Текст книги "Гений страсти, или Сезон брачной охоты"

Автор книги: Екатерина Гринева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Это… мое дело.

– Мое тоже. Как заказчик, я отвечаю за нанятого мною работника. Да откройте же дверцу машины!

Я открыла, он сел рядом со мной, и я инстинктивно подалась от него в сторону.

– У меня… не заводится машина.

– Не проблема. Давайте я посмотрю.

– Спасибо.

– Пока не за что.

Шаповалов вышел из машины. За ним вылезла и я.

Поковырявшись минут пять под капотом, он обернулся ко мне:

– Поломка довольно серьезная.

– Ну вот! Еще и это!

– Вам куда надо? К матери?

– Ну да!

– Поехали на моей машине, я вас отвезу.

– Мне еще надо в аптеку и в магазин.

– Какие проблемы…

В машине Шаповалова пахло дорогими сигарами и кофе. Он включил негромкую музыку и, обернувшись ко мне, подмигнул:

– Все в порядке. Только не паникуйте. – Он провел рукой по своим коротко стриженным волосам и упрямо мотнул головой: – Как говорится, поехали…

Лекарство мы купили только во второй по счету аптеке, потом заехали в магазин. Шаповалов толкал тележку, а я бросала туда продукты. У кассы мы чуть не поругались: я категорически не хотела, чтобы он платил за меня, и получила презрительное, сквозь зубы «Феминистка!» и «Московские замашки!». Мы подъехали к дому моей матери, двенадцатиэтажному серо-белому зданию, и я, вылезая из машины с двумя сумками, сказала: «Огромное спасибо, не знаю, что бы я без вас делала». Шаповалов почесал в затылке и вдруг буркнул:

– Простым «спасибо» вы от меня не отделаетесь.

– А чего вы хотите? Денег? – замерла я. – Но вы же сами отказались…

– Послушайте, я в Москве чужой, куда тут можно пойти, не знаю. Кино и театры я не очень люблю. Выставки – тем более. Да и час уже поздний. Я думаю, все кассы уже закрылись. Пригласите меня к вашей матери на ужин. А?

Сумки чуть не выпали из моих рук.

– К матери… на ужин? – заикаясь, переспросила я.

– Это что – нереально? Из области фантастики? Я, кажется, не предложил вам ничего сверхъестественного.

Если бы ты знал мою мать, ты бы так не говорил, с тоской подумала я. Моя мать – не просто эгоистка, а эгоистка в «кубе», человек, привыкший мерить все одной-единственной меркой: нужно ли это ей или нет? Моя мать – чудовище, исковеркавшее мою жизнь. С восемнадцати лет она внушала мне, что все зло – от мужчин, надо держаться от них подальше и никогда не позволять им пользоваться тобой. И я бежала от мужчин, вела себя с ними сухо и натянуто и мной никогда никто не пользовался. И только потом я поняла, что в этом нет ничего хорошего и это неправильно: люди должны друг другом «пользоваться». Но мне уже было трудно переломить себя, да и домашняя обстановка не располагала к… романам. Я всегда думала о заработках, о том, где достать деньги, пока мать носилась со своей ненаглядной Машей, моей сестрой, тупицей и хамкой, смотрела целыми днями телевизор и упрекала меня в «непросвещенности». А когда мне звонили мужчины, я выдерживала настоящий допрос с пристрастием: мать, не стесняясь, орала, что на меня вряд ли кто позарится и я должна думать о ней и о сестре. А мужики мною попользуются – и бросят. Они все такие…

Моя мать уже сто лет нигде не работала, только «просвещалась» и пила дорогой итальянский кофе и все время требовала: то новую куртку, то каракулевый полушубок. А вслед за ней канючила и Машка. Когда-то Машка была замужем за художником Максимом Генераловым, который сумел за сравнительно короткое время раскрутиться и стать жутко модным. Генералов заработал популярность своими громкими художественными «акциями». Он то наваливал кучу дерьма на полу в церкви, в результате чего разражался дикий скандал и его сажали на несколько дней в обезьянник – тогда поднималась шумиха и был даже организован сбор подписей в «защиту художественного творчества» «актуального» Генералова. То он изображал «человека-лягушку», квакая и подпрыгивая на четвереньках… Машка терпела все его выходки, ей нравилось вращаться в кругу богемы и жить с «модным прогрессивным» Генераловым. Они жили в его мастерской, безостановочно пили и устраивали веселые оргии. Машка думала, что такая жизнь продлится целую вечность – настолько же веселая, легкая и необременительная, как и в начале их брака. Но Максим бросил ее и сошелся с одной хохлушкой, приехавшей из Житомира и подрабатывавшей натурщицей. Машка пришла жить к матери, где уже жила я. Она то жаловалась на жизнь и бросившего ее Генералова, то срывала на нас свою злость и раздражение. Перепады Машиного настроения были очень утомительными и тяжелыми. В последние годы она возобновила отношения с Генераловым, и они изредка виделись то на вернисажах, то в чьих-то квартирах, на праздниках у их общих знакомых, оставшихся с тех давних пор. Машка гордилась, что она была женой «самого Генералова», и вставляла реплики на эту тему к месту и не к месту.

С той веселой хулиганской поры Генералов изрядно остепенился, стал членом многих авторитетных жюри и экспертных советов. Теперь он вращался в элитных кругах и подружился с влиятельными людьми.

– Я… не могу, – сглотнула я. – Простите, но не могу.

Но Шаповалов, большой, массивный, уже вылезал из машины.

– Еще как можете! И потом, это невежливо – выставлять мужчину на улицу после того, что он для вас сделал. И где же ваше прославленное московское гостеприимство?

Он подхватил мои сумки – буквально вырвал их из моих рук.

– И не волнуйтесь, Влада. С вашей семьей я разберусь. Все будет, как надо.

– И как я им вас представлю? Как своего знакомого? Коллегу?

– Я думаю, лучше… – он немного помедлил. – Как жениха. Иначе меня ваша маменька в шею прогонит. Судя по тем словам, которыми вы ее охарактеризовали. Насчет тяжелого характера. А от жениха она уже никуда не денется. Как-никак, а придется ей с будущим затем познакомиться.

– А что я потом скажу? Что жених меня бросил?

– Не бросил, а ненадолго уехал. Идет?

Мною овладело некое чувство… странное, но приятное: какой-то вседозволенности, бесшабашности. Терять мне уже нечего! «Каннский ролик» украден, машина сломалась, коллектив практически развалился: никто теперь не сможет до конца доверять друг другу. Как говорится, под подозрением оказались все. И еще этот Шаповалов свалился на мою голову! И хочет познакомиться с моей матерью… а потом мать и Машка меня точно сожрут, обглодают до косточек и выплюнут, не поморщившись.

– Идет! – с трудом улыбнулась я. – Только не говорите потом, что я вас не предупреждала…

– Насчет ваших дам? Не беспокойтесь. Могли бы и не делать этого. Я калач тертый, меня голыми руками не возьмешь…

Поднимаясь в лифте на одиннадцатый этаж, мы оба молчали. Шаповалов насвистывал какую-то песенку, ему, очевидно, было весело – еще одно приключение, визит в московскую квартиру… Он вообще был какой-то очень уж уверенный в себе, шумный, большой, самодостаточный. К таким людям не «прилипают» никакие неприятности, они широко шагают по жизни, не обращая внимания на всяких мелких сошек под своими ногами. Они все делают так, как это им удобно в данный момент. А в данный момент Шаповалов не знал, как ему убить время, и он решил напроситься в гости.

«Ой ли! – усмехнулся мой внутренний голос. Так уж он и не знает, как ему убить время!» Молодой здоровый мужик приехал в Первопрестольную. С деньгами, на хорошей тачке, и самое «то» для него – пойти в какой-нибудь бар или ресторан и снять девушку на ночь. И ему особенно даже и стараться не придется: девицы сами к нему прилипнут, как только он обозначится на их горизонте: видно, что мужчина – при бабках и солидный. Часы «Ролекс» на запястье – не из дешевых! А он идет в московскую квартиру, где его встретят так, что и врагу того не пожелаешь…

Хотя, может быть, ему девицы надоели, потянуло человека на экзотику – вроде нашего московского хлебосольства. Я же не знаю, который день он уже в Москве: надоел ему, может быть, разгул, и хрустящие скатерти ресторанов, и смятые простыни в отеле, и чуткие нервные спины длинноногих моделей, и их гладкие волосы – мытые-перемытые по сто раз в импортных шампунях…

Дверь моя мать нам открыла не сразу. Сначала она придирчиво осмотрела меня через глазок, потом с садистским удовольствием долго громыхала цепочкой и наконец открыла.

– Ты? – тут она увидела Шаповалова, и глаза ее расширились, стали круглыми-круглыми, как у голодного кота при виде свежей рыбки или куска сочного мяса.

– Как видишь, я! – буркнула я в ответ.

– А с тобой кто?

– «Дед Пихто», – весело сказал Шаповалов. – Давайте, мамаша, открывайте. Не надо будущего зятя под дверью мариновать! Сумки-то у меня тяжелые, с продуктами и прочими гостинцами.

То ли от того, что ее назвали мамашей, то ли от желания рассмотреть этого хама и наглеца поближе, но дверь открылась, и из комнаты до нас донеслись какие-то завывающие звуки. Телевизор, как всегда.

– А почему ты меня не предупредила? – спросила маман.

– Некогда было! – ответила я. – Завал на работе. Вызвали в контору в выходной день.

– Я не о работе, а о твоем женихе!

– Каком женихе? – раздалось сзади.

К матери подтянулась Машка: нечесаная, в красном халате с оторванной верхней пуговицей, отчего она была вынуждена его все время запахивать.

– Вот! – мамаша указала Машке на Шаповалова. – Полюбуйся.

– Олег Николаевич я! – не дожидаясь приглашения, он ввалился в маленькую прихожую, почти заполнив ее целиком своей мощной фигурой. – Вас… запамятовал, как…

– Капитолина Викторовна.

– Очень приятно! А вас как зовут, позвольте узнать? – указал он на сестру.

– Маша. Маша Генералова.

– Ух ты! Мне бы хоть до полковника дорасти, а ты уже сразу – Генералова! – улыбнулся Шаповалов.

Маша издала некий невнятный звук, напоминавший фырканье.

– Вы давно знакомы с Владой? – спросила она.

– А что?

– Просто так. У нее обычно все романы – краткосрочные.

– Маша! – одернула я ее. – Кто тебя просит…

– А что, я и поинтересоваться уже не могу?

– Полгода женихаемся, – кратко бросил Шаповалов. – Такая информация вас устраивает?

– И ты молчала! – накинулась на меня Машка. – Я тебе все о своей жизни рассказываю. А ты, как партизанка, в молчанку играешь! И с кем? С родной сестрой!

– Маш! Тебя же об этом никто не просит… Мне, если честно, твоя жизнь по фигу. Ты мне в последний раз говорила о каком-то компьютерщике, с которым познакомилась на вернисаже…

– Не будем ссориться! – с интонациями трагической актрисы в голосе приказала мать. – Проходите, молодой человек, в комнату. Там мы с вами поближе и познакомимся! – зловеще прибавила она. – Вы есть будете?

– Будем. Мы в ресторанчике слегка перекусили, но это не в счет.

– Могла бы и сестру родную сводить в ресторан! – обрушилась на меня Машка. – Вы не хотите укрепить родственно-семейные узы и пригласить меня в ресторан? – обратилась она к Шаповалову.

– Насчет «укрепления» я подумаю. Как надумаю, сообщу, – кивнул Шаповалов. Он такой большой и шумный, что прихожая явно для него мала: все предметы в его присутствии словно бы съеживаются.

Он повесил свою куртку на вешалку и помог мне освободиться от полушубка.

– Проходите в комнату, – пропела мать. – Чем богаты, тем и рады. Уж вы не обессудьте.

– Вот вам сумки, женщины, разгружайте их и готовьте стол. А мы с радостью вашу кухню попробуем. – И он подмигнул мне.

Я вяло улыбнулась в ответ. Вся эта затея кажется мне сумасбродной и… опасной. Он потом слиняет, а Машка с матерью меня слопают! Но, с другой стороны… разве мне не все равно? Я ощущаю терпкий привкус приключения на губах. А, пропади все пропадом, пусть хоть сегодня все идет не так, как всегда… не так скучно, однообразно! Все мои вечера похожи один на другой, как две капли воды: они такие скучные, строгие, четко расписанные на много лет вперед… Я знала, как проведу выходные: пойду в фитнес-клуб, после посещения тренажерного зала отправлюсь в бассейн – или наоборот; потом куплю новые диски и посмотрю еще один фильм – тот, который надопосмотреть, потому что мне его рекомендовали знакомые, или потому, что о нем положительно писали в прессе… Я словно ставила галочку в расписании своего досуга… хотя фильмы эти я ни с кем потом не обсуждала и никаких бесед о тенденциях мирового кинематографа не вела. Но мне все это казалось правильным и прогрессивным: смотреть арт-хаусные фильмы и быть в курсе последних новинок.

Я заполняла свою жизнь конкретными делами и составляла «графики» свободных вечеров, чтобы не чувствовать себя одинокой и неприкаянной, а быть при деле – как Тамара Петровна, например, была всегда при своем муже и сыне. Но и это в последнее время мне не помогало. Где-то, в чем-то моя жизнь давно уже дала трещину, и она все углублялась и углублялась…

Я отбросила все свои сомнения и решила не терзаться попусту. Пусть потом на мою голову свалятся всевозможные неприятности и я набью себе новые шишки, но этот вечер – мой, и его никто у меня не отнимет. И лучше уж я проведу его вместе с сумасбродным, шумным, бесцеремонным Шаповаловым, чем посмотрю еще один фильм и поставлю еще одну «галочку» в своем списке развлечений.

Когда я приняла это эпохальное решение, мне сразу стало легче. В конце концов, самое трудное – это принять решение. Пусть все идет, как идет!

Мать уволокла сумки на кухню. Они были очень тяжелые, но она героически справилась с этой задачей. Маша продолжала нахально нас рассматривать. В ее мозгу явно происходила какая-то сложная «мыслительная работа».

Но Шаповалова, похоже, ничем смутить невозможно. Прежде я таких людей на дух не переносила, но в это момент готова была кардинально изменить свое мнение.

– Тапочки у вас есть? – загремел Шаповалов.

– Есть! – откликнулась Машка и каким-то сложным образом наклонилась, присела на корточки, так что сверху открылся отличный обзор: она продемонстрировала гостю свой бюст с ложбинкой между грудями. Машка подала тапочки гостю, сидя на корточках и призывно улыбаясь: – Вот, возьмите.

Шаповалов, словно не заметив всех ее сложных маневров, втиснул ноги в тапочки, которые ему явно были малы, и прошлепал в комнату.

– Еда скоро будет готова? – прорычал он уже оттуда. – Накормите, наконец, голодного мужчину!

– Скоро, скоро, – донеслось из кухни. – Маша! Займи пока гостя, чтобы он не скучал.

– Одну минуту, – пропела Машка.

Мы с сестрой прошли в комнату. Шаповалов уселся и вытянул ноги, откинувшись на спинку стула. Стул под ним затрещал. Мебель явно не была рассчитана на его габариты и вес. Ему, похоже, нужна чугунная мебель – или выточенная из цельного дуба. Он и сам мне чем-то напоминал дуб – массивный, кряжистый.

– А они у вас… забавные, – тихо говорит Шаповалов и внимательно смотрит на меня.

Я криво улыбаюсь. Да уж – забавные! Еще какие забавные!

Через несколько минут Маша вплыла в комнату. Она уже успела причесаться, и от нее уже издалека несло дешевыми приторными духами. На губах – яркая помада, глаза подведены «стрелками». Она уселась рядом с Шаповаловым и повернулась к нему.

– Мы с вами так и не познакомились толком. Олег… можно на «ты»? – спросила Машка, нервно теребя бахрому скатерти.

– Конечно, – спокойно ответил он и закинул руки за голову. Но он по-прежнему смотрел на меня.

– А вы… чем занимаетесь? То есть ты? – Машка подперла голову рукой и призывно улыбнулась ему.

– А всем понемногу. Такой всеядный дядя.

Я не выдержала и фыркнула. Машка бросила на меня злобный взгляд.

– Очень смешно! – А это упрек в мой же адрес. – А я сейчас нигде не работаю, – с некоторым вызовом заявила она. – Пытаюсь познать себя и свое место в мире… каждому человеку нужно познать себя. Ты не находишь?

– Очень глупо, – лениво процедил Шаповалов, не отводя взгляда от меня.

В его темно-карих, каких-то горячечных глазах словно плавится золото. Они манят, притягивают к себе, околдовывают… Сто лет на меня не смотрели – вот так! И я чувствую, как сладкий озноб пробегает по позвоночнику и комком застревает в горле. Я судорожно сглатываю и провожу рукой по волосам. Это мой защитный жест, но сейчас он почему-то не срабатывает…

– Я пойду на кухню, – я встала с дивана. – Помогу маме.

Готовка была в полном разгаре. Мать металась от плиты к раковине и обратно. Ее лицо раскраснелось, и, как только я появилась в дверях, она, обмахиваясь полотенцем, воскликнула:

– Слава богу, хоть одна из вас додумалась помочь матери! А то я здесь одна пашу, надрываюсь…

Когда мы с ней вплыли в комнату с двумя подносами, полными еды, Машка уже чуть ли не сидела у Шаповалова на коленях. А он даже не повернулся к ней, словно она была надоевшей ему кошкой, которую просто лень прогнать.

Мы ели в полном молчании. У меня все буквально застревало в горле, а Шаповалов, напротив, поглощал котлету за котлетой и то и дело просил добавки. От напряжения и усталости у меня дрожали руки. Я пронесла вилку мимо рта, и жирный кусок мяса упал на юбку. Я вышла в ванную комнату, застирать пятно, а когда вернулась к столу, ни Машки, ни Шаповалова в гостиной уже не было.

– Где они?

– Вышли покурить на лестничную площадку, – сообщила мне мать, отправляя в рот большой кусок постной ветчины.

Я вышла на площадку. Машка сидела на подоконнике и что-то тихо говорила Шаповалову, а он лениво улыбался. Меня охватила злость, даже ярость: как она смеет кокетничать с ним?!

– Вы что-то здорово спелись! – сказала я своим фирменным «железным голосом», выразительно прищурившись. – В компанию не возьмете?

– Ты, как всегда… не вовремя, – заметила сестра.

– В самом деле? Маша, тебя мать зовет.

– А, да пошла она!

– Вот пойди и сама скажи ей это.

Машка спрыгнула с подоконника, при этом Шаповалов поддержал ее, и она на секунду (или на целую вечность?) задержалась в его объятьях. Улыбнулась, глядя при этом ему в глаза. Мне захотелось завизжать и выругаться и еще – врезать Машке по лицу, чтобы стереть с ее губ эту нахально-призывную улыбку, этот ее «сексапил», которым всегда славилась моя сестренка.

– Спасибо, – улыбнулась она ему в сотый раз подряд. Они посмотрели друг на друга. Интересно: если бы меня не было, они бы слились в долгом счастливом поцелуе? Или трахнулись бы тут же, прямо на подоконнике?

– Вас ждет мама, – бесстрастным тоном произнес Шаповалов.

– Ах, да! – Машка, двигаясь, как во сне, одернула халатик и пошла к двери. Я оказалась напротив Шаповалова. При этом он смотрел не на меня, а куда-то в сторону.

– Ну? – грозно вопросила я.

– Что?

– Вы уже кокетничаете с моей сестрой? Куда это годится? – чуть ли не заорала я. – Вы соображаете, что делаете?! Где ваша порядочность?

– Я лично в порядочные не записывался, и вам тоже не советую. Времена нынче такие, станешь порядочным – тебе руку по локоть откусят и не поморщатся.

– Не учите меня ведению бизнеса!

– А я и не учу. Советую. Курить будешь?

– Нет! То есть… да! – выпалила я.

Он достал сигареты и подал мне одну. Я протянула руку к форточке, но не достала. Шаповалов распахнул ее, и свежий ветер овеял мое разгоряченное лицо. Я зажмурилась.

– Весна! – тихо сказал Шаповалов.

– Да. Как вам Маша? – задала я очень глупый вопрос.

– Хорошая девочка!

– Ленивая и глупая, – мстительно сказала я. – И еще она нигде не работает.

– Ну… хорошеньким женщинам многое простительно.

Шаповалов буквально навис надо мной, и я почувствовала себя какой-то маленькой и совсем беспомощной. Он чиркнул зажигалкой. Моя рука затряслась, как последний осенний лист, дрожащий на ветке под порывами ноябрьского промозглого ветра. Он перехватил мою кисть, и я оцепенела. Дышать – невозможно, словно мою грудь стиснул железный обруч… Надо прикурить. И сделать это с достоинством. А где мне его взять, это достоинство? Мне вдруг показалось, что я – не я, а какая-то другая женщина, озабоченная лишь извечными «бабскими» проблемами: клюнул ли ее мужик на ее сестренку-гадюку?

– Господи, какая гадость! – простонала я.

– Вы о чем?

– О сигарете, конечно же! – я сердито сверкнула на него глазами. – Столько раз зарекалась – не курить, а бросить не могу…

– Дайте себе волю.

– Что? – я вздрогнула.

– Вы слишком напряжены, не умеете расслабляться.

– Что вы имеете в виду? – шепотом спросила я.

– Что вы берете на себя слишком много! Так же нельзя! Вы все-таки женщина. Нельзя же абсолютно все контролировать, все держать в уме, иногда надо дать себе волю.

– О чем это вы?

– О жизни…

Где-то наверху хлопнула дверь, постоянно тянет сквозняком. У меня внезапно возникло искушение: все ему рассказать – о пропавшем ролике, о том, что на меня недавно напали, о своих сотрудниках, среди которых затесался предатель, и я не знаю – кто это, и даже думать об этом не хочу, потому что у меня мгновенно разболится голова. Для меня до сих пор все это – дурной фильм, и нет никакой возможности его остановить или перемотать ленту назад, до самого начала, когда еще все было в полном шоколаде.

Мы же всегда были одной семьей, одной командой! А теперь оказалось, что это не так. Но я справилась с искушением поплакаться на плече у Шаповалова. Я не могу раскисать, я – железная женщина, Влада Вешнякова, и не должна ни при каких обстоятельствах быть нюней и плаксой! Эта роль – не для меня.

– Жизнь бывает разной, – уклончиво заметила я, и он оглушительно расхохотался, да так задорно, что мне стало неловко, словно я сморозила явную чушь.

– Я сказала что-то смешное?

– Вы так очаровательно пытаетесь выстроить собственную оборону, что я просто тронут!

– Тронуты? – я почувствовала, что сбита с толку окончательно. – Вы… все время смеетесь надо мной или пытаетесь меня поддеть. Наверное, я кажусь вам смешной?

– Напротив – очень серьезной. Даже слишком.

Он решительно шагнул вперед, очередной порыв свежего воздуха распахнул форточку, и она стукнула о раму. Он стоял так близко, что сигарета выпала из моих пальцев и я приоткрыла рот от неожиданности.

– Влада! – послышался сверху голос матери. – Идите сюда! Куда вы пропали?

Голос ее вполз мне в уши, ворвался в сознание в самый неподходящий момент, когда между нами воцарилась хрупкая тишина, сотканная из наших недомолвок и пауз… Звук ее голоса вывел нас из оцепенения, и мы как по команде резко отпрянули друг от друга.

– Влада! – надрывалась мать. – Олег Николаевич! – разносилось по всему дому.

– Матушка ваша нас зовет, – в его голосе прозвучала досада и что-то еще, чему я не могу дать название. – Не будем ее сердить. А то следом за ней еще и ваша сестренка подтянется.

Чинно, как первоклашки, мы поднялись по лестнице под бдительным оком матери, стоявшей в дверях.

– Накурились, – с притворным гневом помахала она рукой, отгоняя несуществующий дым. – Бьюсь, бьюсь со своими девицами, а они все дымят! Хоть бы вы на них повлияли, сказали, что это вредно для здоровья. Все легкие себе испортят!

– Непременно скажу, – весело откликнулся Шаповалов. – Прямо сейчас.

Мать замолкла и подозрительно посмотрела на него.

– Я вам постелила во Владиной комнате, – вымолвила она.

– Это еще зачем? – простонала я. – Я могла бы… – Тут я умолкла.

До меня дошла простейшая мысль: мы с Шаповаловым будем спать на моем старом диване, жутко скрипучем, на котором нельзя повернуться, чтобы пружины не завизжали на весь дом. Мою новенькую кровать, которую я купила, когда стала зарабатывать хорошие деньги, утащила к себе Машка, а все старье переместила в мою бывшую комнату.

И как же мы!!! Будем!!! Спать с Шаповаловым!!! Игра зашла слишком далеко. У меня возникло желание немедленно рассказать матери и Машке все, как есть. Да, но тогда Машка сразу навострит ушки и ринется завоевывать Шаповалова. Уж она-то его точно не упустит! И эта мысль заставила меня промолчать.

Шаповалов крепко сжал мой локоть, как бы в знак солидарности, и я кивнула.

– Очень хорошо.

– Может быть, вы чайку попьете на сон грядущий? – заискивающим тоном спросила мать.

Такой я ее давно уже не видела! Наверное, она уже лелеет мечту, что такой солидный бизнесмен скоро станет мужем ее дочери и она продолжит литрами пить дорогой кофе и смотреть любимые сериалы. А зять будет щедро снабжать ее деньгами… Явно, именно подобные мысли заставили мою мать сменить свой привычный грубоватый тон на елейно-паточный. И еще неизвестно, какой вариант звучит более противно…

– Я буду кофе.

– На ночь? – робко спросила мать.

– Он на меня как снотворное действует. Так что не беспокойтесь… – улыбнулся Шаповалов.

– Я буду чай. Я все сама сделаю, – торопливо сказала я.

Мы протиснулись в мою бывшую комнату, очень маленькую. На диване было постелено белье в розовых цветочках. Шаповалов плюхнулся на диван, прежде чем я успела крикнуть:

– Осторожнее!

Диван угрожающе заскрипел, и Шаповалов пересел подальше, к его спинке. Он опять вытянул ноги, так что мне никак не протиснуться мимо него.

– Душновато… – заметил он.

– Я сейчас форточку открою.

Я перешагнула через его ноги, чуть не упала, и он придержал меня за талию. Руки у него просто железные… Я открыла форточку, а потом, немного подумав, и окно тоже.

– Я сейчас… – и я пулей вылетела из комнаты.

На кухне заседали мать и Машка. Они посмотрели на меня и как-то странно улыбнулись – обе.

– Н-да… – процедила Машка сквозь зубы. – Отхватила мужика…

– Сразу видно, солидный мужчина. С деньгами, – заметила мать делано-безразличным тоном.

Я быстренько приготовила чай и кофе и с подносом в руках вернулась в свою бывшую комнату.

Шаповалов лежал на диване и смотрел маленький телевизор, то и дело щелкая кнопкой пульта и перескакивая с одного канала на другой. Когда я вошла, Шаповалов даже не повернул голову в мою сторону. Я кашлянула.

Он рывком вскочил с дивана, отчего тот вновь закряхтел, и забрал из моих рук поднос.

– Господи! Ну что за глупости? Зачем этот поднос? Ты же не служанка, а я – не эмир! Садись сюда! – он плюхнулся обратно на диван. – Давай посмотрим «Комеди Клаб».

Быстро же он перешел на «ты»! Впрочем, кажется, он сделал это, еще когда мы курили на площадке.

Я гордо выпрямилась. Максимум, что я могу себе позволить смотреть, – это авторское кино. От Джима Джармуша до Альмодовара. Но юмор ниже пояса – увольте!

– Я не смотрю передачи подобного рода.

– И зря! Классные ребята, и пошутить умеют.

– Не сомневаюсь.

Я по-прежнему стояла навытяжку, как стойкий оловянный солдатик.

– Садись!

В комнате теперь нельзя повернуться, чтобы не наткнуться на Шаповалова! Наконец я села на край дивана, элегантно подобрав край юбки, словно присутствовала на деловых переговорах.

Ребята в передаче хохмили, как хотели. Шаповалов звонко и очень заразительно смеялся и все время оборачивался ко мне. Я робко улыбалась в ответ, но думала только о том, что передача скоро закончится и мы ляжем спать… на один диван. Холодный ветер врывался в открытое мною окно. Шаповалов звучно прихлебывал кофе, а я пила маленькими глоточками чай.

На экране замелькали титры. Шаповалов щелкнул пультом и вопросительно посмотрел на меня:

– Ну как?

– Что? – вздрогнула я.

– Программа?

– Ничего…

– Понравится! Если смотреть регулярно – понравится, – убежденно произнес он. – Денек у меня выдался еще тот. Тяжелый. Спать охота…

Его рука оказалась в опасной близости от моей, и я быстро отдернула ладонь.

Он усмехнулся.

– А вы чувствительная дамочка! – этим насмешливым «вы» он обозначил дистанцию между нами.

– Может быть! Я не навязывалась вам… – холодно сказала я.

– А я, грубый и невоспитанный тип, взял и навязался, ты это хочешь сказать? Если я так действую на твои… на ваши нервы, – поправился он, – то могу поспать и в гостиной. Или вообще – уехать.

Он встал.

– Нет! – выкрикнула я, представив, как Машка приходит к нему в гостиную, торопливо расстегивает халат и проскальзывает под одеяло… и как из гостиной до моих ушей доносятся ее протяжные стенания и всхлипы. Я помнила все это по своей прежней жизни здесь: Машка всегда занималась любовью очень громко, не стесняясь никого и ничего… А если он уйдет – что я скажу матери и Машке? Что мой жених сбежал – ночью? И подвергнусь насмешкам с их стороны? Этот вариант тоже не проходит.

– Нет, – упавшим голосом сказала я и неожиданно для самой себя заплакала. – Простите… пожалуйста! У меня неприятности на работе, и вообще… Не уходите!

Он пару секунд «сверлил» меня глазами. Внезапно он сел обратно и притянул меня к себе. Как ребенка. Я уткнулась носом ему под мышку. Пахло сладким мужским потом и еще чем-то – родным, знакомым… Никогда еще я не сидела с мужчиной… вот так просто…

– Не уходите, – прошептала я.

Там, за дверью, была враждебная тишина, а здесь мы были вдвоем – отгорожены, защищены от всего мира.

Его следующий жест меня удивил…

Он погладил меня по голове и поцеловал – в лоб.

Шаповалов лег на полу, прихватив одеяло. Он действовал четко, собранно, не глядя на меня. Как будто меня и не существовало. Возникло такое ощущение, что я немножко обманула… саму себя. Я шмыгнула носом и вытерла ладонью глаза.

– Окно закрыть? – буднично спросил Шаповалов.

– Да… пожалуй…

Он закрыл окно и быстро, одним рывком стянул с себя свитер, оставшись в черной майке. Накачанные бицепсы, мощные плечи, смуглая кожа. Я быстро закрыла глаза, как барышня из девятнадцатого века. Только сейчас мое положение высветилось перед моим мысленным взором с потрясающей четкостью: у меня уже год не было мужчины, я жила как монахиня в своей квартире-келье и довольствовалась вечерними просмотрами арт-хаусных фильмов. У меня закружилась голова…

Когда я открыла глаза, Шаповалов уже лежал, укутавшись в одеяло. Мне была видна его спина и упрямый затылок. Он лежал у меня в ногах как хищный, лишь отчасти прирученный зверь. Но это было не так. Такие мужчины вообще не приручаются. Я легла и нырнула под покрывало. Стараясь не шуметь, я стянула юбку и колготки. Следом за ними последовала блузка. Я осталась в одной комбинации, легла на спину, уставившись в потолок. Спать почему-то совершенно не хотелось. Было жарко, невыносимо жарко. Лоб горел, я пощупала его – температуры у меня не было.

По потолку пробегали тени, за окном качалась большая береза, которую я помнила еще с детских лет. Вдруг мне ужасно захотелось распахнуть окно, перегнуться через подоконник и посмотреть вниз, как я любила делать когда-то, и увидеть машины, детский городок и кусты внизу…

Я услышала негромкий храп. Я приподнялась на локте. Задернуть шторы на окне я не успела, в лунном свете четко обрисовалась спина Шаповалова. Я смотрела на эту спину, как зачарованная. Не удержавшись, я тихонько откинула покрывало и потянулась к окну.

На мою талию легла горячая мужская ладонь. Я замерла. Рука поползла вверх.

– На место! – спокойно сказала я. – Руку на место.

– Уверена? – послышался хриплый шепот.

– На все сто. Уберите ее, пожалуйста.

Рука исчезла, и я перевела дух.

– Я так и думала, – шепотом сказала я.

– Что?

– Что вы начнете приставать, – я тихонько хихикнула. Грозный мужественный Шаповалов оказался обыкновенным бабником, который чуть было не полез под юбку к Машке и теперь приставал ко мне! Обыкновенный бабник. Мне даже стало как-то легче.