Текст книги "Смысл существования человека"
Автор книги: Эдвард Уилсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
8. Суперорганизмы
Вообразите, что вы отправились в туристическую поездку в какой-то национальный восточноафриканский парк. Вы смотрите в бинокль и наблюдаете за львами, слонами, стадами буйволов и антилоп. Все эти животные – настоящие символы африканской саванны. Вдруг на расстоянии всего нескольких метров от вас – можно сказать, прямо под ногами – начинает разыгрываться настоящая зоологическая драма, которая к тому же остается одной из величайших загадок африканской экосистемы. Из подземного гнезда появляются миллионы кочевых муравьев – целая колония. Они бойкие, быстрые, ни о чем не раздумывают – ручеек маленьких непредсказуемых демонов. Сначала образуется толчея, кажется, муравьи движутся совершенно бесцельно. Но вскоре они выстраиваются в колонну, которая распрямляется, как стрела. Ряды муравьев настолько сомкнуты, что многие из насекомых бегут прямо по спинам собратьев. Вся стая напоминает скрученную связку извивающихся канатов.
Ни одно живое существо не рискнет столкнуться с этой злобной фалангой. Каждый из фуражиров[8]8
Фуражиры – муравьи, занимающиеся поиском и доставкой пищи. – Прим. пер.
[Закрыть] готов яростно кусать и жалить любой предмет, который встретится на пути и сгодится насекомым в качестве провианта. По краям колонны идут солдаты – крупные грозные особи, выступающие на высоких лапках, выставив вперед мощные челюсти, похожие по форме на клещи. Муравьи-кочевники отлично организованы, но у них нет вожаков. Авангард стаи образуют самые обычные рабочие особи, которые оказались впереди в данный момент. Какое-то время они мчатся вперед, но вскоре уступают место другим муравьям, напирающим сзади.
Примерно через двадцать метров после выхода из муравейника колонна постепенно расширяется веерообразным фронтом, состоящим из все более мелких колонн. Вскоре уже вся почва на пути у муравьев покрыта целой сетью таких мелких групп и отдельных рабочих особей, которые охотятся на других насекомых, пауков и прочих беспозвоночных. Теперь понятна цель всего этого рейда. Муравьи – универсальные хищники, добывающие столько мелкой дичи, сколько им под силу схватить и дотащить до гнезда. Кроме того, фуражиры вполне могут утащить в муравейник – целиком или частями – гораздо более крупных животных, которым не удалось ускользнуть от стаи (ящериц, змей, мелких млекопитающих, а по слухам – даже оставленных без присмотра младенцев). Неукротимая свирепость муравьев-кочевников вполне объяснима. Им приходится сытно и часто кормить множество ртов, поскольку в противном случае вскоре погибнет весь муравейник. Вся колония – и фуражиры, и домашние рабочие особи – состоит примерно из 20 млн бесплодных самок. Все они – дочери огромной матки, которая по размеру не уступает большому пальцу человека. Неудивительно, что такая матка является самым крупным в мире муравьем.
Колония африканских муравьев-кочевников – один из самых грандиозных суперорганизмов, которые породила эволюция. Если понаблюдать за ней, не присматриваясь к деталям, то она начинает напоминать гигантскую амебу, выпускающую метровые ложноножки и захватывающую ими кусочки пищи. Образуют этот суперорганизм не клетки, как в нашей воображаемой амебе, а самостоятельные полноценные шестиногие организмы. Эти муравьи предельно альтруистичны по отношению друг к другу, а их действия отличаются столь совершенной координацией, что они напоминают совокупность клеток в той или иной ткани организма. Наблюдая муравьев в природе или в научно-популярном фильме, так и хочется назвать колонию словом «оно», а не «они».
В настоящее время известно около 14 000 видов муравьев, и все они образуют колонии – то есть суперорганизмы. Правда, лишь немногие виды могут сравниться с африканскими кочевыми муравьями не только по размеру сообществ, но и по сложности их организации. Вот уже около семидесяти лет – с самого детства – я изучаю сотни видов муравьев со всего мира, как примитивных, так и высокоразвитых. Полагаю, такой обширный опыт позволяет мне дать несколько советов о том, как мы можем применить законы муравьиного мира и в нашей жизни, – правда, следует признать, что на практике такие возможности весьма ограничены. Начнем с самого распространенного вопроса о муравьях, который я слышу от неспециалистов: «У меня на кухне завелись муравьи, что делать?» Я чистосердечно отвечаю: «Смотрите под ноги, не губите невинных тварей. Им особенно нравится мед, тунец, хлебные крошки. Положите на пол немного такого лакомства и внимательно смотрите, как первый разведчик обнаружит приманку, а потом вернется и сообщит об этом всему муравейнику, оставив пахучий след. Вскоре к еде потянется ручеек муравьев, и вы увидите социальный механизм настолько причудливый, словно он зародился на другой планете. Считайте кухонных муравьев не паразитами или заразой, а маленьким суперорганизмом, заглянувшим к вам в гости».
Второй по популярности вопрос: «Какие нравственные ценности мы можем почерпнуть от муравьев?» Здесь я также отвечаю совершенно определенно: никаких. Человеку не стоит даже пытаться повторить что-либо «из быта муравьев». Во-первых, все рабочие муравьи – самки. Самцы выводятся в муравейнике всего раз в году, в другое время они появляются лишь изредка. Муравьиные самцы – некрасивые жалкие существа с крылышками, огромными глазами, крошечным мозгом и гениталиями, занимающими почти всю заднюю часть их тельца. Они совершенно ничем не занимаются в муравейнике и выполняют ровно одну функцию: оплодотворяют юных маток в ходе брачного сезона, когда все они вылетают из гнезда для спаривания. Единственная роль, отведенная им в суперорганизме, – это роль крылатых половых ракет. Спарившись либо просто приложив все усилия для этого (порой самцу приходится яростно драться, чтобы просто добраться до матки), самец уже не сможет вернуться в муравейник – его туда просто не пустят. У самца запускается программа умирания – он погибает в течение нескольких часов, как правило, становится добычей хищников. Мораль: хотя я, как и большинство моих образованных современников-американцев, горячо выступаю за гендерное равенство, брачные обычаи муравьев кажутся мне чересчур экстравагантными.
Следует рассказать еще об одной стороне жизни в муравейнике: оказывается, многие виды муравьев поедают своих мертвых собратьев. Конечно, это плохо, но вынужден сказать, что это еще не все – муравьи не брезгуют и искалеченными соплеменниками. Возможно, вам доводилось наблюдать, как рабочие муравьи вытаскивают прямо из-под ваших ног раненых или погибших товарищей (надеюсь, вы придавили их случайно, а не намеренно), – вы, наверное, думали, что это солдатский героизм. Увы, на деле все гораздо мрачнее.
Стареющие муравьи все больше времени проводят в верхних коридорах и камерах гнезда, чаще пускаются в опасные рейды за провиантом. Кроме того, они первыми вступают в схватку с другими муравьями, вторгающимися на их территорию, либо с другими незваными гостями, которые рыщут вокруг у входов в муравейник. Действительно, здесь мы наблюдаем принципиальную разницу между людьми и муравьями: мы посылаем на войну юношей, а они – бабушек. Никакого морального урока из этого не извлечь, если, конечно, вы не пытаетесь найти способ эффективной утилизации пенсионерок.
Больные муравьи вместе со стареющими вытесняются на периметр гнезда и даже за пределы муравейника. У муравьев нет врачей, больные отправляются в путь не в поисках клиники, а лишь для того, чтобы хворь не перекинулась на всю колонию. Оказавшись за пределами гнезда, некоторые муравьи погибают от заражения грибком или червями-трематодами, способствуя таким образом размножению паразитов. Подобное поведение муравьев легко истолковать неверно. Если вы пересмотрели не меньше голливудских ужастиков про пришельцев и зомби, чем я, то можете задаться вопросом: не контролирует ли паразит мозг своего носителя? На самом деле все проще. У больного муравья включается наследственный механизм: чтобы защитить собратьев от заразы, он должен уйти из гнезда. В свою очередь, паразиты в ходе эволюции обратили социальную ответственность муравьев себе на пользу.
Самые сложные сообщества среди насекомых, а возможно, среди всех животных Земли образуют муравьи-листорезы, обитающие в американских тропиках. В пойменных лесах и на лугах от Мексики до умеренно теплых широт Южной Америки легко заметить длинные вереницы красноватых некрупных муравьев. Многие тащат свежесрезанные кусочки листьев, цветов и прутиков. Муравьи пьют сок, но не едят сами растения – они для насекомых слишком жесткие. Вместо этого они уносят материалы глубоко в муравейник, где перерабатывают их в обширные губчатые структуры. На таком субстрате листорезы выращивают грибок, которым питаются. Весь этот процесс – от заготовки растений до сбора грибного урожая – выполняется конвейерным способом, в работе участвуют разные специалисты. Так, те листорезы, которые заняты сбором сырья, – это муравьи средних размеров. Когда они бредут домой, отягощенные ношей и неспособные защищаться, их донимают паразиты – мухи-горбатки. Они пытаются отложить на муравьях яйца, из которых затем вылупляются плотоядные личинки. Для защиты от этих вредителей на спинах у носильщиков сидят мелкие муравьи-охранники. Такой малыш едет на листорезе, как погонщик на слоне, и отгоняет горбаток задними лапками. В муравейнике груз принимают другие рабочие особи, помельче муравьев-сборщиков. Они разрезают принесенную добычу на мелкие фрагменты, шириной около миллиметра. Еще более мелкие муравьи пережевывают эти кусочки и сдабривают их собственными фекалиями. Далее обработанный материал поступает к еще более миниатюрным муравьям – и те строят из этих клейких шариков грибные сады. Наконец, самые крохотные листорезы, похожие на тех, что отгоняют мух от носильщиков, растят грибы в саду и ухаживают за ними.
В сообществе муравьев-листорезов есть еще одна порода, к которой относятся самые крупные рабочие особи. У них массивные головы с сильными мускулами-замыкателями, а челюсти острые, как бритва. Они легко прокусывают кожу на ремне, а тем более – на руке. Вероятно, такие муравьи-воины специализируются именно на защите от самых опасных хищников, в частности, от муравьедов и некоторых других крупных млекопитающих. Эти листорезы-солдаты обитают глубоко в нижних камерах муравейника, выходят из них лишь в тех случаях, когда всему гнезду угрожает серьезная опасность. Недавно, будучи в экспедиции в Колумбии, я как мог пытался выманить этих зверей на поверхность – и все без толку. Я знал, что муравейник листорезов – это огромная система хорошо проветриваемых коридоров. В галереях ближе к центру муравейника скапливается отработанный воздух, насыщенный углекислым газом. Этот воздух согревается в результате жизнедеятельности грибных садов и миллионов обитающих в них муравьев. Под действием конвекции теплый воздух поднимается вверх и выходит из муравейника через вентиляционные отверстия. В то же время в муравейник поступает свежий воздух – он попадает в гнездо через другие отверстия, прорытые по периметру. Я обнаружил, что, если подуть в эти каналы, чтобы к центру гнезда проникло дыхание крупного млекопитающего (меня), большеголовые муравьи-солдаты быстро выбегают наверх – посмотреть, кто там. Должен признать, что такие опыты не имеют никакой практической пользы, разве что вам нравится улепетывать от стаи разъяренных опасных муравьев.
Сложные суперорганизмы – сообщества муравьев, пчел, ос и термитов – смогли выстроить своеобразные подобия цивилизаций исключительно на основе инстинктов. Они справились с этой задачей, хотя мозг каждого муравья в миллионы раз меньше мозга человека. Более того, столь сложная деятельность обеспечивается удивительно небольшим набором инстинктов. Развитие суперорганизма можно сравнить со сборкой игрушечного детского конструктора. Меняя способы соединения друг с другом нескольких простых элементов, можно сооружать самые разные объекты. В ходе эволюции наибольшего репродуктивного успеха и максимальной выживаемости достигли те суперорганизмы, которые сегодня поражают нас своей исключительной сложностью.
Немногие виды, овладевшие искусством формирования колоний-суперорганизмов, в целом тоже очень успешны. В общей сложности известно около 20 000 видов общественных насекомых (муравьев, термитов, общественных пчел и ос), что составляет всего около 2 % от всех известных видов насекомых, которых насчитывается около миллиона. Но на эти 2 % приходится три четверти всей биомассы насекомых.
Правда, сложность подразумевает уязвимость. Здесь я хотел бы рассказать о выдающемся суперорганизме – домашних медоносных пчелах, а также преподать один нравственный урок. Мы одомашнили множество животных, у которых отсутствует общественная организация либо она выражена слабо. Таковы, например, куры, свиньи, собаки. Если эти животные заболевают, то ветеринару обычно достаточно просто диагностировать и вылечить их недуги. Но образ жизни медоносных пчел несравненно сложнее, чем у большинства домашних животных. Адаптация пчел к окружающей среде сопряжена с такими тонкостями, что малейший сбой может причинить вред важной части жизненного цикла всей колонии. Так, в настоящее время в Европе и Северной Америке угрожающие масштабы приобретает синдром разрушения пчелиных колоний, до сих пор остающийся труднообъяснимым. Пчелы играют важнейшую роль в опылении злаков, соответственно, эта эпидемия всерьез угрожает нашей продовольственной безопасности. Данная ситуация демонстрирует внутреннюю уязвимость, присущую всем суперорганизмам. Мы сами привыкли жить в урбанизированном высокотехнологичном мире, опутанном проводами, и именно его совершенство таит в себе огромный риск для нашего вида.
Возможно, вам доводилось слышать, что человеческие общества описывают как суперорганизмы. Это не совсем так. Действительно, мы строим общества, опирающиеся на сотрудничество, разделение труда и альтруизм. Но если общественные насекомые практически полностью подчинены инстинктам, то разделение труда у человека основано на культурной преемственности. Кроме того, мы несравнимо эгоистичнее общественных насекомых и просто не можем действовать как клетки одного организма. Почти каждый человек пытается понять, в чем его предназначение. Мы стремимся к размножению или как минимум к регулярной половой жизни. Люди не терпят рабства и не позволяют обращаться с собой как с рабочими муравьями.
9. Почему микробы господствуют в Галактике
За пределами Солнечной системы существует жизнь, более или менее похожая на нашу. Специалисты считают, что по крайней мере некоторые планеты, похожие на Землю, должны быть обитаемыми, а таких планет достаточно в звездных системах, расположенных в радиусе ста световых лет от Солнца. Прямые доказательства наличия или отсутствия внеземной жизни могут появиться достаточно скоро, вероятно, в течение ближайших десяти-двадцати лет. Они будут получены методом анализа спектра звездного света, проходящего через атмосферы интересующих нас планет. Если ученым удастся обнаружить молекулы газа с «биологическими признаками», которые могут быть только результатом жизнедеятельности организмов (либо такие молекулы, которых намного больше, чем можно было бы ожидать в неживой газовой среде), то гипотеза существования внеземной жизни получит убедительное подтверждение.
Поскольку я изучаю биоразнообразие и – что, пожалуй, даже важнее – обладаю врожденным оптимизмом, попробую доказать обоснованность поисков внеземной жизни на примерах из истории нашей планеты. Жизнь на Земле возникла достаточно быстро после того, как для этого сложились подходящие условия. Наша планета сформировалась около 4,54 млрд лет назад. Микробы возникли вскоре после того, как поверхность Земли стала хотя бы условно пригодной для обитания – то есть через 200–300 млн лет. Срок, потребовавшийся для превращения «пригодного для обитания» в «обитаемое», может показаться человеку целой вечностью, но на самом деле это ничтожно малое время по сравнению с 14-миллиардной историей нашей Галактики – Млечного Пути.
Допустим, что возникновение жизни на Земле – всего лишь единичный факт в огромной Вселенной. Но астробиологи, применяющие все более сложные технологии для поиска внеземной жизни, полагают, что аналогичная биологическая эволюция могла произойти на некоторых или даже на многих планетах нашей Галактики. Вот важнейшие факторы, которые интересуют астробиологов: на планете должна быть вода, а орбита самой планеты должна находиться в так называемой «зоне Златовласки». Это означает, что планета должна вращаться не слишком близко от светила, чтобы не испепелить все, что есть на ее поверхности, но и не слишком далеко, чтобы планета не была покрыта вечными льдами. Кроме того, необходимо учитывать, что, если в настоящее время планета кажется негостеприимной, это отнюдь не означает, что она была такой и раньше. Даже если поверхность планеты кажется бесплодной и пустынной, на ней могут сохраняться оазисы, населенные живыми организмами. Наконец, жизнь на некоторых планетах может иметь молекулярные элементы, отличные от тех, что содержатся в ДНК, и источники энергии для живых организмов могут быть не такими, как на Земле.
Как бы то ни было, вероятнее всего, придется признать: независимо от природы внеземной жизни и среды ее обитания – будь то суша, вода или крошечные оазисы – эта жизнь будет представлена преимущественно или исключительно микроорганизмами. Земные микроорганизмы очень малы, и, как правило, их невозможно рассмотреть невооруженным глазом. К ним относится большинство простейших (например, амебы и инфузории-туфельки), микроскопические грибы и водоросли, а также самые мелкие существа – бактерии и археи (археи внешне похожи на бактерий, но генетически очень от них отличаются), пикозоа (мельчайшие простейшие, открытые совсем недавно) и вирусы. Чтобы наглядно представить себе такие размеры, предположим, что любая из ста триллионов клеток вашего тела (либо одноклеточный организм – амеба или одноклеточная водоросль) сравнима по размеру с небольшим городом. В таком случае типичная бактерия или архей будет иметь размер футбольного поля, а вирус окажется не крупнее футбольного мяча.
Представители микрофлоры и микрофауны Земли в высшей степени жизнестойки, обитая в таких местах, которые на первый взгляд могут показаться гиблыми. Например, внеземной астроном, изучающий Землю в телескоп, не заметил бы бактерий, кишащих в глубоководных гидротермальных источниках при температуре, превышающей точку кипения воды в нормальных условиях. Он не стал бы искать жизнь в шахтных стоках, сравнимых по едкости с серной кислотой. Инопланетяне не смогли бы обнаружить те микроорганизмы, которые в изобилии населяют сухие долины Мак-Мёрдо в Антарктиде – этот ландшафт больше напоминает не земной, а марсианский, и считается самой суровой экосистемой на Земле, за исключением полярных ледяных шапок. Тем более они не узнали бы о существовании радиорезистентных бактерий Deinococcus radioodurans. Эта земная бактерия так стойко переносит смертельные дозы радиации, что даже пластиковый контейнер, в котором ее выращивают, выцветает и трескается прежде, чем погибает последний дейнококк.
Могут ли другие планеты Солнечной системы быть пристанищем для подобных форм жизни (ученые называют их «экстремофилами»)? На Марсе, например, жизнь могла зародиться в древних морях и сохраниться до наших дней в глубоких водоносных горизонтах. На Земле известно множество примеров такого ухода под землю. Сложные пещерные экосистемы в изобилии встречаются на всех континентах. Они включают по крайней мере микробов, а в большинстве частей света в пещерах также находят и насекомых, и пауков, и даже рыб. Анатомия и поведение всех этих животных приспособлены к жизни в полной темноте и самых скудных условиях. Еще более поразительный феномен – подповерхностные литоавтотрофные микробные экосистемы (subterranean lithoautotrophic microbial ecosystems – SLIME), существующие в почве и скальных трещинах вплоть до глубины 1,4 км. Эти экосистемы населены бактериями, которые извлекают энергию для жизни, метаболизируя горные породы. Литоавтотрофные бактерии служат пищей глубинным подземным нематодам – этот вид открыли недавно, тогда как многие другие виды этих крошечных червей распространены повсюду на планете.
Кроме Марса в Солнечной системе есть и другие места, где может быть найдена жизнь – как минимум организмы, подобные земным экстремофилам. Так, целесообразно искать микробов подо льдом или в водяных лужицах вокруг ледяных гейзеров Энцелада, сверхактивного спутника Сатурна. Полагаю, что, когда у нас появится такая возможность, мы должны поискать жизнь в глубоких водных океанах на спутниках Юпитера – в частности, на Каллисто, Европе и Ганимеде, а также на Титане – крупнейшем спутнике Сатурна. Все эти луны заключены в толстые ледяные панцири. Их поверхность выморожена и совершенно безжизненна, но в глубинах спутников температуры достаточно высоки, чтобы там могли существовать организмы, способные жить в воде. В конце концов, мы сможем пробурить лед, чтобы добраться до этой воды. Именно так в настоящее время пробуривают скважину к антарктическому озеру Восток, которое было скрыто под ледяным щитом на протяжении миллионов лет.
Рано или поздно, вероятно, уже в этом веке, мы сможем отправиться на поиски жизни к этим спутникам либо послать туда роботов. Мы должны туда попасть и попадем. Я верю в это, поскольку коллективный человеческий разум изнывает без новых фронтиров. Тяга к одиссеям и дальним странствиям заложена в наших генах.
Разумеется, астрономы и биологи, стремящиеся к неизведанным горизонтам, планируют отправиться дальше, гораздо дальше, на почти непостижимые космические расстояния – к другим звездам и их планетам, где, возможно, существует жизнь. Поскольку свет свободно проникает через глубокий космос, мечта обнаружить жизнь на далеких планетах вполне осуществима. Многие перспективные места для поиска жизни будут найдены в массиве данных, собранных телескопом «Кеплер», прежде чем в 2013 году некоторые его системы вышли из строя. В этом нам также помогут те космические телескопы, запуск которых еще только планируется, а также мощнейшие наземные телескопы. Ждать осталось недолго. К середине 2013 года было открыто уже около 900 экзопланет, в ближайшем будущем, вероятно, будут найдены еще тысячи. Недавняя экстраполяция (здесь следует оговориться: экстраполяция – это очень рискованная научная процедура) показала, что каждая пятая звезда имеет на своей орбите планету, сопоставимую по размеру с Землей. На самом деле в большинстве звездных систем, открытых на настоящий момент, есть планеты в два-три раза крупнее Земли – то есть гравитация там сравнима с земной. Какие выводы относительно внеземной жизни позволяет сделать такая экстраполяция? Начнем с того, что в радиусе 10 световых лет от Солнца существуют 10 звезд различных видов, в радиусе 100 световых лет от Солнца – уже 15 000 звезд, а в радиусе 250 световых лет – 260 000 звезд. Учитывая, что жизнь возникла на очень раннем этапе геологической истории Земли, можно предположить, что количество обитаемых планет в радиусе 100 световых лет от Солнца может исчисляться десятками или даже сотнями.
Открытие даже самой примитивной формы внеземной жизни стало бы качественным скачком в человеческой истории. Оно подтвердило бы представления людей о собственном месте во Вселенной – скромном в космических масштабах, но бесконечно величественном – по достижениям.
Ученые будут (отчаянно) пытаться прочитать генетический код внеземных микробов при условии, что такие организмы найдутся где-нибудь в Солнечной системе, а их молекулярная генетика будет доступна для изучения. Проведение таких исследований с помощью роботов избавляет от необходимости доставлять внеземные организмы на нашу планету. Это дало бы возможность выяснить, какая из двух противоборствующих гипотез о происхождении жизни верна. С одной стороны, если генетический код микробов-инопланетян будет отличаться от генетического кода земных организмов, то и их молекулярная биология окажется довольно непохожей на нашу. В таком случае мгновенно возникнет совершенно новая биология. Далее можно будет предположить, что генетический код, свойственный жизни на Земле, – вероятно, один из множества возможных в Галактике, а коды в других звездных системах могли формироваться в ходе адаптации к условиям окружающей среды, весьма отличающимся от земных. С другой стороны, если генетический код внеземных организмов примерно такой же, как и у земной жизни, то мы можем предположить (но пока еще не доказать), что любая жизнь может зародиться лишь на одном генетическом материале – таком, который лег в основу земного биогенеза.
Либо можно представить, что некоторые организмы способны совершать межпланетные миграции, проводя в криогенной спячке тысячи или миллионы лет, как-то защищаясь от космических лучей и вихрей заряженных частиц, испускаемых Солнцем. Межпланетные или даже межзвездные миграции микроорганизмов, которые называют «панспермией», кажутся фантастикой. При одной лишь мысли об этом меня охватывает трепет. И тем не менее мы не можем исключить такую версию. Мы слишком мало знаем об огромном множестве земных бактерий, археев и вирусов, чтобы уверенно судить о потенциально возможных пределах эволюционной адаптации – как на нашей планете, так и в других местах Солнечной системы. На самом деле нам уже известно, что некоторые земные бактерии практически стали космическими путешественниками – даже если пока им и нечем похвастаться. Большое количество живых бактерий встречается в средних и верхних слоях атмосферы – на высоте от шести до десяти километров. В среднем бактерии составляют около 20 % всех частиц диаметром от 0,25 до 1 микрона; среди них встречаются виды, способные метаболизировать именно такие соединения углерода, которые повсюду окружают их в «родном» слое атмосферы. Науке еще предстоит выяснить, могут ли эти бактерии поддерживать устойчивые популяции в таких высоких слоях атмосферы либо они – всего лишь залетные гости, занесенные туда восходящими потоками воздуха.
Возможно, пришло время закинуть космический невод и поискать микробов на разных расстояниях за пределами земной атмосферы. Подобная «сеть» может быть сконструирована из сверхтонких листов, прикрепленных к искусственным спутникам. Космический невод будет вращаться вместе со спутником, «просеивая» миллиарды кубических километров пространства. Затем невод будут сворачивать и возвращать на Землю для изучения. Результаты такой космической вылазки могут оказаться удивительными. Игра стоит свеч, даже если нам удастся открыть новые необычные виды бактерий, зародившиеся на Земле, но способные переносить максимально суровые условия; даже констатация отсутствия всякой жизни на орбите будет иметь научную ценность. Так мы сможем ответить на два важнейших вопроса астробиологии: во-первых, в каких предельно неблагоприятных условиях способны существовать представители земной биосферы? Во-вторых, могла ли жизнь зародиться в других мирах, где наблюдаются сопоставимые по суровости условия?
