Текст книги "Муж-незнакомец, или Сладкие сны о любви"

Автор книги: Екатерина Гринева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Да, – в голосе Киры Андреевны, как всегда, звенел металл, – ваш чай.

– Не надо. – Я повернулась и пошла в коридор.

– Инна Викторовна! – донеслось до меня. – Инна Викторовна. Пожалуйста, постойте. Подождите.

Я остановилась и посмотрела на нее.

– Ну, вы понимаете, что никому… как вы говорили.

– Да, да, конечно, – кивнула я. – Естественно. Вы не беспокойтесь… И еще… – я клацнула зубами. – Адрес и телефон.

– Чей? – шепотом спросила Кира Андреевна.

– Марины. А… кстати… кто она?

– Работала у нас, сейчас – в декрете. Может…

– Адрес! – крикнула я. Меня охватило бешенство: невольно я сделала шаг вперед. Мне хотелось схватить Киру Андреевну за плечи и трясти ее, пока она мне не даст нужный адрес.

Лицо Киры Андреевны пошло красными пятнами.

– Сейчас. – И она выскользнула из коридора.

Я сделала глубокий вдох. Через минуту Кира Андреевна протягивала мне листок, вырванный из делового блокнота с надписью наверху office notebook,на котором аккуратным почерком был написан адрес и телефон Марины. Я сунула бумажку в карман куртки и стянула ее с вешалки. Я не попала с первого раза рукой в рукав и чертыхнулась про себя.

Я выпрямилась и провела рукой по волосам.

Наверное, в моем лице было что-то особенное, что Кира Андреевна стояла и не уходила, а смотрела на меня, словно желая еще что-то спросить или сказать. Мы стояли друг напротив друга и молчали. Наконец, я повернулась к ней спиной.

– До свидания, Кира Андреевна.

Внезапно входная дверь открылась, и вошла молодая женщина лет двадцати семи в черном пальто и черном берете. Ее гладкие прямые волосы были распущены по плечам. В руках был пакет с продуктами.

– Мам! Я купила хлеба и мясной фарш, – увидев меня, она осеклась и замолчала.

Кира Андреевна нашлась первой.

– Это моя младшая дочь Алена. Инна Викторовна.

– Очень приятно, – скороговоркой сказала молодая женщина. У нее были тонкие черты лица и узкие губы, едва подкрашенные бледно-розовой помадой.

– Взаимно, – я кивнула еще раз Кире Андреевне и повернулась к женщинам спиной.

Каждый шаг по лестнице давался мне с трудом. Я часто останавливалась и смотрела вниз – в лестничный пролет. Я думала, что в жизни все случается внезапно и невпопад…

И я совсем не была готова к этому повороту с Мариной.

Хотелось немедленных объяснений. Просто сразу и сейчас. Хотелось орать, топать ногами, матюгаться и бить чашки одновременно.

И только теперь я поняла, насколько все серьезно. Одно дело – измена. Слово-то какое-то скользкое и расплывчатое – измена, как желе, которое просачивается сквозь пальцы. Другое дело – ребенок. Ре-бе-нок, – стучало звонкими молоточками в мозгу.

До дома я доехала быстро. Скинула куртку на пол в коридоре и прошла в большую комнату.

Села на кровать, не зажигая света, и взяла сигарету из пачки, лежавшей на тумбочке.

– Подлец ты, Владимир Николаевич, – сказала я трясущимися губами. Руки тоже тряслись, и я никак не могла чиркнуть зажигалкой.

Я вспомнила, как один-единственный раз закурила при нем, и муж вырвал сигарету из рук, смяв ее, как ненужную бумажку.

– Еще раз закуришь, губы вырву. Слышишь? Повтори!

– Слышу, – успокоила я его. – Губы вырвешь.

– Не сомневайся, Инка! Ни секунды.

Теперь заниматься членовредительством было некому. Я почему-то подумала о Марине: а она? Курит? Или это правильная женщина, которая все делает правильно. Встретила мужчину, полюбила его и родила ребенка. Не стала раздумывать, что и как. Просто взяла и родила. От любимого мужчины. А я даже родить не смогла… Мы старательно обходили эту тему, как будто бы ее и не было. Как обходят мертвого голубя на дороге или компанию подвыпивших юнцов. Нет, значит, не существует…

Но для Володи эта тема существовала. Раз он согласился с… чем? – прошептала я одними губами. С тем, что у него будет ребенок? А Марина спрашивала у него согласия? Или поставила перед фактом?

Я задавала себе вопросы, от которых становилось еще горше. Я словно расковыривала себе рану… И не могла остановиться.

Пепел с сигареты упал на пол. Я нагнулась и взяла его в руки. Черт!

Я пошла в коридор с истлевшей сигаретой и достала из кармана куртки бумажку. Расправила ее. Буквы прыгали перед глазами. Зачем я ее сохранила? Зачем? Может, лучше было выбросить ее по дороге и никогда больше не вспоминать о своем визите к секретарше мужа?

И вдруг я поняла зачем. Мне хотелось увидеть эту Марину и поговорить с ней. Хотя о чем я буду говорить? Просто увидеть. Просто посмотреть на нее. Я еще не знала, что любая обманутая женщина хочет взглянуть на соперницу, чтобы cравнить, взвесить, понять: почему ее променяли на эту дохлую кошку, ощипанную курицу, уродину и так далее. Список можно продолжать до бесконечности.

Я не была исключением. Даже если Марина окажется несостоявшейся топ-моделью с ногами от ушей и внешностью Памелы Андерсон, я смогу все это пережить. Пусть болезненно, но смогу. Главное – понять, почему Дымчатый выбрал ее. Или за что?

От Марины мысли плавно перескочили к ребенку. Никогда, никогда я не заглядывала в этот омут. Это была бездна, в которую нельзя было заглядывать, иначе можно было упасть и не выкарабкаться. Тот несуществующий ребенок, которого я часто себе представляла, был похож на Володю. Почему-то я думала, что это будет мальчик. Такой же, как мой муж в детстве, каким я видела его на фотографиях: упрямый, лобастый, похожий на маленького олененка. С вечно сбитыми коленками и крепко сжатыми губами. Мы бы ездили с ним на море, наряжали елку под Новый год и ходили на рыбалку. А когда у него бы воспалились гланды и нужно было срочно делать операцию, я бы сидела в коридоре и безумно переживала за него. А потом я бы купила ему много-много мороженого, и он бы говорил, что его мама – лучшая в мире.

Я с яростью потушила сигарету в пепельнице.

Как-то незаметно, тихо рассосался наш семейный досуг. То ли потому что мы стали друг другу неинтересны, то ли потому что не было третьего, скрепляющего, цементирующего наш брак.

Я застонала и повалилась на кровать. На нее прыгнула Леди Ди и стала тереться о мои ноги.

– Мне капец, Дашка! – Я зарылась лицом в кошкину шерсть. – И зачем мне вообще жить?

Мне почему-то казалось, что если я сейчас уйду из дома и не вернусь, Дымчатый будет только рад – я развяжу ему руки, и он преспокойно будет жить со своей Мариной и своим ребенком.

Дымчатый изменял мне давно. Он любил женщин, и они отвечали ему взаимностью, но только, когда мы стали жить вместе, я поняла, за какого кобелину я вышла замуж. На меня обрушился град звонков. Мне звонили его бывшие подружки, матери его любовниц и даже некоторые приятели. Я выслушала о себе такое, чего не могла бы нафантазировать при всем желании. Я была алчной особой, севастопольской ведьмой, хитрой бабой, настоящей стервой, прожженной авантюристкой, родиной-уродиной, секс-дылдой, портовой шлюхой… и так далее. Когда я своим срывающимся от слез тонким голоском потребовала от Володи объяснений и, проглатывая рыдания, cпросила, а почему он не просветил меня насчет своей бурной жизни раньше, я бы тогда еще подумала – выходить за него или нет, он резко оборвал меня и посмотрел тем особенным взглядом, какой у него бывал нечасто.

– У тебя все равно не было выхода, Инка.

– Это еще почему? – спросила я, закипая от бешенства.

– Потому… – протянул он и рассмеялся. – Так в жизни бывает, и точка, – припечатал он.

– Ах, так! Значит, ты обещаешь, что в дальнейшем… мне твои бабы никогда не позвонят?

В его взгляде была странная снисходительность.

– Какой же ты ребенок, Инка! Настоящий ребенок. Я – мужчина. Даже ученые признают, что в крови у мужиков – полигамия. Это факт, от которого не отвертеться.

– Я не собираюсь отверчиваться, – холодно сказала я. – Я просто соберу свои вещи и уйду.

– И кто же тебя отпустит? – насмешливо произнес он, обхватывая меня руками. – Да ты и сама не уйдешь.

И он был прав. Дважды я пыталась уйти. Дважды собирала чемодан и писала записки на прощание. И дважды возвращалась, не в силах вытерпеть разлуки.

Первый раз я отсутствовала три дня. Второй – неделю, ночуя в гостиницах, скрючившись от жалости к себе, на убого-безликой кровати, глядя сухими глазами в пустоту. От ужаса, что я осталась одна, у меня даже не было слез, только дикая щемящая тоска, от которой, казалось, даже кровь начинала в жилах течь медленней, как будто бы останавливалась во мне сама жизнь, эти моменты были самыми кошмарными в моей жизни. За исключением смерти родителей.

Когда Володя открывал мне дверь, а я возвращалась всегда неожиданно, без звонков и предупреждений, он окидывал меня быстрым взглядом, брал из рук чемодан и бросал:

– Проходи!

Мы ни слова не говорили о случившемся, cловно это было нелепое недоразумение, о котором следовало сразу забыть, вычеркнуть из памяти, как будто бы его и не было. Я возвращалась домой, как собака возвращается к своему хозяину, и чувствовала, как все терзания и мучения наваливаются на меня с новой силой, но это было не главным. Главное, я была жива, я не ощущала себя больше женщиной, впавшей в коматозное состояние в гостиничном номере.

Нам было никуда друг от друга не деться… Я догадывалась, что Дымчатый изменял мне. Догадывалась тем звериным чутьем, которое дается женщинам и кошкам, но молчала. Я поняла, что ни слезы, ни упреки не тронут и не разжалобят моего мужа. Он просто не примет их во внимание. Все мои попытки забеременеть кончались крахом. Три выкидыша с перерывом в год доконали меня. В последний раз, когда я лежала в больничной палате и стала жаловаться на то, что кто-то проклял меня и не дает мне ребенка, Володя с раздражением оборвал меня:

– Не пори чуши! При чем тут проклятья? Ты рассуждаешь, как деревенская баба на завалинке!

– И ты готов смириться с тем, что у нас не будет детей? – спросила я, давясь слезами.

– Так получается, – сухо сказал он. А потом нагнулся ко мне, поцеловал в лоб и сказал скороговоркой:

– Поправляйся, Инка! Я к тебе еще приду…

И ушел, оставив меня наедине с тоской и слезами.

Мы были женаты четырнадцать лет и с каждым годом все больше и больше отдалялись друг от друга. Жизнь шла по накатанной колее, и не было необходимости что-то менять. Дымчатый был весь в работе, в друзьях. Каждую пятницу у него был традиционный мальчишник за городом, после которого он возвращался в субботу вечером: веселый, оживленный. И бесконечно далекий от меня.

И вдруг память, сделав резкий зигзаг, нырнула в глубину воспоминаний – в день нашей свадьбы, которую мы устроили в Севастополе – моем родном городе.

Я помню, как мы ото всех удрали на море; побежали на пляж, хохоча во все горло, и внезапно остановились почти у самой воды и взялись за руки. И сразу стали почему-то серьезными, смотрели друг на друга неотрывно, как будто бы каждый пытался проникнуть в мысли другого. И улыбки сползли с наших лиц, мы стали сосредоточенно-серьезными, как будто бы решали важную задачу, от которой зависела вся наша настоящая, прошлая и будущая жизнь. Мы стояли на расстоянии метра и держались за руки. Мое белое платье трепал ветер, надувал, как парус, и я была такой беспечно-веселой, каким бывает человек, который еще ничего не знает ни о жизни, ни о себе.

Внезапно Володя очнулся и, подхватив меня на руки, бросил в воду, и я, нащупав ногами дно, смеясь, стала брызгать на него воду, а остановившиеся поодаль люди с любопытством смотрели на меня.

Но это все было в прошлом. А в настоящем была Марина, ребенок… и наше отчуждение, которое грозило перерасти в затяжной конфликт.

Я вытянулась на кровати и застонала. Мне нужно было увидеть эту Марину. Обязательно.

Я уснула, не раздеваясь, cвернувшись калачиком. Утром я проснулась по будильнику и первая моя мысль была: Марина!

Я выпила кофе – есть не хотелось – и подумала, что Марины может не быть дома, и это будет к лучшему. Я подожду ее и тем самым немного отсрочу нашу встречу.

Я противоречила сама себе. Мне хотелось увидеть Марину, и вместе с тем я боялась этого момента. Ну ничего, я провела рукой по волосам. Не дрейфь, Инка! Семь бед – один ответ. Если ты ее не увидишь – будешь мучаться еще больше: у тебя будут сплошные догадки, домыслы. Лучше обрубить все одним махом – словно прыгнуть с высокого обрыва в ледяную воду – встретиться с матерью ребенка собственного мужа.

Я истерично рассмеялась. Прямо название какого-то женского романа. Но мне на самом деле было совсем не смешно…

Какое-то время я ходила по квартире, как потерянная, оттягивая момент выхода из дома.

Я прошла в кабинет мужа и осмотрелась. Антикварный стол, который я сломала перед отъездом… Надо бы вызвать слесаря и попробовать его починить. Но не сейчас.

Я подошла ближе и выдвинула ящик, который я открыла с таким трудом перед поездкой в Питер. Все было на месте. Но, по-моему, не хватало тонкой папки с бумагами. Или я ее куда-то засунула?

Я закрыла ящик и вышла из кабинета.

Адрес Марины я помнила наизусть, и ехать было не очень далеко, но я выбрала самый дальний маршрут и петляла по улицам, дворам и переулкам около часа, прежде чем подрулила к нужному дому.

Поставив машину, я вышла, хлопнув дверцей, и обернулась. Господи, Дымчатый, ну и втравил ты меня в историю! Гореть тебе в аду огненном!

…Я стояла и нажимала на кнопку звонка, cтрастно желая, чтобы дома никого не оказалось и я бы с облегчением и одновременно с чувством выполненного долга уехала домой.

Но дверь распахнулась, и я уставилась на женщину, открывшую мне дверь, во все глаза.

Она была какая-то вся остренькая: остренький нос, узкие губы, глаза, слегка приподнятые к вискам, острый скошенный подбородок – такой тип я называла про себя Лисой Патрикеевной, – к тому же Марина была светло-рыженькой. Одета она была в короткий голубой с цветочками халатик, из-под которого виднелись острые коленки.

Похоже, она знала, кто я, потому что по ее лицу пробежала тень.

– Здравствуйте! – и она сделала шаг назад. – Вы ко мне?

– Да. К вам, – произнесла я с некоторым вызовом. – Вы Марина Плешакова?

– А вы Инна Дымова?

– Я вижу, вы меня знаете.

– Как и вы меня!

В воздухе запахло грозой.

– Зачем вы пришли?

Марина стояла на пороге, и у нее не было ни малейшего желания впускать меня в квартиру.

– Я хотела с вами поговорить.

– О чем? – театрально вплеснула она руками. – О том, что я разбила вашу семью? Раньше смотреть надо было. Раньше. Теперь уже поздно. У нас ребенок, и он не может расти без отца.

Я растерялась, но затем быстро нашлась.

– А вам-то зачем это надо? Подбирать чужих мужиков? Не могли своего найти?

Мы стояли и сверлили друг друга глазами.

– У… как вы запели. Страшно стало одной остаться. Володя мне много о вас рассказывал. Как вы ему надоели, и как он все не решается сказать вам, что собирается уйти.

– Собирается? – усмехнулась я. – Ну… он всю жизнь будет собираться.

Губы Плешаковой презрительно скривились.

– Ну, вы и сами должны понимать, если в семье нет детей, то это уже не семья, а сожительство.

Я вздернула вверх подбородок. Это был удар ниже пояса.

Дымчатый, ты гад, говорила я про себя. Ты меня в такую ситуацию втравил, что и врагу не пожелаешь. И я должна все это расхлебывать!

– Если он не ушел к вам сразу после рождения ребенка, значит, вы ему не очень-то и нужны. У него таких, как вы…

Плешакова закусила губу. Я вмазала по больному месту.

– Просто Володя очень порядочный человек и не хочет делать никаких резких движений.

– Да… очень порядочный, – c cарказмом сказала я.

– Не вижу смысла продолжать разговор. – И перед самым моим носом Плешакова захлопнула дверь.

* * *

Я добралась до дома в полубессознательном состоянии. Как я еще не стала участником ДТП – ума не приложу. Наверное, мой ангел-хранитель тщательно оберегал меня и внимательно следил за всеми моими передвижениями, отводя опасность.

Я загнала машину в гараж и пошла к дому, подгоняемая ветром в спину.

Лифта не было, и я пошла пешком: стоять на одном месте было для меня невыносимо. На третьем этаже я услышала, как кто-то окликает меня:

– Инна Викторовна! Инна Викторовна! – голос доносился, словно издалека.

Я подняла голову. Около мусорного контейнера стояла моя знакомая Лада и махала мне рукой.

– Здрасте!

– А… привет, – вяло откликнулась я.

– Что случилось, Инна Викторовна? – обеспокоенно спросила Лада, участливо глядя на меня. Она была в коротком цветастом халатике и с ярко-красным ведром в руках.

С минуту-другую я колебалась. Признаваться в своих проблемах не хотелось, но и копить их в себе было невмоготу. Я где-то читала, что невыплаканные слезы – хуже атомной бомбы, могут взорваться в любой момент. Я сглотнула.

– Есть небольшая проблемка, – и криво улыбнулась.

– Может, зайдете ко мне, Инна Викторовна? – зачастила Лада. – У меня чайку попьете, отдохнете.

– Сколько раз я тебе говорила – называй меня Инной. Не надо по отчеству.

– Не буду, не буду, – закивала Лада. Она была светловолосой и светлоглазой, среднего роста, с чуть вздернутым курносым носом и пухлыми губами – типичная русская красавица, какой ее рисовали на рекламных буклетах. – Проходите, Инна Ви… Ой, простите, Инна! У меня, правда, не очень прибрано…

Ладина «неприбранность» равнялась моему порядку. Лада снимала однушку на четвертом этаже. Родом она была из-под Курска. У нее был парень, с которым они собирались пожениться, но он попал в аварию и умер, и с горя Лада рванула в Москву. Два года она торговала китайским барахлом на рынке под начальством некоего Махмуда, на которого она постоянно жаловалась. Он спал с ней и частенько поколачивал. Но уйти Лада никуда не могла.

– Везде одно и то же, – плакала Лада. – Кому я нужна без образования и без денег. Если бы Сергей был жив… А мне еще родным помогать надо.

В курской деревне у Лады оставались отец-алкаш и мать с братом, который учился в девятом классе. – Они без меня никуда, – продолжала Лада. – Загнутся ведь совсем. Я у них одна кормилица. Поэтому приходится терпеть. Хотя просто сил нету. Иногда думаю – может, отравиться или под колеса броситься…

– Да прекрати, Лад, – обычно успокаивала я ее. – Ты же всю семью кормишь. Сама говоришь об этом. Тебе нужно просто работу поменять, вот и все.

– Да-да, – кивала Лада. – Надо.

А несколько месяцев назад она лишилась и этой работы. Махмуд свернул дело и уехал в Турцию. С тех пор Лада перебивалась случайными заработками. Даже пришлось поработать на телефоне в салоне интимных услуг.

Познакомились мы с ней случайно, столкнувшись в магазине. Она дала мне совет, как правильно выбрать мясо, я в этом была не особенно сильна, потом разговорились, и оказалось, что мы живем в одном доме. Иногда я приходила к ней «на чаек». Мне было так тоскливо и одиноко, что я радовалась любой возможности пообщаться и просто поболтать ни о чем. Лада оказалась милой девушкой, всегда способной выслушать и помочь советом. Два раза в год – под Новый год и летом – она ездила к родным в курскую деревню и привозила оттуда гостинцы – соленья-варенья, сушеные грибы, вкуснейшие наливки.

Я переступила порог Ладиной квартиры и бессильно привалилась к стене.

– Ой, да вам и в самом деле плохо, – испугалась Лада. – Корвалол налить? У меня немного осталось. Как Махмуд уехал, так и начались проблемы с сердцем – из-за работы…

Лада побежала на кухню и уже через минуту стояла передо мной с рюмкой, куда был накапан корвалол.

– Пейте.

– Спасибо. – Я выпила залпом и поморщилась.

– А теперь – на кухню, – решительно сказала Лада. – Чайку попьете. Расскажете, что да как…

Квартира, которую снимала Лада вот уже два года, досталась ей в плачевном состоянии. Раньше в ней жила семья алкоголиков, которые теперь перебрались в Подмосковье, а городскую квартиру решили сдать. Много просить за нее они не могли: квартира требовала срочного ремонта, трубы протекали и были ржавыми, потолок в подозрительных трещинах. К тому же полчища тараканов и стойкий запах сырости в ванной.

Вселившись, Лада сделала небольшой ремонт собственными силами – побелила потолки, вывела тараканов, покрасила трубы и поклеила новые обои.

– Хороший ремонт я им делать не стану, – разумно заметила Лада, – еще цену взвинтят. Они такие. На выпивку да похмелку чего хошь потребуют. Меня такая квартира устраивает, и ладно.

На кухне я села на табуретку, пока Лада хлопотала с чайником.

– Вот варенье ваше любимое – вишневое. Вот компот бруснично-ягодный. Чай с мятой сделать?

– С мятой.

Отпив глоток душистого чая с мятой, я неожиданно разрыдалась. Я плакала и не могла остановиться. Мне было жутко стыдно, и я хотела прекратить этот неконтролируемый поток слез, но не могла. Лада сидела рядом и молча смотрела на меня, подперев щеку рукой. На ее круглом лице было написано такое участие, что я шмыгнула носом и остановилась.

– Как маленькая, реву.

– Плакать всем иногда полезно. Слезы копить в себе не надо, иначе сердце будет болеть. Лучше поплакать, и тогда немного полегчает.

– Спасибо, Лад. Ты уж извини…

Лада протянула мне салфетку, которой я спешно промокнула лицо.

– Вот и муж всегда ругал меня за то, что не ношу носовых платков.

– Сам-то он где?

– В командировке. – И я снова заплакала.

– Значит, дело в нем, – заметила проницательная Лада.

– В нем, в нем. Я… Лад… только что узнала, что у него другая женщина и ребенок, – слова вырывались из меня толчками; мне было трудно говорить, и каждое слово причиняло почти физическую боль.

Лада охнула и посмотрела на меня жалостливым взглядом.

– Инн… Викторовна.

– Инна! – поправила я ее.

– Инна! Но это же полный пипец, как говорит мой брат.

– Полный, – согласилась я. – Если не хуже. Я как узнала об этом, так думала – умру на месте. Я до сих пор не знаю, что мне делать. И как вообще жить.

– Понимаю, – кивнула Лада. – Когда я узнала, что Сережка погиб… – и она замолчала.

Какое-то время мы молчали, потом Лада встрепенулась.

– Лучше вам не чай, а что-то покрепче. Я мигом.

Вернулась она с бутылкой водки.

– Лучшее средство залить печаль. Часто пользоваться нельзя – привыкнешь, но иногда нужно.

После двух рюмок водки я резко выдохнула.

– У меня есть одна мысль.

– Какая?

– Рвануть за ним и потребовать объяснений. Пусть оправдывается, корчится, врет. А еще… – и я на секунду зажмурилась, – хочется дать ему по морде, Лад. Так хочется, просто руки чешутся от этого желания.

– Правильно! – горячо поддержала меня знакомая. – Зачем им, кобелинам, все спускать с рук. Пусть тоже повертятся, пострадают. Не все же нам, женщинам, в подушку рыдать да красоту свою портить.

– Я, Лад, в последнее время не то что красоту, я женщиной вообще перестала себя чувствовать, – горько усмехнулась я. – Для своего мужа я просто предмет мебели в квартире или домработница. Пришел, я его накормила-напоила – и все. Отвали, женщина, ты мне больше не нужна – вот такое было отношение.

Я осеклась, вспомнив нашу последнюю вспышку страсти, когда я соблазнила собственного мужа при помощи нового комплекта белья. И смех и грех. И сколько жен по ночам тихо плачут рядом с мирно спящими супругами – трудно себе даже представить. Многие завидуют замужним дамам, считая, раз они при муже, то у них все в полном порядке. И мало кто задумывается о том, что многие жены давно перестали быть для своих супругов женщинами. Горячий секс с любовницей на стороне – обычное дело, а дома – тихий сон по разным сторонам кровати. И получается идиотское равновесие. Секс с любовницей – для них, а домашний очаг с обязательствами – для жены. Какие умные и хитрые эти мужчины – все-то они разложили по полочкам, взвесили и рассчитали для собственного душевного и телесного комфорта. А женам зачастую остаются только крошки секса, которые и то приходится вымаливать, как голодным воробьям – хлеба. И так все это унизительно-несправедливо и неправильно!.. Хотя жизнь – вообще несправедливая штука, и вряд ли кто станет с этим спорить…

– Ну, так что? – Лада внимательно смотрела на меня.

– Еду! – Я решительно тряхнула головой. – В самое ближайшее время.

– И куда?

– В Эмираты. В город Дубай. Слышала о таком?

Лада вплеснула руками.

– Я как раз переписываюсь по Интернету с двумя мужчинами из Дубая. Один там сейчас в командировке, француз. Другой живет постоянно – местный, араб. И профессия у него хорошая – архитектор. Помните, вы мне посоветовали кого-нибудь найти по Интернету. – Я кивнула. Это действительно была моя идея, чтобы Лада познакомилась через Сеть с человеком, который мог предложить ей работу или просто нормальную личную жизнь. Всякое же бывает, что бы ни писали про этот Интернет.

У Дымчатого, например, двоюродная сестра из Питера познакомилась со своим мужем в чате, потом знакомство плавно перетекло из виртуальности в реальность, через месяц сыграли свадьбу и до сих пор живут вместе, вот уже шесть лет. Так что с Интернетом случаются разные истории, в том числе и со счастливым концом. Мне было ужасно обидно, что такая красавица, как Лада, обречена всю жизнь работать на рынке под началом всяких Махмудов и Анзаров, а потом они вышвырнут ее с работы и найдут на ее место кого-нибудь помоложе и посвежее.

Я дала Ладе совет, но не знала, воспользовалась она им или нет. А получается, что Лада, будучи девушкой сообразительной и практичной, даром времени не теряла и претворила мой совет в жизнь.

– Компьютер купила?

– Нет. Поставила Интернет в мобиле. Так мне удобней. Слушайте, а можно я с вами поеду? Заодно вживую познакомлюсь с Гийомом и Башаром. Ну как? – Она просительно смотрела на меня. – Возьмете? Деньги у меня есть. Я на сексе по телефону заработала.

Вдвоем ехать, конечно, веселее. Да и дешевле.

– Хорошая идея, Лада, – улыбнулась я. – Мы похожи с тобой на искательниц приключений или нет?

Она рассмеялась.

– Ага! Авантюристки настоящие. Это точно. А когда вы думаете ехать?

– Позвоню в аэропорт и выясню ситуацию с билетами. Потом попробую забронировать отель или лучше купить тур. Хотя мы же едем неизвестно на какое количество времени. Особенно я…

Конечно, лучше всего было посоветоваться по этому поводу с Кирой Андреевной. Уж она-то собаку съела на покупке билетов и бронировании отелей. На всех этих командировочных тонкостях и мелочах, организационных моментах, в которых я ничего не понимала. Но посвящать ее в свои планы мне по понятным причинам не хотелось. Придется действовать самостоятельно.

– Да у меня и чемодана нет, – тихо сказала я.

– У меня их три, – откликнулась Лада. – Я одно время чемоданами на рынке торговала. С тех пор остались. Один вообще новехонький. Я им один раз пользовалась.

Лада побежала в комнату и принесла оттуда два чемодана: красный и темно-синий в серую полоску.

– Выбирайте.

– Я возьму синий. Не возражаешь?

– Ничуть! Берите его прямо сейчас.

Несмотря на мои возражения, Лада всучила мне чемодан.

– Берите, берите. Вещи уже укладывайте. Cловом, готовьтесь.

Я рассмеялась.

– Я смотрю, ты серьезно на поездку настроена.

– А то! Почему бы и нет. Раз решили, значит, едем. Разве не так?

– Так, – согласилась я.

К себе я пришла с Ладиным чемоданом. У меня где-то был и свой, но с оторванными колесиками и ободранным углом, он выглядел уже как нетранспортабельная вещь и поэтому рассматривать его в качестве кандидатуры на поездку в Дубай даже и не стоило. Учитывая тот факт, что с Дымчатым мы никуда не ездили вот уже лет пять или шесть, чемодан не входил в число приоритетных покупок, и поэтому Ладина помощь была очень кстати.

Я развила кипучую деятельность; апатию и подавленность с меня сняло как рукой, и я принялась названивать в аэропорт и туристические бюро.

Я хотела позвонить Ладе и изложить ей план своих действий, но вспомнила, что у меня нет ее телефона, и спустилась к ней.

Она смотрела телевизор. Услышав от меня подробный отчет о проделанной работе, Лада качнула головой и сказала:

– Вылетать надо в самое ближайшее время.

– Да. Это правда.

Меня подгоняло желание разобраться в этой истории. Увидеть Дымчатого и дать ему по морде. Или просто увидеть. Женщине всегда хочется объяснений, уверений, клятв, что «так больше не будет», или чего-то в этом духе. О это вечное стремление расставить все точки над «i», которое обычно ни к чему хорошему не приводит. Умные женщины знают, что мужчине всегда нужно оставить лазейку для собственных дел, собственной отдушины, собственной лжи и, в конечном итоге, cобственной жизни. Убийственно-точная фраза: мужчину нужно держать либо на длинном, либо на коротком поводке, но надо иметь в виду, что с короткого он срывается чаще, – была не для меня и не про меня. Я неслась вперед, как бешеный конь, закусивший удила. Я не хотела ни подумать, ни разобраться в этой истории. Мне была нужна правда. Что наступит после того, как я узнаю ее, в данный момент меня совершенно не интересовало.

Даже история с убийством Оли Юхневой и похищенными документами отошла на второй план. Я хотела разобраться в личнойистории. И чем скорее, тем лучше. Нетерпение сжигало меня, как лихорадка, и не давало времени и сил на размышления или обдумывание ситуации, в которую попал мой муж.

Я купила билеты, забронировала номер в отеле и теперь занималась сборами. Два раза мне звонили, но я стойко проигнорировала звонки, предварительно поставив телефон на автоответчик. Один раз звонил Марк, другой – Лешка Колокольцев. Голос Марка был бодрым. Он просил меня «срочно связаться с ним, как только будет возможность». Колокольцев, напротив, был подавлен. Он назвался и замолчал, а потом раздались частые гудки. Лешка повесил трубку.

Я не собиралась ни перезванивать, ни разговаривать с ними. Я надумала грандиозный побег и не хотела обнаруживать себя раньше времени. Я сидела, затаившись, как лисица в норе, которая, слыша гон охотников, замерла, застыла, впечаталась в землю, чтобы никто не почуял и не вычислил ее местонахождение.

Ладин чемодан был собран в кратчайшие сроки. Я закидывала вещи машинально, без списка – то, что приходило в голову, то, что могло понадобиться на курорте. Хотя меньше всего я думала о том, что еду отдыхать. Я ехала для того, чтобы разобраться и припереть собственного мужа к стенке, довести наши отношения до самого последнего логического конца.

Пару раз я делала краткие перерывы и пила кофе. Затягивалась сигаретой и смотрела на темную улицу. Отрешенно, как будто бы уже была мысленно не здесь, а там, в Дубае, где находился мой муж.

Я даже не знала, как буду его искать. Мне почему-то казалось, что стоит мне оказаться там, в Дубае, как все образуется само собой. Без моего участия. Главное было – вылететь.

Визу нам сделали фактически за два дня, и утром мы вылетели из аэропорта Домодедово.

В самолете я дремала. Лада читала любовный роман, который она захватила в дорогу, временами отвлекаясь на то, чтобы посмотреть в иллюминатор. Я уступила ей место у окна, так как по глазам видела, что ей этого ужасно хочется. А мне, в моем состоянии, было абсолютно все равно где сидеть, и поэтому вопрос о том, кому любоваться видом из окошка, был автоматически решен в Ладину пользу.