Текст книги "Годы исканий в Азии"

Автор книги: Эдуард Мурзаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Основная отрасль хозяйства на Памире – животноводство. Сотрудники биостанции проводят опыты с кормовыми культурами. Хорошо развиваются посевы бескорневищного пырея и безостого костра. Правда, они не дают семян, но это не такой уж большой недостаток, так как корневищные многолетние злаки хорошо переносят сухие, бесснежные памирские зимы с температурами до минус 45 градусов. Многие животноводческие колхозы Мургабского района стали сеять кормовые травы и ячмень. Земледелие проникло в пустыни Восточного Памира, где раньше не знали его. Учёные доказали возможность земледельческого освоения этого высочайшего в СССР нагорья.

На биологической станции собран гербарий местной флоры. На Памире насчитывается 699 видов растений. Это говорит о значительном разнообразии флоры высокогорий.

Замечательное памирское растение терескен любят и ценят все памирцы. Этот некрасивый низкорослый кустарник знаком мне ещё по Монголии, где его называют созвучным именем – «тэсх». И по пути к Мургабу в сухих долинах я встретил моего старого знакомого. Иногда терескен растёт тесными сообществами – в виде подушек или «ведьминых колец», характерных для ландшафта Памира. Его мощная корневая система, как и многих других пустынных кустарников, обычно оканчивается на глубине 0,5 метра, а длина корней иногда доходит до 4,5 метра. Заросли терескена встречаются на высоте до 4000 метров и выше, растут они и на засолённых почвах и не боятся засух. Но кустарник медленно растёт, плохо возобновляется. Его молодые веточки с мелкими листочками хорошо поедаются скотом, а деревянистые части – обычное топливо памирцев. В районный центр Мургаб терескен приходилось завозить издалека – за 50—60 километров, но его уже почти не осталось и в этом радиусе. На месте вырубленного терескена (а его заготавливают с верхней частью деревянистого корневища) на обнажённой земле долгие годы ничего не произрастает. Ныне вырубка терескена запрещена.

Интересно, что памирские пустынные кустарники и деревья требуют большого срока для достижения зрелости. Терескен живёт свыше 100 лет, арча развивается в течение столетий. Тысячелетняя арча не редкость в горах Таджикистана, встречаются экземпляры, имеющие возраст около 2000 лет.

Однажды вечером на биологическую станцию неожиданно нагрянула весёлая компания молодых ташкентских альпинистов. Они тренировались под руководством мастера спорта В. И. Рацека в горах Памира и, направляясь к озёрам Рангкуль, захватили с собой и меня.

Озера Рангкуль расположены в плоской широкой долине, поросшей солянками и осокой – по-киргизски «ранг» (осоковое озеро). По плоским берегам заливов видны пласты солей, хотя вода в озёрах почти пресная, глубина небольшая – всего 2,5 метра. По левой стороне долины возвышаются отвесные скалы Мататаш, сложенные серыми мраморовидными известняками, с поверхности покрытыми ржавчиной «пустынного загара». В этих скалах на недоступной высоте зияли ярусами тёмные дыры больших пещер. Как водится, и об этих пещерах в народе слагались легенды, передаваемые из поколения в поколение.

В далёком прошлом, говорится в легендах, с востока на земли киргизов пришло большое и богатое войско. Это было в конце тёплого лета. Лагерь разбили в долине Рангкуля, славящейся хорошими пастбищами. Но коварна природа Памира. Через несколько дней задул сильный ветер, густой пеленой повалил колючий снег. Буран продолжался неделю и сменился крепчайшим морозом. От истощения и холода падали верблюды и лошади, так как пастбища покрылись твёрдой коркой заветренного и смёрзшегося снега. Из этой белой пустыни, казалось, не было выхода: заваленные снегом горы стерегли долину, которая всего несколько дней назад была столь приветливой, зелёной и тёплой.

От холода и болезней гибли люди. Добытые в боевых походах огромные сокровища военачальники решили спрятать в пещерах Мататаша. Но как добраться до них? Тёплые туши только что павших животных стали прикладывать к холодным скалам. Одна туша овцы, на ней вторая, третья… возникла лестница, крепко скованная сильным морозом в одно целое с отвесной стеной. По ней тащили вьюки с золотом, цветными камнями, дорогое оружие, шерсть из Кашмира, парчу из Индии, шёлк из Китая.

Прошла зима. Солнце согрело скалы Мататаша, и подобно сосулькам с крыш одна за другой падали обветренные и засохшие бараньи туши.

Нетронутые богатства ждали смельчака, который решился бы пробраться к заветным пещерам. Находились, правда, такие храбрецы, но все они погибали, срываясь с заколдованных скал.

Но вот лет 20 назад нашлись дерзкие скалолазы, они поднялись к нижней, наиболее доступной пещере и, ничего не обнаружив, оставили записку о своём посещении. Это были альпинисты Таджикско-Памирской экспедиции.

Скалолазы В. И. Рацека при мне поднялись на вершину Мататаша, обойдя скалы с тыльной стороны, и с верхней бровки на верёвках спустились параллельно стене. В одну из пещер проникли двое альпинистов, но, кроме большого слоя помёта диких козлов, ничего не увидели.

Однако в самые высокие и спрятанные в глубоких нишах пещеры альпинистам пробраться не удалось. Один из них подобно грузику на бечёвке висел на уровне пещеры, его качало ветром, и зацепиться за скалы он не смог: стена была далёкой, но в ней отчётливо был виден вход в пещеру. Так тайна Мататаша осталась до конца неразгаданной. Пока её знают, но никому не поведают дикие козлы да горные орлы, вьющие гнезда на скалах Рангкуля.

Позже эти пещеры штурмовали альпинисты под руководством известного физика академика И. Е. Тамма. А в 1958 году ленинградские студенты-скалолазы, возглавляемые мастером спорта А. Г. Громовым, поднялись по отвесной каменной стене. Они, конечно, также не нашли никаких сокровищ. Небольшая пещера хранила орлиное яйцо и несколько ветхих тряпок, принесённых для гнезда теми же орлами. Так в наш реалистический век рушатся красивые легенды…

Из долины за пограничным хребтом Сарыкола, на востоке от нас, поднимались гигантские вершины Кашгарского хребта Куньлуня – ледяная стена Конгура и южнее её – Музтагата[57]57
  Высота Конгура 7579 метров, а Музтагаты – 7555 метров.


[Закрыть] – «отец ледяных гор». Они выше любой из горных вершин Советского Союза.

Распрощавшись с альпинистами и гостеприимными сотрудниками биологической станции, мы направились, пересекая Памир, к Хорогу. Прошли широкую долину Аличура, где нам встретились впервые низкорослые кустарники ивы. Густые, но низкотравные луга покрывали пойму реки. В одном месте рабочие резали торф, его правильные крупные кирпичи, аккуратно сложенные, сушились на солнце. Памирцы заготавливали топливо.

По обе стороны долины стоят Северо-Аличурский и Южно-Аличурский хребты со снеговыми пятнами в отдельных массивах. На северном склоне Южно-Аличурского хребта хорошо заметны низко лежащие следы древнего оледенения.

На перевале Койтезек кончается собственно Памир, или, как говорят, Восточный Памир. Мы перешли в царство тесных и глубоких ущелий, узких скалистых хребтов, многоводных быстрых рек. Эта часть Бадахшана мало чем напоминает Памир, поэтому название Западный Памир, как он иногда именуется неудачно, географически не оправдано.

О содержании названия и границах Памира в географической литературе возникла целая дискуссия[58]58
  О содержании названия Памир и его границах см.: К. В. Станюкович. Ещё раз о том, что называть Памиром. – «Известия Всесоюзного географического общества», т. 84, 1952, стр. 407—410.


[Закрыть].

Дорога зигзагами уходила вниз, и мы очутились на дне глубокого ущелья Тогуз-Булак – притока многоводной зеленовато-жёлтой реки Гунт. Гунт – тот же Аличур, воды которого прошли через узкое завальное озеро Яшилькуль. Долина Гунта имеет большое падение, река подмывает берега, дорога переходит с одной стороны реки на другую. Часто стали попадаться кишлаки таджиков-шугнанцев, их пашни на террасах реки и конусах выноса притоков Гунта.

Боковые притоки выносят в долину основной реки много камня, земли, песка. Этот материал подхватывается главной рекой, перерабатывается ею и уносится вниз по течению. Но часть материала откладывается в устьевом окончании притока. Здесь энергия водного потока падает, и наносы, нагромождаясь, создают холм, по форме напоминающий разрезанный конус. Вершина конуса упирается в ущелье бокового притока, основание омывается главной рекой. Вот почему такое образование географы называют конусом выноса. Если приток сильный и выносит много материала, конус растёт, главная река не успевает его размывать и уносить, и бывает так, что река должна менять своё русло, огибая конус выноса. Он теснит реку. В других местах можно видеть такую картину. Многоводная река смывает отложения конуса выноса, от которого остаётся только верхняя часть.

В Бадахшане конусы выноса имеют большое экономическое значение. В узких скалистых ущельях мало земли, годной под сады и пашни. Крестьяне используют рыхлые, удобные под земледелие поверхности конусов выноса. В отдельных долинах Бадахшана земледелие приурочено исключительно к этим наносам.

Гунт – многоводная и стремительная река, она подмывает выносы пород своих притоков, но местами и ей приходится тесниться; делая излучины, она обходит конусы. Порой глыбы скал загромождают реку, свежие обвалы перегораживают долину. Здесь стихия воды, всюду видна её работа, её удивительная энергия. Когда едешь по этим диким ущельям, то трудно представить себе мир гор, долин, рек, окружающий тебя: он скрыт от любознательных глаз путешественника. Видно только глубокое ущелье и крутые склоны над рекой.

Мы покинули животноводческий Памир с яками, верблюдами и овцами и приехали в Бадахшан – древнюю земледельческую страну. Поздно вечером призывно замелькали электрические огни, обещая утомлённым путникам покой и отдых. То были огни Хорога.

«Для предохранения кожи лицо всё время надо смазывать жирами или носить маску, – пишет академик Д. В. Наливкин. – Даже киргизы, всегда живущие на Памире, смазывают лицо и руки бараньим жиром. Один научный работник перестал мазаться жирами. Через две недели он уже не мог держать повода в руке, а его нижняя губа почти развалилась на две части из-за глубоких трещин.

Действие солнечных лучей исключительно интенсивно. Они буквально жгут тело. Один рабочий, несмотря на предупреждение, решил немного погреться на солнце и загореть. Пригревшись на солнце, он уснул. В течение часа все тело его покрылось глубокими и сильными ожогами. Пострадавшего немедленно пришлось отвезти в госпиталь, так как ожоги угрожали жизни. У него не только слезла вся кожа, но даже обнажились сухожилия под коленками»[59]59
  Д. В. Наливкин. Памир – крыша мира. М., 1948, стр. 6.


[Закрыть].

Моё лицо было обожжено, на губах появилась гнойная лихорадка. Я смазывал лицо и губы вазелином, но это мало помогало. По утрам глядел в зеркало в надежде увидеть себя здоровым, но на меня смотрело красное, воспалённое лицо с резко подчёркнутыми белыми линиями морщин и лупящимся носом. Несчастный многострадальный нос! Каждый день с него осыпались лепестки мёртвой кожи, и я не переставал удивляться, откуда берутся неисчерпаемые её запасы. Под отвалившимися лепестками появлялись пятна какого-то непонятного розовато-лилового цвета.

Мой спутник Курбаншо, молодой географ, хорожец по рождению, тоже был разукрашен памирским солнцем и ветрами. Его губы совсем заплыли в лихорадке, а нос стал темно-фиолетовым. Как медленно, как мучительно долго лихорадка держится на губах, сколько нужно терпения и выдержки, чтобы лишний раз не сорвать тонкую плёнку, только начавшую затягивать ранку!

Мы решили задержаться в районе Хорога и познакомиться с организованным в 1940 году Памирским ботаническим садом, известным теперь уже далеко за пределами Бадахшана.

Часть Бадахшана, Шугнан, лежит в долинах Гунта и Шахдары. Уютные кишлаки таджиков, то спускающиеся к самой реке, то поднимающиеся чуть ли не к гребню гор, окружены пашнями в садами. Стройные и высокие пирамидальные тополя украшают и город Хорог, где колхозные ларьки полны яблок, дынь, арбузов, овощей. Поля Шугнана засеяны пшеницей, ячменём, просом. Сады плодоносят только поздней осенью: сказывается высота, задерживающая созревание плодов. Но и в этих обетованных местах очень сухо, осадки незначительны, поэтому почти все поля и сады орошаются арыками, подводящими самотёком воду из рек.

Бадахшанцы – замечательные мастера оросительных сооружений. Иногда высоко в скалах на склоне гор видишь арык, ответвившийся от реки где-то за десятки километров выше по долине, и не понимаешь, как смогли люди создать канал на вертикальных скалистых стенах. Мастера спускались с гор на верёвках и на нужном уровне, раскачиваясь на ветру, взрывали породу, небольшими ручными инструментами чистили канал, цементировали его внешний борт. Без воды, без орошения в Бадахшане нет урожая. Земли же, пригодной для земледелия, мало. Кругом камень, скалы, горы…

Хорог – в прошлом маленький кишлак, пограничный пост, состоявший всего из двух домов, ныне нарядный и чистый городок. Он стиснут широкой и быстрой рекой и отвесным склоном Рушанского хребта. На окраине Хорога среди деревьев видны глыбы скал, когда-то сорвавшихся с гор.

Хорог – это не только административный, но и хозяйственный и культурный центр Бадахшана. Во тьме южных ночей ярко горят огни гидроэлектростанции. В Хороге молодые памирцы учатся в педагогическом училище. Окончив его, они сами будут обучать детей в далёких горных кишлаках. В Горно-Бадахшанской области было более 200 школ. Большой популярностью пользуется Хорогский музыкально-драматический театр, выросший из кружков самодеятельности. В городе издаются газеты на таджикском и русском языках.

Памирский ботанический сад, окаймлённый молодыми пирамидальными тополями, расположен в трёх-четырёх километрах от Хорога на высокой террасе между реками Гунт и Шахдара. Крутой подъём по пустынному склону приводит в оазис. По высоте (2320 метров) он уступает во всём мире только Дарджилингскому саду на южном склоне Гималаев, где климат, конечно, мягче и гораздо влажнее.

Мы познакомились с руководителем сада доктором биологических наук Анатолием Валериановичем Гурским, человеком беспокойным и живым, влюблённым в своё дело учёным, хорошо знающим Памир и памирцев. Он бойко говорит по-таджикски, много путешествовал по Бадахшану, и нет, пожалуй, ни одного колхоза в области, где бы его не знали. Авторитет и популярность А. В. Гурского вполне понятны: учёный отдал много лет освоению Памира, жил одной жизнью с земледельцами Шахдары и садоводами Ванча, и интересы дехкан Бадахшана стали его интересами.

Сотрудники сада проводят наблюдения над ростом бадахшанских видов декоративных и плодовых деревьев и овощных культур, а также ставят опыты по акклиматизации завезённых из других стран культурных растений.

Здесь растут и плодоносят тутовое дерево, абрикос, персик, вишня, слива, чёрная смородина, орех, яблоня, груша. Раньше в Шугнане совсем не знали винограда. Ныне, перенесённый из более низких мест Таджикистана, он привился, но плохо переносит суровую зиму и требует утепления. Хорошо чувствуют себя малина и садовая земляника. В огородах ботанического сада дают хорошие урожаи кормовая капуста, картофель, огурцы и даже теплолюбивые помидоры. Примечательно, что в Бадахшане раньше почти не знали картофеля, первые посадки 1925—1926 годов не дали результатов. Клубни были мелкими, как слива, невкусными. В 1934 году в Бадахшан был доставлен семенной картофель. С этого времени его урожаи оказались замечательными даже на высотах 3000 метров над уровнем моря. Теперь картофель сажают всюду, он обильно плодоносит большими, гладкими клубнями. Картофель – выходец из горных стран Центральной и Южной Америки, и естественно, что географические условия Бадахшана оказались для него почти родными.

А. В. Гурский поделился со мной интересным наблюдением. Ботанический сад расположен на 200 метров выше города Хорога. Этого оказалось достаточно, чтобы созревание плодов и овощей одних и тех же сортов в ботаническом саду происходило на пять-шесть дней позже, чем в Хороге. Это показывает, как велико влияние природной среды, её особенностей на режим растений.

В ботаническом саду произведены посадки ивы, тополей, лоха и арчи. Вдоль каналов, вдоль рек, ручьёв, на поймах рек хорошо растут разнообразные древесные и кустарниковые породы. Замечательны памирские берёзы, достигающие больших размеров и дающие лучшую древесину для строительства и различных поделок; красив и строен тополь памирский. Обычны шиповник, смородина, и только в одном месте, в ущелье Биджондара (правый приток Пянджа), островом растёт туркестанская рябина, которая гораздо ниже – от Ванча распространена широко.

Выделяется красноватой корой памирская берёза. Как далеко она забралась! В ботаническом саду собралось немало видов восточноазиатской флоры (как дикой, так и декоративной): как, например, пушистой вишни, некоторых сортов восточных персиков, абрикосов и груш, из декоративных – красивая экзохорда.

Сотни тысяч саженцев лесных, декоративных и плодовых деревьев и кустарников передал Памирский ботанический сад колхозам Бадахшана. Опытом этого сада широко пользуются и лесхозы области.

В садах и приусадебных участках бадахшанцев появились смородина, земляника, малина, культурные сорта яблонь и груш, которые раньше не культивировались в этой части Таджикистана.

Чуть выше Хорога в Гунт слева впадает его самый крупный приток – Шахдара. В её верховьях заготавливают дрова и вывозят их в Хорог; но лесные заросли здесь видны только в поймах реки – это урёмные леса, запасы их ограничены.

В долине Шахдары раскинулся живописный кишлак, окружённый полями зерновых посевов и рощами деревьев, районный центр Рошткала – «красная крепость». Я заинтересовался, на какой высоте растут плодовые деревья. Оказывается, что грецкий орех по южным склонам гор доходит до 2800 метров, абрикос встречается ещё выше – на высоте 3000 метров. Я знал, что из всех плодовых деревьев именно абрикос выше других растёт в горах. В горах Южного Тибета, Ладакха, Непала его так много, что иногда говорят об «абрикосовом Тибете».

Бадахшан – страна с очень древней земледельческой культурой. На это указывает громадное разнообразие видов и сортов культурных растений. И, несмотря на большую высоту над уровнем моря, сухость климата, ограниченные площади земель, годных под земледелие, бадахшанцы смогли тысячелетиями улучшать и расширять видовой и сортовой состав культурных растений.

Самая высокая граница горного земледелия в Советском Союзе лежит в Бадахшане, точнее, на Памире и в Шугнане. На равнинах Средней Азии совершенно не сеют ржи. Эта культура неизвестна узбекам и туркменам-земледельцам. Между тем в Бадахшане рожь распространена, она сеется здесь так высоко в горах, как нигде в мире[60]60
  Верхняя граница культурных растений в Бадахшане (в метрах над уровнем моря): 1. Ячмень 3 860 – Мургабский район. 2. Горох 3 500– Шугнан. 3. Пшеница и рожь 3 300—3 400 – Шугнан. 4. Картофель 3 200 – Ишкашим. 5. Абрикос 3 000 – Шугнан. 6. Шелковица белая 3000 – Шугнан. 7. Грецкий орех 2920 – Шугнан. 8. Яблони и груша 2 890 – Шугнан. 9. Персик 2 800 – Шугнан. 10. Виноград плодоносящий 2 200, а неплодоносящий 2 600 – Шугнан. 11. Индийская фасоль «маш» 2 000 – Ванч. 12. Кукуруза 1 900 – Ванч. 13. Гранатник 1600 – долина Пянджа. Новые данные для №№ 7, 8, 9, 10, 13 по Н. Бахриддинову. Верхние границы древесных плодовых культур на Западном Памире (Бадахшан). Уч. зап. Душанбинского Пед. Ин-та, т. 62, серия биолог. Душанбе, 1969, стр. 26—27.


[Закрыть]. Растениеводы считают, что сила горного солнца, особенности спектрального состава его лучей на большой высоте способствуют раннему развитию растений, обильному цветению и плодоношению и накоплению сахара, что и происходит в условиях западных районов Горно-Бадахшанской автономной области.

В долине Шахдары мы остановились в небольшом кишлаке Сиоб, который лежит на конусе выноса речки, впадающей слева в Шахдару. Через неё переправились по мостику, подвешенному на стальных тросах и выложенному небольшими дощечками. Когда я шёл по мостику, он стал раскачиваться. Внизу шумела горная река, она завораживала. Между дощечками с особой резкостью была видна скорость мчащейся воды. Хотелось отвести глаза, но нужно было смотреть, куда ставить ногу.

Сиоб – очаровательный уголок Шахдары. Река, подмыв берег, создала плоскую террасу, на которой в тени старых деревьев прячутся дома шугнанцев и маленькая водяная мельница. Сиоб – «чёрная вода». Я не знаю, почему эта речка так названа народом. Она, как и другие речки Бадахшана, несла чистую воду, мягкую и вкусную.

Из Сиоба мы стали подниматься в горы. По крутому склону тропа вилась зигзагами, как асфальтированное шоссе в горах Кавказа или Крыма. Бадахшанцы – прекрасные пешеходы, они привыкли ходить по горным дорогам, и их не смущает высота в 3—4 тысячи метров.

Сиоб гремучими каскадами пробивается к Шахдаре. В полутора километрах от неё Сиоб образует два водопада, разделённых крутой лестницей. Верхний имеет высоту метров 25, нижний – метров 15.

Выше водопадов открылись сравнительно некрутые склоны, пологие, с мягкими очертаниями равнины. На равнинах зеленели небольшие кишлаки, пестрели посевы ячменя и пшеницы, на пастбищах пасся скот. Перед нами была типичная висячая долина, какие мне встречались уже во время путешествий по Тянь-Шаню и по Монгольскому Алтаю. Такие долины я видел и на Гунте.

Обычно считается, что переуглубление главной долины по отношению к её притокам производилось только древним ледником. Когда основная долина была заполнена льдом мощностью 300, 500 или 700 метров, боковые притоки оканчивались на поверхности ледника, их устья упирались в него на высоких уровнях. А затем, когда ледник исчез, отступил к верховьям, основная долина обнажилась, она оказалась глубже своих притоков, устья которых стали выше дна основной долины на 300, 500 или 700 метров. Устья таких притоков висят на крутых бортах основной долины, поэтому долины притоков стали называть висячими.

Знакомство с висячими долинами Киргизии и Бадахшана убедило меня в том, что такой процесс необязателен для их возникновения. Сильная горная река со стремительным течением проводит энергичную разрушительную работу: углубляет дно, производит, как говорят географы, донную эрозию. Боковые её притоки маломощны, а в условиях сухого климата и вовсе пересыхают. Они не поспевают за главной рекой, их долины углубляются не так энергично и повисают своими устьями на большой высоте, откуда вода отвесно падает к реке.

В верхних частях долины Шахдары были видны сглаженные наклонные поверхности – остатки древней долины, куда позже врезалось современное ущелье. Другое типичное висячее ущелье я посетил, когда отправился от Хорога вверх по Пянджу в сторону Ишкашима. Это было ущелье Биджондары, о котором я уже упоминал, рассказывая о туркестанской рябине, островками сохранившейся в Шугнане.

От долины Пянджа тропа шла по камням, которые местами лежали природной лестницей. Буйно резвилась маленькая река. Километра через два ущелье раздвинулось, и снова на пологих склонах показались поля с посевами пшеницы и ячменя. Бадахшанцы убирали хлеб.

Спустившись с Биджондары, мы сделали привал в кишлаке Нишусп, на берегу реки Пяндж. Кишлак укутан рощами черешни, груши и грецкого ореха. Несколько лет назад через Нишусп прошёл сель. Потоки воды с камнями и грязью, хлынув на селение, разрушили несколько домов и снесли коров и овец в реку. На высоком скалистом холме, где сели не страшны, дехкане выстроили новые, лучшие дома. Холм омывается рекой с трёх сторон. Мы пили чай в доме старого таджика, который настойчиво требовал, чтобы мы остались ночевать. Солнце садилось, по долине уже тянулись длинные тени, тускнела поверхность большой реки. Я сидел на высокой скале, долго смотрел на Пяндж и писал дневник. Мне хотелось точно передать всё, что я видел, и в то же время сохранить поэтическую прелесть угасавшего дня.

То было моё первое знакомство с Пянджем, о котором рассказывал ещё учитель в школе: «Пянджем называются верховья Амударьи, он является пограничной рекой, по ту сторону которого простирается Афганистан и в заоблачные высоты уходят снеговые вершины Гиндукуша. Пяндж – по-таджикски значит „пять“, потому что образуется из пяти рек».

Из каких пяти рек, учитель так и не сказал. Возможно, он не считал нужным загромождать память своих учеников, ибо зубрёжка названий третьестепенных городов, рек, гор вряд ли столь уж нужна. Какие реки составляют Пяндж, я усвоил уже в университете, когда сдавал зачёт по немой карте. Помню, что это был трудный зачёт. Преподаватель на карте указывал хребет, вершину, озеро, остров, город. Я отвечал: Хамар-Дабан, Казбек, Зайсан, Кадьяк, Златоуст. Перечисляя же с запада на восток сибирские реки, стекающие в Северный Ледовитый океан, я запнулся на Оленеке и мучительно долго вспоминал его название. А вот из каких рек составляется Амударья, как будто знал: из Вахша и Пянджа; Вахш в верховьях называется Сурхоб и Кызылсу. Пяндж образуется реками: Ваханом, Памиром, Гунтом, Бартангом и Ванчем[61]61
  На Индостанском полуострове провинция Пенджаб получила название также по пяти рекам (Пендж-Аб): Джелам, Ченаб, Рави, Виас, Сэтледж, – которые, сливаясь, образуют реку Панджнад, левый приток Инда.


[Закрыть].

А теперь я сомневаюсь в правильности такого набора рек. Географическая номенклатура нередко ставит в тупик желающего до конца разобраться в её тайнах, уходящих в далёкое прошлое. Стало ясно, что названия, в составе которых присутствуют числительные, не всегда нужно понимать буквально. Мы так и не знаем, по каким рекам именуется Джетысу, или Семиречье, расположенное в пределах Казахстана и Киргизии. Или, скажем, Минбулак, то есть «тысяча источников». Кто их пересчитал? Здесь просто нужно говорить о множестве родников, об обилии выклинивающейся из земли воды. Такие числительные говорят только о порядке величин. Впрочем, Пяндж ниже Хорога когда-то назывался Араихац, что по-шугнански значит «трехречье», а в своих низовьях – уже «пятиречье», может быть, потому, что слева принимает большой приток Коксу, текущий из Афганистана, а справа – Яхсу.

И вот я увидел Пяндж, за которым простирались ничем не примечательные сухие горы Афганистана.

В глубокой горной долине, окаймлённой скалистыми склонами с каменными осыпями и утёсами, течёт мутная вода – здесь рождается великая среднеазиатская река Амударья, которую я не раз видел в её среднем течении и низовьях. Пяндж нисколько не напоминал Амударью, подобно тому как человек в детстве не похож на себя в зрелом возрасте и в старости. Ущелье Пянджа местами настолько сужается, что водам в нём тесно, и струя, подмывая скалы, оставляет на них тёмные полосы – следы высоких летних паводков. Воде разливаться некуда, и она углубляет дно, подмывает берега. Реки Бадахшана текут в таких ущельях, глубина которых достигает тысячи метров. Дно ущелья Пянджа местами на 3 тысячи метров ниже громоздящихся над ним гор. Где ещё можно встретить такой пейзаж? Разве только в Восточном Тибете и Гималаях, где реки Брахмапутра, Инд, Меконг, Салуин текут в грандиозных каньонах.

В ущельях Бадахшана солнце – недолгий гость, в них царит сумрак, в жаркий день прохладно и сыро.

Уже давно были предприняты попытки построить дорогу по берегу Пянджа. «В 1915 году, – свидетельствует академик Д. В. Наливкин, – царское правительство решило проделать по всему Пянджу вьючную дорогу, по которой можно было бы пройти с караваном вьючных лошадей. Для этой цели в виде наказания послали несколько сапёров, участвовавших в ташкентских волнениях 1912 года. Наказание было достаточно суровое, и когда я в 1915 году первым проехал верхом по проделанной ими дороге, то уже двое из них вместе с несколькими таджиками сорвались в клокочущий Пяндж. Трупов их так и не нашли. Единственным памятником осталась проведённая ими дорога»[62]62
  Д. В. Наливкин. Памир – крыша мира, стр. 14.


[Закрыть].

Это была дорога не в нашем понимании, по ней не могла пройти даже арба. Только вьючная и верховая лошадь, осторожно ступая, проходила по горной тропе. Несмотря на громадные трудности, связанные со строительством автомобильной дороги в диких ущельях Бадахшана, всё же в наши годы бадахшанцы построили по берегу Пянджа такую дорогу из Хорога в Душанбе. Они взрывали горы, рушили скалы, строили мосты через боковые притоки. Строители должны были прокладывать путь только по правому берегу реки, так как левый берег не наш, а чужой.

По этой дороге мы отправились в дальнейший путь. Была середина сентября. Ещё некоторое время на высокой террасе Дашт видны были тополя ботанического сада. Люди изменили природу: сухая степь зацвела садами, и только как памятник минувшему сохранилось местное название Дашт.

Это слово в такой форме и в форме «дешт» часто встречается в составе географических названий Средней Азии, Кавказа, Афганистана, Ирана в значениях «равнина», «сухая степь», «пустыня», «каменистая пустыня», «неорошаемое плоское урочище», а в армянском языке – «поле». Большая пустыня в Иране называется Дештилут. У средневековых восточных авторов обширные равнины юга нашей страны от Днепра на западе до Тянь-Шаня на востоке именовались Дешт-и-Кипчак – «кипчакская степь», то же «половецкая степь».

Машина шла вдоль берега Пянджа, послушная дороге, то спускаясь к самой реке, то поднимаясь по склонам ущелья. С каждым километром мы спускались всё ниже и ниже. Появлялись новые виды растений, которых не было в Шугнане и на Памире.

Справа в Пяндж впадает большая и сильная река Бартанг, которая собирает воды Мургаба, Сарезского озера и Кокуйбеля, а в отдалённом прошлом принимала и сток Каракуля.

По узкому ущелью Бартанга не было колёсной дороги, всё необходимое населению завозилось на вьючных ослах. Бартангцы любят кино, и кинопередвижки осторожно переносят на руках в крупные кишлаки, чтобы колхозники посмотрели «Падение Берлина» или яркую цветную картину «Таджикистан».

Бартанг – значит «узкий в поперечнике», и недаром бартангцы говорят: «Кто не ходил по Бартангу, тот не видел ущелий и троп Бадахшана», «Лучше сто раз пройти по ущельям Гунта и Шахдары, чем один раз по Бартангу». Поговорки эти ушли в прошлое. В 1952 году бартангцы начали прокладывать к районному центру автомобильную дорогу вверх по ущелью. Громким эхом в горах раздавались взрывы. То рвали отвесные скалы, с шумом падающие в реку. Дорога неуклонно углублялась в горы, и нужно думать, что теперь бартангцы уже ездят на автомобилях в Хорог и Душанбе.

За устьем Бартанга в расширившейся долине Пянджа теплее, чем в Хороге; мы увидели первые чинары и большой богатый посёлок, районный центр Рушан, когда-то известный под именем Кала-и-Вамар. Рушанцы горды своей родиной, зелёной долиной Пянджа и плодородными её землями. А некогда здесь была только пограничная крепость»

У писателя Бориса Лапина есть зарисовка этих мест: «Был ясный вечер, когда я стоял у Кала-и-Вамара. Его высокие двухсотлетние стены из серого камня были угрюмы. Огромные, обитые железом ворота напоминали неприступные стены Вавилона. Вокруг лежали дома, селения и маленькие разгороженные поля. На одном из них стоял старый таджик, с тяжёлым трудом ковырявший землю мотыгой.

– Погляди вокруг, – сказал он, – наш край носит название Роушан, что значит «светлый». Видал ли ты что-нибудь светлее нашей родины?

Я огляделся вокруг. Солнце заходило. Низкие и мрачные, надвигались со всех сторон горы. Это было какое-то торжище холодных ущелий и каменных скал, пересечённых глубокими —синими тенями. Наверху, как облака, маячили вечные снега, излучая грязноватое сияние»[63]63
  Борис Лапин. Повесть о стране Памир. Изд. 2. М., 1930, стр. 68—69.


[Закрыть].

Быстро преображается земля у нас в Советской стране. В Рушане нет уже больше маленьких разгороженных полей, нет мотыг, тяжёлого крестьянского труда. Колхозные сады и поля дают такие урожаи, о каких не мечтали.