Текст книги "Джа ромалы (СИ)"

Автор книги: Эдуард Дроссель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  – А ещё универсальные рыбы бывают, – не выдержала и опять встряла бабка. – Они, милок, в себе разные локомоторные специализации сочетают...

  – И до этого доберусь! – рявкнул дед. – Вот ты ж! Дай про главное дорассказать. К примеру вот тунец – знатная рыба. Почитай, идеальный пловец крейсерского типа. У него форма такая вся гладенькая, такая удачная, позволяет и мощные толчки вперёд делать – в толще-то воды, – и при том сопротивления при движении считай нет никакого. Самое то для больших открытых водных пространств, когда нужно долго и быстро шуровать в поисках добычи.

  – В плавании-то он хорош, а вот в бросках нет, – подсказала бабка, посасывая свою трубочку.

  – Знаю, – отпихнул её старик. – Может он и не так хорош, как акула, зато уж свои 10 – 15 процентов рыб, на которых кидается, получает, а это не так уж плохо. Дело-то в другом, дурында. Когда долго и быстро куда-то несёшься, тебе и рыбы навстречу больше попадается, стало быть и больше шансов наловить и нажраться до отвала.

  – Про щуку теперь, про щуку...

  – Да отвяжись ты бога ради! Щука – она тварь совсем другая, она приноровилась к быстрым броскам. Тело у ней острое и вытянутое, как шило, чтоб в воде испытывать как можно меньше сопротивления. Долго куда-то нестись через море она не может, потому прячется в речке возле самого дна – в камнях или среди водорослей, – караулит добычу. И хоть она торчит на одном месте и число встреч с потенциальными жертвами у щуки невелико, её внезапность знатно ей подсобляет и она ловит 70 – 80 процентов рыб, на которых кидается. Тоже, знаешь, с голодухи не пухнет.

  На старуху внезапно накатила ностальгия.

  – Уж мы этой рыбы за всю жизнь столько переловили, столько переловили! Как вспомнишь, так... – Она махнула рукой и на полуслове сменила тему. – Про бабушку-то помяни, дед.

  – Про какую ещё бабушку? – вытаращился на неё старик. – Совсем что ли из ума выжила, кошёлка худая? Бабочка, а не бабушка. Рыба-бабочка! Рыба такая, на мелководье живёт, у коралловых рифов. Похожа на круглый блин с плавниками, как камбала. Только та на боку лежмя лежит, а эта стоймя стоит прямо. Между прочим, отменно приноровилась к точному маневрированию. Легонечко так плавничками шеволит и по чуть-чуть поворачивается в любую сторону – хошь вправо, хошь влево, и в срединной вертикальной плоскости, и пенпердикулярно, и по-всякому. А там, среди кораллов-то, иначе никак. Среда сложноустроенная, жратва может внезапно появиться с любой стороны, только успевай её хватать. Вертеться надо и так и этак, в любой плоскости. Если вот к примеру взять морских змей, так они извиваются и через это в любую сторону могут изогнуться. А рыбе-то как? Особливо той, какая уродилась круглой, как блин?

  – Ты про универсальных рыб скажи, – не унималась бабка.

  – Вот прицепилась, как репей! – Дед выбил о борт лодки погасшую трубку и набил свежей махоркой. – Окунь! Чем тебе не универсальная рыба?

  – Как по мне, так самая скусная, – кивнула старуха.

  – Он и крейсировать может, и маневрировать, и быстро к добыче кидаться. Только вот все эти свойства у окуня «усреднённые», понимаешь? Кидаться-то он кидается, да не так хорошо, как щука. Нестись-то несётся, но не так быстро и не так долго, как тунец. Маневрировать маневрирует, да не так точнёхонько, микродвижениями, как рыба-бабочка. Словом, такой, знаешь, середнячок. Всё умеет, но понемногу. Среди всех трёх типов у него как бы промежуточное положение. Однако ж 40 – 50 процентов рыб, на которых кидается, окунь себе добывает.

  – И уж дюже скусен, зараза, дюже скусен, – не преминула добавить бабка.

  Ничего не понимавший в рыбе цыган смотрел на стариков как на сумасшедших, однако Миша-Гриша с искренним интересом внимал каждому слову.

  – Невероятно! – с благоговением воскликнул он. – Какой, оказывается, дивный и многообразный мир сокрыт в океане...

  – Неужто ты не видал, как резво рыбёшка в воде-то носится? – спросила его бабка. – Глазьев-то у тебя вон сколько, а по сторонам не смотришь.

  – Мало просто смотреть, дурында! – строго осадил бабку старик. – Тут ещё надобно физику знать.

  – Ну?

  – Лапти гну! Рыба – она ж плотная, вода тоже плотная. Движение плотного тела в плотной среде слагается из действия сил способствующих этому и сил препятствующих. Ясно? Способствующая сила – это тяга, создаваемая плавательными движениями рыбьего тела, а сила препятствующая – это сопротивление воды. Так что форма любой морской твари, какой бы ты, Миша-Гриша, ни захотел стать, должна перво-наперво улучшать тягу и преодолевать сопротивление. Длинная и тонкая щука приноровилась к резким броскам с места, рыба-бабочка – к медленному и точному маневрированию в разных плоскостях, для того им пришлось пожертвовать умением долго и быстро крейсировать, а тунцу наоборот. Тут тебе, паря, никто не советчик, сам решай, что и как в себе менять и подо что приноравливаться. И так и сяк плавай, пробуй одно, другое и третье, и что тебе больше придётся по душе, то и выбирай, а остальным без сожаления жертвуй.

  – Сам не пожертвуешь, море пожертвует – тобой! – добавила старуха. – Море – оно такое...

  – Чудесно, превосходно, замечательно! Огромное вам спасибо! – Миша-Гриша принялся радостно скакать и кувыркаться, размахивая всеми своими конечностями и отростками и окатывая лодку и сидящих в ней людей потоками воды. Цыган и старики мгновенно промокли до нитки, а лодка заполнилась до краёв и начала тонуть. Миша-Гриша быстро опомнился, придержал лодку лапами, приподнял и опрокинул, чтобы вся вода вылилась. Людей он при этом обвил щупальцами, не давая им выпасть за борт. Стариков больше всего возмутило не это, а намокшая махорка.

  – Прямо сейчас что-нибудь и попробую! – сообщил Миша-Гриша и исчез под водой.

  – Эй, погоди, нэ! – крикнул ему вслед кузнец, выжимая мокрую одежду. – А вещи! Со дна! Сундуки!

  Но Миша-Гриша уже пропал и сколько цыган ему кричал, так и не докричался.

  Всё это время рядом с кузнецом суетилась бабка:

  – Куда, куда, господи ты боже! Дед, мы ж не всё ему сказали.

  Старик следом за женой не на шутку разволновался.

  – Твоя правда, старая. Типы плавания ведь и по-другому различают. Надо было сказать... Есть плавание непрерывное, а есть прерывистое, есть волнообразное, а есть осцилляторное...

  – Йарэ, да перестаньте вы, хватит уже! – выругался цыган и с досады сплюнул в море. – Уплыл наш Миша-Гриша, нету его. Можно и нам восвояси на берег возвращаться.

  Пришёл цыган домой злой и мокрый, поведал о своей неудаче жене.

  – Чёртовы маразматики всё испортили, нэ! Как давай не пойми о чём языком молоть, я и словечка не смог вставить. Нашли на них порчу, жена. Пускай у них всё на свете отсохнет, нэ. Если б не они, сейчас бы сундуки чародея уже у нас стояли.

  – Не становись мелочным, муженёк, – остудила его пыл жена. – Не стану я ни на кого насылать порчу. По-твоему, это хорошая идея – восстановить против себя население в чужой стране, давшей нам кров? Или ты хочешь, чтобы нас и здесь на мыло и колбасу пустили?

  Обхватил цыган руками голову.

  – Хорошо хоть кто-то из нас не теряет терпения и благоразумия, нэ. Я их, кажется, уже растерял...

  Подала ему жена сухую одежду.

  – Теперь-то ты чего горюешь, нэ? Ты главное дело сделал – выяснил, из-за чего чудовище бесилось. Чародей утверждал, что сундуки поднять не может, потому что чудовище не даёт, ну а теперь-то Миша-Гриша мешать не станет, он своими рыбьими делами занят, вот и пускай мудрец сам свои сундуки достаёт. Его же сокровища – ему и флаг в руки.

  «А ведь она права, не поспоришь! – восхищённо подумал цыган, любуясь своей женой. – Сколько же ума, практичной смекалки и сообразительности у этой чудесной женщины!»

  На следующий день кузнец снова поехал в город. Не успел он ступить на порог чародеева терема, как кинулись к нему полуголые служанки, окружили гурьбой, подхватили под руки и препроводили в покои к мудрецу.

  – Любезный цЫган! – бросился тот ему навстречу, путаясь в длиннполом атласном халате с широкими рукавами. – Похоже я недооценивал людей твоей породы...

  – А я твоей, нэ. Скольких наивных и доверчивых лопухов ты отправил к морю на верную смерть?

  Чародей махнул рукой, словно речь шла о чём-то незначительном.

  – Да будет тебе, цЫган. Что теперь поминать о дурном? Главное не это. Ты такое свершил, такое... – Чародей замялся и замахал руками, подыскивая подходящее выражение.

  – Не понимаю, сударь, что я натворил, нэ? – нахмурился цыган. – Если где-то украли лошадей или ребёнка, то это не я. Я в море был.

  – Так и я о том! – воодушевлённо воскликнул мудрец. – О твоём выходе в море. Ты не представляешь всей ценности твоего свершения. Ты эмпирически установил истинную сущность морского чудовища и наладил с ним позитивный контакт.

  – Во-первых, не я, а выжившие из ума дед с бабкой, нэ, – поправил чародея кузнец и напомнил: – А во-вторых, у чудовища теперь есть имя, его зовут Миша-Гриша. Чего он с тех пор натворить успел? Кого ещё утопил, нэ?

  – Да в том-то и дело, любезный цЫган, что никого! Напротив! Он поднимает со дна утопленников и впридачу к каждому даёт толику сокровищ! Если бы ты походил по городу, ты бы увидел повсюду запустение, потому что толпы горожан хлынули в порт и там теперь сущее столпотворение. У гробовщиков и землекопов настоящий праздник, доходы взлетели до небес...

  – Ты лучше другое скажи, сударь-мудрец, – перебил чародея цыган. – Твои сундуки Миша-Гриша случайно со дна не поднял?

  Чародей небрежно развалился на диване. Одна из служанок, с большими лукавыми глазищами, принялась вертеть у него перед носом еле прикрытым задком и старый развратник без малейшего стеснения запустил ей руку под подол.

  – Ни к чему это теперь, – самоуверенно заявил он. – Я и без Миши-Гриши с сундуками управлюсь. Пускай чудо-юдо и дальше с утопленниками возится.

  Отвесив служанке напоследок смачный игривый шлепок, мудрец вскричал зычным голосом:

  – А ну, подготовить мне немедля летучий корабль! Пошли, цЫган, составишь мне компанию...

  Часть служанок, постоянно крутившихся возле чародея, тотчас куда-то упорхнула. Снаружи терема послышался скрип. Другая часть служанок помогла мудрецу переодеться в мантию и колпак, украшенные звёздами, знаками зодиака и каббалистическими символами. При виде такого наряда цыган еле-еле сдержал смех.

  Вдвоём с цыганом чародей вышел на балкон. Во дворе терема, под ними, служанки, умело шевеля рычагами и лебёдками, выводили из специального ангара летучий корабль. Тот выглядел как обычное судно, даже рангоут и такелаж были точно такими же. Вот только под действием заложенной в его структуру магии, корабль парил в воздухе, не касаясь земли. Служанки, кстати, уже успели переодеться в матросскую форму, которая была под стать их платьям горничных, т.е. почти ничего не прикрывала.

  Служанки с балкона сбросили вниз конец каната и служанки на корабле закрепили его на борту. За этот канат летучий корабль подтянули к самому балкону. Матроски действовали умело и слаженно, занимаясь этим, очевидно, не впервые. По перекинутому на балкон трапу цыган и чародей взошли на борт. Суеверный кузнец почувствовал, как у него дрожат коленки – полёты по воздуху казались ему противоестественной чертовщиной и он боялся, причём боялся сильнее, чем когда плыл со стариками в море на встречу с неведомым чудовищем.

  Матроски отдали швартовы. Поднявшись на ют, чародей начал читать заклинание:

  – Анайн цыген, дет варан, сыктын бурда...

  Легко и быстро, так, что у всех захватило дыхание, корабль взмыл ввысь и замер на определённой высоте – такой, чтобы в полёте не задевать городские стены, дома, дворцы и деревья. Отсюда цыгану был виден порт, где и впрямь царила сутолока. Десятки и сотни подвод и катафалков направлялись в порт и из него, создавая затор на дороге. До слуха доносились людские вопли, ругань и плач.

  – Скоро всё изменится, – заметил чародей. – Рыбацкие шхуны и траулеры снова начнут бороздить морские просторы, на рынке снова появится свежая рыба, множество людей вернётся к привычному образу жизни... Кроме тех, конечно, кто упокоился навеки.

  Служанки, даром что девушки, ловко карабкались по вантам и реям, ставя и крепя паруса. Рослая красотка в лихо заломленном берете с розовым помпоном стояла за штурвалом и правила в открытое море. Другая, чей откровенный, с вырезом, китель украшали адмиральские погоны и аксельбанты, звонким голосом отдавала чёткие команды, как заправский шкипер. Ветер наполнил паруса и летучий корабль быстро помчался вперёд.

  Для цыгана корабельная терминология, все эти фалы, шкоты, топенанты, топсель-гордени, грот-марса-реи и бом-брам-кливеры, звучали как бессмысленная абракадабра, в которую он не вслушивался. Он не знал, что хуже – противоестественный полёт по воздуху или же тот факт, что чародей может заметить его страх. Поэтому, напустив на себя невозмутимо-задумчивый вид, кузнец сел прямо на палубу (чтобы не видеть проносящейся под килем воды), облокотился спиной о борт, взял гитару и начал перебирать струны.

  Не в пример ему, матроски чувствовали себя совершенно спокойно и не обращали внимания не только на высоту и быстрый полёт в воздухе, но и на то, что с палубы может быть видно полное отсутствие у них нижнего белья, и что ветер свободно ласкает у них под подолом всё, что ему там открыто.

  Подумав о ветре, цыган запел старинную песню:

  – Ветер, ветер, что же ты вновь

  Мне о былом говори-ишь?

  Ветер, ветер, что студишь кровь,

  Сердце моё ледени-ишь?

  Зря леденишь, злишься ты зря,

  Видишь, пришла в табор заря.

  Зорьку цыгане не дождали-ись,

  Все разошли-ись, все разбрелись.

  Ветры, ветры, ветры-друзья,

  Есть на свете такая земля-а,

  Где цыган сам счастие сыскал,

  Пел без слезы, не страда-ал...

  Ай нэ-нэ-нэ, ай нэ-нэ-нэ...

  Мчался летучий корабль над морем и неспокойно было синее море. Изнутри его наполняло бледно-зелёное сияние, а вода бурлила, клокотала и пенилась. Из бледно-зелёного сияния поднимались на поверхность утопленники, все, сколько их в море было, и непрерывным потоком дрейфовали к берегу, к городскому порту, где их вылавливали из воды. К пальцу каждого утопленника была привязана бирка с указанием, кто это такой, а внутри тела располагался завёрнутый кулёк с драгоценностями – жемчугом, золотом, украшениями или всем сразу – в качестве своеобразной компенсации родственникам.

  – Вот это у Миши-Гриши магия! – восхищённо охнул чародей. – Мне остаётся только завидовать...

  По его знаку матроски убрали паруса. Чародей ещё раз прочёл заклинание и корабль снизился к самой воде. В клюзах загремели толстые цепи и два массивных якоря с громким плеском бултыхнулись в воду.

  – Надо бы как-нибудь Мишу-Гришу позвать, – сказал чародей.

  Поскольку корабль перестал лететь и снизился, цыган снова почувствовал себя нормально.

  – Зачем, нэ? – спросил он. – В прошлый раз мы его не звали, он сам явился.

  Чародей скривился от досады.

  – Жаль, не догадался я взять чудодейственную машинку, издающую запредельные звуки. Сейчас бы...

  – Чем болтать, давно бы сундуки поднял, нэ, – бесцеремонно перебил его кузнец и указал за борт. – Вон, плывёт твой Миша-Гриша.

  Посреди бледно-зелёного сияния и впрямь возникла тень, быстро выросшая в массивную фигуру и вот наконец морское чудовище всплыло. На этот раз Миша-Гриша выглядел куда презентабельнее, уже не таким несуразным и страшным, как прежде. В нём заметно поубавилось лишних глаз, клыков, когтей, лап, плавников, шипов, бородавок и щупалец. Тело стало более обтекаемым и похожим на тело водоплавающего организма.

  – Привет! – воскликнул он, завидев знакомого цыгана. – Глянь, советы стариков не прошли даром. Уж я им так благодарен, буду теперь их за это ежедневно свежей рыбой одаривать...

  Он покрутился на хвосте, давая возможность людям обозреть себя со всех сторон. Матроски, никогда не видевшие чудовища, охая и галдя, столпились на палубе. Чародею с цыганом пришлось даже перейти на бак, к самому бушприту.

  – Я учёл былые ошибки, – откровенничал Миша-Гриша, – проник внутренним магическим взором в самую сущность рыб, увидел их насквозь – как они живут, как движутся в толще воды... Работы ещё непочатый край, но главное я, как мне кажется, усвоил и добился кое-каких успехов.

  – Ну, удачи тебе, нэ, – пожелал кузнец и представил своего спутника. – А вот это мудрец-чародей.

  – А-а, – узнал того Миша-Гриша, – так вот кто всё время по мне магией жахал!

  – Не бери в голову, – примирительно заговорил чародей. – Я случайно оказался введён в заблуждение относительно тебя, вот и... Прости за недоразумение. Ты ведь не пострадал, надеюсь?

  – Не-е, – махнул плавником Миша-Гриша. – Твоя крохотулечная магия ничего мне не сделала, даже не поцарапала.

  Мудрец, слегка побледнев, проглотил этот словесный укол.

  – Что это мы всё о прошлом да о прошлом? Сейчас-то ты как?

  – Осваиваюсь помаленьку. Жить в воде – офигенно! Гораздо интереснее, чем в запредельных сферах в бесплотном облике. Правда, кое-что остаётся непонятным. В прошлый раз старик со старухой говорили, что у рыб есть только плавники и ничего лишнего, а я неоднократно встречал рыб с щупальцами. Теперь вот думаю, не поторопился ли я? Надо бы всё взад вернуть...

  – Не надо! – в один голос воскликнули цыган и чародей. – Ничего не надо взад возвращать, так всё и оставь.

  – Это ты не рыб видел, – объяснил чародей. – Это были кальмары. Их разделать, высушить, засолить, да после баньки, с пинтой холодненького эля...

  – Тьфу, какая гадость эти ваши кальмары! – не вытерпев, скривился цыган. – Впору обрыгаться. Вот вяленая конина...

  – Как же они тогда плавают, да ещё так глубоко? – поинтересовался Миша-Гриша и в недоумении почесал голову, из которой кое-где ещё выступали шипы и бородавки.

  – Кальмары относятся к моллюскам, – сказал чародей с видом знатока. – Это более примитивные создания, нежели рыбы. Большинство моллюсков вообще живёт на дне, неподвижно, а кальмары – одни из немногих, кто всё-таки предпочитает двигаться и делает это весьма сносно, но уж никак не с помощью плавников или извивов тела. На такое они неспособны, потому что их мускулатура уступает рыбьей. Они существа беспозвоночные, т.е. внутреннего скелета у них нет. У рыб и остальных позвоночных животных кости скелета – это жёсткие рычаги, которые служат в качестве опоры для мышц, чтобы те могли сокращаться и создавать упорядоченное движение. Весьма несовершенным подобием такой опоры мышцам кальмара служит гидростатически уравновешенное давление между водой и внутренностями. Пористые мягкие ткани кальмара заполнены внутриклеточной и межклеточной жидкостью и поскольку жидкости несжимаемы, внешнее давление воды не расплющивает кальмара даже на большой глубине. Ещё у кальмаров имеется уникальный реактивный механизм: моллюск засасывает воду через отверстия по обеим сторонам головы в мантийную полость и затем под давлением выбрасывает её через воронку. Гибкую воронку можно поворачивать в разные стороны, так кальмар меняет направление. У многих кальмаров, кстати, тела насыщены хлоридом аммония, удельный вес которого меньше, чем у морской воды. Тем самым кальмары, не имеющие плавательного пузыря, как у рыб, как бы постоянно выталкиваются из воды и не падают на дно...

  Цыган в отчаянии хлопнул себя по лбу.

  – Йарэ! Да что ж в этой стране за люди, нэ! Любите вы болтать о чём угодно, кроме дела!

  – Точно! – спохватился чародей. – Миша-Гриша, на носу ведь зима. Как ты собираешься плавать в холодной воде?

  Кузнец громко застонал.

  – А вот это сейчас зачем, сударь?

  – Не ной, любезный друг цЫган, – строго проговорил мудрец. – Гуманизм и любовь к ближнему никто пока не отменял. Если я могу помочь Мише-Грише пережить холода, значит я обязан это сделать.

  – Спасибо, конечно, – поблагодарил Миша-Гриша, – но я даже не знаю, что сказать. В запредельных сферах не было смены сезонов, а бесплотные сущности не чувствуют холода. Что с наступлением зимы делают рыбы?

  – О, они действуют по-разному. Какие-то мигрируют в тёплые широты, где холодов никогда не бывает, а какие-то приспосабливаются, вырабатывают естественные антифризы...

  – Чего?

  – Вещества, понижающие температуру замерзания телесных жидкостей. Обычно это гликопептиды. Их полимерные цепочки состоят из повторяющихся аминокислот аланина и треонина, к которым иногда добавляется пролин. Такой антифриз меняет температуру замерзания намного эффективнее глюкозы или соли, ведь те действуют коллигативно, температура замерзания зависит от степени насыщенности телесных жидкостей этими веществами – чем их больше, тем телу сложнее замёрзнуть, ибо молекулам воды в сильно насыщенном растворе сложнее агрегировать в кристаллики льда. А вот гликопептиды действуют иначе. Дело в том, что рост небольших кристалликов может останавливать адсорбирование каких-либо примесей и в этом смысле особенно эффективны вещества, молекулы которых состоят из большого числа повторяющихся субъединиц, т.е. биополимеры. Гликопептидная адсорбция на мельчайших кристалликах льда в телесных жидкостях не даёт им расти...

  Миша-Гриша слушал мудреца так внимательно, будто всё-всё понимал, и это особенно поражало цыгана, потому что он-то из объяснений не понял ничего.

  – Благодарствую за ценные сведения, – сказало морское чудовище мудрецу. – Пойду практиковаться дальше.

  С этими словами оно исчезло, а мудрец с натянутой улыбочкой помахал ему вслед.

  – Эй! Эй! – завопил цыган. – Сундуки, нэ!

  – Да расслабься ты, дружище цЫган! – похлопал его по плечу чародей. – Пусть себе плывёт, забавляется. Сейчас я сам подниму сундуки и полетим домой.

  Пока он растолковывал Мише-Грише про кальмаров и антифризы, матроски сняли часть палубного настила на шканцах и шкафуте, открыв глубокий, вместительный трюм.

  Сконцентрировавшись, чародей воздел кверху руки и прочёл заклинание:

  – Куолило минцхэти, джигурда харэма, негода батоно...

  Спустя какое-то время из-под воды показались первые сундуки и ящики, окутанные слабым голубоватым мерцанием – заклятьем водонепроницаемости. Повинуясь воле чародея, сундуки и ящики проплыли по воздуху и сами собой уложились в трюм, кроме одного, который мудрец поставил возле себя.

  Когда матроски закрепили груз, вернули палубный настил на место и повернули корабль к берегу, мудрец открыл сундук и достал из него пыльный ветхий свиток. Цыган весь в предвкушении замер, готовый внимать каждому слову и навеки отпечатать его в своей памяти.

  – Итак, любезный, слушай! – торжественно провозгласил мудрец и приступил к чтению. – Та-к... Во имя Аллаха, высокого, справедливого... Это пропускаем, обычная дамасская преамбула... Али ибн Юсуф бла-бла-бла со слов Хаджи Ибрагима, бла-бла-бла, свидетельствует... Ага, вот! По воле всевышнего, дамасский булат должен обладать высокой прочностью на сжатие. Клинку следует быть достаточно твёрдым, чтобы сохранять остроту лезвия и в то же время достаточно упругим, чтобы не ломаться в поединке. Как свидетельствует Абу Шариф, внук бла-бла-бла, со слов магрибинца, испепелённого джиннами в пятый год правления эмира Махмуда бла-бла-бла, такие механические показатели обусловливаются высоким содержанием углерода, полтора – два процента... Угу, угу. Ну, это логично... Та-ак... Рашид Аббас, чей молочный брат продался иблису и был унесён шайтанами бла-бла-бла, учил, что бруски железной руды и древесный уголь надлежит смешать в закрытом тигле и нагревать до 1200 градусов... Интересно, какая шкала имеется в виду – Цельсия, Кельвина или Фаренгейта? Наверно Цельсия... Та-ак... Кислород окажется удалён из руды вследствие реакции с углеродом древесного угля... Дальше можно пропустить... При такой температуре кристаллы железа преобретают гранецентрированную кубическую форму, благодаря чему атомы углерода могут свободно внедряться в оную решётку между атомами железа. Затем тигель медленно, в течение нескольких дней, охлаждают, бла-бла-бла... Это обеспечивает равномерное распределение углерода по всей массе стали. Ага... Когда температура расплава опустится до 1000 градусов, часть углерода выйдет наружу и образует на поверхности корку из карбида железа. Рашид Аббас, Абу Шариф и остальные клянутся пророком, что именно карбидная корка придаёт дамасскому булату его знаменитый узор... Сплошная лирика! Вот. После ковки сталь обретает вязкость и делается упругой Ковать надлежит в диапазоне температур от 650 градусов (кроваво-красный цвет) до 850 градусов (вишнёвый цвет). При более высоких температурах есть риск вторичного растворения карбида в железе, что увеличит хрупкость металла. Ковка же в указанном диапазоне температур разобьёт карбидную корку на отдельные частицы. Удары молота равномерно распределят их в толще металла, что увеличит его прочность. Ага! Вот самое главное. После ковки булат закаливают нагревом строго до 727 градусов и быстрым охлаждением в воде, или в крови неверного раба, или в моче рыжего мальчика, или в моче трёхлетней козы, которую перед тем трое суток кормили одним папоротником. После закалки кристаллическая решётка становится объёмно-центрической, вытянутой тетрагональной формы, бла-бла-бла... Ну, собственно, и всё, остальное не интересно.

  – А ну дай сюда, нэ! – потерял терпение цыган. – Кто так читает? Какие ещё рыжие мальчики, какие козы?

  Вырвав у чародея свиток, кузнец свернул его и убрал за пазуху.

  – Дома изучу, на досуге.

  Чародей на это равнодушно пожал плечами и направился в трюм, провести инвентаризацию своих богатств...

  Когда цыган вернулся домой, была уже поздняя ночь.

  – Ромна, чайалэ, аваса аври! – радостно закричал кузнец, обнимая сонную жену и детей и вытаскивая их из постелей. – Пойдёмте наружу! Берите бубны, гитары, скрипки и флейты!

  – Что ты, поздно ведь, – моргала спросонья жена.

  – Плевать, нэ! Одой амэ ласа тэ хэлас и багас! Будем праздновать, петь, играть и веселиться до самого утра!

  Обрадовалась жена.

  – Ой, муженёк, неужто у тебя получилось, нэ?

  – А то, любимая! Всё благодаря тебе. Теперь разбогатеем, будете у меня в золоте купаться!

  Вышла семья кузнеца наружу и устроила себе маленький праздник с музыкой, песнями и танцами. Но поскольку кузница стояла на отшибе, никого из сельчан цыгане не потревожили.

  С тех пор цыган начал ковать булат и все его мечты сбылись. Знатные витязи и вельможи и даже сам царь-государь выстроились к нему в очередь за новым оружием. Деньги потекли к цыгану рекой. Началась в его семье не жизнь, а сказка.

  Миша-Гриша пожил в прибрежных водах, пока окончательно не освоился со своим новым обликом и пока старик со старухой не померли. После этого морское чудовище уплыло бороздить другие моря и океаны и где оно теперь, неизвестно.

  А мудрец вместе со своими служаночками отправился в новое странствие, о котором непременно расскажет сам, когда вернётся...

  Июнь 2020 г.