Текст книги "Романтики с Хай Вея"

Автор книги: Екатерина Белецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Нет, кое-что интересное узнал. Например то, что отец был как-то связан с родной тёткой Стаса, Ольшанской. Что он с ней работал вместе.

– Откуда ты это узнал? – голос у матери почти не изменился, однако в нём появилось нечто новое. Настороженность. Удивление. Даже страх. Чужой человек этого бы не понял.

– Мой друг нашёл в архиве список фамилий каких-то людей. В нём – папина фамилия, а потом эта самая Ольшанская. Стас сказал, что это – его тётка.

– Так… какая же гадина это сделала? – тихо спросила мать.

– Мам, ты о чём? – опешил Саша. Он никогда не слышал в голосе матери такой ненависти. И горя.

– О том самом. Обещали, что всё это быльём порастёт, что все про это забудут. Что никаких документов не сохраниться.

– Так это и не документ. Просто список, написанный от руки. И ничего боле. Человек явно для себя писал.

– Какой человек? – строго спросила мать.

– Да он умер ещё в восемьдесят шестом году, – успокоил Саша маму. Однако она не спешила успокаиваться и снова спросила.

– Кто он? Как его фамилия?

– Воронцов, – честно ответил Саша.

– Нет, такого я не знаю. Вот если бы Викторов…

– Этот Викторов сам в списке, – ответил Саша. – Рем какой-то там. Написано, что он умер. И галочка стоит. Мам, ты не волнуйся. Я же просто так спросил. Почему… ты что, плачешь, мам?…

– Извини, Сашенька. Я просто понадеялась, что ошиблась. Лет-то уж много прошло… Эта Ольшанская… Дарья… Твой отец ведь хотел на ней жениться, а не на мне. Понимаешь? Старое бередить – всегда больно.

– А почему?… – начал Саша, и тут же осёкся. Нетактично…

– Да потому, что она погибла, Даша… Саш, какие там ещё фамилии?

Саша назвал. Мать несколько долгих секунд молчала, вспоминая, а потом сказала:

– Точно, они. Это в каком же году написано?

– В шестьдесят седьмом.

– Да они, покойнички. Причём все до единого.

– Как – покойники?! – опешил Саша.

– А так, сынок. Все эти люди в том же самом году и погибли. В шестьдесят седьмом. А в следующем мы с твоим папой поженились. А ещё через год родился ты…

– Мам, погоди про меня, хорошо? Скажи… как это – погибли? Что – все сразу?

– Да почти. К середине ноября в живых, по-моему, только твой папа и остался. Мы просто вовремя уехали оттуда. Словно Бог нас вёл, не иначе. Мы же где жили до восьмидесятого года?

– В Пушкино, – сказал Саша. – А что?

– А то, что папы твоего тоже бы не было, если бы мы с ним тогда остались. Да и его Бог покарал потом, сам знаешь. Всё за те грехи, за прошлые.

– Это ты про что?

– А про то, что делом, которое Богу не угодно, не надо заниматься. Вот про что. Сашенька, милый мой, ты про этот список постарайся забыть, ладно? Хотя бы ради меня. Просто не трогай эту дрянь, хорошо?

– Мам, ты со мной как с ребёнком – не тронь то, не бери это. Что за дело такое, скажи на милость? Наука?

– Наука… плохая это была наука, Саша. Я, слава Богу, так и не узнала, что там было.

– Папа тебе не говорил?

– Нет, конечно. Я бы и не попросила никогда. Он это понимал. Он хороший человек был, Сашенька, только сильно запутавшийся. Понимаешь?

– Не очень, – признался Саша.

– Он не мог понять, с какой стороны добро, а с какой – зло. Так и умер, не поняв этого.

– Мама, там в этом списке есть одна фамилия – Айзенштат. И не указано, что его уволили. Только год зачисления. Ты его помнишь?

– Володю-то? Помню. А как же, – мать вздохнула. – Еврей, а на еврея не похож совсем. Вот Валя Фридман – просто жидёнок чистой воды был, а этот совсем русский. Только фамилия. Шутили ещё, что Фридмана бьют по морде, а Айзенштата – по фамилии. Хорошие были ребята…

– Мам, я не про то совсем. Ты скажи, этот Айзенштат… он-то куда делся?

– Понятия не имею, – ответила мама. Разговор ей явно поднадоел. Поэтому Саша спросил, предчувствуя скорую перемену темы:

– Мам, а где они все работали? Ну, отец и все остальные?

– Я там не была никогда, но знаю, что находился институт где-то в Очаково. И что они ещё от станции на автобусе минут двадцать ехали. Вот вы, молодёжь, ещё жалуетесь, что вам работать тяжело. А им каково было? На метро, потом на электричке, а потом ещё на автобусе? Отец, между прочим, каждый день катался. По два часа с половиной. Вставал в пять, к восьми как раз приезжал. Вот так люди-то жили. А вы прямо переработали все…

– Вот такие мы плохие. Мам, я к тебе приеду на выходные, хорошо? И потом, надо же тебе когда-то добраться до окулиста? Я нашёл платного, очень хорошего…

– Не трать деньги. Что тебе приготовить вкусного к приезду?

– Пирог с капустой. И суп. Всё, мам, я тебя целую, люблю, обнимаю. До встречи.

– Позвони в субботу с утра, что ты поехал.

– Мама, мне ехать полчаса.

– А собираешься полгода. Целую, сынок. Очень жду.

Саша положил трубку и задумался. Очаково… что-то такое смутно мелькнуло в памяти, да тут же и исчезло. Кто-то что-то говорил. Про институт. Вот только кто и где?… Шутка какая-то была связана с институтом. Нет, это была шутка про МАИ. Саша так ни до чего и не додумался. И решил на досуге съездить на эти самые «места боевой славы». В Очаково. Мало ли что, а вдруг что-то там ещё осталось? Это было бы хорошо.

Прелюдия, продолжение

Очаково было совершенно ничем не примечательным местом. Отчасти это было плохо, а отчасти даже и хорошо. По крайней мере Саше показалось, что это место спокойное и уютное. И не грязное, что тоже бывает не каждый день. Это место стало городом не так давно, дома были преимущественно современной постройки и Саша с горечью подумал, что найти что-то, что могло остаться тут с шестьдесят седьмого года, просто нереально. Тем более, что Саша, во-первых, в этих краях никогда раньше не бывал, а во-вторых не знал, что же, собственно, ему надо искать. Институт? Да их же море существовало (и существует поныне, кстати). Кого-то, кто помнит этих самых несчастных из списка? Ещё больший абсурд. Саша пошатался по платформе, прошёлся, смеха ради, до продуктового магазина, который заприметил между домов и решил, что пора возвращаться. Было жарко, он устал. Купил бутылку газировки, булочку с сосиской, присел в тенёчке и принялся неторопливо есть. Пока ел, вспомнил, что дома из продуктов опять осталась одна-единственная промороженная пицца. «Ну что я, как лентяй какой, ей Богу, – подумал Саша. – Лето же, а я опять жру всякую гадость. Правильно мать сказала – надо есть всякие овощи, фрукты… А где тут рынок?»

Рынок оказался неподалёку от вокзала, и Саша решил определиться с программой минимум. Главным овощем он без колебаний избрал картошку (желательно молодую), а главным фруктом – огурцы. Потом вспомнил, что огурцы – вовсе и не фрукты. В результате Саша набрал полную сумку всяких разностей, произрастающих на огородах, а картошку решил взять уже в другой пакет – в этот просто не поместилась бы. Прошёл вдоль рядов, остановился возле какого-то деда, торговавшего хорошей белой картошкой, явно местной, не привозной.

– Почём? – поинтересовался Саша.

– Да как у всех, – ответил дед. – Моя-то небось не хуже будет.

– Три килограмма сделайте, – попросил Саша.

– Сумка есть?

– Есть, – Саша протянул деду пакет и, когда дед стал накладывать картошку, спросил:

– Издалека везли? Или своя?

– Своя, нам чужого не надо, – ответил дед. – Я тут всю жизнь прожил, участок у меня большой. Вот, выращиваю…

– Простите, что спрашиваю, но… Вы сказали, что тут всю жизнь прожили, так может, вы в курсе? Я хотел найти тут у вас один институт, но тот человек, который мне про него говорил, был тут в последний раз очень давно и…

– Если вы про тот институт, что перед посёлком дачным был, говорите, то его и нет уже давно. Снесли ещё в восемьдесят шестом или в восемьдесят седьмом. А другого института тут, вроде, и не было… Ещё ПТУ есть, но это на другом конце города, на автобусе надо ехать. А ещё…

– Вы говорите, снесли? Я говорил про НИИ. Это не учебный институт, а тот, в котором изучают…

– А я про какой говорю, по-вашему? Я ещё из ума не выжил… двадцать один рубль с вас.

– Вы не знаете, что это был за институт? – спросил Саша. Он не надеялся на чудо, но оно произошло.

– Немножко знаю. Секретный он шибко был. Я там водителем работал, но недолго. Года три, не больше. Давно ещё… – дед закурил, Саша последовал его примеру.

– А что вы возили?

– Собак ловленных возил. Из отлова – в институт. Я и внутри не был ни разу. Так, к виварию машину подгоню, они клетки-то перегрузят, я и уеду. И все дела. Ещё этих, как их, чертей-то… свинок морских тоже. Вонючие они были – страсть. Крысы – и те лучше.

– Так что же там делали-то, в этом институте?

– Ну как – что? Опыты, наверное, ставили. Откуда же я знаю… мне и неинтересно было это. А потом снесли его. Там пустырь был… или дом уже построили?… Не помню я, редко мимо езжу, по старой дороге. Новая получше будет.

– Ясно. А как до него добраться?

– На автобусе на любом шесть остановок проехайте и сходите. Там он и был, по правую руку от дороги. Переходить не надо. А вы почему, кстати, интересуетесь? Ищите кого?

– Да. У меня отец в своё время там работал, а с ним – женщина одна. Моего лучшего друга тётка. Вот он, друг, и просил разузнать про сослуживцев.

– А отец разве не говорил, что они там делали? – удивлённо спросил дед.

– Отец довольно давно умер. Та женщина – тоже. Пытаемся найти кого-нибудь, кто с ними работал.

– А зачем? – спросил дед. Саша задумался. Действительно – зачем? Для чего он вообще занялся этими поисками, которые заведомо обречены на провал?

– Отпуск, делать нечего, вот и развлекаемся. Другу охота информацию о своих родичах собрать, чтобы для потомков… ну, вы меня понимаете.

– Не очень я вас понимаю, но вот что я вам скажу. Этот институт – он тут притчей во языцах был. Нехорошее место, порченное. А ушёл я оттуда… – дед замялся, но продолжил, понизив голос. – Ушёл, как помирать люди стали. Прямо черный год какой-то был, словно мор на них нашёл. На тех, кто там работал, в этом институте…

– Шестьдесят седьмой, – сказал Саша.

– Точно! Испугался я. И сбежал. Страшно там было очень.

– А как они все… что за мор? – не понял Саша.

– Случаи несчастные стали с ними происходить. Кто под поезд попал, кого зарезали, кто отравился… Только, по-моему, неспроста всё это было. Так что вы, молодой человек, лучше и не ходите к этому институту. Целее будете.

– Так его же снесли…

– И хорошо, что снесли. А вы всё равно не ходите.

– Спасибо за совет, – Саша взял пакет с картошкой. – Удачи вам.

– И вам того же… Дамочка, положьте картошку назад, что вы её щупаете! Картошка как картошка…

* * *

– Саш, это феноменально! – Игорь Юрьевич говорил возбуждённым голосом, торопливо. – То, что ты отыскал – это великолепно!

– Не понимаю, что вы тут нашли великолепного. Столько людей погибло, а вы говорите, что это – великолепно. Ничего хорошего там нет. Я съездил, посмотрел. Пустырь, даже фундамента не осталось. И ощущение на этом месте какое-то мерзкое было. Мороз по коже…

– Саша, какой, к чёрту, мороз! Архивы милицейские, вот что радует! У любого дела, в котором есть подозрение на убийство, срок, как минимум, десять лет. Все эти дела или, на худой конец, их дубликаты, должны существовать. Это понятно? Мы поймаем их всех за хвост!

– Кого? – с сарказмом спросил Саша. – Покойников шестьдесят седьмого года выпуска? Или экспериментальных собак?

– Да ну тебя. Это институт. Знаешь, мне почему-то кажется, что это очень интересно будет. Вот ей Богу, интересно. Мы пока ещё сами толком не знаем, что мы ищем, но это что-то…

– Это что-то вам покоя не даёт, – подытожил Саша. – Игорь Юрьевич, дорогой, раз вы у нас следователь – вы созвонитесь с архивами. А я кину несколько писем свои фидошникам, авось кто из них что знает. Земля слухами полнится.

– Это точно. И ещё. Саша, созвонись со Стасом, спроси, кто ещё, кроме него, помнит тётку. Поговорить бы, сам понимаешь…

– Спрошу. Игорь Юрьевич, а ведь мы с вами видели фамилии только части тех, кто там работал. Допустим, эти погибли. А остальные? Там же, как минимум, было человек триста. А то и больше. И что – все они?… Не может быть.

– Может. Только спросить не у кого. Вот было бы хорошо. Раз – и готово!… Но вот только не бывает такого везения в нашей работе, увы и ах. Я съезжу в ЗИЦ, посмотрю, что там сохранилось.

– А что такое есть ЗИЦ? – поинтересовался Саша.

– Зональный Информационный Центр, – объяснил Игорь Юрьевич. – Вообще-то это всё предприятие – гиблое дело. Срок давности по убийствам – десять лет, а тут прошло больше тридцати. Да и погибнуть они все могли в разных местах. Так что в одном месте все дела никак не могут быть сконцентрированы. Понятно объясняю?

– Понятно, – грустно сказал Саша. – Жаль.

– Кстати, я тут подумал ещё вот что… – Игорь Юрьевич тяжело вздохнул. – Придётся ещё и в ИЦ тоже ехать, ведь Очаково – это область. Как там этот дед сказал – кого-то зарезали?

– Был такой момент, – ответил Саша.

– А если зарезали не в Москве? Это же запрашивать область придётся, не иначе. Так-то вот, Сашенька. А, ладно! Прорвёмся.

– Игорь Юрьевич, вы погодите ехать в эти ваши центры, вы послушайте, что я скажу. Старик говорил о тех событиях, которые происходили преимущественно в непосредственной близости от места его проживания, верно? Откуда ему знать про убийства или несчастные случаи, которые он не видел, или о которых не говорили в этом самом Очаково? Так?

– А верно. Тогда в газетах про такие дела почти не писали, только про всякое светлое будущее – и только. Можно попробовать начать с отделения милиции в самом Очаково, авось, что и получится…

– Вы, как я погляжу, хотите действовать, и чем скорее, тем лучше, – усмехнулся Саша. – Ой, и врежут нам женщины, чует моё сердце…

– Устроим выгул дам по приезде. С шашлыком и купанием. В Царицыно. Они простят, – с достоинством ответил Игорь Юрьевич. – Должны же они, в конце-то концов, понимать, что в каждом мужчине ещё с древних времён жив охотник…

– …и преследователь, – подытожил Саша. – Я уже и сам не рад, что мы решили этим заняться. Я словно вижу за этими фамилиями что-то…

– Что-то – что? – не понял следователь.

– Что-то большое. Огромное. Словно мы очутились в тёмной комнате вместе со слоном, и стали его исследовать на ощупь… а начали с хвоста. Примерно так. Я понимаю, это немного расплывчато, но…

– Нет, это вполне доступно, – успокоил его следователь. – Я это ощутил гораздо раньше. Вот только такая интересная аналогия – слон в комнате – мне в голову не пришла. Как-то мне тревожно от всего этого. Беспокойно, что ли… Саш, ты кинь письма своим друзьям, не забудь. Может, что и выясним.

– Хорошо. Я, конечно, ничего не обещаю, но попробую. Ладно, тогда давайте займёмся каждый своим делом, а то…

– А то что?

– А то я есть хочу. Я же только-только пришёл.

– И это ты называешь – «заниматься своим делом»? – съязвил следователь.

– Подчеркну – любимым, – парировал Саша. – Всего хорошего, Игорь Юрьевич.

– Всего…

* * *

Они созвонились через день, оба порядком разочарованные. Сашины друзья по Фидо не имели понятия о том, что его интересовало, но пообещали что-нибудь узнать при случае, буде такой представится. Саша попросил не передавать информацию по цепочке дальше, как это нередко происходило – он внезапно подумал, что это лишнее. Зачем тревожить людей понапрасну? Стас свёл его со своей матерью, сестрой покойной Дарьи Ольшанской, но та, кроме охов и вздохов, ничего толком сначала не смогла рассказать, лишь потом разговорилась. Да, её сестра Дашенька (причём сестра младшая, пять лет разницы) закончила биологическое отделение МГУ, потом поступила на работу в «почтовый ящик», там стала увлекаться туризмом, ходить в какие-то походы в горы, где и погибла. Как выяснилось, даже тела её не нашли – просто ушла в туман и не вернулась. А поиски ничего не дали. Вот и всё. О том, чем занимался злополучный институт, Стасова мама не имела никакого понятия. Сама она всю жизнь проработала бухгалтером, вырастила двоих детей и о научной карьере ни в жизни не помышляла. Она, кстати, была ребёнком от первого брака, а Дарья Ольшанская – от второго. Не смотря на разницу в возрасте сёстры друг друга любили, и когда Даша погибла, Ирина Алексеевна, Стасова мама, по её словам, очень переживала. И переживает сейчас, через тридцать с лишним лет после трагедии.

Саше показали фотографию Дарьи Ольшанской, и он понял, почему, собственно, его родной отец чуть было не предпочёл эту девушку его родной матери. Красавицей Дарья не была, но было в её лице нечто такое, что заставляло смотреть пристально – какая-то завораживающая внутренняя сила, одержимость, которая приковывала взор. Симпатичная девушка, шатенка, не полная и не худенькая, задорная, озорная… и зачарованная чем-то неведомым.

– Это за год до смерти, – сказала Ирина Алексеевна. – В поход они собирались, дома фотографировались… Как магнитом их в эти горы тянуло, отец говорил тогда – не ходи, добром это не кончится. И прав оказался… Так и вышло.

– А есть у вас ещё фотографии? – спросил Саша с надеждой. – Может, кто из их института снимался с ней, а у вас сохранились снимки?

– Я посмотрю, погоди минутку… – Ирина Алексеевна листала фотоальбом. Старый, синий, с завязочками. – А, вот… Это она с твоим папой и с Володей Айзенштатом. Он, как говорили, был в Дашу сильно влюблён, этот Володя. Но сама я его никогда не видела, он к нам не приходил.

– А откуда вы знаете, кто это? – спросил Саша.

– Так вот же, написано…

«Памир, 1965год. На память Дашуньчику от Володи и Вити»

– Понятно… а ещё есть? Вы простите, что я прошу, но… очень надо.

– Сашенька, а что там такое-то случилось? – спросила Ирина Алексеевна.

– Да пока, вроде, ничего, – пожал плечами Саша. – Кое-что нашли про этот институт, решили разузнать. Ведь, получается, Дарья не одна погибла. Выходит, что там погибло гораздо больше народу, почти все, кто там работал…

– Разве так бывает? – подумала вслух Ирина Алексеевна. – Странно это.

– Было бы не странно, я бы и не спросил. Да и вообще… Я тут подумал, что по отношению к отцу это было бы справедливо… хотя бы узнать, как он жил, где работал, что делал. А то мы живём – и ничего вокруг себя не видим, понимаете? – спросил Саша. В те минуты он заставил себя поверить, что говорит правду. И Ирина Алексеевна поверила ему.

– Это правильно, Сашенька, – покивала она. – Верно. Только больно редко сейчас у нас дети думают о том, что с их родителями было когда-то. Вот Стас совсем не задумывается, как мне кажется…

– Да нет, что вы, – заверил Саша, немного покриви душой. – Стас первый предложил этим всем заняться, между прочим. Так, поначалу просто сидели, вспоминали родственников…

– Тогда молодец. Похвалю потом, что тётку вспомнил. Ты не поверишь, Саша, как быстро жизнь летит! Мне временами кажется, что вот только-только мы были молодые, что только-только школу закончили, куда-то там поступать собирались… потом вдруг – раз! И дети у всех… а чужие дети быстро растут, знаешь ли… раз! И уже эти дети школы позаканчивали. Я же не чувствую, что мне шестьдесят, Сашенька. Что в шестнадцать, что сейчас… вот только время остаётся всё меньше и меньше…

– Да ну что вы, ей Богу!… – возмутился Саша. – И не думайте даже, что вы говорите такое! Вы ещё молодая и привлекательная женщина, Ирина Алексеевна, и грех вам говорить такие глупости.

– Может, ты и прав, Саша. Дай Бог.

– Да не «Дай Бог», а серьёзно. Ваш отец сколько прожил?

– Восемьдесят девять.

– А мать?

– Девяносто один.

– И что вы говорите после этого? Что время остаётся всё меньше? Да вы ещё всех нас переживёте, – заверил Саша. Он ещё не подозревал того, что в этот момент был самым настоящим пророком – Стасова мать прожила девяносто три года – не рекорд для этой семьи, но очень солидно, что говорить. Если бы он узнал – то, вероятно, возгордился бы. Но…

– Твоими устами – да мёд пить, – Ирина Алексеевна убрала фотоальбом в секретер. – Дождёшься этих охламонов?

– Стаса с Евгенией? – спросил Саша. – А скоро вернуться?

– Обещали, что в пять. Очень надеюсь, что не соврут и придут ко времени.

– Это хорошо, а то я Стасу тут диск принёс, отдать бы надо, – Саша подошёл к окну, выглянул. – Так вот же они!

– Где?

– Они стоят во дворе и преспокойно пьют пиво! – ответил Саша. – Я сейчас к ним спущусь, чтобы поторопить немножко. А то меня дома, боюсь, ждут…

– Хорошо, Сашенька. Пиво это… просто безобразие, слов нет у меня. И чего в нём такого вкусного, я не пойму? По-моему, это просто взяли кучу обмылков, взбили, чтобы пена была – и всё. По крайней мере, вкус у вашего пива, как у хозяйственного мыла, не иначе.

– Кому что нравится, – философски заметил Саша. Спорить он не решился – нервы надо беречь. Конечно, за пиво обидно, но это – мелочи, можно и перетерпеть.

* * *

– Кормилкин, ты меня довёл, – пожаловался Стас интимно. – Я и не думал, что ты так всерьёз отнесёшься ко всей этой ерунде. Ну и что, что там такое произошло? Чего особенного-то, скажи на милость?

– Я и сам не понимаю, – признался Саша. – Тянет меня почему-то с этим всем разобраться. Словно это всё важно…

– Для кого? – Стас возмущенно хлопнул себя по коленке ладонью. – Для тех покойников? Для твоей матери, которая, как я понял, про это и слушать не хочет? Для моей, которая теперь плакать будет до вечера, сестру вспоминая? Нет, Сашка, ты не прав.

– Прав. Знаю, что прав, – ответил Саша.

– Ты не ответил на мой вопрос, – заметил Стас, вытаскивая из сумки ещё одну бутылку пива.

– Для кого важно? Прежде всего – для нас. Игорь Юрьевич, между прочим, ничем просто так пока что не интересовался. Он мужик серьёзный, сам знаешь.

– Ой, Кормилкин… – Стас ополовинил бутылку, задумчиво почесал переносицу и вздохнул. – Ну, допустим… Что мы имеем на данный момент?

– Кашу. Полнейшую причём. Обрывки, осколки, неточности. Казанцев пытается вытащить что-то из архивов, но он заранее предупредил, что навряд ли что получится.

– Честность красит человека, – заметил Стас.

– А человек играет на трубе, – подытожил Саша. – У кого бы узнать, что за тематика была у этого НИИ. И какое название?…

– Кормилкин сегодня без балды совсем, – Стас ухмыльнулся. – Тематики не знаю, а вот название – пожалуйста. «Очакого-4».

– Мать сказала?

– Пушкин… естественно, кто ещё. Она, кстати, пообещала найти кого-нибудь, кто может быть в курсе.

– Что-то я в это не верю… в то, что найдёт. У меня странное ощущение… А вот про тематику тут подумалось, кстати!… Дед сказал, что возил в институт животных. Значит, это были биологи.

– Почему? Мало ли кому могут понадобиться крыски? Или мышки? Или свинки? Может, это были физики?

– Отец был химиком, – заметил Саша. – Мама поговорку тут вспомнила… «Все химики – ноль, только физики – соль». А ты говоришь…

– Хорошо, допускаю. Нет, Саша, это были биологи, точно. Тётка какой институт кончала? Биологический факультет. Лет ей было мало, посему она вряд ли имела ещё одну специальность. А работала по своему профилю, и никак иначе. В те годы только так и можно было. Ты, впрочем, в курсе…

– Да уж… но что тогда отец там делал?…

– Да мало ли что!… – отмахнулся Стас. – Значит, было нужно…

– Значит, было, – согласился Саша. – Стас, и как тебе всё это?…

– Хорошо. Весело и интересно. По крайней мере, пока. Посмотрим.

* * *

Это было какое-то новое ощущение. Что-то в нём было, верно, сродни ощущению, что даёт открытие. Может быть, Ньютон с его пресловутым яблоком испытал подобное. Саше это ощущение было совершенно незнакомо, он и не думал, что когда-то сможет испытать что-то подобное. Ново и очень интересно. Для себя он понял, что раньше никогда, по сути дела, ничего не искал. А тут… Вот он, истинный охотничий азарт. Только теперь он начал понимать, что человек способен испытать на самом деле. Мы живём в мире урезанных, скупых эмоций. Мы боимся «проявиться» в полной мере, показать себя такими, какие мы есть. Социум. Мнения. Рамки.

Саша прогнал несколько фамилий из списка через телефонную базу, решил посмотреть, что получится. Получилось так себе. Слишком много народу. Наглости звонить по указанным телефонам у Саши не хватило, он побоялся нарваться на грубость, тем более, что люди в наше время непредсказуемы.

Тупик. Непонятно, куда идти, откуда начинать. Нет, с телефонами ничего не выйдет, это понятно, но можно попробовать поискать знакомых, которые помнят тех, кто в списке… и что дальше с ними делать? Допустим, есть кто-то, кто помнит семейную пару… как их там, Беловы? или этот, к примеру… Панов. Ну, хорошо, допустим, нашли. И что скажут эти мифические знакомые Беловых и Панова? «Да, помним… надо же, сколько лет-то прошло!… Где работали? Нет, не знаем, знаем только, что тема была секретная, и что про неё нам никто не говорил… Простите, а кто вы-то сам будете?»

Бесплодные раздумья длились до глубокой ночи. Саша пил чай (на этот раз простой, чёрный), мотался по квартире, как неприкаянный, про почту забыл и читать расхотелось. И вдруг…

Саша остановился посреди комнаты, хлопнул себя по лбу.

– Ну и дурак же! – сказал он в пространство. – Нет, какой дурак!…

Он вспомнил с предельной ясностью короткий момент сегодняшней беседы со Стасовой мамой. «Так вот же, написано: „Памир, 1965 год…“

– Горы, – сказал Саша сам себе, но какую-то секунду ему показалось, что весь дом слушает его. – Памир… А ведь должен же был кто-то догадаться. Или я. Или Игорь Юрьевич. Просто мне повезло, я дошёл до этого раньше. Интересно. А ведь может получиться, действительно может… Повезло.

* * *

– «Сизиф», Игорь Юрьевич. Вот что нам нужно попробовать поискать. Разгадка этой загадки, если это, конечно, загадка, будет в том, что такое «Сизиф».

– Поищем, – согласился следователь.

…День шел к вечеру, уже смеркалось. По чести сказать, делать ни Саше, ни Игорю Юрьевичу ничего не хотелось. В такой день хорошо просто посидеть, попить пива… и ни о чем не думать.

– Игорь Юрьевич, так на чем мы остановились? – поинтересовался Саша.

– На проекте, – ответил следователь. – Есть область исследований, которая находится на стыке нескольких направлений. Космос мы исключили. Что остается?

– Ну, во-первых, оборонка, – начал Саша. – Смотрите сами. Отец химик, есть биологи, есть инженеры. У меня напрашивается вывод, что они там разрабатывали какое-то биологическое оружие.

– Почему? – живо спросил Игорь Юрьевич.

– Потому, что это все действительно приходится на стык. Химик проводит синтез вещества, биолог проверяет на животных, инженер создает… черт его знает, может, какие-нибудь там контейнеры, что-то еще для перевозки, для хранения, для… не знаю, но можно что-то предположить.

– С натяжкой, – неохотно произнес следователь. – Хорошая версия, согласен. Только записка и заключения к ней не подходят. Вернее, подходят, но не по всем параметрам. Вот погляди… – он положил на стол пачку листков и стал в них методично рыться. – Что-то странно у нас получается, не находишь? Институт, который по твоим словам занят разработкой, исчезает с горизонта в шестьдесят седьмом году. Все, кто в нем работал, за редким исключением, покидают этот бренный мир. А проект «Сизиф», о котором идет речь в записке, продолжает существовать. Как? Без института?

– А если институт отдал в испытание какую-то разработку? – осторожно спросил Саша. – И сам стал не нужен?

– Не получается. Дело в том, что исследования, о которых говоришь ты, требуют постоянных доработок. Ведь у противника чуть не каждый год появляется что-то новое. А тут что? Всех сотрудников перерезали – и успокоились на достигнутом?

– Так что же это такое? – спросил Саша.

– Да что угодно. Только не оборонка. Будем думать. Поехали-ка в Очаково смотаемся, поглядим на это все еще разок.

– Только придется ехать с дамами, – сказал Саша. – Я не знаю, как у вас, но у нас уже назревает ссора из-за наших постоянных отлучек.

– У нас тоже, – вздохнул следователь. – Что ж, возьмём, коли так… Нет, Саша, это не оружие.

– А что тогда? – спросил Саша насмешливо. Ему очень хотелось поверить в свою версию.

– Пока не знаю, но догадываюсь.

– И что же?…

– Подозреваю, что это связанно с разведкой или чем-то подобным… вполне возможно, кстати, что сотрудников потом взяли других, институт перенесли в какое-то другое место. Мало ли как… А на разведку это очень похоже. Тут ведь все средства хороши, согласись. Да и фраза о «пятерых пленных» подходит…

* * *

На этот раз Очаково встретило их проливным дождём. Платформа была пустынна, народ предпочёл остаться в здании вокзала – охота ли мокнуть, если до поезда ещё больше сорока минут? Саша и Игорь Юрьевич спустились вниз с платформы и очутились на памятной Саше площади.

– Куда дальше? – спросил следователь.

– Там остановка, только надо расписание посмотреть. Кто его знает, этот автобус…

Расписание они нашли в самом углу площади. Пока Саша смотрел, Игорь Юрьевич огляделся.

Площадь была старая, это чувствовалось. В дальней её части начинался забор пивного завода, но это следователю интересным не показалось. А вот все остальное… «Интересно, те кто тут работал… когда ходили по этой площади, чувствовали то же самое, что и я? – подумал следователь. – Или что-то другое? Впрочем, этого я никогда не узнаю – спросить-то не у кого».

– Минут через десять должен подойти, – сообщил Саша, поворачиваясь к следователю. – Пойдёмте, Игорь Юрьевич.

– Пойдём, – согласился следователь, – а то вдруг раньше приедет.

– Может, – согласился Саша.

Они зашли в крытую часть автовокзала, справились у какой-то тетушки, где покупать билеты и сели на скамейку, выкрашенную в унылый зеленый цвет.

– Я только не могу понять, для чего были нужны собаки, – сказал Саша.

– Мало ли для чего? – пожал плечами следователь. Он сидел, поставив кейс с бумагами на пол, и озирался вокруг. – Показалось, что ли?…

– Кого вы увидели? – спросил Саша, тоже оглядываясь.

– Ты его не знаешь, – Игорь Юрьевич напряженно всматривался в толпу. – Мой сокурсник бывший, Валерка. Неужели он все еще тут живет?…

– Может, стоит к нему подойти? – спросил Саша.

– Подойдем, – согласился Игорь Юрьевич. – Он, по-моему, тоже меня узнал… вон, машет! Пошли. Только, Саш… ты поменьше говори, а то он такой мужик ушлый… до всего доискивается… то ли профессия сказывается, то ли от природы это. Я его с год не видел, думал, они уже отсюда переехали…

* * *

– Вот, мальчики, посмотрите, что я сумела, – сказала Светлана, вытаскивая из сумки папку с документами. – Я таки нашла того, кто помнит одного из этих ваших чудиков.

– Как? – ошарашено спросил Игорь Юрьевич.

– А так. Надо было на штамп посмотреть. Вы этого не сделали, а я сделала. И выяснила, что, во-первых, эта ваша выписка была сделана не Воронцовым, а во-вторых…

– Как не Воронцовым? – спросил Саша.

– А так. Я всё-таки врач, и с подчерками разбираюсь получше вашего. Это не Воронцов, а Гришин подписал анамнез. Кстати, Гришин был заведующим инфекционным отделением одной больницы, которая от нас находится буквально в двух шагах.