Текст книги "Трагические самоубийства"

Автор книги: Екатерина Останина

Глава 2
Смертельная любовь

Обычно самоубийства из-за любви происходят достаточно редко, причем склонны к ним главным образом женщины. Как правило, причиной суицида в этом случае бывает измена, которая воспринимается как конец света. Возможно, для кого-то подобное кажется сущей ерундой, но для тех личностей, у которых целый мир сконцентрирован в одном человеке, это подчас непоправимая трагедия. Бывает и так, что кому-то фатально не везет в любви и на протяжении всей жизни он испытывает целый ряд ударов подобного рода.

Когда происходит череда любовных неудач, человека порой очень трудно утешить. Его не радует статистика, по которой до 70% супругов хоть раз в жизни, но изменяли друг другу; его не успокаивают исторические сведения о том, что в подобном же положении оказывались римские цезари, величайшие короли и властители мира. Если бы человек, задумавший самоубийство на почве любви, вспомнил слова некоего обманутого человека, нашедшего в себе силы жить дальше: «Когда я узнал о неверности госпожи Б., я, несмотря на свое горе, сразу понял, что больше не люблю ее и что чувство мое к ней навсегда исчезло»… Если бы каждый смог почувствовать то же самое в страшный момент, когда боль причиняет самый близкий на свете человек, о самоубийстве можно было бы и не думать. Если бы…

В данной ситуации разумнее всего посмотреть не вглубь себя – там, кроме мрака, обычно ничего не остается, а на окружающий мир. На самом деле этот мир сейчас проявил себя не с лучшей стороны, а ведь когда-то все было совсем не так. Светило солнце, играли дети, и ты был таким счастливым… Значит, изменился не мир, а ты сам и твое отношение к нему. Рецепт в данном случае прост: посочувствовать тем, кому еще хуже, помочь ребенку или хотя бы животному. Весьма полезно в данной ситуации перечитать «Отверженных» Гюго, посмотреть кинофильм Стивена Спилберга «Искусственный разум». Ты не сможешь не заплакать, но уже не от жалости к себе, а от сострадания к миру, к слабому. Прояви сочувствие, и ты поймешь, что ненависть ушла, а вместе с ней – и желание покончить с собой.

Сафо (Сапфо)

Сафо была известной древнегреческой поэтессой, которую Платон даже называл «десятой музой». Сведения о ее жизни скудны и противоречивы. Предположительно, она родилась в 612 году до н. э. на острове Лесбос в аристократической богатой семье. Ее отец Скамандроним рано умер. Семнадцатилетняя Сафо и три ее брата вынуждены были покинуть остров, когда начались массовые выступления против аристократов. Она вернулась на родину только через 15 лет и поселилась в городе Милены.

Сафо

Сафо воспитывалась в школе гетер, где развивались эротическая чувственность и склонности к изящным искусствам. Девочек обучали танцам, пению, игре на музыкальных инструментах, умению вести светскую беседу, стихосложению, в котором Сафо показала наибольшие успехи. Поэзия Древней Греции в основном носила устный характер. Сафо декламировала оды, гимны, элегии, эпитафии, праздничные и застольные песни. «Софическая строфа» вошла в историю.

Поэзия Сафо оказала влияние на многих выдающихся поэтов Древней Греции и Древнего Рима. Сократ, признавая ее влияние, называл Сафо «наставницей в вопросах любви». «Заучивайте наизусть Сафо, – призывал Овидий. – Что может быть страстнее ее!»

Темой большинства стихотворений Сафо является любовный экстаз, откровенное чувство, которое зачастую звучит в эротической тональности.

Остров Лесбос был известен раскрепощенными нравами и доступностью любовных удовольствий. Сафо имела близкие отношения с мужчинами, среди них был поэт Алкей. Большой любви к нему она не испытывала. Выйдя замуж, Сафо родила девочку, которой посвятила много нежнейших стихов. По неизвестным причинам ее близкие прожили недолго. С тех пор Сафо любила только женщин.

Поэтесса основала школу риторики и поэзии «Дом муз». Некоторые ученицы этой школы удостоились ее любви. Некой Аттиде посвящено стихотворение, в котором есть такие строки: «Любовь, разбившая мои члены, снова обуревает меня, сладострастная и лукавая, точно змея, которую нельзя задушить». Аттида увлеклась другой девушкой, Андромедой, и Сафо горестно восклицает: «Мои песни не трогают неба. Молитвы Андромеды услышаны, а ты, Сафо, напрасно молишь могущественную Афродиту». Она пытается осрамить соперницу: «Неужели, Аттида, это она очаровала твое сердце?.. Женщина, дурно одетая, не знающая искусства походки, в одежде с длинными складками?..» Сафо пишет о том, что, пока жива, всегда будет отдаваться любовной страсти.

До нашего времени дошел эпизод из жизни поэтессы в пересказе Апулея. Брат Сафо Харакс торговал вином и, будучи по делам в Египте, влюбился в прекрасную куртизанку по имени Родопа. Он выкупил ее у хозяина и привез домой. Родопа покорила сердце не только Харакса, но и Сафо, которая была очень настойчива, из-за чего между братом и сестрой возник конфликт, и Харакс был вынужден уехать вместе с любовницей. История эта кончилась тем, что Родопа стала наложницей фараона Амазиса и Харакс вернулся на Лесбос.

Легенда гласит, что в смерти Сафо виноват мужчина. Молодой перевозчик Фаон переправил на другой берег под видом старухи Афродиту, которая подарила ему волшебную мазь. Фаон превратился в мужчину, которому не было равных по красоте. Сафо воспылала к нему любовью, но он не ответил взаимностью. Тогда Сафо бросилась с Левкадской скалы.

«Я любила, я многих в отчаяньи призывала на свое одинокое ложе, но боги ниспослали мне высшее толкование моих скорбей… Я говорила языком истинной страсти с теми, кого сын Киприды ранил своими жестокими стрелами… Пусть меня бесчестят за то, что я бросила свое сердце в бездну наслаждений, но, по крайней мере, я узнала божественные тайны жизни! Моя тень, вечно жаждущая идеала, сошла в чертоги Гадеса, мои глаза, ослепленные блестящим светом, видели зарю божественной любви!»

Кронпринц Австро-Венгрии Рудольф и его возлюбленная Мария Вечера

Самоубийство этой пары – одна из самых трагических любовных историй XX века. До сих пор истинные причины гибели двух влюбленных остаются неизвестны. По одной из наиболее распространенных версий, наследник австро-венгерского трона Рудольф и его возлюбленная Мария покончили с собой, поскольку не могли сочетаться законным браком: кронпринц уже был женат. Мария была беременна, в то время как Рудольф никак не мог расторгнуть брак с принцессой Стефанией Бельгийской.

Другая, не менее популярная версия утверждает, что причина смерти – в пресыщенности впечатлениями и безнадежной скуке. Эти болезненные симптомы были своего рода веянием времени и буквально преследовали изнеженных особ из высших слоев общества, что, в свою очередь, вызывало прилив энтузиазма и ликование у революционеров-народовольцев, злорадно подмечавших явные признаки разложения «правящей верхушки».

Среди прочих причин самоубийства видной пары были и такие, которые сильно портили репутацию великого королевского семейства Габсбургов. Так, говорилось о наследственной душевной болезни кронпринца и даже о более неприятном заболевании – сифилисе, которым он заразил свою возлюбленную. Была версия, что Мария – внебрачная дочь императора Франца-Иосифа, т. е. единокровная сестра своего любовника. Хотя никто всерьез не относился к подобного рода слухам, но говорили об этом все, с удовольствием смакуя мельчайшие подробности любовной трагедии.

Случилось же это событие в охотничьем замке Майерлинг. Именно здесь 30 января 1889 года наследник престола Габсбургов кронпринц Рудольф, 31 года от роду, и его 18-летняя возлюбленная Мария Вечера безо всяких на то причин (по крайней мере, очевидных) застрелились. Никто и не догадывался о возможности трагедии, поэтому лишь спустя некоторое время окоченевшие трупы любовников нашли в замке. Мария лежала на кушетке с распущенными волосами и розой в сложенных руках, Рудольф в полусидячей позе находился неподалеку, на полу был револьвер, который выпал из безвольно повисшей руки принца. Рядом с другой рукой стоял бокал с коньяком. Позже экспертиза показала, что никакого яда в коньяке не было. Любовники погибли от двойного выстрела из револьвера: у каждого пуля прошла сквозь один висок и вышла через второй.

Настоящие причины смерти не были выяснены, но в том, что это было самоубийство, почти никто не сомневался. Вероятно, сначала Рудольф убил свою возлюбленную и только после этого поднес револьвер к своему виску.

Рудольф был единственным сыном императора Франца-Иосифа и императрицы Элизабет. Императрица, более известная под милым и более кратким именем Сисси, славилась своей красотой и тем, что первой ввела для женщин гимнастические снаряды, которыми сама пользовалась регулярно. Впо‑ следствии ее нововведение преобразовалось в женский фитнесс. Когда она узнала о трагедии, то была просто потрясена. «Великий Иегова страшен, когда Он приходит разрушительный, как буря», – сказала она тогда. И далее, что удел всех матерей – страдая, рожать детей для того, чтобы те, страдая, обрекали их на еще большие страдания.

Жизнь императрицы тоже оборвалась трагически. Элизабет на 61-м году жизни отправилась в путешествие по Европе, чтобы немного развеяться. Ее горе по поводу смерти сына еще не утихло, Элизабет по-прежнему не снимала траура. Путешествовала она безо всякой охраны, единственной ее спутницей была хофдама графиня Ирма Штараи. В 1898 году почтенные дамы появились в Женеве. Здесь-то и случилось несчастье.

На императрицу напал 25-летний итальянский анархист Луиджи, который долгое время вынашивал коварный план умерщвления «тиранши». До этого, как позже установило следствие, этой отчаянный борец за справедливость пытался расправиться с принцем Анри Орлеанским, наследником французского трона. Но, к величайшему разочарованию Луиджи, принц Анри в назначенный день поехал другим маршрутом. Но более всего анархист мечтал заколоть итальянского короля Умберто, правда, денег на дорогу в Италию у него не было. И в этот момент ему повстречалась австрийская императрица. Страстное желание заколоть какого-нибудь тирана наконец осуществилось. Сама императрица вначале даже не поняла, что случилось, и после молниеносного нападения и удара в грудь вырвалась из рук преступника и попыталась бежать. Но, пройдя метров сто, она упала замертво. Врачи позже объясняли, что рана была очень маленькая, кровь поступала в околосердечную сумку по капельке, пока не заполнила ее целиком, потом остановилось сердце. Элизабет умерла почти без боли.

Итальянский анархист был приговорен к 11 годам тюремного заключения, хотя мечтал героем взойти на эшафот. Не выдержав томительной и однообразной жизни в тюремной камере, лишенный всякого героизма, Луиджи повесился. К печальной истории австро-венгерского королевского дома добавился еще один случай суицида, правда на этот раз лишь косвенно относящийся к родовитому семейству.

О трагедии двух влюбленных в Австрии не забыли и по сей день. В холле ресторана знаменитого венского отеля «Захер» можно увидеть меню обеда, который принц Рудольф заказывал за несколько дней до самоубийства, т. е. в конце января 1889 года. Сегодня это памятник эпохи и одна из главных достопримечательностей отеля.

Меню стоит того, чтобы на него обратить внимание. В длинном списке перечислены устрицы, черепаховый суп, омар a la аrmoricaine, голубая форель под венецианским соусом, жареные перепелки, петух в вине a la francaise, салат, компот, пюре из каштанов, мороженое, фирменный торт отеля «Захер», несколько видов сыра и фрукты. Кроме того, шабли, бордо «Мутон-Ротшильд», шампанское «Рёдерер» и херес «супериор». «Обед, воплощающий совершенство, и одновременно образец, на который должен равняться каждый», – написано в одном из путеводителей по Вене. Принц Рудольф оставался верен положенному ему по праву рождения стилю до конца, как в жизни, так и в смерти.

Любопытно, но в Вене, неподалеку от отеля «Захер», когда-то жил Зигмунд Фрейд. Именно здесь он впервые заявил, что влечение к смерти всегда стоит рядом с инстинктом жизни и продолжения рода. Быть может, подобные мысли и настроения навевает сам город? Недаром многие отмечают, что в Вене «все как-то особенно любят пожить и все как-то особенно влекутся к смерти…».

«А сердце рвется к выстрелу,

а горло бредит бритвою…»

Владимир Маяковский

Владимир Маяковский вошел в историю как поэт поистине блестящий. Он – обладатель несомненно огромного поэтического таланта. Ни один поэт до него не решался настолько смело реформировать природу стихосложения. У многих сложился образ вечного бунтаря и романтика, который воспел революцию 1917 года. По официальной версии, Маяковский сначала чувствовал в вихре революционных перемен объективную необходимость и самоотверженно отдал новой власти все, что имел, а именно свой талант. Однако мало-помалу поэт втянулся в поток насилия, стал шестеренкой огромного и страшного механизма власти. Наконец, он попал в тиски цензуры, он не мог уйти от обступившей его со всех сторон непобедимой бюрократии. Маяковский разочаровался в идеалах революции. Его мучили совесть и запоздалое раскаяние. Совершенно отчаявшись и сожалея обо всем, что ему пришлось сделать и чем поступиться, он кончил жизнь самоубийством. Следовательно, еще один поэтический талант стал жертвой советского тоталитаризма. Так ли это? Это было бы слишком просто, чересчур хрестоматийно, тогда как все обстоит гораздо сложнее.

Владимир Маяковский

Никто не может сказать точно, каким было детство поэта. Во всяком случае бесспорно одно: именно в ту пору он приобрел массу комплексов, которые составили ядро его характера. Вопреки распространенной версии о его нежных отношениях с сестрами и матерью, на самом деле Маяковский общаться с ними не стремился и старался делать это как можно реже, а по свидетельству Лили Брик, даже деньги матери он посылал после долгих и настойчивых напоминаний. Маяковский был необычен, странен, причем не только внутренне, но и внешне. Этой своей необычностью он отталкивал от себя многих. Поэт мог бы стать объектом тщательного изучения для психоаналитика.

Это был человек высокого роста, с крупными чертами лица, как бы созданными для ваятеля. Его нижняя челюсть сильно выдавалась вперед, что производило впечатление непреклонности и жесткости. Его глаза то становились невероятно выразительными и красивыми, то в них появлялось устрашающее выражение.

Всем своим видом Маяковский напоминал переростка из часто снимающихся в последнее время фильмов ужасов. Казалось, подростку 13 лет насильно ввели экспериментальный гормон роста, в результате чего он быстро вырос, но только внешне, а не в эмоциональном и не в душевном плане. И вот он общается на равных со взрослыми, а сам невыносимо страдает от типичных комплексов, присущих подростковому возрасту.

Это критики создали гипертрофированный образ поэта-великана, «горлана-главаря» с его физической и духовной мощью. Тем не менее Маяковский не был ни сильным, ни даже элементарно физически здоровым. С молодых лет он часто болел, потерял практически все зубы; его нос постоянно выглядел распухшим от преследовавшего Маяковского навязчивого гриппа. Поэт постоянно был простужен, часто болел, лечился в Евпатории и Крыму, обладал мнительностью, как и все мужчины, но, может быть, даже и более. Во всяком случае температуру он мерил без конца. Однажды разбил три градусника подряд.

В стихах он был сильным: «С удовольствием справлюсь с двоими, а разозлить – и с тремя». Однако это были только слова, слова… Маяковский всегда рассчитывал исключительно на внешний, театральный эффект. Ведь даже курил он понарошку: никогда не затягивался глубоко и только пускал дым.

Все его детские страхи, все ужасы подросткового возраста перешли вместе с ним в его взрослую жизнь и даже выросли, раздулись до невероятных размеров. Первый из детских комплексов – страстное желание, чтобы пожалели. Никто не жалеет, никому нет дела до его душевной муки, до его непрерывных жалоб:

 
…слов исступленных вонзаю кинжал
в неба распухшего мякоть:
«Солнце!
Отец мой!
Сжалься хоть ты и не мучай!
Это тобою пролитая кровь моя льется дорогою дольней.
Это душа моя
Клочьями порванной тучи
В выжженном небе
На ржавом кресте колокольни!
Время!
Хоть ты, простой богомаз,
Лик намалюй мой
В божницу уродца-века!
Я одинок, как последний глаз
У идущего к слепым человека!».
 

Это ранние стихи Маяковского, в которых заключена обида на весь окружающий мир. Этот мир существует отдельно, ему нет дела до талантливого мальчика-переростка. Его не любят, не понимают, не ценят. Мир не стремится раскрыться ему навстречу. А если это так, то горе этому миру. Он достоин только ненависти, презрения и мести. Слово поэта, человека искусства – и есть поступок, а ранние работы Маяковского дышат неутоленной до исступления жаждой обладания. При этом объект его желания может быть и вполне конкретным («Мария – дай!»), и абстрактным, но также аналогичным женскому образу, не желающему отдаваться и оттого отвратительному:

 
Вся земля поляжет женщиной,
Заерзает мясами, хотя отдаться…
 

Нет, не отдается этот мир! Он не хочет Маяковского ни в принципе, ни конкретно. Первая реакция подростка на такое отношение к нему – разрушить все, уничтожить, оплевать, втоптать в грязь:

 
Теперь —
Клянусь моей языческой силою! —
Дайте
 
 
Любую
Красивую,
Юную, —
Души не растрачу,
Изнасилую
И в сердце насмешку плюну ей!
 

Только у подростка жалоба так стремительно может превратиться в насилие, а обида стать ненавистью. И Маяковский ненавидел, причем все, включая знаки препинания. Он говорил: «…у меня ненависть к точкам. К запятым тоже». В автобиографии он постоянно признается, что ненавидит то одного, то другого. Эта подростковая ненависть металась в нем как слон в посудной лавке. У нее не было выхода, и она давила все вокруг.

Но вот пришла революция, и дала свободу вечной ненависти Маяковского. Энергия огромной концентрации выплеснулась в одну сторону. Что касается идейной стороны вопроса, то поэт был совершенно далек от политики, марксизма и социальных проблем России. Слово «рабочий» ни разу не встречается в его ранних стихах. Однако он говорил с гордостью, что принял революцию сразу и безоговорочно. Перед ним не стояло проблемы – принимать или не принимать. «Моя революция!» Революция же была только поводом к тому, чтобы более свободно писать о насилии и крови:

 
Пусть
Горят над королевством
Бунтов зарева!
Пусть столицы ваши
Будут выжжены дотла!
Пусть из наследников,
Из наследниц варево
Варится в коронах-котлах!
 

Так детская обида поэта к власть имущим и не дающим делается постепенно патологией, и она с предельной силой выражается у переростка, наделенного ярчайшим талантом словесной формулировки. На дне же этой патологии таится крайняя неуверенность в себе. Именно об этом говорят строки: «Пусть земля кричит, в покое обабившись: „Ты зеленые весны идешь насиловать!“», именно об этом свидетельствует его постоянная страсть к цитированию любимого Игоря Северянина: «С тех пор, как все мужчины умерли…»

Об этом хорошо писал Лившиц: «Зачем с такой настойчивостью смаковать перспективу исчезновения всех мужчин на земле?.. Нет ли тут проявления того, что Фрейд назвал… сознанием собственной малозначительности?.. Я высказал свою догадку Володе – и попал прямо в цель». В 30 лет Маяковский объясняет, почему ему не удавалось любить. Причин тут множество: не было денег, сидел в тюрьме, однако и в этих объяснениях чувствуется страх и наивность подростка:

 
У взрослых дела.
В рублях карманы.
Любить?
Пожалуйста!
Рубликов за сто.
А я
Бездомный,
Ручища
В рваный
В карман засунул
И шлялся, глазастый.
 

У взрослых свой отдельный мир. Им можно завидовать: они знают то, что тебе недоступно, они могут то, чего не можешь ты, хотя и изнемогаешь от желания («Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское…»). И как при этом чувствовать себя выше всех окружающих? Только опуская их в грязь, в мерзость. Пусть взрослым людям любовь доступна, однако все это – та же пакость и грязь.

 
Нажрутся,
А после,
В ночной слепоте,
Вывалясь мясами в пухе и вате,
Сползутся друг на друге потеть,
Города содрогая скрипом кроватей.
 

К. Зелинский вспоминает: «Маяковский обладал свойствами многих людей. Кто он? Человек с падающей челюстью, роняющий насмешливые и презрительные слова? Кто он? Самоуверенный босс, безапелляционно отвешивающий суждения, отвечающий иронически, а то и просто грубо?.. Разным бывал Маяковский… Самое сильное впечатление производило его превращение из громкоголосого битюга, оратора-демагога… в ранимейшего и утонченнейшего человека… Таким чаще всего его знали женщины, которых он пугал своим напором».

А что же женщины? Главной женщиной в жизни поэта была Лиля Юрьевна Брик. Ей посвящена поэма «Про это», где в качестве иллюстраций даются изображения Лили в разных видах, в том числе и в пижаме, что по нынешним временам равноценно фотографии на обложке «Плейбоя». Казалось, Маяковский хочет закрепить свои отношения с этой женщиной чем-то более прочным, нежели бесчисленные посвященные ей стихи.

Однако возлюбленная, о которой, по мнению поэта, он имеет полное право говорить во весь голос, несвободна. У нее есть муж, и отношения Маяковского с этой семьей запутанны и двусмысленны.

Николай Асеев свидетельствует: «Он выбрал себе семью, в которую, как кукушка, залетел сам, однако же не вытесняя и не обездоливая ее обитателей. Наоборот, это чужое, казалось бы, гнездо он охранял и устраивал, как свое собственное устраивал бы, будь он семейственником. Гнездом этим была семья Брик, с которыми он сдружился и прожил всю свою творческую биографию». Поистине странные взаимоотношения, которые трудно понять обычному человеку. Поэт говорил, что сильно любит обоих, однако в своей предсмертной записке писал: «Моя семья – Лиля Брик» (а не Лиля и Ося Брики).

Маяковский, думается, нуждался в обоих Бриках, но если Лилю он нежно и страстно любил, то Ося был его покровителем, истиной в последней инстанции. Маяковский даже знаки препинания в стихах не мог расставить без Оси. Первым читателем каждого творения поэта был Брик, которому Маяковский неизменно говорил: «Ося, расставь запятатки» (сам поэт ни одного знака препинания в своих рукописях не ставил). Можно сказать, что без Осипа Брика не существовало бы и того Маяковского, каким его многие знают. Осе принадлежали идеи и замыслы, он ставил знаки препинания, подбирал материалы для поэм, занимался редактурой, следил за сдачей произведения в печать… Может быть, Брик не умел писать, зато Маяковский не умел читать, поэтому поэт не мог существовать без мужа своей возлюбленной Лили, он вовсю пользовался эрудицией Осипа.

Итак, Брики были для Маяковского семьей со всеми соответствующими характеристиками обычной семьи: с любовью, ненавистью, ревностью, ссорами, примирениями, дружбой… Вероника Полонская вспоминала: «Я никак не могла понять семейной ситуации Бриков и Маяковского. Они жили вместе такой дружной семьей, и мне было неясно, кто же из них является мужем Лили Брик. Вначале, бывая у Бриков, я из-за этого чувствовала себя очень неловко». А вот запись из дневника Лили Юрьевны: «Физически О. М. не был моим мужем с 1916 г., а В. В. – с 1925 г.».

В 1923 году произошла серьезная семейная ссора в этом тройственном союзе, о которой Лиля Брик писала следующее: «Личные мотивы, без деталей, коротко, были такие: жилось хорошо, привыкли друг к другу, к тому, что обуты, одеты, живем в тепле, едим вкусно и вовремя, пьем много чая с вареньем. Установился „старенький, старенький бытик“. Вдруг мы испугались этого и решили насильственно разбить „позорное благоразумие“. Маяковский приговорил себя к 2 месяцам одиночного заключения… В эти два месяца он решил проверить себя». Володю отправили жить на Лубянку и, кажется, зажили еще веселее без его вечно угрюмого вида и надоевших всем выходок с угрозами самоубийства. Вместо чая с вареньем стали пить шампанское и активно принимать гостей.

В дни своей «ссылки» Маяковский входил в подъезд Бриков, однако не заходил в квартиру, а, по свидетельству Риты Райт, стоял на лестнице и слушал, сгорая от ревности, а потом писал стихи:

 
А вороны гости?!
Дверье крыло
Раз по сто по бокам коридора исхлопано.
Горлань горланья,
Оранья орло
Ко мне доплеталось пьяное допьяна.
 

Он вернулся в их семью ровно через два месяца, день в день. Не мог не вернуться.

У него ничего не получалось. Он хотел всеобщей любви, а не нравился даже женщинам, хотя на этом поприще куда менее приметные его друзья явно преуспевали. Ведь любят же других миллионы, причем сразу, с первого взгляда, наповал! Так нет же. Женщины с ним скучали и отдаваться не спешили.

Ни одна женщина в жизни Маяковского не принадлежала ему совершенно: ни Лиля Брик, ни Татьяна Яковлева, ни Вероника Полонская. Сознание поэта просто раскалывалось от одной мысли об этом.

В 1924 году Маяковский дерзнул на попытку побега от Лили. Он объявил: «Любви пришел каюк». Для Лили это был удар. До сих пор она была первой, единственной женщиной. Ей были абсолютно безразличны Володины любовные похождения, однако, по мнению Лили, никому, кроме нее, он не имел права посвящать свои стихи. А он публично прочитал стихи, посвященные Татьяне Яковлевой, и это было воспринято как серьезная измена. Эту женщину он, несомненно, потерял…

А тут еще в 30 лет Маяковского стала преследовать не‑ отвязная мысль о надвигающейся старости. Он безумно боялся старения и смерти, и это тоже походило на патологию. Он непрерывно заботился о собственном здоровье, он был брезглив до безумия – боялся заразиться. Он проповедовал в своих стихах атеизм, но это не приносило ему успокоения. Дело в том, что и верующий человек, и атеист одинаково спокойны в своем отношении к смерти. Верующий знает, что жизнь – это только миг, временное страдание, за которым последует переход в иную, лучшую жизнь. Атеист же воспринимает жизнь как высокую трагедию. Путем выстраданных заключений он пришел к выводу, что Бога не существует, и считал, что раз уж он принимает участие в этом высоком жанре – трагедии, то за эстетику придет время и расплатиться. Каждый боится смерти, но способен воспринять ее спокойно и без протеста.

Другое дело – воинствующий атеист, такой, как Маяков‑ ский. Он теряет почву под ногами, в нем нет спокойствия, а потому нет и достоинства. Такому человеку остается только беспорядочно метаться, бесполезно грозить и при всем этом выглядеть суетливым и мелким. Небу нет до него никакого дела, и пусть он кричит:

 
Эй вы!
Небо!
Снимите шляпу!
Я иду!
Глухо.
 

Это уже звучит не как атеизм, не как отрицание Бога, а как детская обида на него:

 
Пустите!
Меня не остановите.
Вру я,
Вправе ли,
Но я не могу быть спокойней.
 

«Пустите!» – так кричит подросток, и каждый родитель знает, что на самом деле эти слова значат: «Держите меня! Держите крепче!». Но он уже не маленький, и его никто не держит.

И вот финал – самоубийство, безумное и непонятное уже потому, что на него решился человек, больше всего опасавшийся смерти. Суицид всегда является актом неожиданным, но самоубийство Маяковского буквально застигло врасплох всех, кто знал его. Причин для такого поступка было много: это разрыв с Бриками, весть о замужестве Яковлевой, ужасный провал пьесы «Баня» и сокрушительное поражение на послед‑ ней выставке. В конце концов, грипп… В результате появилась официальная версия о разочаровании поэта, который всеми силами поддерживал существующий строй и вдруг прозрел: увидел, что нет свободы слова, что не соблюдаются права человека и что он сам в какой-то мере виноват в произошедшем, хотя бы потому, что поддерживал эту власть. Оттого поэт и совершил самосуд над собой.

Тем не менее вряд ли данную точку зрения можно считать истинной. Маяковский был искренен в выражении своих чувств, он являлся порождением этой власти. Ему не приходилось ломать себя. Его взгляды нисколько не изменялись под влиянием поездок на Запад. Он открыто заявлял на одном из публичных собраний 1930 года: «То, что мне велят, это правильно. Но я хочу так, чтобы мне велели». Неужели пересмотр жизненных позиций поэта мог совершиться в какие-нибудь два дня? В это поверить невозможно.

Маяковский решает вопрос о поездке с писательской группой в район сплошной коллективизации и вдруг на следующий день пишет предсмертное письмо (сохранена пунктуация автора): «ВСЕМ! В том, что умираю, не вините никого и пожалуйста не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама, сестры и товарищи, простите – это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет. Лиля – люби меня. Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо. Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.

 
Как говорят —
«Инцидент исчерпан»,
любовная лодка
разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете,
И не к чему перечень
Взаимных болей, бед и обид.
 

Счастливо оставаться. Владимир Маяковский. 12. IV. 30 г.

Товарищи вапповцы – не считайте меня малодушным. Сериозно – ничего не поделаешь. Привет. Ермилову скажите, что жаль – снял лозунг, надо бы доругаться. В. М. В столе у меня 2000 руб. – внесите налог. Остальные получите с ГИЗа. В. М.».

Записка страшна своей незначительностью, поскольку, когда человек расстается с жизнью, он должен, он не может не проявить свою внутреннюю суть, а Маяковский продолжает говорить что-то о склоках (доругаться с Ермиловым). Но ведь он сказал: «умираю» и умер на самом деле.

Лавинская пишет: «В том году великий поэт был окружен врагами, которые давили, сжимали в психологические тиски, и самоубийство 14 апреля – это убийство».

Думается, что враги не могли пугать Маяковского. Он привык с кем-то ругаться всю жизнь, вражда являлась способом его существования. Конечно, весной 1930 года количество врагов у Маяковского увеличилось. Он захотел устроить свою персональную выставку, хотя друзья-рефовцы мечтали о коллективной. На открытие не явился никто, за исключением Осипа Брика и Бориса Шкловского. «От меня людей отрывают с мясом», – мрачно обронил Маяковский. Не осталось никого, а бывший друг Кирсанов опубликовал в газете статью с обращением к Маяковскому: «Пемзой грызть, бензином кисть облить, чтобы все его рукопожатия с ладони соскоблить!».

Однако не это было самым страшным. Недоверие власти оказалось гораздо тяжелее. Маяковский был своим, признанным. Конечно, его ругали время от времени, но на это он внимания не обращал. Однако запрет на выезд в Париж, где он рассчитывал увидеться с Татьяной Яковлевой, стал серьезной проблемой. Раньше Маяковский выезжал свободно. Он бывал за границей девять раз и привык заранее планировать свои встречи. И вот первый отказ. Почва начала уходить из-под ног поэта пролетарских масс.