Текст книги "Обычный художник"

Автор книги: Екатерина Дубровина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 7. Глеб

Глеб отвез Алину к себе домой. В дверях они столкнулись с курьером, который доставил обещанные суши, и пока Алина принимала заказ, Глеб вошел в квартиру, откупорил бутылку вина и, скинув галстук, достал два бокала. Алина, поставив содержимое пакетов на стол, молча наблюдала за его приготовлениями, робко присев на край дивана и поджав под себя ноги. Перед ее глазами все еще стояла утренняя сцена, и она периодически потирала шею больше инстинктивно, нежели из-за боли. Почему-то ей казалось, что извинения Глеба не совсем искренние, и она еще пожалеет, что так быстро сдалась.

Угнетающую тишину, давившую на уши, разбавила легкая музыка, льющаяся из динамиков портативной колонки. Глеб подал Алине бокал с рубиновой жидкостью, присел рядом и мягко улыбнулся, положив ей на колено ладонь. Алина выпрямилась как струна, поспешно пригубив вино. Оно разливалось по горлу, оставляя еле заметное сладкое послевкусие. Но сейчас ее больше волновало тепло, разбегавшееся мурашками по бедру, когда рука Глеба медленно двигалась выше. Алина сделала еще глоток, не замечая, что пьет одна. Второй бокал так и остался стоять нетронутым на столе.

Не сводя взгляда с ее глаз, Глеб придвинулся ближе и закусил губу. Алина нервно сглотнула. Как же ему нравилось с ней играть. Загонять в угол и заставлять сердце биться так часто, что ей становилось нечем дышать. Власть ему дарила псевдоощущение господства.

Он наклонился и коснулся губами ее нежной кожи на шеи. Алина вздрогнула, но не отпрянула, не до конца понимая правил его игры. Глеб, однако, почувствовав ее замешательство, не мешкал и запустил руку под юбку, продолжая исследовать ее реакцию. Алина вскочила и, отойдя на расстояние вытянутой руки, одёрнула юбку, взволнованно прошептав:

– Что ты от меня хочешь? – Глеб поднялся вслед за ней, взял со стола бокал и подошел к окну, осушив одним глотком напиток. Поставив пустой бокал на стол, он снял пиджак, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и в своей манере с усмешкой ответил:

– Тоже, что и всегда. – Алина обхватила себя трясущимися руками. Он сделал шаг к ней навстречу и продолжил: – мы можем больше не скрываться. Я рассказал Соловью о нас. – Она недоверчиво сверкнула глазами, затем взяла бокал и медленно выпила до дна. Глеб подошел вплотную и, развернув ее к себе, обнял, уткнувшись в плечо. Ну же, ему, правда, жаль. Поверь уже. Алина же, замерев в нерешительности и нахмурив лоб, никак не могла поверить в происходящее. И осторожно спросила:

– И ты на меня не дуешься? Ну, из-за Остаповой. – Глеб, мурлыча ей на ухо, ликовал:

– Конечно, нет! И давай уже забудет об этой девчонке. Есть только ты и я… – И, когда Алина расслабилась и позволила себе обнять Глеба, он произнес: – и наше будущее.

Бинго! Айсберг недоверия был растоплен. Алина летала по квартире, накрывая на стол, а он безучастно сидел в телефоне, сославшись на сообщения по работе, хмелея от опустевшей мигом бутылки. Минута позора преодолена. Осталось пожать плоды. Но не сегодня. Сегодня он, итак, через многое прошел. Завтра.

Глеб позволил Алине поухаживать за ним, хотя обычно считал все это бабской блажью. Он слушал вполуха ее планы об их совместном будущем и про себя смеялся. Какая же она – дура. Стоит только поманить… И даже ошибившись, всегда остается шанс обернуться в плюс. «Чистосердечное» признание, извинение, щенячьи глаза… В его случае пришлось еще на колени встать. И все. Она готова ради тебя на все.

Этой ночью Глеб позволил Алине еще кое-что. Доминировать в постели. В кои-то веки ему хотелось вобрать в себя чужую страсть, а не самому в агонии рвать простыни. В кои-то веки он был готов исполнять любую прихоть женщины, лишь бы она почувствовала над ним власть и доверилась ему. В кои-то веки он был готов прогнуться под женщину ради будущей выгоды. Обычно он не терпел кого-то над собой.

Но то ли Алина не могла умерить его жажду, то ли не умела доминировать, спустя час ее «господства» Глеб поставил ее на колени и завершил начатое, намотав ее длинные волосы на кулак. И пока она пыталась восстановить дыхание, он скрылся в душе.

Вернувшись в спальню, Глеб застал Алину, свернувшуюся калачиком, спавшую поверх одеяла на краешке кровати. Он криво ухмыльнулся и вышел в гостиную. При лунном свете на столе чернела недопитая бутылка, которую Глеб добил, стоя на балконе и выпуская сигаретный дым в атмосферу. Бесконечный сумасшедший день наконец-то закончился. И скоро Соловью вернется его пощечина.

Дымящийся бычок летел на асфальт, когда балконная дверь захлопнулась за Глебом.

На утро он проснулся от манящего запаха кофе. Алина шуршала на кухне, готовя завтрак. Она подпевала какой-то только ей слышной песне и кружилась с лопаткой в руках. Глеб неслышно замер в проходе и принюхался. Его шампунь вперемешку с кофе и яичницей представляли собой жгучую смесь. Нравилось ли ему то, что происходило сейчас? Он вздрогнул. Скорее его пугала та спонтанность, что творилась в его четко спланированной жизни.

Тем временем Алина заметила его. Она отбросила мокрые волосы, которые теперь ниспадали на спину, оставляя мокрые разводы на его рубашке, так небрежно накинутой и не скрывавшей наготы женского идеального тела, и подошла с нему.

– Доброе утро, любимый. – Глеб чуть не поперхнулся слюной, привлекая Алину к себе. Но эти издержки он сможет пережить. Ее обжигающий ментолом язычок быстро проник к нему в рот и закружил его, разжигая желание. Да, цели своей он достиг. Алина действительно думает, что они – пара. Схватив своей огромной ладонью ее ягодицу так, что она взвизгнула, Глеб, оторвавшись от поцелуя, произнес:

– И что же ты приготовила, хозяюшка моя? – Алина, засияв, рванула к плите, попутно доставая тарелки. Глеб сел за стол и отхлебнул обжигающего неба кофе. Да, все как он любил. – Алин, – позвал он ее, – присядь. – Она поставила перед ним тарелку с глазуньею и села напротив. – Я хочу, чтобы ты знала. – Она отложила свою вилку и уперлась взглядом в его лицо. – Вчера… Ну, после того инцидента… У нас с Соловьем произошел нелицеприятный разговор. Я его понимаю и не осуждаю, я вел себя как последняя сволочь, – Алина опустила глаза, убрав руки со стола на колени. Глеб коснулся ее щеки. – Мы же все выяснили вчера, правда же? – Она кивнула. Глеб продолжал: – поверь, для меня важно то, что ты меня простила. Я обещаю, что такого впредь не повторится. – Алина слабо улыбнулась. Разводить ее дальше пока не имело смысла. Время еще есть. И Глеб, шумно вдохнув, добавил: – А теперь давай попробуем твою божественную яичницу.

Глава 8. Анна

На перекрестке загорелся красный. Тихое жужжание автомобилей, приходящих в движение, становилось острее. Я крепко сжала руку Вани, нетерпеливо топочущегося рядом. Он возбужденно вертел головой, провожая разноцветные машины, а иногда, очень редко, но все же, вытягивал руку вперед, возможно, надеясь коснуться гладкого металла. Я уверена, что глаза его в этот момент горят. И тут же тухнут, когда я его одергиваю. Ради его же безопасности. Но разве это объяснишь семилетнему слабослышащему пацану в огромной толпе на перекрестке, где мой голос тонет в мощном моторном реве. Потом я, конечно, поговорю с ним. А пока…

– А-ня, – окликнул меня до боли знакомый и уже в восемь утра пьяный голос. Я обернулась. Еле волоча ноги, шатаясь и спотыкаясь, к нам приближалась мама. Она была в грязном, местами засаленном платье и когда-то бывших белыми кроссовках. Темные нечесаные патлы соломой торчали в разные стороны, а заломы от следов подушки на лице говорили, что она только что встала. И мне было неинтересно, где именно она спала.

Люди, стоявшие рядом, увидев ее, с отвращением отходили подальше. Я их не винила, мне самой хотелось убежать.

Я дернула Ваню за руку, и он, нехотя отводя взгляд от дороги и замечая маму, принял такой страдальческий вид, что мне стало его жалко. А никак я не могла изменить того факта, что эта неопрятная неприятная женщина – наша мать. Я взглянула на часы и решительно направилась к ней. Она остановилась на полдороги и прислонилась спиной с столбу.

– Доченька, милая, – пролепетала она и подняла руку в попытке коснуться моей щеки. Я отпрянула. Неизвестно, что она трогала этими пальцами. Я вновь взглянула на часы.

– У меня нет денег, – стараясь сохранить терпение, выпалила я. Мягкая улыбка на мамином лице сменилась холодной усмешкой, а заведенная рука больно хлестнула меня по щеке. Жаль, что не успела увернуться. Но я не дрогнула и взгляда не отвела. То, что происходит слишком часто, перестает терзать сердце.

– Мне нужны деньги! – кричала мама. Люди останавливались и оборачивались, спасибо, что пальцем хоть не тыкали. А чужое горе всегда привлекает. И никто не знает, каких сил стоит противостоять этому иногда ненужному и обескураживающему вниманию. Я взяла маму под руку.

– Пошли, я отведу тебя домой. – Мама с силой оттолкнула меня и свалилась на четвереньки.

– Мне нужны деньги, – брызгая слюной, вопила она, – сволочь неблагодарная. Я тебе жизнь подарила, воспитала, а тебе денег жалко? – Ванины глаза наполнялись слезами. Он переводил взгляд с одного осуждающего лица на другое и тянул меня за руку. Ему хотелось убежать, а мне отпустить его. Но единственное, что я могла сделать – присесть на корточки, поймать его испуганный взгляд и улыбнуться. Да так, чтобы он поверил. Хотя качающееся рядом тело вряд ли этому способствовало.

Ваня робко кивнул, показывая, что он справился с тревогой. Я отпустила его руку, поднялась, обошла маму со спины и постаралась обхватить ее за подмышки. Она отбивалась, обливая меня такой грязью, какую любящая мать никогда не скажет дочери. Но я привыкла. Я знаю, что это не ее слова, что за нее говорит алкоголь. А еще, что когда-нибудь это пройдет, и она вернется в семью. Обязательно.

Один из маминых ударов приходится мне по голени. Я закусываю от боли губу, раскровив ее. Ваня спешит на помощь, но я упускаю маму, которая шмякается об асфальт как мешок с картошкой. Брань ее слышна теперь и на другом конце улицы. Ей больно. И мне тоже. Так, это бесполезно. Потирая одной рукой ушибленное место, я смотрю на часы.

Все. Больше времени у меня нет. Если я задержусь еще на минуту, то Ваня останется без завтрака, а я опоздаю на работу. Боже, ну почему все именно так? И денег на такси, как назло, нет. Усиленно думая, я морщу лоб.

Из бесконечной вереницы машин выделяет одна и останавливается около нас. Я на всякий случай хватаю Ваню за руку и становлюсь за маму. Ее точно не тронут, а у нас будет время сбежать. Дверь открывается, и из машины, улыбаясь, выходит Александр Сергеевич.

М-да-а-а.

А я думала, что это утро хуже быть не может.

Чувствую, как мои щеки пылают.

Мама, лежа на боку, мычит что-то невнятное, устав горланить на всю улицу, и пытается подняться, но у нее не выходит.

– Анна, доброе утро, – здоровается Александр Сергеевич и ступает на тротуар. Он замечает маму, удивленно поднимает бровь и, переводя взгляд на меня, спрашивает: – все хорошо? – Я молча киваю, не в силах сейчас что-то объяснять. Он видит Ваню и, протягивая ему руку, представляется: – я – директор твоей сестры, Александр Сергеевич. А как тебя зовут, богатырь? – Ваня прячется за мою спину и украдкой поглядывает на мужчину в костюме и галстуке. Не часто такие люди протягивали ему руку. Да и вообще ему раньше никто ничего не протягивал, разве, что оплеуху отвесить.

– Александр Сергеевич, простите, – я выхожу из оцепенения, когда директор озадаченно опускает руку, – его зовут Ваня. Он плохо слышит. – Мама, которую я на секунду выпускаю из вида, доползает до моей лодыжки и крепко в нее впивается ногтями. Я ахаю и, качнувшись, заваливаюсь назад, но не падаю, потому что Александр Сергеевич вовремя удерживает меня. Мама переворачивается на спину, распластавшись между нами, и наконец замечает, что мы не одни. Едко щурится, разглядывая моего начальника, расплывается в улыбке и мурлычет, облизав пересохшие губы:

– Вы уж простите, что я в таком непотребном виде. – Александр Сергеевич озадаченно смотрит на маму. – И я бы не хотела потревожить Вас, но мне очень нужны деньги, – и она поспешно добавляет, как само собой разумеющееся, – я все верну. – Я озадаченно мотаю головой, не ожидая от мамы такой наглости.

– Мама, успокойся, пожалуйста, я дам тебе денег. – И наклоняюсь. – Вставай. – Александр Сергеевич обходит меня, помогает маме подняться и, открыв заднюю дверь, предлагает отвезти нас домой. Я пробую его отговорить (кожаные сидения его новенького автомобиля не предназначены для перевозки настоль «ценных грузов»), но он настаивает. Только зачем?

Вместе мы усадили маму на заднее сидение, что оказалось не самой легкой задачей. Хотя она и всячески старалась облегчить наши старания. Рядом с ней сели и мы с Ваней. Я назвала Александру Сергеевичу адрес и молилась, чтобы дома не оказалось ни одного из маминых ухажеров. Остановившись у подъезда, я оставила их одних, забежав за бутылкой, и через мгновение мы под руки вели маму домой.

Дома было пусто.

Оставив ей бутылку (иначе она снова бы пошла гулять по городу), я закрыла дверь на ключ. Но зная маму, все запреты и засовы только в нашей голове. А жили мы на первом этаже.

Вернувшись к машине, я поблагодарила начальника и, взяв Ваню за руку, собралась идти в другую сторону.

– Анна, – остановил меня Александр Сергеевич, – Вы куда? – Я кивнула на осмелевшего Ваню, который уже не прятался за моей спиной.

– Мне нужно отвести его в сад.

– Так садитесь, я отвезу. – Мне хотелось провалиться сквозь землю. Моя тайна на работе никому не была известна, а теперь получается, что узнают все. Неужели придется увольняться? Я выдохнула и покачала головой:

– Спасибо, здесь недалеко. Вы, итак, много для нас сегодня сделали. – Александр Сергеевич, обойдя машину, открыл заднюю дверь. Ваня, отпустив мою руку, стремглав бросился внутрь. Так-так. Кажется, кого-то сегодня ждет большая беседа. Я понуро опустила голову, чтобы скрыть смущение, и подошла к машине. Ведь Александр Сергеевич прав. Иногда тот груз, что сваливается на наши плечи становится невыносимо тяжелым. И хорошо, когда рядом есть кто-то, кто может пускай и не делом, но поддержать. Плохо, когда ты один.

И Ваня тоже прав. Он устал от выходок мамы, от эффекта неожиданности, после которого хорошего ничего не жди. И с каждым разом все становилось только хуже и хуже. Я сажусь рядом с братом и обнимаю его. Как бы я хотела ему другого прошлого.

Машина быстро доставила нас до ворот детского сада, и Ваня в припрыжку рванул открывать калитку. Я еле поспевала за ним. Надо же. Давно не помнила его таким прытким с утра.

Оставив брата, я вышла на улицу. Хотела свернуть как обычно в проулок, где находилась автобусная остановка, но заметила, что машина Александра Сергеевича так и стоит у ворот. Я подошла ближе, он, отвлекшись от телефона, улыбнулся и открыл переднюю дверь. Я, сомневаясь, стоит ли вообще садиться, раскраснелась. Что если на работе кто-нибудь увидит? Пойдут слухи. Хотя полчаса назад я вообще собиралась увольняться. Что ж. Значит, так тому и быть.

Я залезла на переднее сидение, и машина тронулась. Глядя, как Александр Сергеевич управляет автомобилем, я невольно залюбовалась его четкими, размеренными и уверенными движениями. Спокойствие и правильность всего происходящего теплом растекались по душе. Неужели еще остались такие мужчины, за которыми как за каменной стеной?

Так! Я стерла с лица наивную улыбку. Он просто помог. Увидел на дороге и помог. Ничего более. Он – начальник, я – младший и незначительный сотрудник. И нечего придумывать себе розовые замки. Моя реальность – это пьющая мать и маленький брат.

В сумке завибрировал телефон. Маша Афанасьева, программист, с которой мы часто обедали, прислала сообщение: «Прикинь, мне оклад подняли на 3т.р. Как думаешь, это Глебушка постарался?»

Я отложила телефон и озадаченно потерла лоб. Что-то слишком быстро меняются декорации, к чему бы это?

Глава 9. Алина

Проезжая знакомый перекресток, Алина заметила, что в задумчивости довольно сильно намотала на палец прядь волос, и он посинел. Разматывая волосы, она поняла, что страшно нервничает. Соловьев был человеком старых правил, а, зная его, она прекрасно понимала, что просто так он не оставит вчерашнюю ситуацию. Для него принципы дороже сотрудника. Ему ничего не стоит уволить Глеба. Сейчас, когда ее счастье осязаемо и так близко, что можно коснуться рукой. Нет, она не могла позволить такому случиться.

Алина закинула ногу на ногу и поправила юбку, глядя на Глеба. Его невозмутимость и несокрушимость всегда вдохновляли ее. Он всегда знал курс и никогда от него не отклонялся. Как танк, неся свое знамя и притягивая последователей. Именно этим он и притянул ее. Борясь с плохим предчувствием, Алина отвернулась к окну.

Въездные ворота на подземную парковку оказались закрыты. Глеб подъехал к ним вплотную и остановился. Раздавшийся сигнал распугал всех голубей в округе, стайкой взвившихся в небо, и заставил Алину отвлечься от мыслей. Позади них остановилась еще одна машина, окончательно перегородив и без того узкую улочку. Глеб еще раз посигналил, только на этот раз протяжнее. Ворота со скрипом распахнулись, и, не дожидаясь пока они полностью откроют проезд, Глеб отпустил тормоз. Машина позади заехала следом.

Глеб замедлился у места А4, пропуская вторую машину вперед. Алина, воспользовавшись остановкой, выпорхнула на пыльную парковку. Не привыкла она еще к тому, что они – пара и могут, не скрываясь, вместе появляться на людях. Другая машина, определенно похожая на машину директора, припарковалась на месте А2, подтверждая Алинину догадку, когда она двинулась к лифту, но на полпути задержавшись. Вряд ли в офисе представится возможность поговорить с Александром Сергеевичем без свидетелей. И вряд ли у нее хватит смелости самой начать разговор. Каково же было ее удивление, когда с пассажирского сидения слезла Остапова. Алина открыло было рот, затем захлопнула его и нахмурилась, забыв, зачем вообще подошла. Глеб, коснувшись ее талии, вывел ее из оцепенения, вежливо поздоровался с коллегами и вызвал лифт.

Цифры на табло загорались медленнее, чем бы всем хотелось, а тишина оглушала. Александр Сергеевич, не мигая, сверлил глазами Глеба, посмевшего пойти против его слова. Глеб, словно никого кроме него и Алине не существовало, шептал ей что-то на ухо. А она в свою очередь с интересом разглядывала Аню, каким-то непонятным ей образом оказавшуюся в машине директора. И только одна Аня чувствовала себя не в своей тарелке и нервно теребила лямку сумки.

В открывшиеся двери лифта первыми вошли девушки. Легкая музыка, льющаяся из динамиков, разрядила обстановку, но не сильно. Аня выскочила первой, на втором этаже, махнув оставшимся рукой и пожелав им хорошего дня. Она дождалась, пока двери закроются и с облегчением выдохнула. Более тревожных пяти минут в ее жизни еще не приключалось. В замкнутом пространстве рядом с двумя начальниками, состязающимися между собой в превосходстве. И даже тот факт, что Глеб Андреевич проявлял интерес только к Алине, никак не уменьшил тревоги. И кстати, это было что-то новенькое. Глеб и Алина. Интересно, а давно это у них? Или они мастера маскировки?

Обернувшись, Аня поправила лямку сумочки и уверенным шагом… Чуть не свалилась снесенная Афанасьевой, готовой делиться своим счастьем с любым, кто согласен ее слушать.

Двери распахнулись на четвертом. Оставшаяся троица медленно пересекла холл, и, достигнув ресепшена, каждый разошелся в своем направлении. Глеб – в кабинет слева, Александр Сергеевич – в кабинет справа, а Алина – прямо к столу, за которым уже сидела правая рука Соловьева. Ольга подняла на троицу удивленные глаза и тут же опустила. Не ее это дело. Запрятав любопытство поглубже, она принялась учащенно стучать пальцами по клавиатуре, лишь искоса наблюдая за Алиной. Все же не часто директора и вторая помощница опаздывают одинаково на пятнадцать минут.

День длился бесконечно. Как Алина и думала, остаться наедине с директором оказалось нелегкой задачей. Несмотря на то, что она сидела в трех метрах от его кабинета.

Удобный случай представился после обеда. Александр Сергеевич вернулся с него раньше и был явно не в расположении духа, но упускать этот момент было бы глупо. Алина, которая внезапно стала самой обсуждаемой персоной в офисе, решила пропустить перерыв, хотя умирала с голоду. А Глеб, как назло, убежал на встречу еще в двенадцать и до сих пор не вернулся.

Александр Сергеевич, войдя в кабинет, оставил дверь незапертой. Но Алина все равно постучала. Глухой бас начальника отозвался в ее трепещущем сердце, и, отгоняя плохое предчувствие, она переступила порог. Ведь если бы он хотел уволить Глеба, он бы уже это сделал? Или нет?

– Я Вас не отвлекаю? – спросила Алина. Александр Сергеевич с подавленный видом сидел за столом, увлеченный каким-то отчетом, который он тут же отложил, и встал, указывая Алине на стул.

– Нет-нет, прошу, присядь. – Она смущенно улыбнулась, а, присев на самый край, откинула сомнения и на одном дыхании выпалила:

– Александр Сергеевич, мы обсудили вчерашний инцидент с Глебом Андреевичем, он признал свои ошибки и обещал, что такого не повторится. Прошу Вас, не увольняйте его, пожалуйста. – Слушая девушку, его лицо не выражало никаких эмоций. Он вдумчиво переваривал каждое слово и пристально наблюдал за тем, как Алина ерзала на стуле, сначала произнося свою заготовленную речь, а потом ожидая его ответа. Наконец, он откинулся на спинку кресла и произнес: