Текст книги "Исследование океанских глубин"

Автор книги: Эдуард Шентон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

«Блюдце» продолжало спускаться в каньон. Около получаса от него не поступало никаких донесений. Собравшись на корме «Бэрч-Тайда», мы грелись на солнце. И тут из динамика послышались слова, подействовавшие на нас, как ушат холодной воды:

– «Блюдце» всплывает. Приготовиться к подъему аппарата!

Погружение от начала до конца длилось час плюс-минус одна минута, в зависимости от того, чьим часам доверять. Все были огорчены. Боб Дилл не успел ничего сделать, хотя погружение укладывалось в минимальную норму. Видно, с мотором произошло что-то серьезное. Повторилась ли вчерашняя история или же ремонтники что-то проглядели? Вторая половина дня ушла на демонтаж мотора. Мы понимали, что с такими частыми поломками трудно рассчитывать на выполнение условий контракта.

Выяснилось, что кожух мотора герметичен и что теперь виной стал новый якорь, который из-за неправильного присоединения перегревался. Это привело к тому, что сгорели и другие узлы мотора. Таким образом, авария была связана не с попаданием в корпус мотора воды, как случилось накануне. Еще более неприятным оказалось известие, что и последний комплект запчастей негоден. А до ближайшего пункта, где можно получить необходимые детали и техническую помощь, – 750 миль! Мы рассчитывали, что необходимый ремонт будем производить своими силами, однако, не предполагали, что придется перематывать обмотку якоря. По-видимому, единственный выход из положения заключался в том, чтобы отправить мотор для ремонта в Штаты. Фред уже сделал ряд запросов в различные филиалы компании «Вестингауз» и ждал ответа.

Остальные наши клиенты, расстроившись, принялись упаковывать свое снаряжение, чтобы вернуться в Сан-Диего и там ждать, когда «Блюдце» отремонтируют. Боб Дилл остался на судне, чтобы при помощи акваланга исследовать участки дна, представляющие интерес с геологической точки зрения.

В конце концов мы решили, что Джерри и Гастон все якоря и обмотки возбуждения отвезут в Лос-Анджелес для перемотки. В ремонтной мастерской, принадлежавшей компании «Вестингауз» и находившейся в Комптоне (штат Калифорния), с которой договорился Фред, обещали к концу недели сделать все, что требуется. Джерри и Гастону повезло: на принадлежавшем гостинице самолете, улетавшем в Сан-Диего, нашлось место. В Комптон они прибыли поздно вечером. Не очень-то верилось, что к понедельнику они вернутся.

Между тем к нам на несколько дней прилетел Том Хортон, чтобы помочь в трудную минуту,– такой уж он был человек. Мы шутя накинулись на него: дескать, не появлялся до тех пор, пока мы не прибыли в Сан-Лукас, где истинный рай для аквалангиста.

Снова приходилось «загорать»: работы было мало. Мы с Томом присоединились к Бобу Диллу, Джону Тейзену, Джо Томпсону и Рону Черчу, которые собирались спуститься в аквалангах по склону, ведущему в одно из ответвлений подводного каньона. Все надели легководолазное снаряжение. «Мокрые» гидрокомбинезоны оказались как нельзя кстати. Хотя вода в верхних слоях была восхитительно теплой, на глубине свыше 30 метров температура ее значительно понижалась. Томпсон, Тейзен и Черч выполняли обязанности фотографов. Все они имели камеры разных конструкций. Боб хотел, чтобы аквалангисты сфотографировали вешки, которые он вбил в стенку каньона год назад. Сначала Дилл и фотографы нырнули на 50 метров, чтобы бегло осмотреть стенку каньона и определить, из чего она сложена – из гранита или осадочных пород. Они вернулись и сообщили, что склон, как и предполагалось, гранитный и что они обнаружили ответвление, о существовании которого не подозревали. Джо и Джон нашли настоящее сокровище – несколько кусков черного коралла. Рон Черч приехал в Сан-Лукас по собственной инициативе, хотя прежде работал для «Вестингауза» и лаборатории электроники на договорных началах. Он привез целый арсенал камер, вызвавший у Джо Томпсона черную зависть.

Во время второго «захода» мы спустились на глубину около 18 метров и оказались на гладком, покрытом илом склоне. Наша задача, объяснял Боб, заключалась в том, чтобы вбить в поверхность дна по прямой линии несколько вешек. Один плыл впереди, втыкая вешки, двое других аквалангистов двигались следом и поправляли их. Делать это приходилось осторожно, чтобы не взбаламутить воду. Видимость была всего 5—10 метров. После того как это было сделано, Боб повел нас вниз по склону, и вскоре мы очутились перед выходом на поверхность коренных пород. Оказалось, что это та самая скала, которую он обнаружил во время погружений на борту «Блюдца». Было нетрудно разглядеть пласты: сначала мы приблизились к самой скале, потом поплыли вдоль трещины, рассекавшей эту огромную глыбу, единственную сложенную из осадочных пород в этом районе. Основание глыбы находилось на глубине 40 метров.

Том вместе с одним из фотографов уже плыл наверх: он расходовал воздуха примерно в два раза больше, чем многие из нас, и мы часто шутили по этому поводу. Да и то сказать, однажды он надел двойные баллоны, но когда поднялся на поверхность, то манометр показывал, что воздуха у него осталось не больше, чем у его напарника, нырявшего с ординарным баллоном. Просто бывает, что одни люди расходуют много воздуха, другие, как, например, Джо и Андре, меньше. Вскоре я услышал звонок: это означало, что давление воздуха в моем баллоне понижается. Мы с Бобом начали всплывать, возвращаясь к свету солнечного дня. Я старался экономить воздух, но, когда поднялся на поверхность, в баллоне осталось всего 4,5 килограмма. На борту «Бэрч-Тайда», сняв с себя снаряжение, мы стали сверять записи. Боб сообщил о своих наблюдениях за вешками. Судя по искривлению линии, на участках, где осадки неустойчивы, они постепенно сползают вниз. Подобный же метод он применил и в каньоне Скриппс, где пустил в ход разные предметы, в том числе кузова старых машин, доказав тем самым, что на крутых склонах осадки заметно сползают. Бывает, конечно, и так, что осадки обваливаются целыми глыбами.

Подобно голубям, выпрашивающим угощение у посетителей парка, у кормы «Бэрч-Тайда» множество пеликанов громко требовали рыбы, хлеба, словом съестного. Андре заметил одного пеликана, жадно хватающего остатки рыбы, которые он ему бросал. Но бедная птица была не в состоянии что-либо проглотить. Приглядевшись, он увидел, что огромный мешок у пеликана возле самого клюва разорван, очевидно, во время драки или борьбы за пищу. Пеликана поймали и доставили на палубу. Каноэ принес из каюты иголку и нитку и начал зашивать птице разорванный зоб. Птица терпеливо ждала. Операция длилась минут 20 и, похоже, была успешной. Андре отрезал несколько кусочков рыбы, мы открыли пеликану клюв и положили туда пищу. Откинув голову назад, он со счастливым видом глотал рыбу. Теперь это была совсем другая птица. Пеликан вразвалку подошел к корме и плюхнулся в воду. «Доктора» Каноэ поздравили со спасением птицы от голодной смерти. Нам казалось, что этот пеликан потом среди других сородичей кормился возле судна.

Кто-то заметил, что у пеликанов, так сказать, профессиональная болезнь. Эти птицы, сложив крылья, камнем падают в воду. После множества таких погружений зрение у птиц портится, и они в конце концов слепнут. Добывать пищу становится трудно, и они начинают голодать. Вполне возможно, что среди птиц, которых мы видели на Отмели умирающих пеликанов, были и пораженные слепотой.

Во второй половине дня, когда аквалангисты еще ныряли, мы отправились на местный завод посмотреть на ночной улов акул. Мы слышали, что в здешних водах их множество, хотя сами не увидели ни одной – ни во время погружений в легководолазном снаряжении, ни с борта «Ныряющего блюдца». Идя вдоль отмели, мы наткнулись на целую коллекцию туш акул, выловленных рыбаками утром. Мы насчитали 23. Большинство акул достигало в длину 1,8—2 метров. Рон узнал в них галапагосских акул. Тут же на берегу акулье мясо режут на куски и продают; челюсти берут в качестве сувениров, а остов оставляют обчищать канюкам.

Времени было теперь хоть отбавляй, чтобы поближе познакомиться с жителями селения. Кейта Росса Боб Дилл и Джон Хаучен знали уже несколько лет. Помню, когда впервые в Сан-Лукасе я услышал это имя, то подумал: «Имя для мексиканца довольно необычное». Узнав его поближе, я понял, что это англичанин. В Сан-Лукас Кейт приехал пять лет назад из Канады, но родом был из Англии. Он был механиком и вообще мастером на все руки. Если в Сан-Лукас приходила ремонтироваться яхта, то посылали за Кейтом. Он также выполнял обязанности поставщика: снабжал суда всем необходимым, даже «Бэрч-Тайд». Росс бегло разговаривал по-испански, был женат на мексиканке и имел в городе небольшой, но уютный дом. В Канаде работал механиком, но его привлекала жизнь в провинции, где можно ходить в шортах, старой рубахе и босиком. Когда мы впервые отправились искать его, Кейт находился в отъезде, совершал одну из своих многочисленных поездок «в Штаты». Как потом выяснилось, он перегонял на север парусную яхту, владелец которой вместо платы за услугу подарил Кейту красивый, блестевший лаком, но старый пикап марки «Шевроле». Кейт рассказал, что из Санта-Барбары он перегнал эту машину всего за. трое суток. Позднее, катаясь с ним, я понял, почему ему удалось показать такое хорошее время: по песчаным и ухабистым дорогам он ездит с головокружительной быстротой.

С некоторых пор парусные и моторные яхты на пути в Калифорнийский залив стали заходить в гавань Сан-Лукас. Этот район с каждым годом становился все популярнее. Некоторые яхтсмены хотели попасть на «Бэрч-Тайд», чтобы взглянуть на «Блюдце», другие, спустив на воду тузики, наблюдали за нашими операциями. Одна яхта привлекала особенное внимание всех, кто находился в гавани Сан-Лукас. Это была «Гудвилл» – прославившаяся в океанских гонках 161-футовая шхуна. Построенная в славную эпоху парусников, когда стоимость содержания команды и судна была невелика и когда у некоторых людей водились лишние деньжата, она выглядела прекрасно. Экипаж шхуны часто приглашал нас на коктейль и просто погостить. Главный салон, занимавший большую часть средней надстройки, был просторен. Там стояли диваны, столы, пианино, книжные шкафы. С удивительным чувством взволнованности я шел по палубе и представлял себе шхуну, несущуюся со скоростью 12—13 узлов!

Однажды вечером мы с Ларри перед наступлением сумерек покинули «Гудвилл», чтобы поужинать на своем судне. Спустившись по трапу на причал, мы заметили в воде какое-то движение. Оказалось, что целое стадо не то мелких китов, не то дельфинов на полном ходу ворвалось в гавань. Мы сели на «Шезам», завели мотор и двинулись следом за ними, чтобы посмотреть, в чем дело. Вода вокруг буквально кипела. Время от времени из нее выскакивали то одно, а то и сразу два животных. Не доходя до «Бэрч-Тайда», животные круто повернули назад и на полном ходу помчались из гавани; вскоре 150—200 китов, двигавшихся тесным строем, исчезли в просторах океана. Мы решили, что они преследовали стаю рыб и загнали ее на мелководье.

На следующее утро Андре чуть свет был на ногах. Он осматривал кожух мотора: нужно было знать наверняка, что он не станет пропускать воду, когда поставят отремонтированный мотор. Слоем невулканизированного силиконового каучука он покрыл края щитка, закрывающего смотровое отверстие, и уплотнительное кольцо. После того как кожух вместе с сальником вала встал на место, решено было погрузиться на тросе, во-первых, для того, чтобы проверить герметичность кожуха, а во-вторых, чтобы произвести эксперимент – выяснить, удастся ли удержать «Блюдце» на определенной глубине, не опуская до дна.

Пробное погружение предстояло осуществить Кену и Андре. После обеда мы отошли от берега на 6—8 миль, где глубина достигала 500 метров. Облюбованное нами место находилось поблизости от района предстоящих работ. Никаких предметов, за которые мог бы зацепиться трос, на дне не было, поэтому мы сочли разумным привязать «Блюдце» к страховочному концу. Взяв на «Шезам» большую бухту полипропиленового троса, один конец его мы прикрепили к «Блюдцу». Экипаж «Шезама» составили Каноэ, Том и я. Когда «Блюдце» опустили на воду, мы начали потравливать трос. На «Блюдце» оказывало действие незначительное подводное течение, а на нас – ветер противоположного направления, поэтому, чтобы находиться над аппаратом, приходилось все время маневрировать. И все-таки, когда, по словам Андре, «Блюдце» находилось на глубине 300 метров, мы вытравили целых 500 метров троса. Андре и Кен оставались еще некоторое время на этой глубине, но никакого натяжения троса не ощущалось. Эксперимент удался: «Блюдце» удерживается на любой необходимой глубине и ее можно регулировать при помощи изменения количества воды, принятой в качестве балласта. Примерно час спустя «Блюдце» начало медленно всплывать, мы при этом вручную выбирали вытравленный за борт трос. Кен поставил рекорд глубины и продолжительности испытательного погружения. Кроме того (это было важно), выяснилось, что кожух герметичен и воду не пропускает.

В понедельник прибыла вторая группа ученых из лаборатории электроники. В их числе были Эрик Бархем, Боб Брэдли и еще несколько человек. Их доставили на катере, принадлежащем институту Скриппса; это был переоборудованный 65-футовый армейский моторный баркас типа Т-441. По пути ученые делали наблюдения, совершали с аквалангами погружения в разных местах побережья Калифорнийского залива.

Эрик Бархем намеревался продолжать исследование глубоководных рассеивающих слоев (ГРС), начатое в декабре. Довольный прежними результатами, он с нетерпением ждал возможности произвести наблюдения на тех участках, где ГРС особенно плотны и часто встречаются. Эрик пытался исследовать отдельные живые организмы, погружаясь на борту «Триеста-1», но этот большой и тяжелый аппарат опускался слишком быстро, чтобы можно было произвести соответствующие наблюдения.

К нашему удивлению и радости, во второй половине дня во вторник из Сан-Диего прилетели Джерри и Гастон на специально арендованном самолете. Они привезли заново перемотанные якоря для электромотора. На ремонтном заводе действительно разбирались в этом, и мы могли продолжить работы с «Блюдцем». Совершив в конце дня испытательное погружение, мы были готовы к новым операциям. Я предчувствовал, что теперь дела пойдут на лад: нам так долго не везло, должна же наступить полоса удачи! Кроме того, мы немного поразмякли, наслаждаясь вынужденным оплаченным отпуском, и теперь горели желанием работать. В худшем случае придется совершить несколько кратковременных погружений, «восполнив ущерб», нанесенный доктору Диллу и доктору Шепарду.

Первое погружение, назначенное на среду, следовало начать не позднее 5 часов утра, чтобы аппарат очутился в гуще планктона, образующего ГРС, который, поднявшись к поверхности ночью, возвращается в глубины с первыми лучами солнца. В 3.20 застучал брашпиль, с монотонным металлическим звоном выбирая якорную цепь, и я, вздрогнув, проснулся. Сегодня мне предстояло впервые дублировать Фреда, чтобы вместо него руководить операцией спуска и подъема, когда он в конце месяца уедет в Штаты. Эта операция обычно проходила гладко, поскольку каждый знал свое дело. Однако, как бывает всегда, когда впервые берешься за какое-то дело, я немного нервничал. Налив на камбузе кружку горячего кофе, я направился на переднюю палубу. Судно уже двигалось, плавно рассекая воду гавани. Небо было темное, но без туч. Над горизонтом я заметил своего старинного друга – созвездие Южный Крест. В бурунах, расходившихся по обе стороны от форштевня, фосфорически светилась вода.

Спустя 40 минут судно было на месте. Шла заметная волна, дул ветер, скорость которого достигала 5 метров в секунду. Мы спустили на воду «Шезам» и передали Ларри гидролокатор. Хотя «Бэрч-Тайд» стоял спокойно, катер подбрасывало и било о борт судна. Внимательный осмотр показал, что аппаратура на «Блюдце» в порядке; похоже, все было готово к спуску. Эрик Бархем, который поспешно полез внутрь «Блюдца», выглядел лихо в своем толстом свитере, с седой хемингуэевской бородой. В четверти мили от нас виднелись ходовые огни катера Т-441, лежащего в дрейфе. Он покачивался, проваливаясь между волнами. Задача катера Т-441 состояла в том, чтобы с помощью прецизионного эхолота (PDR) точно определить расположение ГРС и сообщить нам глубину, на которой он находится. В свою очередь «Шезам» должен был сообщать Эрику, где находятся массы организмов, образующих ГРС. Было 4.55. Взяв трубку радиотелефона, с помощью которого мы связывались с мостиком «Бэрч-Тайда», я нажал на клавишу:

– О-кей, Эрл. У нас все готово. Прошу повернуть судно кормой к ветру.

Из-под винтов ударила струя воды, и корма стала плавно двигаться на ветер.

– Стоп машины! – послышалось в динамике трансляционной сети.

Я отошел, чтобы взглянуть, готов ли Гастон. Тот поднял вверх большой палец: «Все в порядке!» Я дал знак Кену, сидевшему на кране, и тот, кивнув, стал поворачивать стрелу. «Блюдце» повисло над водой. Прожектор освещал поверхность воды: нужно было уловить момент, когда опускать аппарат. Весь фокус, как объяснял мне Фред, состоял в том, чтобы «Блюдце» оказалось на гребне волны. Я подождал, пока пройдет несколько волн. Кен, которому лучше было видно, тоже ждал. В подходящий момент я дал ему знак «майна». Кран опустил аппарат на воду, и я дернул за оттяжку. Гак щелкнул, теперь «Блюдце» связывал с нами лишь страховочный трос. «Не так уж плохо»,– подумал я про себя,– правда, подъем будет не столь простым». Итак, погружение номер 295 началось. Едва опустившись под воду, на «Блюдце» включили прожектора. Это было великолепно: аппарат, окруженный бледно-голубым ореолом, явственно выделялся на черном фоне.

Эрик Бархем рассчитывал за два дня совершить четыре погружения: два утром и два вечером. Он предполагал, что пускать в ход мотор и включать освещение почти не придется. Таким образом, мы могли успеть в промежуток между погружениями Бархема совершить еще два спуска продолжительностью четыре часа и за восемь часов, когда «Блюдце» будет находиться на палубе, подзарядить аккумуляторы.

«Блюдце» медленно опускалось до глубины 75 метров, а тем временем доктор Бархем производил свои наблюдения. Организмами, образовавшими ГРС, были сифонофоры, похожие на медуз. Этих животных окружало множество рыб-фонариков и кальмаров. Прецизионный эхолот на борту Т-441 регистрировал глубину ГРС. Эта информация передавалась экипажу «Блюдца» по подводному телефону, чтобы наблюдатели в аппарате могли увязать ее со своими данными. «Блюдце» опустилось на глубину примерно 140 метров, где «зависло» на несколько часов, изучая окружающий мир. Для экономии электроэнергии, а также для того, чтобы не привлекать организмы, не подлежащие изучению, фары включались на две минуты с паузой в три минуты.

Первыми начали миграцию в нижние слои медузы и рыбы-фонарики. Но, по мнению доктора Бархема, миграция эта была не четко выраженной: одновременно перемещалось всего несколько особей. В числе мигрирующих животных, что удивило ученого, оказались небольшие пелагические крабы. Их обнаружили на нескольких уровнях. Спустя некоторое время в нижние слои мигрировала основная масса организмов, составляющих ГРС. «Блюдце» опустилось на глубину 270 метров. Во время спуска наблюдатели заметили нескольких креветок, рачков и других эуфаузиид, но концентрированного скопления животных не было.

С катера сообщили, что верхние слои переместились на глубину 270 метров и простираются до глубины 350 метров. Примерно в это же время доктор Бархем наблюдал отдельные экземпляры рыб-фонариков, а затем ниже, на 300 метрах, обнаружил буквально сотни их. Немного погодя «Блюдце» начало всплывать, выкачивая за борт водяной балласт. Очевидно, привлеченные огнями, вместе с ним поднимались рыбы-фонарики. Когда огни выключили – рыбы отстали. На глубине 75 метров эхолот обнаружил крупное скопление организмов, но, странное дело, наблюдатели, находившиеся на борту аппарата, не заметили ничего. На этой глубине доктор Бархем увидел лишь отдельные экземпляры гетероподов, моллюсков, которых он никогда прежде не наблюдал в верхних слоях. Кроме того, он заметил пелагических крабов двух разновидностей. «Блюдце» наконец всплыло на поверхность, пробыв под водой 5 часов и 5 минут.

Фред дал мне возможность руководить операцией и по подъему аппарата. При свете дня сделать это было проще. К моему удавлению, подъем прошел без малейшей заминки.

«Бэрч-Тайд» взял курс на гавань. Мы поставили батареи на подзарядку, осмотрели аппарат и прилегли соснуть. Мертвый час продолжался до 15.30. Затем судно снова направилось к месту погружения, чтобы перед самым закатом спустить «Блюдце» на воду и доктор Бархем смог пронаблюдать за теми же организмами, уже начавшими миграцию к поверхности.

Чтобы понять причины этих миграций, нам нужно было узнать гораздо больше, чем было известно до сих пор.

Следующие три погружения прошли удачно, и, как и при любом продолжительном исследовании, не успевало окончиться одно наблюдение, как начиналось другое. Мы спали по 3– 4 часа, так как нужно было успеть подготовиться к очередному длительному погружению. Доктор Бархем был очень добросовестным ученым и обладал удивительным терпением, но к концу четвертого погружения даже он утомился. Поскольку все проведенные им операции были похожи одна на другую, я не каждый раз расспрашивал его. По словам ученого, наблюдения, проведенные во время четырех последовательных погружений, представляют чрезвычайную научную ценность. Он был уверен, что слой, поднимавшийся вечером, состоял из таких же организмов, какие опускались на следующее утро. На основании этого вывода он мог определить, когда те или иные животные начинают миграцию. Исключение составляли пелагические крабы, замеченные во время первого погружения: при четвертом спуске «Блюдца» этих животных он не видел.

По поводу крабов доктор Бархем заметил: «Их появление – любопытный факт, потому что эти животные плохие пловцы. Обычно они неподвижно сидят, растопырив свои конечности. Если направить на них яркий свет, они чуть шевельнутся и снова ни с места. И все же им удавалось каким-то образом регулировать свою плавучесть, медленно опускаясь или поднимаясь, в зависимости от общего направления движения мигрирующих животных. Возможно, это происходит в результате изменения количества масла в организме, возможно, используется какой-то иной способ, не известный до сих пор ученым. Основная масса ГРС – миктофиды, или рыбы-фонарики. Они несколько, раз оказывались в поле нашего зрения, так что на этот счет сомнений быть не может».

По мнению доктора Бархема, эти работы, возможно, представляют собой первые успешные попытки увязать данные о ГРС, полученные с помощью эхолота, с непосредственными наблюдениями и фотографиями отдельных организмов. Он считал «Блюдце» прекрасной лабораторией, из которой можно почти вблизи рассматривать рыб и иных обитателей океана. Миграция была столь неотчетливой, что, если бы не внимательное изучение, можно было бы и прозевать этот процесс. Подсчитав число погружений и время, проведенное наблюдателями под водой, я сообщил Тому Хортону, что прибавилось еще 14 часов работы в аппарате, причем за какие-то 38 часов. Мы еще никогда так интенсивно не использовали «Блюдце».

Мы сделали небольшую передышку и стали готовить «Блюдце» к погружениям с Дугом Инманом, сотрудником института Скриппса. Дуг собирался обследовать район Сан-Лукаса, а потом каньон в гавани Лос-Фрайлес, находившейся севернее. Доктор Инман спустился в каньон, следуя примерно тем же маршрутом, что и Дилл с Шепардом. Он обнаружил признаки довольно сильного течения в основной части каньона: рябь, промоины и булыжники. В отличие от других наблюдателей, он отметил на глубине 300 метров наличие течения скоростью 0,2 метра в секунду. Правда, больше погружение не принесло сколько-нибудь значительных результатов. И все же оно было особым для экипажа «Блюдца», состоящего из сотрудников фирмы «Вестингауз» и Управления французских подводных исследований. Это было 300-е по счету погружение аппарата, носящего название «La Soucoupe Plongeante». У наших французских друзей было заведено праздновать каждое 50-е погружение. На этот раз, когда исполнявший обязанности командира Кьензи и доктор Инман вылезли из батискафа, их приветствовали дружным криком «ура!», встретили традиционной чашкой горячего какао и слепящими вспышками ламп фотокамер, которые держали в руках Джо и Рон. Погружение завершилось под вечер, поэтому Маленький Джо нажарил мяса. В довершение всего выяснилось, что наш добрый кок испек и торт – точную копию «Блюдца». Сверху он залил его глазурью, фрукты изображали сопла водометов, конфеты различной формы – наружные приборы. То было настоящее произведение искусства. Все восхищались этим чудом, фотографировали его и в конце концов... съели.

На следующей неделе на борту «Блюдца» спускался биолог из института Скриппса доктор Розенблатт, профессор Мексиканского университета Пресбитуро, Джон Хаучен и под конец Боб Дилл. Последние два спуска представляли наибольший интерес и потому, что мы переместились в новый район, и потому, что прошли они удачно. Боб с нетерпением ждал возможности совершить погружения в гавани Лос-Фрайлес. Вместе с другими геологами-аквалангистами он не раз во время предыдущих экспедиций производил тут исследования головной части каньонов. На этот раз ему хотелось спуститься на более значительную глубину, чтобы попытаться обнаружить следы эрозии, перемещения осадков вниз и выяснить, нет ли там нависших над каньонами стенок.

Лос-Фрайлес, что в переводе означает монахи, представляет собой уединенное место, которое находится приблизительно в 45 милях к северо-востоку от Сан-Лукаса. С северо-востока крутые горы подступают к самой воде, а подковообразный берег образует естественную гавань. Отмель так резко обрывается, что, хотя судно наше ткнулось носом в песок, глубина под кормой оказалась достаточной. За прибрежной грядой поднимались невысокие холмы, а в глубине острова виднелись приземистые угловатые горы. Кругом не было ни души. Лишь на отмели стояло полуразрушенное здание. По словам Боба, в километре отсюда находилось небольшое селение. Боб сказал, что если после погружения у нас останется время, то мы сходим в гости к жителям этого селения. А пока мы готовились к 308-му погружению.

Боб объяснил нам, что осадки, которые он обнаружил раньше в верхней части ответвлений каньона, переносятся на глубинные его участки, потому что взятые здесь пробы грунта показали сходство с грунтом, взятым на глубине 270 метров. Насколько известно, последний раз каньон размывало в 1962 году во время жестокого шторма. Хотя с той поры разыгрались три таких шторма, значительного количества осадков, вымытых из каньона, обнаружено не было.

«Блюдце» начало спускаться по узкому, шириной всего 5 метров, ответвлению каньона, соединявшемуся с более широким ответвлением. Стены узкости грозно нависали над аппаратом. Ответвление каньона находилось на восточной стороне гавани Лос-Фрайлес. «Блюдце» скользило вдоль отвесных скал, покрытых горгониями. Видимость, по словам Боба, была очень плохой, каких-то 3—4 метра. Ущелье стало совсем тесным. Экипажу приходилось несколько раз давать задний ход и подвсплывать, чтобы продвигаться дальше. Глубина составляла 55—56 метров. Каньон имел асимметричную форму. Наиболее крутой его склон находился с внешней стороны. Видимость была плохой и на более значительной глубине, что объяснялось главным образом наличием взвешенных органических веществ, планктона и какого-то студенистого вещества.

Мы с Джоном Хаученом, находясь на «Шезаме», пытались проложить на карте маршрут аппарата. Я был занят тем, что управлял катером и каждые 4—5 минут измерял секстаном горизонтальные углы. Джон работал с гидропеленгатором, а также выполнял обязанности связиста. С «Блюдца» то и дело докладывали о своих действиях.

Планктон состоял, по-видимому, из диатомовых водорослей – одноклеточных растений, которые светились после того, как прожектора выключали. На глубине около 80 метров обнаружился четко выраженный термоклин – граница температурных слоев. Температура упала с 16 до 13°С. Видимость резко улучшилась. На глубине 170 метров открылся основной каньон. Тут стало просторно – ширина достигала метров 25. На этом участке сливались воедино три ответвления. В продолжение почти всего погружения уклон дна составлял 20°. На участках оползней и районов изменения направления пласта дно было круче. В одном из таких районов «Блюдце» своей механической рукой захватило крупный округлый камень, лежавший у края некоего подобия дюны, состоявшей из крупного песка, гравия и мелких ракушек. Камень этот, по-видимому, стащило сюда оползнем, а не течением. Такие же камни были обнаружены ниже, на глубине 255 метров.

Боб доложил, что отдельные участки стенки покрыты длинными бурыми водорослями, количество которых уменьшалось с глубиной. Тут же заметны были голые, похоже, недавно расчищенные участки, очевидно, появившиеся в результате оползания осадков. Течений скоростью свыше 0,1 узла обнаружено тут не было. Горгонии простирались до 265 метров – самой максимальной глубины, достигнутой во время этого погружения. Каменные стенки имели ровную, гладкую поверхность, чего не бывает на отмелых участках, где различные организмы разрушают породу. На более значительных глубинах наличие свесов указывало на существование каких-то процессов, разрушающих основание склонов. Признаков камнепада, какой отмечен в Сан-Лукасе, не было обнаружено. На глубине свыше 200 метров на дне, покрытом двухсантиметровым слоем осадков, не было видно следов какой-либо деятельности. Перед самым всплытием Боб доложил о том, что обнаружил свежий след оползня. Очевидно, слой осадков, состоящих из мелких частиц, отвалился совсем недавно. Это, вероятно, свидетельствовало о каком-то перемещении, но причиной его были не течения. На глубине 205 метров Боб увидел акулу длиной 1,5—2 метра, которая лениво проплывала мимо.

Мы утратили счет времени. Прошло больше четырех часов. «Блюдцу» пора было всплывать. Даже для нас, находившихся на поверхности, это погружение оказалось интересным: ведь мы были в курсе событий. Позднее, во время отчета, Боб сделал выводы, что погружение дало важные данные: обнаружены свесы в гранитных стенках каньона поблизости от дна, недавно появившиеся обнажения на гранитных стенках, на глубине 255 метров – круглые валуны, какие бывают на отмелях, а также оползни. Все эти явления указывали на то, что осадки смещаются по какой-то неизвестной причине, однако не в результате течения. И это перемещение оказывало определенное влияние на очертания каньона. Подобные наблюдения проливали свет на механику процессов, вызывающих перемещение осадков на отдельных участках морского дна.