Текст книги "Татары. История возникновения великого народа"

Автор книги: Эдуард Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Хунну, выступавшие за «политику нападения», так никогда и не простили советника, поддержавшего предложенную шаньюем «трусливую политику», более того, упомянутого советника обвинили в злоупотреблении должностными полномочиями. Приближенные искусно возбудили у шаньюя подозрительность, и советник, опасаясь за свою жизнь, вынужден был бежать в Китай с тысячью своих сторонников. Когда в следующий раз шаньюй прибыл к императорскому двору, он обратился к своему бывшему советнику, ставшему китайским вельможей: «Лишь благодаря твоим советам, господин, я сейчас живу в мире с Китаем. Только я виноват в том, что ты покинул нас, и теперь я хотел просить императора отпустить тебя, чтобы ты смог уехать со мной». Советник ответил: «Шаньюй! Лишь по воле Неба и благодаря своему вдохновению ты пребываешь ныне под защитой императора. Я же теперь – китайский подданный, и, вернувшись с тобой, я бы нарушил свой долг. Однако, если ты пожелаешь, я готов принять пост постоянного представителя хунну при китайском дворе». И хотя шаньюй предпринял попытку вернуть посланника, она оказалась безрезультатной.

Тем временем китайская супруга шаньюя произвела на свет сына и получила титул яньчжи. Судя по всему, у хунну не существовало понятия, принятого в Китае, согласно которому только первая официальная супруга (конфарреация)имела право носить исключительный титул, при этом происхождение ее значения не имело. Хуханье умер в 31 году до н. э., процарствовав 28 лет. Сначала он взял в жены двух дочерей старшего брата советника, пребывавшего в Китае. Одна из дочерей, старшая сестра по имени Чжуанькюй, – это, по всей видимости, мать шаньюя Хуаньди, дяди Хуханье-шаньюя: она родила Хуханье двух сыновей. Ее младшая сестра, получившая титул главной яньчжи, подарила Хуханье четырех сыновей, двое из которых были старше первенца сестры, а другие двое младше второго сына сестры. Из этого следует, что Хуханье первой взял в жены младшую сестру, а на старшей женился после того, как она пережила всех его предшественников. У Хуханье также было около дюжины сыновей от других жен, в число которых, несомненно, входила уроженка Самарканда и племянница Хулугу. По происхождению Чжуанькюй была самой благородной супругой, поскольку она принадлежала к одному из трех кланов, традиционно связанных брачными узами с кланом шаньюя. Ее старший сын был любимцем Хуханье, именно его шаньюй считал своим наследником. К сожалению, по мнению Чжуанькюй, ее сын был слишком юн и неопытен, чтобы руководить государством в это сложное время. Она считала, что для роли наследника гораздо лучше подошел бы ее племянник – старший сын младшей сестры. Главная яньчжи не уступала сестре в великодушии, уверяя ту, что за юного шаньюя могут править министры. Если на трон взойдет владыка неблагородного происхождения, утверждала она, гражданской войны не миновать. Поскольку обе сестры были дочерьми одного мужчины, перед историками встает вопрос – почему происхождение старшей сестры считалось более благородным. Может быть, у Чжуанькюй и ее сестры были разные матери (а как мы вскоре увидим, тунгусы и тюрки первое место в родословной отводили именно матерям), или же благородство главной яньчжи зависело от количества супругов, которых она пережила. Как бы там ни было, на смертном одре Хуханье назвал своим преемником старшего сына Чжуанькюй. Однако по договору двух яньчжи трон должен был перейти сначала к четырем сыновьям главной яньчжи, а впоследствии – к старшему сыну Чжуанькюй. Таким образом, сын главной яньчжи унаследовал трон, получив титул Фучжулэй-жоди-шаньюй. Фучжулэй сделал своего брата левым чжуки-князем, а сыновей Чжуанькюй – правым лули-князем и правым чжуки-князем. Согласно обычаю, он взял в жены вдову отца – китаянку, которая родила ему двух дочерей. К чести китаянки надо сказать, что она, осуждая этот варварский обычай, отправила в Китай протестующее послание. Однако китайский император посоветовал ей лишь «следовать национальным обычаям той страны, где она живет».

После того как эта проблема была решена, новый шаньюй направил в Китай посла, чтобы засвидетельствовать свое уважение императору. После аудиенции у императора посол отправился в обратный путь и, не успев отъехать от китайской столицы, обратился к сопровождавшему его китайскому посланнику со следующими словами: «Я желал бы стать китайским подданным и совершу самоубийство, если желание мое не исполнится. Я не вернусь в Татарию». Об этом подозрительном и удивительном инциденте тотчас доложили императору, а он передал дело на рассмотрение императорскому совету. Большинство его членов считали, что просьбу следует удовлетворить, согласно обычаю. Однако два министра придерживались другой точки зрения: «В старые времена, когда татары совершали набеги на китайские территории, мы поощряли дезертирство, но сейчас, когда шаньюй стал нашим вассалом, а его государство служит буфером, прежняя политика неуместна. Мы не можем одновременно принимать от него дань и давать приют перебежчикам. Разве просьба одного человека равноценна нашему долгу перед шаньюем? К тому же очень может быть, что новый шаньюй сам инициировал этот инцидент, чтобы испытать прочность нашего союза. А возможно, шаньюй ищет предлог для войны, в таком случае, удовлетворив просьбу этого человека, мы сыграем шаньюю на руку. Честность – вот наша лучшая политика, мы должны быть осторожны». Император осознал всю серьезность этих аргументов и направил к татарскому послу своего приближенного для получения объяснений. Посол обратил свои слова в шутку и после возвращения ко двору шаньюя старался держаться подальше от китайского посланника. В следующем году шаньюй лично прибыл ко двору императора и был принят с теми же почестями, что и Хуханье в 33 году до н. э. В 20 году до н. э., после десятилетнего правления, шаньюй умер. Его преемником стал левый чжуки-князь, из этого следует, что семейное соглашение предусматривало царствование двух старших братьев перед старшим сыном Чжуанькюй. Это подтверждается и тем фактом, что после воцарения одного из братьев второй сразу же стал левым чжуки-князем. Новый шаньюй получил титул Сусйе-жоди-шаньюй. Он процарствовал восемь лет и скончался в 12 году до н. э. на пути в Китай. Преемником стал старший сын Чжуанькюй, именовавший себя Гюйя-жоди. Четыре года спустя он умер и монархом стал его брат Учжулю-жоди. Учжулю взял в жены главную яньчжи отца (сестру своей матери) и сделал ее второй яньчжи. Этот факт говорит о том, что главная яньчжи была одной из первых, если не первой супругой шаньюя. Возможно, этот титул даровался первой девственнице, которую брал в жены шаньюй, или той, которая первой приносила сына. Учжулю-жоди сделал двух ее сыновей (своих единокровных братьев) левым и правым чжуки-князьями, а своего сына отправил к китайскому императору в качестве заложника. Между тем китайская династия Хань переживала период упадка, за императора Чэнди государством управлял его дядя по материнской линии. Кто-то из приближенных императора предложил захватить лесистую территорию близ современного Ганьчжоу, которая в те времена, как и сейчас, вдавалась клином в китайскую территорию. По мнению императора, если бы не риск унизительного отказа, можно было бы обратиться к шаньюю и предложить ему уступить землю. Дядя императора воспринял эти слова как команду к действию и соответствующим образом проинструктировал китайского посла. Прибыв ко двору шаньюя, посол обратился к татарскому монарху со следующей речью: «Ты владеешь территорией, которая клином вдается в территорию Китая: из-за этого Китай вынужден содержать три гарнизона. Чтобы освободить стражей от несения обременительной службы и сократить расходы Китая на их содержание, ты мог бы отплатить императору за все его милости, уступив ему эту полоску земли. Император, несомненно, щедро наградит тебя». Учжюлю-жоди, который был далеко не простак, спросил: «Правильно ли я понимаю, что это послание исходит от самого императора? Если так, я, несомненно, повинуюсь его желанию». Посол ответил: «Император намекнул на это, но само предложение исходит от меня, и, по моему мнению, это прекрасный политический ход для тебя, шаньюй». – «Благочестивый Сюаньди и благочестивый Юаньди были очень добры к моему отцу Хуханье и даровали ему территорию к северу от Великой стены, – сказал шаньюй. – Земля, о которой ты говоришь, находится во владении одного из моих вельмож, но с твоего позволения я отправлю туда посланника и выясню, что представляет собой эта территория». Послы вернулись в Китай, но вскоре снова были отправлены к шаньюю. Прибыв к его двору, они повторили свое предложение. Ответ был таков: «Во время правления моего отца и старших братьев ни разу не поднимался вопрос о наших владениях. Отчего же теперь такой пристальный интерес к этой территории? Вельможа, управляющий ею, сообщил мне, что все наши вассальные государства на западе пользуются лесом, растущим на этой земле, для изготовления шатров и повозок. Кроме того, я не осмелюсь отдать землю моих предков». Недовольный шаньюй направил императору послание, и главный посол по возвращении в Китай едва не расстался с головой. Его сместили с должности, и до конца своей жизни он никогда не общался с хунну. Сын шаньюя, живший при китайском дворе в качестве заложника, к этому времени умер, и шаньюй отправил к императору другого своего отпрыска.

Вскоре после этого кочевники Кульджи совершили разбойничий набег на хунну и были разбиты. Спеша умиротворить хунну, кочевники отправили к татарскому двору заложника – одного из юных принцев. Шаньюй сообщил об инциденте китайскому императору, и тот велел отпустить заложника. Во 2 году до н. э. шаньюй выразил желание прибыть к китайскому двору, чтобы лично поздравить императора Айди с новогодними празднествами, однако императору (который скончался в следующем году) нездоровилось, придворные мудрецы сочли визиты татарских монархов недобрым предзнаменованием – по крайней мере в двух случаях непосредственно за этими визитами следовала смерть китайского императора. Встал также вопрос издержек. На сторону татар встал государственный деятель по имени Ян Сюн, чье имя стоит на одном уровне с именами Менция и Цинция, он был одним из величайших китайских философов. Он кратко повторил всю историю взаимоотношений Китая с татарами. Вспомнил о том, как Мэн Тяню с его 400-тысячным войском не удалось достичь намеченного пункта (близ Тендука) и он вынужден был выстроить Великую стену для защиты границ Китая; о том, как основатель династии Хань с армией численностью 300 000 человек едва спас свою жизнь благодаря постыдной уловке; о том, как Модэ оскорбил вдову основателя династии; о том, как не сработала западня в «Лошадином городе», что повлекло за собой многолетнюю жестокую войну; и о том, что даже после того, как хунну были оттеснены на север пустыни, они отказались объявить себя вассалами Китая. Затем последовала военная кампания, которую Китай предпринял совместно с кочевниками Кульджи. Она, впрочем, не принесла Китаю мира и безопасности. Хунну удалось подчинить только после того, как пять шаньюев развязали междоусобную войну и Хуханье обратился к Китаю с просьбой о защите. Но даже и тогда татарские шаньюи появлялись при китайском дворе только лишь когда им это было выгодно. «Хотя нам удалось завоевать Коканд, тунгусов, кочующие племена Кукунора, корейцев, Кантон и Фучжоу, – продолжал Ян Сюн, – нам не удавалось обуздать это северное чудовище. Сейчас шаньюй думает и ведет себя именно так, как нам нужно. Нам, правда, дорого обходится удовлетворение его желаний, но взгляните на результаты! Вы же не скажете, что мы тратим миллионы ежегодно на содержание наместника на западе и на поддержку туркестанских государств только для того, чтобы удерживать на почтительном расстоянии Самарканд и Кульджу? Нет! Все это делается для того, чтобы оградить нас от хунну. Неужели мы допустим, чтобы все усилия наших предков пошли прахом? Пусть ваше величество все обдумает, прежде чем принимать решение, прежде чем мы опять погрузимся в пучину войны!»

Так сказал философ. Император понял всю серьезность его аргументов и призвал к себе посла хунну, который уже собирался в обратный путь. Император направил шаньюю письмо с приглашением посетить столицу. Однако к тому времени шаньюй тяжело заболел и вынужден был отложить свой визит к императору на год. До того дня шаньюев, отправлявшихся с визитом к императору, сопровождала свита в 200 человек. Учжулю-жоди взял с собой 500 человек, «чтобы подчеркнуть свою признательность императору», другими словами, чтобы получить больше подарков. В 1 году до н. э. шаньюй явился в столицу. Из-за необычного поведения планеты Юпитер (которое, возможно, в состоянии объяснить астрономы) покои для шаньюя были приготовлены на территории Зоологических садов. При этом шаньюю объяснили, что это следует расценивать как знак особого уважения. Нечто подобное происходило и с европейскими послами в недавнем прошлом: они принуждены были выражать свое почтение маньчжурскому императору за пределами пекинского дворца. Император одарил шаньюя так же щедро, как и его предшественник в 27 году до н. э., и сверх того подарил 30 000 рулонов шелка, пышные одеяния и 30 000 фунтов шелка-сырца для подбивки одежд. При каждом последующем визите количество подарков возрастало или, по крайней мере, не сокращалось, так что размер этого регулярного налога приобретал большую важность. По возвращении в Татарию Учжулю-жоди отправил к китайскому императору в качестве заложников двух или трех своих вельмож с их женами. Это, видимо, было вызвано тем, что сводный брат Айди – юный император Пинди (чье правление официально началось в 1 году до н. э.) – находился под влиянием вдовствующей императрицы, которая, в свою очередь, была не более чем марионеткой в руках будущего узурпатора Ван Мана. Ван Ман был племянником вышеупомянутого дяди Чэнди по материнской линии и, следовательно, приходился родственником, или cognatus,Айди и Пинди – племянникам Чэнди. Вдовствующей императрице льстило, что среди ее придворных дам есть татарские женщины. Чтобы сделать императрице приятное, Ван Ман намекнул шаньюю, что тот мог бы отправить к китайскому двору одну из дочерей Фучжулэй-жоди, и девушка поехала в Китай.

Так случилось, что правитель одного из карликовых государств в районе Караходжо или Пиджана вместе с владыкой племени, жившего возле озера Лобнор, перешли на сторону хунну. Причиной тому стала их размолвка с одним из китайских чиновников на западе. Шаньюй письменно признал, что предоставил приют беженцам и их сторонникам, но извинения приносить не стал, ограничившись простым изложением фактов. Китайский император направил к нему посланников (в числе которых была кузина китайской супруги шаньюя), чтобы призвать шаньюя к ответу, но Учжулю-жоди заявил, что свято соблюдал и соблюдает условия договора, заключенного Хуханье, а также договоренности с божественным Сюаньди и божественным Юаньди. Отец его, сказал Учжулю-жоди, издал строжайший указ, запрещавший принимать дезертиров из Китая. Однако, заметил шаньюй, эти люди пришли не из Китая, они – подданные другого государства, следовательно, предоставив им убежище, он не нарушил никакого закона. Китайские посланники напомнили татарскому монарху, что, когда пять шаньюев пытались перерезать друг другу глотки, Китай вмешался и защитил династию Хуханье, теперь же Учжулю-жоди может отплатить за эту услугу. После некоторого размышления Учжулю-жоди согласился выдать беглецов. Однако, когда Китай уже готов был принять их, шаньюй неожиданно передумал и отправил каждого в его страну. В то же время он извинился перед Китаем. Извинения были отклонены, и несколько туркестанских правителей, включая двух обидчиков, были впоследствии обезглавлены. Эта казнь, произошедшая во время великого китайского совета, созванного где-то на западе, должна была послужить предупреждением монархам мелких государств, приглашенных на совет. Был издан новый указ, согласно которому «в будущем ни один китаец, тунгус или уроженец Кульджи, равно как и подданные других государств – вассалов Китая, не будут приняты хунну». К татарскому двору были отправлены послы для специальных поручений, которые должны были ознакомить шаньюя с новым указом, а также забрать у него договор, направленный ему в ларце прежним императором.

В этот период Ван Ман предложил татарам последовать примеру Китая и отказаться от практики использования двух личных имен. Он призвал Учжулю-жоди идти в ногу с цивилизованными государствами. Неясно, какими именно правилами регулировалось употребление китайских или татарских имен в тот период, но по аналогии с более поздней историей можно сказать, что татары вообще мало думали об именах и не подозревали о существовании табу на приветствия (подразумевавшие необходимость избегать употребления личных имен отцов и императоров), пока китайцы не просветили их на этот счет. Учжулю-жоди– шаньюй, чье личное имя было Нанчжиясы, принял предложение Ван Мана и охотно изменил имя на Чжи, так как в Китае император запретил двусложные имена. Раболепие шаньюя сделало узурпатора более требовательным. Теперь он открыто распространил покровительство Китая на тунгусских послов и объявил тунгусам, что им больше не нужно платить подати хунну шкурами и одеждами. Терпению шаньюя настал предел, его поддержали все представители хунну, занимавшиеся торговлей. Шаньюй отправил к тунгусам послов с требованием уплатить обычные подати, но требование это было отклонено на том основании, что Китай запретил осуществлять какие бы то ни было выплаты. Этот инцидент повлек за собой насилие, грабежи и убийства с обеих сторон, перевес в конечном итоге оказался не на стороне тунгусов. В 9 году н. э. амбициозный Ван Ман наконец сбросил личину и отправил к хунну послов с великолепными дарами – они должны были возвестить о том, что Ван Ман по воле Неба смещает династию Хань. Послы привезли шаньюю новую печать и велели татарскому монарху заменить ею прежнюю печать. Он уже готов был отдать послам старую печать, когда один из придворных прошептал: «На вашем месте я бы сначала прочел надпись на новой печати». Шаньюй попросил послов подождать несколько минут и велел подать напитки. Генерал Ван, первый посол и родственник узурпатора, потребовал немедленно отдать старую печать, но татарский вельможа повторил свой совет. Шаньюй, однако, покорно отдал печать, заявив, что не видит причин, по которым надпись на печати могла бы измениться. Он принял новую печать, надпись на которой не мог разобрать, и остаток дня татарский монарх и китайские послы предавались пиршеству. Когда послы отправились в свои покои, один из них предложил уничтожить старую печать прежде, чем обнаружится обман. Проблема была в том, что никто не решался сделать это, поскольку для китайцев императорские печати были священны. Однако посол, внесший предложение, был не робкого десятка. Решив, что молчание коллег означает согласие, он расколол печать топором. На следующее утро шаньюй, конечно, потребовал вернуть ему старую печать на том основании, что вместо слов «Печать шаньюя хунну» на новой печати было написано «Печатка нового шаньюя хунну», а печатки предназначались для лиц, статус которых был ниже статуса правящего монарха. Когда ему объяснили, что в Китае теперь правит новая династия, а посланец шаньюя своими глазами увидел обломки старой печати, он понял, что настаивать на своем нет смысла. Шаньюй принял подарки и удовлетворился тем, что отправил одного из своих братьев, правого чжуки-князя, вместе с китайскими посланниками к императору с письмом, в котором содержалась просьба выдать ему печать с прежней надписью. На обратном пути, проезжая через владения другого брата, посланники увидели пленных, принадлежащих к народу ухуань, – они служили своего рода гарантией выплаты налогов. Послы обратили внимание упомянутого брата на новые законы. Этот брат был старшим из пары, рожденной младшей сестрой Чжуанькюй. Он попросил разрешения отправить шаньюю конфиденциальное послание. Шаньюй ответил уклончиво: «Отослать ли мне их за стену или оставить за ее пределами?» Этот вопрос адресовался Китаю. Ответ гласил: «Внешним путем». Инцидент с печатью и тунгусский вопрос вызвали у шаньюя раздражение, и он под предлогом сопровождения пленных из народа ухуань направил стотысячное войско к Великой стене, близ современного Нинся на Желтой реке. В следующем году снова вспыхнул конфликт с правителями карликового государства Карахождо. Один из них перешел на сторону хунну с двумя тысячами человек, взяв с собой весь крупный рогатый скот и овец, которых смог собрать. Шаньюй не только принял правителя, но и организовал вместе с ним набег, в ходе которого было ранено несколько китайских чиновников и погиб один из вассальных китайских царьков. Два китайских чиновника, предвидя скорый переворот в Туркестане, убили своего начальника и дезертировали к шаньюю, который пожаловал им военные звания и принял в своих личных покоях. Услышав об этом, Ван Ман предпринял решительные действия. Своим первым указом он разделил владения хунну на пятнадцать доминионов и послал табун в 20 000 лошадей к Великой стене близ Датуна с целью подкупа других сыновей Хуханье. Брат шаньюя, в чьем ведении находились пленные тунгусы, получил титул «сыновний шаньюй», а также около 450 килограммов золота, символы титула и другие щедрые дары. Двое его сыновей отправились в столицу, где младший стал «покорным шаньюем» и получил 226 килограммов золота. В ответ на эту акцию Учжулю-жоди положил начало массовой резне, жертвами которой стали все, кто попался ему под руку близ Великой стены, на севере Шаньси. Кроме того, он отправил приказ своим восточному и западному наместникам следовать его примеру. Это произошло в 11 году н. э. Полувековые усилия в один миг пошли прахом, вся линия границы была охвачена огнем, людей и скот убивали на месте или угоняли. Но Ван Ман, своим безрассудным упрямством напоминавший шведского короля Карла XII, вовсе не собирался уступать. У него в руках были сокровища, собранные несколькими поколениями императоров, и они ушли как песок сквозь пальцы. Ван Ман назначил двенадцать военачальников. Получив припасы на 300 дней, они должны были вести 300-тысячное войско десятью разными дорогами, стирая с лица земли владения хунну и изгоняя татар к отдаленным крепостям киргизов и канкали. Империя хунну была опустошена, все, что было обнаружено в закромах, свозилось к китайской границе. Один из выдающихся китайских военачальников возражал против такой непрактичной политики и снова рисовал всю историю отношений между Китаем и Татарией. Пройдет не менее года, говорил он, прежде чем будут собраны припасы на 300 дней для 300 000 человек. Авангард войска будет деморализован прежде, чем подтянется арьергард. Военачальник подсчитал, что быки, единственные пригодные для работы животные, должны будут перевезти 200 000 тонн пищи для солдат, а также не менее 200 000 тонн сена для себя, поскольку одной только травы будет недостаточно. Опыт показывает, добавил он, что уже через сто дней ни одного быка в живых не останется, а людям не под силу тащить припасы в дополнение к оружию, посуде, углю и т. д. (Точно такие же аргументы были использованы во время китайской кампании против Кашгара пятьдесят лет назад, когда армия вынуждена была по мере своего продвижения сеять и жать зерно.) Кроме того, продолжительная диета из риса и воды неизбежно приведет к болезням. По этой причине кампании в этих холодных и ветреных районах никогда не длились более ста дней. Более того, с таким огромным обозом, открытым атакам врага со всех сторон, боеспособность армии будет сравнительно невысока. К тому же она не сможет преследовать врага, бросив обоз на произвол судьбы. Поскольку авангард был уже готов к выступлению, полководец предложил нанести удар немедленно. Он сам готов был вести солдат в бой.

Однако Ван Ман не прислушался к этим советам, и китайская армия начала свой поход по растерзанной империи хунну. Тем временем «сыновний шаньюй» воспользовался первой же возможностью, чтобы вернуться к брату и объяснить, как ему достался этот титул. Видимо, объяснения шаньюя не удовлетворили, поскольку он отнял у брата его первоначальный титул и дал другой, более низкий. «Покорный шаньюй» умирает от болезни, и Ван Ман назначает на место покойного его старшего брата. Набеги продолжаются, захваченные в плен люди утверждают, что среди участников набега – третий сын «сыновнего шаньюя». Тогда Ван Ман собирает всех представителей иностранных государств на центральной площади столицы и в их присутствии казнит второго «покорного шаньюя». В результате всего этого люди из приграничных поселений, разбогатевшие и добившиеся процветания за пятьдесят лет мирной жизни, потеряли все, большинство из них погибло, других увели в плен. Армия страдала от бездействия, солдаты устали от лагерной жизни. Всюду царило запустение, равнины, на которых еще недавно разгуливали стада овец, теперь были покрыты белеющими костями.

В 13 году н. э. после 21-летнего правления скончался Учжулю-жоди. Все сильнее стало чувствоваться влияние его китайской супруги. Одна из ее дочерей вышла замуж за вельможу хунну, стоявшего тогда у власти, и эта дочь не только часто выступала в пользу союза с Китайской империей, но и с удовлетворением отмечала, что «сыновний шаньюй» Ван Мана, бывший ее близким другом, продолжал получать из Китая ссуды и подарки. Взвесив все за и против, она сумела добиться его восхождения на трон в обход правого чжуки-князя, то есть в обход брата, ездившего в Китай для переговоров по поводу печати. Новый шаньюй Хянь принял титул Улэй-жоди, а также пожаловал титул восточного лули-князя обойденному брату. Непонятно, почему в данном случае употребляется слово «обойденный», поскольку по старшинству Уеэй-жоди был вторым братом с точки зрения возраста из шести детей, рожденных двумя сестрами. За несколько лет до описываемых событий от титула левого чжуки-князя, который носил сын Учжулю-жоди, по неизвестным причинам отказались. Тем не менее сын Учжулю-жоди был законным наследником, хотя сам Учжулю просил его уступить трон Улэю. Теперь Улэй отплатил Учжулю за подозрительность и унижения, пожаловав своему собственному племяннику, сыну Учжулю, дискредитировавший себя титул левого чжуки-князя. По всей видимости, Улэй отдал своей любовнице на откуп дипломатию, и она тут же отправила послов к Великой стене, желая видеть своего кузена, сына старшего брата матери. Вместо одного брата приехали двое, император направил их в Татарию в качестве послов с поздравлениями шаньюю. Они попытались, и, видимо, успешно, убедить шаньюя, что его казненный сын жив. С помощью солидного подкупа послам также удалось добиться выдачи двух чиновников, бежавших в Татарию после убийства вышестоящего сановника. Они были зажарены заживо – эта пытка была придумана специально для них мстительным Ван Маном.

Хотя шаньюй получал щедрые дары, он пользовался любой возможностью, чтобы совершить набег. Татарские послы, отправленные им к императору, скоро узнали всю правду о казни сына шаньюя. Услышав об этом, шаньюй заручился поддержкой тунгусов, и набеги его стали еще более жестокими, чем прежде. На упреки китайских послов он давал уклончивые ответы. Останки юного «покорного шаньюя» и его свиты были доставлены к Великой стене кузеном китайской яньчжи и там переданы татарскому посланнику и его жене-полукитаянке. Татарскому монарху объявили, что народ его отныне будут именовать не хунну, а гунну. Китайские иероглифы, использовавшиеся для транслитерации этого исконно татарского названия хунну (хиун-ну), означали «свирепые рабы», а иероглифы, выбранные для нового названия, означали «почтительные рабы». Шаньюй согласился с этим, взял печать, подарки и продолжил свои набеги. Ван Ман, раздававший титулы так же щедро, как Наполеон I, достойно наградил кузена-дипломата и его коллег.

Улэй царствовал пять лет и умер в 18 году н. э. Преемником стал его уже упоминавшийся младший брат Юй, взявший имя Худурши Даогао-жоди. Неясно, кто была его мать, но он не был шестым сыном двух сестер. И новый шаньюй был охоч до китайских даров, он отправил к императорскому двору внуков китайской яньчжи (впоследствии один из них бежал). Приблизительно в тот период татарский правитель дел Сюйбудан, сосредоточивший в своих руках все судопроизводство, и его жена отправились к Великой стене, где их радушно встретили и пригласили посетить столицу. Прибыв ко двору, Сюйбудан узнал, что в отношении него у Ван Мана большие планы – император хотел сделать из правителя дел нового шаньюя. Однако этим интригам не суждено было воплотиться в жизнь – злополучный правитель дел скончался от болезни. Ван Ман выдал свою дочь, рожденную наложницей, замуж за сына покойного правителя дел, решив сделать его шаньюем. Однако Ван Ман прожил недолго – в 23 году н. э. он погиб от рук солдат, принадлежавших к сторонникам прежней династии Хань.

В 24 году н. э. последний император Ранней династии, или династии Западная Хань, направил послов к хунну с печатью, на которую была нанесена прежняя надпись. Представители хунну, пережившие смутное время, также были отправлены в Татарию. Когда дипломатическая миссия прибыла к татарскому двору, шаньюй напустил на себя важный вид и потребовал, чтобы Китай признал роль, которую сыграл татарский монарх в гибели узурпатора. Шаньюй напомнил, что татары всегда воздавали Китаю соответствующие почести, когда тот помогал хунну избавиться от узурпаторов. Никакие доводы послов на шаньюя не действовали, и те вернулись в Китай удрученными. Тем временем восстание «краснобровых», охватившее Китай, пришло и в китайскую столицу, положив конец первой династии Хань.