Текст книги "Плата по старым долгам"

Автор книги: Эдуард Ростовцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– К нему меня пригласила Слава.

– И не только к разговору, – подхватила девушка, беря Олега под руку. – Вы не разучились драться, Олег Николаевич? Полина рассказывала, что когда-то вы здорово дрались.

– Слава, ну что за чушь ты несешь! – всплеснул руками Леонид.

– Олег Николавевич, вы не ответили на мой вопрос, – стояла на своем Мирослава.

– Кого бить? – улыбнулся Олег, стараясь обратить разговор в шутку.

– Когда понадобится, я скажу кого – не приняла шутку девушка.

Она хотела еще что-то добавить, но бросив взгляд в сторону входных дверей, отстранилась от Олега, вскинула голову, расправила плечи, словно готовясь к схватке. Олег проследил за ее взглядом. К ним направлялся рослый худощавый бородач лет тридцати в строгом, но не лишенном элегантности костюме. В петлице его пиджака красовался значок Союза журналистов. Но и без того Олег уже догадался, что это тот самый Вал, с которым Мирослава, если верить Пете, только и знает, что ссорится.

– А вот и передовой гонец, – с нескрываемой иронией сказала девушка. – Сейчас узнаем волнующие подробности о прибытии их светлости.

Бородач оставил без внимания ее выпад, пожал руку Леониду, доверительно сообщил:

– Геннадий Трофимович скоро будет. Поехал в аэропорт провожать киевлян. Оттуда – прямо сюда.

– Правительственное сообщение передано, – хмыкнула Мирослава. – Может теперь поздороваешься?

Бородач фамильярно потрепал ее по плечу.

– Привет, хвыленок! Ты, как всегда, неотразима. Это не комплимент факт, не требующий доказательств.

Мирослава не то, чтобы смутилась, но ироническая усмешка сошла с ее лица, да и тон изменился на более мягкий.

– Привет, Вал. И ты неплохо выглядишь сегодня. Бороду только постриги, а то уже на попа стал походить.

– Не груби, деточка, своему шефу, – не убирая руки с ее плеча, поглаживая его и одновременно испытывающе поглядывая на Олега, сказал бородач. – С понедельника поступаешь под мое чуткое, но требовательное руководство. Распоряжение уже подписано: Мирослава Тысячная – сотрудник пресс-службы областной администрации. Звучит?

– Звучит. Не руководи преждевременно, еще не понедельник, – снимая его руку с плеча, без особой обиды сказала Мирослава. И только затем, спохватившись, представила его Олегу: – Вольдемар Завгородний, пресс-секретарь областной администрации и мой наставник в журналистике.

Завгородний, не скрывая любопытства, уставился на Олега.

– А это, – Мирослава снова взяла Олега под руку, – мой жених, Олег Николаевич Савицкий, вице-президент компании "Скиф-Холдинг". Прошу любить и жаловать.

Ее заявление ошеломило всех. Олег не был исключением, хотя нечто подобное ожидал: мятежный дух, владевший Мирославой с начала вечера, должен был как-то излиться. Первым пришел в себя Завгородний, и хотя на его лбу выступили желтые пятна, сумел пересилить себя, протянул руку Олегу.

– Наслышан о вас, Олег Николаевич. В нашем городе вы почти легенда. И неудивительно, что местные красавицы всех возрастов влюбляются в вас наперебой. Поздравляю с удачным выбором. Ваша невеста прекрасна, и не вздумайте когда-либо усомниться в этом – прощения не будет. Восхищайтесь ею денно и нощно, но особенно по утрам, ей это льстит.

За подобные намеки бьют физиономию, но Олег усомнился в своем праве на это. Леонид растерялся – к числу местных красавиц, которые... и так далее, надо было отнести и его жену. Но посчитал благоразумным не акцентировать на этом внимания, ограничился замечанием общего порядка.

– Вольдемар, не забывайтесь!

А вот Мирослава, казалось, только этого ждала.

– Пусть поговорит, – небрежно усмехнулась она. – Его жаба душит, что не за него выхожу. Вот и делится утраченным опытом. Ничего другого ему не осталось. Давай, Вольдемарчик, поведай еще что-нибудь эдакое обо мне. И о себе в связи со мною. Все-таки два года встречались, есть что вспомнить. Расскажи как спаивал, заводил до упора, как и в каком виде демонстрировал меня на потеху пьяным мужикам, и как однажды, испугавшись поддатых недорослей, убежал, оставив меня среди ночи на их усмотрение. И обязательно расскажи, как отступился от своей подружки за предоставленную тебе высокую должность. Что молчишь? Рассказывай, я разрешаю.

Пятна на лбу Завгороднего стали оранжевыми – он не ожидал такого отпора, но постарался сохранить самообладание.

– Леонид Максимович, вы не так поняли меня.

– Перед Леонидом Максимовичем извиняется! – фыркнула Мирослава. Обмазал дегтем женщину, а извиняется перед приятелем начальника. Рыцарь конца двадцатого века!

– Что ты выдумала, хвыленок, – стал сдавать Завгородний. – Я не то имел ввиду.

– А я-то! – заорала Мирослава. – Размечтался стать моим шефом, руками-водителем. Забудь об этом! И тому, кто распоряжение подписал, то же самое передай.

Неизвестно, чем окончилась бы их перепалка, если бы не Полина, которая поспешила на шум голосов. Быстро оценив обстановку, она обворожительно улыбнулась Завгороднему.

– Вал, вы мне нужны, как воздух. Славочка, ты тоже. Есть великолепный, просто потрясающий материал для прессы. Олег, извини, я ненадолго отвлеку твою даму.

Леонид облегченно вздохнул, когда Полина увела журналистов.

– Славу будто подменили. Не пойму, что с ней происходит, – не то оправдывая, не то осуждая свою воспитанницу, сказал он.

– Завгородний вел себя по-хамски, – заметил Олег.

– У него были на то причины.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что она представила тебя своим женихом. Дурацкая шутка!

– Это была не шутка, – возразил Олег, хотя не был уверен, что свое заявление Мирослава сделала всерьез.

У Закалюка отвисла челюсть, ему понадобилось не меньше минуты, чтобы совладать с собой.

– Понимаешь, что говоришь?

– Я еще не пьян.

– Удивительно, – пробормотал Леонид. – Как и когда вы успели? Утром познакомились, днем поссорились, вечером поругались, а сейчас уже под венец.

– Находишь это безнравственным?

– При чем тут безнравственность? Соображать хоть что-то надо – тебе уже не семнадцать лет! Она дурью мается, а ты все за чистую монету принимаешь. Думаешь Завгородний случайно нахамил ей? Она ему два года голову морочила: то сходилась, то расходилась с ним. А недавно за Геннадия принялась, – даром, что он ей в отцы годится. Влюбила в себя так, что он с женой разводиться собрался. И вот пожалуйста – новый фортель. Вертихвостка!

– А тебе не кажется, что ты порочишь ее не меньше Завгороднего?

– Она сама себя порочит! Вообразила себя неотразимой женщиной и считает, что все мужчины от пионера до пенсионера должны быть у ее ног. Тебя устраивает такая перспектива?

– Я сам это решу. Не пойму только, почему это не устраивает тебя?

– Меня? – снова растерялся Леонид. – Она мне не чужая.

– Она взрослый человек.

– Я бы этого не сказал... Впрочем, дело – ваше. Об одном только прошу: если Геннадий начнет оказывать ей знаки внимания, не возникай. – Он замялся, а затем сказал, как бы оправдываясь. – Я не думал, что у тебя с ней так получится. Ты не предупредил.

– Считай, что уже предупредил. И в моем присутствии Мельник не будет ухаживать за Мирославой. Так что, во избежание скандала в благородном собрании, интимную обстановку организовывай без нее или без меня.

– Нет, нет, – заволновался Леонид. – Это не соизмеримо! Ты обязательно должен встретиться с Геннадием.

– Зачем?

– Мы уже говорили об этом. Кто-то настроил его против акционирования, дело это для нас новое и он хочет знать твое мнение. Но, возможно, его заинтересуют расчеты по филиалу. Если разговор зайдет об этом, убедительная просьба: подтверди, что компания не имеет претензий к нам.

– Но это не так.

– Олег, мы обо всем договорились: причитающиеся вам неустойки будут учтены при акционировании. В общем, если он спросит, скажи, что по филиалу я рассчитался полностью. Цифры не называй.

– Почему?

– Есть один нюанс, в который я не хочу его посвящать.

– И меня не хочешь посвящать?

– Это ни в коей мере не затрагивает интересы компании. Стаськой клянусь!

Леонид расстегивал и тут же застегивал пуговицу пиджака, что выдавало крайнюю степень взволнованности. Олег с трудом сдержал негодование. То, о чем говорил Терлецкий, подтверждалось со всей очевидностью: Закалюк запутался в своих махинациях и уже не знает как выкрутиться. Он унижался перед тем, кого сам когда-то унижал, превосходство над кем всегда подчеркивал, но сейчас вряд ли отдавал себе в этом отчет. Им владела одна мысль, одно желание – выкрутиться любой ценой.

И гнев уступил место жалости: Олегу стало жалко этого человека, который всегда отличался выдержкой, целеустремленностью, но предпочитал идти за лидером, тем самым снимая с себя ответственность за выбор направления. Но на этот раз Леня Закалюк что-то не учел, а быть может зарвался и сейчас не знает, что предпринять. Олег не желал ему зла еще и потому, что оно непременно ударило бы рикошетом по двум далеко не безразличным ему женщинам.

Он ничего не обещал, но ободряюще похлопал Леонида по плечу, как-то так само собой получилось...

Мельник прибыл в половине одиннадцатого. Это был крепкий жилистый мужчина лет сорока пяти с резкими чертами волевого лица, тщательно зачесанной шевелюрой черных с эффектной проседью волос. Прямая осанка, уверенная пружинистая походка свидетельствовали, что сосновский губернатор не пренебрегает спортом, или, по меньшей мере, ежедневной физзарядкой. Олег даже нашел в нем сходство с Жаном Марэ.

Мельника сопровождали трое мужчин: в таких же строгих, как у шефа, костюмах, и женщина в очках и претенциозном платье с кружевным жабо. Это платье, прическа от парикмахера и сладкая улыбочка, с которой сановная дама то и дело обращалась к губернатору, делали ее почти карикатурной, тем не менее, Олег сразу узнал Катьку Ткачук.

Высокое начальство встретили у входа устроители презентации и Закалюк, который бесцеремонно отстранил от главы областной администрации советницу в кружевном жабо, пошел с ним рядом, подобно Катьке подобострастно улыбаясь и что-то оживленно говоря.

Еще продолжался концерт, но высокого гостя и его свиту повели не в зрительный – в Большой зал, наскоро познакомили с выставленными там экспонатами, двумя художниками и одним резчиком по дереву, а затем пригласили на третий этаж, где уже были накрыты банкетные столы.

Однако Мельник – надо отдать ему должное – не устремился к столам с обильной закуской, выпивкой, а остановился в холле с одним из сопредседателей Фонда – благообразным стариком в чопорном смокинге, угостил его сигаретой, закурил сам. Примеру губернатора тотчас последовали сопровождающие его мужчины, а вот женщины – Полина и Катька – были озадачены непредусмотренной остановкой. Мельник отмахнулся от обеих, мужчины свиты не проявили интереса к ним, и дамам от культуры не оставалось ничего другого, как подойти к висевшей в холле единственной картине, сделать вид, что заинтересовались ею.

Олег оказался в холле третьего этажа не по своей воле, его пригласил Леонид, чтобы представить Мельнику, но пока это не удавалось. Олег не без интереса наблюдал за сановными дамами, которые с трудом переносили друг друга, но изо всех сил старались показать, что это не так. Особенно усердствовала в этом Катька, прямо-таки излучавшая на Полину свою доброжелательность. Несколько раз она исподволь бросала выжидательные взгляды на старого знакомого, но Олег старался не замечать их – вступать даже в мимолетный контакт с этой сплетницей и дурой он не хотел.

Леонид куда-то исчез, Мельник увлекся беседой со стариком в смокинге, свита губернатора игнорировала вице-президента компании, и Олег чувствовал себя не в своей тарелке.

К нему подошел Завгородний, спросил не видел ли он Мирославу.

– Я хотел спросить вас о том же, – удивился его вопросу Олег.

– Мы были за кулисами, брали интервью у руководителя детского хора, а потом Слава ушла. Я подумал, что к вам, но спустя некоторое время заглянул в буфет и увидел ее там в обществе племянника Полины Петровны. Кажется, его Петей зовут.

– Вот как! – только и нашел что сказать Олег.

– Он – не соперник вам. Не говоря уже о прочем, с ними была юная великанша, которая контролировала каждое Петино движение. Молодые люди пили шампанское – напиток, выдам секрет, противопоказанный Славе: после второго бокала она теряет самоконтроль и начинает искать приключения. Я подсел к ним с единственной целью удержать ее на достигнутом. Но мне было отказано в их компании.

Это было странно. Мирослава и Диана явно не симпатизировали друг другу. А потом, какой был смысл тратиться на дорогое шампанское, когда предстоял банкет с дармовой выпивкой?

– Быть и поступать как все, не в Славиных правилах, – усмехнулся Завгородний. – Что касается неразумных трат, то она охотно позволяет это делать своим поклонникам. Неподалеку сидел ее давнишний знакомый, который, как я понял, выставил им шампанское и готов был выставить еще столько, чтобы Славу потянуло на приключения, в ходе которых она уже не взирает на лица.

– Вал, уходите, – чувствуя как кисти рук сами сжимаются в кулаки, сквозь зубы процедил Олег. – Иначе я набью вам морду.

Завгородний ответил недоуменно-испуганным взглядом и поспешил ретироваться.

Окончился концерт. Публику пригласили в банкетный зал. Никто не отказался, и вскоре к столам с выпивкой, закусками уже трудно было подступиться. За центральным, оберегаемым официантами столом, появились Мельник, Закалюк, старик в смокинге, Полина, Катька. Официанты наполнили их бокалы, и Мельник обратился к устроителям и гостям с вполне терпимым как по продолжительности, так и по содержанию тостом-приветствием. У него был хорошо поставленный голос, скупые отрепетированные жесты, рассчитанные движения. Однако Олег уже не находил в нем сходства с известным киноактером – сосновский губернатор не отличался особым изяществом: он был излишне медлителен, чересчур самоуверен, слишком категоричен.

– Ему бы еще усы и трубку – вылитый отец народов, – вполголоса съязвил кто-то за спиной Олега.

Олег нашел замечание верным лишь отчасти: при всей кажущейся самоуверенности, губернатор держался скованно. А когда стоящая рядом советница в кружевном жабо что-то шепнула ему и затем кивком показала в сторону вице-президента компании "Скиф-Холдинг", глаза Мельника беспокойно забегали по лицам гостей. Олег догадался, что Катька нашептала своему шефу что-то о нем и вряд ли это нечто было хвалебным, но встретившись глазами с губернатором, невольно поежился – такого недоброго взгляда он давно не встречал. Правда, Мельник тут же отвел глаза, но хорошего это не предвещало, и Олег подумал, что Мирослава не преувеличила, когда сказала, что Мельник настроен против него. А еще подумал, что люди с необузданными страстями, оказавшись у власти, переносят личную неприязнь на деловые отношения, зачастую не думая о последствиях. Но такое объяснение показалось ему неполным. Возможно потому, что Мельник слишком быстро отвел взгляд, словно чего-то испугался и поспешил обратиться к Полине, подчеркнуто доброжелательно улыбнулся ей. Он старался сгладить впечатление от своей нервозности, которую вряд ли кто заметил, кроме Олега.

И вдруг Олега, словно ударило током: он готов был поклясться, что когда-то уже встречал этот недобрый, быстро ускользающий взгляд, но где и когда – вспомнить не мог...

Его отыскала пани Марта, сказала, что Мирослава уехала домой и просила передать пану Олегу, чтобы он не беспокоился и не сердился: она уехала потому, что плохо себя почувствовала, однако не настолько, чтобы не подойти к телефону, если он позвонит ей.

Позвонить Мирославе Олег не успел – Леонид пригласил его на беседу с Мельником.

В небольшой уютной комнате, неподалеку от банкетного зала, был накрыт стол на четверых. Олег решил, что четвертый прибор предназначен Полине, которая взяла на себя роль хозяйки, тем самым как бы подчеркивая интимный характер ужина. Однако за стол не села, сославшись на необходимость вернуться в банкетный зал к гостям. В ее присутствии Мельник был любезен, галантен, называл ее Полиночкой, но держался достаточно сдержанно. После того как она ушла, он не сразу изменил тон и даже предложил Олегу выпить за знакомство.

Они выпили, и Мельник стал рассказывать о положении в области, трудностях, с которыми сталкивается руководимая им администрация, катастрофическом состоянии местного бюджета, низком профессиональном уровне новой поросли чиновников. Говорил складно, толково, но Олег понял, что это дежурная тема, об этом он говорит везде и всем. Леонид пытался перевести разговор в деловое русло, но Мельник оставлял без внимания его попытки. После третьей рюмки, Мельник спросил, почему дамы игнорируют их общество, при этом уточнил, что имеет в виду не Полину, чьи заботы ему понятны. Леонид виновато развел руками, сказал, что в помощь Полине должна подоспеть Мирослава, но она куда-то запропастилась.

– Она плохо себя почувствовала и уехала домой, – счел нужным объяснить Олег.

– Очередной каприз, – возразил Леонид.

– Капризы – не то качество, которым должна обладать сотрудница моей пресс-службы, – строго посмотрел на него Мельник. – Мы уже говорили об этом, когда ты просил о ее трудоустройстве. Я сдержал свое слово распоряжение о ее назначении подписано, держи и ты свое. Она мне нужна. Поезжай и привези ее. И чтобы никаких капризов!

Он в упор смотрел на Закалюка. Но Олег понимал, что все, о чем говорит Мельник, предназначается ему – Олегу Савицкому, осмелившемуся перейти дорогу всемогущему губернатору.

Леонид не посчитал для себя унизительным такое поручение, сказал, что постарается отыскать и привезти свою воспитанницу. С тем и удалился.

И вдруг Олег подумал, что все это не более, как спектакль, в котором ему отведена роль то ли простака, то ли мальчика для битья – какая именно, режиссер-постановщик еще не решил, оставив простор для импровизации.

Мельник самодовольно усмехнулся, а затем, уже не скрывая неприязни, посмотрел на Олега в упор. Теперь, когда его глаза не бегали, смотрели пристально, Олег вспомнил, где и когда встречал этого человека, хотя видел его только однажды, да и то мельком. Но все, что было связано с той злополучной встречей, врезалось в память навсегда. И, очевидно, дело не только во взгляде и даже не в том, что ему стало известно об этом человеке от Атаманчука, Сероштана, Мирославы, Терлецкого, но и в самой логике событий, что только поначалу казались разрозненными, разделенными во времени, а вот сейчас состыковались, обнаружив взаимосвязь, предопределенность. Открытие не ошеломило Олега, подсознательно он был готов к этому. И все-таки ему понадобилось несколько минут, чтобы справиться с волнением, собраться с мыслями.

29

Мельник воспринял это молчание, как замешательство, посчитал себя хозяином положения и не стал дальше ломать комедию.

Категорично и резко он изложил свою позицию по всем интересующим его вопросам:

Компания "Скиф-Холдинг" пытается прибрать к своим рукам государственное объединение "Транзистор", чего он – Мельник – не допустит. Самое большее, на что могут рассчитывать руководители компании – десять процентов акций, да и то при условии бесперебойной поставки Головному предприятию комплектующих изделий;

следствием своекорыстных действий компании явилась остановка Дулибского филиала, которому поставлено морально устаревшее и некачественное оборудование, что будет предметом разбирательства прокуратуры;

действиям вице-президента компании по дезинформации трудового коллектива объединения и сбору компромата на ничем не запятнавших себя людей, также будет дана надлежащая оценка.

– И, наконец, частный совет, – Мельник выдержал эффектную паузу, вытащил из пачки сигарету, неторопливо закурил. – Оставьте в покое девушку, к гибели отца которой вы имели отношение. То обстоятельство, что не ваша пуля оборвала его жизнь, существа не меняет, вы были с теми, кто убил его. Слава – человек настроения и то, что она простила сегодня, завтра будет поставлено вам в укор. Я не затронул бы эту тему, если бы речь шла о мимолетном флирте, но мне сказали, что у вас серьезные намерения. Так вот, подумайте трезво: можно ли связывать свою жизнь с женщиной, чей характер никак не назовешь ангельским и перед которой вы всегда будете чувствовать себя виноватым?

Причины, побудившие его заговорить об этом, были предельно ясны. Да и в логике ему нельзя было отказать. Олег подивился другому – обосновывая свои доводы, Мельник затронул небезопасную для себя тему, то ли полагая себя непричастным в давней трагедии, то ли уверенный, что бывший следователь не признает в сосновском губернаторе "водителя из Центра".

Олег взял свою рюмку, стал разглядывать на свет.

– Это не хрусталь. Хорошее стекло, но не хрусталь.

Мельник недоуменно посмотрел на него.

– Вы все поняли, Олег Николаевич?

– За исключением одного, – ставя рюмку на прежнее место, неторопливо, как бы раздумывая, произнес Олег. – Вы требуете, чтобы я отступился от девушки, которую полюбил, только потому, что когда-то по нелепой случайности оказался причастным к очень непростой гибели ее отца. Но в этом смысле мы с вами находимся в равном положении. Однако себе такое требование вы почему-то не предъявляете.

Мельник грозно сверкнул очами.

– Вы понимаете, что говорите, Савицкий?

– В полной мере. И пытаюсь понять вас, Геннадий Трофимович. Вы, должно быть, очень смелый человек, если пожелали встретиться со мной, да еще в памятный нам обоим день. Не думаю, что вы забыли этот день, а точнее – поздний вечер семнадцатого сентября восемьдесят первого года на четырнадцатом километре Городокского шоссе.

Лицо Мельника потемнело, словно на него упала густая тень.

– Вы меня с кем-то путаете!

– Нет, Геннадий Трофимович, не путаю. Если бы даже не узнал вас, то вычислил бы. Водитель из Центра не мог быть рядовым шофером – слишком серьезная и, скажем прямо, опасная миссия была возложена на него. Он должен был иметь неафишируемый, но известный узкому кругу лиц достаточно высокий чин, надежное прикрытие, отлаженные контакты с доверенными людьми на местах, опыт пересечения границ, не говоря уже о знании иностранных языков. Все это к восемьдесят первому году у вас было. В прошлом комсомольский вожак Политеха, вы, безусловно, входили в соответствующую номенклатуру, были проверены, как говорится, до селезенки, имели всевозможные допуски; ваше знание иностранных языков и диплом инженера-механика и сейчас при вас; в то время вы работали в представительстве "Союзтрансавто" в Вене и не раз пересекали границы. Нелишне отметить, что вы превосходно ориентировались в Сосновске и его окрестностях, а доверенное лицо на Сорок седьмом заводе – инженер Закалюк был вашим сподвижником еще по комсомольской работе.

Мельник был поражен, но быстро совладал собой и попытался разыграть сцену негодования.

– Это ваши доводы! Инсинуации!

– Я юрист и отвечаю за свои слова, решил не отступать Олег. Но в какой-то миг подумал, что губернатор уже распалил себя и сейчас вызовет охрану, которая в лучшем случае вышвырнет вице-президента компании из клуба.

– Но в мои намерения не входит сбор компромата на вас, – ослабил напор Олег, – то, о чем я сказал, не более как довод в споре. Если бы я хотел скомпрометировать вас, то не раскрывал бы всех карт, а вашим доброжелателям посоветовал бы отыскать в архивах печально памятного ведомства досье на водителя из Центра и одновременно поднять прекращенное три года назад уголовное дело о спекуляциях автомобилями иностранных марок.

У Мельника задергалась щека.

– Шантажируете?

– Не я начал этот разговор.

Мельник встал, взволнованно заходил по комнате.

– А если бы не этот разговор, узнали бы меня?

– Не было бы необходимости узнавать.

Олег поймал себя на том, что стремясь снизить накал разговора, слишком далеко отступил и постарался укрепить свои позиции.

– Но поскольку этот разговор все-таки начат, хочу спросить, вы должны знать. Кто приказал капитану Тысячному сопровождать вас до границы? Первоначально намечалось дать вам в сопровождающие другого офицера, но в последний момент его заменили Тысячным. Не так ли?

Мельник ответил не сразу, но затем буркнул, не глядя на Олега.

– Тысячный не был моим подчиненным. Мне его представили незадолго до отправления транспорта.

– Кто представил? Не хотите называть этого человека? В таком случае поступим так: я назову фамилию, только одну и, если ошибусь, вы скажете, что я ошибся... Кошарный.

Мельник не возразил, только неопределенно хмыкнул. Немного погодя, придвинул свой стул ближе к Олегу, сел, наполнил коньяком обе рюмки.

– Интересный вы человек, Олег Николаевич. Признаться, представлял вас другим – эдаким баловнем судьбы и женщин. А вы оказывается, и боец опытный... Ваше последнее воинское звание?

– Капитан воздушно-десантных войск.

– Голубые береты... Афган... Да, мне говорили. А я до подполковника дослужился. И, хотя форму не носил, штаны в кабинетах не просиживал и порох нюхал не только на Городокском шоссе... Поговорим как офицеры начистоту?

– Поговорим.

– Но сначала выпьем еще по одной.

– Выпьем, – согласился Олег.

Они выпили, и Мельник снова закурил.

– Я и Тысячный выполняли один и тот же приказ, но в разных его частях, что формировались разными начальниками в зависимости от их умственных способностей.

– Это о Кошарном?

– О нем тоже. Но беда была не только и не столько в Кошарном. В первозданном виде этот приказ исходил с самого верха, но дробился затем на отдельные задания, исходя из принципа: лучше пере..., чем недо... Понимаете, о чем я?

– Догадываюсь. Призрак коммунизма, что бродил в те годы по Европам, нуждался в материальной подпитке, каковая осуществлялась из страны развитого социализма по нелегальным каналам.

Мельник коротко хохотнул, но затем покачал головой.

– Это вывод вице-президента холдинговой компании, а милицейский лейтенант Савицкий, согласитесь, не смел и подумать об этом. Не мог себе позволить такого вольнодумства и подполковник Мельник.

– Вы считаете это нормальным?

– То, что я считаю сейчас, значения не имеет. Во внимание надо принимать только то, что я считал тогда. Офицер, как и солдат, не вправе обсуждать приказ, философствовать на тему плох он или хорош. Иначе это уже не офицер и не солдат, а дерьмо.

Сравнение покоробило Олега. Но тут же подумал, что когда-то сам рассуждал так. Не столь цинично, но в общем-то так. А вот Игорь Тысячный, очевидно, думал иначе...

Мельник облокотился о стол и так сидел некоторое время, сплетя пальцы и глядя прямо перед собой.

– Вы верите в судьбу? – неожиданно спросил он.

– Начинаю верить.

– А я не верил и наказан за это. Уже тем наказан, что она снова свела нас на узкой дорожке.

– Но здесь нет самосвала, – улыбнулся Олег.

Но Мельник не принял шутку.

– Странно, что не заметили. Хотя должно быть ваша интеллигентность не позволяет сравнивать женщину с самосвалом. А я позволю, и потому, что не претендую на высокую интеллигентность, и потому, что знаю, о ком говорю.

– А чтобы я воочию убедился в этом, вы послали за Мирославой? нахмурился Олег.

– Не угадали. Я дал Леониду невыполнимое задание – он не уговорит Славу вернуться. Когда она заводится, на нее не действуют никакие уговоры. А то, что она завелась, мне известно. Но я предвидел, что разговор с вами будет не из легких и счел за лучшее отослать Леонида. А заговорил об этом потому, что, не буду скрывать, люблю Славу. Это не мимолетное увлечение. Такую женщину я ждал всю жизнь, не подозревая, что она рядом. Когда же случай открыл мне глаза, я сделал много глупостей с точки зрения здравого смысла, чтобы она снизошла ко мне. И я не уступлю ее вам, Савицкий.

– Она – не вещь, чтобы уступать или не уступать ее, – спокойно, сам удивляясь своему спокойствию, возразил Олег. – Пусть сама решает, как ей быть.

– Думал скажете: чего суешься к девушке со своей любовью, старый хрыч?

– Вы не намного старше меня.

– К сожалению, намного, скоро пятьдесят... Это правда, что вы сделали ей предложение?

– Еще не сделал, но непременно сделаю.

– И в этом ваше преимущество.

– Мне сказали, что вы разводитесь с женой.

– Вас ввели в заблуждение. Но это ничего не меняет. Я люблю Славу и надеюсь, что она, взвесив все, не оставит меня своим расположением. Если, конечно, вы не потащите ее в ЗАГС.

– Считаете, что только этим я смогу склонить чашу весов в свою пользу?

– Отвечу ее любимой фразой: не считаю – знаю. Полина Петровна сумела внушить Славе, что она созрела для замужества и лучшего мужа, чем вы, ей не сыскать. Но я сомневаюсь и в том, и в другом. Слава относится к тем женщинам, которые, осознав свое естество, должны, грубо говоря, перебеситься, а у нее этот этап еще не прошел. Что же до мнения Полины Петровны о вас, то оно слишком субъективно.

Олег почувствовал, что краснеет – намек на его былые отношения с Полиной был слишком прозрачен.

– Вы – человек не робкого десятка, в чем я имел возможность убедиться – продолжал Мельник. – Но то ли в силу своего воспитания, то ли характера вы чересчур деликатны с женщинами. А это не тот случай, когда требуется деликатность. Славу надо еще укрощать и укрощать, что вам не удастся. К тому же она способный журналист, в чем видит свое призвание. Здесь ей открыты все двери, а в Киеве она не реализует себя. Киев есть Киев, и ваши возможности помочь ей там, как мне представляется, невелики. Подумайте и об этом. Сейчас вы увлечены друг другом, но увлечение – категория преходящая и ломать себе жизнь из-за этого, не очень-то серьезного чувства, неразумно.

Олег не нашел, что возразить.

– Дайте ей поостыть, – очевидно почувствовав, что его доводы не оставлены без внимания, усилил нажим Мельник. – Слава достаточно рассудительна, чтобы в спокойной обстановке обдумать и взвесить все. Вот и представьте ей такую возможность. Завтра первым же утренним рейсом возвращайтесь в Киев. Билет на самолет вам будет заказан. С Закалюком, как он мне доложил, вы договорились обо всем, следовательно, у вас нет необходимости задерживаться здесь. Не звоните и не пишите ей. Через месяц она сама вам позвонит или напишет при любом исходе. Это я гарантирую. Вы сами сказали, что доверяете ее выбору.

Логика у него была железная, а предложение казалось честным. Но Олег усомнился в его искренности: на себя Мельник не брал никаких обязательств. И вряд ли он оставит Мирославу в покое: он знает ее много лучше – знает как укротить и как ублажить ее. Достаточно вспомнить вояж в Австрию и платье от Кардена, не говоря уже о заманчивом для молодой журналистки месте в пресс-службе областной администрации. И это не предел возможностей сосновского губернатора, что Мирослава безусловно учитывает.

Мысль была горькой, но здравой и Олег сказал то, что лучше было бы не говорить: