Текст книги "Два шага до рассвета"
Автор книги: Екатерина Неволина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 4
Жизнь, определенно, налаживалась. Я отпила немного мангового сока и даже зажмурилась от удовольствия. Густой сладкий сок чуть холодил горло. Это была не какая‑то бурда из пакетиков – натуральный сок из свежих манго, только сегодня доставленных нам откуда‑то из Африки.
– Вот, обрати внимание на эти страницы, – Жюли положила передо мной глянцевый каталог.
Красивые ухоженные девушки демонстрировали умопомрачительные платья, стоившие наверняка совершенно ненормальных денег. В каталоге даже не было цен, видимо, специально, чтобы не травмировать хрупкую психику потенциального покупателя.
– Я и вправду могу заказать все это? – я подняла взгляд на вампиршу.
Жюли наклонилась надо мной, заглядывая на страницу.
– Все? – она высоко подняла идеально очерченные брови. – Я бы не советовала. Вот этот фасон, – изящный пальчик с безупречным маникюром на миг ткнулся в картинку, – тебе категорически не пойдет. Вспомни, я говорила, что тебе нужно подчеркивать талию и ни в коем случае не увеличивать зрительно плечи – это тебя погубит!.. А вот это кремовое и вон то серебряное бери. Они как раз для тебя.
Я недоверчиво посмотрела на страницу. Скромная подпись Армани подразумевала совсем нескромную цену.
– Полина, не думай о деньгах, – верно угадала мои мысли Жюли. – Забудь. Думай только о себе. Ты – красивая девушка и достойна самой лучшей и дорогой одежды!
Я неуверенно кивнула. Еще немного, и почувствую себя настоящей принцессой. Или это только сон? Или сном была вся моя предыдущая жизнь? Попробуй разбери.
– С твоей фигурой ты можешь позволить себе самые смелые фасоны. Не бойся, фантазируй – у тебя есть для этого все возможности. Вот еще несколько каталогов по ювелирным украшениям. О! Мы же еще сумочки не смотрели! Хорошая сумка – это очень важно. Это… ну, как лицо женщины!
Я невольно улыбнулась и отпила еще глоток сока. Жюли умела говорить так завлекательно!.. Но было нечто, расстраивавшее меня.
– Жюли, зачем мне все это, если я все равно сижу здесь в четырех стенах! – воскликнула я, уронив каталог на колени.
– Бедная девочка! – она обняла меня, прижав к своей холодной груди. – На тебя столько всего обрушилось в последнее время! Понимаю, сидеть здесь с нами не доставляет тебе особого удовольствия…
– Да нет, все, в общем, нормально. Здесь я в безопасности и, кроме того, уже многому научилась… Вот если бы только мне разрешали выходить на улицу… Хотя бы ненадолго…
Жюли присела на ручку моего кресла и задумчиво посмотрела на меня.
– Я знаю, – медленно проговорила она. – Вы, люди, – как птицы. Вам нужен воздух и вы не можете жить в клетке… Знаешь, я поговорю с Отцом. Возможно, мы сможем решить этот вопрос.
– Правда?!
– Правда. Какая же ты еще маленькая! – она потрепала меня по волосам. – В тебе есть нечто такое… настоящее. Пожалуйста, не теряй это никогда. Обещаешь?
И я, конечно же, пообещала.
Вместе с ночью, в мои глаза снова заглянул страх. Он смотрел на меня в окно бледной, будто выцветшей луной, он шептал мне темнотой переулков: «Ты моя! Ты никуда не денешься!»
Я снова шла по улицам хорошо знакомого черно‑белого города. Но на этот раз я знала, куда иду, и была уверена, что в конце пути обязательно найду опору и защиту.
– Ты не сможешь причинить мне зло! – крикнула я темноте.
И она, будто испуганная моим голосом, заклубилась, словно варево в волшебном котле, и вдруг оттуда навстречу мне шагнула женщина.
У нее были длинные рыжие косы, ниспадающие до колен, ее голову обхватывал золотой обруч, а одежды были скреплены многочисленными золотыми фибулами с изображениями грифонов и переплетенных узоров. Из широких узорных рукавов выглядывали тонкие нежные руки, похожие на двух белых голубок.
Руки‑голубки вспорхнули и опустились мне на плечи своей вековой тяжестью, словно вдавливая меня в землю.
– Это хорошо, что ты не боишься, – зазвучал в моей голове голос мелодичный и густой, словно вересковый мед. Я заметила, что плащ на плечах женщины – из тьмы, он и есть сама тьма, тьма мерцает в ее огромных прекрасных глазах, струится по ложбинке на груди, вытекает из рукавов… – Умирать страшно только в первый раз.
Я пытаюсь вырваться из цепких рук – зачем она говорит со мною о смерти?!
– Ты заблудилась, девочка, позволь я отведу тебя домой. Пойдем со мной. Там сладко пахнет яблоками, и звенят на ветру старые деревья. Там нет ни боли, ни страха, ни отчаяния. Там над тобой не посмеется друг и не предаст любимый. Пойдем домой!
Ее голос звучит так сладко и убаюкивающе, что я чувствую, как мои ресницы слипаются. «Артур!» – вспоминаю я и, цепляясь за это имя, как за спасательный круг, пытаюсь выбраться из опутавших меня шелковых пут. Только не закрывать глаза, только не поддаваться!
Сладкий аромат яблок кружит голову, а тихий стеклянный перезвон действует как колыбельная.
Дилли‑дон, дилли‑дон,
Милый дом, чудесный дом…
– Р‑р‑гав!
Я вздрагиваю от резкого звука, словно от пощечины, и сонливость соскакивает с меня.
Рядом с нами стоит большой пес, злобно скаля острозубую пасть. На землю ручьями стекает слюна… Где‑то я уже видела эту собаку…
– Хугин? – спрашиваю я.
– Р‑р‑гав! – повторяет пес – то ли соглашаясь, то ли споря, и вдруг прыгает на все еще удерживающую меня женщину.
Она выпускает мои плечи, чтобы отразить удар, и я, воспользовавшись моментом, кидаюсь в сторону. Как раз вовремя.
Секунда – и они сцепились: хрупкая красивая женщина и огромная кудлатая собака. Но что это – руки‑голубки теперь уже вороны – на них в мгновение появились черные острые когти, а из горла женщины вырвался грозный и пронзительный крик.
Собака тоже изменилась. Она еще более выросла, и теперь я ясно вижу, что у нее не одна голова, а целых три – три громадных пасти, полных острых, как у акулы, зубов. Шерсть на собаке стоит дыбом. Она утробно и жутко воет, пытаясь вцепиться женщине в белую тонкую шею.
Тем временем плащ из тьмы, надетый на женщину, превращается в огромные черные кожистые крылья. Со страшным шумом они хлопают вокруг собаки, и, когда одно крыло касается тела пса, воздух вновь потрясает дикий вопль гнева и боли.
Я смотрю на эту сцену, не веря собственным глазам и не зная, какая из этих, несомненно древних, сил сулит мне спасение. Вероятнее всего, обе несут только смерть. Так не все ли равно, какая из них победит. Женщина или собака. Собака или женщина.
Они уже сплелись в дикий воющий клубок, из которого высовывается то очередная (сколько же их там?!) собачья пасть, то когтистая бледная рука.
– Беги, Полина! Я ее задержу! Ну беги же! – болью вспыхивают в моей голове слова.
Это не тот певучий голос, что разговаривал со мной до сих пор. Неужели пес на моей стороне?
Бежать! Куда угодно – только бы убежать из этого ада!
И я срываюсь с места и бегу, оставляя позади шум и яростные крики нешуточной битвы. Я несусь по пустым улицам, словно по страницам комикса, в котором почему‑то забыли нарисовать людей, и я – единственный персонаж. Один во всей вселенной.
– Я еще вернусь за тобой. Ты уже почти что моя, – шепчет мне медовый голос.
Я снова чувствую на плече прикосновение ее руки – холодной, как лед, горячей, как огонь. Яростная боль врывается в мое тело…
…и я просыпаюсь.
Как странно, плечо до сих пор болит, как будто меня коснулось раскаленное железо. Я, вскочив с кровати, бегу в ванную к зеркалу и, приспустив бретельку ночной рубашки, едва сдерживаю рвущийся из горла крик: на моей бледной коже отчетливо алеет пятно, похожее на след от чьих‑то пальцев.
Я возвращаюсь в комнату. Мой верный Морковкин смотрит на меня настороженно и выжидающе.
– Ты знаешь, что же это происходит?! – спрашиваю я.
Он молчит, в черных глазах‑пуговичках застыло недоверие.
А вдруг я сумасшедшая, и все эти странные сны – плод больного воспаленного воображения? Нет, отпечаток на плече позволяет предположить, что дело не в этом. А тогда в чем? Кто‑то пытается добраться до меня? Кто и зачем? Оказавшись здесь, в этом больше похожем на крепость, чем на дом, особняке, я считала, что нахожусь под защитой. Но кошмары и здесь настигли меня! Я вздрогнула, вспомнив, каким реальным казался мне этот сон. Я могла вспомнить каждую мелочь: холод тротуара под босыми ногами, старые стены черно‑белых домов и, разумеется, их – собаку и женщину. Интересно, и что же им всем от меня надо? Зачем они преследуют меня, словно дикая охота запоздалого путника. [4]4
Скандинавский миф, согласно которому бог Один со своей свитой носится по земле, собирая души людей. Если кто‑либо встретится с ними, то попадет в другую страну, а если заговорит, то погибнет.
[Закрыть]В какую ловушку они меня гонят?
В дверь постучали, и мне не нужно было спрашивать, кто это. Мы теперь и вправду связаны.
Артур, эпизод 9
Полина стояла на пороге комнаты, судорожно сжимая у горла ворот смешного махрового халата так, будто от этого зависела сейчас вся ее жизнь. В необыкновенных фиолетовых глазах метался ужас, а ресницы подрагивали.
Артур обнял ее за плечи и прижал к груди. Какая она все‑таки хрупкая! Как тоненькая веточка. Он хотел бы защитить ее от всего мира. И в том числе (или прежде всего?), конечно, от себя. Нет, сейчас не он для нее главная опасность. Но здесь, в этом доме, нужно быть предельно осторожным. Нужно пройти по краю, вернее, по остро отточенному лезвию.
Нападение на Полину оказалось на руку Отцу и Дому. Они все равно собирались привезти ее сюда, а тут такой благовидный предлог. Однако Артур прекрасно знал, что на этом Отец не остановится. Ему нужна была сила и абсолютная преданность Полины, а значит, ее сделают вампиром. Инициация казалась неизбежной. Отец сам проведет обряд и даст ей часть своей крови, тем самым окончательно подчинив ее себе. Сможет ли Полина сопротивляться? Что будет, если верх возьмет ярость, что живет в ее крови – древней крови демонов? Допустить это никак нельзя. Полина – человек. Она слишком живая и слишком настоящая… Артур слишком любит ее, чтобы позволить кому бы то ни было ломать ее судьбу!
Артур задумчиво перебирал пальцами густые черные волосы Полины, чувствуя их тонкий аромат. Вампиры почти не обладают запахом. Сами по себе они просто не пахнут – так же, как и не потеют. Как чудесно, что она – живая. По‑настоящему живая! И, если понадобится, он сделает все, чтобы спасти ее.
Постепенно девушка успокоилась и затихла, прижавшись к его груди.
– Что случилось, опять плохой сон? – спросил он.
– Сон?… – повторила Полина задумчиво, поднимая голову, чтобы заглянуть ему в глаза. – Артур, а бывает так, что сны переходят в реальность? Кто‑то может влиять на сны?
Что‑то, определенно, случилось. Но говорить с ней об этом сейчас – нельзя. За ними следит недремлющий глазок камеры, спрятанной так хорошо, что не знай он об этом, то и не обнаружил бы его.
– Не бойся, маленькая, тебе просто приснился кошмар.
Она смотрит вопросительно, и его глаза отвечают ей: «подожди, любимая, не сейчас». И она понимает. Она всегда понимает все так хорошо, что иногда это его пугает.
– Хочешь, я посижу с тобой?
– Да…
Она похожа на маленькую растерянную девочку. Как же они могут играть с ней? Как же это мог делать он сам? Как хорошо и удивительно, что она простила его. А ведь зло вошло в ее жизнь именно с появлением Артура. Это он вторгся в ее уютный мир, где были любимые книги и занятия по журналистике, где все подчинялось привычным законам логики и дважды два всегда равнялось четырем. Один математик сказал, что если дважды два пять, то ведьмы существуют. Если прорешать этот простой пример наоборот, выходило, что и математика у них совершенно разная.
Артур и Полина – вампир и человек. Между ними не было ничего общего. Кроме той невидимой связи, что постепенно, но неумолимо соединила их. Теперь расстаться – для них хуже, чем лишиться воздуха. По крайней мере, он может жить без воздуха, а без нее – кажется, уже нет.
Полина скинула халат и забралась под одеяло. На секунду перед ним мелькнуло ее белое плечо, на котором, словно печать, алел след от пальцев. Знать бы, что случилось и чьи это шутки. Но пока приходилось соблюдать осторожность, делать вид, что он ничего не замечает, что все совершенно нормально.
– Не уходи, пока я не засну, – попросила Полина и закрыла глаза.
Тень от длинных густых ресниц на бледной, почти прозрачной коже – это очень красиво. Можно смотреть на нее бесконечно. А еще – на тонкие губы и на бьющуюся на шее жилку. Он почти видел, как бежит по ней кровь. Это завораживало и пьянило, взывая к самым древним инстинктам. Трудно жить, когда внутри тебя – чудовище. Когда ты сам – монстр, удерживающий рвущиеся наружу желания. Только такие, как он, знают, что такое настоящая жажда. Только такие, как он, знают, сколь ценна человеческая жизнь.
Сейчас его зверь сидит за дверью с тяжелым засовом и только тихо царапается когтями, проверяя, а вдруг хозяин позабыл запереть дверь?… Но иногда так трудно удержать его внутри.
Артур все стоял над спящей Полиной, слушая ее сонное дыхание. Вампир и невинная девушка – готовая картинка для фильма ужасов. Но нет, его запоры еще крепки, а чудовище все еще под контролем. Полина может крепко спать, он будет с ней до утра, отгоняя страшные сны и охраняя ее ото всех. Даже от себя.
* * *
Я проснулась с ощущением, что только что, может, всего минуту назад, Артур был здесь, рядом со мной, и комната все еще хранила отпечаток его присутствия.
Потянувшись, я села на кровати и улыбнулась Морковкину. Наверное, время уже приближалось к полудню. Не знаю. Окна в моей комнате не было, а легла я поздно.
Настроение было самым радужным, и я, с наслаждением ступая по мягкому ковру, пошла в ванную и встала под контрастный душ. Вода стекала по лицу, волосам, груди, а я, запрокинув лицо, наслаждалась этим, представляя, что нахожусь где‑нибудь в джунглях под проливным тропическим дождем.
Ночные страхи больше не тревожили меня, я объяснила их усталостью и большим количеством обрушившихся на меня впечатлений.
Я выключила душ и, завернувшись в мохнатое белое полотенце – тоже удивительно мягкое, нежно ласкающее кожу, – встала перед зеркалом.
Кстати, интересно, и что нашел во мне Артур?… Нет, конечно, я всячески не против, но все‑таки… Вот он – действительно красив. А я?
Лицо, конечно, бледное, но не более чем всегда. Однако неплохо бы все‑таки выбраться на воздух, а то еще немного, и я превращусь в дитя подземелья… Фигура… Я позволила полотенцу соскользнуть на пол и принялась пристально изучать свою фигуру. Пожалуй, Жюли права: талия у меня тонкая, и, если правильно подчеркнуть ее, получится красиво. Ноги, слава богу, длинные, не кривые. Уже неплохо. Живот скорее впалый, но это все же лучше, чем если бы он арбузом выкатывался вперед или нависал ужасными складками. Грудь… вернее почти полное ее отсутствие – недостаток. Но что поделать. Надо будет посоветоваться с Жюли. Наверняка она подскажет, как превратить этот недостаток в достоинство. В придуманном ею платье все смотрелось вполне прилично – так, что я даже удивилась. Я чуть повернулась, разглядывая себя сбоку, и замерла: на плече красовалось пятипалое клеймо. Я с недоверием ощупала его – кожа на этом месте немного припухла и казалась сожженной. Как странно! Мне уже почти удалось убедить себя, что сегодняшний сон – всего лишь плод моего разгоряченного воображения, а тут…
Странные со мной происходят вещи. Похоже, что играющая сторона здесь не одна. Интересно, кто та женщина, что явилась во сне из тьмы. Не меньше вопросов вызывала и собака. Моя жизнь теперь почти целиком состояла из вопросов, ответы на которые я, разумеется, не знала.
Выйдя из ванной, я взглянула на часы и поняла, что по установившемуся расписанию пора идти в спортзал. Сначала тренировка и медитация – совсем как на карате, которым я начинала заниматься в клубе неподалеку от дома, потом – тренировка с оружием и стрельба. Артур взялся за меня всерьез. Но я и сама прекрасно осознавала пользу этих занятий: да и как не осознавать, когда все вокруг будто сговорились убить меня – и это в лучшем случае, в худшем – сделать из меня свою марионетку. Роль деревянной куклы, послушно выделывающей замысловатые па, подчиняясь ловким пальцам кукловода, не представлялась привлекательной и перспективной, а поэтому нужно было обязательно научиться давать отпор любому, заявившемуся по мою душу или тело.
Я старалась не щадить себя на тренировках и даже рассердилась на Артура, пытавшегося «пожалеть» меня и дать сегодня программу полегче. В итоге я вернулась в комнату совершенно разбитая, не зная, что у меня болит сильнее: плечо, пресс или коленки. Думаю, наш физрук весьма удивился бы, увидев меня сейчас. В школе я никогда не проявляла подобного рвения. Дело в том, что это была не школа, а то, что творилось вокруг меня, происходило отнюдь не в рамках школьного тренинга. Кстати, прекрасная педагогическая идея: поставь ученика в экстремальную ситуацию и удивляйся, сколь быстро и успешно он начинает учиться, когда от этого зависит не отметка в дневнике, а его собственная жизнь.
Приняв душ и немного отдышавшись, я набрала номер Артура и сказала, что у меня нет больше сил сидеть взаперти без воздуха и нормального света. Он пообещал узнать и вскоре перезвонил. Ура! Их с Жюли совместные усилия увенчались успехом. Мне было разрешено покинуть стены темницы и немного прогуляться, но с одним условием: с нами должна пойти Лиз. Последнее я, разумеется, приняла без всякого удовольствия, но выбор оказался прост: либо выйти на улицу в сопровождении Артура и Лиз, либо сидеть взаперти.
Я надела джинсы, футболку с длинными рукавами и куртку, на ноги – кроссовки и вышла из комнаты. Артур и Лиз уже ждали меня. Я уже говорила, что они – прекрасная пара? Оба совершенно безукоризненны. Хорошо быть вампиром: на все требуется минимальное количество времени, а выглядишь ты при этом отлично.
Был уже вечер, и Артур сказал, что безопаснее всего погулять пару часов по центру.
Мы шли, переговариваясь и смеясь, следующая за нами Лиз была, похоже, не в настроении. Я заметила, что она внимательно следит за мной и Артуром, и даже понимала ее. Отчасти. Ей – прекрасному воину и специалисту по сложным ситуациям – поручили надзор за наглой девчонкой, как тут не обидеться? Я сама обиделась бы на ее месте.
Мы проходили по Новому Арбату, когда меня окликнул хорошо знакомый, хотя почти позабытый в последнее время голос.
Я обернулась. Вика и Димка. Ну надо же, какие пары образуются в последнее время!
– Полина! Что ты здесь делаешь? А мы думали, тебя перевели в какую‑то суперзакрытую школу! – привычно зачастила Вика. – Привет, Артур. Вижу, вы по‑прежнему вместе. А эта девушка, – быстрый взгляд на Лиз, – тоже учится с вами? И как вам школа, нравится? Ну, рассказывайте, что происходит! – и тут же сама обрушила на меня целый водопад новостей.
– Представляешь, Виктор Карпушкин, отец Виолы, объявил своим конкурентам войну, – рассказывала она. – Помнишь, их люди стреляли в Виолу прямо у нашей школы, а теперь вообще похитили ее. Представляешь?! И, что самое странное, до сих пор не выдвинули никаких условий, более того, вообще отрицают, что причастны к ее исчезновению, но отец Виолы, разумеется, им не верит. Так что там такое творится…
– А если они и вправду непричастны, – робко предположила я.
Артур предостерегающе сжал мои пальцы, а Лиз с любопытством рассматривала то Вику с Димкой, то меня, как будто мы являлись забавными персонажами кунсткамеры.
– А кто же еще? – отмахнулась Вика и тут же перешла к школьным новостям. Директриса лично обзванивала всех родителей и беседовала с ними, уговаривая не забирать детей из школы, но несколько человек все равно перевелись в другие школы, так что наше с Артуром исчезновение прошло почти незаметно. Жизнь кипела. В декабре должна состояться большая экзаменационная сессия, задание на которую дадут вузы, с которыми сотрудничает наша школа, а физичка, оказывается, ждет ребенка, и уже ищут, кем ее можно заменить…
Я слушала эти новости так, как будто они пришли ко мне из другого мира и не имели к моей жизни никакого отношения.
– Хорошо выглядишь, – Вика, оценив мои новые джинсы, куртку и туфли, одобрительно кивнула – не сомневаюсь, что она не ошиблась ни в марке, ни в стоимости, – вижу, ты стала совсем другим человеком. А у нас все по‑прежнему, как в стоячем болоте. Правда, Димочка?
Димка молчал, изредка бросая на меня сухие, колючие взгляды.
И я вдруг поняла, как необратимы произошедшие со мной изменения. Что бы ни случилось, я никогда уже не стану прежней. Все мои друзья остались на том берегу, и у нас уже сейчас почти не было общих тем. То, о чем говорила Вика, казалось мне по‑детски наивным и глупым, а рассказывать им о том, что действительно волновало меня, было невозможно. Даже Лиз, смотрящая на нас с ироничным недоумением, – даже она больше понимала мою нынешнюю жизнь. Поэтому, когда Вика замолчала, между нами повисла холодная напряженная тишина.
– Полина, что с тобой случилось? – снова спросила Вика. Изменения были столь очевидны, что даже она почувствовала их.
– Ничего…
Я просто не могла ответить по‑другому.
– Пойдем, ты что, не видишь, что теперь у нее новые друзья, – Димка взял Вику за локоть и потянул в сторону, прочь от меня.
– Полина! – Вика растеряно смотрела на меня.
Еще один преданный преданный друг. Но лучше уж так, чем подвергать опасности ее и Димку. По нынешним временам друзьям лучше держаться от меня как можно дальше.
Я молчала. Уходя, Вика оглянулась несколько раз, как будто ожидала, что я одумаюсь, и все тут же станет как прежде.
Димка не оглянулся ни разу.
– Я вижу, твои друзья остались в прежней жизни, – протянула Лиз, глядя вслед уходящим. – Однако же какой милый мальчик! Заметно, что правильный и серьезный. Такие не прощают предательства.
– Я не предавала Димку!
Лиз недоверчиво приподняла выщипанные в ниточку брови:
– Неужели? А мне показалось, будто он сам думает по‑другому… Значит, Димка. Хочешь, я позабочусь о нем?
– Не смей! Не смей к нему даже приближаться!
Я заметила, что прохожие оглядываются на нас. А еще… Инстинктивно стараются держаться подальше и обходят стороной по максимально возможной дуге.
Лиз усмехнулась. Похоже, разговор доставлял ей удовольствие.
– Ну что же, ты права, – сказала она, щуря зеленые глаза, – такие пай‑мальчики, как Димка, не для меня. Мне больше подходят другие – повзрослее и… более грешные. Не правда ли, Артур?
В этот момент у меня в голове промелькнула мысль, что с Лиз, пожалуй, еще будут проблемы.
– Лиз, пойдем. Не стоит говорить глупости, – Артур смотрел то на нее, то на меня.
В этой ситуации я более всего жалела Артура. Лиз была его учителем, одним из тех, кто помог и поддержал его в самый сложный период, научил всему тому, что он знает и умеет. Наверное, нынешнее поведение Лиз казалось ему столь же неожиданным и нелепым, как шокировало бы меня то, если бы моя любимая учительница Анна Анатольевна, скажем, вдруг начала ругаться матом.
Мы дошли до Тверского бульвара, я села на свободную лавку и посмотрела на Артура. Мне очень хотелось поговорить с ним о сегодняшнем сне, но начинать разговор при Лиз я все не решалась.
Артур заметил мои колебания и на минутку отозвал вампиршу в сторону. Я не слышала, о чем они говорят, но вполне догадывалась. Артур пытался в чем‑то ее убедить, Лиз возражала и, кажется, даже сердилась. Но в конце концов победа осталась за ним. Лиз пожала плечами и отошла еще дальше, демонстративно не глядя в нашу сторону.
– Не знаю, что случилось. Обычно Лиз не такая, – сказал Артур несколько извиняющимся тоном.
– Ничего, – отмахнулась я. Сейчас меня и вправду больше волновало другое. – Помнишь, сегодня ночью ты приходил ко мне, когда я чего‑то испугалась? – и я рассказала ему свой сон.
Артур выслушал меня не перебивая. Он сидел на скамейке – такой холодный, прекрасный и неподвижный, словно совершенная античная статуя. На его лице не проявилось никаких эмоций, однако я, понимая и чувствуя его острее, чем раньше, точно знала, что за этой бесстрастной маской таится истинное и глубокое, как ночь, беспокойство.
– Я не знаю, чем объяснить то, что происходит с тобой, – сказал он, когда я закончила свой рассказ, – возможно, собаки не существует… Нет, я вовсе не считаю тебя сумасшедшей, – поспешно добавил он, заметив мой возмущенный жест, – просто не исключено, что это проявление твоей собственной внутренней силы. Пока, к сожалению, нельзя сказать о твоих способностях что‑нибудь достоверное… Так вот, до сих пор ты, к счастью, справлялась с опасностями сама. К тому же и кошмары, которые тебе снятся, могут являться следствием пробуждающихся способностей. Скорее всего, дело обстоит именно так, и вскоре они исчезнут сами собой. Давай пока не будем посвящать в них кого‑либо еще. Но, пожалуйста, рассказывай мне все, даже если сочтешь это пустяком, недостойной внимания мелочью.
Мне казалось, что нужно бы рассказать все старейшине. Он добрый и мудрый и, конечно, смог бы помочь мне, но Артур возразил, что у Отца и так много дел и забот, поэтому не стоит отвлекать его по пустякам, по крайней мере, пока у нас нет уверенности, что все происходящее – не плод моего воображения, и я согласилась с ним.
Кстати, воображение у меня и вправду расшалилось не на шутку. На секунду мне показалось, что в толпе мелькнуло знакомое лицо с сумасшедшими волчьими глазами и продранный рукав кожаной куртки. Сердце мгновенно подскочило в груди: неужели кошмар не закончился и это действительно Ловчий?! Но нет, сколько я ни всматривалась, его не было видно, да и Артур и Лиз никого не заметили. Я слишком волнуюсь из‑за своих кошмаров, вот, наверное, мне и мерещатся всякие опасности. Шизофрения, паранойя – чувствую, еще немного, и мое душевное здоровье будет в полном беспорядке. Нет, все‑таки не стоит пугать Артура и (что главное) выглядеть в его глазах полнейшей дурой и психически неустойчивой личностью.
Всю обратную дорогу Лиз молчала, а я была так довольна, что поделилась своими страхами с Артуром, что почти не обращала на нее внимания. Мне действительно стало значительно легче. Я верила Артуру.
Правда, вечером, когда я ложилась спать, тревога вернулась ко мне, но напрасно. Ночь выдалась спокойной. Мне снилось что‑то умиротворяющее и абсолютно никаких кошмаров! Как хорошо, что я не рассказала о них никому, кроме Артура. Не хочу показаться истеричкой, а узнай о страшных снах Лиз, она бы, без сомнения, засмеяла меня.
Артур, эпизод 8
Сегодня Артур понял совершенно точно: выхода нет.
Он сидел за столом, отрешенно глядя на пухлую папку. Получить разрешение на доступ к ней оказалось совсем нетрудно – ведь он изучает прошлый опыт, чтобы не допустить прежних ошибок в ходе новой операции.
Хорошо, если Полина никогда не узнает об этом. Ее родителей исследовали так же, как и ее саму, планомерно загоняя в угол, выслеживая и ведя на коротком поводке. Папка была уже закрыта, но скупые строки отчета намертво впечатались в память. Отчеты о слежках, материалы бесчисленных проверок… Братья умели подходить к делу методично.
Там были сведения и о рождении Полины, напротив которых, на полях, кто‑то поставил восклицательный знак и всего три слова: «обратить особое внимание». Артур долго смотрел на эту косую черточку. Вот здесь перо царапнуло бумагу, здесь из‑под него вылетели мельчайшие брызги выцветших теперь чернил… Артур прекрасно знал этот уверенный мелкий почерк. Округлые красивые буквы украшены изящными завитушками… Сейчас уже так не пишут…
Сотни картинок разом возникли у него в голове. Вот Полина улыбается. Немного неуверенно, но очень солнечно… он так давно уже не смотрел на солнце! Вот протягивает ему руку… Вот, разгоряченная тренировкой, оглядывается на него, взмахом головы сбрасывая с лица непослушную прядь волос…
Она не должна стать их игрушкой! Что угодно, только не это!
Он снова был у ее двери, чтобы охранять ее сон. Кажется, Полина поверила его словам. Это хорошо. Возможно, уверенность послужит для нее дополнительной защитой. Он во многом виноват перед ней, поэтому ему и надлежит нести всю тяжесть беспокойства, а еще – быть настороже.
Груз ответственности давил на плечи. Он не смог уберечь собственную мать. Что же делать теперь? Какой выбор окажется правильным?
Артур четко знал только одно: рассказать обо всем Отцу – значит, немедленно обречь Полину либо на инициацию, либо на смерть. И смерть еще будет лучшим выходом. Отец легко распоряжался судьбами людей. Когда‑то он распорядился судьбой самого Артура. В папке, которую Артур нашел сегодня, в числе прочих документов содержалась его собственная фотография. Он попался в ловушку сам и не допустит, чтобы это случилось с Полиной.
Пока оставался хоть малейший шанс, следовало ждать и надеяться. Если бы Артур верил в бога, то, конечно, пошел бы в церковь. Но глупо верить сейчас, когда он уже стал одним из проклятых – одним из вампиров. Значит, оставалось полагаться только на себя. И еще – на то волшебное чувство, что накрепко связало его и тоненькую человеческую девушку. Полина – это все, что осталось у него в этом мире. Отними у него любовь – и он станет банкротом.
