Текст книги "Леди-рыцарь"
Автор книги: Екатерина Федорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Вдова опять хохотнула. Громадный пес на цепи подобострастно и не слишком громко (так, чтобы не перекрывать голос своей почтенной хозяйки) гавкнул, давая знать вдове, что он ее полностью одобряет и поддерживает по всем вопросам, кои ей будет угодно затронуть.
– Айда в дом. Вас там, значитца, шесть человек? Там вроде как и младенчик есть? На всю эту денежку будешь брать? Тадить, можа тебе и корзину ссудить?
Вдова бойко сыпала вопросами. Чуть картавила. И была в ее речи та самая, Макаренкой еще воспетая “музыка итало-украинского “г”. Сереге только оставалось торопливо брякать в ответ: да, да, да.
В кухне, занимавшей полдома, витали дивные запахи сытной домашней снеди. На столе посреди кухни как по волшебству материализовалась корзина. Агромадная корзина.
– Четыре каравая хлеба. Учти, хлеб сама пекла по особому рецепту, он у вас неделю черстветь не будет. Колбаска копченная собственного приготовления, мое-то копчение и по три года терпит… Тута яички вареные. Яблочки моего саду. Грушки оттеда ж. Сушеное сладкое ягодье, дитятке на зубок. Пончики, их у меня ни един человек не похаил… Прянички медовые вот…
Вдова металась по кухне почище любого торнадо, корзина быстро наполнялась. Серега припомнил еще кое о чем.
– Может, молока еще? Кашки…
Вдова посмотрела на Серегу долгим понимающим взглядом.
– А як же… У тя ведь дите на руках. На вот молочко топлено, глечик себе оставь, дарю, понадобится еще. Кашка, ага. Ну, это мы счас… – Вдова подлетела к плите, огонь в котором тут же обрадованно взревел. Минут через двадцать готовая молочная каша была погружена в недра корзины, увернутая в листья лопухов.
– По дороге и упарится, – инструктировала вдова Серегу. – В самый раз дойдет. Ты с корзиной-то смело иди, не бойся. Кто спросит, скажешь, что приказчики заезжие, что в Гленовом амбаре свои товары держат, седни взыскателей торговой десятины угощають, тебя вот за закусью заслали, вот ты и услужаешь за монетку. Да говори попроще, язык ломай, как веточку, а то уж больно правильно ты слова-то выговариваешь для простого бродяжки. В Гленовом амбаре и вправду сегодня пирушка, мальчонка оттель перед тобой только прибегивал, тоже загрузился. Быстро отстанут, про угощенье господ взимателей все здесь знают, это дело известное. Да, а ложки-то! У вас же небось ничегошеньки и нету!
Вдова метнулась и точным броском от стенных полок послала в корзину пучок деревянных ложек. Они брякнули и пришлись аккурат между яйцами (которым повезло не разбиться —умело сделан был бросок) и яблоками.
– А у вас нет соли? – припомнил вдруг еще кое о чем Серега. – И… нож бы нам хоть какой-нибудь, хлеб резать.
И застыл с открытым ртом, осознав всю нелепость своей просьбы. Вдова тоже застыла, вперив в него непонимающий взгляд. А потом захохотала во всю мощь своих немаленьких легких. Впрочем, судя по хохоту, легкие были не то что не маленькие, а прямо-таки богатырские. И грудь, их вмещавшая, была широкая, аки твердь земная, сотрясаемая мощнейшим землетрясением. В окнах, вторя раскатам хохота, дзенькали стекла. Гм-м…
– Оха-ха! Тать! Душегубец, и без ножика, милай! Оха-ха! Хлеб, баишь, тебе нечем резати? Оха!
– Я пойду, пожалуй. – Серега бочком двинулся к корзине.
– Стой! На! – Вдова, все еще хохоча, вытащила из шкафчика нож. Синеватое лезвие хищно блеснуло. Хозяйка увернула нож в тряпицу и сунула в корзину.
Серега взялся за ручку. Тяжеловато. Попробовать взвалить на плечо? Так вроде лучше.
– Во-во, – одобрила едва отдышавшаяся вдова, – на плечо. Чтобы за корзиной глаза да волосы можно было прятать!
Серега свободной рукой метнул монету на стол. Помедлив, спросил:
– Почтенная… – выразился прямо-таки как леди Клотильда – учусь на глазах, силен бобер, – а почему вы мне помогли, собственно?
Вдова Кочи скрестила руки под необъятной грудью.
– А правду ли бают, батюшка, про то… “несоразмерно огромное”? – и с ехидцей добавила: – Может, оно и впрямь такое… Ежели, конечно, кто-нибудь возьмет на себя труд проверить сие. А, батюшка? Я-то девственника и за дер учую… Как же мне такого не поберечь, хучь на племя?!
Серега вылетел из хатки как ошпаренный.
И мчался на этом разгоне всю обратную дорогу.
Улица вдоль канала вновь заметно опустела. То ли наступило обеденное время, то ли все кинулись ловить беглецов… Так или иначе, никто и не думал останавливать чумазого посыльного с внушительной корзиной на плече. Возле амбара, где прежде кипела разгрузочная… то есть погрузочная суматоха, теперь были пусто. На дверях мирно почивал пудовый амбарный замочище. Серега прошел мимо, невольно добрым словом помянув словоохотливого геморроидального субъекта. Если бы не он, Серега и посейчас пребывал бы в неведении о принятых господином бароном мерах. Кто предупрежден, тот вооружен, как говорили древние.
Два рывка рычагом вверх и еще два рывка вверх – и люк в стене отворился. Серега скатился вниз, волоча за собой корзину. Его встретили радостные вопли – и шепелявые, и басовитые. При виде корзины, гордо (Кормилец! Надежа семьи!) водруженной им на настил, вопли стали еще радостнее и громче. Только бывший лекарь одиноко сидел в сторонке и болезненно морщил лицо. Черт, а ведь он, Серега, так и не удосужился спросить у заботливой вдовы какой-нибудь мази… Свинья ты беззаботная, обругал он сам себя, и подошел к страдальцу.
– Может, можно там, за стеной, каких-то трав набрать? Я сейчас сбегаю…
– Благодарю тебя, благородный господин, но нет здесь трав, могущих принесть мне облегчение, – печальным голосом заверил его лекарь. – Оные травы, полезные могущие бысть мне сейчас, произрастают токмо в чужедальних краях и сюда завозятся купцами. В доме своем имел я достаточный запас таких трав, но ныне дом мой разграблен и поруган!
Странно, подумал Серега. В любом краю можно найти травку от той или иной хвори. Вот и здесь он видел что-то типа земного подорожника… На обочине дороги, когда возвращался! Подорожник как подорожник, совсем как в его мире. И что бы не попробовать?
Он поманил к себе карлика, и тот покорно подошел, запрятав в туго сжатый кулак свой вожделенный решадль. То бишь кинжальчик-игрушку. Ни о чем, не спрашивая, выпустил Серегу наружу.
Он нарвал на обочине солидный букетик, воровато оглянувшись, – слава тебе, господи, дорога была пустынна, – прополоскал листья в воде канала. Вернулся.
Душегубцы-подельники уже превратили настил в импровизированный дастархан и вовсю пировали. Счастливый Микошка ползал между участниками трапезы, хватаясь то за один кусок съестного, то за другой. “Не дело это”, – по-взрослому рассудительно отметил про себя Серега. После залитой солнцем улицы тьма подвала казалась уж вовсе беспросветной. Жалкое освещение в виде маленького светильника мало чем могло помочь. Совсем не место для маленького ребенка. Да и вообще их странствия не для такого малыша. Цыганское детство какое-то получается, право слово. И весьма опасное для жизни. И оставить ребенка совершенно негде…
Да и нельзя, если припомнить слова лесного хозяина.
Лекарь попытался было слабо воспротивиться, когда Серега принялся облеплять его раны зелеными листьями. Леди Клотильда, тут же оторвавшись от трапезы, внушительным голосом поведала о “весьма великой учености сэра Сериоги, коего мать – предостойнейшая леди, и смерть тому, кто усомнится в сем, – зело искушена была в лечении ран, наносимых и получаемых рыцарями”. И добавила – не след, мол, безродному отказываться от услуг человека благородного, потому как те проистекают от великодушия сердца, кое есть важнее всех знаний… Сокрушенный тяжестью этих доводов, бедняга испуганно затих. Карлик приволок ткань, из которой Серега с некоторым трудом нарвал две длинные полосы и намотал их поверх листьев подорожника. Подволок лекаря поближе к распотрошенной корзине, заставив при этом потесниться Слуди. Сам сел возле леди Клотильды.
Взял кусок хлеба, кусок колбасы и кем-то почищенное вареное яйцо и приступил к подробному пересказу увиденного и услышанного.
Эффект был… потрясающий. Лекарь, позабывший обо всем (и о своей боли тоже, потому что на какое-то время с его лица исчезла печать страдания), задумчиво взял с настила деревянную ложку и укусил ее примерно так же, как дети кусают леденец. Скривился, глянул и задумчиво так зачерпнул этой ложкой… пончик… Челюсти Слуди вдруг замедлили процесс безостановочного жевания, а потом и вовсе застыли. Леди Клотильда поперхнулась самодельным бутербродом и закашлялась, чуть не задохнувшись при этом. Лицо-череп карлика озарилось неподдельным диким весельем. Господи, он улыбался…
– Барона умный! – провозгласил он.
Леди Клотильда, наконец отдышавшись, пробурчала что-то вроде “смердовка беглая… а попался бы ты мне…” и с неожиданной яростью вновь вонзила зубы в бутерброд, явно видя в нем нечто несравнимо более питательное… скажет, руку или ногу барона Квезака. Или нос.
– Интересно… и в самом деле интересно, – медленно сказал лекарь. А он, Серега, и не подозревал, что старинушка может выражаться и простым языком. – За что, сударь, вас так особенно сильно ненавидит барон Квезак? Вся эта лабуда о “могучем и огромном”. Вас не просто убьют, вас раздерут на кусочки – как же, задета мужская гордость простонародья, и есть возможность ее излечить при полном согласии господина… Чувство собственного достоинства у толпы в этом случае становится чрезвычайно тонким, вы уж поверьте… А?
Серега откашлялся и спешно проглотил кусок, который был у него во рту.
– Я тут недавно герцогом стал. Шел мимо, смотрю – титул лежит…
– Перед вами, – негодующе оборвала его Клоти, – нынешний герцог Де Лабри.
У лекаря отвисла челюсть. Как жаль… А он-то надеялся, что хотя бы у лекаря, человека, как ни крути, по местным меркам вполне умного, аристократический титул не вызовет такого, он бы сказал… простонародного трепета. Черт, тут поневоле снобом заделаешься…
После паузы, затраченной на возвращение челюсти в нормальное положение, лекарь отвесил Сереге неловкий полукивок-полупоклон.
– Ваше сиятельство… Я и не знал, что у последнего Де Лабри были потомки… Появились, так сказать, дети…
– Нет, не появились. Эльфийская мандонада.
Клоти вновь яростно вгрызлась, но теперь уже в вареное яйцо. Какую из частей тела барона Квезака она представляла перед собой на этот раз, Серега даже и предположить не решался…
– Давненько эльфы не пользовались правом выбирать себе властелина… Себе и людям, что живут на их землях… Осмелюсь спросить, милорд, – кажется, это относилось именно к нему, Сереге Кановникову! – Были ли особые причины, подвигшие эльфов выбрать вас?
– Долгая история, – промямлил Серега. – Вот леди Клотильда с удовольствием вам как-нибудь на досуге поведает эту рыцарскую байку…
Он с надеждой посмотрел на леди Клоти, и та согласно кивнула, кровожадно обкусывая пончик.
– Потом… Благодарю вас, милорд и миледи, – кротко согласился лекарь, тоже надкусывая пончик, брызнувший ему на щеки ароматным джемом. – Я только хотел спросить, милорд и миледи, а что вы сейчас собираетесь делать? Полагаю, теперь судьба ваших, – он сделал паузу и коротко глянул на Микки и Слуди, – домочадцев уже в большей степени зависит от вас, чем прежде. Если есть что-то, в чем бы я мог оказать вам посильное содействие… то я с удовольствием и превеликой благодарностью. Во всяком случае, мне бы хотелось отплатить вам добром прежде, чем я перестану обременять своей персоной ваши… ваше сиятельство, великодушное сиятельство, – он снова отвесил неловкий полупоклон в сторону Сереги, – и ваше… э-э-э…
– Ваше благородство. Я баронесса Дю Персиваль, сударь, – просто сказала Клотильда.
Лекарь одарил и ее кособоким полупоклоном.
– Ваше несравненное благородство…
Что-то такое в длинной тираде лекаря настораживало.
– А что, сударь, – так вроде надо титуловать неблагородных по рождению, но тем не менее почтенных во всех отношениях людей, – вы собираетесь нас покинуть? Почему, если не секрет? И… куда же, собственно, собираетесь направиться?
Старичок-лекарь жалко понурился.
– Я, милорд… не будучи вашим домочадцем, а также являя собой дряхлое существо, особенно после тяжких пыток, не хочу обременять вас… Я буду обузой для вас… Я, как только боли от ран стихнут, покину ваше убежище и поищу себе убежища в городе. Опять-таки вопрос пропитания, кое вы не обязаны мне предоставлять…
– Значит, приюта в городе? Где вас тут же сдадут за двести маврикиев… А родные у вас в этом городе хоть есть?
– Нет, милорд, – шепотом ответил лекарь. Очень тихим шепотом. – Я одинок. Немногочисленные дальние родственники мои проживают в Деарге, где и проистекало мое детство, отрочество и возмужание. И где под надзором вышеозначенных родственников и потратил я остатки отцовского состояния на окончание университетского курса человековспомогательных и повивальных наук…
– Остатки? – заинтересовался Серега. – Остатки состояния, значит. А куда ж подевалось все состояние? Что, батюшка подрастратился или подзагулял напоследок?
– Нет! – страшно возмутился было лекарь, но тут же сник и уже гораздо тише сказал: – Нет, милорд. Большая часть этого благосостояния была затрачена на воспитание и прокорм моей скромной персоны с младых ногтей, ибо батюшкой своим был оставлен сиротой еще во младенчестве…
– И велико ли было состояние? – оторвалась леди Клоти от уничтожений груш вдовы Кочи.
– Точно не знаю, но что-то около восьмисот чаури…
Леди Клотильда восторженно присвистнула и одобрительно выкинула вверх большой палец – молодцы, мол, родственнички! Интернациональность жеста настолько восхитила Серегу, что тот даже умилился. Впрочем, родственники лекаря тоже восхищали. Ну прям да слез. Судя по свисту Клотильды, сумма в восемьсот чаури, потраченная чуть ли не целиком на прокорм одного отдельно взятого младенца, была вполне достойной суммой всяческого почтения. В адрес родственников.
– Стало быть, здесь вы такой же чужак, как и мы…
– И даже больше, милорд, – с неожиданным юмором ответил старик, – ибо неоднократно отказывал я молодым и даже и немолодым женам в яде для престарелых их мужей, а самим престарелым мужьям – в яде для чересчур ретивых обожателей их жен… Сие сделало меня врагом номер один всех здешних семейств.
Леди Клотильда сначала фыркнула, затем приглушенно хохотнула. И смерила Серегу выжидающим взглядом. Ждали от него явно чего-то такого… Гласа аристократа в пустыне.
Серега откашлялся.
– Думаю, сударь, вам лучше остаться с нами. В конце концов, должен же быть у меня, у герцога, свой собственный придворный лекарь. Что б было от чьей первой медицинской помощи помереть… Шучу! За Микошкой вон поможете присмотреть, если что. Короче, я вас, как это… нанимаю! Оплата, э-э… когда-нибудь потом. В данный момент, знаете ли, такие проблемы с наличностью…
С тоской вспомнилось о векселях и золотых чаури леди Эспи, оставленных там, в гостинице. Здесь, конечно, тоже имеется кое-какое золотишко, но оно ему не принадлежит. Не экспроприировать же его, в конце концов, он все ж таки в герцоги угодил, а не в приснопамятные Владимиры Ильичи…
– Не знаю… Не помешаю ли я вам, милорд?.. – смущенно бормотал лекарь.
Серега, потянувшийся уже было к следующему куску колбасы, с досадой прервался и торопливо рыкнул в стиле исторических мелодрам:
– Не оскорбляйте меня отказом, сударь!
Лекарь послушно заткнулся. Яблоком.
Мятеж был подавлен в зародыше.
Леди Клотильда, вооружившись единственным их ножом – даром сердобольной вдовы – лениво наколола на его острие кусок колбасы. Причем тот самый, на котором уже лежали пальцы Сергея. Лезвие почти коснулось кожи. Серега застыл, с тревогой глядя на леди и гадая – что бы это могло значить? Потом отдернул руку как ошпаренный.
– Благодарю, – церемонно сказала благовоспитанная леди и с хрустом вонзила белоснежные зубы в колбасу.
Выглядело все это… как очередной урок. На тему этикета. Кажется, по местному (точнее, по феодальному) этикету время от времени он должен предлагать что-нибудь даме. Для блезиру. Учитывая, что руки у данной милой дамы и длиннее, и сильнее его собственных. И все ж таки, ай-яй-яй, сэр Сериога…
– Прошу простить за… за небрежение, – залившись краской, нашелся Серега. Поискал взглядом и выудил двумя пальцами из кучки на досках липкий пряник. – И… это… прошу.
Леди Клотильда одобрительно улыбнулась, но пряника так и не взяла. Дожевала колбасу и, изысканно отставив мизинец в сторону, ковырнула острием ножа в зубах. Средневековый знак, что дама сыта?
– Сэр Сериога, – доверительно сообщила предположительно насытившаяся дама, – настало время для обсуждения наших дальнейших действий. Сэр барон Квезак – вор, разбойник и убийца с большой дороги. И место ему на самой большой виселице. Хотя сами по себе все эти черты ничуть не портят благородное лицо, я бы даже сказала, в чем-то его украшают… Но, будучи направлены супротив столь благородных персон, как мы с вами, они становятся просто позорными. И, следовательно, мы вправе делать все, что пожелаем, и не считать себя связанными какими бы то ни было правилами приличия…
Леди Клотильда мастерски выдержала красноречивую паузу.
– Наш долг – помочь барону кровью смыть это пятно со своей чести и со своего герба, – наставительно произнесла Клоти. – Причем, разумеется, его собственной кровью. Скажите, почтенный маккилиоди, а много ли в баронском замке потайных ходов?
Карлик откликнулся с подобострастной готовностью:
– Многа!
– И вы их все знаете? То есть, я хочу сказать, сможете ли вы в нужный момент провести нас в замок так, чтобы об этом узнали как можно позже? Стражники и сам барон…
– Можна, – опять с готовностью обронил карлик, устремив глаза на плоскость противоположной стены и неотрывно поглаживая решадль. – Замка строили барраядли – сначала. Потом простые человеки пришли – ремонта, переделка… Но многа-многа осталась! И тайна осталась. Великая тайна барраядли. Замка тоже должен был стать решадлем. Не стал. Жалка замка.
– Э-э, послушайте, – вклинился Серега с вопросом, который давно хотел задать. – А что это такое – барраядли?
Карлик на вопрос не отреагировал никак. Зато лекарь…
– Ваше герцогское сиятельство, – торопливо, даже подобострастно как-то заговорил страдалец, – в давние времена, еще когда…
И этот туда же, тоскливо думал Серега. Какое из него сиятельство? А самое ужасное, если это и дальше так будет продолжаться, то он и сам привыкнет. И перестанет отзываться на свое имя, если перед ним не будет упомянута его благородная “титла”.
– Сударь… Серега. Можно Сергей.
Лекарь, прерванный на полуслове и потрясенный до самых глубин феодальной души, опять погрузился в процесс водворения на место своей нижней челюсти.
– Сэр Сериога, – с нажимом и явным неудовольствием в голосе поправила его воспитанная в лучших феодальных традициях Клотильда.
Лекарь оправился от испуга и кое-как выдавил:
– Сэр Сериога?!
И слышалась в его голосе вящая надежда, что сэр Сериога смилуется и позволит его называть так, как это и положено в его мире, лучшем из миров… Нет, не готовы были его братья по подземелью к идее демократизации общества. Серега, вздохнув, кивнул.
– В давние времена, когда еще Саймон-святитель не пришел в эти края, здесь жили и правили барраядли. Э-э… ну, в общем, странный это был народ, странный и приверженный своей, еще более странной религии. В некотором смысле они признавали главенство Господа Бога, но – и сие есть крамола великая – утверждали и веровали, что человек становится подобен ему, создавая и творя нечто… нечто… Одним словом, то, что они и творили. И вещи, созданные этими самыми барраядли, они почитали частицами божественной сути. Чем-то таким, что ваяет уже самого человека. Вещи сии именовались у них решадлями. Ересь, одним словом…
Все как по команде уставились на карлика. Тот сидел абсолютно спокойно, по-прежнему невидяще глядя в стенку и поглаживая кинжальчик.
– М-м… так вот, те, кто, собственно, и создавал эти самые решадли, звались по имени всего своего народа – барраядли. Текулли – это те, кто удостаивался чести получить решадль и таким образом приобщиться к божественному. Разумеется, божественным это было лишь в их извращенных понятиях! Считалось, что истинный барраядли начинается с того, что чей-то решадль сеет семена в его душе и они всходят…
– Нечто вроде посвящения в ученики, с коего начинается путь в рыцари? – с интересом уточнила леди Клотильда.
– Воистину так, миледи. К слову сказать, я читывал описания того, что сотворяли барраядли – в запретных свитках. Воистину дивны были деяния их: одежда, меняющая цвет по желанию хозяев, согревающая или охлаждающая тело в зависимости от вашего желания. Одежда сия даже охраняла от ран! Такие горшки, не требующие огня для приготовления в них пищи и прекрасной формой своей радующие сердце, взвеселяющие и подогревающие аппетит, кушаньями своими излечивающие больных и приносящие много здравия и долгие лета тому, кто вкушает пищу из них постоянно. Обувь, в которой преодолевались многие деры как один манаур… Перечислять все можно необычайно долго…
– А рыцари у них были? – Леди Клоти прищурилась. Все правильно, о птичках поет птицелов…
– О нет, миледи! Барраядли почитали убийство деянием, в коем нет и не может быть искры божьей! Но выделывали они превосходные седла, попоны и уздечки. Все это уберегало доблестных коней от холода, болезней и оружия супротивников, кои могут и даже непременно должны быть у всякого благородного человека…
Старичок-лекарь прервался и совершил почтительный полупоклон-полуреверанс в сторону леди Клотильды. У благородной мадемуазели, до сих пор никогда не страдавшей от недостатка этих самых супротивников, начали мечтательно разгораться невинные глазки. Невинные-невинные, как у хорошего разбойника на хорошей торговой дороге…
– А какое, наверное, они выделывали оружие…
– О… Нет, миледи. – Лекарь несколько смутился. И верно, взрослые люди всегда смущаются, когда приходится отбирать у детей их любимые игрушки. Или мечты о них. – Оружия они не делали никакого. Никогда. Кроме одного-единственного случая. Меч Короля…
Лекарь сделал паузу, во время которой леди Клотильда понимающе закивала. Серега ощутил некое внутреннее неудобство, которое всякий разумный человек испытывает в компании людей, намеками обсуждающих нечто ему неизвестное.
– А тех, кто только еще ожидал, э-э… просвещающего решадля, они называли маккилиоди. Вы представляете, милорд и миледи? Было множество маккилиоди, все они мечтали и ждали. Ждали и мечтали. Сказано в свитках, что в течении жизни каждому маккилиоди был дан шанс получить свой решадль и стать текулли. И у них появлялся шанс стать когда-нибудь барраядли… Но, увы! Божественная искра была способна прорастать не в каждом. Весьма многие так никогда и не становились этими… барраядли. А ведь жизнь есть жизнь, милорд и миледи. Все эти… текулли и маккилиоди жили как простые люди. Были поселянами, горожанами, становились купцами и ремесленниками… Хранили решадли и почти молились на них. Бывало всяко – некоторые, получив свой решадль, быстро уставали ждать и теряли всякую надежду стать барраядли… а потом вдруг прорезалась в них искра творения! Некоторые ждали и ждали всю жизнь, но так и умирали, не став текулли… Но все же они жили счастливо. Мирно… Их суды были самой справедливостью, ибо судили в них судьи-барраядли. И решения их были справедливы и прекрасны! Решения-решадли… В коих и правый был защищен, и виноватый не унижен, а усовещен и просветлен… А затем…
– На них напали, и они, гм-м… пали! – уверенно и необычайно бодро возвестила леди Клотильда. Н-да… Конечно, что же им еще оставалось делать, бедолагам, без рыцарей… Только пасть перед врагом, и никак иначе.
– Нет, миледи, – печальным голосом поправил лекарь простодушную девицу-рыцаря. – Потом сюда пришли торговые караваны из-за перевала Хей-ог. До тех пор барраядли не вели торговых сношений с соседями. Эта область, видите ли… она была несколько обособлена. Леса тогдашнего герцогства Де Лабри, горы Хейранские… Но купцам из патроната Эшли не давали покоя слухи о чудесных вещах, имеющихся у соседей за перевалом. Пастухи и охотники, бродящие в горах, встречались с некоторыми из народа барраядли, те простодушно рассказывали и показывали… Купцы наняли людей, проложили дорогу через труднопроходимый до этого горный перевал. И пришли в страну барраядли за чудесными решадлями. Пришли… и в конце концов погубили их всех. Они расплачивались вещами своего мира– вином, красивыми рабынями, драгоценностями и шелками, которыми можно было кичиться перед соседями. Рассказывали всем о том, как хорошо живут у них купцы и простые ремесленники, им не приходилось делать вещи и с горечью сравнивать дело рук своих с творениями истинных барраядли. С хохотом рассказывали о том, как богатые купцы подкупают судей, и те выносят решения в их пользу. Как все слушаются и почитают купцов. Как им кланяются…
– Все-все? – почти ласково поинтересовалась у лекаря Клоти.
– Они удержали часть правды при себе, миледи. Они хвастались и говорили лишь то, что нравилось говорить им самим. О могущественных и грозных рыцарях ордена Эшли не было сказано ни слова… местные пили вино, лапали прекрасных рабынь и отдавали свои решадли. А также решадли своих родителей, детей… Решадли начали уходить за перевал Хей-ог. Там ими восхищались. Но там не было барраядли-учителей, которые помогли прорасти в душе росткам созидания, не было и веками хранящегося понимания исключительности всего этого… Там это были всего лишь игрушки, чудесные, прекрасные, но бесполезные… То есть полезные только в практическом смысле. Но не в духовном! Затем в страну барраядли пришел великий Саймон-святитель. Купцы барраядли первыми приняли новую веру и прошли освящение. Затем его начали принимать некоторые простые люди. Один, другой, третий. Новая вера в Бога учила их, что не надо напрягаться, мечтать, ждать, надеяться и стремиться. В новой вере не было близких Богу барраядли, не было более низких по просветленности души маккилиоди и текулли. Все были равны. Потом пришла Священная комиссия, и барраядли начали принимать мученические смерти. Их постепенно не стало, и ныне их нет… О них рассказывают страшные сказки потомки тогдашних текулли и маккилиоди. А ведь всего-то три поколения сменилось…
– Не думаю, что они вымерли совсем, – трезво заметила леди Клотильда. – У них ведь были замки, как я поняла из слов этого… нашего маккилиоди. И как мы сами все удостоверились, в замках имелись подземные ходы. Стало быть, они были не идиоты и предполагали вероятность такого развития событий. Укрытие сие, в котором мы сейчас находимся, явно делалось для беглецов. Кто-то должен был здесь спрятаться и – два против одного – всенепременно и спрятался! Если есть дыра, в ней непременно должна быть и крыса…
Карлик наконец оторвался от поглаживания кинжальчика и медленно повернул голову в их сторону. Жутко блеснули белки глаз.
– Леди правая… Их было восемь – дети и два… женщина.
– Да? Я об этом не знал, – растерянно пробормотал лекарь. – Бедняги.
Карлик сидел, почти царственно теперь выпрямившись и положив… возложив руки с Серегиным решадлем себе на колени. Остатки срезанных век чуть подергивались.
– Дети выросли. Поженился. Снова дети. Выросли. Женился. Но… они не барраядли. Бедняги, да. Чтобы выжить, золото нада. Решадли – их не было. Бросали, брали золота и шли. Горе. Я пришел, искал решадли… Нету, не нашел. Барона нашел меня. Я… был не такой. Совсем не такой. Нет…
– А что, дети барраядли часто тоже становились этими… барраядли? – осторожно спросил Серега.
Карлик молчал, погруженный в свои мысли. Ответил лекарь:
– Нет, ваше сия… сэр Сериога. Но среди их детей это случалось чаще. Вы понимаете? Они были рождены среди этого, воспитывались среди этого… А те, кто так и не стал… м-м. Они не бедствовали. Семья помогала. Деньгами, решадлями. Чаще всего… чаще всего они становились купцами.
– Теми самыми, которые потом и…
– Да, сэр Сериога. Увы… Несчастные дети, коих природа обделила тем, чем так щедро одарила отцов их, ненавидят за то не природу, а своих отцов. Они более близки детям и уязвимы для их ударов…
– Все, как всегда, – буркнул Серега. Все революции и перевороты делаются выходцами из высшего общества, которым не повезло достичь в этом самом обществе высот и достойного положения. Не везло справедливо, как непременно выяснялось потом (когда управление революциями и переворотами благополучно переходило в руки других, менее высокородных, но более оборотистых и деловых).
– Но все же они могли бы как-нибудь унести с собой решадли…
– Кто знает? – пожал плечами лекарь. – Может, боялись быть пойманными по дороге. В те времена люди шли на костер за одно только подозрение в хранении решадля… Вне зависимости от возраста. И детей жгли тоже. Сами решадли тогда безжалостно уничтожались. А ведь на создание некоторых из них уходила почти вся жизнь их создателя…
– Брали только золота, – монотонно подтвердил карлик. – Решадля нет. Опасно. Плохо. Многа плакать. Так хочу плакать! Не могу. Совсем плоха.
Все смущенно молчали. Остатки срезанных век на лице-черепе продолжали дергаться. Серега слез с настила, отодрал от своей многострадальной рубахи клок почище, сходил в угол с колодцем – благо глаза его уже привыкли к темноте, смочил и принес клок карлику. Тот принял с благодарной полугримасой-полуулыбкой на ужасном лице и сразу накрыл лоскутом глаза – видимо, роговица уже пересохла за время длинной беседы.
– Не стоит так расстраиваться, – откашлявшись, сказал Серега, – я же нашел этот решадль. Там, кстати, насколько я помню, еще один поя… остался.
Карлик дернулся.
– Где?! Текулли – где?!
– М-м… Место там не очень людное. В лесу… в небольшом распадке. Странное такое место – камни посреди леса. И тропинка среди камней… То ли святилище, то ли могильник…
– Могильник? Могила? А знаете, это весьма интересно, сэр Сериога, – оживился лекарь. – Вы знаете, были и могильники-барраядли. То есть был – я, по крайней мере, читывал об одном. Это… Это может быть очень интересное место, сэр Сериога. Хотел бы я там оказаться…
– Чудненько! – рявкнула почти уснувшая за время высокомудрых бесед леди Клотильда – н-да, разговоры, где не слышны столь сладкие Клотильдиному уху слова “доблесть”, “рыцарь” и “ка-ак дал он ему кулаком в ухо” – эти разговоры были не для Клотильды. – Но, может быть, мы все же перестанем болтать о так и не сумевших выжить барраядли и займемся своим собственным выживанием?!
– Выживание? – деланно подивился Серега. – Мне показались, вы собирались мстить, леди Клотильда!
–Выжить – лучший способ отомстить! Но… вообще-то мне начинает нравиться ваш подход к этому делу, сэр Сериога.
