Текст книги "Девочка-зверь (рассказы)"

Автор книги: Эдуард Лимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Привычная несправедливость

– Хочешь пойти в зал Плейель на конкурс танго? – спросил Джи Джи в телефон. – Наташа в Америке, тебе же, наверное, скучно?

– Никакого желания.

– Пойдем, стюпидо. Это специальный конкурс, знаешь, вроде тех, что были популярны в Соединенных Штатах в период Большой Депрессии. Погоди, я скажу тебе, как вся эта затея называется… – Грубо бросив трубку на нечто твердое, он оглушил меня резонансом.

– Марафон, что ли? Кто дольше дотанцует, пока не свалится. Шесть дней, десять на ногах?

– Нашел! – воскликнул он. – Всефранцузский конкурс бального танца. Финал. Участвуют лишь лица в возрасте свыше шестидесяти лет. Двадцать четыре пары. Лучшая пара выигрывает двадцатичетырехдневное путешествие вокруг света на круазьер.[1]1
Круазьер (фр.) – прогулочный пароход.

[Закрыть]

– Пойду, – согласился я. – Убедил. Возрастом завлек. А чем объясняется любовь устроителей к числу «двадцать четыре»? Это что, масонский символ?

– Три танца, – подбавил цифр Джи Джи, очевидно глядя в программу. – Танго, вальс и пасадобль…

Джи Джи ждал меня под козырьком Плейель в большой современной куртке из пластика, сделавшей его голубым Мишеленом.[2]2
Мишелен – фирма автомобильных покрышек. Ее символ – гигант из дутых шин.

[Закрыть] Такие дяди из картона стоят у въезда на заправочные станции.

– Смотри, Лимоноф, сколько белых голов… – Из нескольких автобусов сразу выгружались на рю Сент-Оноре белоголовые граждане.

– Из старческих домов, что ли, примчали специальными рейсами?

– Из департаментов, представители которых выиграли полуфинал. Пойдем скорее, а то за этим старым мясом не протолкаешься потом. – И он захромал впереди, одно плечо ниже другого, придавленное сумкой с фотокамерами.

В вестибюле вольно гулял сильный сквозняк и хаотически двигались несколько сотен тел. В зале, сине-сером, тоже гулял сквозняк, но послабее. Мы заняли первый ряд и оказались чуть ниже сцены. Джи Джи стал распаковывать линзы и камеры. Из соседней колонны кресел меня окликнули, и я пошел поцеловать красивую девушку, не имея ни малейшего понятия, кто она такая. Загадка не разрешилась и после краткой беседы. Протиснувшись мимо пыхтящего Джи Джи, я сел. За нашими спинами с океанским шумом людская масса стала заливать зал. Появился китаец, представляющий конкурирующее фотоагентство, и вклинился между мной и Джи Джи. Молодой китаец, в джинсах и кроссовках, с аррогантной рожей. Я тотчас отнес его к категории юношей, никогда не читающих книг, но зато способных целый день провозиться с глупым «минителем».[3]3
Минитель – комбинация компьютера, телефона и телевизора.

[Закрыть]

Джи Джи стал беседовать с наглым прогрессистом, употребляя залихватские словечки «вашман», «конри», «бордель», «путэн»,[4]4
«Конри», «бордель», «путэн» (фр.) – ругательства.

[Закрыть] а я приподнял край серого тяжелого занавеса и заглянул на сцену. Мне удалось увидеть два длинных стола по обеим сторонам сцены. Таблички с фамилиями. Стулья. Бутылки «Виши» – воды коллаборационистов. В глубине сцены возвышалось нечто вроде многоэтажного торта в виде вавилонского зиккурата, и на каждом витке его – кубки в виде ваз и кастрюль. Я сообразил, что это призы. Очевидно, по причине того, что Новый год был близок, призы окружали мини-ели и еловые ветви. Вышел, озираясь, старик в коротком белом сюртучке с приколотым на спине номером «13» и, пробуя паркет, сделал несколько витков, сжимая руки вокруг талии воображаемой партнерши. Заметил мою физиономию на уровне пола и, смутившись, ушел. Едко запахло пылью и задуло со сцены, по-видимому, за кулисами открыли большую дверь. Я втянул голову в зал.

Я отношусь к категории личностей, которые, придя в театр, сидят на своем стуле как приклеенные и смотрят во все глаза. Хожу я на зрелищные мероприятия редко, но на месте ничто не заставит меня отвести глаза от сцены. Однако на сцене еще ничего не происходило. Поэтому я стал глядеть в зал. А он был подернут бело-голубой дымкой. Головы старушек сообщали ему этот цвет. Подтянутых, хорошо накормленных старушек было подавляющее большинство. Лишь иногда мелькала розовая лысина.

– Ха, – изрек Джи Джи, – смотришь на друзей. Ну что ж, привыкай, привыкай, очень скоро ты переберешься к ним, к труазьем аж[5]5
К труазьем аж (фр.) – к третьему возрасту – свыше 60 лет.

[Закрыть]… Тебе сколько исполнится в феврале, пятьдесят один?

– Заткнись, некрофил!

Джи Джи знает, сколько мне лет, но постоянно подъебывает меня возрастом. И прибавляет когда десять, когда пять лет, в зависимости от настроения. Я же подъебываю его нездоровым интересом к старым писателям. После того, как «Пари матч» опубликовала на две страницы цветную фотографию Симоны де Бовуар его работы, он охотится за старыми и больными писателями! Однажды он заявил мне, развалившись на стуле:

– Если X. умрет, как я ожидаю, весной, я смогу поехать в Нью-Йорк. X. очень известный писатель интернационального масштаба, и некрологи с фотографиями появятся не только во французской, но в прессе всего мира. На всякий случай я предупредил девочек из агентства, чтоб они держали фото X. под рукой.

– Монстр, чудовище! – хохотал я. – Как можно желать смерти мирным писателям…

– Я не желаю им смерти, – невозмутимо отвечал Джи Джи, – я лишь желаю быть последним фотографом, фотографировавшим их при жизни. Весь трюк состоит в том, чтобы оказаться последним…

Мне пришлось признать, что профессиональный цинизм Джи Джи сродни профессиональному цинизму полицейских тубибов.[6]6
Тубиб (фр.) – доктор.

[Закрыть]

– На большой бизнес с продажи моих фотографий можешь не рассчитывать, – сказал я чудовищу. – Я намерен пережить тебя. И все возможности для этого у меня есть, ибо моей бабке Вере только что стукнуло девяносто шесть, а прабабка Прасковья умерла в 104 года. Так что удовольствия не будет.

– Но ты можешь попасть в автомобильную катастрофу или сесть в «Эр Франс» с испорченным мотором… Лимоноф…

Занавес пополз в стороны, подымая пыль. Вышли молодой бледный тип в свободно болтающемся костюме и девка в длинном платье (руки ее дрожали) и, совместно объявив начало конкурса, стали представлять членов жюри. Актеры (среди них бывший боксер), актрисы (знаменитость – мумифицировавшаяся Людмила Черина), несколько представительниц женских журналов, присутствовал тип из «Либэ»,[7]7
«Либэ» – газета «Либерасьон».

[Закрыть] должен был быть директор «Плейбоя», но не пришел, объявлены были несколько глав малопонятных мне организаций. Всех их вызывали по очереди, и каждый вставал за полагающимся ему стулом. Наконец, с пробегом последней жюри-дамочки через сцену, они уселись.

Пока бледный конферансье рассказывал нам историю конкурса, я разглядывал его. Костюм на общий вкус, чтобы всем понравиться, такая же причесочка, быстрый отчетливый треп, профессиональный энтузиазм, рот расползается в стороны ровно настолько же, как рты людей его профессии в Чикаго и Москве. И говорил он, как полагается, глупости. Он и девка разошлись по противоположным краям сцены и стали представлять пары. Черная пара с острова Мартиника, департамент «других морей», двадцать три пары были белые, в различных степенях старения. Многие женщины оказались во вполне хорошем состоянии. Джи Джи, стоящий, колеблясь, птицей-журавлем, одна нога в воздухе, локоть на срезе сцены, прицеливаясь в пару номер шесть, успел, обернувшись ко мне, просвистеть: «Кэль кюль!»[8]8
Какая задница! (фр.)

[Закрыть]

У нескольких дам, мне пришлось признать, были неплохие ноги и фигуры… Мужчин я разделил на пару типов и несколько нехарактерных индивидуальностей. Преобладали небольшого роста, часто усатые моржи в смокингах, некоторые из них почти толстяки. Менее многочисленным отрядом были высокие породистые типы в бабочках, портила их или сутуловатость, или небольшая выпуклость в области живота. Из индивидуальностей бросились в глаза: аккуратный месье в серой паре, похожий на ухоженного прогрессивного бюрократа в отставке, некто вроде миниатюрного министра культуры Франсуа Леотара и жилистый лысый дядька, напомнивший мне балетного танцора, моего приятеля Лешку Кранца, однако на голову ниже Лешки. Если «породистых» я самовольно поместил ближе к вершине французской социальной лестницы, сделав их профессорами и даже индустриалистами в отставке, а «моржи» представились мне все владельцами кафе или бушри,[9]9
Мясной магазин (фр.).

[Закрыть] то с «Лешкой» мне пришлось изрядно повозиться. Он не был ни комптабль,[10]10
Бухгалтер (фр.).

[Закрыть] ни владелец продовольственного магазина, в этом я был уверен… Я представил его представителем вольной профессии, решив позже обсудить с Джи Джи, какой именно…

Участники задвигались в общем танго. Уже можно было выделить несколько пар. Одна «девушка» с крупным лицом, я назвал ее для моего внутреннего употребления «Вера» (я имею несносную привычку находить только что встреченным людям эквиваленты в прошлой моей жизни), была похожа на зав. отделом подписки в нью-йоркской газете «Русское дело». «Вера» была большая, она впечатлила меня. Обе были большие, и нью-йоркская, и та, которая из Сен и Уаз. Из породы киноженщин довоенных и послевоенных лет, мечта мужчины, пусть и подержанная. Сейчас на кинорынке мода не на женщину-мечту, но на женщину-реальность. Потому они такие все маленькие и имеют гель[11]11
Физиономия (попул. фр.).

[Закрыть] консьержек, только что поднявшихся на поверхность из метро Вольтер. Я лично предпочитаю мечту, Грету Гарбо, а не беспризорниц, плюющих «супэр», «вашман бьен», «жэ тэ жюр!»[12]12
Супер, окоровительно, клянусь тебе! (фр. арго)

[Закрыть]… Я толкнул Джи Джи в бедро:

– Смотри, какая!

Он не углядел, «Веру» скрыли туши труазьем аж. По две пары за раз они стали соревноваться в танго. Зал был в восторге. Уже сам факт, что труазьем ажтак отплясывает… Описывать двадцать четыре танцующие пары я не стану. Я остановлюсь на том лишь, что бросилось мне в глаза. Партнером «Веры» был высокий месье из породистых, по виду много старше ее. В смокинге и лаковых туфлях. Горбоносый. У него почему-то не поворачивалась шея, или, может быть, ему не хотелось ее поворачивать. Большой в груди, он вел «Веру» важно и чинно, как мужчина солидной эпохи, ей же, мне казалось, хотелось удариться во всяческие эксцентричности и падать на колено мужчины, как падала партнерша «Лешки» – небольшого роста брюнетка в серебристо-чешуйчатом платье русалки, бретелька платья впилась в плечо. Или же «Вере» хотелось оборачиваться юлой в руках партнера, как женщина мартиникской пары. Мартиникский мужчина – худой креол цвета какао с подсолнечным маслом – выглядел моложе их всех, вот хотя бы одно преимущество черной кожи. Танцевали мартиникцы неплохо, но я встречал лучших черных специалистов. Эти двигались монотонно, им недоставало воображения.

Обсудив тур танго (был небольшой перерыв, чтобы участники конкурса могли, если хотели, переодеться для вальса), мы с Джи Джи решили, что «Лешка» и его партнерша в цирковой чешуе были лучше всех. Энергичнее всех, драматичнее всех и сорвали больше аплодисментов, чем другие пары. Что «у них есть в жопах огонь», как выразился Джи Джи грубо, но верно.

Мы вскоре заметили наших фаворитов в зале. Окруженные народом, они раздавали автографы. Женщина была уже в платье из разноцветного капрона с несколькими слоями пышных оборок у колен. «Лешка» не переоделся, остался в серой курточке и черных брюках. Веселые, они заметно наслаждались вниманием зала.

Моя пара понравилась мне больше всех и в вальсе. Немеханическое самозабвение, горячий романтизм управлял ими. Они так раскрутились, что не смогли остановиться и когда музыка уже остановилась… Джи Джи выбрал другую пару. «Его» люди вальсировали классичнее, но холоднее. У него был крепкий большой нос, хорошо окрашенные щеки, она, рыжеволосая, отличалась тем, что, вальсируя, поддерживала платье рукой. Я заметил, что седая женщина, танцевавшая танго без очков, вышла вальсировать в очках, может быть, она боялась споткнуться. После вальса на нас в первый ряд опустилось столько пыли, что китаец чихнул и, взяв аппарат, выбрался в проход. «Какой кон![13]13
Кон (фр.) – Мудак.

[Закрыть] – сказал мне Джи Джи презрительно. – Врэман кон». Я не стал расспрашивать его, почему китаец кон, а, судя по физиономии, ему очень хотелось мне рассказать.

Пасадобль добрая половина пар вышла танцевать в латиноамериканских костюмах. Моя пара, может быть, бедные, как предположил Джи Джи, не переоделась, «Лешка» лишь снял жилет и накрутил на талию красный кушак. Но они носились по сцене как дьяволы. Он даже грохнулся на одно колено, и она обошла его в ослепительном знойном ритме, с осанкой перченых девушек знойного юга. Обильно намазанное простое лицо ее пылало от удовольствия и азарта. Она напомнила мне вдруг подружек моей мамы. В моем детстве они все танцевали до упаду. Мама, отец, подружки. В нашей комнате, с театральными выпадами, с отставлением руки далеко в сторону… Народ зашелся в оглушительных аплодисментах. Часть стариков покинули свои кресла и приблизились к сцене, залив проходы. Джи Джи, обливаясь потом, крутил большой винт своей камеры с помощью десяти-сантимовой монеты и бормотал ругательства. Две молоденькие п…ки, сидевшие рядом со мной, вскочили и запрыгали, выражая восторг. Одна вскарабкалась на сцену. Появился китаец из враждебного Джи Джи агентства. Даже на его презрительном лице выразился некоторый энтузиазм. Он навел свою пушку на сцену. Уже зазвучала музыка для последующих пар конкурса, а народ все аплодировал. Протанцевали последние восемь пар, но ни одна не вызвала такого энтузиазма зрителей, как «Лешка» и… Я подумал, какое бы имя дать партнерше пятнадцатого номера, и дал ей имя «Надя». «Лешка и Надя».

Появился конферансье и сообщил нам то, что мы знали и без него. Что сейчас жюри удалится на совещание, где будут выделены лучшие шесть пар. Занавес задвинулся. На сцену ринулась пресса и, путаясь в занавесе, стала искать в нем щели. Зрители разделились на компании и кружки и зашумели, обсуждая претендентов. Задуло теперь уже со всех сторон.

– Многие из дам очень даже бэзабль,[14]14
Бэзабль (фр.) – т. е. годятся для секса.

[Закрыть] – сказал Джи Джи, наконец отвернув свой винт десятисантимовой монетой.

– Я же говорю, что ты некрофил!

– Глупый кон, что может быть лучше созревшей женщины! Они ценят мужчину. И как они делают это… о! – Джи Джи закатил глаза. Он романтик. Несколько раз в год он объявляет мне, что у него, кажется, «гранд амур».[15]15
Гранд амур (фр.) – большая любовь.

[Закрыть]

– Некрофил, без сомнения. Как фотограф, ты предпочитаешь старых писателей, как мужчина, – пожилых женщин.

Джи Джи замахнулся в меня камерой. Расхохотался.

– Это не моя вина, Лимоноф, что писатель становится известным к старости… Но ты можешь сделать что-нибудь, чтобы твои фото подскочили в цене. Например, совершить ужасное преступление… Или лети в Бейрут и сделай так, чтобы тебя украла «Исламик Джихад»…

«На хуя я им нужен, – сказал я. – Пусть я уже француз, в паспорте стоит место рождения: СССР. И гражданство, как ты знаешь, я получил вопреки желанию правящего класса. Французское правительство и пальцем не пошевельнет для меня. Даже довольны будут…»

Конферансье вытащил на сцену толстую старую блондинку и, чтобы занять зрителей, начавших роптать по поводу затянувшегося совещания жюри, пригласил ее танцевать. Танцевал он так же механично, как улыбался, но правильно. Нужные повороты, нужные па. В наше время многие личности занимаются не своим делом. Может быть, из этого конферансье вышел бы хороший солдат, а? Зрители нашли танец шестидесятипятилетней блондинки с конферансье двадцати девяти лет трогательным. Она показала ему свое удостоверение. Он сказал ей спасибо за ее молодость. Ему подали букет цветов в целлофане, и он преподнес толстой старухе цветы. Мы с Джи Джи решили, что все это было заранее подстроено. «Ку монтэ».[16]16
Ку монтэ (фр.) – подготовленный трюк.

[Закрыть]

Повозившись еще немного, провыв трубадурный марш во все усилители зала, один находился лишь в пяти метрах от нас, устроители вытолкнули жюри на сцену. Члены вышли и столпились. Наглый оператор телевидения вывез камеру и, став к нам толстой задницей, стал снимать жюри.

– Люди телевидения еще наглее вас, фотографов, – заметил я Джи Джи.

– Та гель,[17]17
Та гель (фр.) – Заткнись.

[Закрыть] – лениво отшутился Джи Джи.

Они начали с шестого приза. Серебряный ночной горшок с двумя ручками достался «Вере» и ее партнеру, осколку солидного века. Сжимая горшок, они отошли, куда им было указано, к еловой рощице, и стали. Фотографы, танцуя перед ними, один даже присел на корточки, запечатлели их довольные лица. Очевидно, они считали шестое место своим.

– А почему вы, месье, сидите в зале и ленитесь взобраться на сцену? – спросил я Джи Джи.

– Это не мой профиль. Меня интересуют писатели и вообще люди искусства.

Я назвал Джи Джи Обломовым.

Пятое место… Они присудили пятое место «Лешке и Наде»! Раздалось было несколько хлопков, но аплодисменты были заглушены свистом, и ропотом, и криками протеста. В дальнем от нас проходе, где все двадцать четыре пары столпились, ожидая своей участи, я увидел, как дернулся и застыл на месте «Лешка». Лицо его посерело. «Надя» в чем-то убеждала его и наконец, взяв за руку, попыталась вытащить на сцену. Он зло отказался идти и вырвал руку. Всеобщее замешательство опасно перерастало в скандал. Конферансье спустился в толпу и принялся наговаривать «Лешке» на ухо, по-видимому, аргументы. Сообща, он и «Надя», под руки подняли злого «Лешку» на сцену. Актер – бывший боксер – вручил Наде серебристый сосуд. Более элегантный, нежели шестому месту, но также с двумя ручками. Их отвели и поставили рядом с «Верой» и ее партнером.

– Ну, – обратился я к Джи Джи, – в очередной раз возобладала привычная несправедливость. Я бы еще мог понять, если бы им присудили второе место, но пятое! Это уж разительно несправедливо. Посмотри на него – он из серого становится зеленым! – «Лешка» таки мрачнел на глазах. Запали, зазеленившись, щеки, а у глаз легли черные тени.

– Путэн бордель, – сказал Джи Джи, впрочем, спокойно, – ты, Лимоноф, что, первый год живешь на свете?

– Но ведь пятнадцатому номеру аплодировали больше и дольше всех. Я уверен, что, если бы голосовал зал, зрители, – две третьих – были бы за них. Мне жалко его, Джи Джи, посмотри, как он переживает. Сгорбился даже.

– Да, мэк[18]18
Мэк – мэн.

[Закрыть] побледнел, – согласился Джи Джи.

Я заглянул в программу. Судя по тому, что я, вовсе не плохо знающий географию моей новой родины, никогда не слышал о городе, в котором живет пара номер пятнадцать, – это маленький провинциальный город. Вроде городка Боброва в Воронежской области, где родился мой отец. В городке, конечно, скучно, и вот «Лешка» с «Надей» и еще несколько пар друзей их возраста развлекались танцами. Дома и в диско… Нет, в диско они, должно быть, танцевали редко. Диско не должно им нравиться. Диско-музыка монотонна, а у них страстный стиль. Какая же у него может быть профессия? Я решил, что он владелец крошечного книжного магазина. Первый приз – путешествие вокруг света на «круазьер», двадцать четыре дня – привлек «Лешку» и «Надю» на конкурс. Год они готовились, оттачивали па, сумели победить во всех этапах конкурса, в местном, в региональном и полуфинале… И вот – конец мечте. Всплеск морей и океанов, вечера в салоне, они танцуют, прижавшись друг к другу в ресторане «круазьер»… все это достанется другой паре. Увенчать жизнь кругосветным путешествием не получилось. Не будет цветных, брызжущих цветом фотографий в ослепительных экзотических портах мира, их можно было бы любовно перебирать скрюченными руками в самые последние годы жизни и затем оставить внукам… Вряд ли у пары номер пятнадцать останется достаточно сил, чтобы участвовать в соревнованиях в следующем году. Да и состоится ли еще один конкурс?

Презрев недовольный ропот зала, то почти исчезающий, то накатывающий опять, безжалостные устроители продолжали церемонию. Третье и четвертое места достались парам, которые, очевидно, их заслуживали. Второе место дали паре с Мартиники.

– Прогрессивная новая несправедливость заменила старую, непрогрессивную, – философски заметил я, обращаясь к Джи Джи, – цветным прилично дали второе место. Потому что они цветные. Еще раз подчеркнуть, что мы любим наших цветных и мы не расисты. Тахар бен Джалулу дали Гонкуровскую премию по той же причине.

– Путэн бордель, – воскликнул Джи Джи, – ты меня удивляешь, Лимоноф!

Первую премию они дали паре… Когда они выбрались на сцену, мне сделался ясен механизм сознания членов жюри. Они выглядели, вот именно в этом ключ к пониманию, выглядели не моложе, но современнее других пар. Они в точности соответствовали городским стандартам хорошо сохранившейся молодящейся пары, принадлежащей к средней буржуазии. Такие в паблисити-вспышках, прилизанные и моложавые, агитируют вас застраховать вашу жизнь. Оба были среднего роста. У него короткие волосы зачесаны набок, умело подкрашены и сзади, за ушами, чуть длиннее. Серый костюм, казалось, был сшит тем же портным, что и костюм конферансье. Брюки не узкие и не широкие, белая рубашка и красная бабочка. Она, в красном платье, в меру открытом и в меру закрытом, в меру обтягивающем. Прическа а-ля Симон Вейль, член Европейского парламента. Их манера танцевать, правильно, но бесстрастно, не могла им принести выше пятого или даже шестого места, но подсознательно их облик соответствовал стандартам жюри. Ибо никто в этом жюри не был экстравагантен, они тоже все были средние представители своих профессий. Людмила Черина вручила паре билет на круазьер.

– Твои фавориты, – объяснил Джи Джи, отвечая на мою гримасу, – слишком народны для этого жюри. Они как бы, знаешь, олицетворяют стихию «баль Мюзетт», от них несет карманьолой и этим «А, са ира, са ира, са ира…». Они слишком энергичны, стихийны для такого буржуазного жюри.

– Пойти, что ли, сказать пятому месту, что они были лучше всех, а, Джи Джи?

– Пойди.

Я посмотрел на сцену. Туда уже влезли, может быть, с сотню зрителей и смешались с жюри и премированными парами. Группа седовласых что-то гневно кричала председателю жюри. Множество тел обступили «Лешку с Надей». Их даже не было видно.

– Видишь, есть кому их утешить. Пойдем, – сказал Джи Джи. – Я еще хочу успеть купить пожрать у араба. Он открыт до полуночи.

Мы выбрались из зала. На углу Фобург Сент-Оноре и авеню Баграм мы расстались. Я пошел к пляс Этуаль. Я хотел поразмышлять о проблеме несправедливости.

Мы вернулись к ней вместе с Джи Джи через некоторое время. Джи Джи сидел у меня. У него нет ТиВи. У него в шамбр дэ бонн[19]19
Шамбр дэ бонн (фр.) – комната для служанок; дешевое жилище под крышей.

[Закрыть] в 17-ом есть сейф для хранения фотокамер, есть электроплитка и туалет, как в тюрьме, но ТиВи нет.

Только что окончился чемпионат мира в среднем весе. Победу получил Шугар Рэй. По очкам… Из троих судей двое приняли его сторону.

Джи Джи со злостью сдавил коробку дистанционного управления, и экран погас.

– Ты знаешь, почему происходят революции, Лимоноф?

– По множеству причин…

– Ни хуя подобного. Причина всегда одна. В обществе, готовом для кровопускания, победу всегда, во всех случаях присуждают слабейшему. Это может продолжаться долго, но в конце концов народные нервы не выдерживают. Ты видел, что претендент был сильнее? Ты видел. Ты видел, что несколько раз он так впечатал Рэю в нужное место, что тот поплыл? Ты видел и все видели, что в конце последнего раунда Рэй еле добрел в свой угол, а наш мэк танцевал себе по рингу, свеженький? Видел? И что, эти жулики присудили победу Рэю! И ты слышал, что сказал наш человек в микро. «Я знаю, что я выиграл матч, и он – Шугар Рэй, знает. Для меня – я победил». И как он спокойно это сказал, а, ты слышал? С полной уверенностью в несправедливости, в том, что ничего иного, кроме несправедливости, он и не ожидал, с манерами стоического философа. Он супер, этот черный! Настоящий дюр,[20]20
Дюр (фр.) – крутой.

[Закрыть] и, что нечасто встречается среди боксеров, у него есть мозги и класс… Какой класс, а, «я знаю, что я выиграл матч, и Рэй знает», а, как сказано!

Мы оба болели за претендента с короткой бородкой. Невозмутимый, холодный и сильный, он атаковал все двенадцать раундов. Но они оставили Рэя чемпионом мира.

– На хуя тогда соревнования устраивать, Лимоноф? Если все так нечестно. Путэн бордель! Коррупция повсюду… – Джи Джи встал и, хромая, заходил по моей небольшой территории, злой.

– Возможно, они позволят ему победить Рэя в следующем матче, через год? Хотят растянуть удовольствие зрителей. И сделать еще кучу денег. Ведь если бы Рэй потерял свой титул сегодня, то эти следующего года мани от них ускользнули бы. Два матча – это две кучи денег, один матч – одна куча. Вампиры! Я лично уничтожал бы бизнесменов физически.

– Да, – согласился Джи Джи. – Мы – фотографы, писатели, боксеры, крестьяне – производим продукты потребления, а подлое племя бизнесменов перепродает наш труд…

Мы помолчали, злые. Он у окна, я на стуле.

– Э, Лимоноф, я забыл тебе сказать. – Джи Джи обернулся ко мне от окна. – Тот мэк, на конкурсе в Плейель, ну помнишь, пятнадцатый номер, ты еще за него болел, ведь отбросил баскетс тогда на сцене… Мне этот кон-китаец сказал. Мы ушли, а китаец остался для общего фото… Грохнулся и отбросил баскетс прямо на сцене… Не вынес несправедливости… сердце остановилось…

Несмотря на то, что Джи Джи сообщил мне о смерти «Лешки», употребив вульгарное простонародное выражение «отбросил баскетс», то есть кроссовки, обыкновенно наглая физиономия Джи Джи выглядела грустной.