Текст книги "Разговоры в черноте при третьей луне (СИ)"

Автор книги: Екатерина Степанидина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Да.

– Ну... хорошо. Я скажу тебе, как я молилась... тогда. Когда мне было тяжелее всего довериться. Когда я не могла поверить ничему и никому. Когда было тяжело и страшно, и я боялась того, что опять встречу то же, что было раньше, – предательство, катастрофу, обман и полную бессмысленность и бесполезность своей жизни – и нынешней, и прошедшей, и грядущей.

– Ты пугаешь меня.

– Я сама была напугана.

– И... помогло?

– Я скажу тебе, как я молилась, только слушай внимательно.

Третья луна поднялась на безумную высоту, тени были чёткими и яркими, от белого света хотелось зажмуриться. Всё же свет был живым, хоть и белым... не как искусственный свет в больнице.

– Есть имя этого... существа... я не могу называть его вслух. Просто представь, что я обращаюсь к нему... этого хватит.

– Хорошо. Послушай... может, не надо? Ты так волнуешься, как будто тебе опять надо это делать.

– Прекрати. Да, надо. Да, сейчас. Я хочу... я хочу пройти над старыми следами. Не коснувшись их. Эти следы мертвы. Они не повторятся. Они не могут повториться. Так вот. Слушай.

Опять молчание. Судорожный вдох.

– Я уповаю на силу твою, на твою мощь и справедливость. Ты знаешь, каково мне сейчас, мне не надо ничего рассказывать. Ты знаешь, из-за чего и из-за кого, и называть имён я тоже не буду. Тебе это не надо, мне тоже. Я верю в твою руку. Я видела, как ты караешь виновных, и как ни один волос при этом не упадает с головы невиновного. Сделай же так и сейчас – для меня. Я устала. Я больше не хочу выживать, доживать и переживать. Покажи мне мощь твою, яви силу твою, и сотвори справедливость твою: покарай виновную – так, как не могу я, так, как не может ни один человек, – и пусть кара твоя пройдёт рядом с невиновным и минует его. Я верю тебе, я доверяю тебе – свою жизнь, жизнь тех, о ком ты знаешь, и я верю, что ты распорядишься по справедливости, и за меня будет воздано по заслугам. Проведи свою черту, разруби то, что положено разрубить, убей то, чему положено умереть, сделай так, чтобы я это увидела – не через долгое время, когда мне уже будет не надо, а сейчас. Я доверяю тебе, я верю тебе, веди меня и не дай мне ударить несправедливо, дай мне поступить правильно. И пусть то, что я хочу сделать, совпадёт с тем, что должно и правильно. Подтверди мне правильность моего выбора, правильность моего понимания того, кто и в чём виновен и невиновен. Подтверди мне правильность моей дороги, и я пойду по ней, выполняя волю твою, ибо только так и с таким сердцем я смогу её исполнить. Помоги мне, направь меня, укажи мне путь. Да, я знаю, ты не волшебник, выполняющий желания, ты делаешь порой совсем наоборот, и это приходится как-то переживать – ценою куска жизни, ценою седых волос, ценою бессонных ночей и пустоты в сердце. Да, я сомневаюсь, что это стоило делать. Да, я бы лучше обошлась без этого, и ты это знаешь. Я просила тебя и тогда, я прошу тебя и сейчас – о справедливости и о поддержке меня. Пусть то, чего я хочу, окажется тем, чего хочешь ты. Дай мне знать, что я услышана.

Молчание. Долгое, мучительное, падающее в тишину и черноту. Грайне показалось – она услышала чужие мысли: Боргес понял, что она невольно перешла от прошлого к мучительному настоящему... и не хочет, чтобы она пожалела о том, что раскрылась. Но было поздно: она ждала ответа как приговора.

– Ты так боишься.... Не надо. Разве ты не знаешь? Жизнь – это разовое мероприятие, она летит над бездной времени и никогда не возвращается к тому, что уже ушло. Ты боишься повтора? Не будет его. То, что прошло, сделало тебя сильнее.

– Неужели?

– Не насмехайся. Ты знаешь, что это так, тебя не устраивает заплаченная за это цена, – ну так что ж... ты ничего не вернёшь и не сможешь поторговаться. И за тобой – время. Точнее, не за тобой. Оно – с тобой. Оно летит. Оно несёт тебя на своих прозрачных чёрных крыльях. Оно не даст тебе упасть. Время сильнее прошлого. Оно никогда и никого не лечит, оно жестоко, оно ставит тебе новые и новые барьеры, и ты встречаешься с ними, смотришь и понимаешь: о, да, я это умею, я могу, я сделаю, вот так уже было, и больше так не повторится, потому что я знаю, как это преодолеть. Не бойся. Просто – не бойся.

Молчание. Долгое, медленно поднимающее – от заката к рассвету, к неизбежному грядущему дню. Трудно поверить, страшно трудно, но...

– Да. Спасибо. Это ответ. Я услышала. Спасибо.

***

На разговор к военным она шла без мыслей и без эмоций, – всё как будто перегорело, словно исполнение пришло тогда, когда было уже не нужно. За спиной были метания и ночи при третьей луне, прокрученные в голове сотни раз разговоры, – и теперь всё надо было отринуть, потому что не сказанное теперь предстояло произнести вслух, чтобы услышать реальный ответ. Скорее всего, ответ "нет". Так подсказывала логика и жестокий разум.

Двери открывались одна за другой, – бесконечные двери, шаги к каждой из которых съедали время, остававшееся между нею и грядущим. Двери. Лифты. Люди в форме, провожающие по коридорам. Её хватило на то, чтобы признать: да, дело не только в том, чтобы держать пришедшего под контролем, здесь действительно можно заблудиться.

Она шла вперёд, и сил разговаривать с сопровождающим не осталось. Боргес сказал: будь убедительна. Сейчас она больше всего сомневалась в своих способностях не то что быть убедительной, а и вообще излагать то, что знает.

Генерал был немолодым, абсолютно седым и неуловимо похожим на Боргеса. От этого сначала на секунду стало легче, – душа потянулась к нему, – но потом Грайне одёрнула себя: он ещё ничего не сказал, он только наконец разрешил прийти. За одно это говорить "спасибо"... как-то рановато.

Генерал понимающе улыбнулся. Грайне недоумённо насторожилась: даже так? Сразу?

– Рассказывайте, – генерал широким жестом предложил ей сесть. – Говорите всё, что думаете.

– А то, что я видела и знаю, вас не интересует?

– Скажем так. Со многими известными вам фактами мы знакомы в гораздо большем объёме. Ваш друг...

Грайне нахмурилась. Боргес? Они знакомы?

– Ваш друг много говорил о вас. Поэтому, повторюсь, мне хочется услышать всё, что вы думаете.

Грайне посмотрела в сторону. В кабинете не было окон, здесь всё было одето в лёгкий светло-серый цвет, но ощущения запертости не возникало, – напротив, казалось, что над головой небо.

Она решилась.

Она говорила о долге и человечности, о свободе выбора и обязанности отвечать за чужую жизнь. О пользе и использовании, и том, что, по сути, все друг друга используют, только с разной степенью добровольности... и о том, что она готова и дальше служить своей родине, но с открытыми глазами, готова идти на риск, – но полностью осознавая его и имея возможность что-то изменить. Мало ли что, вдруг она в каких-то вещах разбирается лучше, чем её начальство, такое уже бывало. Она не заметила, как с солеранне и Хана переехала на себя, говорить было легко, и этим серым глазам она была готова рассказывать как на духу.

Генерал слушал, не перебивая. Единственный раз он уточнил, – в чём заключалось преступление Рене, и почему её нельзя было предоставить обычному правосудию. Кивнул. Согласился, что цена за свободу души Боргеса была высока, но дело того стоило. При словах об Остроухом не удержался от улыбки, – похоже, этот любитель дотошных отчётов в вышестоящих инстанциях пользовался славой поставщика бесконечных развлечений. Грайне вдруг ощутила, как всё это далеко, – "Разведчик", Остроухий, смерть Рене. В кабинете почему-то реяла тень Боргеса, – как будто одно упоминание о нём сделало генерала союзником, и они теперь говорили на одном языке. Она откуда-то точно знала, что выйдет из кабинета свободной и спокойной, и до этого выхода оставалось только добраться. Дожить. Переступить грань незнания, – незнания того, что скажет генерал... что он сделает. И будет – легко.

И дальше будет солнечно.

Генерал открыл экран и вывел на него изображение. Грайне невольно вздрогнула: криокамеры были нового образца, но слишком напоминали те, известные с давних времён, в которых отправляли разведчиков планет.

– Мы провели расследование, – негромко говорил генерал, и камера одно за другим показывала лица спящих. – Оно шло долго, простите нас... и да простят они нас, когда проснутся.

– Что?

– Да, вы не ослышались. Когда проснутся. Вам придётся иметь дело с ними.

– Мне?

– Да. Боргес был прав. Он во всём был прав, ваш Боргес.

Грайне постаралась не останавливаться на этом "ваш".

– В чём именно?

– Мир на пороге новой войны. Мир на пороге больших открытий и перемен, и в этих переменах нам нужны союзники, – если вы сумеете сделать их союзниками.

Грайне показалось, что она ослышалась.

– Почему – я?

– Потому что это Хан. Он – жестокость и верность. Он никогда не предаст того, кто спас его людей. Он никогда не предаст вас, Грайне. Да, – вы сможете направлять его только до определённой черты, которую он обозначит. До того момента, пока он не решит, что эта верность противоречит его интересам. Но и в этом случае он не позволит себе причинить вам страдания. Он вас просто убьёт. Милосердно и безболезненно. На это вы можете рассчитывать.

– Спасибо, – растерянно проговорила Грайне.

– Не мне. Идите к ним, – он кивнул на экран. – Сейчас их будут будить. Вы должны быть рядом. Вы должны быть первым человеком, которого увидит – и узнает – Хан.

– Узнает? Точно?

– У него великолепная память. Вы расскажете ему всё, что видели и сделали. Мы подтвердим. Не сразу, – тогда, когда они в состоянии будут общаться не только с вами.

– Но что же я им расскажу?

– Ваши сказки про мутантов, – улыбнулся генерал. – Вы же учёный... вы понимаете, что это не просто сказки.

– Их потомки?

– Да. Идите. Там ждут только вас. Вас ждут.