Текст книги "Бриллиантовый скандал. Случай графини де ла Мотт"

Автор книги: Ефим Курганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Ефим Курганов
Бриллиантовый скандал. Случай графини де ла Мотт
(Старая уголовная хроника: исторический роман, правдивый, но составленный из целиком вымышленных документов)

От автора. Несколько кратких предупреждений читателям

У истоков французской революции 1789-го года лежит один чрезвычайно громкий уголовный процесс (1785–1786 годы), связанный с дерзким похищением редкостного бриллиантового ожерелья.

Похищение было совершено шайкою, во главе которой стояли графиня Жанна де ла Мотт и граф Алессандро Калиостро, знаменитый авантюрист с оккультной репутацией.

Вина преступников на суде была полностью доказана, но молва, тем не менее, упорно продолжала обвинять в воровстве королеву Марию Антуанетту, а если и не в воровстве, то хотя бы в сообщничестве с шайкой ла Мотт – Калиостро.

Потом эта история аукнулась в революции и прежде всего в процессе по делу самой королевы, который состоялся в 1793 году.

На процессе афера была представлена во всех своих грязных подробностях. При этом обвинение пыталось представить дело таким образом, будто аферу спланировала лично сама королева:

«Общественный обвинитель Фукье-Тенвиль: Мария, вдова Людовика Капета, это правда, что вы впервые повстречались с графинею де ла Мотт в Малом Трианоне?

Королева: Я вообще ее никогда не видела.

Фукье-Тенвиль: Разве она не оказалась вашей жертвой в деле со знаменитым ожерельем?

Королева: Она не могла быть моей жертвой, раз я ее не знала»[1]1
  J. de Saint-Amand. La derniere annee de Marie-Antoinette. Paris, 1882, p. 283–284.


[Закрыть].

Реально Мария Антуанетта вряд ли имела прямое отношение к истории с ожерельем, но история эта во многом способствовала дискредитации общего имиджа королевы.

О некоторых весьма существенных обстоятельствах этого чрезвычайно громкого некогда уголовного дела, явившегося явным предвестием крушения монархии Бурбонов, и пойдет речь в предлагаемом повествовании.

Шайка, провернувшая аферу с ожерельем, была не многочисленна. Она действовала в следующем составе:

Граф Аллесандро Калиостро (подлинное имя – Джузеппе Бальзамо; из семьи итальянских лавочников; уголовное прошлое его пестро и разнообразно), граф Никола де ла Мотт (жандармский офицер из роты бургиньонцев[2]2
  Был ли он графом доказать невозможно: все его бумаги пропали при взятии Бастилии. Ефим Курганов.


[Закрыть]) и его легкомысленная супруга графиня Жанна де ла Мотт де Валуа, а также ее возлюбленный Рето де ла Виллет (он подделывал королевские письма) и модистка Николь Леге по прозвищу «Олива» (она была двойником королевы).

Объектом же аферы явились королева Мария Антуанетта, безнадежно влюбленный в нее кардинал и епископ Страссбургский Луи де Роган и королевские ювелиры Боемер и Боссанж, создавшие уникальное ожерелье из 629-ти бриллиантов.

Я начинаю свое повествование фактически с того, на чем Александр Дюма закончил свой роман «Ожерелье королевы» – с ареста, суда и казни графини де ла Мотт, непосредственной похитительницы бриллиантового ожерелья.

Дюма живо, сочно, точно изложил грандиозную аферу, но фактически опустил самый уголовный процесс, который как раз, с моей точки зрения, и представляет совершенно особый и даже, пожалуй, исключительный исторический интерес.

В общем, я решил сосредоточиться непосредственно на самом уголовном процессе (приговор был зачитан 31-го мая 1786-го года).

В последней части романа Михаила Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» также воспроизведена история с графиней де ла Мотт.

Сделано это было вполне по схеме Дюма – от русской версии легенды (а такая была и есть) Кузмин почему-то уклонился или же не обратил на нее внимания.

Но при этом автор «Чудесной жизни», видимо, бесконечно любя своего героя, вывел его за пределы аферы века, превратив Калиостро в стороннего наблюдателя и скорее морализатора, чем участника.

Между тем, Калиостро был, можно сказать, главарем шайки и основным разработчиком аферы «Collier de la Reine» (ожерелье королевы), хотя, конечно, и графиня де ла Мотт проявляла немалую активность и очень даже хотела во что бы то ни стало заполучить ожерелье.

В «Завоевателе Парижа», первом моем историческом романе (он представляет собой биографическую хронику жизни графа Людовика Александра Ланжерона де Сэсси, генерала и губернатора) я пошел по эффектному, но довольно-таки традиционному и даже изъезженному пути – взял за основу исторические документы и попробовал их расцветить и дополнить.

Но потом мне стало очевидно, что негоже вставлять в художественный текст подлинные документы. Такой путь есть лишь доказательство собственной творческой лени.

Документы писатель должен так же выдумывать, как и все остальное: он должен уметь вообразить документ.

Придя к этому радикальному выводу, я решил свой новый роман – «Бриллиантовый скандал (Старая угололвная хроника. Случай графини де ла Мотт)» – полностью построить на подложных документах – их надо было придумать от начала и до конца, но при этом, по мере возможности, совершенно не нарушая и не изменяя фактической схемы событий.

Иначе говоря, свою главную задачу я вижу отныне в сочинении правдивых по сути своей исторических документов, ни в чем не грешащих против истины.

Юрий Тынянов как-то гениально заметил, что и документы лгут. Вот я и решил открыто сфальсифицировать документы, но выстроить их при этом на реальной исторической основе.

И теперь я предлагаю абсолютно вымышленные, но одновременно внутренне достоверные, как мне кажется, тексты – две связки якобы старых бумаг.

Создание исторических стилизаций, копирование внешних примет старых документов – все это при написании настоящего романа совершенно не входило в мою задачу, даже исключалось, пожалуй.

Надо сказать, что словесная эквилибристика вообще меня мало привлекает; скорее отталкивает.

Ритуально этикетные для восемнадцатого – начала девятнадцатого столетий типы письма сами собой благополучно умерли, и я отнюдь не собирался и ни в коей мере не собираюсь их теперь воскрешать.

При создании данного выпуска «Старой уголовной хроники» меня, прежде всего, занимали вовсе не стилистические изыски, не игры с мертвыми формами, а реконструкция реальных личностей и их совершенно реальных поступков; зачастую безумных, но все-таки реальных.

Кроме того, я пробую хотя бы пунктирно реконструировать некоторые весьма необычные исторические коллизии, которые во многом были предопределены этими личностями, обладавшими повышенной, предельно концентрированной, взрывоопасной дозой авантюрности.

Ефим Курганов.

Париж

20 декабря 2009-го года

Пролог. Из памятных записок Марии Игнатьевны Сударевой, компаньонки княгини Голицыной

Посвящается графине Норе Вальдштейн

В своих памятных записках не могу не отметить некоторых обстоятельств, связанных с довольно продолжительным пребыванием моим в Крыму, в Кореизе – восхитительном имении княгини Голицыной, моей неизменной благодетельницы.

Княгиня Анна Сергеевна Голицына, урожденная Всеволожская, при всей своей исключительной доброте, была, мягко говоря, особою в высшей степени необычной. Однако к сему, кажется, все уже давно привыкли у нас, почти перестав обращать внимание на ее бесцеремонные выходки. А они и в самом деле бывали бесцеремонными и даже порою совершенно невозможными, невообразимыми.

Однако свой рассказ о княгине Анне Сергеевне я начну, ежели позволят любезные читатели, еще с докореизских событий, о коих знаю понаслышке, но вместе с тем, сколько могу судить теперь, довольно точно.

Княгиня с юных лет примкнула к одной христианской секте и совершенно отрицала брачное сожительство между людьми, почитая сие за страшнейший грех.

Вот что, в частности, рассказывают об ее замужестве – история весьма примечательная и по-своему, как мне кажется, весьма пикантная.

Вышла замуж Анна Сергеевна за писаного красавца, князя Ивана Александровича Голицына, бывшего в ту пору адъютантом Великого Князя Константина Павловича (впоследствии он стал камергером Императорского Двора и, между прочим, безотказно исполнял буквально все поручения и просьбы своей строптивой и весьма своенравной супруги).

Во время венчания эта очень странная женщина, говорят, держала в руках портфель, который весь снизу доверху был набит деньгами.

По окончании обряда она вручила портфель своему новоявленному супругу со следующими словами: «Здесь, князь, ровно половина моего приданого. Вы возьмете его себе, а засим – позвольте с вами проститься и пожелать вам всего наилучшего: каждый из нас пойдет своею дорогою. И вы, и я сохраним за собою полную свободу действий».

И князь Голицын немедленно уехал; ясное дело, – с портфелем, который он с не скрываемой благодарностью принял у Анны Сергеевны.

Вот такое вышло занятное венчание! О нем потом еще долго судачили. И в Москве и в Петербурге, да и до провинции слухи докатились о том, как княгиня Голицына прилюдно вручила новоявленному супругу своему портфель, туго набитый ассигнациями. По церкви пронесся ропот публики – такой выходки явно никто не ожидал.

Теперь обращаюсь непосредственно к кореизскому житью, к виденному и слышанному мною собственными глазами и ушами.

А довелось мне узнать в Крыму, надо сказать, немало любопытного и даже необычного, настолько необычного, что до сих пор никак забыть не могу!

Судите сами, любезные читатели.

Честно поведаю все, чему была очевидцем, и что особенно запомнилось мне из крымского житья-бытья.

Прежде всего хочу заметить, что в пору своей жизни в Кореизе одевалась княгиня Голицына исключительно по-мужски, в длинный черный сюртук и черные же суконные панталоны.

А еще Анна Сергеевна никогда не расставалась со своею плетью, коею она собственноручно расправлялась со своими и даже с окрестными татарами. Но помимо последних, пред деспотическою старухою страшно трепетали даже исправники, заседатели и прочие представители местной власти, вообще-то вполне самовластные, но Голицыной явно побаивавшиеся.

Ничтоже сумняшеся, Анна Сергеевна пристреливала и отправляла на свою кухню скотину, принадлежавшую ее соседям.

От многочисленных аборигенов не раз поступали на княгиню жалобы Таврическому губернатору Казначееву, и тот как-то попробовал ее урезонить.

Однако Анна Сергеевна без околичностей заявила губернатору: «Ты – дурак!» И сказано это было, между прочим, при многочисленных свидетелях. Говорят, Казначеев чуть не зарыдал и с той поры боялся даже подступиться к ее сиятельству.

Но при всей этой неизменной воинственности, в гостиной у княгини Голицыной неизменно лежало Евангелие, и каждого приходящего к ней в дом Анна Сергеевна буквально заставляла прочитывать хотя бы главу из Святого писания. Думаю, что ежели бы кто не согласился, – запросто пошла бы в ход плеть, первейшая подруга воинственной княгини. Но до этого не доходило – Анне Сергеевне никто не решался отказывать.

Кстати, великолепный голицынский Кореиз граничит с роскошною Верхнею Ореандою, имением генерала-майора Ивана Осиповича Витта, начальствовавшего тогда над всею тайною полициею Юга России и над южными военными поселениями.

Сей Витт поднаторел во всякого рода интригах и провокациях и был скор на совершение любой мерзости. У меня он вызывал даже не то, чтобы страх, а животный ужас.

По словам Великого князя Константина Павловича (как я слышала об этом от Анны Сергеевны), «Витт есть мошенник и бездельник в полном смысле слова, вполне готовый для виселицы».

При сем Витте безотлучно находилась не менее пятнадцати лет, да потом была выгнана генералом его возлюбленная Каролина Собаньская, дама красоты и хитрости совершенно необыкновенной, даже сверхъестественной и, пожалуй, что и демонической.

Сказывают, свой род Собаньская, урожденная графиня Ржевусская, ведет чуть ли не от польского короля Яна Собесского.

А еще говорят, что она является правнучкой французской королевы Марии Лещинской, супруги Людовика Пятнадцатого и бабки несчастного Людовика Шестнадцатого.

Выходит, Каролина в свойстве не только с польскими, но и с французскими королями. Может, и поэтому она столь неслыханно дерзка и заносчива.

Знаменитый французский писатель Оноре де Бальзак, создатель «Евгении Гранде» и «Отца Горио», был женат на Эвелине, младшей сестре Каролины.

Так вот де Бальзак, как сказывала мне Анна Сергеевна, выразился о Собаньской, своей свояченице, следующим образом и, кажется, довольно точно: «une folle hypocrite, la pire de toutes» (безумная лицемерка, худшая из всех). Cудя по этим выразительным словам, могу сделать заключение, что создатель «Человеческой комедии», кажется, ее побаивался, а также стыдился и, во всяком случае, относился к ней в высшей степени неодобрительно.

Это именно Собаньскую негодяй Витт неоднократно подсылал следить за великими поэтами нашего времени Пушкиным и Мицкевичем. И вот что совершенно поразительно: Пушкин и Мицкевич хотя и знали отличнейшим образом, что она подослана к ним от презираемого и опасного Витта (все же он был начальник тайной полиции Юга и командующий военных поселений!), не могли устоять пред чарами Каролины.

А чары были такие, что и Пушкин и Мицкевич без памяти влюбились в Собаньскую, да так влюбились, что наш Александр Сергеевич посвятил ей свой шедевр «Что в имени тебе моем? Оно умрет как звук печальный…», а Мицкевич посвятил ей свои бессмертные «Крымские сонеты».

И повторяю: Пушкин и Мицкевич прекраснейшим образом были осведомлены, что имеют дело с дамой с весьма запятнанной репутацией, имеют дело с платным полицейским агентом. Они знали, что прелестная Каролина подослана к ним лично генералом Виттом, и все-таки продолжали сходить по ней с ума, искали встреч и жаждали близости.

Факт, конечно, исключительный и, пожалуй, труднообъяснимый, если вообще объяснимый!

В общем, сила страсти, которую способна была внушить Собаньская, была совершенно исключительной и даже небывалой для наших дней – это была истинная Клеопатра.

Сия Каролина (Лолина, как ее называли в здешних краях, впрочем, известна она была и как Лоли) убежала еще в году 1816-м от своего законного супруга, одесского негоцианта Иеронима Собаньского, весьма удачно промышляющего зерном (у него в Одессе свой торговый дом и широко известный хлебный магазин), и затем связала жизнь свою с Виттом, личностью совершенно омерзительной, грязной. Но вместе с тем он был чрезвычайно умен, широко образован и бесстрашен.

Да, Каролина была выдана за Собаньского почти девочкой, и был он ее старше на целых тридцать лет.

Узнав, что Собаньская оставила законного своего мужа (а развод она сумела получить только в 1825-м году, через девять лет после разъезда с Собаньским), наша Анна Сергеевна поначалу пришла в сильнейшее негодование, даже бешенство.

«При первой же встрече с этою негодницей я плюну ей в морду» – заявила княгиня Голицына при большом сборе гостей, стуча хлыстом, с коим никогда не расставалась, по столу. Угроза была серьезная и вполне, кстати, исполнимая.

Но когда на балу у таврического губернатора Анна Сергеевна увидела впервые Собаньскую, урожденную графиню Ржевусскую, то в такой мере была очарована ее необыкновенно привлекательною наружностию и присущим ей подлинно аристократическим, даже королевским блеском, что сама подошла к Каролине, обняла, поцеловала и воскликнула: «Боже, какая же вы душечка!»

С этого дня Каролина зачастила к нам в Кореиз, и это понятно: сумасбродная старуха буквально таяла перед нею.

А когда генерал Витт выгнал свою многолетнюю сожительницу и помощницу (Каролина была одним из самых опытных его агентов), то Анна Сергеевна Голицына приняла в ее судьбе необыкновенно горячее участие.

Перво-наперво, княгиня решила отомстить генералу Витту, и вот каким образом она это сделала. История прелюбопытная!

Анна Сергеевна распорядилась установить крест на одной из скал Верхней Ореанды, да так, чтобы он был виден из окон генеральского дома.

«Поставьте его на горе», – громогласно заявила княгиня, обращаясь к толпе вечно напуганных своих слуг. – «Пусть сей крест служит живым укором проклятому графу, обидевшему нашу Лолину, и напоминает ему, проклятому, о дне Страшного Суда».

Но установлением креста дело тут вовсе не ограничилось.

Княгиня Голицына открыто устраивала у себя в имении свидания Каролины с хорватом Чирковичем, адъютантом Витта, вскорости ставшим ее супругом, дослужившимся, не без содействия неутомимой княгини, до должности бессарабского губернатора.

Действительно, Анна Сергеевна, прибегнув к своим петербургским связям (и в частности, к содействию своего супруга), активно способствовала продвижению сего Чирковича по службе.

Когда же Каролина вынуждена была окончательно расстаться со своим Виттом, то она на какое-то время даже поселилась в Кореизе, под крылышком у княгини Голицыной.

Тут-то Анна Сергеевна и провела с Собаньскою не один долгий час – беседы между ними буквально не умолкали (велись они и наедине, и в присутствии нас, компаньонок).

Особливо Каролина обожала расспрашивать княгиню Голицыну о графине Жанне де Гаше де Круа, которая некогда, когда еще не перебралась в свой маленький домик, примостившийся у Аюдага (Медвежьей горы), жила в Кореизе, под гостеприимным кровом Анны Сергеевны.

А, кстати, домик сей графиня де Гаше получила в дар от своей благодетельницы Голицыной, выкупившей очаровательную избушку на курьих ножках у владельца имения Артек, польского графа Густава Олизара.

О графине де Гаше де Круа были у нас самые таинственные слухи, один другого удивительнее.

В частности, ее производили в величайшие мошенницы прошлого столетия, чуть ли не из-за которой и произошла первая французская революция, и пала династия Бурбонов.

Сию графиню де Гаше я прекраснейшим образом помню – необыкновенно живая и задиристая была старушонка. И весьма боевая, даже лихая, пожалуй, чуть ли не бешеная, несмотря на свой преклонный возраст.

Ходила в мужском костюме и не расставалась с пистолетами. Дружила с контрабандистами, которые не раз захаживали по делам в ее одинокий домик в Артеке, у Аюдага. И умерла по-особому, по-мужски: говорят, она разбилась, не удержавшись в седле на одной из горных тропок.

После смерти ее доподлинно выяснилось, что, и в самом деле, являлась она вовсе не графинею де Гаше де Круа, а печально знаменитою во французской истории графинею Жанной де ла Мотт, той самою графинею де ла Мотт, что украла королевское ожерелье, была судима, высечена и клеймена на Гревской площади, была именно тем существом, которое во многом и погубило репутацию несчастной страдалицы – королевы Марии Антуанетты.

Ясное дело: феерическая история дерзкой авантюристки графини де ла Мотт (скандальный уголовный процесс, суд, смелое бегство из тюрьмы, инсценировка самоубийства, новое исчезновение, появление в Крыму) не могла не привлекать Каролину.

Анна Сергеевна не только поведала Каролине Собаньской массу бесценных подробностей о графине Гаше де Круа (по первому браку графине де ла Мотт, урожденной де Валуа), но и показала еще оставшиеся ей от графини и хранившееся теперь у нее в тайном шкапчике весьма ценные бумаги, непосредственно касающиеся до этого громкого, но таинственного дела.

И две связки бумаг княгиня даже дала Каролине на память – дар поистине бесценный. Знаю все это в точности, ибо слышала от самой княгини Голицыной, поведавшей нам обо всем потом, уже после отъезда Каролины из Кореиза.

Впоследствии, по смерти Чирковича (а произошло это в году 1846-м), Каролина Собаньская оставила пределы нашей империи и перебралась в Париж, давно уже ее манивший.

Говорят, что она едва не заполучила в супруги знаменитого критика Сент-Бева. Но замуж Каролина вышла за французского литератора Жюля Лакруа (он, кстати, на четырнадцать лет ее моложе). Может быть, сей Лакруа и не так уж широко известен, но я всегда с наслаждением читаю его романы, пьесы и стихи.

Да, один свой поэтический сборник, сказывают, он посвятил Каролине, божественной своей Каролине, гениальной интриганке и бесподобной красавице, даме изобретательно хитрой, необыкновенно страстной и исключительно коварной; я бы даже, завидуя, сказала так: гениально коварной.

Между прочим, брат Жюля Лакруа Поль – тоже литератор (он пишет под псевдонимом «библиофил Жакоб»), и он посвятил Каролине целый труд свой о баронессе Крюденер.

Сию баронессу я отлично помню: она была ближайшей подругой и наставницей княгини Голицыной.

Сказывают, что «библиофил Жакоб» был многолетним любовником Каролины.

Я не раз слышала, что Каролина Собаньская увезла с собою в Париж, помимо горстки фамильных бриллиантов (она, надо сказать, хотя и чрезвычайно родовита, но при этом довольно-таки бедна и долгие годы, утверждают, находилась на содержании российской тайной полиции и лично генерала Осипа Витта, мерзавца из мерзавцев), целый баул с документами и всякого рода историческими раритетами. И сии раритеты имеют самое непосредственное отношение не только к России и Польше, но и к Франции предреволюционной эпохи.

Совершенно очевидно: там находилось и то, что Каролина в свое время получила в дар от княгини Анны Сергеевны Голицыной, своей кореизской благодетельницы.

При этом у меня нет никаких сомнений в следующем.

Именно в бумагах семейства Лакруа, полагаю, теперь и нужно искать разгадку исчезнувшего королевского ожерелья из 629-ти бриллиантов, которое так и не досталось королеве Марии-Антуанетте и вообще принесло множество бед всем, кто до него касался или хотя бы думал о нем.

И еще меня не оставляет надежда, что Каролина Собаньская-Лакруа хотя бы в один из своих многочисленных альбомов внесла записи бесценных рассказов Анны Сергеевны Голицыной о графине Жанне де ла Мотт и о громком уголовном процессе, омрачившем последние годы правления несчастной королевской четы – Людовика Шестнадцатого и Марии Антуанетты.

Но ежели этого вдруг по каким-то причинам и не было сделано, то уж непременно Каролина вклеила в альбомы подлинные бумаги, связанные со скандальным процессом графини де ла Мотт и графа Калиостро. А ежели Каролина не вклеила ничего в альбомы свои, то в любом случае она сии наиинтереснейшие бумаги непременно сохранила и просто не могла не сохранить. Н е м о г л а! Я просто убеждена в этом.

Вот хотя бы одним глазком взглянуть на дар, полученный Собаньскою от княгини Голицыной, дамы вздорной и сумасбродной, крутой на расправу, но при этом безмерно щедрой и отзывчивой!

Хотя бы удалось взглянуть, дабы, наконец, можно было постигнуть до конца историю загадочной французской графини, вдруг неожиданно поселившейся на исходе царствования Государя Александра Павловича в Старом Крыму, сначала в голицынском Кореизе, а потом в имении «Артек», тогда почти что пустынном!

Увы, ныне я вполне уже постигаю, что любопытство мое на сей счет вряд ли будет в ближайшее время должным образом удовлетворено.

Однако вместе с тем знаю я и то, что, конечно, неизбежно настанет пора, когда рукописные сокровища из собрания семейства Лакруа, оставаясь в пределах частной коллекции, станут все-таки доступны для всеобщего обозрения. Во всяком случае, ученых мужей рано или поздно допустят до этих бесценных сокровищ, до этих исторических деликатесов.

Тогда-то тайна пропавшего за несколько лет до революции уникального королевского ожерелья, состоящего из 629-ти бриллиантов, и будет, наконец, окончательно и бесповоротно раскрыта, тогда-то она, слава Богу, и выплывет на свет божий!

Осознание сего обстоятельства, конечно, сильно успокаивает меня, но вместе с тем не могу не признаться: страсть как хочется самой узнать правду, да видно не судьба!

БУМАГИ ИЗ ПАРИЖСКОГО СОБРАНИЯ

КАРОЛИНЫ РЖЕВУССКОЙ СОБАНЬСКОЙ-ЧИРКОВИЧ-ЛАКРУА [3]3
  Часть бумаг была передана в библиотеку Арсенала (в их числе несколько альбомов Каролины Собаньской). Основной же корпус документов хранится в частном архиве. Примечание Алика Жульковского.


[Закрыть]

Подготовили к печати профессор Алик Жульковский (г. Лос Анджелес), профессор Андрей Зурин (Оксфорд) и доцент Никита Левинтох (г. Санкт-Петербург)

Научные консультанты профессор Роман Оспоменчик (г. Иерусалим) и доктор филологии Владимир Казан (г. Иерусалим)

С французского перевел Михаил Ходорковский (г. Краснокаменск)

Редактор перевода Сергей Глазелкин

(г. Москва)

__________

ОТ ПУБЛИКАТОРОВ

Богатейший парижский архив Каролины Адамовны Собаньской (1794–1885), урожденной графини Ржевусской, давно привлекал к себе внимание исследователей, но все дело в том, что к этому бесценному рукописному собранию довольно долго не было никакого доступа.

Лишь несколько лет назад (а именно в 2004-м году) на торги парижского аукционного дома Drouot (Друо), открывшиеся 12-го мая, был выставлен листок из альбома Собаньской – это был автограф стихотворения Александра Пушкина «На холмах Грузии лежит ночная мгла». Но затем раритет был снят с торгов и еще до аукциона его приобрел «Внешторгбанк».

Страничка из альбома Собаньской была, конечно, золотой, но все же крупинкой, а точнее этот драгоценный листок, надеемся, явился первой ласточкой.

И вот, наконец-то, грандиозный архив начинает по-настоящему раскрываться для скрупулезного изучения. Без сомнения, будет сделано немало находок и счастливых открытий, ведь архив, судя по всему, таит в себе целые россыпи сокровищ.

Сейчас мы предлагаем вниманию читателей первый блок материалов, извлеченных из рукописного собрания Каролины Собаньской. Но надеемся, что не за горами новые публикации, которые поднимут неизвестные дотоле пласты русско-франко-польских связей.

Алик Жульковский

Андрей Зурин

Никита Левинтох

10-го декабря 2006-го года

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Считаю своим профессиональным долгом предупредить читателей о следующем.

По рекомендации редакторов настоящего издания, замысловатые стилистические обороты, характерные для письменной речи восемнадцатого столетия, приведены мною в соответствие с нормами современной мемуарно-эпистолярной традиции.

Сделано это исключительно с той целью, чтобы облегчить знакомство читателей со странными документами и в целях общей динамизации корпуса бумаг из архива К. А. Собаньской.

Михаил Ходорковский.

12-го февраля 2006-го года.

г. Краснокаменск