Текст книги "Зовущий из тени (СИ)"
Автор книги: Екатерина Аннинская
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Что-то? – поморщилась Верховная жрица.
– Пока не могу определить, что это. Точнее, кто, – Лирсли озабоченно покачала головой. – Но юного Тарфа так и не удалось найти. Ни живым, ни мертвым. Судя по всему, он был с Кештиорой Тхайранги. И боюсь, они попытались вызвать буттака.
– Глупая забава, – фыркнула Верховная. – Но в целом безопасная.
– Для обычных детей – да. Но похоже, эта девочка...
– Одарена? – глаза Эрисеи блеснули.
– Возможно. Или же у нее невероятная память, тавхоэни.
– Но не на произошедшие с ней события, поскольку она тебе почти ничего не рассказала, так ведь?
– Память на слова, – уточнила жрица. – На заклинание, которое она выучила целиком, не зная языка, ничего не понимая.
– Думаешь, она сумела его применить?
– Может быть, и сумела. Но сейчас она перепугана. Настолько, что похоже, воздвигла стену в своем сознании...
– Если это она. Сама понимаешь, Лирсли. Если дети действительно попытались вызвать буттака, а у девчонки есть дар, у них могло неожиданно получиться. А поскольку юная Кештиора не вполне понимала, что делает, подчинить тварь она не сумела. Буттак захватил того, кто слабее, – Роуна Тарфа. Это в лучшем случае. А в худшем – поменялся с мальчишкой обликами.
– Но если бы Зовущий из тени занял тело Роуна, тот бы "вернулся" домой, разве нет? А парня никто не видел с прошлой декады.
– Если бы этот буттак был из низших, то да, захватил бы, сразу попытался бы выдать себя за мальчика и тут же попался бы, – объяснила Верховная. – Они и разговаривать толком не способны. Но нам, к несчастью, встретилась умная тварь. В лучшем случае она явится за Кештиорой, утащит ее и на этом успокоится. А в худшем – может начать охоту и на других детей. И даже на взрослых, если попадется старик, больной или пьяный.
– До Ночи Одиночества больше полугода, – усомнилась Лирсли. – Нечисть станет ждать столько времени?
– Буттаку, захватившему душу человека, не придется ждать. При солнечном свете он, конечно, не вылезет, но Страж ему уже не помешает. – Верховная поднялась. – Идем. Надо провести обряд.
– Ты имеешь в виду Разделение памяти? – встревоженно уточнила седая жрица. – Тавхоэни, девочка еще очень слаба. Она может повредиться рассудком.
– Будь у нас время, я подождала бы, пока Кештиора придет в себя и окрепнет. А еще лучше – вовсе обошлась бы без обряда. Но буттак ищет ее, Лирсли, и пока она здесь, не сумеет до нее добраться. Зато ему может попасться другая добыча. Тогда он станет еще сильнее и придет снова. Зовущего из тени будет очень трудно остановить, и количество жертв... В общем, девочку жаль, но другого выхода у нас нет.
* * *
– Ну, что, идем?
"Нет! – хочется крикнуть Орри. – Туда нельзя! Не знаю, почему, но нельзя. Случится что-то плохое, страшное".
Но вместо этого она спрашивает про фонарь, перелезает через подоконник и спрыгивает на землю.
Мокрые после недавнего дождя кусты, пустынные улицы, дорога к Нижнему лугу.
– Орри... может, вернемся?
Ты прав, Роун! Пойдем домой. Что мы, совсем дураки, соваться в пасть к...
– Ты что? Мы уже пришли! – слышит девочка свой голос.
Но она же не хотела это говорить, язык сам... А непослушные ноги уже несут ее дальше, и не остановиться, не повернуть назад.
Стрекот кузнечиков. Шелест листвы. Кошачьи вопли.
Пропитанная влагой земля под ногами вздрагивает, качается. Ночной луг плывет перед глазами, сквозь него просвечивают огоньки свечей, белеют лица.
– Дальше, Кештиора! Ты должна вспомнить все. Не останавливайся. Иди дальше.
Темнота снова сгущается. Зябкая. Неумолимая. Реальная.
Девочка сжимает кулаки и идет вперед. Она не видит Роуна, но знает, что приятель держится рядом. Пока рядом.
От холода Орри начинает трясти. А черный силуэт уже выделяется уродливой кляксой на фоне звездного неба. Шевелится, поскрипывает, двигается навстречу незваным гостям.
– Роун, беги! Беги отсюда! – но крик застревает в горле.
– Лирсли, подбрось липкого когтя в чашу. Она просыпается.
Чужой голос – чей? – доносится откуда-то из-за неба, из-за изнанки мира. И тут же растворяется в темноте.
Буттак уже рядом – смотрит бесформенными буркалами, скалит в ухмылке синеватые, отчетливо высвеченные фонарем зубы.
Надо вспомнить слова – те, правильные. Но вместо этого в голову лезут только стихи перевода – бессмысленные, губительные.
– Бежи-им! – наконец Орри удается заставить язык послушаться.
Поздно! Призрачный коготь уже зацепил ботинок Роуна, оставил невидимую отметину.
Фонарь летит в голову проклятой твари. Орри мчится прочь. Роун бежит следом... нет, отстает! Его топот становится тише, и надо остановиться, повернуть назад, защитить...
– Кештиора, дальше!
Гонит ли вперед приказ или острое чувство опасности: враг настигает, когти вот-вот коснутся лопаток, вцепятся в волосы – остановиться невозможно.
– Лирсли, змеиный глаз добавь! Нет, три штуки. Скорее!
Воздух горчит, воняет какой-то дрянью. Осклизлая земля луга остается позади, а дорога уже не такая скользкая, только лужи кое-где остались. Роун бежит следом, его еще слышно, но обернуться нельзя.
Город. Пустые улицы. Онемевшие собаки. Пение петуха. Дом.
Роуна нет, и теперь это ощущается, как мучительная пустота, как дыра в реальности, как болезнь.
– Дальше, Кештиора.
Дальше... Обычный день, лишенный теперь всякого смысла. Вечерняя вылазка на поиски. Бегство.
Сны.
– Дальше! Кештиора, не смей останавливаться! Ты должна...
Кештиора? Это еще кто?
– Вот свадебный венок для тебя. Я возвращаюсь домой. Ты остаешься.
Глухая стена за спиной. Скользящая по полу тень. Пробуждение – сердце колотится, горло саднит от крика.
– Вылезай ко мне, Орри! Идем, чего покажу.
– Утром покажешь.
– Нет, сейчас.
Ледяные пальцы, до боли стискивающие запястье. Бег на пределе сил. Глиняные фигуры вдоль дороги.
– Тавхоэни, девочка не выдержит! Надо заканчивать.
– Нельзя, Лирсли. Мне жаль.
Чужая комната. Едва теплящийся огонек свечи. Темнота, густая, как грязь, ползущая вверх.
Слова. Непонятно откуда взявшиеся в сознании, но почему-то важные.
– Все, все, отдохни.
Отдохни? Кажется, раньше ее звали как-то иначе.
* * *
Черное, серое, желтое. Словно битые стеклышки. Они складываются в узор, красивый, но от него почему-то накатывает тошнота. Потом орнамент распадается, осколки кружатся, то вспыхивают яркими огоньками, то тускнеют.
Возвращается темнота, и от этого легче, даже дурнота отступает. Но потом стекляшки выныривают из нее вновь, взрываются множеством оттенков, мельтешат, суетятся, выстраивают и тут же разрушают орнаменты.
Эти узоры и есть мир. Только тебя в нем нет. Ты смотришь извне, с бессильным отвращением, но у тебя ни имени, ни памяти – ничего. И непонятно, как ты все это видишь.
Темнота побеждает, окутывает тебя спасительным маревом. А когда осколки вновь начинают свою игру, тебе уже легче. Ты начинаешь различать что-то, вот-вот нащупаешь. Ты уже почти есть, и ты – не часть чужого узора, ты отдельно.
Ты... человек. Ты жив... жива. У тебя есть имя, может быть, ты даже сможешь вспомнить, какое. Надо только еще немного отдохнуть в темноте.
А потом игра огоньков перестает пугать: это просто свет проникает сквозь закрытые веки, и никаких разноцветных орнаментов.
Некоторое время Орри лежит неподвижно, наслаждаясь вернувшимся осознанием себя, ожившей памятью. Потом она открывает глаза.
Знакомая комната, но не ее, другая. Тусклый свет за витражными стеклами, но свечи еще не горят. Значит, вечер. Пасмурный. Или утро?
К горлу внезапно подступают слезы. Опять храм! Почему они не отпустили ее домой? Она хочет к маме, сейчас же!
Орри вскакивает с постели – и тут же падает обратно: голова кружится. А слезы текут по щекам, безудержно, неостановимо. И со слезами уходят остатки сил.
Почему здесь никого нет?
Позвать бы, но во рту пересохло так, что языком не пошевелить. Хочется пить. Наверное, где-то здесь есть кувшин с водой, должен быть, но чтобы найти его, надо приподняться с кровати или хотя бы открыть глаза. А веки слишком тяжелые.
Темнота возвращается, крутится гигантской воронкой, засасывает Орри. Ей невозможно сопротивляться. Да и не хочется.
А потом что-то холодное касается лба, и девочка открывает глаза.
– Жара нет, – озабоченно говорит склонившаяся над ней Лирсли. – Ты помнишь, кто ты?
– Ну... да, – голос вернулся, слабый и хриплый, но говорить все-таки можно. – Что это было? Вы жгли какую-то гадость в чаше... травы всякие. Мне стало плохо.
Жрица не отвечает. Подносит к губам Орри кувшин, придерживает, пока та с жадностью пьет.
– Я как будто вернулась туда, – неуверенно говорит девочка, закончив. – На Нижний луг. В ту ночь, в следующий день.
– Так было нужно, – синие, словно вечернее небо, глаза жрицы смотрят виновато. – Жаль, что пришлось...
– Вы были там со мной, да, тавхоэ? – перебивает ее Орри. – Что же вы меня не защитили?
* * *
Прошло не меньше трех декад прежде, чем Орри смогла встать и пройтись по комнате. Все это время Лирсли навещала больную, но больше никто не появлялся. И родных к девочке не пускали, сколько та ни упрашивала.
Наконец настал день, когда Орри окрепла настолько, что решилась выйти за дверь. Эта часть храма была ей незнакома. Занятия проходили в просторном зале неподалеку от главного входа, и еще Орри знала, как оттуда добраться до библиотеки.
Девочка никогда не задумывалась, сколько жриц живет в храме Вастарны. На праздниках появлялось, наверное, несколько десятков, но в лицо Орри знала только Верховную – тавхоэни Эрисею. Ну, и конечно, Дивильду и Лирсли, которые вели занятия. И Айху, хранительницу библиотеки и обладательницу самых шикарных на свете иссиня черных кос. Если бы у Орри были такие волосы, она ни за что не стала бы их заплетать. Они окутывали бы ее до самых колен, словно шелковый плащ, и все мальчишки, и даже парни постарше, провожали бы ее восхищенными взглядами. А Орри делала бы вид, что не замечает этого. Правда, никто не распускает волосы до замужества, да и после – разве что при близких, но... когда очень красиво, то наверное, все же можно?
От фантазий о собственной неотразимости девочка немного повеселела. Между тем, коридор оставался пустым, а двери по обеим его сторонам были плотно закрыты. Орри немного подумала и осторожно постучала в одну из них. Никто не ответил. Девочка нажала на ручку, но дверь, похоже, была заперта. Кештиора вздохнула и пошла дальше.
Ни людей, ни голосов – пусто и тихо. Ей стало бы не по себе, если бы она не знала, что храм Матери – самое безопасное место в мире.
Коридор закончился аркой из красного мрамора, за которой оказалась ведущая вниз лестница. Орри спустилась по ней, цепляясь за перила: ослабевшие ноги настойчиво требовали отдыха. Добравшись до нижней ступеньки, девочка обессиленно уселась на нее.
Перед ней была еще одна мраморная арка – нет, три подряд: белая, голубовато-серая и снова белая. Дальше виднелся короткий коридор, а за ним – огромная двустворчатая дверь, украшенная росписью. Сюжет картины был знаком Орри: великая Мать поднимается в небо, посылая живущим свой нежный серебристый свет и благословение. Из нижних углов картины к ней тянутся уродливые лапы чудовищ – раньше Орри нравилось их рассматривать, но теперь почему-то совсем не хотелось. Твари жадно смотрят на Мать, но не смеют приблизиться к ней: бдителен Страж в кроваво-красных доспехах, и наготове в его могучих руках длинная секира с хищно поблескивающим серпом на конце.
Разглядывать картину можно было долго: художник был искусен и не пожалел ярких красок. Но гораздо больше Орри хотелось узнать, что там, за дверью. Очень может быть, что самое главное помещение храма. Тайный алтарь Вастарны, например, к которому пускают только высших жриц. Или хранилище для самых редких, самых секретных книг.
Любопытство победило усталость. Орри поднялась и заковыляла к двери.
Изнутри слышалось пение. Множество женских голосов, слаженно звучащих, глубоких и сильных.
Орри толкнула дверь, но та не поддалась. Стучаться девочке не хотелось: это могло помешать поющим, а Кештиоре жаль было обрывать музыку. Она прижалась ухом к прохладной створке и замерла.
Мелодия была неспешной и очень торжественной, а слова – незнакомыми. Снова древний язык?
Слабость опять вернулась, и Орри с сожалением поняла, что не только не доберется до своей комнаты, но даже по лестнице подняться не сможет. Она опустилась на каменный пол сбоку от двери, свернулась калачиком и крепко уснула.
– Вставай. Эй, вставай!
Орри открыла глаза. Лирсли настойчиво трясла ее за плечо.
– Не стоит спать на камнях. Я тебя еле выходила, не хватает только, чтобы ты еще и простудилась. Пойдем, я отведу тебя в твою комнату.
– Тавхоэ, кто это пел? Можно мне посмотреть, что там, за дверью?
– Туда нельзя заходить никому, кроме посвященных, – покачала седой головой жрица.
* * *
Девчонка, к счастью, спорить не стала. То ли надеялась при случае все-таки сунуть нос в запретный зал, то ли действительно покорилась.
Лирсли с трудом дотащила ее до комнаты: Кештиора едва держалась на ногах и клевала носом, а нести ее на руках было слишком тяжело – все-таки не малышка, хоть и исхудала в последнее время.
Уложив девочку, жрица вышла, закрыла за собой дверь и приостановилась, колеблясь. Ей и самой стоило поспать: была глубокая ночь, а Лирсли за последние трое суток почти не отдыхала.
Следовало бы, конечно, вернуться к внутреннему алтарю и продолжить бдение вместе с остальными. Сейчас каждый голос на счету: часть жриц погибла, больше половины лежат больные в закрытой части храма, и едва ли многие из них выживут.
Мшаная лихорадка, прокравшаяся в город, не обошла стороной даже дом великой Матери. Песнопения должны были остановить беду, но Лирсли видела, чувствовала, что Вастарна не помогает своим верным, не пытается их спасти. А это могло значить одно из трех: или богиня оскорблена, или ее внимание занято чем-то иным, или же она бессильна. Мать не подавала никаких знаков, и ни в книгах, ни даже в самых древних свитках пока не удалось найти записей о подобных несчастьях.
Лирсли еще немного подумала и направилась в свою комнату: поспать было необходимо. Бдение нельзя прерывать, но если не отдыхать хотя бы по очереди, то в конце концов кто-нибудь просто свалится, нарушив стройное течение ритуальной песни. Была бы здорова Эрисея, она бы распорядилась, чтобы жрицы служили богине по очереди. Но Верховная слегла вчера утром и даже если пока жива, уже ничего не может сделать, а жриц второго ранга еще четверо, кроме самой Лирсли, и согласия между ними сейчас нет.
Если Вастарна так и не вмешается в ближайшие дни, Северная Данмара обречена. И окрестные селения тоже: когда болезнь только появилась, некоторые горожане успели бежать. Синий дым, предупреждающий о поветрии, выпустили в небо позже. И Юппава, и сухопутные дороги теперь перекрыты, в города беглецов из Данмары никто не пустит.
Продолжение следует.
