Текст книги "Дети Линзы-1: Серый Ленсмен"

Автор книги: Эдвард Элмер Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Вам, эйчам, – сокрушенно вздохнул дельгонец, – недостает утонченности. Вам чуждо высокое наслаждение возможностями, которые открываются перед тем, кто пытает отдельное существо, группу существ или целую расу. Например, вам и в голову не приходит, что для Икс-А-Икса, кем бы он ни был, гораздо большая пытка видеть своего посланца живым, чем мертвым.

– Это невозможно! Линзмен должен умереть, и он умрет здесь, на Джарневоне!

– Вы меня не так поняли. Линзмен и сейчас уже не живой, хотя и не мертвый. Да, у него переломаны кости и выколоты глаза, но ведь это сущие пустяки по сравнению с тем, что ему предстоит, всего лишь начало. Если бы его пытал я, то прибег бы к множеству других приемов, но непременно следил бы за тем, чтобы ни одна пытка не приводила к смерти линзмена. Например, я бы привил на его конечности организм, который медленно высасывал бы из него все соки. Я бы извлек из линзмена все жизненные силы, а затем поместил бы бренные останки в спидстер и, запустив корабль в сторону земной галактики, послал бы Галактическому Патрулю уведомление о курсе и скорости спидстера.

– Но Патруль все равно заполучил бы линзмена живым! – негодующе воскликнул Эйчмил.

– Вот именно. Увидеть его в таком состоянии было бы для Патруля худшей из пыток, о чем я уже говорил. Что, по-вашему, хуже: получить труп, сколь угодно изуродованный, и похоронить его со всеми почестями или обнаружить в прибывшем спидстере инвалида и потом долгие годы заботиться о жалкой развалине, у которой интеллекта не хватает даже для того, чтобы разжевать и проглотить пищу? К тому же, чтобы спасти линзмену жизнь, им пришлось бы ампутировать ему все четыре конечности, на которые я бы привил плотоядный организм.

Размышляя таким образом, дельгонец протянул щупальце и включил механизм в центре помещения. Ворсел замер от неожиданности. Несколько мгновений он колебался, не зная, стоит ли ему раскодировать Киннисона, превратить его из Филипа Моргана в Киннисона. Если бы Ворсел знал о намерениях дельгонца, он непременно раскодировал. Но Ворсел на миг замешкался, и теперь было поздно, слишком поздно.

– Я включил мыслезащитный экран вокруг нашей камеры пыток, – пояснил дельгонец, – ибо не желаю ни с кем делить доставшееся мне лакомство. – Есть ли у вас какие-нибудь замечания относительно того, как усовершенствовать предложенный мной план пыток?

– Нет, нет! В умении придумывать изощренные пытки вам, дельгонцам, нет равных.

– Ничего удивительного. Мы, правители Дельгона, практикуемся в тонком искусстве производить пытки с самого возникновения нашей расы. Не хотите ли получить удовольствие и лично переломать линзмену кости?

– Я не ломаю кости из удовольствия. У вас получится гораздо лучше. Единственное, чего я добиваюсь, чтобы линзмен стал наглядным пособием для Икс-А-Икса и предупреждением.

– Смею заверить вас, что лучшего наглядного пособия, равно как и более убедительного предостережения нет и быть не может. Более того, я охотно покажу вам результаты, когда завершу работу с пленником. Буду рад, если вы останетесь и лично пронаблюдаете за моей работой. Обещаю вам, что зрелище будет интересным, развлекательным и в высшей степени поучительным.

– Нет, благодарю вас.

Эйчмил вышел, и дельгонец принялся за связанного и беззащитного линзмена.

Опустим из милосердия завесу над тем, что происходило в камере пыток в течение последующих двух часов. Сам Киннисон, когда его спрашивали, решительно отказывался отвечать, ограничиваясь лишь одним замечанием:

– Я знал, как поставить блокировку нервной системы, и ни одна из пыток не причинила мне особой боли. Но в то же время сознавал все, что проделывал над моим беспомощным телом дельгонец, и это было настолько отвратительно, что меня мутило. Вам случалось когда-нибудь наблюдать за хирургом, вытаскивающим ваш аппендикс? Так вот, я испытывал нечто похожее, только гораздо хуже. Ничего интересного в происходящем не было. Во всяком случае, мне все ничуть не нравилось.

Помыслы Киннисона были сосредоточены на решении одной задачи: нужно во что бы то ни стало проникнуть сквозь мыслезащитный экран дельгонца! От этого зависели его, Киннисона, жизнь и спасение. Жаль, что поблизости нет ни птиц, ни пауков.

– Интересно, – подумал Киннисон, – есть ли здесь хоть какая-нибудь живность?

Живность была. Камера пыток использовалась часто и подолгу. Жирная грязь, скопившаяся в водостоках и сливных отверстиях, стала прекрасной питательной средой для примитивных организмов, бывших чем-то вроде джарневонских червей.

Выбрав одного такого червя подлиннее и потолще, Киннисон настроился на примитивный мозг существа и попытался управлять им. Это заняло много, очень много, непозволительно много времени. Червь по уровню интеллекта уступал даже пауку, но все же обладал первичными зачатками разума. И когда Киннисону удалось, наконец, установить с ним контакт, оказалось, что червь живо реагирует на такой стимул, как пища.

– Давай, приятель, поторапливайся! Тебя ждет вкусная-еда! Будет чем полакомиться! – подгонял Киннисон червя, и тот полз по полу камеры пыток, карикатурно торопясь туда, где его ждала обещанная обильная и вкусная пища. Повинуясь посылу Киннисона, червь заполз в генератор, питавший мыслезащитный экран дельгонца, и генератор на миг вышел из строя. Замыкание прошло незаметно для дельгонца, но в тот же момент его сознание оказалось под полным контролем Ворсела, неустанно бомбардировавшего телепатенами мыслезащитный экран правителя Дельгона. Повинуясь Ворселу, тот послушно вышел на связь с Эйчмилом и, доложив о том, что «работа с пленником» закончена, спросил:

– Не хотите ли полюбоваться результатами?

– Нет, – последовал короткий ответ. – Если вы удовлетворены своей работой, то меня она вполне устраивает. Можете отправлять останки линзмена Йкс-А-Иксу.

Посторонний наблюдатель, вероятно, очень удивился бы, увидев, как дельгонец бережно взял щупальцем какого-то червяка и зачем-то отнес его в дальний угол камеры пыток – туда, где грязь в сточном желобе была особенно жирной. Но объяснялось все очень просто: Киннисон расплатился со своим невольным помощником, спасшим ему жизнь.

– Ким, ты сможешь справиться с дельгонцем? Он сумеет найти спидстер? – спросил Ворсел.

– Да, не беспокойся.

Покорный дельгонец доставил на борт спидстера тело Киннисона, где его бережно принял Ворсел, действовавший в открытую, так как установленные экраны полностью защищали спидстер от всевозможных воздействий извне. Спидстер сразу же взлетел, а правитель Дельгона с чувством исполненного долга направился в центральный купол. Еще бы! Разве он не изувечил жертву? Не лишил ее всех жизненных сил?

– Мне чертовски жаль отпускать палача, – признался Ворсел.

– Пусть себе идет, – слабо возразил Киннисон. – Не долго ему осталось. Он свое скоро получит. Ты все взял под контроль?

– Все, не беспокойся.

– Спасибо, дружище. Я не могу более держать блокаду нервной системы… Мне больно, очень больно…

И Киннисон потерял сознание. Он погрузился в темные бездны беспамятства – разъяренная природа взяла наконец свое.

Ворсел послал сообщение на Главную Базу, а затем сосредоточил все свое внимание на израненном спутнике. Наложил шины на изломанные руки и ноги, обработал и перевязал ужасные раны, зиявшие на лице Киннисона на месте выколотых глаз, ввел Киннисону бесценный анодин, без которого Серый линзмен погиб бы в жесточайших муках.

– Может быть, ты позволишь мне отключить твое сознание, покуда не подоспеет помощь? – спросил с тревогой велантиец Киннисона.

– А ты можешь сделать так, не убивая меня?

– Если ты мне поможешь, то смогу. Если же окажешь сопротивление, то, думаю, тебя никто не спасет.

– Я не стану сопротивляться. Действуй, – и Киннисон отключился.

К сожалению, Ворсел ничего не мог сделать с привитыми дельгонцем организмами, превратившими руки и ноги Киннисона в бесформенные обрубки.

Ворселу не оставалось ничего другого, как ждать помощи, которая, как ему достоверно было известно, могла прийти еще очень не скоро.

Глава 21
АМПУТАЦИЯ

Посланный Ворселом сигнал достиг Линзы адмирала Хейнеса, и тот, отложив даже самые срочные дела, сосредоточил все свое внимание на отчете, об экспедиции Киннисона и Ворсела. Как и подобает истинному офицеру Галактического Патруля, тем более линзмену, Ворсел начал отчет с подробного изложения добытой в ходе экспедиции ценнейшей информации и лишь в самом конце поведал о пытках, которым подвергся Киннисон, и о тяжелом состоянии, в котором тот находился.

– Сообщите, не преследуют ли вас босконцы? – обеспокоенно спросил Хейнес. – Можете ли вы с уверенностью сказать, что погони нет?

– На экранах детекторов, установленных на борту спидстера, нет никаких признаков погони, – доложил Ворсел. – С момента нашего отлета с Джарневона эйчи не предпринимали ничего, чтобы послать за нами свои корабли.

– Все же для большей надежности наши корабли встретят вас и сопроводят на Главную Базу, – сообщил Хейнес. – И, прошу вас, примите все меры для спасения жизни Киннисона.

Прежде, покидая свой кабинет на Главной Базе, Командир порта оставлял своему заместителю целый ворох подробнейших инструкций и список наиболее важных и неотложных дел. На этот раз обошлось без инструкций.

– Принимайте команду, Саутворт! – распорядился Хейнес. – Вы остаетесь за главного. Я вылетаю по срочному вызову. Киннисон обнаружил Босконию, но тяжело ранен. Жизнь его в опасности. Я вылетаю на «Неустрашимом» навстречу спидстеру в сопровождении флотилии. Когда вернусь, не знаю, может быть, через несколько недель.

Хейнес перешел к коммуникатору. «Неустрашимый», как всегда, стоял на стартовой площадке в полной готовности. Где остальные корабли флотилии? Вместе с ней должен отправиться в рейс новейший корабль-госпиталь – единственный корабль Красного Креста, способный парсек за парсеком следовать в одном боевом строю с «Неустрашимым».

– Отдел космической навигации? Рассчитайте оптимальную точку встречи «Неустрашимого» и флотилии, следующих с максимальной скоростью генеральным курсом на туманность Лундмарка. Старт через пятнадцать минут. Определите также примерное место встречи со спидстером, стартовавшим с туманности Лундмарка к Земле сегодня в девять часов четырнадцать минут и летящим с максимальной скоростью. Отставить! Время встречи со спидстером мы установим более точно позднее. Адмирал Саутворт сообщит вам все необходимое для расчета. Главный госпиталь? Вызываю Главного хирурга Лейси… Привет, старина! Киннисон ранен. Состояние очень тяжелое. Я лечу за ним. Пойдешь со мной в рейс?

– Разумеется! А как насчет…

– Все в порядке. Я лечу на «Неустрашимом». В пути к нам присоединится флотилия и твой новенький корабль-госпиталь. До старта осталось одиннадцать с половиной минут. Пошевеливайся, старина!

И Главный хирург «пошевелился».

За две минуты до старта отдел космической навигации вызвал на связь главного навигатора «Неустрашимого».

– Курс на точку встречи с флотилией широта три градуса пятьдесят четыре минуты тридцать секунд долгота девятнадцать градусов сорок две минуты время встречи двенадцать часов семь минут двадцать шесть секунд за пределами нашей галактики проверьте и повторите, – монотонно, без знаков препинания и пауз, забубнил из динамика голос, но старший навигатор легко воспринял все цифровые данные на слух, успея их записать и повторил без ошибки.

– Данные приблизительны из-за отсутствия точной информации о вариации плотности среды и увеличении протяженности маршрута в связи с необходимостью отклоняться от кратчайшего пути в окрестности звезд, – продолжал свой речитатив динамик, – в двенадцать часов ноль минут вашему второму навигатору надлежит установить связь с навигаторами флотилии для взаимной корректировки курса.

– Можно подумать, что без них я бы не догадался, – возмутился второй навигатор. – Разве я зеленый новичок? Остается только сообщить, что два плюс два четыре целых ноль десятых!

Колокол громкого боя возвестил о том, что до старта «Неустрашимого» осталось пятнадцать секунд. Все члены экипажа заняли свои рабочие места. Точно в назначенный срок j космический сверхдредноут взмыл со стартовой площадки. Мили четыре-пять подъем происходил в инерционном режиме на тяге, создаваемой реактивными двигателями, под вой сирен и мигание бортовых огней. Затем «Неустрашимый» перешел в безынерционный режим и, увлекаемый фотонными двигателями, исчез в космических просторах. Земля, словно по мановению волшебной палочки, провалилась куда-то вниз и исчезла, минуты через две Солнце превратилось в яркую звезду, а минут через пять в одну из мириад светящихся точек, образующих Млечный Путь.

Час за часом, день за днем, «Неустрашимый» с невообразимой скоростью мчался к намеченной точке, лежавшей за пределами земной галактики. По мере приближения к краю Галатики звезды встречались все реже и реже. Наконец «Неустрашимый» вырвался в межгалактическое пространство. В назначенный срок второй навигатор вышел на связь с флотилией и вызвал своего коллегу:

– Привет, Гарви! Похоже, мир тесен, раз мы снова с тобой встретились! Чудак из отдела космической навигации настоятельно рекомендовал мне выйти с тобой на связь, чтобы скорректировать наши курсы. Если он давал такие советы только мне, то по возвращении на базу я с ним хорошенько потолкую.

– Не горячись, Пол, мне он рекомендовал сделать то же самое. Похоже, парень думает, будто без его дурацких советов мы просто пропадем. Может, они там с ума посходили потому, что с нами летят большие шишки? Ты там, на «Неустрашимом», видишь самого старика Хейнеса. Может, тебе что-нибудь известно? Что за спидстер мы должны сопровождать на базу?

– Гарви, я знаю не больше, чем ты. Начальство ничего не сообщает. Давай-ка лучше сверим нашу прокладку: каков мой курсовой угол по твоим данным? Четырнадцать градусов три минуты ноль шесть секунд, декремент…

Далее разговор двух навигаторов приобрел столь специальный характер, что неподготовленному читателю было бы трудно понять в нем хотя бы единое слово.

Встреча флотилии с «Неустрашимым» состоялась в уточненной точке космического пространства. Флотилия «расступилась», пропуская «Неустрашимого» и, перестроившись в конус, двинулась дальше на максимальной скорости.

Задолго до расчетного времени встречи со спидстером велантийский линзмен, лично знавший Ворсела, установил с ним контакт и послал телепатему, намного опередившую космическую флотилию. Это позволило уточнить курс флотилии и место встречи со спидстером. И вот в назначенное время Ворсел сообщил, что видит флотилию на экранах своих детекторов.

– Ворсел просит сбросить тягу до нуля, – сообщил валентиец своим спутникам. – Ворсел приближается… Он уже близко… переходит в инерционный режим… включает реактивные двигатели… Просит нас оставаться в безынерционном режиме, пока он не уравняет свою внутреннюю скорость с нашей… Просит следить за ним по огням его дюз…

И пораженные командиры кораблей, навигаторы и прочие члены экипажей с удивлением обнаружили посреди боевого порядка флотилии спидстер – космический корабль немалых размеров, хотя по показаниям всех детекторов, электромагнитных и лучевых, там, где они видели корабль, было пустое пространство.

Но спидстер действительно находился посреди кораблей флотилии! И яркое сияние раскаленных газов, вырывавшихся из его дюз, убедительно свидетельствовало об этом.

– Всем кораблям флотилии за исключением «Неустрашимого» перейти в инерционный режим, – скомандовал Хейнес и добавил, обращаясь к своему пилоту:

– Подай-ка нас немного назад, Гендерсон, и тоже переходи в инерционный режим.

– Как мне побыстрее перебраться на «Пастера»? – спросил у Хейнеса Лейси («Луи Пастер» – так назывался корабль-госпиталь).

– Можешь воспользоваться командирской бричкой, только скажи ребятам заранее, какое ускорение ты спокойно переносишь.

И после серии удивительных по красоте и сложности маневров, когда юркий космический кораблик, в просторечии именуемый бричкой, совершал головокружительные эволюции, чтобы погасить скорость, приданную ему «Неустрашимым», и приобрести скорость «Пастера», командирская бричка причалила к космическому госпиталю.

– Рада вас видеть, доктор Лейси, – приветствовала Главного хирурга на борту «Пастера» Кларисса Мак-Дугалл, протянув, ему обе руки, – Как вы добрались? У нас все готово.

Лейси стоял, как пораженный громом. Если бы он знал, а он должен был знать, но совсем запамятовал, что Мак-Дугалл работала на «Пасдере»!

– Благодарю вас… Я тоже очень рад вас видеть… – в растерянности бормотал Лейси, лихорадочно пожимая руки Мак-Дугалл и пытаясь сообразить, что сказать дальше:

– Кстати, кто старшая операционная сестра на «Пасторе»?

– Как кто? – удивилась мисс Мак-Дугалл. – Конечно, я.

Кто же еще?

«Кто угодно!» – хотел сказать Лейси, но промолчал и добавил, чтобы хоть как-то сгладить неловкость:

– Просто я считаю, что вам вовсе не обязательно лично присутствовать в операционной во время операции… Я хотел предложить…

– Вы не смеете предлагать ничего подобного! – Мак-Дугалл, не отрываясь, смотрела на Лейси, пораженная страшной догадкой. Только теперь она окончательно поняла, что означало странное выражение его лица.

– Только не Ким, Лейси, ну пожалуйста, только не Ким! – умоляюще прошептала она.

– Теперь вы понимаете, Мак, что вам никак нельзя присутствовать при операции. Ваше присутствие совершенно исключено. Кто угодно, только не вы.

– Нет! – решительно возразила Мак-Дугалл, хотя лицо ее по-прежнему оставалось мертвенно-бледным. – Неужели вы думаете, Лейси, что я позволю кому-нибудь ассистировать, когда его будут оперировать?!

– Я не хотел говорить вам, но он находится в тяжелом, почти безнадежном состоянии.

Услышать такое от Лейси, хирурга с огромным опытом, немало повидавшего за свою долгую жизнь, было невероятно.

– Тем более я настаиваю на своем праве ассистировать вам во время операции. В конце концов, здесь моя работа!

– А я говорю, что вам не следует даже переступать через порог операционной. Таков мой официальный приказ!

– К черту ваши идиотские приказы! – вспыхнула Мак-Дугалл. – Вы же понимаете, что я все равно буду ассистировать вам!

– Послушайте, юная леди…

– Неужели вы полагаете, будто в ваших силах приказать мне, чтобы я не выполняла те самые обязанности, выполнять которые поклялась при получении диплома? – не на шутку разбушевалась Мак-Дугалл. – Даже если бы участие в операциях не входило в мои обязанности, я все равно ассистировала бы вам! Единственное, что может помешать, – ващ приказ надеть на меня смирительную рубашку, но предупреждаю заранее: вам понадобятся не менее десяти помощников! А если вы решитесь на нечто подобное, то, будьте уверены, я позабочусь, чтобы вас с позором изгнали с действительной службы в Галактическом Патруле!

– Ладно, Мак-Дугалл, ваша взяла! – устало согласился Лейси. – Но предупреждаю, если вы упадете в обморок, то уж я непременно позабочусь о том, чтобы…

– А я – то думала, что вы меня знаете лучше, доктор Лейси.

Перед Главным хирургом снова стояла полностью владеющая собой безупречная медсестра Мак-Дугалл, ослепительно прекрасная и спокойная, как мраморная статуя.

– Если Ким умрет, умру и я. Но если Ким останется жив, я буду рядом.

– Ладно, будь по-вашему! – согласился хирург. – Возможно, вы будете держаться во время операции мужественнее, чем кто-нибудь другой. Но помните о последствии. Такое напряжение не проходит даром.

– Я знаю, – тихо сказала Мак-Дугалл. – Но я справлюсь, если Ким будет жить.

И снова перед Лейси возникла старшая медсестра Мак-Дугалл – безупречная, подтянутая, невозмутимо спокойная.

– Каков ваш предварительный диагноз, доктор? – спросила Мак-Дугалл.

– У Кима нечто вроде слоновой болезни, только в гораздо более тяжелой форме. Поражены обе руки и обе ноги. Необходима радикальная ампутация. Вместо глаз у Кима зияют рваные раны. Ожоги. Множественные сложные переломы. Резаные и колотые раны. Внутренние ушибы, разрывы и кровотечения. Отеки. Глубокий шок. Но, поскольку головной и спинной мозг целы, общий прогноз благоприятный.

– О, как я рада! – на мгновение сквозь непроницаемую броню вышколенной медсестры проглянула любящая и страдающая женщина.

– Простите, доктор Лейси, то, что Ким будет жить – правда, или вы просто хотите меня обнадежить?

– Истинная правда! – заверил Лейси как можно более убедительным тоном. – Дело в том, что способность Ворсела к сверхчувственному восприятию многократно превосходит способность человека, и его сообщения о состоянии Киннисона отличаются полнотой и точностью. Я уже говорил вам, мозг, разум и спинной мозг Киннисона не пострадали, что вселяет надежду на его спасение.

Наконец скорость спидстера сравнялась со скоростью космического госпиталя, спидстер после короткого маневра причалил к «Пастеру» и был поднят на борт гигантского корабля-госпиталя. Серого линзмена немедленно доставили в операционную. Анестезиолог занял свое место у операционного стола, а Лейси получил мысленное послание от Киннисона:

– Анестезия мне не поможет, доктор Лейси. Вы не можете отключить мое сознание, не убив меня. Делайте операцию без наркоза. Я держал блокаду нервной системы, пока дель-гонец пытал меня, смогу выдержать и операцию.

– Но мы не можем оперировать вас без анестезии! – воскликнул Лейси. – Тяжелые операции, а вам предстоит операция не из легких, производятся под общим наркозом, и вы не можете находиться в сознании во время операции. Мне кажется, что вы сейчас бредите. Давайте попробуем наркоз. Мы всегда даем общий наркоз при таких операциях, и всегда с успехом. Вы не возражаете?

– Не возражаю. Валяйте. Мне даже лучше, не нужно поддерживать блокировку нервной системы. Анестезиолог дал наркоз.

– Киннисон, вы отключились? – спросил Лейси через Линзу.

– Нет, – последовал ответ. – Физически я бодрствую, но ничего не чувствую и не могу пошевелить ни одной мышцей, но мысленно присутствую в операционной.

– Но такое невозможно! – запротестовал Лейси. – По-видимому, вы были правы, но мы не можем дать вам большую дозу наркоза, вы ее просто не выдержите. Но вам необходимо выключить сознание! Можете ли вы сами отключиться?

– Могу, конечно. Но почему мне необходимо выключить сознание? – с любопытством спросил Киннисон.

– Чтобы избежать шока! Ваш мозг может не выдержать! – пояснил хирург. – В вашем случае духовная или интеллектуальная сторона происходящего важнее, чем физическая.

– Возможно, вы и правы, но выключить мое сознание с помощью анестезии вам не удастся. Позовите Ворсела. Он уже делал нечто похожее. Ему удалось продержать меня в бессознательном состоянии, возвращая сознание только когда он кормил или поил меня. Ворсел единственный, кто по эту сторону от Эрайзии может манипулировать моим сознанием.

Прибыл Ворсел.

– Спи, друг мой! – скомандовал он мягко, но твердо. – Спи глубоко, разумом и телом. Ты не испытываешь никаких ощущений, не чувствуешь даже, как идет время. Спи, пока кто-нибудь, обладающий достаточными знаниями и властью, не пробудит тебя.

И Киннисон погрузился в сон, настолько глубокий, что не услышал даже вызов Лейси по Линзе.

– Он так и будет спать? – спросил у Ворсела изумленный Лейси.

– Да.

– Сколько времени?

– Сколько угодно. Пока кто-нибудь из врачей или сестер не пробудит его или пока он не умрет от голода или жажды.

– Питание Киннисон будет получать. Было бы лучше, если бы он оставался в таком состоянии, пока не заживут раны. Не причинит ли ему вреда столь продолжительное отключение сознания?

– Поверьте, что все абсолютно безвредно.

И хирург вместе с операционной бригадой приступили к своей нелегкой задаче. Поскольку читатель уже имеет представление о тяжести повреждений, полученных Серым линзменом под пытками, воздержимся от описания операции, которая была продолжительной и трудной. Бледная как мрамор, старшая операционная сестра держалась великолепно, стоически, так, словно на операционном столе лежал не самый близкий для нее, горячо любимый человек, а незнакомец. Она не упала в обморок и позже, когда Лейси произвел ампутацию всех обезображенных конечностей.

– Три или четыре сестры потеряли сознание, а несколько интернов пришлось вывести из операционной, – рассказывала Мак-Дугалл впоследствии автору книги в ответ на прямой вопрос. – Но я держала себя в руках до конца операции. А потом – потом я отключилась. У меня началась истерика, да такая сильная, что им пришлось дать мне транквилизаторы и уложить в постель. Кима не позволяли видеть до тех пор, пока мы не вернулись на Землю и его не поместили в Главный госпиталь. Даже старого Лейси настолько потрясла операция, что ему понадобилось выпить две рюмки бренди, чтобы прийти в себя.

Прошло немало времени, прежде чем Лейси решил, что линзмена пора пробудить от сна. Сделать это вызвалась Кларисса. За право пробудить Киннисона ей пришлось выдержать настоящее сражение, и она выиграла его. Настаивая на своем праве пробудить Киннисона и угрожая нанести тяжелые физические увечья каждому, кто осмелится оспорить ее право.

– Ким, дорогой, просыпайся, – нежно прошептала она. – Самое худшее уже позади. Ты выздоравливаешь.

Серый линзмен пришел в себя мгновенно. Он полностью владел памятью, сохранившей до мельчайших подробностей все, что произошло до того, как Ворсел подверг его гипнозу. Киннисон напрягся, готовый в любой момент блокировать нервную систему от нестерпимой боли, но боли не было. Впервые за долгое-долгое время его тело наслаждалось покоем.

– Я так рада, что ты проснулся, Ким, – продолжала Мак-Дугалл, – Я знаю, что ты не можешь разговаривать со мной. Повязки тебе снимут на следующей неделе. Ты не можешь даже послать мне телепатему – твою новую Линзу еще не успели доставить. Но зато я могу разговаривать с тобой, а ты можешь слушать. Не падай духом, Ким. Я люблю тебя по-прежнему, и как только ты сможешь говорить, мы поженимся. Я буду заботиться о тебе…

– Не нужно меня жалеть, Мак, – вдруг отчетливо прозвучало в ее сознании. – Я знаю все, о чем ты хотела сказать, но промолчала. Я вовсе не такой беспомощный, как тебе кажется. Я могу входить по желанию в контакт с любым человеком или разумным существом. Я вижу теперь даже лучше, чем прежде. Но я ни в коем случае не соглашусь, чтобы ты вышла за меня замуж!

– Ты бредишь! У тебя горячка! Ты спятил! – чуть не закричала Мак, но тут же взяла себя в руки. – Может быть, ты и способен посылать людям телепатемы без Линзы, как только что сделал со мной, но видеть не можешь. Поверь мне, ведь я была в операционной.

– Нет, могу, – настаивал Киннисон, – Во время второго посещения Эрайзии я научился очень многому, о чем никому не рассказывал. Моя способность к сверхчувственному восприятию не уступает способности Тригонси, а может быть, даже превосходит ее. Например, я вижу, что ты похудела, осунулась. Ты работала очень много – я доставил тебе немало хлопот.

– Для такого заключения необязательно видеть, – насмешливо фыркнула Мак, – Достаточно владеть дедукцией.

– Будь по-твоему. А как насчет роз на том столе? Там белые, желтые и красные розы. Верно?

– Ты, наверное, научился различать розы по запаху, – с сомнением сказала Мак. – К тому же ты, должно быть, знаешь, что практически все цветы, известные ботанике, друзья и просто коллеги приносят сюда, в палату.

– Я могу пересчитать все розы и назвать, какого цвета каждая. А как насчет медальона с твоими инициалами, который ты носишь под форменным платьем? Ведь его я не могу обнаружить по запаху. А чей портрет в медальоне? – звучавший в сознании Мак-Дугалл голос Киннисона пресекся от удивления. – Да там мой портрет, клянусь усами Клоно! Мак, где ты его раздобыла?

– Там уменьшенная копия твоей фотографии, которую мне дал адмирал Хейнес. Я ношу его потому, что люблю тебя, о чем говорила тебе и раньше.

Мак широко улыбалась своей ослепительной улыбкой: теперь она твердо знала, Ким может ее видеть, Ким не будет беспомощным, он видит, мыслит, воспринимает окружающее и может реагировать. Какое счастье! У Мак резко повысилось настроение. С души словно свалился камень. Правда, Ким теперь не может – пока не может! – брать на себя инициативу. Ну что ж! Инициативу ей придется взять на себя.

– Я не только люблю тебя, Ким. Я твердо решила выйти за тебя замуж, нравится тебе мое решение или не нравится, – Мак покраснела. – И вовсе не из жалости, Ким, и не для того, чтобы ухаживать за тобой. Мое решение созрело раньше, гораздо раньше.

– Но это невозможно, Мак, – запротестовал Киннисон, горько сетуя на несправедливость судьбы. – Я тысячу раз думал о нашем союзе, когда был в космосе, и всякий раз приходил к одному и тому же выводу. Ты слишком красива, жизнерадостна и великолепна, чтобы связать свою жизнь с инвалидом, к тому же наполовину состоящим из стали, резины и фенолина.

– Замолчи, Ким, – спокойно возразила Мак-Дугалл. Куда девалась ее неуверенность и нервозность, которые чувствовались в начале разговора. Сейчас она была совершенно спокойна и буквально светилась от радости.

– До сих пор я не знала, что ты меня тоже любишь. Теперь знаю. Тебе не понять, но пока будет жива хотя бы мельчайшая частица Кима Киннисона, я буду любить ее еще сильнее, чем любила бы тебя всего.

– Но я не могу жениться на тебе! – мысленно простонал Киннисон. – Понимаешь, не могу! Я еще не выполнил всего задуманного, и в следующий раз они вполне могут добраться до меня. Я не могу, Мак, допустить и не допущу, чтобы ты погубила свою жизнь ради какой-то ничтожной частицы, которая, может быть, чудом уцелеет.

– Хорошо, Серый линзмен, – сказала Кларисса спокойно, излучая безмятежную улыбку и словно не слыша горьких слов Киннисона. – Отложим разговор на некоторое время. Боюсь, что я злоупотребила своим положением медсестры. Устав медицинской службы запрещает персоналу спорить или ссориться с пациентами.

– Тогда другое дело. А как ты, будучи старшей медсестрой отделения, умудряешься неотлучно дежурить в моей палате дни и ночи?

– Очень просто, – беззаботно ответила Мак, и лицо ее снова озарилось ослепительной улыбкой. – Разве не старшая медсестра отделения составляет график дежурств для среднего и младшего персонала?

И добавила более строгим тоном:

– А теперь я должна сделать тебе массаж и перевязку.