Текст книги "Общество помощи проклятым"

Автор книги: Екатерина Бунькова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Это который укатил с профурсеткой в Хэрширон? – невозмутимо уточнил Тео, руками выхватывая из салатницы маринованный гриб.

На него тут же шикнули со всех сторон, из чего Ингрид заключила: знают. Просто хотели услышать историю из ее уст.

– На все воля божья, – тихо сказала Ингрид, все так же не поднимая глаз на коллег. – Я на него не сержусь.

– Ну и зря, – сказала домработница. – Я бы такого поганой метлой!

Она угрожающе погрозила невидимому подлецу. У нее самой кольца на пальце не наблюдалось.

– Мне тоже кажется, что он заслуживает наказания, – сказал Тео. – Но я в семейных делах не специалист, хоть и женат. Лёка, ты что скажешь?

– Отношения в семье строятся на взаимном доверии, – просветил присутствующих Больных душ мастер. – Любви может не быть, а доверие должно быть. Ингрид правильно поступает, давая мужу шанс. Но Лёкинель не уверен, что это поможет: отношения – это обоюдный процесс. Обе стороны должны пойти навстречу.

– Прошу вас, не надо обсуждать мою личную жизнь, – тихо попросила Ингрид, неожиданно ощутив, что готова расплакаться. – Мне это крайне неприятно.

– Действительно, дурная тема для застолья, – тут же пошел на попятный Шер. – Давайте лучше еще выпьем!

– Ей! – откликнулось общество, салютуя бокалами.

– Ты меня уважаешь? – пьяно донеслось откуда-то из-под стола.

– Лёкинель всех уважает, – не менее неразборчиво ответили оттуда же.

– Тогда пей, эльфийская твоя морда!

– Отстань от Лёкинеля: он в печали. Это юдоль его скорби по несовершенству мира.

– Это скатерть и стол, ею накрытый, а ты опять забился в угол и хандришь. Пей давай!

На туфлю Ингрид села чья-то задница, из-под стола донеслось бульканье наливаемого вина и громкие глотки. Покатилась пустая бутылка. Вес сместился с туфли, и одно из тел с грохотом растянулось на полу.

– И как он, ваш фикус? Хорош? – томно спросил девушку Шер, нависая все ниже над ее плечом и уже касаясь уха.

– Да, – сказала Ингрид, с трудом ворочая языком и плохо понимая, о чем вообще идет речь.

– Покажете? – промурлыкал Шер, поигрывая завитыми локонами своей идеально уложенной прически.

– Он у меня в комнате, – сказала Ингрид и попыталась поймать хотя бы один из двух подозрительно одинаковых бокалов, стоящих перед ней. Не поймала. Рука потянулась к шоколаду. Уже засунув в рот здоровенный кусок, Ингрид спохватилась, прикрылась веером и выплюнула его на салфетку. Затем от греха подальше отодвинула блюдо, делая вид, что хочет угостить собеседника.

– Я так хочу взглянуть на ваш… фикус… – прошептал Шер, кладя кусок шоколада себе на вытянутый язык.

– Так сходите, – предложила ему девушка, чувствуя, что подняться на второй этаж за цветком – выше ее сил. – Третья комната по левой стороне. Там не заперто.

Шер разочарованно вздохнул и отодвинулся. Смотреть фикус почему-то не пошел.

– Ингрид! – прорвался сквозь ватную дымку в голове девушки голос шефа. – Отвезите эти бумаги на подпись в королевскую канцелярию. Если поторопитесь, как раз успеете до закрытия. Ингрид!

Девушка почувствовала, как ее грубо тряхнули за плечо. Повернула голову и крупным планом увидела лицо шефа со всеми его дымными отметинами, будто оставленными адским пламенем, глодавшим черное сердце. «Боги, какой он жуткий все-таки», – мелькнула непрошеная мысль.

– А извозчик спит, – Ингрид неловко развела руками и кивнула на тело, дрыхнущее на диванчике.

– Так разбудите, – велел господин Стоун.

– Он пьян, – пояснил Шер, тоже наливая себе полный бокал… и принимаясь пить прямо из бутылки.

– По какому поводу? – шеф повысил голос и сложил руки на груди.

Три еще относительно трезвых руки показали пальцами на Ингрид. Та икнула и испуганно вжала голову в плечи.

– Та-а-ак, – угрожающе протянул шеф. – Ингрид, почему вы спаиваете коллектив? Я вас не для этого нанимал.

– Я?! – в ужасе переспросила девушка, стремительно трезвея. Какой позор. Какой стыд! Не зря все-таки в семинарии запрещалось вино. Вот она, подлость зеленого змия!

– Ко мне в кабинет, – коротко рыкнул сквозь сжатые зубы господин Стоун, развернулся и пошел наверх. Ингрид поднялась, не чувствуя ног, и двинулась следом. Шер нежно улыбнулся ей вслед и помахал пальчиками.

Глава 3. Скупость

– Шеф, простите, – не выдержала Ингрид после пятнадцатиминутного стояния по стойке смирно перед массивным письменным столом, на котором господин Стоун нервными жестами клеймил какие-то листы печатями и подписями.

– У меня имя есть, – холодно сказал он. – Зовите меня Эркхарт.

– Да… Эркхарт, – послушно повторила Ингрид, чувствуя себе еще более глупо с этим обращением: сейчас ей хотелось показать шефу свое уважение, а вовсе не панибратски звать его по имени. – Я хотела извиниться… Мое поведение достойно пори…

– Возьмите эти бумаги, – Эркхарт поправил стопку и постучал ею об стол, выравнивая листы. – Завтра с утра отвезете Адениру Лауде, раз уж не удалось вложить в вечернюю корреспонденцию. Сегодня был последний день для сдачи отчета по финансам. Извиняться перед канцелярией будете сами.

– Да, ш… Эркхарт, – Ингрид покаянно склонила голову и облегченно выдохнула: похоже, увольнение откладывалось. По крайней мере, до следующего дня.

– Что касается попойки на рабочем месте… – шеф поджал губы и посмотрел на девушку долгим, многозначительным взглядом. – В следующий раз учитывайте, что хотя бы кто-то должен быть трезвым на дежурстве и способным управлять лошадью.

– Да… Эркхарт. Я поняла вас, – Ингрид склонилась в как можно более вежливом поклоне. Ей было стыдно перед этим человеком. Вот уж кто действительно умел прощать.

Дверь скрипнула. В кабинет вошел Шер, привалился спиной к косяку и многозначительно помахал другу непочатой бутылкой.

– Там внизу все спят, – пожаловался он. – А мне скучно. Предлагаю продолжить пирушку в честь нашей прекрасной Ингрид!

– Извините, – тут же отказалась девушка, на этот раз уверенно, – но мне лучше пойти к себе.

– Спокойной ночи, Ингрид, – одобрил ее решение шеф, снова принимаясь черкаться в бумагах.

– Спокойной ночи… Эркхарт, – неловко отозвалась девушка, краснея по самое декольте, а затем с разбега врезалась в тугие створки, чтобы те не успели оттяпать ей подол.

Шер проводил ее липким взглядом, но стоило только Ингрид скрыться за дверями, как выражение его лица резко поменялось на серьезное, и притворное опьянение схлынуло. Он прошел к столу, бухнул на него вино и принялся открывать.

– Как там виконт ее обозвал? – сделал вид, что припоминает, Шер, крутя штопор. – Ах, да: «святая вобла»! И ведь как точно сказал, шельмец! Не поверишь: весь вечер ее окучивал, а она не гнется – не жуется. Святоша, одно слово.

– Нашел, на что тратить время, – укорил его Эркхарт, тем не менее принимая бокал и подставляя под винную струю.

– Да я просто помочь тебе хотел, – пожал плечами друг, пододвигая стул и садясь на него задом наперед со своей порцией отравы. – Подготовить ее, так сказать. Разогреть.

– У меня уже есть одна «готовая», – просветил его Эркхарт, откладывая документы и принимаясь за вино.

– И как? – с интересом спросил Шер, подавшись вперед. – Симпатичная?

– Все они симпатичные, – пожал плечами Эркхарт. – Есть какая-то разница?

– Да ну, брось! – отмахнулся друг. – Не надо мне заливать, мол, все бабы на одну… лицо. Я прекрасно знаю, что у тебя тоже есть вкус. Или, по крайней мере, раньше был. Помнится, ты меня в шаферы звал.

– Это было давно, – поморщился Эркхарт. – Сейчас у меня другие цели.

– Так как насчет Ингрид? – вернулся к теме Шер. – Ты и правда оставишь ее на службе?

– Она плохо работает? – шеф удивленно поднял брови.

– Да я не о том, – отмахнулся друг. – Разве ты не собираешься подбивать под нее колья?

– Ингрид замужем, – напомнил Эркхарт.

– Ага, – хмыкнул Шер. – А муж в Хэршироне и возвращаться не собирается. Мечта ловеласа! Ты можешь делать с ней, что захочешь – она вся твоя. Правда, уже не девственница, но ведь так даже лучше, верно?

– Да пусть работает, – отмахнулся Эркхарт. – Я и правда устал мотаться туда-сюда, мне нужна помощница.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Шер, залпом выпивая полбокала. – Так что там насчет твоей новой пассии? Симпатичная, говоришь? И уже готова? Ждет и молится, чтоб ты явился?

– Угу, – Эркхарт сделал большой глоток и встал. – Пойду, пожалуй, снизойду по зову ее молитвы.

– Хоть бы раз угостил, – хмыкнул друг. – Такое сочное женское мясцо – и все тебе одному. Обижаешь.

– Иди и ищи себе сам, – предложил Эркхарт, натягивая плащ и пряча испещренное магическими отметинами лицо под капюшоном.

– Я люблю девиц погорячее, – с мечтательной улыбкой протянул Шер, пересаживаясь в кресло шефа и растекаясь в нем. – Твои «воблы» уж больно в постели жестковаты.

– Не обожгись, – предупредил его напоследок Эркхарт и вышел.

Проснувшись на следующий день, Ингрид первым делом заглянула под одеяло, но никаких глаз там не обнаружила. Зато неряшливо брошенный на спинку стула шелковый чулок вдруг вздрогнул, соскользнул на пол и быстро-быстро пополз под кровать.

– Эй! – возмутилась Ингрид, ловя свою ускользающую собственность.

– Моё! – прорычало подкроватье, не желая выпускать добычу. Ингрид уперлась ногой и дернула посильнее. По доскам что-то заскребло, и из-под кровати, как пойманный на удочку налим, показался пыльный извивающийся гном в тулупе.

– Что вы себе позволяете? – возмутилась Ингрид, продолжая перетягивать чулок.

– Моё! – повторил Юхра, явно не способный тягаться с человеком, пусть и девушкой, в силе, зато бравший настойчивостью и, похоже, измором. – Моё!

– Да вы хоть представляете, сколько они стоят? – попыталась достучаться до его совести Ингрид. – У меня всего две пары таких. Отпустите!

Но гном вцепился намертво. Ингрид глубоко вздохнула, успокаиваясь, намотала чулок на руку, подвесив гнома, и уверенным шагом пошла вниз – за помощью.

– Лёкинель, сделай с этим что-нибудь! – она продемонстрировала эльфу гномьи зубы, вцепившиеся в шелк.

– Юхра будет недоволен, – поджал губы Больных душ мастер.

– А если мне не вернут чулок, недовольна буду я! – возмутилась Ингрид. – Немедленно, это приказ!

Эльф пожал плечами, подошел к зарычавшему на него гному, приставил палец к его лбу и скомандовал:

– Спи.

Глаза гнома тут же закатились, ручки ослабли, и он шлепнулся на пол, сладко посапывая и дрыгая во сне ногой.

– Нехорошо, – сказал Лёкинель, глядя, как девушка нервным жестом сматывает свою собственность.

– Мягко сказано, – фыркнула Ингрид. – Натуральный сумасшедший дом.

– Я имею в виду, вы нехорошо поступили с Юхрой, – пояснил мастер.

– Я?! – вспыхнула девушка. – Он без спроса проник в мою комнату, взломав замок, и стащил мою вещь. Между прочим, дорогую!

– Юхра любит носки и чулки, – пожал плечами эльф. – Особенно ношеные. Он разозлится, когда проснется и обнаружит потерю.

– Да мне плевать на его фетиши, – всерьез разозлилась Ингрид. – Есть такое понятие – личная собственность. И она охраняется законом!

– Да, но гномы уважают законы только своей страны, – пояснил Лёкинель. – Людей же, как и прочих существ большого роста, они считают чем-то вроде очень умных и полезных… хм… животных.

– Спасибо за разъяснение, мастер, – саркастично отозвалась Ингрид. – Это была очень полезная информация.

Развернувшись, она утопала к себе на второй этаж, чтобы нормально одеться и причесаться.

Оставшись наедине с собой и зеркалом, Ингрид спохватилась. И что это на нее нашло? Кричит с утра пораньше, грозится, требует и вообще ведет себя не по закону божьему. Как некрасиво получилось. Нельзя так. Надо было мягко поговорить с Юхрой. Может быть, предложить замену: вон у нее целый ящик теплых зимних чулок, могла бы их отдать. Так нет же, устроила скандал. А еще мнит себя человеком божиим.

Ингрид вздохнула. Ей стало стыдно.

Когда она спустилась в столовую, Юхры там уже не было. Зато был накрыт стол, за которым в одиночестве завтракал мастер Лёкинель, глядя на жиденькую кашу такими глазами, будто в ней утопилась его матушка.

– А где Тео? – спросила Ингрид, оглядевшись и нигде не обнаружив целителя.

– Дома, – коротко пояснил эльф. – Перед женой извиняется, что всю ночь где-то шлялся. Это надолго.

Ингрид снова покраснела. Ну вот, еще один пострадавший по ее милости. Что ей стоило вчера растолкать его и отправить домой? Так нет же, ушла к себе, бросив коллег в гостиной, на твердых стульях и холодном полу. Оставалось только надеяться, что никто хотя бы не простудился.

– Присоединяйтесь, – Лёкинель кивнул на ее пустой стул и уже налитую кашу.

– Спасибо, – робко кивнула Ингрид, подошла к своему месту и со вздохом села. Точнее, ухнула на пол под треск ломающейся мебели.

– Вы не ушиблись? – навис над ней растерянный эльф, протягивая руку и помогая подняться.

– Немного, – поморщилась Ингрид, вставая. Потом оглянулась на свой стул. Точнее, гору щепочек – таких тонких, что не оставалось никаких сомнений в неестественной поломке мебели.

– Ну, Юхра! – Ингрид скрипнула зубами и сжала кулаки, но тут же опомнилась. Лёкинель же ее предупреждал, а она стояла на своем. И ладно бы что доброе защищала, так нет же – презренные вещички. Вот и получила по заслугам.

– Будем надеяться, что на этом он успокоится, – сочувственно сказал Лёкинель, ногой отодвигая подальше гору щепок и ставя на ее место другой стул. И прежде чем сесть на него, Ингрид в этот раз проверила предмет на прочность.

После завтрака в Оппля явился Тео. Вид у него был помятый, пристыженный. А еще он подозрительно похрамывал и временами хватался за ягодицу, как будто у него там было не опасное, но болезненное ранение. Например, звериный укус. Но спрашивать, что случилось, было некогда: Ингрид нужно было отвезти документы в канцелярию, а она совершенно не помнила, куда их вчера положила по пьяной лавочке.

Пока она заглядывала во все щели и ящики, ползая из угла в угол, в Оппля явился посетитель. Из обрывков беседы и слезных причитаний болезного Ингрид мимоходом заключила, что беднягу прокляли в кои-то веки нестандартным образом, пожелав не каких-нибудь «Бед сто лет» или «Чтоб ты сдох», а нечто оригинальное, попахивающее одновременно детской страшилкой и жутковатыми сводками из газеты «Вести короны».

– Да говорю же вам, она не шутила! – причитал смазливый юноша в дорогих одеждах. – Я проклят. А вы обязаны мне помочь! Вы на службе Ее Величества.

– Во-первых, мы – благотворительная организация, а не государственный институт, – просвещал его целитель. – Во-вторых, мы работаем по факту проклятья. Предъявите проблему или освободите помещение, мне пора на обход, к настоящим пострадавшим.

– Но когда проклятье свершится, будет уже поздно! – картинно падая на колени и хватая целителя за полы лекарской мантии, увещевал его посетитель. – Моя мужская честь будет навеки опозорена, а я сам попаду в плен к наимерзейшему народу и никогда больше не увижу света белого!

– Бабаи, между прочим – очень культурные и просвещенные люди, – заметил Тео, безуспешно пытаясь отцепить прилипалу. – К тому же мнение о том, что они отвратительны на вид – это досужие домыслы. И вера их не идет вразрез с нашей, так что не вижу ничего ужасного в том, чтобы стать частью их семьи.

– Но моя мужская честь… – снова подал голос посетитель.

– Останется при вас, учитывая, что никакого факта проклятья не было, – уже всерьез разозлился Тео, дергая мантию. Ингрид пару секунд понаблюдала за их бесполезной борьбой и со вздохом покачала головой. Вот затеяли же какую-то дурь. Лучше б с поисками помогли: шеф ее живьем съест, если прямо сейчас она не отправится во дворец.

– Было! – уверенно сказал молодой человек. – Бекки громко сказала: «Чтоб тебя бабайка забрал!» и хлопнула дверью! Громко хлопнула, прям как будто молния и гром. Разве это не признак стихийного проклятья? Нет, она, разумеется, не ведьма. Но так невинна, что боги наверняка прислушались к ее словам и исполнили просьбу.

– Но ведь никто за вами ночью не явился, верно? – возразил Тео, устав бороться с настойчивым посетителем и садясь на стул в ожидании, когда парень сдастся. – И даже если явится, я не знаю, как вам помочь, ведь по соглашению с княжеством бабаев это не запрещено. Успокойтесь и отпустите меня, пожалуйста, меня ждут с «чумой на оба дома», и я опасаюсь, как бы болезнь не вырвалась за пределы.

– Мужчина, подите вон, – вмешалась, наконец, Ингрид, не на шутку рассерженная тем, что бумаги все никак не найдутся, и она уже битый час ползает по помещению, некультурно выставляя зад, и никто не спешит ей помочь. – Нашему целителю пора заняться делом.

– Но мне тоже требуется помощь! – возмутился молодой человек, отпуская-таки Тео. Тот, обрадованный свободой, тут же устремился к выходу, не забыв ухватить по пути лекарский чемоданчик. На освободившемся стуле Ингрид, к своему неописуемому облегчению, обнаружила искомые бумаги.

– Вот когда вас бабай заберет, тогда и обращайтесь – поможем, чем сможем, – сказала она, бережно, как ребенка, прижимая к груди перевязанную ленточкой стопку отчетов. – А пока не отвлекайте работников ОППЛя от важных дел: мы платим им зарплату не за болтовню, а за помощь проклятым. Между прочим, час работы лекаря стоит двенадцать монет!

Взгляд Ингрид как раз упал на верхний лист, на котором были подведены итоги по выплате жалования работникам ОППЛя. В строчке с ее именем пока значился прочерк.

– Что значат эти гроши, когда на кону – честь благородного человека? – не сдавался посетитель. – Что вы за люди такие, что перед лицом беды берете в руки счеты?

– Мы – финансово ответственные лица, – непреклонно ответила ему Ингрид, имея в виду, в основном, себя: со следующего месяца честь высчитывать зарплаты возлагалась на нее. – И сейчас едем в королевскую канцелярию. Всего вам доброго. А для профилактики проклятий рекомендую сходить в церковь, покаяться в грехах и совершить какое-нибудь доброе дело: всем известен факт, что истинно верующего человека нельзя проклясть.

Она гордо вскинула голову и уверенно прошествовала мимо молодого человека.

Уже сев в карету и велев кучеру гнать как можно быстрее, девушка почувствовала укол совести. Разве она не затем сюда приехала, чтобы помогать страждущим? Да, разумеется, приказы шефа важны, а отчетность за прошлый месяц «горит», но что значат эти презренные бумажки перед лицом настоящей беды? Может, молодой человек хотел жениться, и теперь боится, что сам станет «женой» бабая и никогда больше не увидит любимую? Что, если его прокляла любимая – случайно, в пылу ссоры – и она тоже будет страдать?

Ингрид больно прикусила губу. Вот ведь умудрилась выбрать между деньгами и чужой бедой! И добро бы, деньги были свои – так ведь пожертвованные ведь, Опплевские! Ну, подумаешь, вытерпела бы серию унизительных оправдательных речей и показательное увольнение. Главное, что помогла бы хорошему человеку, а так… Эх. Ну, ладно, что случилось, то случилось. Остается только надеяться, что проклятья действительно не было, а только бранные слова, вырвавшиеся у кого-то. И что завтра в «Вестях короны» не появится очередная статья о том, что такой-то такой-то обрел семейное счастье в доме бабаев в виде крайне недовольной этим фактом «невесты»: церковь пришла к выводу, что бабаи, хоть и ночные жители, но молятся светлым богам, а потому их традиции должны соблюдаться жителями Короны так же свято, как и местные.

«Ничего, я помолюсь за его счастье, – решила Ингрид. – Быть может, все складывается, как надо, а богам виднее, кого отправлять в супруги бабаям».

И она молилась всю оставшуюся часть пути до столицы.

– Что ж вы так припозднились? – укоряющее посмотрел на нее королевский казначей – господин Лауде-старший.

Ингрид тяжело вздохнула и низко опустила голову, склоняясь пред его благородными сединами. Оправдываться или врать она не умела. Кругом деловито сновали клерки, стучали по столам печати, скрипели перья. Посетителей не было: отчетная неделя закончилась вчера. Одна Ингрид, как провинившаяся ученица, стояла пред массивным письменным столом, не зная, куда деть руки.

– Ну, ладно, – не стал мучить искренне расстроенную девушку господин Лауде. – Я приму отчет, что уж теперь делать. Но чтобы это в последний раз, так и передайте Эркхарту!

Он сурово сдвинул брови и погрозил пальцем. Ингрид активно закивала, как будто в произошедшем была ее вина. Впрочем, отчасти, да, была.

– На следующий месяц вам выделено пятнадцать тысяч, – сказал казначей, открывая сейф и доставая оттуда бархатный мешок со знаком Короны, судя по форме, набитый не монетами, а ассигнациями. Ингрид приняла его дрогнувшими руками: она впервые держала в руках такую большую сумму.

– Слышал, вы берете на себя функции бухгалтера? – уточнил он, глядя на нее поверх очков, как какой-нибудь профессор.

– Да, господин, – кивнула Ингрид, подвязывая мешочек к поясу и пряча под специальной складкой в платье.

– В таком случае, не забудьте включить в отчет стоимость услуг ремонтников, – сказал ей казначей, садясь обратно и принимаясь изучать принесенные бумаги, дальнозорко отодвигая их от себя на длину вытянутой руки. – И, если можно, пишите более разборчивым почерком, чем Эркхарт: невозможно читать!

– П-простите, – перебила его Ингрид. – Каких ремонтников?

– Ну как же: у вас в этом месяце по плану ремонт конюшни, кровли и лекарских палат, – напомнил господин Лауде, демонстрируя какой-то лист.

– Но пятнадцати тысяч не хватит, – уверенно заявила Ингрид, сразу прикинувшая обширнейший список работ: вот уж что-то, а ремонты в старом поместье Эссенов шли регулярно, и в этом деле виконтесса разбиралась отлично.

– Как это не хватит? – удивился господин Лауде, вынимая из стола какие-то расчеты. – Я лично подсчитал.

– Вы меня извините, – непреклонно сказала девушка, – но вы, наверное, пользовались расценками времен вашей… кхм… времен молодости Ее Величества. В наше время услуги работников стоят намного больше. Материалы также не дешевеют. А ошибки? Как быть с ними? Вы же знаете: ни один ремонт не обходится без глупых ошибок, которые потом непременно нужно исправлять. И на это требуются деньги. Вы учли это?

– Как вы мне мою жену напоминаете, – умиленно сказал старик, подперев ладонью щеку и разглядывая девушку добрым взглядом. – Она тоже вечно придирается. Может, и правда, мне пора на пенсию? Съездим с Фелиссой в путешествие, посмотрим мир под старость лет.

Он мечтательно посмотрел куда-то сквозь посетительницу, махнув тонким хвостом с сердечком на конце.

– Ой, что вы, я совсем не то хотела сказать! – густо покраснела Ингрид, желая провалиться сквозь землю. – Вы совсем не старый!

– Не смущайтесь, – рассмеялся он, открывая еще один ящик своего стола. – В каждом возрасте свои прелести. Быть стариком не так уж плохо, если прожил отличную жизнь, и впереди еще четверть века с любимыми женой, сыновьями и внуками. Не стоит старикам сожалеть об ушедшей молодости, как не стоит и молодым стремиться поскорее повзрослеть. Ладно уж, возьмите еще одну пару тысяч «на неприятности». И держите, тогда уж, у себя, раз вы так хорошо разбираетесь в финансовых делах. Только уж будьте добры, отчитывайтесь так же хорошо!

Он шутливо погрозил ей пальцем. Ингрид смущенно поклонилась, принимая еще один мешочек. Она, вообще-то, рассчитывала монет на пятьсот-шестьсот. Но лишние полторы тысячи в хозяйстве тоже не помешают.

– Что-то вы долго, – заметил Эркхарт, оторвав взгляд от какого-то чтива, когда она зашла в кабинет, чтобы пополнить шкатулку. Ингрид не стала признаваться, что потеряла отчеты и пол утра потратила, чтобы их найти. Она молча разровняла выгнувшиеся дугой ассигнации и защелкнула шкатулку из азурмалахита, голубоватые разводы которой удивительным образом напоминали мировую карту, а затем повернулась к шефу.

– Какие-нибудь еще указания будут? – вежливо поинтересовалась девушка, оглядываясь: в присутствии хозяина кабинет как будто оживал и обретал новые краски. Сверкала коллекция хрустальных фужеров, таинственно светились на бархатных подушечках покореженные амулеты проклятий, для надежности накрытые стеклянными колпаками. Хотя были тут и подозрительные колбы с неясным содержимым. В одной из них даже что-то шевелилось, пуская пузыри. Трогать что-либо желания не возникало. Напротив, хотелось держаться подальше от массивных стеллажей, битком набитых книгами, стеклянными смотровыми шкафчиками и различными сундучками-шкатулками. Сам Эркхарт в подобном окружении смотрелся еще одним музейным экспонатом: самым ценным, но почему-то живым.

– Нет, вы можете идти, – ответил шеф, перелистывая страницу. – Хотя, постойте.

Ингрид, уже развернувшаяся к дверям, замерла на полушаге и оглянулась через плечо. Шеф, скрывшийся под столом, активно там чем-то шуршал. Из-под стола донесся испуганный крик, ругательство, а потом Эркхарт выпрямился и поставил перед собой… отрезанную голову.

– Отнесите это целителю Тео, – велел он, держа трофей за волосы. – Передайте, что я не нашел способа приделать ее обратно. Пусть попробует пришить.

– Слушаюсь, – слабым голосом отозвалась Ингрид, на ватных ногах подошла к столу и протянула руки. Голова с интересом ее оглядела, поиграла бровями и сложила губки бантиком, посылая воздушный поцелуй.

– Только нос ему не зажимайте, – посоветовал Эркхарт, снова углубляясь в чтение. – Не знаю, как, но он почему-то все еще дышит.

Ингрид дрожащими руками взяла голову. Та была теплой и вполне себе живой.

– Какие буфера! – восхищенно сказала голова, оглядев чудесную картину перед своим носом. Ингрид взяла себя в руки и повернула голову лицом от себя. «Это просто еще один несчастный, – сказала себе Ингрид, сдерживая тошноту. – Надо переступить через страх и помочь ему».

Голова была тяжелая, мужская, и нести ее на вытянутых руках оказалось тяжело. Но девушке все равно не хотелось прижимать ее к себе, так что как только она увидела в гостиной целителя, тут же радостно окликнула его, вручила «подарочек» от шефа и отбежала в угол – делать вид, что работает. После кабинета шефа гостиная снова показалась ей теплым и уютным местом, чуть ли не родным домом.

– Прости, друг, – покаялся перед головой Тео. – Мы сделали, что могли. Честно говоря, всегда считал, что «потерять голову от любви» – это крылатое выражение.

– Ничего, – жизнерадостно откликнулась голова. – Можете защитить на мне диссертацию, я не против.

– Вы не расстраивайтесь, – сказал ему целитель, – я попробую пришить.

– Да не надо, – улыбнулась голова. – И в любом случае: я не знаю, где мое тело.

– Мы найдем, – заверил его целитель. – Вот жена сердиться перестанет, я ее попрошу взять след: она у меня нюхастая.

– А мне больше по душе грудастые, – голова подмигнула Ингрид, глядящей на их непринужденный разговор. Та вспыхнула и еще ниже склонилась над чистыми листами бумаги, изо всех сил заставляя себя раздумывать над тем, как бы поизящнее расчертить их таблицами на следующий месяц.

В приемной показался Лёкинель – мрачный, как туча. Он вяло скинул с плеча сумку, так что та грузно плюхнулась на пол, раскатив содержимое, и поплелся в гостиную.

– Что, опять мировая скорбь? – сочувственно поинтересовался Тео, водружая голову на обеденный стол.

– Вино еще есть? Лёкинель желает напиться, – сказал эльф, обессилено падая на стул. – Вторая самоубийца за месяц. Лёкинель больше не видит смысла в своей работе. Лёкинель бесполезен.

– Шер вчера последнюю бутылку уговорил, – разочаровал его целитель. – И деньги кончились. А к шефу из-за такой мелочи я не пойду, уж прости.

Эльф кивнул и звучно бухнулся лбом о столешницу – так, что даже «влюбленная» голова подпрыгнула и едва не упала на бок.

Ингрид неосознанно взялась за мешочек, подвешенный к поясу. Вздохнула. Деньги у нее были, и немалые: двух тысяч монет хватило бы на то, чтобы споить весь поселок. Но это были деньги на непредвиденные расходы, а депрессия Больных душ мастера была явлением перманентным. «Скупость это или серьезное отношение к делу?» – спросила себя Ингрид, пытаясь понять, почему не рвется утешать коллегу бутылочкой вина. Но, поразмыслив, пришла к выводу, что в этом, пожалуй, тоже есть какое-то испытание от богов.

– Пойду попрошу Юхру сделать нашему бедняге механическое тело, – сказал Тео и поспешил прочь из гостиной – подальше от эльфа, источавшего во все стороны неизмеримую тоску и чувство тщетности бытия.

«Деньги не излечат душу», – решилась, наконец, Ингрид, отпустила мешок и сразу поняла, что поступает правильно.

– Не расстраивайтесь, Лёкинель, – сказала она, подойдя ближе и мягко погладив его по плечу. – Лекарь не может спасти всех. Тем более, когда дело касается души. Давайте лучше помолимся за несчастных вместе.

Она сложила руки в молитвенном жесте и со всей искренностью принялась читать полагающиеся в таких случаях слова.

– Будь прокляты все молитвы, – прорыдал эльф, пряча лицо и сотрясаясь всем телом. – Что за прелесть вам всем посвящать себя богам? Почему не живете, как люди?

Ингрид опешила и прервалась, удивленно на него глядя.

– Прямо у Лёкинеля на глазах прыгнула, – продолжал сокрушаться эльф. – Руки раскинула, как птица. Не слышала его совсем. Он кричал ей: бог не хочет твоей смерти! А она: я, мол, не умру. Я – чистая душа и жертвую только тело. И – раз – с крыши. На камни. И лежит: рука вывернула, лицо не на ту сторону. И улыба-а-ается…

Он снова глухо зарыдал. Ингрид и сама почувствовала острое жжение в носу и часто заморгала.

– Все мы уйдем к богам, – сказала она, неловко обнимая мастера и гладя его по плечам. Отрезанная голова влюбленного, молча наблюдавшая за происходящим, тоже состроила сочувственную рожу. – Она ушла счастливой. Мы должны этому радоваться.

– Но она была так молода! – взвыл эльф. – Лёкинель бесполезен. Увольте его, Ингрид, увольте! Какой прок от Больных душ мастера, если он юную девицу от смерти отговорить не смог?

– Я вам лучше премию выпишу, – сказала Ингрид, похлопав его по спине. – За вредность.

Эльф снова зарыдал, но теперь уже без слов. Ингрид еще некоторое время посидела с ним, легонько похлопывая беднягу ладонью и слушая, как рыдания постепенно переходят в нытье. Арнольд тоже подполз-перекатился поближе и сочувственно облепил ногу мастера. Потом в гостиной раздался шорох. Ингрид проводила взглядом крадущегося обратно Тео, сделала ему «страшные глаза»: мол, почему тоже не утешаешь? Тот сделал знак «чур меня» и скрылся у себя в лекарской палате. Предатель.

– Рекомендую лечить подобное вином и бабами, – сочувственно сказала голова. – Кстати, знаю в городе один бордель. Там такие девочки…

Почти утихшие рыдания эльфа возобновились с новой силой. Ингрид возмущенно уставилась на непрошенного советчика.

– А что? – удивилась голова. – Мне раньше всегда помогало. Бывало, придешь туда – уставший, расстроенный. А они тебе – и улыбки, и ласку. Лучше всякой жены. И с детьми, опять же, не возиться.