Текст книги "Чернорабочий"

Автор книги: Егор Мичурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава пятая
Марк-сизм

С Йони мы договорились, что семнадцатого числа каждого месяца я буду отдавать ему плату за квартиру. У меня был тридцать один день. Через полторы недели на счет зайдет «корзина», а вот что будет с зарплатой? Как мне будут платить и когда я в первый раз получу свои кровные? Чтобы не ломать голову понапрасну, я перешагнул через сумки, брошенные мной на пол (с отвращением подумав, что мне их еще и разбирать), отчего немедленно споткнулся о низкую кровать, потеряв равновесие, ухватился за дверцу шкафа, которая тут же отвалилась, и, продолжая за нее держаться, рухнул на пол. Зашипев от боли, я кое-как сбросил с себя коварный кусок дерева, бывший какие-то пять секунд назад благообразной частью моей мебели, и влез на кровать. Болели голова, которой я основательно приложился об угол кровати, правое колено, на которое пришлась вся тяжесть моего, слава богу, небольшого тела, и ныло уязвленное самолюбие, которому были явно неприятны мои первые шаги по моей же квартире. Лежа на кровати и держась одной рукой за голову, а другой за коленку, я сбросил обувь (да-да, без рук!) и бездумно уставился в не слишком ровно побеленный потолок. Что-то надо было сделать… Ах да, позвонить насчет работы Марку!

Марк, очевидно, был на самом деле легендарной личностью, раз его слава докатилась до нашей общаги в Беер-Шеве. Он занимался тем, что набирал людей на работу в бары и рестораны в Большом Тель-Авиве, то есть был посредником между заведением и работником: распределял смены, отправлял нужное количество людей в то или иное место. Само место платило деньги за работу ему, а уж Марк – своим людям. Несколько человек из наших уже пару раз работали «от него», несмотря на двухчасовую дорогу до Тель-Авива, и рассказывали, что у Марка множество работников и мест работы, он берет к себе всех, кто бы ни попросился, и с деньгами не напаривает.

Как в Израиле могут напарить с деньгами, знало все общежитие на примере Дениса, долговязого нескладного парня лет двадцати пяти, с оттопыренными ушами и носом-румпелем, что вкупе с бровями домиком придавало ему комичный, но вместе с тем немного грустный вид. Этот самый Денис устроился на работу в какое-то кафе охранником и в течение трех недель ходил счастливый и сияющий, как новенький шекель. Он рассказывал, что кормят его просто на убой, постоянно приносят кофе, а после работы предлагают остаться и попить пива, от чего незадачливый охранник практически никогда не отказывался. Работа была нетяжелая, время шло, и Денис уже написал список покупок на деньги с первой зарплаты, когда деньги зашли к нему на счет. История умалчивает о том, какая реакция была у нашего работника, когда он увидел сумму, но доподлинно известно, что он сразу побежал в кафе к администратору, принимавшему его на работу. То, что произошло потом, шокировало не только Дениса, но и всю общежитскую общественность. Администратор, судя по описанию, толстый еврей с масляной улыбочкой в скрадывающем пузо пиджаке и в интеллигентных очках, спокойно выслушал претензии охранника, после чего отвел его в свой кабинет и, достав какие-то бумаги, продемонстрировал их Денису. Тот узнал листки, которые были подписаны им в тот самый день, в который кафе получило нового охранника. Наш бедолага, знавший на иврите пару ругательств и «шалом», подписал их не читая. Объяснив администратору, что ему нужны эти бумаги или хотя бы их копии, и получив требуемое, Денис побежал к Рите, которая тут же перевела ему содержание одного из документов. Согласно ему, подписавшийся соглашался с тем, что стоимость всего, что предлагает ему кафе (кроме обеда, это было обговорено отдельно), вычитается из его зарплаты с десятипроцентной (!), как для работника, скидкой. Бедняга Денис, выпивший немалое количество чашек кофе и еще большее кружек пива, по обычной политике всех подобных заведений со стоимостью, завышенной раза в два, но зато со скидкой в десять процентов, получил треть причитающейся ему зарплаты. Надо ли говорить, что после этого случая в общежитии было собрание, на котором все новым репатриантам долго и вразумительно объясняли, что наша подпись – эквивалент удостоверения личности, что здесь за нашей подписью охотятся, и чтобы мы ничего не подписывали, если не изучили этого внимательно. Очень внимательно. Кроме этого, нам полагалось требовать перевод всего того, под чем нас просили подписаться. Собрание это прошло на третий день после моего приезда, и, глядя на вытянутое лицо Дениса, я выучил этот урок.

Так вот, судя по отзывам, Марк был куда более честным со своими работниками. Стоимость еды никак не могла отразиться на их зарплате, платилась она вовремя и подсчитывалась аккуратно. Я полез в карман и достал телефон. Помнится, Утки о чем-то предупреждали в связи с Марком, но вот о чем… Зря, конечно, они это сделали прямо во время отвальной, причем совсем не в начале этого действа, а примерно на стадии «ну, за рыбалку!». Так ничего и не вспомнив, я решительно набрал номер Марка. Из динамика неожиданно зазвучала музыка, что-то вроде сентиментальных инструментальных мелодий из сборника Romantic collection #23. Нудновато, конечно, но, по крайней мере, гораздо лучше скучных гудков. После секунд сорока звучания музыка замолчала и женский голос с металлическими нотками начал мне что-то вдалбливать на иврите. Пришлось отключиться. Очевидно, мой потенциальный работодатель находился в астрале, то есть попросту не мог подойти к телефону. Занят? Спит? Вышел куда-нибудь, забыв телефон? Не хочет отвечать? Черт его знает, но если Марк до конца дня так и не ответит, за отсутствием интернета и из-за невозможности читать газеты (проклятая безъязычность!) придется побегать по району, поискать объявления о работе – Утки говорили, что если с моим «кабланом» (так на иврите можно обозвать занимаемую Марком должность) что-то не склеится, такой вариант вполне возможен, хоть и нежелателен.

Вот ведь зараза, мне позарез нужно было дозвониться, давно пора было записываться на ульпан и начинать учебу, а Рита объясняла, что совсем недавно был объявлен набор в группу, которая начнет учиться с ноября, – самое то для меня, если я не хочу терять время! А я не хочу. Марк, не будь он непонятно где, сказал бы мне, когда и как мне полагается начать работать, мы бы с ним распределили время, сделали бы расписание, и я со спокойной душой, зная свои свободные часы, смог бы поехать записаться на учебу. Ребята из общежития нарисовали мне план, объясняя, как проехать до ульпана и обратно. Выходило, что ничего сложного здесь не было: выйти из дома, пройти несколько десятков метров, зайти на Тахану, найти на четвертом этаже место, откуда отходит четвертый автобус (четыре и четыре – легко запомнить!), и доехать на нем до перекрестка улиц Бен Иегуда и Арлозоров (с ударением на втором слоге). Там тоже немного пройти, свернуть на маленькую улочку, что-то на «л», и – вуаля! – я найду белое здание, место моей дальнейшей учебы. Ничего сложного, «главное, сказать водителю, что тебе нужен Бен Иегуда пинат АрлОзоров, и напомни минут через пятнадцать, а то они забывают», напутствовали меня. Записавшись, я должен был тем же манером (четыре и четыре) вернуться домой, заскочив по дороге в магазин, разобрать вещи и… и потом придумал бы, чем заняться. Хотя бы выйти погулять и осмотреть окрестности: как-никак, мне здесь жить. Но весь этот стройный план нарушил Марк, которому вздумалось не подходить к телефону. Вернее, в данном случае достаточно было просто вытащить мобильник из кармана, или где он там его носит? А вместо того, чтобы пообщаться с ним по поводу своего трудоустройства, мне пришлось отслушать гадкую романтическую мелодию и металлическую тетку, которая… Стоп! Если нудная музыка заменяет Марку гудки, значит, тетка призвана символизировать автоответчик, неважно, что я ни бельмеса не понял из ее бормотания. Но если она оттарабанит свою скороговорку, а после нее прозвучит характерный «пи-и-ип!», тот самый «пи-и-ип!», сообщающий всем желающим, что вот сейчас, как только они услышат этот самый «пи-и-ип!», они могут оставить свое голосовое сообщение, «пи-и-ип!», и поехали, так вот, если «пи-и-ип!» прозвучит – ура! Я сообщу Марку о своем желании присоединиться к его рабочей артели, оставлю координаты и спокойно поеду записываться на свой ульпан. Авось мне повезет, и работодатель перезвонит раньше, чем я доеду, тогда мы с ним договоримся на завтра, и все будет отлично!

Проделав всю процедуру с сообщением и довольно улыбнувшись, я перекатился на бок, и, не посмотрев на пол, спустил ноги с кровати. И ведь если бы просто спустил! Сбросил, как резвящийся молодой жеребенок. Мозгов у меня, очевидно, не больше, чем у вышеупомянутого животного, поскольку на полу, занимая все небольшое пространство между стеной и кроватью, лежала дверца, черт бы его побрал, шкафа, коварно растопырив крепления, которые «с мясом» выдернулись из этого дряхлого предмета мебели. «Мясо» представляло собой куски спрессованной в доски древесины (что это, ДСП? ДВП? не имею ни малейшего представления), а из этих кусков весело торчали мои будущие занозы. Несложно догадаться, что именно на крепления с точностью бывалого крановщика, сбрасывающего груз в заданную точку, опустились мои многострадальные ноги. С прискорбием отмечу, что после нескольких секунд, потраченных на осознание масштабов полученных мной ранений, воздух завибрировал от потока не слишком цензурных выражений: в короткой, но бурной и выразительной речи были упомянуты хозяин квартиры, израильские производители мебели (судя по состоянию шкафа, его производители давно отошли в мир иной, так что пришлось обобщить) и бедолага, последним использовавший этого мастодонта по прямому назначению. Изрядно укоротили мою речь и избавили мои подошвы от большого количества заноз носки, которые я снять не успел. Убедившись, что ничего серьезного моему здоровью не угрожает, я переполз на другой край кровати, встав с которого можно было оказаться прямо в душе, конечно, если дверь в оный была предварительно открыта. Ополоснув боевые раны, я с горечью почувствовал, что эйфория, охватившая меня после подписания договора, улетучилась с быстротой, достойной болида, управляемого твердой рукой Михаэля Шумахера – когда он еще был способен управлять болидами. С той же скоростью пришло понимание, что было бы неплохо обработать ступни чем-нибудь дезинфицирующим и оттого болезненным, но кто в двадцать лет думает о том, что в его багаже обязательно должна быть аптечка? Нет, безусловно, такие есть, но я к их числу не принадлежу. Плюхнувшись на кровать и перекатившись в сторону входной двери (начинаю привыкать к такому способу передвижения по квартире!), я дотянулся до одной из сумок и, порывшись в ней, выудил свой одеколон. Кажется, это рекорд: всего полчаса назад, переступив порог своего дома, у меня и мысли не возникало, что через тридцать минут будут болеть мои колено, голова и обе ступни, я сломаю свой единственный шкаф и научусь постыдно перекатываться, вместо того чтобы, с присущим человеку достоинством, ходить.

Побрызгав пряным ароматом на свои царапины и добавив несколько сочных эпитетов к портрету предыдущего обитателя моей квартиры, я обулся и, мстительным пинком затолкав дверцу шкафа под кровать, вышел в общий с еще тремя комнатами-квартирами коридор. Никакого желания знакомиться с соседями у меня не было, хоть я и понимал, что знакомство состоится в любом случае, но, во всяком случае, приближать этот момент не было никакого желания. Повернул два раза ключ в замке, подергал за ручку двери, проверяя, закрыта ли она, направился к выходу. Коридор был ярко освещен, в нише справа стояла общая стиральная машинка, не первой молодости, но, по уверениям маклера, рабочая. И снова лампы дневного света и побеленные стены – фантазии у них тут нет, что ли? С первой же зарплаты куплю себе тканей, постеров и прочей дребедени и развешу все это в своей квартире, только чтобы не видеть отражения мертвого света от казенной побелки.

Что-то часто я стал раздражаться в последнее время, правда, ушибы вкупе с похмельем вполне оправдывали нервозность. Еще и Марк не звонит. И тут я ощутил еще один катализатор моего раздражения: еле слышное монотонное попискивание, которое доносилось до меня уже с полминуты. Машинальный хлопок рукой по карману, и вот Данила Пучков срывается по направлению к своей двери, тыкает, торопясь и, как всегда в такие моменты, не попадая ключом в скважину, наконец, вваливается в квартиру… только для того, чтобы обнаружить забытый телефон безмолвно лежащим на кровати. На экранчике с зеленоватой подсветкой светилось сообщение об одном пропущенном звонке. «Марк работа». Кто бы сомневался! В подобных случаях я придумывал для себя самые убойные прозвища, типа «кретиноидально-амнезиетический олигофрен», но сейчас не было настроения. По-быстрому обозвав себя идиотом, я принялся звонить Марку. На этот раз тягучая мелодия оборвалась быстро.

– Алло! – судя по голосу, со мной говорил бесконечно уставший от всего мирского отшельник, которого потревожили во время созерцания кораллового рифа на берегу острова Родригес.

– Алло, здравствуйте, я вам оставлял сообщение, чтобы вы перезвонили, но не услышал звонка, меня зовут Даниил, и мне сказали, что с вами можно поговорить насчет работы, спасибо! – выпалил я на одном дыхании. Потом кашлянул и добавил: – Мне ваш телефон дали У… то есть Юра, Кирилл и Вова.

Отшельник недоуменно помолчал несколько секунд.

– А-а-а, Утки! Да-да, я тебе только что звонил, – наконец, сказал он голосом добродушного дядюшки Джо (такой дядюшка есть в каждой многочисленной американской семье – да вы и сами таких знаете). – Ну что ж, когда ты хочешь начать?

– Я… э-э-э… ну, завтра, – несколько обескураженный таким собеседованием при приеме на работу, промямлил я.

– Окей, Даня, значит, будешь работать вечерние смены, да?

– Да, у меня утром будет ульпан.

– Иврита нет пока?

– Учу.

– Ничего, выучишь, – он засмеялся, – а не выучишь, все равно без работы не останешься. Особенно если будешь меня держаться. Можешь спросить у Уток, как они меня называли, когда подрабатывали в моих местах.

– Да? И как? – вежливо спросил я.

– Папой они меня звали! – Мне представился уютный лысоватый мужичок, удобно сидящий в кресле, одетый в вязаный жилет, застегнутый на одну пуговицу на брюшке, с большой белой кружкой чая в одной руке и крекером в другой. Хотя нет, крекеры должны лежать в тарелке на столе, а другой рукой «папа» держит телефон. Я промычал что-то одобрительное и подхихикнул. Не то чтобы было смешно, но порадовать своего работодателя не помешает. – Ты откуда?

Я назвал свой город.

– Пару раз бывал проездом. Я сам из Кишинева, но здесь уже очень давно. Тебе сколько лет?

– Двадцать.

– Ладно, значит, давай адрес, я заеду за тобой завтра в пять вечера, заброшу тебя на работу, это в Герцлии, заведение называется «Макс Бреннер», а потом уже будешь ездить сам. Возьми с собой паспорт и номер счета в банке, чтобы я тебя оформил. Насчет оплаты ты должен быть в курсе, почасовая, будешь получать пока минимум, но с возможностью продвижения в будущем, уловил? Поработаешь немного, там посмотрим. Смена начинается в шесть вечера, что еще? Так, вроде все.

– А что я там буду делать?

– Тебе разве Утки не сказали? У меня работа в основном на посуде.

– Где?

– Ну, на мойке посуды. А что, есть проблемы?

– Нет-нет, все отлично, я просто не знал. – Честно говоря, мне было плевать, что делать. «Минимум» – это 18 шекелей в час, вернее, если быть точным, 17.90, в общем, нормально. Единственное, что надо бы выяснить, сколько длятся марковские смены. Но спросил я почему-то о другом. – Там кормят?

– Конечно, – удивился Марк, – а как же! Что-нибудь еще?

– Ну, э-э-э, я еще хотел спросить, всегда ли буду заниматься, то есть работать с вечера, потому что у меня ульпан и…

– Если ульпан с утра, буду давать тебе ночные смены, нет проблем, будем на связи и будем договариваться по поводу работы каждую неделю, не переживай.

– Да я не переживаю!

– Вот и хорошо, откуда тебя завтра забрать?

– Я живу напротив Таханы Мерказит.

– В Тель-Авиве, что ли?

– Ага.

– Так-так… Стой тогда на углу Левински, где вход на Тахану, я заберу тебя оттуда в пять. У меня белый «Пежо», «сапожок» такой. Кстати, обувь твоя должна быть закрытая, лучше непромокаемая, сам понимаешь. Ну, и штаны, естественно, никаких шорт.

– Хорошо, я невысокий, светлые волосы, буду в красной майке. Жду вас в пять.

– Давай, Даня. А, еще одно: хочешь выучить новое правило иврита?

– Ну, да, можно, – удивился я.

– В иврите, как и в английском, на «вы» не обращаются, есть только «ты», так что, раз уж мы в Израиле, отучайся выкать. – Марк снова рассмеялся. – Бывай, до завтра!

– До свидания!

– Бай!

И только отправившись записываться на ульпан и уже сев в автобус под номером четыре, тщательно пережевывая купленный в киоске по дороге сэндвич (разрезанный пополам багет с листьями салата, помидорами, огурцами и пастрамой – 5 шекелей!), я вспомнил, о чем предупреждали меня Утки.

Ни в коем случае не соглашаться на работу в «Макс Бреннер Герцлия».

Перекур первый
О Чернорабочем

Прежде чем перейти к продолжению пока лишь начинающейся истории Чернорабочего, нам хотелось бы перекурить. Перекуры у нас долгими никогда не бывают, так что поскорее начнем разговор, а так как в курилках беседы обычно ведутся обо всем понемногу, почему бы нам не поговорить об имени? Ведь коль скоро Чернорабочий становится для нас не просто словом, а именем собственным, с большой, заметьте, буквы «Ч», было бы неплохо разобраться, как появилось такое, прямо скажем, неблагозвучное имя в великом и могучем русском языке (и, благодаря этому, в нашем скромном повествовании).

Выяснилось, что наш Чернорабочий – явление в русском языке относительно новое. А прийти к такому выводу нам помогает аксакал среди словарей – Толковый словарь живого…, в общем, если проще, словарь Даля. В котором искомое слово просто-напросто не было обнаружено. Так же, как и слово «рабочий», одно из главных слов огромной страны на протяжении семидесяти лет. Нам остается довольствоваться отрывками из многословного (на несколько страниц!) определения первой половины искомого имени. Итак, что же Владимир Иванович сообщает нам о «черном»?

«ЧЕРНЫЙ, черного цвета, масти, самый темный, цвета сажи, противопол. белый и вообще цветной. <…> Грязный, нечистый, замаранный. <…> Тягловой, податной, из простонародья, черни. <…>». Пробираясь через многочисленные примеры и однокоренные слова, попутно с удивлением узнаем, что есть, оказывается: «черная головня, болезнь, нападающая на хмель»; «черная крупка, сиб. порох, мак ружейный, в тайной продаже» (кто думал, что черные рынки – явление современное?); «черный брак, маловесные кружки на монетн. дворе, идущие в переливку»… Читать и удивляться можно почти до бесконечности, но вот мы и наткнулись на нужное нам: «черная работа, тяжелая, грубая, самая простая, где нет никакого мастерства». Определение дано. И когда мы находим нужные определения в других, более поздних, однако не менее известных источниках, все они лишь повторяют Даля, правда, уже выделив нашему Чернорабочему отдельное имя и одну-две строки. Ушаков: «ЧЕРНОРАБОЧИЙ. Рабочий без квалификации, исполняющий черную работу», Ожегов: «ЧЕРНОРАБОЧИЙ. Рабочий, используемый на физической работе, не требующей квалификации». Для очистки совести заглядываем в словарь синонимов, где натыкаемся на чуждого и неприятного нам Разнорабочего. Этот последний отглажен и прилизан, он сидит с хамоватой улыбочкой, закинув ногу на ногу, он не имеет никакого отношения к черному, а значит, нижнему во всех иерархиях, и в нем нет никакого намека на грубую и нелицеприятную сущность милого нашему сердцу Чернорабочего. Стыдно сказать, но мы откровенно радуемся, не найдя даже следа Разнорабочего у Даля и Ушакова, и лишь Ожегов подкачал, сообщив, что это «рабочий на разных подсобных работах, не требующих специальной подготовки». Ну и пусть. Нам важно другое…

В. И. Даль сказал точнее всех о сути Чернорабочего. Это он, наш новый знакомый, выглядывает из-за каждой буквы, сопровождает нас в путешествии по страницам этого рассказа и уже совсем скоро поможет нам убедиться в том, что… Простите, телефон звонит…

– Что? Ой, да, не посмотрел на часы… Да-да, уже иду!

Торопливо тушим сигареты, вскакиваем, хлопаем по карманам, проверяя, не забыли ли мы чего в курилке, и быстрыми шагами выходим. Перекур окончен.