Текст книги "Настоящая любовь или Жизнь как роман"

Автор книги: Эдуард Тополь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

КАЗАК. Ваше благородие! Генерал-губернатор едет! Завтра прибудет!

Семипалатинск и левый берег Иртыша, степь. Солнечный день

Полковник Беликов, командир батальона («преоригинальная личность, – сказано в мемуарах Врангеля, – маленький ростом, с круглым брюшком, юркий и подвижный, с большим красным носом»), объезжает на коне свой батальон, в парадной форме выстроенный на западном, пологом, берегу Иртыша для встречи генералгубернатора.

БЕЛИКОВ. Генерала есть глазами! (Бурану, стоящему у своей роты.)Вам ясно, поручик?

БУРАН (вытягиваясь, громогласно).Ясно, есть глазами, ваше превосходительство!

За строем солдат виден Иртыш, он весь заполнен лодками и плотами с нарядно одетыми горожанами – барышни с зонтиками, мужчины в кафтанах или сюртуках, – выехавшими встречать генерал-губернатора.

БЕЛИКОВ (Бурану и солдатам).Стоять во фрунт!

БУРАН. Есть во фрунт, ваше превосходительство!

Беликов, пришпорив коня, скачет…

мимо священника, начальника округа и толпы чиновников, тоже нарядно одетых в вицмундиры…

мимо киргизских шатров и многотысячной толпы киргизов, одетых в пестрые праздничные халаты…

Присоединяется к группе старших офицеров в парадной форме (в числе которых и Врангель) и почетных киргизов в дорогих халатах и вместе с ними скачет на запад от Иртыша, в степь…

А там, впереди, куда скачет эта группа, уже поднялось огромное облако пыли, оно все ближе и ближе; и вот уже ясно обрисовались тройки, скачущие впереди с колоколами. За ними летит тарантас генерал-губернатора, запряженный восемью лошадьми по четыре в ряд. За тарантасом еще и еще тройки – сопровождение.

Беликов и группа встречающих офицеров, а также сотня киргизов в ярких халатах расступаются, давая дорогу генеральскому кортежу, а затем разворачиваются, присоединяются к генеральской свите и вместе с ними мчатся назад, на восток, – к толпе встречающих и солдатам, выстроенным вдоль Иртыша.

Строй солдат, потея и изнывая от солнца, стоит по стойке «смирно», ждет…

В этом строю Достоевский – потный, усталый…

В облаке пыли накатывает сюда генеральский кортеж, это облако накрывает солдат и встречающих чиновников, но…

«Лошади генерал-губернаторского экипажа так разогнались, – сказано у Врангеля, – что, не будь десятка услужливых рук, остановивших за уздцы разгоряченный восьмерик, быть бы генерал-губернатору с супругою в реке Иртыше…

Генерал вышел из экипажа нахмуренный…»

НАЧАЛЬНИК ОКРУГА. Ваше высокопревосходительство! Позвольте представить…

Но генерал-губернатор, отмахнувшись, идет прямиком к священнику местной церкви.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (раздраженно).Почему колокола не звонят?

СВЯЩЕННИК (оробев). Ваше высокопревосходительство, по смыслу церковного наказа мы трезвоним приветствие только царю и царским особам…

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Здесь я царь! Чтоб в следующий приезд, приказываю, трезвонить во все колокола!..

Кабинет в доме генерал-губернатора. День

Интенданты наводят последний блеск в новом кабинете генерал-губернатора – стелят на пол медвежью и тигровую шкуры, вешают над письменным столом портреты царя Николая Первого и его жены-императрицы…

Шестидесятилетний генерал-губернатор – крупный, толстый, седой и без парика, – стоя у письменного стола, жестом пухлой руки отсылает интендантов и протягивает руку своему адъютанту.

Адъютант подает ему флейту.

Продув мундштук и пожевав для разминки губами, генерал-губернатор прикладывается к флейте и, сыграв первые такты, кивает полковнику Беликову. Тот, под музыку, с невозмутимым лицом, читает готовые к генеральской подписи приказы.

БЕЛИКОВ. Рядовой Жуков пропил амуницию. Пятьсот палочных ударов…

Генерал кивает.

БЕЛИКОВ (продолжает). Рядовой Курбасов совершил побег, пойман казаками. Две тысячи палочных ударов…

Генерал кивает, продолжая играть.

БЕЛИКОВ (продолжает).Рядовой Бахчеев оскорбил фельдфебеля. Тысячу…

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (перебивая). Три тысячи! Всякое неповиновение следует подавлять в зачатии по примеру государя нашего Николая Павловича. Как он с петрашевцами обошелся, понимаешь? Они только помыслили смуту да республику – на эшафот! в каторгу! И нас так учили: девять забей, десятого – выучи!..

Усевшись за стол, генерал принимается подписывать бумаги. Адъютант привычно скрепляет их восковой печатью и кладет на тарелку весов, стоящих тут же, на письменном столе.

ГОЛОС ВРАНГЕЛЯ (за кадром).Доклады генерал выслушивал, играя на флейте. А поднесенные ему для подписи бумаги взвешивал на безмене и потом хвастал, сколько ему пудов бумаги нужно было подписывать за неделю…

БЕЛИКОВ (подавая следующие приказы).Фельдфебеля Маслова за ревностную службу произвести в прапорщики… В Кузнецке начальник интендантской службы проворовался так, что со складов и мыши сбежали…

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (гневно).Разжаловать и под суд!

Под тяжестью очередной бумаги с подписью и восковой печатью чаша весов сдвигает стрелку.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (покосившись на адъютанта).Ну что? Есть два фунта?

АДЪЮТАНТ. Даже с лишком, ваше превосходительство!

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (вставая).Все. Обедать.

БЕЛИКОВ (растерявшись, держа в руках еще кипу неподписанных бумаг).Но, ваше высок…

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (нахмурившись).Препираться, полковник?

АДЪЮТАНТ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА (испуганно).Нет, нет, ваше превосходительство! Полковник не это имел в виду! Там гости… Обед стынет… (Делает глаза Беликову.)

Генерал пальцем показывает на флейту, адъютант подает ее генералу, тот, закрыв глаза, начинает играть…

Дом генерал-губернатора. День

«На столе еды было столько, сколько съесть нельзя…»

В огромных блюдах возлежат копченые и печеные осетры и нельмы… Черным жемчугом икры переливаются хрустальные вазы… Дымятся паром пельмени… Матово поблескивают грибы и соленья… Алеет нежная конина, пересыпанная брусникой… В серебряных ведерках потеют бутылки шампанского Cliquot… А девушки в русских кокошниках все несут и несут новые блюда…

Тем временем в гостиной под руководством маленького, как жук, еврея-капельмейстера играют одетые в парадные мундиры музыканты музыкального взвода…

И при входе в гостиную гости, приглашенные на обед, представляются генерал-губернатору и его супруге.

АДЪЮТАНТ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА. Начальник жандармерии с супругой… (Полковник Иванов с супругой представляются.)Начальник серебряных рудников генерал-инженер Герф с супругой… (Генерал-инженер Герф и Елизавета представляются.)Председатель областного суда Кубловский с супругой… (Председатель суда с супругой представляются.)Прокурор по уголовным делам его благородие барон Врангель…

ЖЕНА ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА (встрепенувшись). Ой, барон, я же знаю вашу маменьку! Как она? Идемте, милый, расскажите…

Подхватив зардевшегося Врангеля под локоть, жена генерал-губернатора отводит его к дивану.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (обескураженно).Антонина Кузьминична! (Показывая на запнувшихся в дверях гостей.)А как же остальные?..

Среди непредставленных гостей стоят отставной чиновник Исаев с супругой Марией.

Но жена генерала, отмахнувшись, садится с Врангелем на диван, а хитромудрый адъютант наклоняется к генерал-губернатору.

АДЪЮТАНТ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА. Ничего, ваше превосходительство. Остальные – просители…

…Сидя во главе стола с приглашенными, генерал-губернатор объявляет цели своего приезда.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Крымская война показала Европе, на что, понимаешь, способны мы, русские! Адмирал Нахимов героически затопил флот, дабы не дать неприятелю войти в Севастополь. А военный инженер Тотлебен орудиями, снятыми с кораблей, защищал последний редут крепости…

Гости напряженно слушают, или, говоря точнее, внимают.

И только юный Врангель, сидя по левую руку от Антонины Кузьминичны, супруги генерал-губернатора, и прямо напротив красавицы Елизаветы Герф, жены горного генерал-инженера, влюбленными глазами буквально поедает эту Елизавету и ее оголенные плечи.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (продолжая).Однако, воспользовавшись, понимаешь, нашими неудачами в Крымской войне, китаезы собирают войско к нашей границе. Я имею приказание от государя нашего императора Николая Павловича произвести смотр вашим войскам, выступить с ними в поход к китайской границе и жестокой, понимаешь, рукой пресечь покусительства китаез на земли Российской империи…

АДЪЮТАНТ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА (негромко, всем сидящим).Ура.

ВСЕ ГОСТИ (хором, с повышенным энтузиазмом). Ура!!!

Генерал-губернатор поднимает руку, гости тут же умолкают.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Я также имею сведения, что в результате наших временных неудач в Крымской войне многочисленные ссыльные и осужденные, живущие в Сибири, питают, понимаешь, надежды на ослабление правительства и могут подстрекать к бунту местных туземцев. Посему я намерен лично произвести ревизию содержания особо опасных злоумышленников против правительства. (Повернувшись к начальнику жандармерии.)Есть у вас таковые, полковник?

НАЧАЛЬНИК ЖАНДАРМЕРИИ. Из таковых, ваше высокопревосходительство, первым у нас содержится сочинитель Достоевский, отбывший каторгу и присланный к нам бессрочно в солдаты. Служит у полковника Беликова в линейном батальоне…

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Сочинитель? (Полковнику Беликову.)Усилить надзор, полковник! Поблажек не дава…

ВРАНГЕЛЬ (пылко).Но ваше высокопревосходительство! Он раскаялся и полностью изменил свои убеждения! И вообще, это же гений нашей литературы!..

Генерал-губернатор, поворотившись к Врангелю, изумленно рассматривает его в упор, оценивая эту дерзость. Лицо генерала насупилось, глаза налились.

За столом воцаряется напряженная тишина, гости ждут бури.

Но Врангель, словно в отчаянии, продолжает.

ВРАНГЕЛЬ. Даже семья нашего императора восхищалась его сочинением! Не зря государь смягчил ему наказание больше всех остальных петрашевцев…

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (пожевав губами, сурово).Вы, юноша, где курс наук проходили?

ВРАНГЕЛЬ (по-мальчишески краснея).В Царскосельском лицее, ваше превосходительство.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Закончили, барон?

ВРАНГЕЛЬ. Так точно.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. А тогда по какому случаю, понимаешь, вас после Царскосельского лицея отправили в Сибирь? Что там у вас было, барон, такого – скандал? дуэль?

ВРАНГЕЛЬ. Никак нет! Я сам просил его императорское высочество Петра Павловича, брата государя, направить меня в Сибирь!..

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (недоверчиво вскинув брови).Сам?

И тотчас все сидевшие за столом изображают на своих лицах крайнее недоверие и скепсис.

ВРАНГЕЛЬ (краснея еще больше).Я хотел и хочу… быть полезным отечеству и государю императору…

ЕЛИЗАВЕТА ГЕРФ. Какая прелесть!

Врангель, поглядев ей в глаза, вспыхивает от счастья.

А генерал-губернатор, хмыкнув, отворачивается от Врангеля и поднимает бокал.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Тост за государя императора!

Все поспешно встают.

…В мазурке, при смене партнерши, Врангель наконец получает возможность коснуться пальцев Елизаветы Герф.

ЕЛИЗАВЕТА (танцуя). Сколько же вам лет, барон?

ВРАНГЕЛЬ (танцуя). Двадцать… двадцать второй…

ЕЛИЗАВЕТА (с лукавой улыбкой). О, вы уже совсем взрослый!.. А ваш гений мог бы репетировать мою дочь по российской словесности?

ВРАНГЕЛЬ (влюбленно, пылко).Безусловно, мадам! Это же наш лучший писатель! Вы читали «Бедных людей»?

Елизавета, обещающе улыбнувшись, меняет партнера, переходя к полковнику Беликову, который танцевал рядом с ними с Марией Исаевой.

МАРИЯ (Врангелю, танцуя с ним).Вы сказали «Бедные люди»? Мы с мужем были в совершенном восторге от этого романа. Он был напечатан как раз в наш медовый месяц, семь лет назад, и мы – я помню – читали его вслух и плакали. Как жаль сочинителя!..

Врангель не успевает ответить – на новом па к нему возвращается Елизавета.

ЕЛИЗАВЕТА. Барон, я возьму его репетитором, но и вы окажете мне услугу.

ВРАНГЕЛЬ (пылко, с трудом отрывая взгляд от ее оголенных плеч).Любую! Повелевайте!

ЕЛИЗАВЕТА. Я заметила, к вам благоволит супруга генерал-губернатора. Представьте меня ей покороче.

ВРАНГЕЛЬ. Немедля и со счастием!

Врангель, остановив танец, предлагает Елизавете свой локоть «колечком».

…Стоя у стены гостиной, под картиной «Завоевание Ермаком Сибири» и обручь с Врангелем, красавица Елизавета все с той же лукавой и неотразимой улыбкой обращается к жене генерал-губернатора.

ЕЛИЗАВЕТА. Антонина Кузьминична, милая! Наши мужья генералы, а у всех генералов несносный характер. Подскажите мне чисто по-женски: в какую минуту можно подступиться к вашему супругу с прошением о протекции?

ЖЕНА ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА (посмотрев на бриллиантовое ожерелье на шее Елизаветы, на ее браслеты и перстни). Милочка, при ваших-то бриллиантах и муже – хозяине серебряных рудников, что можем сделать для вас мы, служивые людишки?

ЕЛИЗАВЕТА. Ах, Антонина Кузьминична! Я же не за себя хочу просить! За подругу. Ее муж Александр Иванович Исаев – пречестный человек, но интригами взяточников остался без места. И они, имея дитя семи лет, пребывают в совершенно крайнем положении.

ВРАНГЕЛЬ (с горячностью).Это благородная просьба, Антонина Кузьминична!

ЕЛИЗАВЕТА. Они даже образа заложили…

Жена генерал-губернатора переводит взгляд с опытной кокетки Елизаветы на пылкого барона.

ЖЕНА ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА (с насмешкой). Нешто ты, прокурор, поддерживаешь протекции?

…Под восторженный шум гостей девушки в кокошниках вносят в столовую огромную фарфоровую супницу с янтарной по цвету сибирской стерляжьей ухой.

ГОСТИ (сидя за столом).Уха…

– Стерляжья…

– Наша!..

– Сибирская…

– Семирная…

ЖЕНА ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА (сидя за столом и наклонившись к Врангелю).А что значит «семирная»?

ВРАНГЕЛЬ. Это когда на бульон идет последовательно семь сортов рыбы. То бишь первой варят мелкую речную рыбешку и выбрасывают, а отвар оставляют. В этом отваре варят карпов, потом муксун, нельму, белугу и осетрину – только для навара, для юшки, в которой наконец варят царицу стерлядь! А от щуки берут только глаза – так, для форсу…

Генерал-губернатор, постучав ложкой по бокалу, восстанавливает тишину за столом.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Исаев!

Александр Исаев, сидящий с женой в дальнем конце стола, вскакивает.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. По какой части трудишься?

ИСАЕВ. По интендантской, ваше высокопревосходительство!

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. И почему, понимаешь, на месте не ужился?

ИСАЕВ. Исключительно по честности, ваше высокопревосходительство! Воровство пресекал.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (сделав наивно-изумленное лицо). А что – у нас на Руси сильно воруют?

Гости принимаются хохотать так, что со стола сыплется посуда. Дамы, от смеха прослезившись, вытирают глаза платочками.

Генерал-губернатор, довольный своей шуткой, кивает Исаеву на его жену Марию.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Супруга твоя?

ИСАЕВ. Так точно, ваше высокопревосходительство!

МАРИЯ (привстав и зардевшись).У нас и сынок…

Генерал-губернатор в упор и с явным удовольствием рассматривает Марию.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (пожевав губами, как перед игрой на флейте).Прехорошенькая! (Поворотившись к своей жене.)Правда, Антонина?

ЖЕНА ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА. Да не мучь ты людей! Объяви решение.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Ну что ж… Просют тут за тебя, понимаешь… Хорошо… На первую же вакансию по интендантской части тебя и назначу.

ИСАЕВ (прижав руки к груди).Как вас благодарить, ваше…

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (прерывая, нахмурившись).Службой, усердной службой! Садись!

Едва опустившись на стул, Исаев дрожащей от счастья рукой наливает себе стакан водки, жадно выпивает и, не замечая тайных, под столом, толчков жены, тут же наливает себе второй стакан…

МАРИЯ ( стеснительно толкая мужа коленом под столом, шепотом). Саша, не надо!..

Но Исаев жадно пьет второй стакан, и струйка водки течет по его подбородку, по шее – за воротник…

Генерал издали зорко следит за этим.

Семипалатинск, плац перед казармами и соседние улицы.

Летний день

Босые мальчишки – русские, киргизы, татары – стремглав бегут со всех концов города к солдатским казармам, восторженно кричат на ходу.

МАЛЬЧИШКИ. Порют!.. Порют!..

– Экзекуция!..

Куры и поросята прыскают у них из-под ног…

Взрослые – мужчины и женщины, русские и киргизы, купцы, ремесленники – тоже спешат, но шагом…

Знать – купцы, богатые киргизы, старшие офицеры с женами – катят в каретах, тарантасах…

В одной из карет – подруги Елизавета Герф и Мария Исаева…

На плацу перед казармами выстроены две шеренги солдат, каждый из которых держит в руках зеленую вересковую палку толщиной в палец.

В одной из этих шеренг стоит Достоевский.

Зрители, как в Колизее, окружают плац. Знать – не выходя из карет, простолюдье – стоя, мальчишки – кто где может…

Вдоль шеренги солдат идет поручик Веденяев по кличке Буран – тридцатилетний, высокий, толстый, с румяными щеками, с белыми зубами и раскатистым смехом. По его лицу видно, что это самый незадумывающийся в мире человек [8]8
  Достоевский позже писал, что Буран до страсти любил сечь и наказывать палками, он был чем-то вроде утонченного гастронома в этом деле.


[Закрыть].

БУРАН (играя на публику, солдатам).Чтобы каждый исполнял свое дело рачительно! Не то!.. Вы меня знаете! Знаете?

СОЛДАТЫ (хором).Знаем, вашблагродье!

БУРАН. То-то ж! Сечь да пороть – это на Руси тоже искусство. (Достоевскому.)А, писатель?

ДОСТОЕВСКИЙ (принужденно).Так, ваше благородие…

БУРАН (подойдя к Достоевскому). А? Громче! Не слышу! Искусство?

ДОСТОЕВСКИЙ (вытягиваясь во фрунт).Так точно, ваше благородие! Искусство на Руси – сечь да пороть!

Буран моргает глазами, пытаясь вникнуть в смысл этой инверсии.

Мария, сидя в карете, прыскает от смеха, Елизавета Герф улыбается.

ЕЛИЗАВЕТА (Марии, с прищуром, одобрительно о Достоевском).А он ничего…

БУРАН (после паузы, на всякий случай, Достоевскому). То-то ж! Бей со всей силой! Не то самого запорю в кордегардии!

Два унтер-офицера выводят из казармы Бахчеева – полуголого, без рубахи, с руками, крестообразно привязанными к прикладам ружей, на которых унтер-офицеры тянут его к «зеленой улице» – коридору солдат с зелеными вересковыми палками в руках.

БУРАН (солдатам и публике). Этот стервец пререкался с фельдфебелем, то бишь выказывал пример неповиновения и бунта!..

БАХЧЕЕВ (слезливым голосом). Ваше благородие! Помилуйте! Будьте отец родной! Не погубите!..

БУРАН. Не я наказую, а закон велит: десять запори, одного выучи!

БАХЧЕЕВ (молит).Ваше благородие, помилосердствуйте! Бейте, да не до смерти!

БУРАН. Верно. Три тысячи ударов еще никто за раз не выдюжил. Так что сегодня получишь полторы, а через неделю, коли выживешь, еще столько же.

БАХЧЕЕВ. И в полторы тыщи никто не выживал! Смилуйтесь, ваше благородие!

БУРАН (на публику).А ты думаешь, мне не жалко тебя? Думаешь, мне в удовольствие смотреть, как тебя будут бить? Ведь я тоже человек! Человек я аль нет, как, по-твоему?

БАХЧЕЕВ. Вестимо, ваше благородие! Будьте отцом родным!

БУРАН. Да ведь я тяжкий грех возьму на себя, если ослаблю закон. (Достоевскому.)А, писатель? Скажи: помилую я его, облегчу наказание – и тем самым вред ему принесу, он опять преступление сделает. И что тогда, а?

ДОСТОЕВСКИЙ. Христос вас простит.

Мария, сидя в карете, смотрит на Достоевского.

БАХЧЕЕВ (загораясь надеждой на помилование, кричит). Ваше благородие! Другу, недругу закажу! Вот как есть перед престолом небесного Создателя…

БУРАН (перебивая). Хорошо, хорошо! Милую я тебя только ради сиротских слез твоих. Ты сирота?

БАХЧЕЕВ. Сирота, ваше благородие! Как перст сирота – ни отца, ни матери!..

БУРАН (милосердно, мягко). Ну, так ради сиротских слез твоих. Но смотри же, в последний раз! (Унтер-офицерам.)Ведите его…

Загремел барабан.

Унтер-офицеры повели Бахчеева сквозь строй.

Замахали первые палки, неуверенно падая на голую спину Бахчеева…

БУРАН (следуя за истязуемым, с неожиданным восторгом).Катай его! Жги! Лупи, лупи! Обжигай! Сажай его, сажай!

И подростки вопят в восторге.

ПОДРОСТКИ. Лупи! Лупи! Бей!

И у зрителей хищно возгораются глаза…

и у женщин подрагивают ноздри…

и Елизавета Герф, глядя на экзекуцию, плотоядно прикусывает нижнюю губу…

и Мария возбужденно теребит платок…

и Буран, позабыв о зрителях, всласть упивается экзекуцией, орет в экстазе.

БУРАН. Сажай его! Сажай сироту! Лупи!..

Под ударами палок, кровавящих его спину и плечи, Бахчеев действительно уже приседает, крича от боли.

А Буран все бежит за ним вдоль шеренги солдат и хохочет, бока руками подпирает и сгибается от смеха, распрямиться не может.

БУРАН. Лупи его, лупи! Обжигай!.. Еще ему, еще! Крепче сироту!..

И солдаты лупят со всего размаху.

И гремит барабан. Эта барабанная дробь накатывает на Достоевского, оглушая его – как тогда, на казни. А вместе с ней – все ближе, все неотвратимее унтер-офицеры тащат к нему окровавленного Бахчеева, ужасая необходимостью ударить несчастного. Судорога проходит по лицу Достоевского, и глаза ему ослепляет сияние солнца…

Рядом с ним старик «наемщик», сжалившись над Бахчеевым, бьет не в полную силу. Буран тут же подскакивает к старику, отмечает спину «милостивца» крестом.

БУРАН. В кордегардию! Засеку своими руками!

Тут Бахчеев – окровавленный и почти падающий на ружья унтер-офицеров – равняется с Достоевским, и одновременно сюда же подбегает Буран, впивается в Достоевского глазами, сторожа его жест.

Гремит, оглушая, барабан.

БУРАН (орет Достоевскому).Жги его, писатель! Бей! Лупи!

Достоевский размахивается и бьет.

Солдатская казарма. День

Распахнув дверь казармы, два солдата вносят «наемщика»-милосердца и волоком тащат по проходу между нарами, на которых солдаты сидят с мисками в руках, обедают.

Вся спина старика «наемщика» исполосована розгами, он замертво падает ничком на нары, кровь капает на пол.

ПЕРВЫЙ СОЛДАТ (глядя на старика и не прекращая есть). Н-да… Розги садче палок…

Достоевский с Евангелием в руках стоит у окна, в снопе света – не то в трансе, не то в молитве. Ему слышатся барабаны…

КАЦ (сосед Достоевского по нарам). Эй, Достоевский! Где у нас самовар? Тащи чай!..

Достоевский заторможенно делает шаг от окна и вдруг…

«вдруг как бы что-то разверзлось пред ним: необычайный внутренний светозарил его душу. Это мгновение продолжалось, может быть, полсекунды; но он, однако же, ясно помнил звук страшного вопля, который вырвался из груди его сам собой…» (Достоевский, роман «Идиот»).

Ослепленный этим светом, Достоевский с нечеловеческим криком падает на пол в конвульсиях и судорожно протягивает руки назад, к сиянию света из окна казармы…

И разом наступает великая тишина…

Первое видение Достоевского. Израиль, море, день

…А из сияния света возникает рыбацкая лодка, плывущая к нему по морю… И в лодке – Христос и апостолы Его…

«И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его человек, одержимыйнечистым духом…»

(Одержимым был сам Достоевский…)

«И кричал он, и бился о камни…»

(…бился в эпилептическом припадке…)

«Увидев же Иисуса издалека… поклонился Ему и вскричал громким голосом, сказал…»

ДОСТОЕВСКИЙ (Иисусу):

«Что тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? Заклинаю тебя Богом, не мучь меня!

И Иисуссказал ему:

Выйди, дух нечистый, из сего человека…»

(Новый Завет, от Марка, глава 5, стихи 2–3, 5, 6–8).

Лазарет. День

Достоевский с закрытыми глазами лежит на лазаретной койке.

Слышны чьи-то шаги – они то приближаются, то удаляются…

Он открывает глаза.

Сквозь открытую дверь палаты он видит Христа, идущего к нему по больничному коридору вдоль больших и настежь открытых окон. Яркий солнечный свет бьет в эти окна, размывая фигуру Христа на контражуре, но когда Христос приближается и входит в тень, то оказывается, что это Бахчеев, прошедший экзекуцию. Голый до пояса, он представляет собой жуткое зрелище: вся спина и плечи стали одной рваной раной, местами покрытой корками запекшейся крови, сквозь которую проступают, сочась сукровицей, ключицы и ребра…

Шагая – восемь шагов в одну сторону коридора, восемь в обратную, – Бахчеев раскачивает головой, силой держа себя за локти и скрежеща зубами от нестерпимого желания расчесать свои раны…

Достоевский следит за ним глазами, постепенно обретая фокус и сознание…

Затем, превозмогая слабость, заставляет себя подняться с койки, стягивает с нее простыню и, пошатываясь, идет в угол комнаты, к глиняному кувшину с водой. Смачивает в этом кувшине всю простыню, чуть отжимает ее слабыми руками, расправляет и несет в коридор, набрасывает «Христу» – Бахчееву – на плечи и спину.

БАХЧЕЕВ. Ничего… Я в полторы тыщи ударов выжил… И еще выживу…

В глубине коридора появляются доктор и Врангель.

ВРАНГЕЛЬ (издали).Боже, Федор Михайлович! Зачем вы встали?

Сад и веранда дома Елизаветы Герф. Солнечный весенний день

Нарядно одетая пятилетняя девочка, точная копия Елизаветы в кукольном исполнении, бежит по цветущему яблоневому и персиковому саду.

ДЕВОЧКА (кричит). Маменька, маменька! Жук!.. (Испуганно замирает на месте.)Ой!..

Вместе с маменькой, Елизаветой Герф, на веранде их большого барского дома стоят два незнакомца – юный барон Врангель в красивом мундире с галунами и худой сутулый солдат в шинели – Федор Достоевский.

ЕЛИЗАВЕТА (девочке, строго).Что нужно сказать, Жизель?

ДЕВОЧКА (приседая и растопыривая перемазанные в земле пальчики).Бо… Бонжур, месье…

ВРАНГЕЛЬ (церемонно кланяясь).Бонжур, мадемуазель.

Достоевский, улыбнувшись, тоже склоняет голову.

ЕЛИЗАВЕТА (девочке, по-французски).Вот это другое дело. Позови, пожалуйста, Нинель. Скажи, что к ней пришел репетитор.

Девочка круто разворачивается и уносится в глубину сада, восторженно крича.

ДЕВОЧКА. Лепетитол! Лепетитол плишел!

ВРАНГЕЛЬ (Елизавете).Она просто прелесть! Вам положительно нужно иметь еще детей!

И – замирает в изумлении:

по саду – огромному, с яблоневыми и персиковыми деревьями в цвету, с гудящими над цветочными клумбами пчелами – со всех его сторон бегут с криками «Лепетитол!.. Репетитор!» дети-погодки – девочки… мальчики… и – все, как один, точная копия Елизаветы Герф.

У Достоевского и Врангеля, повертывающихся во все стороны, глаза разбегаются считать их…

Их оказывается шестеро, каждый на год старше другого. Взбежав на веранду, они льнут к пышной юбке матери, с любопытством глядя на барона и солдата.

Елизавета с улыбкой смотрит на Врангеля.

ЕЛИЗАВЕТА. Вы считаете, что мне нужно еще?

ВРАНГЕЛЬ (восторженно).Безусловно!

Елизавета показывает младшим детям на гувернантку, тоже пришедшую из сада.

ЕЛИЗАВЕТА (по-французски). Дети, идите к мадам. Идите… (Повернувшись к старшей, двенадцатилетней девочке.)А ты, Нинель, познакомься. Это писатель Достоевский.

Нинель, делая реверанс, краснеет.

НИНЕЛЬ. Я… я вашу книжку читаю… (Голос ее вдруг взлетает.)Зачем… зачем он умер?

ДОСТОЕВСКИЙ (растерянно).Кто умер?

НИНЕЛЬ. Ну как же! Этот студент. Такой молодой, добрый, в чахотке…

ДОСТОЕВСКИЙ. Что ж делать? Так надо было, Нелли…

НИНЕЛЬ (надув губки и уставившись глазами в пол).Совсем не надо… (И вдруг порывисто шагает к Достоевскому, хватает его за рукав шинели и вскидывает глаза, полные мольбы и надежды.)А они-то… девушка и старичок, они будут жить вместе? И не будут бедные?

ВРАНГЕЛЬ. Нет, Нелли, она уедет далеко, выйдет замуж за помещика, а он останется один…

НИНЕЛЬ (с негодованием).Это неправда! (Достоевскому.)Скажите: это неправда!

Она требовательно дергает Достоевского за рукав, ухватив вместо шинели рукав его куцего солдатского мундира, отчего всем стало видно, что рукав этот обтертый и с бахромой.

И только Достоевский не замечает этого.

ДОСТОЕВСКИЙ (с сожалением). Правда, Нинель…

НИНЕЛЬ (осерчав).У, какие вы!.. (Отталкивая руку Достоевского.)Это плохая книжка… Я и читать теперь не хочу!

Она отворачивается, вся покраснев и неровно дыша, точно от ужасного огорчения.

ДОСТОЕВСКИЙ. Полно, Нелли! (Сделав к ней шаг и сев перед ней в кресло.)Ведь все это неправда, что написано, это выдумка. Ну, чего ж тут сердиться?

НИНЕЛЬ (робко, подняв глаза на Достоевского).Я не сержусь…

И вдруг хватает его руку, прижимает к себе.

Он пытается поднять ее лицо, но она ни за что не хочет поднять голову, а все крепче приникает к его грубой солдатской шинели.

ГОЛОС МАРИИ ИСАЕВОЙ. Какая ты чувствительная, Нинель!..

Все поворачиваются на этот голос…

Мария Исаева – легкая, воздушная, по-весеннему юная и кокетливая, – впорхнув на веранду, подает руку Врангелю.

МАРИЯ (Врангелю).Я пришла сказать вам спасибо за протекцию, Александр Егорович.

ВРАНГЕЛЬ (кланяясь и целуя ей руку).Не стоит благодарности, Мария Дмитриевна.

ЕЛИЗАВЕТА (Достоевскому).Федор Михайлович, позвольте вам представить мою подругу…

Мария живо поворачивается к Достоевскому и протягивает ему руку для поцелуя.

Достоевский вскакивает с такой поспешностью, что едва не опрокидывает кресло.

Нинель хохочет над его неловкостью.

ЕЛИЗАВЕТА (продолжает, с улыбкой).Мария Дмитриевна Исаева, тоже поклонница вашего романа.

Их взгляды встречаются в третий раз.

МАРИЯ. Да, Федор Михайлович, я тоже плакала, читая ваш роман…

Держа ее руку, Достоевский забывает наклониться к этой руке и в столбняке только смотрит на Марию – на ее лицо, волосы, в ее глаза, – словно впитывает ее всю…

И вдруг, не выпуская ее руки, садится, словно у него ноги подкосились, в кресло, закрывает глаза, голова его запрокидывается.

МАРИЯ (испуганно).Что с вами?

ЕЛИЗАВЕТА. Вам плохо?

ДОСТОЕВСКИЙ (не открывая глаз).Нет, нет… Мне хорошо, мне хорошо… Ах, как кружится голова!.. Не убирайте руку, Марья Дмитриевна!.. Шесть лет рука женщины не касалась моей руки…

Мария, улыбнувшись ему как ребенку, наклоняется и, шутя, целует его в лоб.

Достоевский в изумлении распахивает глаза.

Степь. Весенний день, яркое солнце

Степь пестрит маками, как цыганский платок.

Врангель и Достоевский, шалея от своей влюбленности, скачут верхом на лошадях. Достоевский, растопырив ноги, первый раз в жизни сидит на лошади, он выглядит в седле как соломенное чучело, постоянно падает, вскакивает с хохотом, неловко – под смех лихо гарцующего Врангеля – взбирается на лошадь, и они скачут вновь – рядом, хохоча, до следующего падения Достоевского…

А потом, лежа в траве и раскинув руки, оба говорят наперебой.

ДОСТОЕВСКИЙ. Боже мой! Какая женщина!

ВРАНГЕЛЬ. Бесподобная!

ДОСТОЕВСКИЙ. Тонкая!

ВРАНГЕЛЬ. Красивая!

ДОСТОЕВСКИЙ. Возвышенная!

ВРАНГЕЛЬ. Образованная!

ДОСТОЕВСКИЙ. Нежная!

ВРАНГЕЛЬ. Вы о ком? О моей?

ДОСТОЕВСКИЙ. Да при чем тут ваша! Я о своей!

ВРАНГЕЛЬ. Ах так! Ваш адрес, сударь! Куда послать секундантов?

ДОСТОЕВСКИЙ (опомнившись, с горечью).В казарму седьмого батальона…

Дом Исаевых. Вечер

Рыба, шипя и брызгаясь горячим жиром, жарится на сковороде.

Мария, стоя на кухне возле горячей печи, дробно стучит ножом, нарезая лук и морковь.

Ее муж, Александр Исаев, переливает водку из штофа в графин.

МАРИЯ (мужу). Господи, как надоела мне эта нищета! У нас даже кухарки нет! (Утирая потный лоб тыльной стороной ладони и сдувая со своей щеки мокрый локон.)Саша, я тебя Христом Богом прошу: ты хоть сегодня можешь без водки?!

ИСАЕВ (изумленно). Но как же без водки-то, Маша? Такие гости!

Действительно, в гостиной – бедной, с дешевой мебелью – сидят гости: Врангель в деревянном креслекачалке с порванной соломенной спинкой читает «Петербургские ведомости», а Достоевский устроился на диване подле Павла, семилетнего сына Исаевых, и его лохматой собачки Сурьки.