Текст книги "Иллюзия любви"

Автор книги: Екатерина Савина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Даша встала перед Васиком на колени и сильно тряхнула его за плечо.

Никакой реакции.

Тогда Даша тряхнула Васика сильнее и для убедительности отвесила ему внушительного тумака под зад.

Васик промычал что-то и сладко зачмокал губами во сне – только и всего.

– Н-да... – поднимаясь на ноги, проговорила Даша, – тяжелый случай. Видно и вправду придется поездочку нашу отложить.

– Вовсе нет, – сказала я, чувствуя вдруг прилив сил, – есть одна идея. Мы Васика – владельца автомобиля с правами в кармане – посадим на заднее сиденье. А ментам скажем, что транспортируем его с... из ресторана, допустим, где он нагрузился до такого состояния, что даже за руль самостоятельно сесть не может. И вот мы – в целях предотвращения дорожно-транспортных происшествий – решили отвести машину сами...

– Понятно! – просияла Даша. – Только как бы нам его поднять, чтобы отволочь вниз и посадить в машину...

– Это не так сложно, – улыбнулась я, – ты беги за холодной водой... Принеси побольше – кастрюли две. Будем его отливать водой. Это сначала. А если не поможет... Нашатырный спирт у тебя есть.

– Ага, – сказала Даша, – где-то был...

* * *

Имя человеку дается для того, чтобы идентифицировать этого человека среди других, подобных ему, созданий. И одна из первых вещей, которые человек запоминает, когда у него в мозгу формируется прижизненный фонд памяти – как раз это самое личное имя. И забывать свое имя не позволено никому – да и вряд ли у кого это получится.

А вот человек, медленно поднимающийся по ступенькам загаженной лестницы темного подъезда с трудом мог бы озвучить свое имя, если бы у него спросили сейчас, как его зовут.

Скорее всего он ничего не ответил, а что еще более вероятно – он просто не заметил бы заговорившего с ним.

Между тем человека этого звали Тоша.

Тоша поднимался по лестнице, с трудом преодолевая каждую ступеньку, будто ноги его не слушались вовсе их приходилось подолгу уговаривать каждый раз, когда нужно было сделать какое-либо движение.

Если бы у Тоши спросили, куда он идет, то и на этот вопрос он тоже – вряд ли дал бы вразумительный ответ. Тем не менее, достигнув нужного ему этажа, Тоша остановился, уставил остекленелые глаза в обшарпанную поверхность двери и протянул трясущуюся руку к звонку.

Дверь ему открыли почти тотчас же. Не обращая никакого внимания на брюзжащую что-то старуху, появившуюся в темной прихожей, куда Тоша шагнул, едва ему открыли, он прошел, совершенно свободно ориентируясь в темноте, немного вперед и ткнулся ладонями обеих рук в запертую дверь.

Тоша пошарил по двери руками и замер, тяжело дыша. Когда силы, оставившие было его, вновь легонько толкнули вялые струйки крови в его жилах он поднял руки, с трудом сложил их в рассыпающиеся кулаки и несколько раз стукнул по двери.

И совсем не услышал звука, который, по идее, должен был услышать тот, кто находился по ту сторону двери.

Тоша застонал, обхватил запястье правой руки пальцами левой и, действуя своей правой рукой, как молотком, постучал снова.

На этот раз получилось много сильнее, и Тошу услышали – дверь медленно приоткрылась и Тоша шагнул в комнату, тускло освещенную электрической лампочкой. Комната была почти полностью завалена каким-то хламом, невообразимо громоздящимся в самых неподходящих для этого местах.

Тоша перевел дыхание и, чувствуя, как от слабости начинает по его лбу струится холодный пот, позвал тихим шепотом, на который были еще способны его голосовые связки, бессильные и обвисшие, словно мокрые бельевые веревки:

– Дядя Моня...

Никакого ответа не последовало.

Тогда Тоша сделал паузу, собрал остатки сил и прохрипел чуть громче:

– Дядя Моня!..

Если бы ему пришлось позвать еще один раз, у него бы наверняка не хватило на это сил. Но больше напрягать голос ему не пришлось – откуда-то, откуда Тоша так и не смог заметить появился невысокий старичок.

– Здравствуй, здравствуй, дорогой, – сладко проговорил старик, увидев Тошу и приветливо взмахнул руками, отчего по стенам комнаты пробежали две причудливые тени, – здравствуй, здравствуй, – повторил дядя Моня и пригладил серые волосы, торчащие по бокам его круглой головы, точно застывшие щупальца морского насекомого.

Тоша не в силах был выговорить ни слова. Впрочем, от него этого теперь и не требовалось. Он протянул старику кулак, в котором, как выяснилось, когда Тоша разомкнул пальцы, находились скомканные денежные купюры; старик тотчас протянул серую птичью лапку и деньги сгреб.

Рука Тоши бессильно упала.

– Молодец, – похвалил старик Тошу, спрятав деньги куда-то в складки черной хламиды, в которую был одет, – точно столько, сколько надо.

Тоша умоляюще смотрел на старика дядю Моню, не в силах вымолвить ни слова. Дядя Моня понимающие кивнул ему и, не переставая улыбаться, шмыгнул куда-то в сторону – за искореженную картонную коробку из-под телевизора, стоймя поставленную на огромный медный чан, насколько можно было заметить, дырявый в нескольких местах.

Выражение лица Тоши не успело еще измениться, как старик, двигаясь, словно диковинная птица, вынырнул из-за своего убежища и протянул Тоше небольшой стеклянный пузырек, наполненный бесцветной жидкостью.

Тоша схватил пузырек, как хватают утопающие руку спасателя, и тотчас начал отступать, путаясь в своих бессильных ногах. К старику он не поворачивался спиной, пока не перешагнул порог его комнату.

– Смотри, – сказал старик дядя Моня, улыбаясь тонко и ласково, – это в последний раз...

И дверь тут же хлопнула перед носом Тоши, хотя он и пальцем ее не коснулся, а старик стоял в центре комнаты, на расстоянии метра от двери.

У Тоши не было ни времени, ни желая осмысливать это заявление старика, скорее всего, он даже и не слышал, что сказал ему дядя Моня.

Через несколько секунд – миновав темную прихожую – Тоша оказался на лестничной площадке.

Он оглянулся и нетерпеливо облизнул губы, будто собирался сделать нечто запретно, но весьма манящее его.

Тоша вытащил из кармана пузырек, который дал ему старик дядя Моня поднял его на уровень с золотым лучом, разрезавшим на две неравные части угрюмую и громоздкую подъездную тьму. Луч шел из пробитого неизвестно для каких целей отверстия в одном из картонных щитов, которыми были заколочены лишенные стекол окна в подъезде, и в плясавшие в луче частица пыли замерли, как только бесцветная жидкость вспыхнуло от золотого света.

Впрочем, этого Тоша тоже не заметил.

Он поднес пузырек к губам, рыча от нетерпения сорвал зубами сургучовую заклепку пузырька. Едва успев выплюнуть комочек сургуча, он опрокинул над своим ртом пузырек, мгновенно высосав жидкость, и, моментально обессилев, опустился на колени.

Несколько минут прошло – Тоша не двигался, застыв, точно окаменелый скелет на холодном полу лестничной площадки. И лишь когда золотой луч, деливший тьму, опустился на несколько миллиметров вниз, он медленно поднялся на ноги и осмотрелся вокруг взглядом новым и осмысленным.

– Вот оно... – прошептал Тоша, – теперь прочь отсюда, пока не пришло...

Он не договорил и, если бы кто-нибудь его слышал, то ни за что не догадался бы, что имел в виду Тоша.

Бесцветная жидкость влила силы в жилы Тоши и заставила его кровь быстрее бежать, наполняя все тело живительным теплом. Тоша загрохотал вниз по ступенькам, точно пытаясь что-то опередить, но у самой двери, ведущей из подъезда наружу, запнулся и протяжно закричал, закрывая лицо руками.

Он выкатился наружу и замер. Луна гудела на черном небе, и Тоша понял, что тот золотой луч, который видел он на лестничной клетке старика Мони, вовсе не золотой, а синий, словно наполненный чистой, смертельно холодной водой.

Тоша поднял голову вверх и закричал, стараясь освободить свою грудь от теснившей ее теперь силы. Мыча и взлаивая, Тоша бросился вперед, словно заметил неподалеку от себя грозного противника.

Вокруг него никого не было, но он рубил ударами ног и рук ночной воздух, крепко сцепив зубы, бодал молчавшую тьму головой.

Движения его были строги и точны – каждый удар предназначался определенной цели, и если верить восторженным выкрикам, иногда слетавшим с Тошиных губ, грозный противник отступал и терял свою силу.

Казалось Тоша был подхвачен ритмом невиданного яростного танца.

Темный силуэт мелькнул слева от Тоши, и тот, замер. Хитро прищурившись, Тоша отступил в тень и затаил дыхание. Он сразу догадался, что тот грозный противник, с который он вел жестокий бой, испугался и решил применить хитрость, отступив их холодного ночного воздуха и сформировавшись в бредущую к подъезду женщину, тупо смотрящую прямо перед собой, нагруженную двумя объемными сумками.

Уловка Тоши вполне удалась. Когда ничего не подозревающая женщина поравнялась с ним, он выскочил из тени и, издав восторженный вопль поразил ее сразу целой серией ударов в голову и в корпус.

Грозный противник Тоши все еще не вступал с ним снова в прямой бой. Оттого – как догадался Тоша, чтобы вид оглушенной женщины Тошу смутил и тот отступил. Грозный противник и в этот раз просчитался. Неистовый Тоша вовсе не собирался прекращать избиение.

Женщина рухнула ничком, очевидно, потеряв сознание от сиьных и мгновенных ударов. Яблоки из сумки женщины, круглые и желтые, раскатились, словно срубленные головы чудовища и сияли в ночной темноте, с хрустом разлетаясь под тяжелыми подошвами Тошиных ботинок.

Он на мгновение остановился, когда женщина перестала подавать признаки жизни. Он посмотрел на свои окровавленные кулаки и улыбнулся. Женщина, неподвижно лежащая под его ногами, казалось совершенно беспомощной, но Тоша прекрасно знал, что это – всего лишь очередная уловка грозного противника.

И тогда Тоша метнулся во тьму, мгновенно и полностью скрылся в ней и явился через секунду, держа в руках тяжелый металлический прут.

– Сейчас я с тобой покончу, – прошептал он, улыбаясь улыбкой победителя.

Прут поднялся и опустился два раза, и только после этого во дворе дома, где только что кипела битва Тоши и невидимого никому, кроме него, грозного противника, запели трубы милицейской сирены.

Глава 5

– Порядок, – проговорила Даша, повернув баранку руля, – успеваем. Сейчас еще один поворот и...

– А времени-то всего-навсего – одиннадцать часов, – сказала я, посмотрев на циферблат. – Вполне можем успеть побеседовать со старушками.

– А-а-а... у стар-рушек... ушки на макушке!!! – проревел с заднего сиденья внезапно проснувшийся Васик. – Пр-р-ротив старушек мы достанем п-пушки!!!

Даша вздрогнула и непроизвольно выкрутила руль чуть больше, чем следовало – машину занесло и она, едва миновав придорожный столб, вылетела на середину дороги. Даша, вскрикнув, вдавила педаль тормоза в днище, и машина, визжа всеми шестеренками, развернулась посреди дороги и остановилась.

– П-приехали, – констатировал Васик и икнул.

– Дурак! – рявкнула я на него, обернувшись, – из-за тебя мы чуть в аварию не попали! Хорошо, что еще в столь позднее время на этой дороге нет движения почти, а то бы...

Никакого ответа я не услышала. Васик снова заснул, вытянувшись на заднем сиденье и поджав под себя свои длинные ноги.

– Разворачивайся скорее, – посоветовала я Даше, вернувшись в исходное положение, – вон, видишь, на нас прямо какая-то машина едет.

– Сейчас... – с трудом переводя дыхание, проговорила Даша, – только приду немного в себя... Подумать только, едва в столб не влетели. И все из-за этого алкоголика...

– Разворачивайся! – скомандовала я. – Машина уже близко, и это...

– И это патрульная машина ДПС, – упавшим голосом проговорила Даша, разглядев приближающийся к нам автомобиль, – черт возьми, как они невовремя. Не успеем мы развернуться – стоим на дороге, как корова, раскорячившись... Одна надежда – что они мимо проедут...

– Ну да, как же... – вздохнула я и снова чертыхнула мирно спавшего поганца Васика, – так они и проехали мимо... Готовься, Даша, платить штраф за этого балбеса.

Как того и следовало ожидать, подъехав к нам ближе, машина ДПС замедлила ход и остановилась. Даша только-только начала разворачиваться, как выпрыгнувший из кабины милиционер махнул нам полосатой палочкой.

– Все, – мрачно проговорила Даша, – теперь попались. Интересно, у меня денег хватит на штраф? Я немного совсем с собой взяла. Я же не знала, что...

– Если что, – сказала я, – я добавлю. Только потом с Васика сдерем по полной программе. Надо же – мы ему помогаем, а он нас так подставляет.

Даша отъехала к обочине и притормозила. Милиционер неторопливо приблизился к нашей машине со стороны водительского сиденья и постучал палочкой в стекло.

– Вылезай, что уж теперь, – сказала я Даше и она, еще раз горько вздохнув, выбралась из машины.

Дверцу она закрывать не стала, так что мне был слышен весь разговор до единого слова.

– Инспектор Барбосов, – представился милиционер, с интересом разглядывая потупившуюся Дашу, – почему нарушаем?

– Нарушаем? – пожала плечами Даша. – Просто машину занесло, вот и все. Ничего не случилось.

– Не случилось, так могло бы случиться, – резонно заметил милиционер, – вот это вы видели?

Он указал своей полосатой палочкой куда-то вверх, и я, вслед за Дашей, повернула голову в том направлении.

Знак, запрещающий машинам двигаться со скоростью, превышающей отметку шестьдесят на спидометре. Вот так здорово. Мы ведь этот знак и вправду не заметили. Да и где же тут заметить – темно, а знак наполовину закрыт веткой растущего рядом дерева.

– Конечно, видели, – тем не менее, сказала Даша, – просто я не справилась немного с управлением. А ехали мы ровно шестьдесят. Даже, по-моему, меньше.

Милиционер усмехнулся.

– Дорога ровная, – заговорил он, – дождя нет и снега не предвидится. Сухой асфальт. При низкой скорости машину так не заносит.

– Да я... – начала было Даша.

– Что вы мне мозги пудрите! – повысил голос инспектор Барбосов. – Ваши документы.

«Ого-го, – мелькнуло у меня в голове. – Вот тут-то и начинается самое интересное».

Даша набрала в легкие побольше воздуха и, заискивающе улыбаясь, затараторила:

– Понимаете, товарищ инспектор, машина мне не принадлежит. Просто нас с подругой попросили отвезти нашего... коллегу домой. Он праздновал в ресторане свой день рождения и немного того... переусердствовал. Не садиться же ему за руль в таком состоянии. Посудите сами. А лучше сами посмотрите – он за заднем сиденье валяется. Совсем ничего не соображает.

Инспектор достал из кармана фонарик и выстрелил лучом света в салон автомобиля – на заднее сиденье, где спокойно похрапывал Васик.

Потом скептически покачал головой и открыл дверцу. Лучше бы он этого не делал. Устоявшийся в салоне ужасающий аромат смешанный спиртных напитков разной степени крепости ударил ему в ноздри с такой силой, что инспектор отшатнулся на несколько шагов.

– Как же вы-то терпите такую вонь? – сдавленным голосом проговорил инспектор. – Дышать совсем нельзя...

– Пообвыкли, – пожала плечами Даша, – надо ехать все-таки. Этому пьянице завтра на работу. Нас шеф попросил отвезти – мы же не могли отказаться...

– Кошмар... – прохрипел инспектор.

Он несколько раз вдохнул и выдохнул чистый и холодный ночной воздух, который, вероятно, прочистил его мозги настолько, что инспектору пришел на ум следующий вопрос:

– А может быть, вы и сами немного того?.. – поинтересовался он.

– Чего того? – не поняла Даша.

– Немного выпимши, – пояснил инспектор Барбосов, – вот и ничего не замечаете. Ну правильно! – голос его окреп и он усмехнулся. – Все-таки в ресторане гуляли. Как там не выпить. Если еще, наверное, и на халяву!

– Я вообще не пью! – оскорбленно заявила Даша. – И подруга моя – тоже! Как вы могли такое подумать, товарищ инспектор! Мы же все-таки взрослые интеллигентные женщины! И не все в ресторане гуляют. Некоторые просто приходят туда поужинать с друзьями.

Инспектор, судя по всему, несколько смутился.

– Ну, ладно, – неохотно проговорил он, оглянувшись на свою машины, из оконца которой делал ему непонятные знаки его коллега, высунувшийся наружу по пояс. – Пускай ваш друг предъявит документы на машину и можете быть свободны.

– Это можно! – мгновенно повеселевшим голосом отозвалась Даша. – Сейчас!

Она нырнула в салон автомобиля – на заднее сиденье к Васику – предварительно набрав в легкие воздуха, словно перед прыжком в воду и принялась ловко обшаривать карманы Васикова пиджака.

В процессе обыска Васик ненадолго проснулся, поднял голову и что-то невнятно пролаял, после чего снова сомкнул веки и оглушительно захрапел.

– Н-ничего нет, – растеряно сообщила Даша, выбираясь наружу, – в его карманах ничего нет.

– Как так? – нахмурился инспектор. – Так это его машина или нет?

– Конечно, его, – подтвердила я, выходя из машины со своей стороны, – вы же не думаете, товарищ инспектор, что мы угнали эту машину.

Инспектор Барбосов озадаченно поскреб в затылке. Видимо, об этом он как раз и подумал.

– В бардачке посмотрите, – посоветовал он, – или там еще... У него с собой сумка есть какая-нибудь? Барсетка там или... папка?

– Нет, – снова заглянув на заднее сиденье, ответила Даша, – нет сумки.

Я проверила бардачок. Там, кроме наполовину истлевшей шоколадки, довольно свежей на первый взгляд сосиски и пустой бутылки из-под пива, не было ничего.

– Та-ак... – зловеще протянул инспектор, – а вот это уже хуже. Придется вам, гражданочки проехать вместе с нами...

Барбосов повернулся к своему коллеге и призывно махнул рукой. Тот немедленно выскочил из патрульной машины и стремительным шагов направился в нашу сторону.

Даша беспомощно оглянулась на меня. Я развела руками. А что я могла сделать в самом деле?

Хотя...

«Постойте, постойте, – закружилось у меня в голове, – я ведь могу заставить этих двух архаровцев в форме развернуться, залезть в свою тачку и укатить отсюда подальше. И никогда больше обо мне, Даше или Васике даже и не вспоминать. Это мне по силам – только одним взглядом и все... Однако... Эти люди все-таки представляют закон, а мои принципы не позволяют мне идти вопреки закону. Ну, если только в исключительных случаях. А то что же получается – сначала я буду использовать свои исключительные экстрасенсорные способности, чтобы отваживать гаишников, а завтра буду из магазинов продукты воровать? Нет, так не пойдет. А сейчас, вполне возможно, милиционеры успокоятся, когда Даша сунет им сотню-другую. Посмотрю. Пока не время лезть в бутылку».

– Вот, – сказал инспектор Барбосов своему коллеге, – нарушают правила дорожного движения, игнорируют дорожные знаки, да еще у них и документов нет на машину.

– Угонщики, – констатировал коллега Барбосова, смерив нас с Дашей взглядом.

– Да как вы смеете! – снова взвизгнула Даша, но милиционеров было уже не смутить.

– Можете, гражданочка, не кричать, – проговорил Барбосов, – мы представляем закон, а вы этот закон нарушаете. Правда всегда на нашей стороне будет.

– Но ваш... товарищ утверждает, что мы с подругой преступники! – негодующе заявила Даша. – такая клевета просто недопустима! Мы взрослые интеллигентные женщины и не позволим...

– А что же нам еще думать? – усмехнулся коллега Барбосова, меланхолически постукивая полосатой палочкой по голенищу высокого шнурованного ботинка. – Документов нет, этот тип... – он кивнул на вовсю храпящего Васика, – совсем невменяемый и, конечно, подтвердить, что именно он – владелец машины – не может. А если вы его специально напоили и теперь везете, чтобы... с целью похищения, а?

– Какого похищения? – пролепетала совсем сбитая с толку Даша.

– Его и машины, – коллега Барбосова снова кивнул на Васика.

– Постойте, – проговорила я, – если мы его похитили, то зачем нам его документы на машину скрывать? Так бы все прекрасно получилось, покажи мы документы...

– Он документы в ресторане потерял, наверное, – робко вставила слово Даша, – когда праздновал свой день рождения...

Минуту милиционеры озадаченно молчали, потом инспектор Барбосов выдвинул следующую гипотезу:

– Тогда он ваш подельник. Специально подделывается под владельца машины, чтобы сбить нас с толку.

– И для этого специально напился до положения риз? – поинтересовалась я.

– Не исключено...

Даша снова вопросительно посмотрела на меня. Я кивнула.

– Товарищ инспектор, – прокашлявшись, начала Даша, – я думаю, это недоразумение легко разрешится, если мы поедем с вами. Но ведь это лишние хлопоты и все такое... А вот если бы мы вам предложили...

Он полезла в свою сумочку и вытащила оттуда несколько денежных купюр.

– Та-ак... – зловеще протянул коллега Барбосова, – дача взятки должностному лицу! Нет, гражданочки, теперь вы точно с нами поедете!

– Поедете! – подтвердил Барбосов.

«Как бы не так, – подумала я, чувствуя, как энергия, сконцентрировавшаяся в кончиках моих пальцах, покалывает кожу, – как бы не так. Их всего двое. Если действовать правильно и быстро, то я легко смогу ввести их в транс почти одновременно... Ну, одного за другим с небольшим интервалом времени. Нужно только, чтобы один не успел запаниковать, видя, что его товарищ действует и движется не так, как должен действовать и двигаться. Черт, был бы только один милиционер, было бы гораздо легче»...

Инспектор Барбосов тем временем обернулся к патрульной машине и громко выкрикнул:

– Петька!

Тотчас из патрульной машины показался громадный размеров мужик в камуфляже. На груди у здоровяка болтался автомат, казавшийся совсем игрушечным по сравнению с таким чудовищным корпусом.

«Так-так, – стукнуло у меня в висках, – теперь намного хуже. Но попытаться все-таки стоит... Нужно только выбрать подходящий момент».

Милиционеры уже вытаскивали из салона нашего автомобиля Васика. Тот явно проснулся от такого неучтивого обращения и что-то орал благим матом. Здоровяк Петька отодвинув свой автомат в сторону, взял Дашу под руку, приглашая пройти вместе с ним к патрульной машине.

«Совсем плохо, – успела подумать я, – куда же Дашу уводят?»

Даша оглянулась на меня. Полная растерянность была написана на ее лице.

– Ольга... – начала она, но не договорила.

Я хотела крикнуть ей что-нибудь, чтобы подбодрить, но все мои мысли вдруг полетели кувырком от страшного душераздирающего вопля:

– Мусора!!! Вонючие козлы!!!

Конечно, это орал Васик. Инспектор Барбосов со своим коллегой заламывали ему руки, а Васик подгибал ноги, всей своей тяжестью выскальзывая из назойливых объятий милиционеров – при этом он извивался ужом и, не переставая, вопил что-то не совсем разборчивое, но совершенно оглушительное.

Здоровяк Петька, уже успевший посадить Дашу в машину, теперь бежал к своим коллегам, придерживая на груди автомат.

– Вот незадача, – пробормотала я, – как их теперь ввести в транс?

Я обогнула машину, поближе подойдя к пыхтящим от натуги милиционерам и орущему Васику. Тем временем ситуация несколько изменилась – инспектор Барбосов, вероятно тысячу раз пожалевший о том, что не согласился на предложенные деньги и выведенный из себя недостойным поведением задерживаемого, отпустил руку Васика и широко размахнулся.

Рука Васика на секунду оказалась свободной, чем Васик немедленно и воспользовался – очевидно, вообразив, что его жизнь в страшной опасности и поэтому ему нужно сопротивляться до конца, он рухнул на колени и сильно пихнул локтем инспектора Барбосова.

Удар пришелся в область детородных органов инспектора. Барбосов тоненько пискнул и замер, воздев приготовленный для удара кулак к лунному небу.

От неожиданности на несколько секунд окаменели – и второй милиционер, и здоровяк Петька, уже подбежавший к дерущимся почти вплотную.

Васик, видя, что его удары достигают цели и вовсе озверел. Очевидно, в его задурманенных алкоголем мозгах соскочил какой-то рычажок и теперь Васик вопил во весь голос:

– Убивают, бандиты проклятые убивают!! – и дубасил растерявшихся милиционеров почем зря.

Честно говоря, я тоже не ожидала от Васика такого буйства и даже онемела, когда увидела, что мой приятель мощным ударом в челюсть свалил коллегу Барбосова на асфальт и, оскалив зубы, бросился на здоровяка Петьку, явно намереваясь отобрать у того автомат.

Однако, надо отдать должное нашей милиции – подготовка кадров там идет нормально. Инспектор Барбосов, не вполне еще оправившийся от предательского удара Васика, вытащил рацию и вызывал наряд на место происшествия – говорил инспектор почему-то очень тонким голосом – словно маленькая девочка.

«Вот и все, – подумала я, – теперь воздействовать на милиционеров своим даром внушения – не только бессмысленно, но и опасно. Теперь нужно думать о том, как бы свести все это безобразие на нет... Ведь за такие дела Васику грозит минимум – пятнадцать суток. Или пятнадцать суток теперь уже не дают?»

Пока я стояла у машины, не зная, что мне предпринять, здоровяк Петька уже справился с окончательно озверевшим Васиком – придавив его к земле громадных размеров коленом, он ловко защелкнул на запястьях нарушителя наручники, и поднявшись с земли, отряхнул руки и поправил на груди автомат:

– Готово, – прогудел здоровяк Петька, обращаясь, судя по всему, к инспектору Барбосову, – и не надо было наряд вызывать. Я этого ханурика за пять секунд скрутил бы. Чего вы канителились, непонятно...

– Я его, гада... – сдавленным голосом пробормотал один из милиционеров, потирая ушибленную челюсть, – он у меня еще в отделении натерпится, падла... Оказание сопротивления при задержании.

– И нанесение тяжких телесных повреждений исполняющим свои обязанности, – пропищал инспектор Барбосов.

– Да ладно вам, – басом сказал здоровяк Петька и неожиданно подмигнул мне, – у него же беляк просто. Белая горячка... А ты, красавица, чего ждешь?

– Это вы мне? – осведомилась я.

– А кому же еще? – удивился Петька. – Тебе, конечно. Пожалуйте в машину.

– А-а...

– А ваш транспорт мы отгоним сами...

Ничего другого мне не оставалось, как подчиниться. Конечно, я могла бы сконцентрировать всю свою экстрасенсорную энергию и несколькими энергетическими разрядами уложить всю компанию на месте, но...

Но я все-таки не преступник. Мы ведь ни в чем не виноваты... Ну, кроме Васика, конечно. Так значит, разберутся и отпустят. Особенно, если Даша позвонит своим родителям, или Васик – своим.

– Красавица! – снова гуднул мне здоровяк Петька. – Не заставляй нас ждать!

– Да-да, – вздохнула я, – сейчас иду.

Васик, совершенно потерявший человеческий облик, извивался на асфальте, словно огромный червяк; рычал, лаял и пытался укусить инспектора Барбосова за форменный ботинок.

* * *

Телефон она отключила, и тотчас – родившаяся в динамиках пустота рванулась наружу – и погасила шум автодвигателей, гудки, крики, текущий под садовыми лавочками шепот; но прежде всего звуки ее собственного голоса.

Да, да, так и все было, да, так и все и начиналось – тогда, когда она – Нина – в первый раз была вынуждена расстаться с Борисом, в очередной раз выезжая за границу.

Тогда она уже была замужем. Первый муж Нины был намного ее старше и разница лет, словно длинный коридор, наполненный гулкой пустотой, с первых же дней ее замужества начала отдалять молодоженов друг от друга – и неизбежно привела к тому, что в одну из случайных поездок в родной город (Нина уехала вместе с мужем в Европу, где тот трудился на производстве, как квалифицированный специалист, необходимость в задействованности которого была такова, что его даже выписали из-за границы); да, в одну из случайных поездок в Москву Нина встретила бывшего товарища по музыкальному училищу и после бурной вечеринки с вином и танцами, осталась с ним на ночь, а потом и на всю жизнь.

Развестись с бывшим мужем оказалось на удивление легко. Нина из Москвы больше не выезжала, просто выслала заверенные адвокатом бумаги в Европу, а приехавший спустя несколько месяцев муж подписал их. Несколько часов ожидания заседания суда (Нина с молодым и будущим супругом ждала в машине на улице, а бывший муж, неловко выпрямив горбатую спину на деревянной скамье, уныло стирал с пальцев вечные чернильные пятна, которые только и запомнила Нина из той, прошлой жизни); полчаса казенного разговора, когда никто из участников процесса старался друг на друга не смотреть – и вот Москва захлопнулась вокруг Нины последним обручальным кольцом.

Прошло только несколько недель, и Нина уже получила возможность упиваться целыми днями счастья, совместными походами в кино и в гости, которых была лишена за неполный год жизни с всегда занятым первым мужем.

Все трудности жилищного, финансового либо какого-другого житейского плана Нина, да и Борис тоже – воспринимали как очередное приключение, поэтому, наверное так легко они эти трудности преодолевали.

Нина часто вспоминала это время – потом... Когда вдруг солнечное утро, всегда пылавшее за окном, независимо от того, какого положение принимали стрелки на часовом циферблате, внезапно и мгновенно сменилось угрюмой и безмолвной темнотой; и остановились старинные часы, доставшиеся Борису от его прабабушки-графини... Стрелки второй год уже показывали половину третьего не то ночи, не то пополудни, а Нина иногда подходила к неподвижным гирькам и мертвому маятнику и тихонько бормотала:

– Тик... тик...

Так вот неожиданно оборвалась лента времени, и все, что было до этого, полетело в бездонную дыру разрыва, скользя по обугленным краям.

– А ведь могло все быть совершенно иначе, – вдруг вслух проговорила Нина, – ведь Борис... Он был такой талантливый музыкант. И только-только его будущее начиналось. Он уже давал раз в месяц по одному или два сольных концерта в самых престижных залах Москвы. Еще немного и он бы получил всемирное призвание, но...

– Все очень просто, – помолчав, добавила она, – просто в поисках счастья он зашел не в ту дверь.

* * *

Нине пришлось сделать над собой усилие, чтобы подняться с кровати и подойти к окну.

Борис в соседней комнате уже затих, но Нина прекрасно знала, что это ненадолго. Ей нужно было идти к тем, кто ее этой ночью ждет, с тем, чтобы утром вернуться и принести деньги, которые все, без остатка, пойдут дяде Моне – и повторится то, что было сегодня, а ведь самое страшное – что сегодняшний день это просто слепой отпечаток вчерашнего.

Нина представила себе свернувшуюся змеиной петлей оборванную ленту времени, кем-то неведомым и страшным закольцованную в круг без начала и конца.

Под ее окнами засигналила машина.

Нина знала, что это приехали за ней, но не двинулась с места. Круг, превратившись в стальной обруч, безжалостно сдавил ей виски.

Она поморщилась и, замотав головой, шагнула к стоящему на столе телефону – оставшейся в квартире единственной вещью, которая что-то еще стоила.

Упреждая очередной гул автомобильного сигнала, Нина сняла трубку и, мучительно морщась, стала набирать номер, который припомнила только что.

Она и сама не знала, зачем делала это. Просто ей нужно было, чтобы что-то еще ее поддержало, кроме засохшим и сморщившихся белых цветов беспорядочно рассыпанных по пыльному столу.