Текст книги "Право первой ночи"
Автор книги: Екатерина Красавина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Пишут о том, как мать оставила двухлетнего ребенка без присмотра на два дня и укатила к своему сожителю в Подмосковье. Ребенок нечаянно сунул пальцы в розетку, и его ударило током. Насмерть. А мать в это время веселилась в компании. Пила и гуляла. Как можно писать об этом? Не может мать так поступить. Не может, и все.
– Всякое пишут.
– Но это уже предел. Вернее, полный беспредел. – Наталья Родионовна, как всегда, резка и категорична в своих оценках. – Это же ее родная кровинка. Что она, не чувствовала, что ее ребенку в это время плохо? Что он умирает?
– Наверное, не чувствовала. Была пьяная. Наталья Родионовна смотрит на меня с негодованием.
– Вы еще слишком молоды, чтобы судить о таких вещах. Вот когда станете матерью…
– Это будет еще нескоро, – весело говорю я. – Во всяком случае в ближайшее время идти к алтарю я не собираюсь.
– А здесь не надо долго собираться, – язвительно поддевает меня Наталья Родионовна. – Просто в один прекрасный момент люди понимают, что они не могут жить друг без друга. И все. Вы, Аврора, еще никого не любили…
– Не любила, – соглашаюсь я с ней. Но тут же я вспомнила Руслана и невольно покраснела.
Наталья Родионовна внимательно посмотрела на меня.
– Что-то намечается на любовном фронте?
– Ничего серьезного! Наталья Родионовна хмыкнула.
– Любовь – прекрасная вещь. Материнство – тоже. – Она как бы разговаривала сама с собой. – И вообще, жизнь – хорошая штука. Жаль, что люди частенько предают. – Ее лицо потемнело. Она судорожно глотнула воздух.
– Вам плохо? – испугалась я.
Нет. – Она желчно рассмеялась. – Я еще не умру. Я поживу. Назло некоторым, – многозначительно заключила она. Интересно, кого она подразумевала под «некоторыми»? Алину? Скорее всего ее. Наверняка Наталья Родионовна знает, что Алина спит с ее мужем. Но ей сейчас не до того. Ей бы выкарабкаться из болезни.
Мои мысли плавно перетекли к Алине. Рыжеволосая обольстительная стерва ковала железо, пока горячо. И не теряла времени даром. Но как мог Вячеслав Александрович поддаться на ее чары? Они… такие разные. Я ловила себя на мысли, что я воспринимаю отношения между Алиной и Викентьевым как некую абстракцию. Мне было очень трудно представить их в постели. Я даже не знаю почему. Вячеслав Александрович был внешне сдержанным, вежливо-корректным. Алина же выставляла свою сексуальность напоказ. Она просто била в ней ключом. Значит, моего шефа привлекают развязные девицы? Недаром говорят, что противоположности притягиваются. Вот они и притянулись. За спиной, точнее, за койкой Натальи Родионовны.
– Аврора! Тебе не идет долго думать! Ты становишься похожей на старушку! Не ломай голову над вопросами, в которых ты ничего не понимаешь, – со смехом сказала Наталья Родионовна. Я вздрогнула. Она словно угадала мои мысли. – Давай будем ужинать. Сегодня там не еда, а какое-то райское наслаждение. Как «Баунти». Кстати, на редкость невкусный шоколад. – Наталья Родионовна перешла на «ты», и я поняла, что стала для нее своим человеком.
– А мне нравится!
– Не возражай! Твои вкусы должны совпадать с моими. Полностью! Не обращай на меня внимания! – тут же без всякого перехода сказала она. – Это я так. Дурачусь. – И она махнула рукой. – Скучно. Вот и развлекаюсь. За твой счет. Прости меня.
– Да я и не обижаюсь нисколечко!
– Вот и славно! Сейчас принесут еду. – Наталья Родионовна позвонила по телефону Марине Семеновне и дала ей поручение.
Сейчас все сервируют в лучшем виде. Это наш первый совместный ужин. Готовься. Слюнки потекут. Я тебе обещаю.
Слюнки у меня действительно потекли. Причем от одного вида и запаха. Это было что-то нежно-воздушное. Лимонно-сливочного цвета. Оказалось, куриное суфле. Плюс изысканные закуски: салат с креветками, тарталетки с белой рыбой.
– Потрапезничаем! – И Наталья Родионовна подмигнула мне. – Жаль, что Анжелы нет. А то бы поужинали втроем.
От этой перспективы у меня чуть кусок изо рта не вывалился. Я не могла себе представить, как надменная Анжела сидит рядом со мной и ест. Скорее я могла бы вообразить себе английскую королеву, позвонившую в дверь моей квартиры. По-моему, Елизавета II намного проще и демократичнее капризной, избалованной Анжелы. Она бы ни за что не села со мной за один стол. Неужели Наталья Родионовна так плохо знает собственную дочь?
– Она вообще-то неплохая девочка, правда, немного избалованная. – И снова я поразилась способности Натальи Родионовны читать мои мысли. Я тихонько рассмеялась про себя. – Я сказала что-то смешное?
– Нет-нет.
– Аврора, я хочу знать. Может быть, я смешна, нелепа?
– Я могу быть с вами откровенной?
– Всегда. И во всем. Лизоблюдов не терплю. Ничтожные люди.
– Простите, Наталья Родионовна, но в Средние века вас обязательно бы сожгли на костре.
– Как ведьму?
Я сжалась. Все-таки надо быть поосторожнее с выражениями. Откровенность тоже должна иметь свои пределы.
– Вы сами просили быть с вами откровенной.
– Я от своих слов не отрекаюсь. Я просто спрашиваю – как ведьму?
– Ну в общем, да. – И я невольно зажмурилась, ошарашенная собственной смелостью.
– Дурочка, – тихо рассмеялась Наталья Родионовна. – Думаешь, ты первая, кто говорит мне такие слова. Ничьи мысли я не читаю, просто знаю или догадываюсь, какой мыслительный процесс идет в той или иной головке. Это называется психология. Я посмотрела на тебя, когда сказала об Анжеле, а ты как-то съежилась и глаза опустила в пол. Какие у тебя могли быть мысли в тот момент? Что Анжела взбалмошна и капризна и сидеть с тобой за одним столом не будет. Разве я не права? Хотя иногда могу и предвидеть некоторые события. – Она замолчала.
– Вы все объясняете, как Шерлок Холмс.
– Спасибо за комплимент. Но я не хочу, чтобы ты думала об Анжеле плохо. Это все – возраст, окружение, избалованность. Надо было строже ее воспитывать. Ну что теперь говорить об этом? После драки кулаками не машут. Что было, то было. Издержки педагогического воспитания. Вернее, его отсутствие. Анжела – мой единственный ребенок. – И губы Натальи Родионовны задрожали.
Я сидела и думала о том, что меня еще никто никогда не баловал. Я просто не знала, что это такое.
Глава 6
Прошла неделя. Я постепенно привыкла к мысли, что Ольга уже никогда не вернется. Работы было много. Ника все реже и реже бывала дома. То, розовое платье, в котором я ходила в ресторан с Русланом, я повесила обратно в гардероб. В тот вечер Ника пришла поздно, и это было мне на руку. Если бы она обнаружила пропажу своего платья, наверняка устроила бы скандал. Но к счастью, все обошлось.
Меня раздирало любопытство: кто ее новый ухажер, который дает ей бабки на шикарную жизнь. Где она его подцепила? Я терялась в догадках. У меня был адрес ее хахаля, который я нашла в золоченой пудренице от Нины Риччи и переписала в свою записную книжку. Но что с этого? Приехать к нему и спросить о Нике? Глупее не придумаешь. Подкараулить их? Но пока не было времени для такой длительной спецоперации. Поэтому пришлось спрятать любопытство куда подальше. Если представится удобный случай – я выслежу их. Но это чуть позже. Сейчас мне не до этого – работа, Наталья Родионовна. Анжелы я не видела ни разу. Наверное, живет у своего молодого человека. У Руслана, решила я. Или у кого-нибудь еще. Сегодня с одним. Завтра – с другим.
Неожиданно я заметила, что с нетерпением жду встречи с Натальей Родионовной. Мне нравилось разговаривать с ней, выслушивать ее меткие суждения, острые замечания.
Но в этот раз она огорошила меня вопросом. Причем сразу.
– Скажите, Аврора, только честно, вам нравится Алина?
Никак не могу привыкнуть к манере разговора Натальи Родионовны – высказывать все начистоту. Лгать ей – бесполезно, но говорить все, как есть, – тоже не очень-то красиво. Я предпочитаю компромиссный вариант – молчание… Но он не проходит. Наталья Родионовна задает свой вопрос во второй раз, и я понимаю, что мне не отвертеться.
– Я еще плохо ее знаю.
– Чушь! – фыркает Наталья Родионовна. – Вы же взрослая женщина, Аврора. Наверняка уже знаете, что и почем в этой жизни. Не думаю, что вам нужно много времени, чтобы составить о ком-то свое мнение. Я хочу знать, что вы о ней думаете.
М-м… эффектная молодая женщина. Хваткая, цепкая, знает, что ей нужно. Но это внешний портрет. Может быть, в душе она совсем другая..
Наталья Родионовна пристально смотрит на меня.
– Господи, да о чем ты? – Она переходит на «ты». – Что там копаться? В каких глубинах? Все лежит на поверхности. Провинциальная девочка, приехавшая покорять столицу.
Я хотела возразить, что Алина – не такая уж и девочка, но промолчала.
– Ей хочется получить все сразу и в больших количествах. Не ждать, а взять… И куда Евгения смотрела… – усталым голосом заключает она.
– Евгения – это ваша сестра?
– Она… Курица! Да еще жутко завистливая. Неудобно так говорить о родной сестре, но из песни слов не выкинешь! Всю жизнь из нее вили веревки все, кому не лень. Вот и Алина… Вертела ею как хотела. Впрочем, какое я имею право судить ее. У меня самой дочь… – На лбу Натальи Родионовны собираются мелкие морщинки, а взгляд становится потухшим. – о чем тут говорить!
Мне хочется утешить Наталью Родионовну, но я не знаю как. Язык становится тяжелым, словно прилипшим к гортани, я могу только сочувственно молчать. Но Наталье Родионовне, видимо, и этого достаточно, потому что она неожиданно гладит меня по руке.
– Спасибо тебе, Авророчка!
– За что?
– Ты меня утешаешь и подбадриваешь. Не даешь окончательно впасть в отчаяние такой развалине, как я…
– Вы еще поправитесь, Наталья Родионовна, – шепчу я.
– Навряд ли.
– Почему?
Она устремляет на меня взгляд, в котором сквозит какая-то странная усталость и обреченность.
– Потому что знаю.
– Что знаете? – Мои вопросы перелетают к ней, как легкокрылые бабочки, порхающие с цветка на цветок в жаркий летний день.
– Знаю, что не поправлюсь.
– Откуда? Вам сказали врачи? Она усмехается.
– Мне сказал об этом мой врач, – подчеркивает она слово «мой» и указывает на сердце. – Оно не обманет. Я это предчувствую. Знаю. Называй это интуицией, предвидением. Как угодно. Женщины в моем роду часто умели предсказывать будущее. Вот и я…
– Но можно и ошибаться.
– В таких вещах ошибки быть не может.
Мы молчим. Наталья Родионовна чуть приподнимается с подушки.
– Я тебя не утомила?
– Нисколько! – с жаром восклицаю я. Она смотрит на меня с легкой улыбкой.
– А про себя думаешь: надоела мне эта тетка хуже горькой редьки. Не будь она женой моего начальника, я бы послала ее ко всем чертям.
– Нет, я так не думаю.
– Просто я измучилась. Да и Алина… – Наталья Родионовна издает протяжный вздох. – Чего она ждет – моей смерти? Зачем? Как же это горько, знать, что твой муж… – Она смотрит на меня. Прямо. Немигающе. Я не выдерживаю ее взгляда и отвожу глаза в сторону. – Все думают: вот лежит старуха и ничего не видит, что за ее спиной творится. Но это не так… Господи! Умереть, что ли!
Мне становится не по себе. Я понимаю, что присутствую при исповеди тяжелобольной женщины. Что она откровенничает со мной просто потому, что больше некому ее выслушать и пожалеть. Но что я могу сделать? Как облегчить ее физические и моральные страдания? Убрать Алину? Поговорить начистоту с Вячеславом Александровичем и сказать ему, чтобы он перестал спать с Алиной? Все это смешно и нелепо. Я бессильна. И могу только молчать. Молчать и слушать.
Я вспоминаю советы психологов, что в таких случаях надо поддерживать своего собеседника и соглашаться с ним. Выражать солидарность с его мыслями и словами.
– Вы же сами говорили об Алине – провинциалка. А они все такие – настырные.
– Да. Только подумать, что она появилась здесь почти год назад. Буквально через две недели после моего паралича. И все пошло кувырком. То есть пошло раньше… Когда… – Наталья Родионовна замолкает.
А я думаю, что Алина явилась в этот дом, как гриф – на умирающую лань. Почувствовала запах смерти и своей наживы. Такие люди всегда выискивают в жизни бреши и устремляются туда. Завоевать что-то сами они не могут. Только на чужих несчастьях и костях создают они свое благополучие. По-другому и не умеют.
Но как же так! От неожиданности я привстаю со стула. Алина появилась в этом доме год назад, а… как же фотография, где она с Ольгой? Но постой, возразила я сама себе. Та фотография обезличена, как покойник в морге. Снимок мог быть сделан где угодно. В Москве, Питере, Самаре, Сочи. Может быть, они познакомились где-нибудь на отдыхе и сфотографировались в номере на память? Такое тоже может быть! Но почему Ольга ни разу не сказала мне о своем знакомстве с любовницей шефа? С другой стороны, почему она должна была трубить об этом на всех перекрестках? Ольга была замкнутым человеком, застегнутым на все пуговицы. Она не откровенничала со мной, поэтому я ничего и не знаю о ее жизни…
– Аврора! Ты меня совсем не слушаешь!
– Да, – очнулась я от своих мыслей.
– О чем-то задумалась? Не о своем ли парне? Щеки раскраснелись!
– Угадали. – Больше всего на свете мне бы не хотелось, чтобы Наталья Родионовна узнала истинный ход моих мыслей. Это было ни к чему.
– Кажется, ваше время вышло! – И она указала мне кивком головы на часы.
– Ой, да!
– Иди!
– Принести вам лекарство?
– Сегодня не надо. Врач сказал, что два дня надо сделать маленький перерыв.
– Я свободна?
– Я же сказала: иди!
В коридоре меня перехватила Алина.
– Аврора! – позвала она меня.
Одета она была в длинный белый пеньюар. Прозрачные кружева едва прикрывали высокую грудь. Другой одежды в доме она не признавала. Только соблазнительные пеньюары.
– Зайди сюда на минутку, – пригласила меня Алина в свою комнату.
Так я во второй раз очутилась в этом будуаре. Алина стояла у окна, а я – у двери.
– Как здоровье Натальи Родионовны? Как ее самочувствие? Настроение? – вопросы были вежливо-невинные, но взгляд – цепкий и настороженный.
– Нормально. Как всегда.
– Ты ничего не замечаешь за ней в последнее время?
– Нет.
Алина прошла и села на краешек кровати.
– Ты не врешь?
– Нет.
Аврора! Со мной лучше не играть в кошки-мышки. Иначе… – Она не закончила предложения, но угрозу, прозвучавшую в ее словах, не заметил бы только младенец. А я таковым давно не являлась.
– Я говорю правду.
– Допустим. А как дела на работе?
– На работе?
На мгновение я растерялась. Какое ей дело до моей работы? А потом я все поняла. Она боялась, что я перехвачу у нее эстафету и прыгну в койку к Викентьеву. Наглые и беспринципные особы во всем видят угрозу собственному существованию и благополучию. Свое место они отвоевали в борьбе, и поэтому им везде мерещатся конкуренты.
– На работе? – переспросила я. – Нормально.
– А… Вячеслав Александрович не очень строгий начальник? – При этих словах она слегка откинулась назад, красиво изогнув шею, и волосы тяжелой волной упали на спину. В ее позе читалось: не вздумай переходить мне дорогу – раздавлю.
– Нет.
– Не загружает работой?
– По-разному.
– Наверное, тяжело без Ольги. Она все-таки была опытным специалистом.
– Я уже освоилась со своими обязанностями.
– Быстро! Способная девочка! – Она говорила так, словно я была отсутствующим предметом.
– Стараюсь, – с едва уловимой иронией ответила я.
Но Алина не уловила моей насмешки.
– Наверное, вам не хватает Ольги… Работать на пару веселей.
– Мы с ней были мало знакомы. Почти незнакомы. Общались только по работе. – Почему-то Алина упорно возвращалась к нашим отношениям с Ольгой. Почему? Неожиданно у меня пересохло в горле. Мне показалось, что от меня ускользает какая-то важная мысль.
Так не бывает, – уверенно возразила Алина. – Люди общаются, разговаривают, делятся своими проблемами…
– Но Ольга была другой. Неразговорчивой. Кроме того, у нее тяжело болела мать.
– Я знаю, – отмахнулась Алина. – Я уже слышала про мать. Но я о другом…
Резким движением она вскочила с кровати и почти вплотную подошла ко мне. От нее пахло духами. Сладкими, тяжелыми. И сама Алина напоминала яркую орхидею, выросшую в душной тепличной атмосфере.
– Аврора! – вкрадчиво сказала она. – Мне очень нужно знать одну вещь. Ты девочка не глупая и сама все сообразишь. Дело в том, что Вячеслав Александрович… несколько наивный, порядочный человек. И он привык доверять людям, с которыми работает. Он хорошо относился к Ольге, а она могла злоупотребить его доверием. Обмануть. Она могла кому-то сказать… сообщить некие данные, факты… – Алина тщательно выбирала выражения. Она расставляла их, как мины на поле, в надежде, что я подорвусь на одной из них. Моя задача была обойти эти мины и остаться в живых.
– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно правдивей. – Ольга со мной практически не общалась…
И вдруг я поняла: Алина хотела знать, насколько мы были близки с Ольгой. Доверяла ли она мне? Она думала, что Ольга могла мне что-то сказать. Но что? Что могла сказать мне Ольга? При каких обстоятельствах она познакомилась с Алиной? Невольно я закусила губу. Да, скорее всего, дело именно в этом. В обстоятельствах знакомства Ольги и Алины было нечто такое, что она хотела скрыть. Поэтому и пытает сейчас: знаю ли я эту информацию? А что, если Алина и убрала Ольгу?
Я перевела взгляд на Алину. Она смотрела на меня исподлобья, изучающе.
– Я ничего не знаю.
Алина достала из кармана пеньюара пять зеленых бумажек и взмахнула ими передо мной.
– Это освежит твою память.
– Я ничего не знаю.
– Возьми. – Алина взяла мою руку и вложила в нее деньги. – Подумай над тем, что я тебе сказала.
– Я… не могу.
Я разжала пальцы, и бумажки плавно опустились на пол. Уже во второй раз Алина пыталась меня подкупить. Ее методы не отличались разнообразием. В первый раз она хотела сделать из меня шпионку при Наталье Родионовне. Во второй – узнать, делилась ли Ольга со мной своими секретами. И представляют ли для нее опасность эти сведения. В тот раз она предлагала мне двести долларов. Теперь – пятьсот. Значит ли это, что мои акции неуклонно поднимаются вверх? Или Ольгины тайны она ценила намного больше, чем информацию о Наталье Родионовне? Тут было над чем поломать голову на досуге.
– Я ничего не знаю, – упрямо твердила я.
– У меня есть возможность проверить твои слова. И если ты лжешь… – Меня брали на дешевый понт в расчете, что я дрогну, сдамся и буду умолять о пощаде. Самое смешное заключалось в том, что я действительно ничего не знала. И у меня в руках была всего лишь одна улика – фотография Ольги и Алины. Сделанная непонятно где и в какое время. И все.
Алина снова отошла к окну.
– Мы с тобой обо всем договорились. Ты можешь идти. – Деньги так и остались лежать на полу. – Постой, – донеслось мне в спину. – Купи одно лекарство для Натальи Родионовны.
Я сделала поворот на сто восемьдесят градусов. Алина протянула мне рецепт.
– Деньги на лекарство возьмешь у Марины Семеновны. – Его надо купить к завтрашнему дню.
В аптеке на Сухаревской. Выйдешь из метро, пройдешь прямо метров двадцать, потом повернешь налево. И вниз. Раньше там был дом, но его снесли.
Она говорила что-то еще, но я ее уже не слушала.
Я поняла только одно, что Наталья Родионовна была не права. Алина приехала в Москву несколько месяцев назад. А значительно раньше. Иначе она не могла бы знать о судьбе дома, который снесли примерно пять лет назад. Я знала это хорошо, потому что в тех краях жила моя двоюродная сестра, к которой я иногда наведывалась в гости. Конечно, Алина могла бывать в Москве наездами. Но навряд ли люди, кратковременно посещающие город, запомнили бы факт сноса дома. Они бы просто не обратили на это никакого внимания. Алина лгала Наталье Родионовне. Но почему? И тут я решила помочь Наталье Родионовне и подложить любовнице Викентьева свинью. Порядочную.
Практически у меня не оставалось никакого выхода. А что я могла сделать? Вдруг Ольга обладала какой-то важной информацией насчет Алины и поэтому ее убрали? Может быть, фотография и обличала Алину как убийцу, но в моих руках это был бесполезный клочок картона. Не больше и не меньше. И кто такая Маргарита Грох? И тут мне в голову пришла одна мысль. Я должна отдать эту фотографию в милицию. И пусть они там разбираются с ней. Вдруг им повезет больше, чем мне? Честно говоря, мне очень хотелось сбить спесь с Алины и вывести ее на чистую воду. Мне было жаль Наталью Родионовну. Она все понимала и страдала от измены мужа.
Раз Алина расспрашивает меня об Ольге, значит, там что-то есть. Но я здесь – пас. Пусть милиция покопается в Алинином прошлом. Ей это пойдет только на пользу. Подергается, понервничает. А то расхаживает по чужой квартире, как хозяйка!
Майор Губарев, которому я позвонила на следующий день, попросил меня хотя бы вкратце объяснить ему, в чем дело. Но я не стала этого делать, сказала, что разговор очень важный и не телефонный, а конфиденциальный.
Майор Губарев назначил мне встречу в своем кабинете в пять часов. Я попросила перенести ее на более позднее время, потому что отпрашиваться с работы мне не хотелось. Это могло повлечь за собой ненужные расспросы. Да и шефу я могла понадобиться в любой момент.
– Хорошо, давайте позже, – согласился майор. – Семь часов вас устроит?
Я сказала «да».
Несмотря на распахнутые окна, в.кабинете было жарко. На столе мне бросилась в глаза массивная бронзовая пепельница. Такой можно запросто убить, почему-то подумала я.
– Проходите. – Майор указал жестом на стул. – Я слушаю вас.
– Я хотела сообщить вам об одном факте. Может быть, он и не имеет никакого значения, но… – Я вдруг поняла, что не могу четко сформулировать мысль и не знаю, с чего начать.
– Не волнуйтесь, – прервал меня майор. – Если хотите – можете сделать паузу. И ничего не говорить. Это поможет вам собраться с мыслями.
– Спасибо. – Я замолчала. А потом продолжила: – Помимо секретарских обязанностей, Вячеслав Александрович попросил меня ухаживать за его тяжелобольной женой, Натальей Родионовной. Два раза в неделю. После работы. Я согласилась.
– За деньги?
– Да. За дополнительную плату. Я… – Мои мысли опять спутались. Мне хотелось сразу приступить к главному, но тогда мой рассказ выглядел бы сплошной невнятицей.
Майор решил прийти мне на помощь:
– В чем состоял ваш уход?
– Я должна была сидеть около нее и выполнять ее просьбы, обеспечивать прием лекарств.
– Ив чем состояли просьбы жены Викентьева?
– Просьбы… – Я запнулась. А потом сказала все как есть. – Ей было очень одиноко. Муж на работе, дочь… у нее сложные отношения с дочерью. Я… разговаривала с Натальей Родионовной. Ей хотелось говорить со мной. Беседовать.
– Понятно.
– И… – Я поняла, что я должна сейчас сказать главное – о фотографии. Но нашу беседу прервали. В кабинет майора заглянул высокий молодой человек.
– Вить, останься, – попросил его Губарев. – Это – секретарь Вячеслава Александровича. Президента «Алрота».
Молодой человек сел напротив меня. Я совсем стушевалась.
– В доме Вячеслава Александровича вместе с его семьей проживает родственница. Племянница жены. Алина. Дочь ее сестры! – Нет, я зашла не с того конца. – А еще раньше, когда я была после смерти Ольги у нее дома… – Я прыгала с одной мысли на другую. Как кошка на раскаленной крыше.
– Зачем?
– Я передавала книгу Ольгиной матери. За день до смерти Ольга купила ей Лескова, но оставила на работе. Хотела отдать позже. Но не успела… Я наткнулась на эту книгу и решила отнести ее Антонине Петровне. Так я оказалась у нее дома. – Я замолчала, вспомнив искаженное горем лицо Ольгиной матери.
– И? – задал вопрос майор. Я судорожно сглотнула.
– …Когда Антонина Петровна попросила меня дать ей лекарство, которое находилось в Ольгиной комнате, в коробочке с лекарствами, я случайно обнаружила конверт, в котором лежала фотография. На ней были сняты Ольга, Алина и еще незнакомая женщина.
Губарев со своим помощником переглянулись.
– Фотография у вас с собой?
– Да. – Я раскрыла сумочку и протянула фотографию.
Губарев взял ее, потом перевернул и прочитал вслух: «Мы у Маргариты Грох.».
– Занятно, – протянул он. – Кто такая, эта Маргарита Грох?
Я пожала плечами.
– И вы решили передать эту фотографию мне… Почему?
Я невольно подтянулась. Мне не хотелось походить на злопыхательницу. И поэтому я собиралась изложить только голые факты. Без собственных комментариев.
– Работая сиделкой в доме Вячеслава Александровича, я познакомилась с Алиной. И сразу узнала ее. По фотографии. – Губарев не сводил с меня взгляда. – Она старалась побольше расспросить меня об Ольге. Особенно ее интересовало, не говорила ли она со мной откровенно. По душам.
– На предмет чего?
– Не знаю. Этого Алина мне не сказала. Но все время просила меня припомнить, что говорила мне Ольга.
– А вы?
– А я отвечала ей, что Ольга была неразговорчивым человеком и ничем со мной не делилась.
– Это так?
– Так. Почему мне никто не верит? – Эти слова я невольно сказала вслух и смутилась.
Просто все выглядит достаточно странно. Обычно секретарши – болтливые существа. Две девушки… – рассуждал майор. – Вполне понятно, если они будут общаться между собой. Разговаривать. Правда, вы слишком мало времени знали друг друга… Но какие-то контакты должны быть!
– Не было их. Не было, и все!
– Это меня и удивляет. Дело в том, что у Ольги вообще не было ни знакомых, ни друзей. Об этом сказала мне ее мать. И это очень-очень странно.
– А я не удивляюсь. В Ольге было что-то такое… – Я запнулась.
– Что вы имеете в виду?
– Не знаю, как это сформулировать. Ольга не была обычной девушкой. У меня сложилось впечатление, что она вообще не испытывала потребности в людях. Они ей были не нужны. Ольга была сама по себе.
– Значит, об Ольге вы больше ничего сказать не можете?
– Нет.
– А об Алине?
Я раскрыла рот, готовясь дать подробную характеристику этой особе, но майор опередил меня.
– Только объективно. Без эмоций.
– У меня сложилось впечатление, что она хочет сжить со света Наталью Родионовну. И строит долгосрочные планы.
– Это ваше личное мнение или у вас есть конкретные доказательства?
– Личное мнение, но есть и доказательства.
– Какие же?
– Почему она скрыла от всех, что жила в Москве раньше. – И я рассказала Губареву об осведомленности Алины насчет снесенного дома в районе Сухаревской.
– Но этот факт ничего не доказывает. Мало ли по каким делам она бывала в Москве.
– Потом… она стала любовницей Вячеслава Александровича, – с отчаяния выпалила я. Мне ужасно хотелось увидеть Алину за решеткой.
– Откуда вам это известно?
– Ольга сказала.
– В каких словах? Постарайтесь припомнить это точно.
– С насмешкой. – Я наморщила лоб, вспоминая. – Что-то вроде: «Может быть, теперь она успокоится. Наконец-то подцепила богатого мужика».
Майор поднял брови, но мое сообщение никак не прокомментировал.
– Что вы еще можете сказать об Алине?
– Молодая, холеная су… – женщина, – поправилась я.
Губарев улыбнулся краешками губ.
– Очень злая. Разговаривает грубо. Два раза пыталась меня подкупить!
– И что она хотела от вас?
– Чтобы я шпионила за Натальей Родионовной – раз, и припомнила, что говорила мне Ольга, – два.
– Как вы на это отреагировали?
– Отказалась от предлагаемого… сотрудничества.
– Что ж, спасибо за информацию. Фотографию я оставлю пока у себя. Вы давно были у Антонины Петровны?
– Только один раз. Когда передавала книгу. Она просила навещать ее, но я боюсь, что своим приходом еще больше расстрою ее.
– А вот это вы зря, – серьезным голосом сказал майор. – Не надо бояться чужих слез. Бедной женщине необходимо видеть тех, кто общался с ее дочерью в последнее время. Поэтому навестите ее обязательно. – А потом как бы мимоходом майор добавил: – Если из разговора с ней узнаете что-нибудь интересное и полезное, свяжитесь со мной. Договорились?
– Хорошо. Я тогда вам обязательно позвоню, – пообещала я.
Едва дождавшись, когда за посетительницей закрылась дверь, Губарев обернулся к Витьке, который за все время разговора не проронил ни слова. А внимательно слушал разговор, происходивший в стенах кабинета.
– Что скажешь на это, поклонник греческих муз?
– Не надо меня подкалывать!
– Да я любя.
– Тоже мне шуточки!
– Ладно, не буду.
– Мне кажется, что Ольге Буруновой было что скрывать.
– Этот факт даже не требует доказательств. Вопрос – что? Что было в ее прошлом? Какой-то криминал? Впрочем, кое-что у нас уже есть. – И Губарев помахал фотографией. – Вот этот снимок. Здесь Алина, племянница Викентьева, Ольга. И третья дама. Очевидно, эта самая Маргарита Грох. Значит, три дамочки энное количество лет назад были знакомы друг с другом. И что дальше? В каком направлении двигаться?
– Расспросить Алину?
Губарев отрицательно покачал головой.
– Она может замкнуться и ничего не сказать. Или наврать с три короба. Ее уже не перепроверишь. И словам ее – грош цена.
– Тогда как же вы намерены действовать?
– Алину надо припереть к стенке. Чтобы она не отвертелась. Таких наглых и самоуверенных особ можно взять только силой и напором.
– Вы хотите показать ей фотографию?
– Да. Но до этого я должен выяснить одну вещь. Где и при каких обстоятельствах был сделан этот снимок?
– Вы слишком многого хотите! Как это можно установить? Вы же не волшебник и не ясновидящий.
Чего нет, того нет. Хотя быть ясновидящим в нашей профессии – не роскошь, а необходимость. Тогда раскрываемость преступлений была бы намного выше.
– Размечтались! Давайте ближе к делу.
– Что мы, Вить, имеем? – начал рассуждать Губарев. – Имеем фотографию трех дам. И надпись: «Мы у Маргариты Грох.». Совершенно ясно, что Грох – это сокращенная фамилия. Полная она может быть: Грохнева, Грохнер, Грохалева и так далее. Но мне почему-то думается, что фамилия – Грохольская.
– Почему?
– Было у меня когда-то дело одно. Старое. И там фигурировал Станислав Грохольский. Дело было запутанное, сложное. Это было одно из моих самых первых дел. Первое расследование, как и первая любовь, никогда не забывается. Поэтому фамилия и впечаталась в память. Интуиция подсказывает мне, что две девушки находятся у Маргариты Грохольской. А вот чем она знаменита, нам и предстоит выяснить.
– А вы не допускаете, что это просто их подруга? Обычная женщина. Ничем не примечательная.
– Допускаю. Но мы исходим из того, что прошлое бывшей секретарши Викентьева отнюдь не безупречно. Поэтому любой человек, так или иначе причастный к нему, может оказаться нам очень даже полезным. Мы можем по адресной книге найти эту самую Маргариту Грохольскую и побеседовать с ней. Возможно, она и прольет свет на темные пятна в биографии Буруновой. А потом… обрати внимание на следующий факт: эта фотография лежала не где-нибудь, а в коробке из-под лекарств. Я думаю, что Ольга спрятала ее там. Раз спрятала, значит, эта фотография представляет какую-то ценность. Или опасность. Разве не так?
