Текст книги "Большая книга ужасов"

Автор книги: Эдуард Веркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Убери ее! – нервно сказала Ма.

Отец взял каминные щипцы, подхватил «ловца» и понес его вниз, в подвал. Ма пошла с ним.

Меня в подвал не пустили. Но я выбежал на улицу, обошел дом и стал смотреть в подвальное окошко. Бакс тяжело дышал рядом.

Они разговаривали возле бойлера. Я видел все в окошко. И слышал. Па развел огонь и бросил в него челюсти с перьями.

– Это он, – сказала Ма. – Это он сделал.

И вдруг я понял, что она говорит обо мне. Это было так неожиданно, что сначала я даже не поверил.

– Что сделал? – Па закрыл дверцу печи.

– Эту гадость. Эту дрянь.

Па вздохнул.

– Ты не понимаешь, что говоришь, – сказал он. – Бакс – собака, а это сделал человек. Собака не может такого сделать. У нее нет рук. Единственное, что он мог сделать, – это притащить эту вещь. Но навряд ли в этом был умысел. Просто увидел и притащил.

– Я не про собаку, я не сумасшедшая. Не про Бакса я говорю.

– Ты считаешь…

Ма имела в виду меня.

– Лиза испугалась, – сказала Ма.

– Я сам испугался…

– Ты знаешь, что это за вещь?

Па не знал.

– А я знаю. Такими вещами наводят порчу. После таких вещей в доме умирают…

– Дорогая! Я же тебе уже говорил! Оставь ты эту мистику! Это ничто. Это просто дрянь с перьями – и все! Какие-нибудь дураки делают, чтобы народ пугать. А Бакс нашел, да и притащил…

– Ничего просто так не бывает. – Ма смотрела в огонь. – Что тут вообще происходит… Ты же видел – он натравил на Римму собаку! Бакс на нее кинулся, Лиз испугалась. Он и на тебя рычал! Он рычал, этого раньше никогда не было! А это не моська, такая собака легко может убить…

Па открыл дверцу, посмотрел, как горит.

– Ты знаешь, – шепотом сказала Ма. – Я сегодня видела черную собаку.

– Что?!

В голосе Па я услышал страх. Обычно Па никогда ничего не пугался. А тут вдруг голос его задрожал и просел, как земля на кладбище.

– Что ты видела? – переспросил он.

– Черную собаку, – повторила Ма. – Сегодня я видела черную собаку!

– Это нормально, Бакс ведь черный, ты наверняка ошиблась…

– Это не Бакс! – крикнула Ма. – Бакс сидел на заднем сиденье! Я не ошиблась! Там, возле холма! Я видела ее! Черная собака…

Па приложил руку к бойлеру и тут же отдернул.

– Это может ничего не значить… – Он подул на палец. – Это может совсем ничего не значить…

– Ты прекрасно знаешь, что это может значить! Ты же помнишь! В последний раз, когда мы видели черную собаку, умер отец…

– Хватит! – неожиданно рявкнул Па. – Хватит! Я устал от всей этой чуши! Тебе надо лечиться! То тебе черные собаки мерещатся…

– Ее видела и Лиза, – сказала Ма.

Па умолк.

Ма сказала Па:

– Не знаю, что делать… И этот его Бакс…

– Ты предлагаешь его вернуть? – прямо спросил Па. – Вернуть Сеньку?

Меня собирались вернуть.

– Нет… – сказала Ма. – Я не хочу его возвращать. Но я не знаю, что нам делать. Мне кажется, он может в любой момент стать неуправляемым… В конце концов мы про него ничего не знаем. Мне кажется, он начал за нами следить. Он ходит, приглядывается все…

Значит, Ма заметила.

– У тебя просто нервы распустились. – Па прибавил газу в котел, пламя вспыхнуло веселее. – Ничего такого нет, тебе на самом деле кажется…

– Мне кажется, что проблему придется решать…

Па выбил трубку о котел.

– Давай поступим по-другому. – Он закурил. – У меня есть один сослуживец, а у него отец живет на севере. Можно на время парня отправить. Скажем, что там надо помочь дом достроить. Или посторожить что – тогда можно будет и Бакса отправить…

Из котла шел удушливый запах мертвечины.

Глава XIV
Повешенный

Сегодня утром ко мне пришла женщина. Это была совсем непримечательная женщина. На ней были белая куртка и белые джинсы, и она весьма походила на моль.

Видимо, ее пропустил Белобрысый.

Я был один и не думал ни о чем. И вдруг открылась дверь и вошла эта женщина. Она подошла ко мне и остановилась.

Она ничего не сказала и не смотрела мне в глаза. Это очень плохой знак, когда тебе не смотрят в глаза. Она стояла метрах в двух и все мялась.

Почему-то мне вдруг захотелось встать. Я встал и подошел поближе. Она сунула руку в сумочку и достала пистолет.

Ее точно пропустил Белобрысый. Если она меня пристрелит, это будет Белобрысому только на руку.

Я думал, что сейчас она что-нибудь скажет. Но она молчала, только целилась. Прямо мне в лоб. Хотя целиться у нее получалось плохо, ее руки дрожали, оружие в них прыгало, пуля никак не могла остановить свой выбор – куда укусить? В правый или в левый глаз?

Вся жизнь промелькнула у меня перед глазами… Ха, ничего подобного не было. Моя жизнь передо мной не мелькала, просто я смотрел, как пляшет по прицельной линии ее зрачок, и не моргал.

Все это продолжалось, наверное, минуты три. Потом женщина опустила оружие и так же молча вышла. И я сразу же вспомнил, кто она. Я видел ее в одной передаче, их сейчас много показывают. Она там сидела с точно таким же расплющенным видом и односложно отвечала на вопросы ведущего. Оказывается, у нее тоже была дочь. И эту дочь искалечили собаки. Правда, это были не домашние собаки, а бродячие.

Меня еще тогда очень удивила эта история. Обычно у бродячих собак практически отсутствует враждебность по отношению к человеку. Во всяком случае, первыми они никогда не нападают. У них и так слишком много проблем в жизни, чтобы интересоваться еще и человеком. Но так вот случилось.

И эта женщина собралась меня застрелить.

Но убить кого-либо очень тяжело. Я-то знаю. Это лишь на первый взгляд кажется, что нажать на курок очень легко. Эта женщина не смогла. Не знаю, хорошо это или плохо.

В дверь заглянул Белобрысый.

– Не смогла… – ухмыльнулся он. – Жаль, жаль…

– Это точно, – сказал я.

– Ну, что? – спросил он. – Не понравилось, когда пистолетом в морду тычут? Привыкай.

Я не удостоил его ответом. Мне надо было подумать.

Сегодня меня пытались убить во второй раз в моей жизни. Не получилось. А в третий раз получится. Природа любит число три, в третий раз меня достанут. Это точно. В первый раз меня пыталась убить Римма.

Она попыталась меня убить. Никто не видел. Они пошли гулять к озеру. Римма, Ли, Ма и Бакс. Бакс не хотел идти, он был ленив, но я его все-таки отправил, я не мог отпустить Ли с Риммой одну. Па уехал на работу.

Я с ними к озеру не пошел. Ма не хотела брать Бакса, но я убедил их, что без Бакса ходить опасно.

И они ушли.

Я отправился в сад. Целый час бродил между деревьями, думал, что делать дальше. Пахло яблочками. Потом решил сходить к кроликам. Я знал, что они ушли, но все равно на что-то тупо надеялся. А вдруг кто-нибудь из них остался?

Кролики ушли. Их подземные лабиринты опустели, они прорыли ход куда-то в сторону ручья и убежали по нему. Все. Взрослые кролы, крольчихи и совсем маленькие крольчата.

Я сидел, глядя в осыпающиеся черные дыры в земле. Мне было тяжело. Даже плакать хотелось. Будущее, которое уже стало у меня постепенно вырисовываться, сытое, теплое и доброе, это будущее растаяло. Теперь впереди у меня снова была одна неизвестность. Черная кроличья нора, осыпающаяся по краям. Вот так.

Я попробовал заплакать, но у меня ничего не получилось, я ведь никогда раньше не плакал, к тому же мальчики не плачут.

Позже, уже сидя здесь, в камере, я понял, какую ошибку допустил тогда. Глупую, таких ошибок не допускают опытные люди. Местоположение было выбрано мной крайне неудачно – я сидел лицом к изгороди, а за спиной у меня были сад и дом. Ветер дул со стороны улицы, и я не мог знать, что происходит у меня за спиной.

И когда я почувствовал надвинувшийся на меня трупный запах, было уже поздно. Я начал сдвигаться…

Это была тонкая стальная проволока. Она резко сошлась на моей шее и пережала дыхание. Я рванулся. Проволока держала крепко. Она впилась в кожу. Я рванулся сильнее и упал на траву.

Короткое мгновение я лежал, разглядывая землю перед глазами. Я запомнил ее, эту землю. Прелые и зеленые травинки, песок, кусочки коры, муравьи тащат украденные где-то крупинки сахара, у каждого по слипшемуся кусочку за спиной, улитка на стебельке, мой сорвавшийся с шеи серебряный медальон в виде доллара… Затем меня легко приподняли с земли и перевернули на спину.

Надо мной стояла Римма. На ее руку была намотана длинная стальная удавка, такими отлавливают бродячих собак. Римма смотрела на меня и шевелила ноздрями. Глаза у нее изменились, зрачки превратились в две большие черные дыры, с черными же набухшими сосудами по белкам.

Римма поставила мне ногу на горло и придавила. С виду в девчонке было совсем немного весу, от силы килограммов тридцать пять. Мне же показалось, что на шею мне наступил по крайней мере слон. Но шея у меня была крепкая, с шеей мне повезло, она выдержала. К тому же мне удалось вильнуть вправо, и нога Риммы соскользнула. Я вывернулся и попытался вскочить. Римма молча прижала меня к земле.

Со стороны это, наверное, выглядело весьма комично – щуплая девчонка ногой вжимает в землю довольно крепкого парня. Но мне было не до смеха, удавка все глубже впивалась в горло. Все это происходило в полной тишине, я даже слышал, как, собирая обед, на кухне гремит посудой Селедка.

Перед глазами у меня поплыли серые круги, и на несколько мгновений я отключился.

Когда сознание вернулось, я обнаружил, что мои ноги болтаются в воздухе, а удавка впилась в горло еще сильнее. Я висел и медленно поворачивался по часовой стрелке. Римма перекинула конец проволоки через толстый яблоневый сук и подвесила меня на дереве.

Я захрипел и задергался. Это было больно. Попробовал позвать Бакса, но вспомнил, что Бакс ушел гулять. Я был один и захлебывался в слюне. Римма стояла рядом со мной и наблюдала. Ее лицо абсолютно ничего не выражало: ни ненависти, ни злорадства, оно было равнодушное и пустое. Как всегда. Только глаза горели черным огнем, да язык то и дело выскакивал из-за сомкнутых губ и тут же прятался обратно.

Теперь мне легко обо всем этом рассказывать. Сейчас мне тоже угрожает смерть, но я ее совсем не боюсь. Я сделал все, что должен был сделать, и я спокоен.

Тогда же мне было очень страшно. Даже не страшно, а как-то безнадежно. Мной овладело безразличие, я видел все происходящее как бы со стороны, будто это не я висел, задыхаясь, на проволоке, а совершенно другой человек. Я не надеялся, что меня кто-то спасет. Обидно было, что все кончилось так бессмысленно, что я так ничего и не успел…

Мысли мои стали сбиваться, я почувствовал, как расслабляются мышцы, как постепенно немеют конечности, как сердце, до этого бешено колотившееся, начинает останавливаться…

Римма обмотала удавку вокруг ствола, шагнула ко мне, обняла меня своими подвижными твердыми руками и повисла вместе со мной. Ее пальцы впились под ребра, проволока разрезала кожу на моей шее.

В голове моей что-то лопнуло, зеленая краска разлилась неудержимым морем, и я увидел.

Поля, богатые дичью, плыли перед моими глазами. Они были зеленые, коричневые, золотистые, небо голубое, а оранжевое солнце заливало все это нестерпимым светом. Мне захотелось ступить на эту яркую сочную зелень, и я уже сделал первый шаг…

В моей голове что-то лопнуло во второй раз, и я очнулся. Я лежал под яблоней. На шее моей болтался обрывок удавки. Каким-то чудом стальная проволока оборвалась, и я свалился на землю.

Рядом со мной стояла Римма. Я поднялся и попятился. Римма присела, вытянула вперед руки и собралась прыгнуть на меня. В голове колыхалась муть – это кровь прилила к мозгу, я плохо соображал, но понял, что единственный шанс спастись – бежать.

И я побежал. Я никогда так не бегал. Я несся, удирал, драпал со всех ног. Она почти не отставала, это было слышно по запаху. Оглядываться я почти не успевал, а когда мне удавалось это сделать, я видел, что Римма бежала не как человек. Она двигалась на четвереньках, редкими длинными скачками, как большая зубастая лягушка. Каждый такой скачок в несколько моих шагов. Ноги плохо меня слушались, и Римма меня постепенно настигала.

Спасло меня то, что до ворот я добежал первым. Я поднырнул под решетку, перекатился по асфальту и вскочил на ноги.

Римма повисла на воротах с другой стороны. Она держалась за прутья двумя руками, и пальцы ее шевелились, как белые черви. По подбородку у нее текла тоненькая коричневая струйка.

Преследовать меня по улице Римма не решилась.

Через полчаса я добрался до порта. Здесь в воздухе перетирался миллион разных запахов, возле причала были составлены разные контейнеры и ящики, и в их лабиринте Римма, даже если бы захотела, не смогла бы меня отыскать. Оставалось выбрать тихое местечко и передохнуть. Лучше всего для этого подходили ржавые морские контейнеры, сваленные на портовой окраине.

Глава XV
Предатели

Оказалось, что место было уже занято. Возле контейнеров грелись на солнце мальчишки. Не беспризорники, обычные ребята, скорее всего, живущие возле порта. Я их не знал, что, впрочем, неудивительно – я ведь не так долго жил в этом городе. Ребята лениво переговаривались, когда появился я, замолчали и уставились на меня.

Парни были далеко не хилыми и, судя по лицам, закаленными в уличных драках, со всеми я бы не справился. Предводитель компании взглянул на кирпично-рыжего мальчишку. Тот лениво поднялся и направился ко мне.

– Стоять, – спокойно приказал я.

Рыжий не остановился.

– Стоять, – повторил я. – У меня тяжелый характер.

Рыжий оглянулся. Предводитель сделал знак глазами.

– Тебе чего тут надо? – уже дружелюбнее спросил рыжий.

– Устал от домашней жизни, – сказал я. – Жвачки хотите?

Предводитель кивнул рыжему.

– Проходи. – Рыжий занял место рядом с вожаком.

Я угостил ребят жвачкой и уселся рядом с ними на прогретом солнцем песке. Все молчали и недоверчиво смотрели на меня, а потом рыжий спросил у старшего:

– А дальше что было?

– Дальше он ее убил, – ответил вожак. – Лопатой. И закопал прямо под окном. А на этом месте выросло по весне дерево. Странное какое-то. И однажды его нашли на этом дереве повесившимся. Вот.

– Так я и знал, – покачал головой рыжий. – Так всегда бывает…

– Вы часто тут собираетесь? – спросил я.

– Часто, – ответил мне предводитель. – Но сегодня мы собрались в последний раз. Здесь теперь нехорошо.

Предводитель поежился и принялся меня внимательно разглядывать.

– А с тобой что случилось? – Он кивнул на мою шею.

– Да так… С одной девчонкой в бадминтон играли, а я запнулся и шеей прямо на тросик упал. Чуть башку себе не оторвал.

– Бывает… – философски заметил предводитель. – Попробуй мочой промыть, говорят, помогает.

– Чьей мочой?

– Своей. – Компания расхохоталась.

Я не обиделся.

– У нас учитель по физике каждый день пьет мочу и всем советует. И здоров, как бык.

Они снова рассмеялись.

– Еще хорошо илом натираться, – посоветовал предводитель. – Или зарываться в…

– Ты когда-нибудь слыхал про черную собаку? – спросил я его.

Я спросил про черную собаку, и вся компания напряглась и как-то незаметно, мелкими шажками собралась вокруг вожака. Они отодвинулись от меня, будто я был заразной чумной тварью. Рыжий испуганно осмотрелся.

– Ты знаешь про черную собаку? – снова спросил я.

– Все знают, – ответил предводитель. – Все знают про черную собаку.

Он сделал паузу, посмотрел на своих приятелей, а затем продолжил:

– Иногда это овчарка. Иногда это дог. Иногда это даже ньюфаундленд. Но чаще всего это беспородная собака. Она полностью черная, без подпалин и коричневых пятен. В последнее время ее замечают то здесь, то там. Близко подойти к ней тоже нельзя – она исчезает. Так что ее видно лишь вдалеке и краем глаза. Она промелькнет и исчезнет. Когда появляется черная собака, это значит, что в этом месте будет беда. Большая беда. Многие умрут. Такая собака – это как предвестник несчастий и зла. Лучше ее не видеть.

– Ну и?.. – спросил я.

– Два дня назад я видел черную собаку, – сказал предводитель. – Там, за портом. Я шел по берегу, искал, что море выбросило. Иногда очень хорошие вещи выбрасывает. Мы подбираем и относим их в лом. Деньги получаем. Я шел по берегу и вдали увидел черную собаку. Она стояла у самого берега и ела песок.

Я удивился.

– Да, да, – подтвердил предводитель. – Она ела песок. Это ведь необычная собака, она может делать то, чего не могут другие собаки. Так вот, черная собака повернула голову и поглядела прямо на меня. И долго глядела, пока я не отвернулся. А когда я снова посмотрел, она уже исчезла. Тогда я подошел к тому месту, где она стояла. Песок был мокрым, но никаких следов я не увидел…

Я слушал.

– Я видел черную собаку, – повторил предводитель. – А сегодня напали на одного парня. Он пошел в магазин, но не вернулся. Стали искать, нашли там, у холма. В колодце. Живой еще.

– Живой? – спросил рыжий.

– Живой. Только не в себе. Все время твердит одно слово и трясется.

– Какое? – спросил рыжий. – Какое слово?

– «Зубы», – сказал предводитель. – Он все время говорит про зубы. Трясется и воет: «Зубы, зубы»…

Предводитель поднялся на ноги, все остальные тоже. И вся компания молча отправилась к выходу из порта. Я остался.

Еще немного посидел на солнце и направился к контейнерам. Мне жутко хотелось спать, я забрался в самый дальний и зарылся в кучу грязных пластиковых пакетов.

Вокруг шеи шла глубокая ноющая борозда от удавки. Борозда распухла и кровоточила. Я знал, что такие раны могут закончиться заражением крови, столбняком и мучительной смертью. Надо было что-то делать.

Я стал думать. Возвращаться домой пока бесполезно. Дома Римма и Селедка. Ма, Ли и Бакс будут только к вечеру. А к вечеру я могу вполне сдохнуть от столбняка. Значит, остается…

Значит, остается Коляскин. И идти надо не к нему в клинику, а домой. Кажется, он принимает до трех, значит, домой возвращается часам к четырем. Сейчас, судя по солнцу, около двух. Час на отдых, минут сорок на дорогу. Все.

Я закрыл глаза и уснул. И спал ровно час, может, чуть больше. Когда я проснулся, шея распухла еще сильнее, поворачивать голову стало тяжело, рана словно горела.

Коляскин жил на противоположной от нашего коттеджа стороне городка, что было большим плюсом – это если бы Римма вдруг решила меня поискать. На выходе из порта я посмотрелся в лужу. Вид у меня был страшный: волосы взъерошены, под челюстью вздулся бугор, весь я в царапинах каких-то. Но делать нечего, пришлось идти так.

Как ни странно, добрался я без всяких приключений. Дверь в дом доктора была, как всегда, приоткрыта, сквозь кухонное окно я видел, как жена Коляскина возится у плиты, в воздухе плыл запах творожников. Я вошел в дверь, пройдя короткий коридорчик, оказался в гостиной. В гостиной Коляскина имелся специальный колокольчик для посетителей, я подошел к колокольчику и звякнул.

Через минуту из кухни вышла жена Коляскина в фартуке, в одной руке у нее была лопатка, в другой блюдо сырников.

– Вот это да! – Она сразу поставила блюдо на стол. – Что это с тобой случилось?

– Там, за холмом гулял, провалился в какую-то яму, в проволоке запутался. Порезался весь, до поликлиники далеко, сразу к вам решил…

– Правильно решил. – Она сняла фартук. – Пойдем со мной.

Я знал, что у Коляскина дома есть небольшой кабинет, где он иногда принимал неотложных пациентов. Жена Коляскина провела меня в заднюю часть дома. Она щелкнула выключателем и открыла дверь в кабинет.

– Заходи.

Кабинет был идеально чистый, сверкающий и светлый. Посередине комнаты стоял хирургический стол. В углу кипятильник и лоток с инструментами в спирту.

– Коляскин придет через час, – сказала она. – Может, чуть позже. Не будем ждать, ждать нам нельзя. Садись на стол.

Я забрался на стол. Она намочила ватку спиртом. Потом посмотрела на ватку и бросила ее в корзину, взяла сразу бутылку. Растворила в спирте зеленоватую таблетку.

– Терпи. Не будешь дергаться?

Я покачал головой.

– Наклонись.

Она взболтала бутылочку, подождала, пока осядут пузырьки, и вылила мне на шею.

Спирт зашипел, в башке у меня взорвался серебряный вихрь, рана вспыхнула и захолодела.

– Терпи. – Жена Коляскина набрала на ватный тампон густой мази. – Может снова быть больно.

Она намазала мне шею и замотала ее бинтом. Больно не было, мазь мне помогла почти сразу. Кожа стала стягиваться, чесаться и, как мне показалось, даже потрескивать.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– За медицинскую помощь не благодарят. А кто это тебя на самом деле? – спросила она. – Подрался? Побили?

– Не, в яму упал, я же вам сказал. Там какую-то теплотрассу раскопали, я и провалился…

– Ну, не хочешь, не говори. Коляскин придет, позвонит твоим. Тебя повесить, что ли, пытались? В городе черт-те что происходит… Коляскин говорит, что кошке недавно челюсть вырвали…

Я презрительно поморщился.

– Тоже слышал? – улыбнулась жена Коляскина. – Или кошек не любишь? Ладно. Надо еще укол от столбняка сделать.

Она открыла небольшой шкафчик и стала искать лекарство.

– Куда все катится? – ворчала она. – Собак вешают, кошкам челюсти вырывают… На людей кто-то нападает… Я говорю Коляскину – надо отсюда уезжать, надо поближе к сыну перебираться, а он все одно: сто двадцать восемь поколений Коляскиных жили и умирали здесь, и он отсюда никуда не поедет. Я ему говорю – поедем, а то поздно будет. А он все свое. Ну, хоть ружье тогда достань, говорю! А он и ружье не достал. Сказал, что в нашей стране честному человеку нечего бояться.

Она нашла нужную ампулу и стала спиливать колпачок.

– Коляскин, говорю, тебе что надо, чтобы реки кровью потекли? Чтобы земля трястись начала?

Это она, конечно, преувеличивала. Никакого конца света у нас тут не планировалось. Просто одна маленькая мерзкая тварь.

Жена Коляскина набрала в одноразовый шприц противостолбнячной сыворотки и велела мне стоять смирно. Затем сделала мне укол.

– Готово. – Жена Коляскина бросила шприц в корзину. – Можешь идти. А домой тебе мы позвоним. Пусть там разберутся. А если не разберутся, то я сама в милицию позвоню. А то так мы до чего докатимся-то?

Я слез со стола. Подошел к ней.

– Спасибо, – снова сказал я.

– Спасибо не говорят, дубина. Иди, иди, мне еще готовить надо…

Я потупился и стал пятиться к двери.

– Погоди-ка! – Она вспомнила о чем-то и выбежала из кабинета.

Она накормила меня сырниками. Много я есть не стал, хотя проголодался сильно, запросто навернул бы, наверное, целую тарелку, а то и две. Но я съел всего пять штук, чтобы не очень себя отяжелять, а потом ушел.

К вечеру я вернулся домой. Меня встретила Ли. Она сидела в гостиной и читала книжку. «Винни-Пух и все-все-все», глава про наводнение. Я подошел к ней и сел рядом.

– Жутко выглядишь, чувак, – сказала она. – Всклокочен весь, перемазан в чем-то… Кровь, что ли? Зеленка? Давай я тебя вытру.

Ли достала носовой платок и стала вытирать мне лицо.

– В яму свалился, – объяснял я. – Поцарапался весь, коньки чуть не отбросил…

– Осторожней надо, – приговаривала Ли. – Тут кто-то опять в городе чего-то натворил. Предки не говорят, но милиция приезжала. Предки странные. Закрылись у себя в спальне, сидят, шушукаются… А я вот книжку читаю…

Я заглянул в «Винни-Пуха». Пятачок сидел возле окна и смотрел на наводнение. Самое роскошное место во всей книжке.

Прибежал Бакс, понюхал. Тявкнул. И сунулся к Ли, ему не понравилось, как от меня пахло.

– Бакси, – оттолкнула его Ли. – Не мешай!

– Я пойду, помоюсь, – сказал я. – Устал я чего-то…

Я принял душ. Изучил себя в зеркале. Шрам на шее выглядел просто роскошно – будто мне пытались отпилить голову, а потом приставили обратно. Пришили суровыми нитками. Я было хотел оставить все как есть, но затем все-таки замотал шею бинтом. Нечего пока. Смазал царапины на лице перекисью и поплелся к своей комнате.

Проходя мимо спальни, я увидел, что дверь не закрыта. Остановился. Па и Ма разговаривали. Про меня. Я затаил дыхание и стал смотреть в щель. Они курили. Курили прямо в спальне.

– Надо что-то решать. – Ма смотрела на Па.

Он промолчал.

– Что ты молчишь?

– А что мне прикажешь? – злобно произнес Па. – Взять револьвер и пристрелить его?

Теперь промолчала Ма. Она молчала довольно долго, потом сказала:

– Ты говорил, что у тебя есть какой-то друг на севере.

– Есть, – кивнул Па. – Есть. Я ему позвоню…

– Позвони. – Ма докурила сигарету до фильтра и затушила ее о подошву домашней туфли. – Ты уже говорил, что позвонишь…

– Завтра же позвоню… – как-то нерешительно произнес Па. – Найду телефон…

– Мне кажется, это все неспроста. – Ма смотрела в пол.

– Что неспроста? – не понял Па.

– То неспроста. Еще одного мальчика сегодня покусали…

– И что? – У Па вдруг затряслись руки.

Ма закурила вторую сигарету.

– Милиция считает, что это могло сделать какое-то животное…

– Какое животное? – тупо спросил Па.

– Большое. Волк. Размером с волка.

– Не хочешь ли ты сказать, что это сделал наш Бакс? – Па сделал большие глаза. – Что Сеня натравил Бакса? Своего пса?

– Я ничего не хочу сказать! – Ма сломала пальцами сигарету. – Я ничего не хочу сказать! Я боюсь.

Па почесал голову.

– Я боюсь, – снова проговорила Ма. – Я его боюсь. Помнишь ту книжку? Где собака жила с одними людьми, а ночью уходила в поселение и убивала детей. Потому что, когда она была щенком, какие-то дети каждый день привязывали ее к батарее и душили проволокой. Ночью она убивала, а утром приходила домой и ложилась спать как ни в чем не бывало. И никто не знал, что это та собака. Но однажды она пришла с пропоротым боком…

Па хихикнул.

– Чего ты смеешься? Ничего смешного нет! Он вполне мог это сделать. Мальчика покусали как раз тогда, когда мы с Ли уезжали на олимпиаду. А ты помнишь, где Сеня был все то время?

– Нет, – покачал головой Па. – Не помню. Я тоже на работе был… Мне кажется, что его вообще дома не было. Он где-то болтался…

– Зря мы все это…

– Что зря?

– Зря мы взяли этого парня. Мы ведь не знаем, кем были его родители. Наследственность – это очень серьезная вещь, а вдруг его родители были маньяки?

– Ну, полно…

Забавно, подумал я, а вдруг мои родители на самом деле были маньяки? Кто их знает?

– Ты видел его сегодня?

– Нет еще, – ответил Па.

– Он пришел весь перемазанный в крови. И вообще выглядел страшно. Шея перемотана бинтом.

– Так надо спросить, да и все…

– Нет, – сказала Ма шепотом. – Он соврет. Скажет, что подрался или упал куда-нибудь…

Па почесал подбородок.

– Только не вздумай сказать Лиз, – попросила Ма. – Ничего не говори, пусть она об этом не думает…

– Конечно, – закивал головой Па. – Конечно, не скажу…

Он отобрал у Ма пачку и закурил. Жадно закурил, дым пополз под дверь.

– Сегодня мне на работу звонил Коляскин, – сказала Ма.

– И что?

– Не знаю. Связь была плохая, он что-то сказал про него, я не разобрала. Перезванивала потом, но связи нет.

Па взял со столика бутылку виски, налил рюмку, выпил.

– И еще. Я слышала, что милиция видела возле дома первого мальчика большую коричневую собаку.

– Ты серьезно считаешь, что все эти нападения совершили Сеня и Бакс? – спросил Па.

– Он мог это сделать, – сказала Ма. – Он вполне мог это сделать. Баксу все равно на кого нападать, на тебя он уже рычал! А вдруг в Бакса кто-то вселился?

– Прошу тебя, давай обойдемся без всей этой ерунды, ладно? На дворе двадцать первый век, а ты мне говоришь про какое-то переселение душ, про одержимых собак… Похоже на дешевый фильм ужасов.

– Вот именно! – тихо вскрикнула Ма. – На фильм ужасов! Именно на фильм ужасов. Ты должен его убрать отсюда.

Они предали меня. Но я не очень обиделся. Они ведь были не моими родными родителями. У них была своя дочь, они за нее волновались. Я не очень на них обиделся.

– Погоди-ка…

Ма замолчала.

– Что? – спросил Па.

– Он слушает.

– Кто слушает?

– Он.

Па выглянул в коридор. Мы встретились глазами. Па долго смотрел на меня, а потом не выдержал и отвернулся.

– Его нет здесь, – произнес Па. – Тебе показалось.

Я выскочил в гостиную, сел на диван, отдышался и выкинул из головы все мысли. На кресле валялся раскрытый «Винни-Пух». Я почитал немного, а затем поднялся наверх, к комнате Ли. Открыл дверь.

Ли лежала на своем диване и слушала музыку. Риммы в ее комнате не было.

– Привет еще раз. – Ли спрыгнула с дивана мне навстречу. – Тебе лучше?

– Лучше, – ответил я. – Скоро еще лучше будет.

– Ты совсем плохо выглядишь, но это ничего. Мы поедем в одно хорошее место, и ты там сразу поправишься. Сразу-сразу. Там целебная вода.

– До свидания, Ли, – сказал я. – Пока.

Но Ли не слышала меня.

– Хочешь, я тебе куплю целый килограмм мороженого? – спрашивала она. – А Баксу сосисок… Или наоборот…

– Я ухожу, – повторил я. – До свидания.

– А я завтра тоже уезжаю, – сказала Ли. – У нас опять математическая олимпиада. Если я войду в тройку лидеров, то смогу попасть даже на международную. Это будет здорово! Так что опять еду… А вы с Баксом остаетесь тут за хозяев. Присматривайте за домом. Смотрите, не обижайте Римму. Я Баксу уже сказала.

Мы не обидим ее, мы ее не обидим. Это я могу гарантировать. Мы просто не сможем ее обидеть.

– Ладно, пока, – сказала Ли. – Скоро встретимся.

И она выставила меня из комнаты.

– Встретимся, – сказал я тихо. – Мы обязательно встретимся…

Я позвал Бакса и велел ему сторожить мою дверь.

Ночью ничего не случилось, а на следующий день было воскресенье.

Воскресенье мне как раз подходило.

С утра Ли и Ма уехали на свою олимпиаду. Селедка взяла выходной. Па остался дома, но за него я не особенно волновался – мне почему-то казалось, что Римма не будет на него нападать. Зачем ей это? Римма хочет остаться в семье вместо Ли. Ма и Па ее, конечно, примут, а в смерти Ли обвинят меня и Бакса. Скажут, что я сошел с ума и натравил своего пса. Все логично. А до этого натравил его на двух мальчишек… Я ведь убийца.

И сегодня я собираюсь прикончить одну девочку. Худенькую, с длинными белыми волосами. План уже сложился, я знал, как буду действовать. Но в одиночку с ней я не справлюсь. Мне нужен Бакс. И еще кое-что. Оружие.

Я велел Баксу прикрывать спину и занялся изготовлением оружия. Отодвинул в сторону тумбочку и достал из-за нее патрон, подаренный мне Лехой. С выцарапанными знаками по мягкой меди пули. Сначала я хотел сделать что-то стреляющее, но потом подумал, что это не очень надежно. Один выстрел – это мало. Достать еще патронов было негде, к тому же я вряд ли смог бы в точности воспроизвести эти маленькие закорючки. А значит, у меня был только один шанс.

В гараже я нашел длинную и тонкую водопроводную трубу. Отпилил ножовкой конец в метр, для того чтобы труба не скользила, обмотал изолентой. В конец трубы вставил патрон, обжал тисками. Получилось копье.

– Ну, как? – спросил я у Бакса. – Пойдет?

Но Бакс меня не слушал, он смотрел в сторону ведущих в усадьбу ворот и ворчал, опустив голову. Это был знак, что в усадьбе посторонние. Я выглянул из гаража. Возле ворот стоял автомобиль. Из него вышли два человека и собака. Посторонние люди и посторонняя собака. Одного человека я узнал, я встречал его однажды. Он работал в комиссии по делам несовершеннолетних. Значит, за мной приехала милиция. И Холуй.