом, симпатичным светлым мальчиком. Он был смуглым, ясноглазым, со светлыми вьющимися волосами. Его свет означал только одно, – он был первоклассным целителем. Он был первым помощником и нареченным Черной Тени. Помнится, они собирались пожениться, вернее, связать себя соответствующими ритуалами.

Не знаю, почему я сразу не рассталась с этой компанией. Я же знала, что не уживусь с Черной Тенью. У нее были неимоверные амбиции, но мало знаний. Она где-то нахваталась верхов, но если копать в глубину – вряд ли бы она могла претендовать на серьезную власть. Она красиво говорила, но послушать ее и разобраться – и каждая ее речь оказывалась полной ерундой. Я хотела с ними остаться, чтобы быть падшим ангелом для сына времени? Я же знала всю гниль и грязь подобных систем, и если идти к тварям – мне придется окунуться в ту же грязь, что и все. Да, были такие мысли. После этого я, по крайней мере, поняла, что сыну времени безразлична я, моя жизнь и моя психика.

А что было делать мне? Ну, что? Я не хотела губить себя, я слишком самоуверенная и самовлюбленная для этого. Я сделала очень простую вещь – обратилась за помощью к одному из лунной гвардии, очевидно, самому могущественному, ребенку Пана, откровенному и насмешливому, а общем – Сатиру. Он уже не раз поддерживал меня, когда я была полна сомнений, и в астрале, у храма матери, мы с ним встречались довольно часто.

Это был Контакт. Очень похоже на сон, но место рандеву в астрале выбирается строго определенное, у нас с Сатиром место встречи – храм матери. Я – жрица в этом храме, а Сатир никогда не войдет в него, чтобы не выбирать между добром и злом, светом и тьмой. Подробности Контакта, как и подробности похождений в астрале, запоминаются не как сон, а как что-то вполне реальное.

Сатир сказал мне не многое. Только, чтобы я не увлекалась этой игрой. Это может быть опасно. Если я хочу, – могу сказать, что он мой наставник, и он запрещает мне менять учителя. В этой идее мать меня поддержит, но мне придется поискать себе учителя в высших сферах. И еще, мне нужно использовать информацию, полученную от магистра Тварей. Вот и все, пожалуй, в общих чертах.

Я долго не могла понять, как Сатир улавливает мое желание увидеться с ним. Пока не вспомнила тот его поцелуй. Братский поцелуй в лоб. Да, след этого поцелуя до сих пор горит на моем челе, как невидимый рубин. И я знаю, если у меня случится беда, – он поможет. Хотя бы советом, но большего мне пока не нужно. Я явилась на следующую встречу подготовленной и выпалила Черной Тени свою легенду.

Я честно пыталась казаться испуганной, хотя Контакты давно уже меня не пугали. Черная Тень радостно сообщила мне, что я – ее полная сестра, и бог-громовержец, повелитель Юпитера, является и моим отцом тоже. Почему-то я этого не почувствовала. Мать я чувствовала, да. Я говорила с отцом Черной Тени, и его тон (насколько это можно было понять при общении через маятник) не показался мне уверенным. Я хотела поговорить с матерью, и решила, что в одиночестве вполне сумею воспользоваться навыками Черной Тени.

Если бы не чрезмерные требования магистра, быть может, я и осталась бы там, назло себе и всем. Но Черная Тень, не мешкая, сообщила мне, что отец нашел мне мужа, и мы должны пожениться как можно скорее. Она назвала мне имя – Смирол, и сообщила, что этот юноша – сын времени. Правда, отец почему-то зол на него. Его мать – сестра моей, первая сторона луны. Богиня любви.

Вот это меня задело! Будь на месте Смирола Аспид, кто знает, стала бы я так сопротивляться судьбе, уготованной мне Черной Тенью. Но так просто – нет! Конечно, Смирол – очень милый мальчик, но и только. И, сколько я поняла, он был сильно не в фаворе у отца, а на кой черт мне нужен аутсайдер? Нет, когда дело касается магии, я предпочитаю лучших.

Но, конечно же, я не стала открыто перечить Черной Тени. Пока это возможно – я буду здесь, постараюсь изучить их методы действия и понять, чего они хотят. Здесь все, кроме троих – третьерожденные, следовательно, опираются не только на помощь хранителей, но и на помощь родителей тоже. Впрочем, наши родители весьма обидчивы, и разгневать их не представляет труда. А разгневаешь, – тогда держись.

Черная Тень особо упирала на то, что Твари бросили вызов сатанистам. Мол, де магистр там такой лопух, что биться с ним – одно удовольствие. Сплошные победы, куда не глянь. На словах все это выходило красиво, а вот на деле – не особо. У нас, магов, как-то не принято хвастаться своими успехами. Может быть, именно поэтому меня так поразила эта откровенность Черной Тени. Но тем лучше для меня. Тем больше я узнаю о ее методах работы.

Они умеют выходить в астрал, они умеют управлять элементарной энергией. Ну и, конечно нападение. Мне не было это нужно, меня очень редко атаковали, а, быть может, я просто не замечала этого, матушка хорошо закрывала меня от всех неприятностей. Но я с удовольствием взялась за учебу. Мало ли что? Умение нападать и обороняться никогда не помешает.

После того, как я узнала все, что мне было нужно, я тоже не спешила уходить. Причин тому было две. Во-первых, Аспид, очаровательный юноша, чье обаянье было очень велико, настолько, что ему невозможно было противиться. Я была очарована им и искренне им любовалась, я видела, что Черная Тень влюблена в него и испытывает совершенно человеческие чувства к своему очаровательному помощнику.

Был там и один из лунной гвардии, сильный, но не очень красивый юноша, бывший магистр, которого Черная Тень каким-то образом сумела "подсидеть". Если бы он знал, как она его ненавидела! Убийство в этих кругах было обычным делом, и к тому же один из высших, второрожденных, учитель Черной Тени (она утверждала, совершенно необоснованно, что является единственной его ученицей, а это вовсе не соответствовало истине, у огненного бога было много учеников, потому что его дети, из тех, которых бы он признавал, в этом цикле на землю не приходили) за что-то гневался на бывшего магистра.

Я наблюдала и старалась сообразить, как мне поступить. Конечно же, я хочу независимости. Я не хочу участвовать в оргиях и отдаваться самоуверенному юноше только потому, что Черная Тень решила: наши родители хотят, чтобы мы были вместе. Оказалось, юноша тоже был озадачен требованиями богов, хотя ему-то, кроме подчинения, ничего не оставалось. Отец был им не доволен. Или Черная Тень хотела изобразить события в таком свете.

Да, они думали, что я слабее, чем я есть на самом деле. По поему, только Аспид раскусил мою истинную силу, и, уверена, если бы было время и желание, мы с ним свалили бы Черную Тень, и магистром стал бы он (я не ревнива к власти, если правит мой любимец). У меня не было желания подставлять Черную Тень. Да и времени, наверное, не было тоже.

Я знала, чего они хотят. Скоро – приход Антихриста, и если сатанисты будут защищать его с радостью и удовольствием, совершенно безвозмездно, разумеется, то Твари за те же дела хотели выпросить себе особые привилегии. Черная Тень весьма прозрачно намекала, что Антихрист родится в их семье, Аспид вздыхал и не спорил. Конечно, это была ложь. Аспид хорош, но вряд ли он – один из потенциальных носителей. Думаю, Нечистый выберет другого отца для своего наместника на земле.

Я не сказала им этого. Ушла, как только это стало возможно. Конечно, жаль было расставаться с Аспидом, впрочем, такие встречи-расставания случаются часто. Уходишь, бросаешь все, и снова остаешься одна. Это просто, когда чувства еще не оформлены. Правда, этот уход вызвал некоторый беспорядок в моей жизни. Но и здесь меня защитит матушка.

* * *

Непобежденный отвел меня в сторону. Я шла за ним, мне было не по себе. Он был очень милым юношей, и внезапно мы оказались ближе, чем мне хотелось бы. А что было делать мне? Он приятен, улыбчив и нежен. В нем все задатки сильного человека, такого, который мне и нужен. И если бы не Кэвин... Ах, если бы не Кэвин!

В тот день должно было произойти что-то необычное. Все приметы были за то. И вот, первая неожиданность: брат-близнец Непобежденного был, почему-то, озабочен увлечением брата. Это было совсем не сложно – увлечь Непобежденного. Он был очень даже не против того, чтобы его увлекли.

И вот, теперь мне приходилось расплачиваться за наивность. Он не был из Лунной Гвардии, его обаяние – другого рода, и когда я постигла природу этого обаяния, мне стало сначала смешно, а потом – страшно. Ведь то, что я узнала, означало, кроме всего прочего, и стальную, несгибаемую волю. И вот теперь эта воля начала проявляться. К сожалению, не совсем хорошо для меня.

Его руки были мягки, а в голосе – сталь:

– Я не могу понять наших отношений!

Как будто я могла их понять! Я уже почувствовала, что тоскую по нему, но это еще не перешло в любовь. Нет, сына времени, его истинного наследника, я забыть не могла. Во всяком случае, – так быстро. Кэвин помог бы мне. Но он, конечно, не совсем понимал, сколь жаркое пламя разжег в моей груди.

Что я могла сказать этому очаровательному юноше? "Герой, я не люблю тебя!"? Но я уже испытывала к нему весьма теплые чувства. Кто знает, во что они могут перерасти со временем? Поэтому я тяжело вздохнула и ответила предельно честно:

– Видишь ли, у меня есть одна проблема. Правда, я думаю, она решена, но мне еще нужно привыкнуть к тому, что все получилось так, а не иначе.

Ну, и, конечно же, он захотел узнать, о чем я говорила. Ну и что же? Неужели же я должна рассказывать о той боли, которая еще не улеглась, о страхе снова потерять друга, едва найдя? Что ни говори, а мы знакомы не так уж долго, чтобы я могла доверять ему такие вещи. И этот требовательный взгляд:

– Так в чем же дело?

– Тебе не все ли равно?

– Нет, конечно. Вернее, мне все равно, я пофигист. А вот брату моему...

В тот момент я проклинала все происшедшее. И Непобежденного, и его столь же симпатичного брата-близнеца со столь же обаятельной улыбкой. Я расставила сети Кэвину, я хотела поймать только Кэвина, а попался Непобежденный. Что же мне делать теперь? Хорошо, я скажу ему кое-что, и заставлю, тем самым, прекратить расспросы:

– Знаешь, у меня был мужчина... Я любила этого человека три года. Мне сложно забыть его. Это все, что я могу тебе сказать.

Он удовлетворился моим ответом, может быть, потому, что уже начинался турнир и Непобежденного позвали. Я задумчиво расхаживала по площадке, наблюдая разворачивающееся передо мной действо. Что случилось? Откуда эта боль и тревога? Из-за Кэвина? Он не исчезал из поля моего зрения. Ну почему, почему я не могу, как все нормальные люди: просто любить и быть любимой. Может быть, потому, что я ненормальна?

Время от времени Непобежденный появлялся рядом со мной, и мы стояли, взявшись за руки, словно влюбленная парочка. Его брат смотрел на нас со смесью жалости и еще чего-то, не то сожаления, не то... Нет, не зависти, обиды, что ли. Позже я узнаю, почему он был так встревожен. А пока я оставила мужчин, и мы прогуливались с одной маленькой третьерожденной. Я давала ей советы по прикладной магии. Наверное, это моя судьба – обучать магии неопытных, но имеющих потенциал в силе.

Кэвин догнал нас, когда мы отошли уже довольно далеко от поляны, на которой проходил турнир:

– Девчонки, вы куда?

Я обернулась и улыбнулась ему. О, бог мой, как он хорош, какая нежная у него улыбка, а его голубые глаза – да в них же утонуть можно! Я пожала плечами:

– Да никуда, пока, гуляем. Мы скоро вернемся.

– Да? Ну, возвращайтесь.

Капризка посмотрела вслед Кэвину:

– Чего это он?

– Не знаю.

Да, я действительно не знала, почему Кэвин так беспокоился о нашем возвращении. Если бы я знала, в чем дело, я бы, наверное, лучше не вернулась. Впрочем, мало ли что бывает! Мы вернулись, когда ребята уже закончили спарринги и бились по пятеркам. Кэвин попросил меня подойти к близнецам. Я удивленно воззрилась на него:

– С чего это?

– Так надо. Не упрямься, Лигейя, пожалуйста.

Раз просит, сопротивляться, действительно, как-то неловко. Я подошла к ребятам и взглянула на брата Непобежденного:

– Ну, чего хотели?

Он молча кивнул в сторону Непобежденного и отошел. Я подошла к Непобежденному:

– Ну, и что?

– Сейчас узнаешь. Дипломатическое дело.

– Да? Насколько дипломатическое?

– Очень.

Кэвин вернулся вместе с девочкой. Молодая, до боли симпатичная, прямо-таки эльфийский взгляд темно-карих глаз. Я смотрела на нее, смотрела, и вдруг поняла, что она мне глубоко симпатична. Пришло ощущение, что мы непременно должны были встретиться. Никогда раньше я не видела такого выражения лица у Непобежденного. Он был растерян и уверен в себе одновременно. Он обнял меня и эту девочку за плечи и сказал только:

– Я очень хороший человек.

Дальше в словах он ничего объяснить не мог.

Да мне и не нужно было ничего объяснять. Классический любовный треугольник. Значит, я спутала все планы Непобежденного. Зажгла в его душе другое чувство. А эта девочка как бы осталась не у дел. Ну, уж нет, не хочу! У меня и без того проблем полно. Пусть-ка мой лапонька-рыцарь решит свою проблему сам. Собственно, если бы он не был другом Кэвина, плевать бы я на него хотела.

Мы снова гуляли с будущей юной магиней, перешучивались. Хотя я рычать готова была от бешенства. Терпеть не могу, когда меня пытаются подставить. Если бы я могла, я бы немедленно поубивала и моего любвеобильного рыцаря, и его братца, больного условностями, и Кэвина. Ах, Кэвин! Непобежденный появился внезапно и подошел ко мне с выражением лица, долженствующим, как я понимаю, означать раскаяние.

Он улыбнулся и нежно обнял меня за плечи:

– Лигейя, не уходи!

– Куда я могу уйти?

– Понимаешь, Лигейя, кое-кто считает, что для меня две девушки – слишком много.

– А ты так не считаешь?

– Нет, пока я так не считаю.

– Решать тебе. – Как я вообще решилась на подобный эксперимент при моей потрясающей ревнивости? До сих пор не понимаю.

Впрочем, как я понимаю, моя матушка отличается особой похотливостью и имеет детей от кого хочет. Я вполне унаследовала ее свободолюбивый нрав. И, потом, если мне наскучит подобная игра, я вполне смогу уйти. Это его тоже устраивало, поэтому на его жалобное:

– Не уходи, Лигейя! – Я ответила, прижавшись к нему и почти (ну, почти!) не лукавя:

– Да куда же я от тебя денусь?

Он пошел разговаривать с той девочкой, которой я случайно перешла дорогу, а мы снова бродили с моей подружкой (в нашем обществе ее звали Куклой-Капризкой за жуткую переменчивость характера) и мне было то смешно, то грустно. Если бы в этом был толк, то я бы молила матушку, чтобы она избавила меня от подобных игр. Но в этом нет смысла. Любовь – как Полигон, в ней помогут ни мама, ни даже тетя, хотя именно тетя обычно покровительствует влюбленным.

Потом мы пошли пить чай к близнецам. Но перед этим произошло еще кое-что интересное. Когда я нежилась в объятиях моего рыцаря, который требовал, чтобы я осталась с ним, я закрыла глаза, и тут же возникла другая картина. Парк, довольно заросший, запущенный, но все же дивный. Вдалеке – замок из серого камня. Луна. Две фигуры – я и он. И его конь невдалеке.

Светила полная луна. Я была одета в белое, розовое и фисташковое. Волосы (тогда у меня были чудные золотистые локоны и небесного цвета глаза) убраны и их держит сетка из крупных розоватых жемчужин. Он обнимал меня за плечи. Черноволосый мужчина с поблескивающей в волосах ранней сединой. Он был в кольчуге. Через несколько минут он уедет, и я снова останусь одна.

Я коснулась рукой его щеки, запустила руки в его густые черные волосы и наши губы слились в поцелуе. Это все, что я увидела. Обруч снова дал брешь, я потихоньку собирала информацию о своем прошлом. И это было здорово – знать, что я жила когда-то и в подсознании есть память обо всех жизнях. Нужно только освободить информацию. Но как, как мне это сделать?

* * *

В тот день, когда я пришла к Тварям, Черная Тень избавилась от обруча. Мой приход сдвинул ткань реальности и Черная Тень этим воспользовалась. Правда, никакой благодарности за это, поистине благое деяние, я от нее не получила. Впрочем, чему я удивляюсь, она привыкла, что все – только для нее. И я в том числе...

Но это было вовсе не так. Я обратилась к матушке, как только смогла. И, конечно же, мне это удалось. Ведь и Сатир советовал мне без страха пользоваться новыми знаниями. Во-первых, я узнала, что Черная Тень меня обманула. Моим отцом тоже был громовержец, но бог славян. Воин. Честное слово, я подозревала об этом.

С раннего детства я дарила ему цветы. Плела венки и бросала их в реки. Так было всегда, и в наше время – тоже. Я чувствую связь с отцом в лесу, наедине с природой. Так лучше всего почему-то. Еще чуть позже я получила подтверждение своим догадкам. Это произошло случайно, и было для меня огромнейшим откровением. Никогда не думала, что боги могут так просто дать понять о своем существовании.