Текст книги "Жасминовый ветер"

Автор книги: Екатерина Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 4

Мариус

Мы танцевали с Эмилией целый час и ее смех, звучавший как серебряные колокольчики, воскресил в моей душе давно забытое ощущение безмятежного счастья. Забыв обо всем на свете, я чувствовал себя счастливым влюбленным человеком. В этот момент для меня ничего не существовало, кроме нас с Эмилией и музыки.

– Мне очень любопытно, а почему бал именно вампирам посвящен? – спросил я девушку, продолжая с ней танцевать.

– Ну-у-у, тема была выбрана путем голосования, – ответила она с улыбкой. – Как-то всем захотелось стать вампирами на один вечер. В прошлом году темой вечеринки был «Хогвартс». Танцпол тогда заполонили ведьмы и маги.

– Ты прелестно танцуешь Эмилия, – шепнул я ей на ушко и улыбнулся, заглядывая ей в глаза. Она заметно смутилась. Несмотря на темноту, было заметно, как смущение окрасило румянцем ее щеки.

– Спасибо, хоть я раньше не замечала за собой особого таланта в танцах. Да и ты вел все время, а мне оставалось лишь следовать за тобой, – сказав это, Эмилия посмотрела на меня и опустила глаза.

– Не стоит умалять своих талантов.

В ответ она обворожительно улыбнулась.

Мы решили покинуть Бал за час до конца. Моя спутница назвала это «правилом Золушки». Эмилию начало смущать повышенное внимание к нам, и она не ошиблась. В мыслях окружающих наша пара появлялась постоянно. Некоторые без всякого стеснения разглядывали нас и обсуждали друг с другом, но мне было все равно, что думают окружающие. Я хотел уговорить Эми остаться на Балу до конца, но потом передумал, когда представил, как сейчас буду провожать ее по тихим улочкам городка, освещенными лунным светом.

Когда мы вышли на улицу, стало ощутимо прохладней. Эмилия, едва оказавшись на свежем воздухе, поежилась. Сняв свой камзол, я накинул его на хрупкие плечи девушки. Она со смущенной улыбкой поблагодарила меня, и, взявшись за руки, мы направились к ее дому, болтая о разных мелочах, как старые друзья, знающие друг друга много лет.

Когда мы остановились недалеко от ее дома, я обнял Эми, прижавшись щекой к ее макушке. Меня окутало облаком ее соблазнительного цветочного аромата. Возникло непреодолимое желание ее поцеловать. Не став с ним бороться, я наклонился к ней и лишь слегка прикоснулся к ее губам. Она не отвернулась и не попыталась воспротивиться, и тогда я начал целовать ее уже уверенней. Ее губы были теплыми, мягкими и податливыми. Дрожащими руками она обняла меня за плечи, побудив притянуть ее к себе еще ближе. В этот сладостный миг мне казалось, будто мое сердце сошло с ума, выпрыгивая из груди. Волны дикой эйфории накрывали меня с головой, словно вспыхнули тысячи солнц, и их яркий свет достиг самых темных уголков моего сердца, осветив их. Счет времени для меня был потерян. Может быть, прошла минута, а может и целая вечность…

Не было сил молчать о том, что я чувствовал к ней. Это сильнее меня.

– Я люблю тебя Эмилия, – мой голос был хриплым от волнения, – с того самого дня, а точнее вечера, как мы с тобой совершенно случайно встретились на этой улице. С тех пор я все время думал о тебе.

Она улыбнулась и провела рукой по моей щеке.

– Я тоже люблю тебя. Хотя почти тебя не знаю. Но порой мне кажется, что мы с тобой всю жизнь знакомы. Может быть, я не права, и тебя стоит обходить десятой дорогой, но я не хочу.

Радость от осознания нашей взаимности переполняла меня, и я закружил ее, подхватив за талию. Ее смех нарушил ночную тишину и растворился в свете луны.

– Мариус мне нужно идти. Как бы не было проблем с мачехой. Она все еще остается, как ты ее назвал – адовой бабищей, – сказала Эмилия и с сожалением посмотрела на меня. – Когда же мы теперь увидимся?

– Завтра мне нужно будет уехать на пару дней по делам в Рим, но как только вернусь, то мы обязательно встретимся, обещаю тебе, – я поцеловал ее в висок и уткнулся носом в макушку, с упоением вдыхая пьянящий запах волос.

Мне так не хотелось ее отпускать!

– Мариус, я пойду, – и Эмилия, с грустью вздохнув, разомкнула объятия, – не провожай меня до самого двора, иначе нас может увидеть Анна, а я не хочу этого. Не хочу, чтобы она донимала меня расспросами.

– Хорошо, но разреши хоть взглядом тебя проводить до калитки. Только тогда мое сердце будет спокойно.

– Ну что ж, до скорой встречи, – сказала Эми полушепотом.

Я запечатлел на ее губах недолгий поцелуй, в который постарался вложить всю нежность, которую испытывал к ней и пожелал ей спокойной ночи.

Наблюдая, как Эмилия удаляется в сторону своего двора, я вспоминал все произошедшее за эти несколько часов, и мне казалось, что за один этот вечер в моей жизни произошло больше важных событий, чем за сто лет.

Подойдя к калитке и открыв ее, Эмилия обернулась, глядя на меня по-детски наивным взглядом, в котором сквозила едва уловимая грусть. В тот миг у меня кольнуло сердце и где-то в глубине души зародилось тягостное ощущение тревоги. «Глупости, – подумалось мне. – Меня не будет всего пару дней, скоро мы вновь увидимся. За это время ничего не случится».

Как только Эмилия скрылась во дворе, я не спеша побрел домой. Пройдя половину пути, обернулся вороном и взлетел высоко над землей. Теперь я был по-настоящему окрылен.

Уже после возвращения домой меня вдруг осенила мысль. Мама Эмилии на фотографии просто невероятно похожа на жену одного из моих многочисленных знакомых на Эсфире. Я даже помню ее имя. Ариадна. Встретились они, когда Ардайл находился на Земле по каким-то своим делам, связанным с его бизнесом. В моей памяти не сохранилась их история знакомства, но одно я знал точно – Ардайл с супругой много лет пытались восстановить ее память – Ариадна практически ничего о себе и своей жизни не помнила. А что, если жена Ардайла и мама Эмилии – это одна и та же женщина?

* * *

Эмилия

Стояла тихая безветренная ночь, но меня разбудил какой-то настойчивый звук. Словно кто-то тихонько напевал себе под нос несложный мотивчик. Я даже расслышала слова и узнала эту известную русскую народную колыбельную.

– Так, это я где? – донесся со стороны окна женский голос. – Это ведь сон, не так ли? Я сплю, и все это мне снится.

Этот голос показался мне смутно знакомым. Я слышала его так давно, но с тех пор не забыла. В ослепительно красивой женщине, стоящей и озиравшейся у окна, я без труда узнала свою маму. Она выглядела так, словно время ее не коснулось, и она вернулась ко мне из детства, такая же молодая, как и тогда, шестнадцать лет назад. И самое главное – живая.

– Мамочка! – закричала и бросилась к ней в объятия.

Я крепко ее обнимала, боясь, что она сейчас растворится или куда-то исчезнет. Но этого не произошло, она была реальная, именно такая, какой ее сохранила моя память. Перед глазами все поплыло от выступивших слез.

– Доченька, – прошептала мама и погладила меня по голове, – ты выросла такой красавицей.

– Потому что похожа на тебя, – мне стоило немалых сил не расплакаться в голос. – Я так скучала по тебе все эти годы и верила, что когда-нибудь еще увижу тебя.

Внезапно у меня возник вопрос, который я тут же озвучила:

– Мама, ты ведь живая? Ты не умерла? – спросила, заглядывая в ее глаза, такого же небесно-синего цвета, как и мои.

Мама обняла меня за плечи, прижимая к себе.

– Нет, не умерла солнышко, – горячо шептала она, – но многие годы ничего не могла вспомнить. Кто я, откуда, что со мной случилось. Все, что я знала, это планета, где меня нашли, и как меня зовут. Один очень добрый человек приютил меня и помогал все эти годы вспомнить хоть что-то. И у нас получается! Самое главное, что я вспомнила – у меня есть дочь! Но как мне тебя отыскать? Он не раз погружал меня в гипнотический сон, чтобы во сне мой разум, связанный с твоим, дал нам подсказку, где тебя искать, но мы словно натыкаемся на стену! Доченька, скажи, где ты находишься? На какой планете?

– Земля, – ответила я, приходя в замешательство.

– А подробней, – попросила меня мама. – Это поможет мне скорее найти тебя.

Я стала говорить ей полностью адрес, но вот незадача – слова произносились мной отчетливо, а звук был с помехами. Что за странность?

Мама нахмурилась и покачала головой.

– Ард предупреждал меня, что с первого раза может не выйти. Ничего страшного, девочка моя, я еще буду пытаться пробиться к тебе. Так я хотя бы узнала, в каком мире ты находишься, а это уже ниточка к тебе. Эмилия, слушай меня внимательно, – мама развернула меня к себе за плечи и обхватила прохладными ладонями мое лицо, – мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. Возможно, я проснусь и ничего этого не вспомню, но этот сон, в который меня погружают сродни сверхразуму. Здесь мне известно много больше, чем наяву. И я должна тебя предупредить. Очень скоро твоя жизнь изменится навсегда. И ты никогда не станешь прежней. Все, что ни случится – к лучшему. Тебе будет больно и страшно, но, только пройдя через это, ты обретешь себя.

– Мама, о чем ты говоришь, ты меня пугаешь, – перебила я ее сиплым шепотом.

– Ничего не бойся доченька! – заверила меня мама. И ни в коем случае не снимай это! – она указала на амулет, который мне подарил Мариус.

Последние ее слова звучали эхом, и зрительная картинка вдруг подернулась рябью перед моим взором, а потом начала таять. Мама что-то продолжала говорить, но ее слова доносились, как из плохо настроенного радиоприемника. Изображение стало совсем нечетким и смазалось в какую-то разноцветную мутную палитру. Я больше не чувствовала маминых родных объятий, которых мне так не хватает по сей день.

С криком я проснулась в собственной постели. Резко поднялась и оглядела пустую комнату. Мамино лицо так и стояло у меня перед глазами. Хотя этот сон больше походил на явь, не было сомнений, что все это мне приснилось. Но боюсь, еще один такой сон, и мне будет сложнее видеть и ощущать грань между ним и действительностью.

Очнулась я от своих мыслей, только когда за окном небо стало светлеть. До рассвета оставалось не более часа. Полпятого утра. Меня одолевала сонливость, но лежать в кровати уже не хотелось. После душа стало немного легче, хотя бурный поток, состоящий из обрывков мыслей и миллиона вопросов, не давал мне покоя.

Вернувшись под теплое одеяло, я вновь вспоминала сегодняшний сон. Мне были абсолютно понятны две вещи. Первое – это то, что мама, без сомнений, жива и здорова. Только вот где она? И почему ей так сложно меня отыскать? И второе – в скором времени меня ожидали большие перемены в жизни. Знать бы еще какие, чтобы быть готовой ко всему. Так я и уснула за размышлениями о том, что же меня ждет.

Мне пой сей день было трудно свыкнуться с мыслью, что мама просто исчезла из моей жизни, пропала без следа. Ну как человек может бесследно сгинуть, не оставив ни единой зацепки? Отец быстро смирился с тем, что мамы больше нет. Может быть, он не любил ее по-настоящему? Но я не смирилась. Потому, что характером пошла, наверное, в маму. Отец сам не раз это упоминал. Но потом со временем стал все реже вспоминать ее, а женившись на Анне и вовсе перестал. Имя мамы теперь было в нашем доме под строжайшим запретом из-за ревности мачехи, а чуть позже она, к моему ужасу, уничтожила все мамины фотографии. Отцу она объяснила этот поступок тем, что горячо его любит и жутко ревнует, да и зачем, по ее мнению эти фотографии, ведь уважающий себя мужчина, не станет хранить фото своей бывшей жены.

Мне казалось, что так она хотела поскорее покончить с памятью о маме. Но все-таки пару фотографий уцелели, потому что находились в моем альбоме. Но из опасений, что неугомонная ушлая мачеха и их приберет к рукам, эти снимки были спрятаны мной в конверт и положены в тайник, который постоянно менялся. Вскоре мы переехали на юг, поближе к морю и родителям отца. Теперь все в нашем новом доме решала Анна. Великая и ужасная. Все и за всех.

Проснувшись с гудящей, словно пчелиный улей головой, я снова думала о маме. Что же с тобой случилось? Ход моих мыслей прервал испуганный голос нашей домработницы. Выйдя на цыпочках их комнаты, прислушалась к происходящему в доме. Оказалось, что Анне неожиданно стало плохо, и она упала в обморок. Отец вызвал «скорую», и уехал вместе с мачехой в больницу. Оставалось только гадать, что же могло случиться с ней. За все то время, что она жила с отцом, Анна от силы раза два переболела простудой и могла похвастаться отменным здоровьем. А тут вдруг головокружение, обморок. В глубине души у меня зародилась догадка, что это может быть.

Близилось время обеда, Дарья хлопотала на кухне. Через два с половиной часа отец и мачеха вернулись на такси, и едва им стоило зайти во двор, как раздался веселый смех мачехи. Стало понятно, что мои предположения, оказались верны.

Дарья выбежала к ним навстречу в переднике, позабыв даже оставить в доме черпалок для супа. Со стороны это выглядело несколько комично, и я улыбнулась представшей картине. До меня донесся ее возглас:

– Анна, как вы? Мы так за вас волновались!

Так стоп! Мы? Это она и меня имеет в виду? Еще чего! Мое шестое чувство подсказывало, что мачеха попросту беременна. И в этом не было ничего удивительного, ведь они с отцом живут вместе уже больше двенадцати лет. Услышанные мной слова Анны подтвердили мою догадку.

К обеду чувство голода пересилило нежелание видеть своих домочадцев, так что спуститься в столовую все же пришлось, и, слава Богу, мне дали спокойно поесть, не обращая на меня внимание. Будто меня вообще не существовало. Когда-то очень давно это было обидно, но спустя годы, я поняла, что так даже лучше.

Дождь, не прекращавшийся с полудня, перешел в ливень. Ветер нещадно гонял рваные темно-свинцовые тучи, которые ежеминутно разрезал ослепительный зигзаг молнии. В довершение картины гром грохотал с такой силой, что срабатывала сигнализация на отцовской машине. Лежа на постели с закрытыми глазами, я слушала музыку и вспоминала минувший вечер, который до сих пор казался мне сказкой. Мариус, наши танцы на Балу вампиров, его взгляд, улыбка, жесты, прикосновения, наш первый поцелуй…

Меня никто не беспокоил, как будто все забыли о моем существовании, что для меня было просто замечательно. Не люблю, когда ко мне кто-то стучится, будь то отец или мачеха. Проснулась от странного ощущения, словно мне в глаза чем-то светили или я заснула под ярким солнцем. Оказалось, что это золотисто-оранжевый луч вечернего солнца падал на мое лицо через щель в ставнях.

Стоя у открытого окна и с наслаждением вдыхая вечерний воздух после дождя, подумала о Мариусе. Мысль о нем отозвалась волной тепла и нежности в душе. Интересно, чем он сейчас занимается в Риме? Какие у него дела в столице? Как жаль, что нельзя взять и позвонить ему, услышать его голос. Когда мы прощались, Мариус рассказал, что потерял свой телефон, и как только купит новый, позвонит мне сам. Теперь я находилась в трепетном ожидании его звонка.

Внезапно раздался резкий стук в дверь. В комнату вошла мачеха. И чего ей от меня понадобилось? К счастью, она нечасто баловала меня своим визитом. Меня сразу насторожило ее поведение. Не обращая на меня внимания, она задумчиво и оценивающе разглядывала мою спальню.

– Ты что-то хотела? – спросила у нее как можно более равнодушным тоном.

– Тебе очень нравится твоя спальня?

Ага. Ничего не понятно, но очень интересно. Знать бы, к чему она клонит.

– Ты это о чем? Зачем тебе моя спальня? – недоумевала я.

– Значит, нравится, – вместо ответа промолвила мачеха, – хорошая комната – просторная, светлая, и окна в сад выходят.

Я была окончательно сбита с толку ее словами. Зачем ей понадобилось осматривать мою комнату?

Этот вопрос Анна оставила без ответа, и не дав более никаких объяснений, покинула спальню.

Вот черт! Нехорошее предчувствие сковало мое дыхание ледяными лапами и угнездилось под сердцем. Интуиция подсказывала мне, что этот ее визит добром не кончится.

Зазвонил мобильник, и на дисплее высветился незнакомый номер. В моей голове промелькнула мысль, что это, скорее всего, звонит Мариус, и я скорее схватила телефон, чтобы принять вызов. Без сомнений это был он. Разве можно не узнать его голос? Все плохие предчувствия были безжалостно сметены, и по телу прошли мурашки.

– Привет, Эмилия. Это Мариус. Как идут твои дела?

Его голос, за короткое время ставший таким родным, подарил мне успокоение. Как же мне сейчас не хватало его присутствия! Мы разговаривали не меньше получаса, но все равно меня не покидало ощущение, что мы никогда не наговоримся.

На следующий день с утра мне захотелось выбраться в город – зайти в парикмахерскую и пройтись по магазинам, чтобы хоть как-то развеять временами посещавшее меня чувство тревоги. День стоял солнечный и теплый, в воздухе витал аромат корицы и свежезаваренного кофе. После парикмахерской, где мои волосы укоротили до середины бедра, я с отличным настроением прогулялась по городу.

Не успела я, вернувшись домой, дойти от калитки до двери, как на пороге дома меня встретил отец, нервно мявший сигару в пальцах.

– Эмилия, нам необходимо поговорить с тобой.

Нехорошее предчувствие кольнуло сердце ледяной иглой. Ну что за закон подлости такой, а? Такой хороший день был, и кажется, что сейчас меня ждет совсем нехороший вечер!

Мы прошли в мою комнату и отец сел в кресло. Я оставив пакеты с покупками в шкафу, подошла к окну, и, сложив руки на груди, повернулась к нему лицом в ожидании того, что же он сейчас мне скажет. Мой внутренний голос подсказывал, что ничего хорошего из нашего разговора не выйдет.

Отец заговорил, продолжая вертеть в руках помятую сигару.

– Ты, конечно же, знаешь, что Аня беременна.

– Знаю, – я все еще не понимала, о чем он хочет со мной поговорить. – Каким образом беременность Ани относится к нашей беседе?

– Самым прямым, – ответил отец тоном, не терпящим возражений, – я надеюсь, ты понимаешь, что у малыша должна быть своя комната.

– И-и-и?

– Аня предлагает твою комнату переоборудовать в детскую, а для тебя освободить библиотеку, это и будет твоя спальня. Но начинать надо уже сейчас, ремонт – дело долгое.

Так вот зачем мачеха вчера заходила ко мне!

– А почему необходимо именно меня переселить в другую комнату?

Мне стоило немалых усилий сохранять спокойствие. Моему возмущению не было предела.

– Почему бы вам с Анной не отдать свою комнату вашему будущему ребенку, а самим перебраться в библиотеку, а?

– Эмилия… – попытался вставить реплику отец, но я не хотела его слушать.

За все эти годы для меня стало привычным то, что от мачехи можно ожидать чего угодно, какой угодно пакости. Я свыклась с тем, что отец всегда плясал под ее дудку, чтобы она ни говорила. Он даже искусно делал вид, что не в курсе, когда она меня била. Но это решение переселить меня в другую комнату было уже выше моего терпения.

– Я не буду переселяться никуда из своей комнаты. Свои проблемы со спальней для будущего ребенка решайте с Аней сами, только меня оставьте в покое. В этом доме чертова туча комнат, но нет, вам нужна именно моя! Я привыкла к этим стенам за многие годы, а теперь мне, видите ли, нужно ее любезно освободить. В крайнем случае, дождитесь уже, когда от вас съеду, и делайте тогда все, что вам вздумается. Тем более, ждать осталось недолго.

– Но Аня сказала…

– Хах, Аня сказала, Аня считает, Аня думает. [1]1
  Basta (итал.) – Хватит! /Достаточно!


[Закрыть]Basta! Все время только это и слышу! Мне абсолютно неинтересно, что там думает твоя жена, но я в ближайшие пару-тройку месяцев отсюда точно никуда не съеду. И плевать на нее! Аня самая ужасная мачеха, какая только может быть!

– Не смей так неуважительно отзываться о ней, – повысил голос отец, – если ты не можешь ее любить как мать, то просто обязана уважительно к ней относиться!

Это заявление поразило меня до глубины души, вызвав приступ истерического смеха.

– Уважительно? Серьезно? Ты издеваешься сейчас? Как я могу уважать ту, которая постоянно меня унижает? Причем с самого раннего детства. Сколько раз я ревела из-за нее! А тебе и плевать. Когда она поступала со мной несправедливо, ты как будто не замечал этого, словно так и должно быть! Потом эта бессердечная женщина уничтожила все фотографии с мамой и ее вещи, отобрав у меня единственное напоминание о ней. Зачем это было делать? Неужели у меня нет права на память о родной матери? И теперь твоя женушка без всяких колебаний хочет забрать у меня еще и комнату, прикрыв свои намерения благородной целью. Чего еще она хочет?

Отец, шокированный моим откровением, молчал как рыба, уставившись на меня. Его лицо и взгляд сейчас выражали всю гамму чувств – недоумение, шок, злость, гнев. Встав с кресла, он начал нервно расхаживать взад-вперед по комнате. Он явно хотел возразить мне, но я снова его перебила. Слова, накопившиеся во мне за все эти годы, так и рвались наружу, как рвется на волю вода, нашедшая трещину в плотине.

– Эмилия, ты хоть понимаешь, что говоришь? – изумился отец.

Несмотря на обуревавшие меня эмоции, я отдавала себе отчет в своих словах. Удивительно, но несмотря на то, что говорить мне приходилось о самом тяжелом для меня, мой голос был твердым, а в глазах не было ни слезинки. Наверное, за все эти годы они мною уже выплаканы.

– Я все прекрасно понимаю. Мне всегда приходилось молчать, терпеть, но всякому терпению, каким бы безграничным оно ни было, приходит конец. Вот и моему пришел. Все эти годы во мне теплилась надежда, что когда-нибудь ты защитишь меня перед мачехой. Заступишься за свою дочь, когда она меня била. А била она меня сильно. Но этого не случилось! И за это я никак не могу тебя простить. За все свои синяки и ссадины. За то, что ты молчал все это время. За то, что оставил меня одну наедине с моими детскими страхами и переживаниями.

– Заткнись сейчас же! – крикнул на меня отец с перекосившимся от ярости лицом. Таким я его никогда еще не видела, но меня это не испугало. Но когда он рванул в мою сторону и занес надо мной руку, испугалась не на шутку. Одно дело – получить от мачехи, это дело привычное, но когда на тебя поднимает руку родной отец – совсем другое. Ему не нужно было прилагать много сил, но от его звонкой пощечины я упала на колени. В этот момент мой хрупкий внутренний мир рухнул. В глазах отца не было ни капли сожаления или ужаса от осознания свершившегося. Только безграничные ярость и злоба.

На пороге комнаты появилась мачеха:

– Роберт, ты что, ударил ее? Ты нормальный вообще? Да ты с ума сошел, она же может пойти и заявить на тебя в полицию! Что я буду делать, если тебя арестуют? – воскликнула мачеха.

Не слушая больше эту парочку, я вскочила и стремительно понеслась по лестнице на первый этаж. Когда пробегала мимо обеденного стола к входным дверям, с него с грохотом полетела на пол посуда, словно ее сдуло ветром, как картонную. Это выглядело пугающе странно, но об этом можно будет подумать позже. На пороге не глядя, обулась в первые попавшиеся на глаза балетки и выбежала из дома.

Путаясь в юбках длинного домашнего платья, я бежала прочь от дома, не разбирая дороги. Неважно куда, лишь бы подальше от этих людей, которых ненавидела теперь даже больше, нежели боялась. Подальше от безумных глаз отца, который предал меня. Человек, от которого я всегда безуспешно ждала защиты, сам меня ударил! Слезы бесконечным потоком катились по моим щекам. Встреченные мною люди удивленно оборачивались мне вслед, но я их не замечала и бежала все дальше. Ноги сами вели меня к озеру. Мой путь лежал через небольшую рощу.

Оказавшись на безлюдном берегу, упала в траву, росшую у кромки воды, и дала волю рыданиям. Сумасшедшие эмоции горели во мне страшным огнем, и мне просто необходимо было освободиться от них. Вместе со слезами уходил безумный водоворот мыслей, от которых хотелось кричать, а вместе с этими мыслями уходили и силы на то, чтобы плакать.

Небо над головой постепенно темнело. Оранжевый диск солнца практически весь скрылся за гладью голубого озера. «Мое любимое время» – подумала про себя и скривилась при воспоминании о произошедшем пару часов назад. Да уж, а как хорошо день начинался! В России есть отличная пословица о том, что хорошо начиналось, но плохо закончилось. «Начали за здравие, закончили за упокой» – прекрасная поговорка в тему сегодняшнего дня. Или вообще всей моей жизни.

Наручные часы, оставшиеся от мамы, показывали девять вечера, солнце к этому времени уже полностью ушло за горизонт, осталось лишь слабое золотистое сияние на границе неба с озером, которое так же вскоре исчезнет. И что мне делать дальше? Я выскочила в порыве чувств из дома, совершенно обо всем забыв, не взяла даже мобильник. Боже мой! Ведь Мариус должен был позвонить мне вечером. Его звонок застал меня в парикмахерской, и он предупредил меня, что перезвонит в девять – десять вечера. О, нет!

Телефон остался в моей комнате на прикроватной тумбочке, и если Мариус все же позвонит, то уверена на сто процентов, зная свою мачеху, что она возьмет трубку и одному Богу известно, что она там наговорит. Хотя это только капля в море. Идти мне некуда, а ночь настигала наш городок с неумолимой неизбежностью. Кроме как домой мне некуда идти, но что меня ждет по возвращении? Моя интуиция, которой я всегда доверяла, просто кричала, что ничего хорошего меня не ждет под крышей некогда родного дома. Как это ни печально, но теперь я не могла чувствовать там себя в безопасности. И одна только мысль, что мне пока еще придется жить под боком у мачехи-тирана и папаши-предателя, которого теперь боялась больше, чем Анну, приводила меня в ужас. Надо что-то предпринимать, что-то придумать. Боже, как же мне сейчас не хватает Мариуса! Даже если он далеко и не может тотчас примчаться, один его совет значил бы для меня многое.

Что ж, пора уходить, как бы спокойно здесь ни было. Тронув рукой на прощание гладкое зеркало воды, я смотрела, как оно подернулось рябью от моего прикосновения. От легкого дуновения ветра отражение было нечетким и расплывчатым, но постепенно приобрело мои очертания. Я разглядывала свое лицо в глади воды, как вдруг мое отражение хищно улыбнулось мне, обнажив длинные белые клыки, которые перекрывали пухлую нижнюю губу. В ужасе отпрянув к берегу, прикрыла рот ладонью, приглушив свой собственный испуганный крик. Мозг отчаянно кричал, что нужно бежать, сломя голову, но тело отказывалось повиноваться инстинктам, страх сковал меня по рукам и ногам. Я провела языком по зубам и убедилась, что они не изменились, и нет никаких жутких клыков.

Мне хотелось снова заглянуть в водную гладь озера, чтобы окончательно убедиться в этом, но стало страшно, что мое отражение снова напугает меня, и я остановилась на полпути к кромке воды у берега. Внезапно, мне показалось, что стало очень тихо. Неестественно тихо. И в этой давящей гнетущей тишине мое сбивчивое дыхание казалось невыносимо громким. Еще минуту назад здесь стрекотали сверчки и цикады, а теперь как будто все разом умерло. Мне стало не по себе. Откуда-то прозвучал тихий и протяжный шипящий вздох, от которого по коже поползли мурашки. Над поверхностью воды клубился редкий туман, и мне мерещился тихий шепот, доносившийся, словно из неоткуда.

– Скоро-о-о, совсем скоро. Твоя-а-а-а судьба-а-а нас-с-стигнет тебя.

С трудом преодолев оцепенение, я огляделась по сторонам в поиске источника таинственного шепота.

– Скоро, скоро-о-о-о. О-о-он уже близко. Не бойс-с-ся с-с-спасителя, прими его дар.

Совладав с телом, я, наконец-то, сорвалась с места. Ринулась обратно в рощу, но заметила, что там, меж деревьев клубится все тот же странный молочно-белый туман. В голову пришла мысль – бежать в обход рощи, через небольшой деревянный мосток, там, где деревья росли уже не так густо. Сломя голову, я пересекла этот самый мост, и бежала все дальше от озера, боясь даже оглядываться.

«Беги-и-и, беги навстречу своей судьбе» – шептал мне чей-то неведомый голос.

* * *

Минув окраины рощи с редко растущими деревьями, я оказалась на шоссе, по которому в такой поздний час еще могли ездить машины. Путь домой теперь был намного больше, чем мне казалось изначально. Я шла по краю обочины, моля Бога о том, чтобы изредка проезжающие машины не притормаживали около меня. Не секрет, что одинокая девушка, идущая в поздний час вдоль дороги, может вызвать нездоровый интерес к себе. Меня до сих пор не отпускало чувство всепоглощающего страха и полной безнадежности, руки тряслись то ли от нервов, то ли от внезапно налетевшего прохладного ночного ветра, а недавно высохшие слезы вновь катились по щекам, оставляя влажные дорожки. Внутри меня словно образовалась пустота, которую медленно заполняло отчаяние. Ночную тишину нарушал лишь стрекот сверчков и шум листьев, взволнованных ветром.

Раздался звук приближающегося автомобиля, и вскоре подозрительно знакомая машина выехала мне навстречу из-за поворота, светя в лицо фарами. Со смешанным чувством ужаса и досады я узнала машину отца. Убегать куда-либо было бесполезно, да и никуда мне не убежать в таком состоянии. Вместо этого, я встала как вкопанная и, не веря собственным глазам, смотрела, как машина затормозила, и из нее вышел разъяренный отец. Страх сковал меня по рукам и ногам, нервы скрутились в тугой свинцовый комок, который невыносимо давил на сердце.

Подбежав ко мне, отец больно схватил меня за руку и потащил к машине. Несмотря на то, что сил у него было больше, чем у меня, я все же продолжала яростно брыкаться и выворачиваться из его цепких рук.

– Да успокойся же ты, дура, – прошипел сквозь зубы отец, и, развернув меня лицом к себе, с силой встряхнул. От такой «сногсшибательной» встряски моя голова пошла кругом. А может, это было какое-то подобие обморока. Кажется, мои нервы меня все же подвели. Вялую, как после тяжелой болезни, отец меня с легкостью запихнул в машину на заднее сиденье и резко завел мотор автомобиля. Истерзанное потрясениями этого вечера, сознание провалилось в пустоту.

Когда я очнулась, машина неслась по шоссе на довольно приличной скорости. Верх автомобиля был убран, и ветер трепал нещадно мои волосы. Оглядевшись по сторонам на быстро проносящийся пейзаж, я вдруг поняла, что мы едем не домой, как мне казалось. Присмотревшись, узнала эту дорогу. По этому пути мы ездили в гости к бабушке с дедушкой. Они жили в соседнем городе, расположенном еще ближе к морю. Дорога петляла, как серпантин, и отцу стоило вести машину аккуратнее. Но вслух эту мысль я не озвучила. В голове назойливо звучал один единственный вопрос – куда он меня везет? Головокружение еще не прошло, и слабость пока что давала о себе знать.

Я молча наблюдала за тем, как отец, закурил сигарету и, прибавив еще скорости, равнодушно посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

– Очнулась? – словно невзначай бросил он.

Во мне вспыхнул слабый огонек паники, смешанной с чувством опасности.