Текст книги "Графская ведьма (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лунная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Н-но! – Эдмонд понукнул своего коня и хлестнул по крупу сетова. Друг пригнулся – над его головой снова просвистело.
– Налево, – Сет махнул рукой другу, – разделимся!
Эдмонд послушно отделился, проскакал около минуты в другую сторону и понял, что за ним никто не сорвался – все всадники предпочли видеть добычей графа. Ругнувшись, мужчина развернулся.
Тем временем, Сета уже успели подстрелить. Вместе с его левой ногой синхронно дергалась в седле стрела, застрявшая в бедре. Снег летел из-под копыт разгоряченных коней, дыхание вырывалось с хрипами и мутным туманом.
Своеобразная погоня: впереди Сет, за ним преследователи, за ними Эдмонд – продолжалась около десяти минут, пока стрелок не перестал мазать: очередная стрела попала графу в бок. Сет начал валиться, Эдмонд обнажил меч, готовясь защищать упавшего, однако кавалькада внезапно плавно ушла вправо, обогнула раненого и скрылась в перелеске.
***
«Из этого безумия априори не могло выйти ничего хорошего. Я держусь из последних сил, мои запасы на исходе, а связи так и нет. Боюсь, эта западня мне не по зубам.
Хотя… сегодня буря ненадолго стихла, и на клочке неба сквозь марево туч я увидела золото просвета далекого холодного солнца. Это прекрасно и в то же время пугает. Не могу больше здесь оставаться одна».
Я подула на заиндевевшие пальцы и попыталась зажать самописец костяшками, но тот выскользнул и потерялся в теплоизоляции. Стены палатки вокруг меня в кои-то веки колыхались от ветра ровно, а не истерически, в такт буре. С тяжким усилием перевела мысли с отчаяния и жалости к себе на тему злободневных забот.
– Успокойся, все будет в порядке. Гумпомощь уже в пути и спасение не за горами. Как думаешь, Бродяга, когда они поняли, что связь со мной в принципе потеряна? Вот я больше чем уверена, что эта задавака Лиз специально не просматривает данные о моей локации, чтобы лишний раз обо мне руководству не напоминать… Ведь были же подозрения, что она меня подсиживает – надо было копнуть на нее чего-нибудь. Слу-ушай, а может, я о ней просто плохо думаю? У нас же, черт возьми, общество презумпции невиновности… Да и какое ей сейчас дело до того, что я тут о ней думаю!..
«У меня начинается психоз – я выдумала себе собеседника и вместе с ним обсуждаю моральные проблемы нашего общества. Мораль вдалеке от цивилизации смотрится глупо.
Это как-то по-дурацки, но у меня кончаются чернила. Кажется, что я использую эти свои несчастные записульки как единственный канал связи с людьми, так я ощущаю, что не одна осталась на планете. И этот канал вскоре оборвется, и я действительно останусь совсем, совсем одна.
Сегодня у меня на ужин шоколадный батончик. Королевская трапеза, черт подери! И как резко здесь меняются приоритеты. Буря стихает все чаще, мне кажется…»
Нет, не кажется. Погода и в самом деле стала милостива ко мне: в кои-то веки проглянуло солнышко, хоть и сквозь тучи, но оно наполнило сердце горько-сладкой тоской. Мне тотчас стало стыдно за свои эмоции, как будто я возвышенно страдаю на публику. Но потом стало как-то плевать на все, и лицо омывали редкие холодные лучики далекого светила.
«Последняя запись и последняя ракета. Если меня не увидят сегодня, я погибну здесь. Ну, так пусть хотя бы кому-нибудь останется мое имя:…».
Сочинение последнего, сочащегося горьким пафосом, послания прервал далекий свист. Я насторожилась. Спустя минуту напряженного ожидания послышался далекие-далекие звуки, от которых уже отвыкли уши. Но шум мотора ни с чем не спутаю.
Силой воли я приглушила ликование: меня нашли, ракета даром не пропала! – и заставила себя думать критически. Сначала все проверить, а потом – радоваться. Иначе разочарование меня убьет.
Вооружившись прожектором, я в прямом смысле вставилась во внешний костюм, вот так, в привычном лыжном, который стал своеобразной второй кожей. Не помню уже, когда в последний раз его снимала.
Ночь была тихая и мрачная, морозный воздух дрожал в свете фонаря. Я изо всех сил напрягала слух в надежде снова уловить посторонние звуки, но все было как всегда. И звук мотора растаял в снежной взвеси. Острый тугой ком собрался в горле – но я не собиралась плакать, наоборот, криво усмехнулась: до чего же убедительны выверты собственного мозга! Но для очистки совести все-таки решила пройтись вокруг.
Походы давались с каждым разом все тяжелее. Я внимательно оглядывала снежные насыпи и смогла различить на белом полотне темно-серое пятно. С нервно колотящимся сердцем подбежав туда, увидела раскинувшегося человека, его лицо уже слегка припорошено снегом.
– Эй! – я протянула руку и коснулась холодной кожи…
Мои записи не остались в забвении. Их бережно собрали, как, собственно, и мою палатку, за неделю без еды и людей ставшую родным домом, цитаделью. И потом, позже, придя более-менее в себя, нашла силы дополнить дневник последними, действительно последними для той жизни словами:
«Когда меня нашли, я уже почти смерзлась с ним, и разлепить наши тела спасателям стоило немалого труда. Он погиб от холода, не дойдя до моего убежища всего-то метров ста, а я опоздала на считанные минуты. Хотя мне говорят, что я бы все равно его не спасла. Лгут – я бы смогла. Но не суждено».
Не суждено.
Анна думала третий день, и Лекс не появлялся на пороге, давая время. Казалось бы, решение лежит на поверхности, но душа к нему никак не тянется.
Ведьма раздраженно выдохнула – отчасти чтобы избежать таких проблем, она и избегала общения с людьми. Меньше горя, противоречивых дум и сложных решений.
От таких мудреных мыслей подвернулись пальцы: малый котелок рухнул на пол с гулким звуком, едва не заглушив другой, далекий. Анна почувствовала, как что-то сгущается внутри грудной клетки, стискивает горло и сердце в осознании предчувствия беды.
Свист повторился. Ведьма моргнула от неожиданности и, опять забыв одеться, опрометью выбежала наружу. Ее морозила, хлестала по спине и неизбежно нагоняла мысль: опоздала!
Анна не видела ничего, ей казалось, она летит в каком-то мареве, в то время как наяву вокруг нее металась буря. Ветер бил наотмашь снежными ладонями, перекидывал из одной в другую, заставляя вслепую метаться. Очередным зовом маяка разрезал бурю отчаянный свист. Ведьма мотнула головой, словно удила закусила, и вырвалась на еще один шажок вперед. Потом еще один, и еще, а затем стала видна и цель: темный сугроб посреди белого мира.
Женщина пробиралась к нему бесконечно долго, и теперь мысль об опоздании уже двигалась впереди, сдерживая, замедляя движение, но надежда – безумная, бессмысленная – теперь толкала в спину.
Откуда-то из бури на Анну за два шага до цели свалилась куча тряпья и железа, больно стукнув по макушке и значительно придавив своей массой.
– Помогите! – заорали ведьме прямо в ухо, а потом в него и двинули, судя по всему, кулаком. Видимо, чтобы призыв о помощи точно дошел до адресата.
– А ну встань! – вышла из себя ведьма. – Встань с меня и отойди! Ну! Ай, да скорее же, придурок…
Тяжелая возня. Спустя несколько секунд Анна смогла вскочить и первым делом – кинулась к тому, к кому ее гнала слепая надежда.
Знакомое лицо, только бледное, холодное, усеянное снежинками… Нет, он ведь?..
Анна приложила пальцы к сонной артерии и убедилась – он жив! Успела!
***
Паутина мягко окутывает, путает мысли, сбивает с толку, но от нее же идет и безумно, удивительное уютно тепло. Шелковая нить касается тонкой как пергамент кожи, ласково гладит и аккуратно пробирается под ее покров. А когда тело становится уже невозможно тяжелым, начинает наслаиваться поверх.
И нет бы мне встряхнуться, разорвать плетение или хоть насторожиться происходящему! Я лежал и впитывал каждой клеточкой заботу, ласку и тепло, которое не для тела, которое помогает даже самой черной ночью увидеть свет, хоть бы и краем глаза.
Шорох тяжелой юбки, тихое поскрипывание ставен – все вдалеке, как будто нереально. И течет шепот, затаенный, пылкий и робкий, до краев налитый самоотвержением. И я в него вливаюсь и верю, покорным псом подставляю шею под ласковую обережную ладонь. Прикосновение столь желанно, что я выгибаюсь, тянусь, но ладонь ускользает, она тает, изрезанная тонкой и прочной паутиной.
Я чувствую себя обманутым.
И от обиды – просыпаюсь.
В сетову реальность голоса ворвались резко, нахрапом. От громкого скандала заложило уши, хоть голова и так была изрядно ватная. Сути распри граф уловить не успел – хлопнула дверь и его тут же рассекретили:
– Доброе утро, – совсем недружелюбно буркнула сельская колдунья. Та самая, Анна.
– Где я? – Сет едва двинул головой в знак вежливости .
– В доме. Моем.
– А как...
– Вам лучше знать, ваше благородие. Вы со своим другом мне как снег на голову свалились. Словно других бед мало, – раздосадовано цыкнула она . – Впрочем, дело не мое, как вы здесь оказались, главное, чтобы поскорее убрались. Вы мне жить мешаете.
– Где Эдмонд? – хамство Сет пропустил мимо ушей, довольно его в последнее время наслушался.
– Соседствует. Голову поверните.
Сет с трудом последовал совету – шея дьявольски заныла в ответ – и встретился взглядом с другом. На лице того красовалась кривоватая усмешка.
– Доброе утро, Сет. Как чувствуешь себя?
– Сносно, но...
– Завтра уже сможет ходить, – непререкаемым тоном заявила Анна.
– Насколько далеко? – сыронизировал граф.
– Достаточно. чтобы дойти до лошади и взгромоздиться на нее.
– Боюсь, в пути здоровье меня подведет.
– Не надейтесь, граф, – парировала ведьма. – Вы крепче, чем кажетесь.
Смех у Сета вырвался болезненно, тут же остро дернуло в ноге, заставив мужчину терпеливо сцепить зубы.
– Вы умеете быть убедительной, знаете? Я сейчас на целый миг поверил, что здоров...
– Умею, когда хочу, да. А еще я достаточно хорошо умею лечить людей, поэтому не сомневайтесь, завтра вы будете уже в состоянии отправиться в путь. Ваше благородие.
С этими словами Анна издевательски поклонилась и вышла в горницу, мимоходом кивнув Эдмонду. Тот, вздохнув, отправился за ней вслед.
– Куда это вы? – удивился граф.
– Я скоро, – отмахнулся друг, а ведьма – та вообще проигнорировала. Сету оставалось топить недовольство в надежде, что хоть Эдмонд поделится информацией.
Ждать, впрочем, пришлось совсем недолго: Сет успел восстановить воспоминания и накидать вопросов, как Эдмонд вернулся. Уже без Анны.
– Где ведьму потерял?
– Она по делам, сказала. Вернется к ночи. Наверное, к любовнику пошла, мириться.
– К любовнику? То есть... а, это он тут бушевал, когда я только проснулся?
– Ну да. Недоволен был, что его невеста у себя в доме чужих мужиков привечает.
– А она что? – заинтересовался Сет.
– А что она, – как-то равнодушно пожал плечами друг. – Баба же... Сама накричала на него, истерику закатила, мол, она самостоятельная женщина, право имеет и все такое... Он послушал немного и ушел. Дверью вот хлопнул. А эта – вроде тихая была, а как с цепи сорвалась.
Сет кивал, а у самого мысли одна за другой: мириться пошла, вернуться только ночью обещала, а ведь самостоятельная и вправду баба, решительная, хотя ведь говорила, за день на ноги поставит, а сама…
– А как же она меня лечить-то тогда собирается? – подумал вслух мужчина, и тут же получил ответ:
– Да она уже все сделала, Сет, всю ночь глаз не смыкала. Ты был очень плох, я уже был в отчаянии и прикидывал, как дальше поступать, ну, после того как ты… Звал на помощь, но долго никто не приходил, а потом наткнулся на нее. Эта ведьма как по следу шла, а ведь на улице тогда ночь стояла, метель. В общем, как тебя в дом перетащили, она ни на что уж внимания не обращала, до рассвета что-то колдовала, шептала, мазала тебя чем-то. Да так устала, что прямо рядом с тобой и рухнула. Мне-то самому пришлось обустраиваться. А с утра смотрю – ты уже и цвета нормального, и рана почти зажила. Так что не врет ведьма – на ноги поставит.
Да уж, не врет. Сет смутно припоминал и ее настойчивый, страстный шепот, мягкие ладони на коже, шорохи и запахи лекарств. Выходит, не врет и молва, подлинна та давнишняя проверка: ведает она то, что другим недоступно. Ведьма… Или просто хорошая лекарка? Тонкий знаток душ? Это ведь тоже не каждому подвластно…
И все же есть в ней нечто, незримое, невидимое и уловимое с трудом. Как давно похороненное воспоминание, прорезавшееся вместе со знакомым запахом. И невозможно вспомнить, в то же время, бессмысленно того желаешь.
– Сет, она тебе обед тут оставила, – неловко вклинился Эдмонд. С ним, кстати, тоже что-то неладное творится: то взгляд отведет, слова на половине обрывает, дергается все. Попало ему, что ли, от этой Анны?
До вечера Сет честно отсыпался, восстанавливая тело и силы. Сны обходили стороной утомленный рассудок, разве что отдельные лица всплывали: родителей, друзей, врагов. Только суженая не приснилась, а ведь на новом месте спал, и судьба его в этой области уже известна. Впрочем, с этой судьбой лучше бы повременить: появились у графа к недругу-виконту несколько вопросов. В частности, чьи это люди гнали его, Сета, до самой границы, да еще стреляли прицельно по нему, хоть и мазали безбожно? Не вынужденный ли брак тому причиной? Ведь какому отцу охота дочь за врага выдавать?
Словом, к приходу ведьмы граф достаточно восстановил силы и настроился полноценно побеседовать. Беда, что Анна на разговор была совершенно не нацелена.
– Что вам мешает отдыхать и набираться сил, граф? – как-то устало выдохнула ведьма, опустившись на табурет. И в целом она выглядела какой-то потерянной, одинокой. Просто женщиной, чье лето уже стало клониться к холодам. Седины, правда, в каштановых прядях пока не видно, но упругие морщины взрезали лоб, и пара – прилегла по краям от губ. И в выразительных карих глазах уже не прятались колючки, усталость и растерянность – вот что ею владело сейчас.
– Я уже выспался, Анна, – серьезно ответил граф. Женщина вздрогнула, словно ее укололо ее же собственное имя.
– Я вам дам отвар…
– Сначала я хотел бы вас поблагодарить. Вы мне спасли жизнь, а я до сих пор вам и «спасибо» не сказал.
– Ведьм не благодарят, ваше благородие, – едко ответила Анна после короткой паузы. – Им платят.
– Что ж, если вы со всеми, кто к вам обращается, возитесь, как со мной, то пора бы вам требовать к оплате благодарность.
– Я за день ни разу вам повязку не сменила, если помните.
– Зато ночью, полагаю, за четверых выложились, – возразил Сет. – Мне Эдмонд рассказал, о том, как вы нас нашли. И за это вам тоже сердечное спасибо.
– Значит, не проняло, – совсем непонятно прокомментировала ведьма.
– Что вы имеете в виду?
– Не ваше дело. Значит так, граф. Я свое дело уже почти сделала. Утром сочтемся. А пока – вы выпьете кое-что и дадите мне спокойно завершить лечение, – Анна отошла к шкафчикам со своими снадобьями-зельями и вернулась с какой-то спрессованной травой в одной руке, стаканом воды – в другой.
Сету пришлось последовать совету, уж такой у ведьмы был проникновенный взгляд. А поговорить и утром можно.
***
После порции сонника граф осоловело повел глазами и уже сидя отключился, рухнул затылком на подушку. Анна с трудом заставила себя прикоснуться к нему, чтобы уложить поудобнее, и все равно снова вздрогнула, хотя череда воспоминаний утихла после того, самого первого касания.
– И ты спи, – ворчливо посоветовала она второму копошащемуся не печке гостю. – Или хочешь, чтобы я и тебе помогла?
Эдмонд недоверчиво хмыкнул, но перечить не посмел и возиться перестал – затих.
Ведьма почти беззвучно шелестела юбками, занимаясь своими делами, и вроде все шло своим чередом, но Эдмонд чутко уловил момент начала колдовства. Его разум словно бы повело и мягко опустило на перину сна, взамен реальности отразив сумрачные видения.
Вначале гулко ухнула сова, мягко скользнул снег с потревоженной птицей ветки – слился с метровыми сугробами. Наплывшая сытым туманом тишина укрывала не хуже пухового одеяла, и дышать под ее весом становилось тяжелее. И за тишиной не стало слышно размеренного шепота, блеска амулетов, четко выверенных взмахов изящных кистей. Весь мир свернулся в точку, которая крутилась перед взглядом и таяла, пряталась в тени, стоило лишь присмотреться.
Хрупкое таинство вдребезги разбил многоголосый волчий вой, оскорблено крикнула сова – широкие крылья хлопнули, унося хозяйку прочь от этого странного дома. И Эдмонд с облегчением погрузился в уже нормальный сон.
Однако для Анны ночь еще не завершилась – предстояло самое главное. Когда задумываешься о том, от какой беды в силах оградить любимого человека, понимаешь, какое множество опасностей нас подстерегает ежедневно.
Можно споткнуться и расшибить голову об острый угол, поймать широкой грудью вражескую стрелу, поперхнуться вишневой косточкой. Можно заболеть, замерзнуть насмерть или сгореть в пожаре, упасть с лошади, наткнуться на стаю голодных диких зверей…
В голову приходит столько всего, что губы не успевают шептать: предупреди, огради, храни. И понимаешь, что почти все это, в девяти случаях из десяти, – напрасная трата сил. Что стрелок и так промахнется, голова минует острые углы, и с болезнью сильный мужчина справится.
И что за все эти предосторожности придется заплатить частью своей жизни.
Анна даже не задумалась, стоит ли делать то, за что она взялась – просто не смогла бы по-другому.
***
А наутро ведьмы в доме не оказалось.
Посвежевший Сет помыкался с другом полдня в опустевшей избе, потом они прихватили пирожков, заботливо выставленных на столе, и отправились в путь.
***
– Ты специально сейчас это говоришь? Специально мне больно делаешь?
– Да ты себя послушай, что говоришь! «Я не хочу», «я делаю», «мне плохо», все я, я и я – мне это осточертело все!
– «Мне осточертело», вы только послушайте! Мы заговорили о твоих чувствах!
– Да, потому что я тоже не железный! Думаешь, ты одна сейчас такая несчастная страдалица?
– Да пошел ты! Придурок!
– Истеричка! С тобой вообще нельзя нормально общаться.
Я выскочила на улицу в одном домашнем платье и тапочках на босу ногу. Октябрь еще позволял проявлять подобную дурость.
Разгоряченные ссорой щеки горели в остывшем воздухе двумя чадящими факелами – к глазам бежала дорожка из соленых потеков туши. Короткие пушистые волосы, такое ощущение, дыбом стояли, особенно челка.
Плевать на людей, чихать я хотела на косые взгляды – меня отчаянно колотило, я хотела только знать, действительно, хотелось узнать, почему такое счастливое, солнечное прошлое: первые свидания, признания в любви, шуточные поединки, плавно переходящие в неистовые поцелуи – почему это все отошло на задний план, выпятив наши с ним недостатки? Почему забылось то первое прикосновение, которым мы узнали друг друга, сцепились намертво ладонями и поклялись не расставаться ни на миг?
Он видел меня всю – во всех моих и своих жизнях, – он знал меня, вспомнил, носил на руках и говорил – вот он, шанс разбить порочный круг! Этот чертов замкнутый круг, в котором все кончается смертью. Ведь мы оба молоды, обеспечены, нас не разделяет статус, континенты или непредвиденные узы. Ну, вот сейчас-то, сейчас, когда нет помех нашей любви, мы и заживем!
Оказалось, помехи были в нас самих – мы категорически не желали находить компромиссы и слушать друг друга. Великое, сильное, пронесенное через сотни и тысячи жизней чувство победили мелкие будничные склоки.
И сейчас я впервые бросила поле боя и бежала, бежала от него и таких незначительных, но важных проблем. Думала, вертела в голове так и эдак свои и его слова и с ужасом осознавала, что думаю о нем, как о прошлых своих парнях – неужели он такой же? Где это волшебство, полет и сказка? И за всем этим не расслышала тихих шагов за спиной…
Нить моей жизни обрывалась долго и мучительно, в какой-то убогой квартирке заброшенной пятиэтажки окраинного района, от рук дорвавшихся до насилия ублюдков.
Словно в назидание тому, как я поступила с дарованной мне любовью.
И глядя в потолок равнодушными, стекленеющими глазами, я четко осознала: небеса не дают второго шанса.
Анна маялась уже пятый день. Из рук сыпалось все, что в них ни бралось: травы, мука, тарелки, табурет и тот вырвался и свободолюбиво убился об пол. Просто пять дней назад она взяла в руки собственную судьбу и ими же раскрошила прах единственного чувства, ради которого стоило жить.
И ни капельки не утешало, что теперь, с ее амулетом, граф будет жить долго и счастливо. Ага, вместе с дочкой какого-то там врага. Дура набитая, что еще сказать. Пожертвовала любовью ради… ради чего?
Эдмонд обмолвился, что этого брака хотел король.
А не шел бы он лесом, этот самый король? Он не бог, чтобы решать судьбы людей за них самих.
Так нужно для мира в графстве?
Мира можно достигнуть и другими путями – Анна сама могла показать парочку, придуманных за пять дней бессильного самоедства.
И самое обидное – граф даже ничего не понял. Он не был в сознании, когда ведьма к нему прикоснулась, потому для него и осталась тайной их глубокая, таинственная связь.
Хотя что-то он, определенно, чувствовал, но не решался об этом поговорить из-за того, как себя вела с ним сама Анна.
А теперь… одна часть женщины рвалась вдогонку за любимым человеком: нагнать, объяснить все, вернуть! – а вторая философски добивала: что сделано, то сделано, и теперь дорога только на погост.
Самое страшное, Анна подозревала, что этим все и закончится, для него ли, для нее, но… «Небо не дает второго шанса» – с этими словами ведьма проснулась на рассвете и долго их катала на языке, ощущая послевкусие горькой обреченности. И все-таки заставила себя решительно встать.
Свои ошибки надо исправлять.
Анна знала, куда идти – ей об этом, тоже невзначай, но с определенным намеком, проговорился Эдмонд. А вот сам путь был не из легких.
Зима потихоньку шла на убыль, даже кое-где слышался тот самый весенний запах, с которым приходит надежда. Но три дня по рыхлому, раскисшему снегу – это все-таки испытание даже для привычной к походам ведьмы.
Зубцы далеких, но таких вожделенных замковых стен выплыли из рассветного марева четвертого дня.
И с треском обрушили Анну, прихлопнув сверху толстой льдиной. Зимняя тропа через лес проходила прямо по замерзшей речке, и ведьма это знала, но решила рискнуть.
Ледяная вода радостно сочилась сквозь одежду, утяжеляя ее вдесятеро, легкие сжались, скукожились охваченные огнем от недостатка воздуха, и уже не было сил стучать по льду, но ведьма в ужасе лупила и лупила по непроглядной твердой глади, пока ноги не свело судорогой – тело медленно повлекло ко дну.
Анна протянула наверх руку, словно пытаясь дотянуться до воздуха, но когда на ней сомкнулись твердые пальцы, ведьма уже этого не почувствовала.
***
Я никогда не имел своего дома. С самого рождения и до смерти меня влекло вместе с ветром туда, где все было незнакомо мне, а я был незнаком окружающим.
Я видел величайшие войны – поражения и победы. Знакомился с полководцами и простыми солдатами, воевал за деньги и идею, предавал и бывал предан…
Я был знаком с красивейшими женщинами, бросал их и покорял, женился и расставался. Мне пророчили славу поэта, архитектора, наемника жреца, короля и бродяги. Даже как-то назвали богом, но из уст восхищенной девушки это было больше похоже на лесть, чем на предсказание.
Мне посвящали баллады и проклинали за трусость. Гнали взашей и привечали как желаннейшего гостя.
В моей жизни было все. Кроме одного.
Я не знал, чего мне не хватает, потому и не останавливался – искал, пробовал на вкус, раздраженно понимал: «Не то!». И шел дальше.
А когда лежал и физически чувствовал каплями утекающую жизнь, самое обидное находил в том, что найти-то так и не удалось! Даже не то что найти – узнать, что я искал. Хотя надеялся до последнего вздоха, что вот сейчас пойму… еще минутку… ну вот, еще чуть-чуть…
Сет предпочитал не принимать участия в подготовке к предстоящему шабашу. Народу и так согнали много – достало вести, что сам король изволит посетить празднование в качестве визита вежливости.
Все происходящее костью в горле вставало, было четкое ощущение, что Сет поступает в корне неправильно, причем, момент выбора пути уже прошел, и теперь он на своей шкуре узнает лишь последствия, а исправить уже ничего нельзя.
От подобных чувств мужчина привык отмахиваться, считая сие слабостью, достойной лишь женщин, но этот мандраж был на диво настойчив. Поэтому Сет потихоньку шепнул Эдмонду, что отправляется на конную прогулку, и через десять минут пулей выскочил за ворота.
Он носился как очумелый, метался из стороны в сторону, заставляя бедного жеребца выполнять опасные кульбиты, но и это было лишь сотой долей того, что творилось у Сета в душе.
Треск льда вдалеке мужчина посчитал знаком – рванулся к нему так, словно его в спину бесы толкали. Из-под копыт разлетался снег пополам с грязью, ветер яростно хлестал по лицу, словно Сет опять делал что-то не так, и это не нравилось всей природе. Вокруг словно бы потемнело, как перед грозой или сильным снегопадом.
Лед на реке треснул и разошелся всего на несколько пальцев, тем не менее, Сет без раздумий спрыгнул с облегченно фыркнувшего коня и сунул руку по локоть в образовавшуюся трещину.
И почти сразу наткнулся на безжизненно-холодные пальцы, через которые какой-то сумасшедший ученый пропустил огромный разряд тока. С этим пришло осознание: все-таки опоздал. На много сотен жизней опоздал, всегда, каждый раз – он опаздывал.
Вытащить Анну оказалось трудно, но все-таки осуществимо. Хотя ведьме это не помогло.
Ее счастливый случай маленьким, незаметным амулетом висел на шее посеревшего от горя Сета, или же был безнадежно упущен в те длинные морозные, волшебные ночи.
Ведь второго шанса небеса не дают.
***
Зато можно снова попробовать уцепиться за первый.
