Текст книги "История о краже. Месть прошлого"

Автор книги: Екатерина Гичко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 16. Сердце для ребёнка

Прошло почти полчаса, прежде чем охрана смогла пройти в кабинет, а те, кто уже там был, – подняться с пола. Разъярённый и до сумасшествия взбешённый Мариш отдавал приказы, рассылая оборотней в разные части города и распоряжаясь отправить на поиски кого только можно. И нельзя. Когда он наконец встал, пол под ним был раскрошен в щепку, а подчинённые невольно отшатнулись, столкнувшись с звериным взглядом.

– Ну? Хоть что-то нашли?!

Говорить о неудаче, когда дворецкий в таком состоянии, было страшно. Гонца с плохими вестями вполне могли растерзать. Помявшись, вперёд выступил седовласый кряжистый оборотень с тяжёлым взглядом.

– Нет, Мариш, не нашли, – тихо пророкотал он. – Прочесали весь южный город и почти четверть северного, проверили каждую нору. Либо он глаза прикрывает нашим своей волшбой, либо вообще прочь из города подался. Северная часть, сам знаешь, под нашим присмотром, там шалить особо не рискую…

Взбешённо зарычав, Мариш пинком отшвырнул в стену стул и, схватившись за подоконник, с воем его оторвал. Подчинённые почтительно склонили головы, ожидая, когда он немного выпустит пар и будет в состоянии отдавать распоряжения.

Дворецкий сходил с ума от беспокойства. Его маленькую невинную госпожу украл какой-то грязный ублюдок! Представляя, как перепугалась девочка, Мариш начинал сходить с ума. Этот ребёнок всегда жил под присмотром его и его оборотней. Никогда ещё ни один из врагов дома Бодый не подходил к ней так близко. Первый раз – и Мариш надеялся тогда, что последний, – Лоэзия оказалась в настоящей опасности, когда полезла за Майяри и угодила в лапы разбойников. Но тогда о ней могла хотя бы позаботиться та девка! Сейчас же… Мариш завыл от безысходности, представляя, что мог сотворить с нежной девочкой негодяй. Бандитское прошлое – да и настоящее – дало ему широкий простор для воображения. Перед глазами разворачивались ужасающие картины того, как его слабую госпожу избивают, насилуют, режут на части, чтобы добраться до камня, забавляются её болью и унижением… Прошло уже полчаса, сколько всего с ней могло произойти за это время!

Вспомнив про камень, Мариш с ненавистью уставился на сарена. Тот, всё это время придавленный столом, с трудом поднялся на ноги и теперь тяжело дышал, держась за стену.

– Он сбежал? – хрипло спросил господин Триий.

– Да… господин, – мрачно отозвался кряжистый охранник.

– Как вы могли упустить его… – сарен в ярости и отчаянии оскалился и, прикрыв глаза, обессиленно прислонился к стене. – Хайнес не простит… не простит… Да ещё и Лоэзия…

– Ещё и Лоэзия?! – яростно взвился Мариш и, в два прыжка подскочив к господину, схватил его за груди и треснул о стену. – Ты, проклятый мудак! Это твоя дочь! Твоя единственная дочь!!!

– Как ты смеешь… – разъярённо взвился сарен, но дворецкий притиснул его к стене так, что многообещающе захрустели и так изрядно помятые рёбра.

– Если с девочкой что-то случится, я оторву твою башку, – жутко прошипел Мариш, приближаясь к лицу помертвевшего господина.

– Пёс, ты забыл, с кем говоришь? – прохрипел тот.

– Это ты, Триий, не забывай, кто я! Я служил не тебе, а твоей дочери. И если ты думаешь, что смог укротить бешеного зверя, то очень, очень сильно ошибся. Я сожру тебя и самого хайнеса, если с Лоэзией что-то случится. Она взяла камень, потому что ты ей приказал! Ты! Потому что для такого ублюдка какие-то тайны оказались дороже собственного ребёнка!

– Чего вы стоите?! Взять его! – просипел сарен, яростно смотря на застывших охранников.

Те переглянулись, но не шевельнулись. Мариш тихо рассмеялся.

– Для них господин я, а не ты.

– Я вышвырну вас на улицу!

– Но прежде сдохнешь сам! – пообещал дворецкий. – Хочешь узнать ма-а-аленькую тайну? Вы ведь все думали, что легендарный бандит Мариш остался совсем один? Что всех его оборотней положили в той битве? Так вот, Триий, я всё ещё у власти, но сижу на цепи благоразумия. Эту цепь держит в своих тонких пальчиках одна маленькая девочка с пепельными локонами. Не станет её, и я вырвусь на свободу. И что тогда скажет твой хайнес?

– Мы найдём всех и… – прохрипел Триий и распахнул рот, пытаясь вдохнуть воздух. Пальцы Мариша с садистским удовольствием впились в его шею.

– Ты никого не найдёшь, – пообещал Мариш.

Ноздри его хищно раздулись, лицо исказилось, и мужчина уже хотел разорвать горло задыхающемуся сарену, но замер. Перед внутренним взором предстало воспоминание одиннадцатилетней давности.

Мариш с непонятной, вызывающей недоумение нежностью смотрел на девятилетнюю Лоэзию, которая усердно выводила буквы на бумаге. Получалось у неё не очень, но, когда девочка вопрошающе уставилась на него серебристыми глазами, дворецкий уверенно качнул головой.

– Великолепно.

Маленькая госпожа недоверчиво сморщила носик – маменька совсем недавно выговаривала ей за недостаточное усердие, – но всё же соскочила со стула и, подбежав к оборотню, нежно прильнула к нему, обняв его за ногу.

– Мариш, а почему все вокруг говорят, что ты плохой?

– Кто говорит? – рука сама опустилась, и Мариш с лёгким восторгом ощупал мягкие детские волосы.

– Слуги… охранники… мамина подруга – госпожа… – Лоэзия запнулась.

– Госпожа Издериаллона, – подсказал Мариш.

– Нет, другая, но эта тоже говорит, что ты плохой и страшный, – губы ребёнка обиженно изогнулись. – Разве ты плохой и страшный?

– А вам бы хотелось, чтобы я был плохим?

– Нет, – девочка решительно тряхнула головой. – Ты не можешь быть плохим.

Мариш смотрел в доверчивые глаза юной госпожи и думал, что очень даже может. Ещё год назад он планировал грандиозную месть хайнесу, собираясь воспользоваться нежданным покровительством дочери сарена Бодый и самого Шереха Вотого. Но потом произошло что-то странное. Не сразу, конечно, постепенно, но Мариш и не думал, что способен на такие чувства: нежность, радостное тепло, когда маленькая госпожа сворачивалась на его руках, негодование и презрение, когда родители изволили быть недовольными успехами дочери (а недовольны они бывали часто), беспокойство и страх.

Наверное, он сам себя обманул, стараясь для отвода глаз проводить как можно больше времени с малышкой. И вот, когда он почти достиг прежней силы и был готов осуществить задуманное, ему уже этого не хотелось. Появлялись странные для оборотня с его прошлым мысли. Как будет жить его маленькая госпожа в созданной им реальности? А если он проиграет, то где окажется? Кто позаботится о Лоэзии в этом царстве хладнокровных? А если он победит, то что делать с её родителями? Мариш считал, что Триий как отец был полным неудачником, а матери девочки – сарене Елалии – можно было сказать спасибо только за то, что она выносила и родила своего прекрасного ребёнка. Но Лоэзия их любила, по-детски наивно молилась об их здоровье и просила богов, чтобы мама и папа больше улыбались. Но они не улыбались, и Мариш ловил себя на том, что сам пытается улыбаться. Выходило неважно. И тем не менее она любила своих родителей и, кажется, его.

Простит ли она их смерть?

Мариш бы убил их. С удовольствием. Он не чувствовал в сердце хоть какой-то жалости к чете Бодый. Был бы рад, если бы с ними случился несчастный случай, а порой и сам задумывался его подстроить. Но не воплощал задуманное в жизнь. Лоэзия бы не узнала, как и уже о многом не знает, но Маришу хотелось быть чистым перед ней хотя бы в этом.

– Они завидуют, госпожа, – оборотень погладил девочку по голове. – Каждый слуга мечтает занять моё место, а подруги вашей мамы хотели бы иметь такого способного дворецкого, как я. Я не плохой.

– Вот и я им так же говорю! – просияла девочка, но улыбка мгновенно исчезла с её лица, когда за дверью раздался решительный стук каблуков.

Она быстро села на стул и стиснула в пальчиках перо. Дверь распахнулась, и внутрь вплыла сарена Елалия. Мариш встретил высокородную госпожу малоприветливым взглядом. Очень красивая, но высокомерная и показательно приличная сарена его раздражала. Эти её высокие строгие причёски, в которых прекрасные серебристые волосы превращались в седые, недовольно сморщенное лицо и дорогие, но совершенно ханжеские наряды. В те времена, когда он ещё не промышлял разбоем, Мариш часто встречал таких женщин. Не имеющие никакого занятия и лишённые внимания своих мужей, они находили удовольствие в собственной добродетели. Лучше бы уж любовников заводили.

– Ты закончила? – строго вопросила госпожа Елалия и шагнула было к дочери, но споткнулась, столкнувшись с тяжёлым взглядом дворецкого.

Мариш видел, как испуганно расширились её зрачки, почувствовал изменившийся запах через густое облако духов, но сарена предпочла скрыть страх за недовольно поджатыми губами.

– Она ещё не закончила, – вкрадчиво ответил дворецкий и добавил, – госпожа.

– Вот как, – женщина судорожно сглотнула, но более ничем не показала, в какую дрожь её вводил слуга. – Что ж, пусть старается.

И, развернувшись, решительно удалилась.

Дверь за ней закрылась, и Лоэзия грустно посмотрела на Мариша.

– Я не напишу так красиво, как хочет мама. Значит, гулять меня не пустят.

Дворецкий посмотрел на печально опущенную головку и вдруг подумал, что дети умеют забираться в сердца и занимать все мысли. Сам он никогда не задумывался о том, чтобы заиметь семью. Сперва его семьёй был род, которому Мариш служил, а после трагической гибели всех его членов оборотень нашёл смысл в борьбе против гнилой власти. За четыре века разбойной жизни мужчина очерствел сердцем в убийствах, грабежах и насилии, жалел женщин и детей только лишь из-за того благородства, что вложил в него при воспитании отец и которое было с ним во время всего служения семье Илаший. Мариш даже не представлял, что когда-нибудь размягчеет настолько, что захочет быть хорошим в глазах маленькой девочки.

– Мы погуляем, – Мариш склонился над столом и притянул чистый лист бумаги. – Сидеть дома вредно, это скажет любой лекарь.

Взяв перо, оборотень подумал, переложил перо в левую руку и начал быстро выводить по бумаге строки. Лоэзия, ошеломлённо распахнув рот, с восторгом наблюдала, как стройненько ложатся буковки.

– Всё, госпожа, – Мариш выпрямился, с достоинством оправился и сгрёб со стола работу самой Лоэзии: улики им не нужны. – Можем идти гулять.

– Ура! – малышка вскочила и обняла его за ногу.

А Мариш с досадой подумал, что если бы у него была дочь, то он бы сам сидел с ней и учил её письму, а не поручал это бывшему преступнику. Точнее, даже не бывшему…

И почему смерть такой дряни должна кого-то расстраивать?

Мариш с искренним непониманием посмотрел на задыхающегося сарена, но хватку всё-таки ослабил. Триий жадно вдохнул, выпучил глаза, но разразиться гневной отповедью не рискнул.

– Серьёзно? – едва слышно прошептал Мариш. – Ты её отец?

Ноздри сарена разгневанно шевельнулись, но он всё ещё находил в себе терпение молчать.

– Мне хотелось бы, чтобы тебя просто не было, – искренне выдохнул дворецкий.

– Да как смеешь… – сквозь зубы начал Триий, но Мариш перебил его.

– … с тобой так говорить? А кто ты, Триий? Тряпка ты. Общество, хайнес, твои якобы благородные друзья… Ты живёшь так, как они тебе скажут. Ты живёшь той жизнью, которую они считают прекрасной, хотя она говно. Хайнес прогнулся под Шереха, ты прогнулся под хайнеса и впустил в свой дом меня и отдал под мой присмотр дочь. Мне. Головорезу. Нормальный мужик вцепился бы в глотку и хайнесу, и Шереху, а ты поджал яйца и уступил свою территорию мне.

Дворецкий разжал пальцы, и сарен закашлял. Гнев на лице Триия сменился страхом. И недоумением.

– Если я не найду Лоэзию, дом Бодый прекратит своё существование, – в тишине кабинета эти слова прозвучали, как зловещее пророчество.

Губы Мариша раздвинулись в усмешке-оскале, и он добавил:

– Если честно, давно хотел этим заняться.

Глава 17. Злодей и его нежная жертва

Сперва Лоэзия отчаянно кричала, молотила кулачками по спине похитителя, пихала его коленками, молила прохожих о помощи, но потом выбилась из сил, поняла, что их никто не видит, и разрыдалась. А к тому моменту, когда они добрались до ворот, ещё и замёрзла. Злодей не додумался прихватить плащ для неё или хотя бы одолжить свой.

– Пусти меня!

После того, как они с досадной лёгкостью вышли через западные городские ворота прямо перед глазами позёвывающей стражи, у Лоэзии открылось второе дыхание, и она опять завозилась.

– Когда Мариш найдёт тебя, он… – девушка запнулась, но всё же предположила самое страшное, – он переломает тебе ноги!

Похититель только плечом дёрнул и продолжил идти вперёд.

– Ну простите меня! – перепуганная девушка опять расплакалась. – Я не хотела его глотать. Это как-то само вышло. У папы ещё много этих документов, он… Мариш отдаст вам их. Только отпустите меня, пожалуйста…

Тёмный не обратил на мольбы никакого внимания. Лоэзия утёрла рукавом катящиеся слёзы и, закусив губы, попыталась перестать реветь, но ничего не вышло, и она опять начала тихо всхлипывать.

– Мне страшно, господин… Мне так страшно… Я очень вас боюсь…

Ёрдел наконец обратил внимание на дрожь, которая сотрясала хрупкое тело его добычи, и призвал силы, с трудом вспоминая плетение тепла. Лоэзия испуганно вздрогнула и перестала всхлипывать. Ощутив резкую волну жара, девушка решила, что ей стало плохо, но дурнота не появилась, и она подумала, что это организм так борется с трудностями.

Когда они добрались до леса и вошли под сень деревьев, ночь уже накрыла плотным пологом мир и щедрой рукой рассыпала по небу весело мигающие звёздочки. Плакать Лоэзия устала и теперь прерывисто вздыхала, иногда икала и пыталась как можно незаметнее шмыгать носом. Даже молчаливый похититель пугал её уже не так сильно.

– М-мы куда? – оказавшись под мохнатыми еловыми лапами, закрывшими звёздное небо, девушка обеспокоенно опёрлась руками о спину тёмного и осмотрелась. – Господин? Вы убьёте меня здесь и… и… закопаете под корнями?

Когда она была маленькая, Юдриш часто рассказывал ей страшные сказки, за что получал нагоняи от Мариша. Лоэзия обожала эти рассказы, но сейчас она вдруг поняла, чем был недоволен дворецкий: острые детские воспоминания вызывали леденящий ужас.

Ёрдел не счёл нужным развеивать эти странные опасения. Сама сообразит, что возиться с промёрзшей землёй – та ещё радость.

Лоэзия, даже не подозревающая, что ей стоило бы догадаться о практической неразумности своих предположений, опять затряслась. Может, и заплакала бы, да слёз не осталось.

Оказавшись в лесу, Ёрдел почувствовал себе немного увереннее и расслабился. Здесь-то он знал каждую нору, и не нужно было думать, куда же свернуть. Домик-развалюшка, построенный невесть кем и непонятно для каких целей, показался только через полчаса. Девчонка на плече хаги уже вся извертелась, то приподнимаясь, то опять свешиваясь вниз головой.

– Где мы? – испугалась Лоэзия, услышав жуткий скрип.

Ёрдел молча переступил порог, с тем же жутким скрипом закрыл за собой дверь и, в три шага миновав тёмные сени, вошёл в такую же тёмную комнату. К потолку взмыл рой пронзительно-белых светляков, и девушка увидела полуразвалившуюся печь, грубый деревянный стол, кособокий табурет и что-то покосившееся и отдалённо похожее на шкаф. Хаги развернулся, и Лоэзия успела заметить шаткую лестницу, ведущую, наверное, на чердак. Мужчина прошёл в другую комнатку и уже здесь поставил свою добычу на пол. Та покачнулась – голова закружилась – и тут же отскочила.

Собрав всю смелость, что у неё только была, Лоэзия с отчаянием решила, что не сдастся. Она будет бороться! Она… она будет драться! Когда ей было десять, Юдриш пробовал обучить её бою, но матушка устроила скандал и Маришу пришлось наложить запрет. Но она кое-что помнила! И вообще, она оборотень! У неё есть когти! Сейчас она обернётся и заклюёт обидчика! В голове, правда, царила такая круговерть, что обратиться к зверю не вышло. Сжав кулачки, девушка воинственно подняла их к самому лицу и грозно выкрикнула:

– Только подойди, и я ударю!

Ёрдел подходить не думал. Всё его внимание занимала печь, в этой комнате она выглядела ещё более-менее прилично. Сам он никогда не топил дом, привыкнув к постоянному холоду, но ребёнку нужно тепло. Интересно, труба для печи обязательна? Услышав дрожащий голос, хаги перевёл взгляд с полуразрушенного предмета своих мыслей и спокойно осмотрел девчонку. Та стояла, согнув ноги и подняв кулачки чуть ли не к носу. Коленки у неё дрожали, локти тоже, и, казалось, дунь на неё, и ноги в разные стороны разъедутся.

– Ты меня слышишь?! – пискнула малышка.

– Да, – спокойно кивнул тёмный.

Лоэзия так поразилась, что ей наконец-то ответили, что даже онемела. Пока она приходила в себя, Ёрдел решил, что сегодня прогреет дом силой, а завтра найдёт в лесу хворост и опробует печь. Всё же он не всегда тут обитает, девчонка замёрзнет без дров. Она же нежная.

– Если слышишь, тогда не подходи! Понял?

Злодей окинул её странным взглядом, и коленки у Лоэзии подкосились ещё сильнее.

– Ты! То есть вы! Что вы так смотрите на меня?!

Тяжёлый пугающий взгляд уставился прямо на её лицо, и девушка испуганно отшатнулась.

– Есть, – мужчина склонил голову набок, – хочешь?

– Что? – обескураженно переспросила девушка. – Есть? Я не буду ничего есть из ваших рук!

– Хорошо.

Одной проблемой меньше. Едой он всё равно запастись забыл, а детям же нужно что-то особое. Ёрдел плохо помнил, чем питаются дети, но был уверен, что им нужно молоко. Молока у него пока не было.

Развернувшись, тёмный направился прочь из комнаты, и Лоэзия опять всполошилась.

– Вы куда? Вы хотите оставить меня одну?

Запоздало прикусив язык, девушка тонко вскрикнула от боли. И зачем она только это сказала?! Пусть бы шёл себе!

Ёрдел приостановился, задумчиво посмотрел на застывшую девушку и наконец вспомнил, что забыл.

Оставить свет.

Дети боятся темноты.

Загнав в комнату несколько светляков, мужчина вышел и прикрыл за собой дверь.

Оставшись один на один с собственными страхами, Лоэзия опять тихонечко всхлипнула и опустилась на пол. Где же Мариш? Где Юдриш? Почему их до сих пор нет? Птица, до этого проигнорировавшая зов, при воспоминании родных лиц заворошилась.

Ёрдел задумчиво вертел в руке кирпич, соображая, как из груды таких вот прямоугольников сложить ещё один объёмный прямоугольник с полостью внутри, когда до его слуха донёсся непривычный, но знакомый пронзительный крик. Вернувшись к комнате девчонки, он открыл дверь и уставился на выпутывающуюся из платья птицу. Увидев его, ястреб грозно замолотил крыльями и, наконец избавившись от одежды, с яростным клёкотом бросился на хаги. Тот спокойно закрыл дверь прямо перед его клювом и поморщился от особенно пронзительно вскрика – чуткий слух порой становился слабостью.

И всё же так даже лучше. Что едят птицы, Ёрдел знал.

Присмотревшись к полу, тёмный нашёл характерно обгрызенные щели. А он-то ещё думал, зачем оборотням в домах столько мышей. Вот и пригодились.

Глава 18. Нечестные методы Вотых

До деревушки, где оборотни оставили своих драконов, компания добралась после полудня и там решила задержаться и нормально помыться. За плату деревенские растопили для них местную купальню и накрыли для дорогих гостей стол. Первой мыться отправили Майяри, и девушка поспешила туда с мыслью справиться с этим как можно быстрее из опасения, что мнительный господин Ранхаш решит проверить, как она там.

В сенях купальни клубился густой пар, проникший через неплотно прикрытую дверь, и царила одуряющая влажность. Уже от одного этого Майяри почувствовала себя чистой. Пахло сосновыми дровишками, можжевеловыми ветками и пряными травами, чьи веники украшали стены. Майяри за одно это обожала деревенские купальни, в домах-то так не растопишь. Накинув крючок на дверь, девушка аккуратно сложила на кособокий табурет чистую одежду и, быстренько разоблачившись, скользнула в саму купальню. Казалось, что косточки прогрелись в то же мгновение, когда она переступила порог. Из-за исходящего от воды густого пара Майяри сперва ничего не могла рассмотреть, да и света здесь было маловато: солнце едва проникало через запотевшее слюдяное окошко. Запалив тройку светляков, девушка всё же смогла рассмотреть четыре жестяных бадьи, утопленных в пол, ведра с холодной водой, стоящие рядом с ними, и печь, в верхней части которой угрожающе побулькивал котёл.

Майяри осторожно потрогала воду в бадье и тут же с блаженным стоном сползла в неё. Боги, как же хорошо! Пришлось напомнить себе, что своей очереди ждали оборотни, и торопливо заняться мытьём.

И всё же не зря она спешила. Она уже натянула на влажноватое тело нижнюю рубашку и сушила полотенцем волосы, когда услышала жестяной звук откидываемого крючка, и в следующее мгновение заволакивающий сени пар погустел, столкнувшись с потоком холодного воздуха. Девушка испуганно отшатнулась и недовольно посмотрела на замершего на пороге харена.

– Не выпускайте тепло, – прошипела Майяри, раздосадованная, что её подозрения оправдались. – Я уже почти закончила. Сейчас оденусь и…

– Вот как? – оборотень спокойно прошёл внутрь, закрыл за собой дверь и загадочно изрёк: – Жаль.

Майяри аж поперхнулась возмущением, открыла рот, чтобы напомнить харену о приличиях, и так и замерла с распахнутыми губами: господин Ранхаш принялся невозмутимо разоблачаться.

– Я мыться. Купальня же вам уже не нужна?

Девушка медленно покачала головой, как заворожённая рассматривая обнажающееся тело. Рот отчего-то наполнился слюной, но Майяри всё же нашла в себе силы опять посмотреть на оборотня с возмущением.

– Вы не можете немного подождать?

– Зачем? Вам же нравится смотреть на голых мужчин, – харен приподнял серебристую бровь. – Не хочу лишать вас удовольствия.

– Какое удовольствие? – ошеломлённая Майяри прижала волосы к груди, не осознавая, что от них расползается мокрое пятно, делающее рубашку почти прозрачной.

Заинтересованный взгляд оборотня, впрочем, быстро заставил её заметить, что же она сотворила, и девушка, негодующее сверкнув глазами, прикрыла розовеющие через ткань соски.

– Эй, вы же обещали, что не будете на меня давить! – напомнила она.

– Я помню, – господин Ранхаш невозмутимо стянул через голову рубашку, замер ненадолго, удерживая её на уровне груди, а затем отбросил. – Я же не обещал, что буду сидеть сложа руки и ничего не делать для того, чтобы завоевать ваше расположение.

И потянул вниз штаны. Обомлевшая Майяри почувствовала себя обманутой, но взгляд всё же притянулся к прессу мужчины, где сплетались пластины упругих мышц, и девушка заворожённо опустила глаза вниз. Брови её чуть удивлённо приподнялись.

Она уже видела харена голым, но тогда её сознание было не таким ясным, как сейчас, и девушка словно бы впервые лицезрела это великолепное тело и, к своей досаде, не могла найти никаких изъянов, кроме страшного шрама на левой ноге.

– Устраиваю? – на лице оборотня улыбки не было, но в голосе она отразилась в полной мере.

Наскрести в себе возмущения в достаточном размере Майяри не смогла, да и внутри зашевелилось что-то такое хулиганистое. Надо было бы сурово отчитать заигравшегося мужчину, чтобы ему в следующий раз неповадно было соблазнять её телом, или как-то выразить своё недовольство, но вместо этого девушка облизнула пересохшие губы и пошутила:

– Пугаете.

И многозначительно посмотрела на пах оборотня. И тут же расплылась в довольнейшей улыбке: харен всё же повернулся к ней спиной. Да-да, уважаемый господин Ранхаш, в эту волнующую игру можно играть вдвоём. Взгляд Майяри шаловливо огладил ягодицы оборотня и прошёлся вверх по спине, с удовольствием задерживаясь на узлах мышц. И замер на чёрном круглом рисунке. Девушка нахмурилась.

– Что это?

Харен посмотрел на неё через плечо и, сообразив, куда направлен её взгляд, спокойно ответил:

– Татуировка. По молодости сделал.

– Это не татуировка, – нахмурилась Майяри. – Это печать.

– Тогда зачем спрашиваете, если знаете?

Девушка открыла было рот, чтобы сообщить, что эту печать она не знает, но всё же промолчала. Вправе ли она допытываться до секретов харена, если не рассказывает свои?

Господин Ранхаш тем временем закончил расплетать косу и шагнул в купальню, оставив дверь распахнутой. С тихим вздохом опустившись в воду, мужчина откинулся на бортик бадьи и из-под ресниц посмотрел на застывшую Майяри.

– Хотите мне помочь?

– Не хочу! – опомнилась та и захлопнула дверь.

Сердито шипя, девушка торопливо оделась и, не досушив волосы, выскочила на улицу. И едва не сбила Викана.

– Эй-эй, аккуратнее, сестричка! – оборотень посторонился. – Как водичка?

Рожа у него была такая ехидная, что Майяри негодующе раздула ноздри.

– Плоха? – деланно опечалился Викан. – Эх, а со мной была бы в самый раз.

Настроение у мужчины было превосходным. После ухода с болот рост его волос значительно замедлился, и за полдня они отросли на какую-то ладонь.

–Э-э-э, даже не думай! – оборотень погрозил Майяри пальцем. – За нами в окошко смотрит Ирриван. Если ты со мной что-то сделаешь, то он тут же выскочит.

– Если я с тобой что-то сделаю, он меня только отблагодарит! – прошипела девушка и, исторгая чуть ли не пар, потопала к избе. – Вотые! Тёмные бы вас побрали!

Тёмные Вотых не побрали, скорее уж вволю посмеялись над самой Майяри. Ночь отмывшиеся путники тоже провели в деревне, и в этот раз харен не лежал целомудренно в отдалении, а устроился прямо за спиной девушки. Дыхание его шевелило волоски на шее, а мужское тело обдавало жаром. Дико раздражало. И волновало. Харен ещё её и гладил. По животу. А когда Майяри возмущённо зыркала через плечо, встречал её таким проникновенным взглядом, что слова гнева замирали в горле, и девушка опять отворачивалась.

Уснуть ей всё же удалось, и утро она встретила лёжа на харене. Тот ещё не проснулся, грудь его медленно вздымалась, разлохмаченная коса змеёй вытянулась на подушке Майяри, а сама девушка нежилась теплом, исходящим от «перины». Сонно хлопнув глазами, Майяри с непониманием уставилась на чисто выбритое лицо оборотня. Без щетины он выглядел значительно моложе, но и усталость стала заметнее. Тёмные круги под глазами так и не разошлись, цвет лица всё ещё был болезненно-сероватым, обветренная кожа после распаривания в купальне шелушилась, а губы уродовали мелкие трещинки. Но господин Ранхаш всё равно выглядел привлекательно.

Майяри вздрогнула, просыпаясь окончательно. Привлекательно?

Нет, она и раньше признавала, что боги одарили харена привлекательной внешностью, но то, как он её носил, убивало напрочь всю притягательность. Когда же она изменила своё мнение? Не после поцелуя на крыше, нет. Это точно началось раньше. Может, – девушка задумчиво закусила губу – перемены в её отношении к господину Ранхашу начались после того, как они вместе ходили в лес забирать спрятанные артефакты и уговорились стать настоящими партнёрами? Или чуть раньше, когда они провели ночь Обновления года в одной постели? Или ещё раньше?

– Доброе утро, сестричка, – раздался жутковатый шёпот, и Майяри напряжённо замерла, боясь разбудить харена.

Медленно повернув голову, девушка недовольно посмотрела на сидящего за столом Викана и немного растерялась, обнаружив, что господин Шидай и господин Ирриван тоже там и с любопытством смотрят на неё.

– Ты на него сама забралась, – лекарь ехидно прищурился и облизнул ложку.

– Дрова догорели и в избе холодно стало, – внёс ясность Ирриван.

Майяри досадливо закусила губу. Даже если они врали, доказать это она не смогла бы. Упёршись ладонями и коленками по обе стороны харена, девушка осторожно приподнялась и слезла с мужчины. Ух, вроде не проснулся. Крадучись, Майяри уже почти сползла с постели, но, опомнившись, обернулась и прикрыла оборотня одеялом. Глаза харена тут же распахнулись, и мужчина посмотрел на неё вполне ясным и осмысленным взором.

Викан за её спиной прыснул от смеха, и испуганно застывшая девушка зашипела от досады, сообразив, что господин Ранхаш и не спал.

– Ну раз ты наконец проснулась, давай ешь, и мы полетим дальше, – господин Шидай ткнул пальцем в миску с кашей.

Обведя рассерженным взглядом насмешливые лица мужчин – на харена, правда, она посмотреть не рискнула, – Майяри всё же направилась к столу.

Ночью над деревней пролетела недовольная туча и вытряхнула на поселение гору влажного снега, на ладонь укрывшего уже просевшие сугробы. От такого подношения они просели ещё больше, а в некоторых местах и вовсе закиселились вместе с землёй в грязь. Викан за всех выразил радость, что они-то полетят по небу. Майяри не спешила радоваться вместе с ним: весной погода в горах была переменчива и никогда точно не знаешь, чем тебя встретит небо. На земле-то хоть укрытие найти можно.

Когда харен за руку подвёл её к дракону, подсадил в седло, а потом и сам устроился позади, Майяри даже не удивилась. Поразилась только, когда мужчина вложил в её руки поводья, а сам крепко обнял её за талию и уткнулся носом в платок на её шее. Господин Шидай, пользуясь тем, что сын не видит, грозно нахмурился и показал девушке выдернутую из стога сена хворостину сухостоя, намекая, что её ждёт, если она вдруг полетит не по той дороге. Правда, его тут же отвлёк Викан.

– Дядя, ну помоги, чего тебе это стоит?

Оборотень жалобно посмотрел на недовольно прищурившегося лекаря и протянул ему ленту, одолженную у одной из местных девок.

Проблема Викана состояла в том, что он не умел плести косы. Утром он хотел уже привычно отрезать отросшие волосы – за прошедшие день и ночь они отросли всего-то до пояса, – но вовремя сообразил, что тогда они отрастут в полёте и будут мешаться. Не опускаться же на землю, чтобы заплести их? И мужчина подрезал роскошные локоны до середины спины, раздобыл ленту и вот уже более часа осаживал лекаря, чтобы тот помог сотворить приличную причёску.

– Викан, женщин раздевать умеешь, причёски им ворошишь, вот и приводить их в порядок учись, – проворчал Шидай, но ленту всё же взял и принял радостно протянутый гребешок.

– Я их одевать умею, – с гордостью заявил оборотень, поворачиваясь спиной.

– Вот и косы плести научись, – пробурчал лекарь, безжалостно вгрызаясь зубьями расчёски в спутанные волосы под возмущённый вопль «племянника».

– Вы доверяете поводья мне? – напряжённо уточнила Майяри.

Горячее дыхание оборотня проходило между шерстяными нитями платка, порождая мурашки на коже. Они рассыпались до самой груди и почему-то собирались в ставших чувствительными сосках. А ещё руки… Господин Ранхаш крепко обнимал её за талию. Нет, не обнимал, держался. Но кисть его левой руки, проникнув под полу тулупа, лежала прямо на её животе.

– И себя тоже, – тихо отозвался оборотень.

Майяри нервно сглотнула. И где он только этого набрался? Таким же холодным, рассудительным и вроде подверженным правилам высокородного общества был. Или не был?