Текст книги "Плата по старым долгам"

Автор книги: Эдуард Ростовцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Надо ли понимать, что принимая ваше условие, я могу быть спокоен за свою договоренность с Закалюком?

Хотел уязвить Мельника, но тут же сообразил, что унизил себя. Хорошо, что Мельник не понял ни того, ни другого и согласно кивнул.

– И за свою безопасность, – уточнил он. – Не примите это как угрозу, я не сторонник устрашений. Но должен заметить, что вы обладаете поразительной способностью наживать себе врагов даже там, где вполне можно обойтись без них. Я уже не говорю о Буте и Завгороднем, хотя с газетчиками в наше время лучше не задираться. Шестопал – не велика фигура, но подлости ему не занимать, а сейчас он готов утопить вас в ложке воды. Но, как говорит Слава, это еще не смертельно. Хуже, что вы потревожили человека, которого даже я укрощаю с трудом.

– Он поделился с вами своей тревогой?

– Ирония в данном случае неуместна: Кошарный – злопамятный человек.

– Я тоже не страдаю забывчивостью.

– Какие у вас претензии к нему?

Вопрос был задан, казалось бы, без особого интереса, но именно поэтому Олег почувствовал, что его ответ не безразличен Мельнику.

– Он был одним из главных виновников гибели Игоря Тысячного.

– Он был таким же исполнителем, как и другие участники этой акции.

– Он был слишком рьяным исполнителем. И вы это знаете не хуже меня.

– Что вам надо от него?

– Чтобы он дал показания, а еще лучше рассказал журналистам об истинных причинах трагедии на Городокском шоссе.

Олег не кривил душой, и хотя эта мысль пришла ему в голову только сейчас, ее нельзя было назвать необдуманной. Другое дело, что фигура Кошарного интересовала его не только в связи с давней историей, но признаваться в этом Мельнику было бы опрометчиво.

– Дураком его считаете?

– Не посчитаю, если он поймет, что лучше об этом рассказать ему, нежели мне. Вашу фамилию можно не упоминать.

– Чем я обязан такой снисходительностью?

– На шоссе вы стояли рядом с Тысячным. Вам просто повезло, что остались живы.

– Что ж, справедливо. Но какой смысл мутить давно отстоявшуюся воду? Вы советовались со Славой?

– Своей статьей она развязала мне руки. Но посвящать ее в свои планы я не намерен. Это дело моей совести.

– Тысячный был вашим другом?

– Он был честным человеком. И я буду настаивать на реабилитации его имени.

– Боюсь, что Кошарный не поможет вам.

– В таком случае интервью журналистам центральных газет дам я.

И хотя это была импровизация, Олег решил, что именно так и поступит.

Мельник задумался, поскреб подбородок, затем усмехнулся каким-то своим мыслям:

– У нашего общего приятеля есть любимая поговорка: "Во многом знании – много печали". Хотя, кажется, это не поговорка – изречение какого-то мудреца. Не помните имени?

Не дожидаясь ответа, он встал, подошел к столику в углу комнаты, на котором стоял красный телефон, снял трубку, стал набирать номер. Но неожиданно положил трубку.

– Занято. Впрочем, успеется. Есть и другая поговорка: "Поспешишь людей насмешишь".

Вернувшись к столу, Мельник сел уже не рядом с Олегом – напротив, поддел вилкой ломтик ветчины, но не донес до рта, отложил вилку.

– Представляете реакцию Кошарного?

– Меня это не остановит.

– Что ж, попробую убедить его, хотя за результат не ручаюсь.

На этом сопутствующие темы, казалось бы, исчерпали себя, и Олег счел необходимым вернуться к основному разговору. Он еще думал о том, как это сделать – острых углов хватало и без того, когда Мельник пришел ему на помощь.

– Как получилось с поставкой Дулибскому филиалу бракованного оборудования? Вопрос не в пику вам, мне это надо знать.

– Не было и нет никакого брака. Вас неправильно информировали. Бракованное оборудование не перекупают опытные производственники с тем, чтобы уже через три-четыре месяца задействовать его.

Мельник недоверчиво посмотрел на Олега.

– Вы уверены, что поставленное филиалу оборудование можно задействовать?

– Наши специалисты не сомневаются в этом. К тому же Закалюк и не заплатил бы за брак.

Сказал и тут же пожалел об этом – по лицу губернатора пробежала тень.

– Он рассчитался с вами за оборудование?

– Нам еще причитается неустойка за несвоевременную оплату, – Олег попытался перевести разговор в другую плоскость. – Мы договорились, что этот долг будет учтен при акционировании объединения.

– И об этом вы уже договорились? – недобро усмехнулся Мельник. Какую часть акций он обещает вашей компании?

– Сошлись на тридцати семи процентах.

– Аферист! – в сердцах хлопнул ладонью по столу губернатор. – Не примите это на свой счет. Но больше десяти процентов компания не получит. А причитающиеся вам долги будут уплачены сполна. И не далее как завтра!

Олег был готов к такому повороту и выложил свой главный козырь.

– Не уплатят, Геннадий Трофимович. У объединения нет средств даже на зарплату. А банковские счета матвеевского СП заблокированы с сегодняшнего дня по требованию, как когда-то говорилось, компетентных органов.

Мельник ошеломленно посмотрел на него.

– Кто вам сказал?

– Плохо информированный бизнесмен – кандидат в банкроты, – почти дословно повторил Олег постулат Геры Терлецкого. – Что же до источника, то, прошу прощения, это коммерческая тайна.

Какое-то время Мельник не сводил с него глаз, очевидно пытаясь понять не блефует ли вице-президент, но потом отвел взгляд, спросил, как бы между прочим:

– Матвеевское СП? А это что за лавочка?

– Не надо, Геннадий Трофимович, – недовольно поморщился Олег. – Мы говорим начистоту и не надо портить этот разговор.

– Я доверял Закалюку и не вникал в детали, – стал оправдываться Мельник. – Сейчас припоминаю: как-то мне докладывали, что он замешан в нечистоплотных комбинациях с какой-то посреднической фирмой. Но факты не подтвердились. Возможно плохо проверяли...

Он осекся, видимо поймав себя на том, что сплоховал, растерялся и тем самым выдал себя. Не нашел лучшего, как ринуться в контратаку.

– Напрасно выгораживаете Закалюка. То, что я давно знаком с ним, ничего не значит. Личные отношения никогда не переносил на служебные. Поэтому выкладывайте все. Не в ваших интересах выгораживать Леонида: поменяйся вы местами, он тут же слопает вас с потрохами, оглянуться не успеете. Оставьте свое благородство для дам и не считайте меня своим врагом. Напрасно держите камень за пазухой. Я не боюсь ударов, но вы ошиблись в выборе цели.

Конечно, Мельник выкручивался, но одновременно старался выведать, что доподлинно известно собеседнику о махинациях Закалюка и Матвеева. Информация вице-президента компании о его неафишируемом прошлом, как и о состоянии банковских счетов СП "Атлант", не могла быть получена Олегом Савицким из частных источников. Следовательно, за ним стоят хорошо осведомленные люди, которые могут доставить серьезные неприятности Главе областной администрации. Так, или приблизительно так, рассуждал Мельник. Но Олег подивился другому: той легкости, с какой сосновский губернатор отмежевался от своего ближайшего сообщника и приятеля. Так не поступают даже воры, у которых, что ни говори, есть какие-то принципы. У Мельника ж только один принцип: чур не меня! И вдруг Олег понял, что все гораздо сложнее чем это представлялось ему до сих пор. В своих предположениях, догадках, выводах он отправлялся только от двух разделенных во времени фактах, которые пытался связать напрямик. Но прямой связи тут скорее всего не было. И прав был Гера Терлецкий, когда обронил фразу об айсберге, основная масса которого, как известно, скрыта под водой.

Номенклатура ЦК и КГБ, что безраздельно и преступно правила огромной страной три четверти века, уже в начале восьмидесятых годов меньше всего помышляла о помощи "братским" партиям. Имперская политика, безудержная гонка вооружений, безответственные экономические эксперименты завели страну в тупик, из которого уже не было выхода. И если престарелые вожди до самого своего конца так и не поняли, что произошло, то молодые энергичные номенклатурщики вовремя сориентировались. Под разными предлогами они распихали многомиллиардный партийный "общак" по подставным кооперативам, ассоциациям, фондам, иностранным банкам, как для далеко идущих групповых интересов, так и для личного пользования. И в этой "когорте" бывших номенклатурщиков, наскоро переодевшихся в демократические тоги, сосновский губернатор Геннадий Мельник был не последней фигурой. Не был он пешкой и одиннадцать лет назад, когда не только перевозил за кордон "левую" платину, но и депонировал ее на анонимных счетах в западных банках. А его попытка изобразить сейчас того Мельника, как не размышляющего над приказами солдафона, не более чем лукавство.

Впрочем, лукавит он во всем, не исключая объяснения своего, якобы рокового чувства к Мирославе. Он полагается на свой многолетний опыт лицедейства, перевоплощения и не сомневается, что капитан запаса Савицкий, для которого честь офицера все еще не пустой звук, поверит на слово отставному подполковнику госбезопасности Мельнику.

И Олег не смог побороть искушение развеять его заблуждение.

– Держать камни за пазухой не в моих правилах. Другое дело, что я говорю не все, что думаю. Но если хотите знать и это – извольте. Я думаю сейчас об одном анонимном счете в венском торговом банке "Радебергер", с которого не так давно были сняты деньги для покупки двух "мерседесов" и вечернего платья от Кардена.

Это была не более чем догадка, но Олег не ошибся – лицо Мельника потемнело. Прошло не меньше минуты, пока он сумел выдавить из себя:

– А вы опасный человек, Олег Николаевич. Но опасность, имейте в виду, – палка о двух концах: она может ударить и того, кто за нее взялся.

– В свое время меня научили обращению с палками. Но я прибегаю к ним только, когда меня к этому вынуждают.

– Я это учту, – поднялся Мельник, давая понять, что аудиенция окончена. – Не скажу, что знакомство с вами доставило мне большое удовольствие, но будем считать, что объяснились.

– Надеюсь, теперь вы не станете ревизовать мою договоренность с Закалюком? – тоже поднялся Олег.

– Теперь? – криво усмехнулся Мельник. – Надейтесь!

– Я хотел бы получить более определенный ответ.

– Не стану! – заорал Мельник. Но тут же взял себя в руки, натянуто улыбнулся. – Шантажист вы, эдакий!

На том и расстались. Руки Мельник не подал.

30

Леонид перехватил Олега в вестибюле. На вопрос, ездил ли он за Мирославой и как она себя чувствует, не ответил, и, в свою очередь, спросил, чем окончилась беседа с Мельником.

Он волновался пуще прежнего: крутил пуговицы уже не только своего, но и Олегова пиджака, что, впрочем, тоже был его. Олег не счел нужным распространяться о всех аспектах разговора с главой областной администрации, сказал только, что Мельник одобрил их договоренность. Но Леонид хотел знать, за счет чего Мельник пошел на уступки.

– За филиал беспокоишься? – рассердился Олег. – Я сказал, что ты рассчитался за оборудование, которое твои замы во всеуслышание объявили бракованным.

– Ты подвел меня!

– Чем?

– Я просил не называть цифр.

– Цифры я не называл.

– Но ты сказал, что за оборудование уплачено, и он поймет.

– Поймет, что вы забили ему баки, повесили лапшу на уши? Но, прости, это даже не вранье – детский лепет. Умнее вы с Матвеевым ничего не могли придумать?

– Почему ты связываешь меня с Матвеевым?

– Леня, не считай меня идиотом! Фокус с транзитным платежом через дохлый счет филиала рассчитан на дураков. Ты хотя бы не засвечивал после этого Матвеева, не присылал его в качестве посредника. Об адвокате Кривошапко я уже не говорю. Тебе, что, больше некому довериться? Если так, не завидую – в одной упряжке с Матвеевым и Кошарным ты далеко не уедешь.

– Кошарный? – совсем растерялся Закалюк. – А он тут при чем?

Это было уже слишком, и Олег не выдержал:

– Все при том же, Леонид Максимович! Кошарный это не только СП "Атлант" и счета в иностранных банках, но и третий цех Сорок седьмого завода, левая платина, спецтранспорт за бугор, Городокское шоссе, гибель Игоря Тысячного и еще многое другое. Извини, что говорю о неприятном тебе, но об этом пора уже сказать.

В гостиницу Олега отвез Петя. По дороге племянник подтвердил слова пани Марты о том, что Мирослава почувствовала себя плохо. Однако уточнил, что в такое состояние она пришла не от шампанского, поскольку в буфете выпила самую малость – полбокала, а еще до этого жаловалась на недомогание.

– Вообще-то она неплохая девчонка, – испытывающе поглядывая на Олега, сказал Петя. – Немного шебутная, но товарищ хороший и без хитростей. В буфете за всех заплатила, да еще французскую помаду Диане подарила. Немного помолчав, добавил: – А Валу она отставку дала. Полную. Диана это сразу усекла, она такие вещи безошибочно определяет.

Олег отметил, что его интерес к Мирославе не остался без внимания Пети и тот поспешил внести существенные коррективы в свое недавнее суждение о воспитаннице Закалюков. И тут же подумал, что несмотря на поставленное Мельником условие больше не общаться со Славой, он все же позвонит ей, как только приедет в гостиницу. Объясняться не станет, пусть сама распутывает ею же закрученный клубок. В этом отношении Мельник прав: из такой ситуации на одних эмоциях выходить нельзя, она должна взвесить все. Так что еще вопрос: захочет ли она столь резко менять свою жизнь, отказываться от вполне реальных перспектив и вовсе не эфемерных соблазнов. Но как бы то ни было, он должен поблагодарить ее за внимание, доброжелательность, справиться о самочувствии и объяснить свой скоропалительный отъезд. Ему нельзя больше оставаться в этом городе. Дело не только в требовании Мельника и назревающем конфликте с Кошарным, но и в том, что Олег Савицкий вольно или невольно снова потряс устои, нарушил размеренное течение жизни многих людей, выбил их из колеи, заставил вспомнить то, о чем они хотели бы забыть, и тем самым явил, по меткому выражению Мирославы, свою чужеродность этим людям, этому городу...

Несмотря на поздний час, в холле четвертого этажа был включен телевизор и несколько постояльцев смотрели очередную серию итальянского детектива с плохо читаемыми субтитрами. Заметив Винницкого, Олег подошел к нему. Старый инженер встретил его упреком.

– Я не понимаю по-итальянски, но еще меньше понимаю ваше поведение. Где вы пропадали?

Олег в общих чертах рассказал о переговорах с Закалюком, беседе с Мельником.

– Не удивляюсь, что вы сумели расположить к себе губернатора, говорят, он разумный человек. Но сговорчивость Закалюка меня пугает. Нет ли здесь новой уловки? От него всего можно ожидать.

Олег не стал объяснять, как и почему Генеральный директор объединения пошел на уступки компании, заметил только, что деваться Закалюку уже некуда, а затем сообщил, что завтра возвращается в Киев и Винницкому предстоит завершить переговоры в формальной их части. Поручение не обрадовало Винницкого, но вслух недовольства он не высказал и в свою очередь сообщил, что звонил Брыкайло, который интересовался обстановкой. В половине восьмого гостиницу покинул "мордоворот" – соглядатай, а его место заняли два крутоплечих парня, задача которых прямо противоположна. Он глазами показал на двух борцовского вида молодых людей в кожаных куртках, которые сидели несколько поодаль и делали вид, что увлечены фильмом.

– Напрасно подняли тревогу, – начал было Олег, но Винницкий строго перебил его:

– У Василия Трофимовича на этот счет другое мнение, и я разделяю его. А ваша беспечность меня удивляет. – Немного помолчав, сказал как бы между прочим: – Да, вот еще: в моем номере вас ожидает Мирослава Игоревна. Она явилась сюда полчаса назад, и не застав вас, намеревалась расположиться здесь. Но учитывая ее состояние, я посчитал за лучшее отвести ее в свой номер.

К номеру Винницкого Олег рванулся как на стометровку и только у самой двери попридержал свой пыл. Это было невероятно, но это было так: у окна, в кресле, откинувшись на его спинку, спала Мирослава. Она была в наглухо застегнутом темно-голубом плаще, у ее ног стояла внушительных размеров дорожная сумка, а на коленях лежала куртка Олега, что он оставил у Закалюков.

Олег наклонился к ней и уловил запах спиртного. И хотя этого надо было ожидать, он впервые почувствовал неприязнь к этой, не знающей ни в чем удержу, девице.

Мирослава открыла глаза, сказала недовольно:

– Наконец-то явились. Мне уже надоело ждать. С кем это вы развлекались? Так увлеклись, что не нашли время позвонить? Можете не отвечать, мне это уже неинтересно. Спросила просто так, к слову. Надеюсь, не приняли всерьез, что я представила вас своим женихом?

– Это была восхитительная шутка.

– Ничего не поняли! Мне надо было поставить на место двух зарвавшихся типов. И вы помогли в этом.

– Рад был оказать вам такую услугу.

– Рад был оказать, – передразнила Мирослава. – Питекантроп!.. Ой, извините: я забыла о разнице в наших возрастах. Немного выпила и не то говорю. Вот принесла вашу куртку, чтобы потом не было претензий.

Олег едва сдержал улыбку: она была не так пьяна, как старалась казаться.

– А сумку зачем прихватили?

– Я ушла от Закалюков. Ничего особенного не произошло, просто мы с Леонидом Максимовичем на этот раз не поняли друг друга. Но это не смертельно. Переночую у подруги, а там будет видно... Проводите меня.

Последние слова она произнесла заплетающимся языком и Олег решил, что его вывод притворства был поспешным. Ее попытка самостоятельно выбраться из кресла не увенчалась успехом.

Винницкий отозвал Олега в сторону.

– В таком состоянии ей лучше оставаться здесь. Я перейду в ваш номер, а вы уговорите ее лечь.

Но Олег решил по-другому. Он помог Мирославе встать, и поддерживая ее за локоть одной рукой, а другой подхватив ее сумку, повел в свой номер.

– Куда вы меня ведете? – пыталась протестовать Мирослава.

– В приватный вытрезвитель, в государственном с вами обойдутся не столь деликатно.

– Очень смешно! – фыркнула она, но спорить не стала.

Олег завел ее в ванную, пустил и отрегулировал душ, снял с девушки плащ.

– Дальше сами разденетесь или вам помочь?

Мирослава испуганно отшатнулась.

– Не прикасайтесь ко мне!

– Вы неверно поняли меня.

– Ну да, вы – сама святость. Затащили пьяную среди ночи в свой номер и сразу раздевать.

Это было уже слишком, и Олег рассердился.

– Слава, мне надоели ваши фокусы! Отрезвляйтесь, или не отрезвляйтесь, как угодно. Но в таком виде я вас отсюда не выпущу.

– Ладно уж, – согласилась она. – Как-нибудь сама управлюсь. Выходите и не смейте подглядывать.

Безнадежно махнув рукой, Олег вышел из ванной.

Пока Мирослава отрезвлялась под душем, он достал из "кейса" дорожный кипятильник, два пакетика растворимого кофе, налил в толстостенный стакан воды из графина, поставил кипятить. Потом позвонил на квартиру Шумскому, доложил о результатах переговоров с Закалюком, встрече и беседе с Мельником. Рассказал только то, что представляло интерес для президента компании. Но Шумский усомнился, что успех был полным, он хорошо знал Закалюка и не представлял, что тот пошел на значительные уступки без выгоды для себя.

– Он прикарманил Дулибский филиал, что не так уже мало, – возразил Олег.

– А как на это смотрит Мельник?

– Сердито посмотрел. Закалюк пытался обставить и его, а здешний губернатор не любит, когда его обставляют.

– Ты знал раньше Мельника?

– Оказалось, что знал. Довелось как-то повстречаться на узкой дорожке.

– Судя по твоему тону, встреча была не из приятных.

– Из очень неприятных! Это старая и довольно гнусная история. Когда-нибудь расскажу... Вернусь завтра первым рейсом, так складываются обстоятельства. Формальности завершит Винницкий... Да, кое-что произошло. Но об этом не по телефону... Спокойной ночи...

31

Положив трубку, Олег начал заваривать кофе – вода уже вскипела, когда почувствовал, что кто-то стоит за его спиной. Оглянулся. В дверях, обернувшись купальным полотенцем, стояла Мирослава. Настороженный взгляд, сдвинутые к переносице брови, плотно сжатые губы свидетельствовали, что если накануне она была пьяна, в чем Олег снова усомнился, то сейчас отрезвела и подслушала его разговор с Шумским. Ее любопытство было столь велико, что она выскочила из ванной, прихватив с собой только полотенце, которым сейчас безуспешно пыталась прикрыться.

– Вы уезжаете? Что случилось?

– Ничего из ряда вон выходящего, но так складываются обстоятельства, – как можно неопределеннее сказал Олег, стараясь не опускать взгляда ниже ее плеч.

– И не посчитали нужным сообщить об этом небезразличному вам человеку?

– Вы так неожиданно покинули клуб... Я собирался звонить вам, – стал оправдываться Олег.

– Неправда! Я чувствую: что-то произошло. С кем вы сейчас разговаривали?

– Со своим шефом – Шумским.

– А кто этот человек, о котором говорили? Мельник?

– Допустим.

– Я же запретила вам встречаться с ним! – негодующе топнула босой ногой Мирослава. – Какой же вы осел! Полезли к черту на рога.

– Черт оказался не таким уж страшным.

– Вот как! Значит нашли общий язык?

– Договорились, скажем так.

– И конечно за мой счет!

– Ваш счет не пострадал, – смутился Олег, потому что в какой-то мере она была права, и тут же предложил: – Хотите кофе?

– Терпеть не могу кофе, так же как и вранье! – фыркнула Мирослава. Он вас дожал, я его знаю. И вы решили отступиться от меня во имя своих делишек. Так вот, не выйдет! Ни у него, ни у вас. Я все уже решила сама... А что это за гнусная история, в которой он был замешан?

– Вы как следователь – вопрос за вопросом, – растерялся Олег, не зная как реагировать на ее многозначительное, но пока еще не совсем понятное заявление, что она уже все решила.

– С кем поведешься, от того и наберешься! – не снижала напора Мирослава. – Днем в сквере вы допрашивали меня, теперь моя очередь. Так что не виляйте, колитесь. Я должна знать все, прежде чем лягу с вами в постель.

– Я не приглашал вас в постель, – вконец опешил Олег.

Мирослава порозовела, но сказала упрямо:

– Приглашение не требуется. Я проиграла пари: информацию о вашей встрече с общественностью не взяла ни одна газета.

– Когда вы успели? – искренне удивился Олег.

– В том-то и дело, что не успела, меня опередили с материалом, по-другому освещающим это эпохальное событие. Короче, я была слишком самонадеянна, за что надо платить. Не люблю ходить в должницах!

Она отбросила полотенце и, уже не глядя на Олега, но не опуская головы, расправив плечи и прижав к бокам локти, словно на смотру, подошла к кровати, сдернула покрывало, легла навзничь, забросила руки за голову, устремила взгляд в потолок и, казалось, окаменела.

Олег хотел возмутиться ее очередной, на этот раз преступающей все границы выходкой. Подумал, что должно быть она ведет себя так и с Завгородним, и с Мельником, а быть может даже с Леонидом – люди не зря болтают, и это для нее так же просто, как выпить бокал столь любимого ею шампанского. Но потом заметил, как густеет, разливается по ее щекам, подступает к мочкам ушей пылающий румянец стыда. И понял, что ей не просто дался этот шаг. Но почему она поступила так, не брался судить, уже не в силах отвести взгляд от простертого на гостиничной кровати ослепительно красивого женского тела, что манило, притягивало к себе и в то же время настораживало своей покорностью, едва ли не жертвенностью. Словно угадав его мысли, Мирослава повернулась ничком, зарылась лицом в подушку, заведенными за спину руками пытаясь прикрыть тугую, обтянутую золотистой кожей грудь – ее решимости хватило ненадолго. Эти запоздалые движения стыда, как ни странно, подхлестнули Олега. Уже ни о чем не думая, он подступил к девушке, опустился на колени, стал ласкать, целовать ее шею, плечи, спину, грудь. Он не торопил события, чувствуя напряженность ее тела и довольствуясь льнущим к его ладоням, губам бархатом кожи, и только когда она расслабилась, а затем обратила к нему лицо, позволила заглянуть в потеплевшую синь глаз, лег рядом, привлек ее к себе. Мирослава отдалась доверчиво, но не страстно, смежив веки и шепча: "Не смотри на меня. Я тебя очень прошу..."

А потом спрятала лицо у него на груди и так лежала какое-то время, притихшая, умиротворенная. И вдруг рассмеялась:

– А здорово я сыграла алкашку?

– Здорово, я почти поверил.

– И в то, что пришла рассчитываться поверил? – оборвала она смех.

– Нет, конечно.

– А что подумал. Только честно.

Она отстранилась, заглянула ему в глаза.

– Что же я мог подумать? – растерялся Олег.

Он и в самом деле не знал, что подумать, устыдившись неприятных мыслей, что нахлынули на него, когда она, отбросив полотенце, нагая пошла к кровати. Он еще плохо знал ее, и хотя успел убедиться в ее искренности, доброжелательности, но убедился также в ее импульсивности, непредсказуемости. Надеялся, что ее поступок продиктован не сиюминутным порывом, однако полной уверенности не было.

– Ну, к примеру, что я путана.

– Не говори глупостей.

– Почему же глупости? Я девушка бедная, приживалка, и дополнительный заработок мне не помешает.

– Я должен спросить сколько?

– Если спросишь, получишь по физиономии.

– Потрясающе! Чисто женская логика.

– А твоя мужская не допускает, что не все измеряется баксами, шмотками, что чувство оплачивают чувством и что, быть может, я люблю тебя?

– Не смел даже подумать, – снова растерялся Олег. – Ты не давала повода.

– Нет, ты определенно питекантроп! Не давала повода. А чем по-твоему, я занималась сегодня весь день? И если бы только сегодня! Я начала влюбляться в тебя еще девчонкой, после того, как перешла жить к Закалюкам.

– При чем тут Закалюки?

– В их доме ты присутствовал незримо. Я имею в виду не только Полину, но и Леонида Максимовича. Но, если с Полиной все было ясно, то его отношение к тебе долго оставалось для меня загадкой. Мне казалось, что он чувствует себя виноватым перед тобой. Но потом поняла – он завидует тебе.

– Чему он мог завидовать? – усомнился Олег.

– Что ты отважился взять на себя чужую вину, воевал в Афганистане, что знаешь иностранные языки, хорошо играешь в теннис, нравишься женщинам. И Полининому чувству к тебе завидовал: не ее ревновал – тебе завидовал. А вот меня ревновал и ревнует к тебе. Причем люто!

– Почему ты так решила?

– Не решила – знаю. Когда впервые увидела тебя на похоронах Петра Егоровича, сразу влюбилась по уши. Если до этого по-девчоночьи – заочно увлекалась, то как увидела живьем, будто в бездонную пропасть свалилась. Даже сейчас, как вспоминаю, оторопь берет. На поминках глаз с тебя не спускала, подмигивала со значением, как уличная девка, – ничего уже не соображала.

– Не представляю, как я мог этого не заметить.

– Тебе Полина тогда глаза застилала. А вот Леонид Максимович сразу все усек и уже не отпускал меня от себя ни на шаг. Но я перехитрила его: за день до твоего отъезда под каким-то предлогом осталась ночевать у Савицких, и когда все уснули, прокралась к тебе в мансарду. Привет! Той ночью ты с Полиной и тоже втихаря подался в Русановку. Потом она рассказывала, как Леонид Максимович застукал вас там. Но он искал не ее меня. И если бы застал с тобой, убил бы обоих. Думаешь сочиняю?

– Нет. Но признаться, не пойму его.

– Как тебе объяснить? Понимаешь, он считал меня как бы своей собственностью. И в отличие от Полины, я не давала ему повода усомниться в том. Хотя это вранье, что я спала с ним. Такого не было и быть не могло. К тому же, тогда я была еще девицей. Но той ночью, когда поняла с кем и зачем ты ушел, взъярилась так, что побежала к влюбленному в меня мальчишке, изнасиловала его и себя. Тебе назло! Ведь ты сейчас злишься, что не первый у меня.

– Ничего подобного. Ты была уже взрослой, и это можно понять.

– Ничего не понял! Тот мальчишка был безразличен мне. Когда опомнилась, чуть сама себя не убила. Я ведь не теряла надежду, что ты снова приедешь и все-таки обратишь на меня внимание. Но ты не приезжал. И уже на четвертом курсе нашла себе любовничка поосновательней. Правда, без знаний иностранных языков, высокого штиля, хороших манер – обыкновенного, вполне земного хамлюгу, который обращался со мной, как с уличной девкой. В клубе ты был свидетель тому. Почему терпела? Лучшего не нашла. А потом, надо быть справедливой: он хороший журналист и я многому научилась у него. Но если откровенно: то боялась, что если от него уйду, по рукам пойду. Вот уже больше двух лет меня кадрят чуть ли не на каждом шагу. Отчасти сама виновата, отчасти ты.

– Я? – удивился Олег. – В чем же моя вина?

– Все в том же – не обратил внимания. И я подумала, что не сумела подать себя. Вроде бы все при мне, но как-то не смотрелась. Потому что такой феминисткой была – дальше некуда. И походка, как у солдата, и одевалась, стриглась как стройотрядовка, сигареты изо рта не выпускала, бренчала на гитаре, хрипела под Высоцкого. Не представляешь меня такой?

– С трудом.

– Вот и я уже не представляю. Короче, решила в темпе перестроиться: отпустила волосы, стала на шпильки, с полгодика позанималась аэробикой, а потом пошла танцевать в самодеятельный ансамбль. Научилась волчком вертеться, коленками плечи доставать, попой как на шарнирах вертеть, большего не требовалось. Но потом группа в эротику ударилась – дань моде, и я сдуру выступила несколько раз. Не то, чтобы в чем мама родила, но близко к этому. Успех был сверх ожидаемого. И пошло-поехало: секс-бомба, да и только! Опомнилась, бежала без оглядки. Но реклама была уже сделана. А в таком городе, как наш, это навсегда... Ты меня слушаешь?

– Я – весь внимание, – поспешил заверить ее Олег.

Он действительно слушал ее, но уловив в ее голосе надрыв, стал успокаивающе поглаживать ее плечо.

– Внимай без рук, меня это отвлекает, – не то, чтобы сердито, но достаточно серьезно, сказала Мирослава. – В общем, дошло до того, что крутые на учет меня взяли, горы золотые сулили за стриптиз для избранной публики. А когда я послала их подальше, пригрозили шпану наускать. Я не придала этому значения, но они сдержали слово. Мы с Валом в одном доме встречались, что за встречи, сам понимаешь. Подонки выследили нас, стали в двери ломиться. Мы через окно во двор вылезли, благо первый этаж. А они засекли, догнали, схватили меня, назад поволокли. А этот герой убежал. Правда, сообразил позвонить из автомата Мельнику. Тот примчался со своими волкодавами, устроил "Сталинградскую битву". Короче, выручил в последний момент. Хотя, возможно, они разыграли этот спектакль, уж больно цацкались со мной подонки, да и Мельник слишком быстро примчался. Но как бы то ни было, пришлось потом благодарить спасителя... Ты спрашивал почему не приехала к тебе в Киев. А это как раз тогда произошло. И я решила, что незачем уже ехать, незачем звонить тебе.

Мирослава умолкла, но немного погодя сказала, как бы подводя итог:

– Вот и вся моя секс-биография. Если думаешь, что поскромничала, приуменьшила свои достижения в этой области – думай.