Текст книги "Джа ромалы (СИ)"

Автор книги: Эдуард Дроссель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

  СКАЗАНИЕ О ДОБРОМ МОЛОДЦЕ, ЦЫГАНЕ-КУЗНЕЦЕ

  Жил да был на свете цыган, кузнец-молодец, на весь табор удалец. В той стране, по просторам которой кочевали ромалы, правил в меру толерантный владыка, одинаково относившийся к людям всех национальностей. Однако ничто не вечно и никто не вечен. В урочный час земное существование владыки подошло к концу и он отошёл в мир иной. А после него престол занял исключительно нетерпимый тиран, повелевший пустить всех цыган на мыло, а из их табунов наделать колбасы. Поднялись верные сатрапы тирана и в кратчайший срок извели в стране всех цыган. В те дни конской колбасы и мыла было так много, что стоили они дешевле обёрточной бумаги.

  Лишь один цыган-кузнец сумел избегнуть всеобщей участи. Его жена гадала лучше всех в таборе, она-то и нагадала, что табор доживает последние деньки. Но не поверили ей ромалы, ведь карты никому больше не показали того же, что и ей. В конечном итоге только семья кузнеца и спаслась, вовремя удрав в соседнее царство-государство, где цыган отродясь не видали и никто против них ничего не имел.

  Заехал кузнец на своей кибитке в какое-то селение.

  – Лачо дывэс, гаджё, яв састо тэ бахтало! – обратился он вышедшим ему навстречу сельчанам. – Приветствую всех, доброго вам здоровьечка, нэ!

  – И ты здрав будь, добрый человек, – ответил цыгану седовласый староста. – Кто таков, куда путь держишь? Какими судьбами в наших краях?

  – Мэ рома, цыган я, – отвечал кузнец. – Бегу вот со своей семьёй от худой доли, от горя-злосчастия да от неминучей гибели, нэ. Ищу край, где у нас будет место под солнцем, крыша над головой и кусок хлеба.

  Взял цыган семиструнную гитару и тоскливо пропел:

  – Ой да зазноби-и-ло-о,

  Да ну-у, ну-у, ну-у,

  Ты ж мою головушку-у.

  Ой да зазноби-и-ло-о,

  Да вот-ы, вот-ы, вот-ы,

  Мою ж раскудрявую-у.

  Э-эх!

  Бида мангэ, ромалэ,

  Бида мангэ, чавалэ,

  Бида мангэ, ромалэ, нэ,

  Бида мангэ, чавалэ...

  И жена его с детьми затянули жалобно хором:

  – Ай нэ-нэ-нэ-э, ай нэ-нэ-нэ...

  – Возьмите меня кузнецом, уважаемый, – попросил цыган старосту. – Ромалы – лучшие в мире кузнецы, нэ. У нас не только зубы, у нас руки золотые. Гвозди буду ковать, подковы, ножи, топоры, мотыги, косы, лопаты, вилы, всякую утварь...

  Переглянулись сельчане, посоветовались между собой.

  – Хорошо, почему нет, – согласился староста. – Наш-то кузнец как раз недавно от чахотки помер, а всех его подмастерьев в рекруты забрили. Так мы с тех пор без кузнеца маемся. За каждой мелочью приходится в город ездить, а там торгаши дерут втридорога. Вон там, на отшибе, за балкой наша кузница, ступай, цЫган, обживайся...

  Подобно всем уроженцам своей страны, староста называл цыгана с ударением на первый слог.

  – Ай мишто, ай шукар! Тэ дэл о дэвэл э бахт лачи! Вот хорошо-то, нэ! Дай вам бог здоровья, сельчане! – Кузнец бросился радостно обнимать жену и детей. – Рисиям харэ! Мы нашли новый дом, жена, чаворэ, чайорья!

  Семья цыгана – жена и дюжина ребятишек обоего пола (кузнец оказался на редкость плодовитым) – залилась слезами от счастья.

  Так зажили цыгане в селении и не могли люди нарадоваться на мастерство нового кузнеца. Правду он говорил про свои золотые руки, отродясь никто в селении не ковал лучше цыгана.

  Жена и дочери кузнеца трудились по хозяйству и заодно гадали сельчанам, снимали сглаз и порчу, отгоняли злых духов. Сыновья цыгана подрядились пасти скотину. Однажды к селению подошла стая голодных волков, но цыганята, нисколько не испугавшись, так отхлестали зверей длинными кнутами, что чуть не забили насмерть. Волки усвоили урок и больше не возвращались.

  Как-то раз через селение проезжал знатный витязь, следуя с одной какой-то войны на другую, как это принято у знатных витязей. Услышав от людей о мастеровитом цыгане, он не преминул заглянуть в его кузницу – перековать коня и починить амуницию.

  – Салют, цЫган! – крикнул он с порога. – Чё-как, любезный? По-нашему разумеешь?

  – Аи мэ ракирава гаджё, разумею, нэ, – отвечал цыган. – Мишто явьян, добро пожаловать, сударь.

  Он восхищённо осмотрел качественные доспехи витязя, цокая языком от удовольствия.

  – Барвалэс, шикарно живёшь, сударь, нэ. Починить такое стоит бут лавэ. Много денег, нэ.

  – Ты работай, цЫган, работай, сочтёмся... – Витязь с хитрой ухмылочкой посмотрел по сторонам и как бы невзначай поинтересовался: – А что, цЫган, умеешь ты дамасский булат ковать?

  Застал этот вопрос кузнеца врасплох, он готов был со стыда сквозь землю провалиться, но пришлось признать, что секрет дамасского булата ему неведом.

  – Жаль, жаль, – с показным разочарованием вздохнул витязь и добавил многозначительно: – Между прочим, клинок из дамасского булата тоже бут лавэ стоит, цЫган, имей в виду. Я прямо сейчас готов был у тебя новый меч заказать, но раз нет, значит нет... А так вообще мастеров дамасского булата на всём свете по пальцам пересчитать и каждый в золоте купается. Самые знатные правители и вельможи, самые доблестные витязи к ним в очередь выстраиваются, готовы платить любую цену.

  Взыграло в кузнеце самолюбие, захотелось ему пришибить наглеца на месте, а ещё лучше тайком последовать за ним, подождать, пока он расположится на ночлег в безлюдной местности, прирезать во сне и оставить на съедение диким зверям. С большим трудом цыган держал себя в руках.

  – Йарэ! – шипел он, ругаясь сквозь зубы.

  – Но сегодня я в хорошем настроении, – весело продолжал витязь, – поэтому окажу тебе услугу, если не возьмёшь с меня денег за работу. Подскажу тебе, как секрет дамасского булата узнать.

  Очень не хотелось цыгану соглашаться, да азарт затуманил его разум и он согласился поработать забесплатно.

  – Езжай в столицу, – сказал ему витязь, – там легко отыщешь ратушу градоначальника – это самая высокая башня, остроконечная, с часами. Рядом с ратушей будет башня чародея. Этот мудрец весьма могуществен и известен на весь мир. В мудрости ему нет равных, он всё про всё знает. Нет на свете такой тайны, чтоб была ему не ведома. Стало быть и секрет дамасского булата чародею известен. Ступай к нему и попытай счастья, авось тебе повезёт.

  Пришпорил витязь коня и умчался прочь.

  «А я, сударь, – подумал кузнец, глядя ему вслед, – желаю тебе в первом же бою попасть в плен и чтоб тебя показательно посадили на кол, нэ!»

  Вернулся было цыган к работе, но не спорилась больше работа. Никак не выходил из головы проклятый булат. Бросил цыган инструменты, затушил горн и запер кузницу.

  – Не смогу больше работать, пока не добуду секрета, – поделился цыган с женой. – Руки ни клещи, ни молот не держат, всё из них валится, нэ.

  – Ай-ай! – ужаснулась жена. – Сглазил тебя окаянный!

  – Нет-нет, жена, он правду сказал. Что же я за кузнец, если не умею дамасский булат ковать, нэ? Грош мне цена.

  Взял цыган жену за руку, заглянул в её очи чёрные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные.

  – Собирай меня в путь-дорогу, поеду в столицу, навещу чародея, нэ.

  На следующий день цыган встал рано, а его жена ещё раньше.

  – Кай джана? – зашевелилась спросонья младшая дочь кузнеца. – Куда ты уходишь, папа?

  Погладил её цыган по головке и девочка снова заснула.

  – Помчусь как ветер, – сказал цыган жене, вскакивая в седло. – Но пока секрет не узнаю, не жди меня.

  – Джа, рома, джа дэвлэса! – пожелала ему вслед жена. – Ступай с богом, нэ! Мы все будем молиться за тебя.

  Без устали скакал цыган день и ночь, пока наконец не прибыл в столицу – большой многолюдный город возле устья реки, впадавшей в море. Высокие крепкие стены, могучая на вид стража, рынки, уличная суета – ничто не интересовало цыгана, кроме желания поскорее увидеть чародея.

  Почти сразу же он столкнулся с ошибкой и непониманием. Витязь, должно быть, видел чародеев лишь на картинках, поэтому представлял себе их и их жизнь несколько шаблонно. В действительности чародей жил не в башне, а в просторных хоромах, считай в настоящем дворце с фонтанами, колоннами, лепниной, статуями, позолотой, дверьми, инкрустированными черепаховым панцирем, резной мебелью из ценных пород дерева, мраморными полами, мозаичными витражами и прочими вычурными красивостями.

  Вошёл цыган в просторный терем, а там слуг видимо-невидимо и всё сплошь молодые сочные девки, фигуристые и, судя по одежде, совершенно бесстыжие. Назвал себя кузнец и стал ждать, пока о нём чародею доложат. Наконец провели его сквозь анфиладу бесчисленных коридоров, лестниц и комнат в светлицу, где чародей принима массажные процедуры. Здесь его также обслуживали полуголые девки, которые тёрлись об него и прижимались к нему всеми своими прелестями, а мудрец беззастенчиво их тискал, вызывая этим звонкий смех и весёлое повизгивание распутниц.

  Подивился цыган на такую обстановку и на такой образ жизни, какого не видал и среди распущенной знати. Его удивление не укрылось от мудреца.

  – Что, цЫган, не ожидал? – спросил он его с усмешкой. – Небось думал, что чародеи живут в стылых каменных мешках с покрытыми плесенью стенами, где полно крыс, тараканов, клопов и летучих мышей?

  – Есть такое, сударь, нэ, – смущённо признал цыган.

  – Всё это наглая ложь, бессовестная клевета и беспардонные инсинуации, распространяемые про чародеев нашими конкурентами и недоброжелателями! Есть много людей, цЫган, которые сами ни на что не способны и потому завидуют чужому положению, знаниям и могуществу. Они-то и сочиняют про нас всякие небылицы и пасквили, из-за которых в прежние времена, бывало, мудрецов гноили в темницах и жгли на кострах.

  Чародей обвёл рукой вокруг себя.

  – А на самом деле мы любим жить вот так. Дело ведь в том, что за пределами книжной премудрости мы совершенно неприспособленные создания, ленивые, капризные и изнеженные. Мы привыкли к комфорту и достатку, хотим жить на всём готовом и чтобы соблазнительные молоденькие служаночки холили нас и лелеяли, не гнушаясь любовных утех. Ни один чародей даже под страхом смерти, не то что добровольно, не поселится в каменной башне с крысами! Нет уж, нам подавай светлые просторные хоромы, мягкие ковры и перины, удобную мебель, вкусные кушания и пития, и чтобы непременно были кухарки, прачки, садовники, извозчики, посыльные, помывальщицы, виночерпии и прочая обслуга.

  – Ничего себе запросы, нэ! – присвистнул цыган.

  – Так зачем пожаловал, кузнец? – перешёл чародей к делу.

  Поведал тогда цыган о своей беде и спросил у чародея про секрет дамасского булата. Задумался мудрец и пока думал, усадил себе на колени одну из служаночек, ухватил её за выпирающие прелести и принялся рассеянно их ласкать. Служаночка обвила руками его за шею, томно мурлыча и трепеща ресничками.

  Ожидая ответа, цыган взял гитару, ударил по струнам и тихонько запел:

  – Побелели, поседели

  Голова и усы от метели.

  С чем пойдёшь домой, цыга-ан,

  Конь хромой и пусто-уо-уой карма-ан.

  А с утра-то детвора-то

  По домам пошла клянчить хле-еба.

  С чем придёшь домой, цыга-ан,

  Конь хромо-уо-уой и пустой карма-ан...

  – Если не научусь дамасский булат ковать, то и сам пропаду, и семья моя по миру пойдёт, нэ! – взмолился цыган. – Помоги, сударь-чародей, век тебя за это не забуду. Что хочешь для тебя выкую, нэ!

  – Да мне в общем-то ничего не нужно, – пожал плечами мудрец, – что же до секрета... Много я по свету постранствовал, много чудес повидал, а ещё больше узнал из книг. Книги – моя страсть, только не какие попало, а наполненные величайшими премудростями. Я изыскиваю и собираю их везде, где могу... Хорошо помню, что в одном таинственном свитке действительно был начертан секрет дамасского булата. Есть только одна оказия, цЫган. Когда я возвращался из дальних странствий, на мой корабль напало ужасное чудовище, которое завелось в здешних водах, пока меня не было...

  Почувствовав, что в горле пересохло, чародей щёлкнул пальцами. С ближайшего столика сам собою поднялся бокал с прохладительным напитком и прилетел к нему в руку.

  – На кэр акадякэ! – цыган осенил себя защитным знаком против злых чар. – Не делай так больше, нэ! Не пугай меня всякой чертовщиной.

  – Не чертовщиной, а магией, – поправил его чародей. – Ты ведь не забыл, куда и к кому пришёл? Здесь всё пронизано магией...

  – А-а, – понемногу успокоился кузнец. – Значит ты без труда одолел то чудовище?

  Мудрец нахмурил брови и недовольно засопел.

  – Нет, цЫган, не одолел. Чудовище оказалось не от мира сего и на него не действовала никакая магия, а вот его магия действовала на всё. Из-за этой негодной твари вся морская торговля и весь рыбный промысел накрылись! Видел, какое запустение царит в порту? Люди боятся к воде подойти, чудовище, чуть что, сразу набрасывается и топит. А я, между прочим, привык к рыбной кухне, к икре, к трепангам, лобстерам и гребешкам, люблю устрицы с белым вином, люблю дважды в месяц вкушать черепаховый суп... А знаешь, как хорошо после баньки с девочками хватануть холодненького лагера с копчёным палтусом? Это если девочки светленькие! А если девочки тёмненькие, тогда, ради разнообразия, можно тяпнуть холодного портера с сушёным просоленным кальмарчиком... М-м-м!

  Мудрец зажмурился от удовольствия.

  – И вот уже который месяц ничего этого нет – ни акульих плавников, ни соуса из чернил каракатицы, ни захудалой трески!

  – Причём здесь это, сударь? – не понял кузнец. – Мы же вроде про булат говорим, нэ?

  Чародей тяжело вздохнул.

  – Вот именно, цЫган, про булат. Обычно, когда я один и налегке, я путешествую по воздуху – на ковре-самолёте. Так намного проще, можно следовать всё время по прямой, невзирая на неровности ландшафта и наличие проторенных трактов, и существенно экономить время. Но в тот раз со мной была уйма ящиков и сундуков с бесценными фолиантами и манускриптами, пергаментными рукописями, загадочными свитками, клинописными глиняными табличками и даже каменными плитами, испещрёнными иероглифами – наследием древнейших цивилизаций... Воздушные полёты, чтоб ты знал, в особенности на небольшом ковре, накладывают неумолимые ограничения на грузоподъёмность. Это потом я построил себе летучий корабль и теперь могу горя не знать, а тогда его у меня ещё не было и я поплыл морем на обычном судне. То, что меня при это укачало, это отдельный разговор. То, что мы преодолевали море несколько месяцев, тоже неважно. Важно, что в болезненном состоянии я чародействую намного хуже, так что, когда морская тварь напала, я был несколько не в себе... А оно такое здоровенное, такое страшенное! Зубищи – во! Когтищи – во! Щупальцыщи – во! Я еле успел наложить на свои сундуки заглятие водостойкости, как останки судна пошли на дно вместе со всей командой...

  При этом известии цыган машинально снял шляпу, украшенную алым бантом, и зашептал молитву.

  – Можно не беспокоиться, что сундуки с ящиками сгниют, а их содержимое намокнет и испортится, – продолжал чародей, – однако поднять их со дна нет никакой возможности. Я пробовал несколько раз, даже построил себе летучий корабль, и всё без толку. Проклятая тварь словно неуязвима! Ты только представь, цЫган, как мне пред государем неудобно. Снарядил он флот супротив чудовища, только ничем хорошим это не обернулось, так и сгинули все моряки в пучине. Сам видишь, цЫган, нужный тебе свиток покоится на дне морском и стережёт его неуязвимый зверь, которого ни магия не берёт, ни обычное оружие.

  – Намишто, нанэ шукар, – покачал головой кузнец. – Плохо это, сударь. Что же теперь делать, нэ?

  – Не знаю, цЫган, думай. Мне пока ничего на ум не приходит. Но если найдёшь способ, как мои сундуки со дна поднять, тогда и секрет булата у тебя будет.

  Опечаленный кузнец покинул терем чародея и какое-то время бродил по городу в состоянии крайней задумчивости. Несколько раз он заглядывал в городские кузницы и портовые таверны, но никто из его собратьев по ремеслу не знал про булат (а если и знал, то помалкивал) и никто из мореходов не был готов выйти в море – одни боялись чудовища, другие уже имели с ним дело и из-за этого лишились своих кораблей. Не нашёл цыган даже захудалой лодчонки, чудовище словно нарочно лишило горожан любой возможности выйти в море.

  Хоть и обещал кузнец жене не возвращаться без булата, а всё ж пришлось вернуться ни с чем. Лишь только взглянула на него проницательная женщина, сразу всё поняла.

  – Непростую задачку подкинул мне мудрец, – признался цыган и рассказал всё жене.

  – Тьфу-тьфу-тьфу! – та три раза сплюнула через левое плечо, осеняя себя и мужа защитными знаками. – Я надеюсь, муженёк, ты не слишком там глазел на полуголых девок?

  – Мэрав тэ хав! – в сердцах воскликнул цыган. – Лучше накорми меня с дороги, глупая, нэ! Есть ли мне дело до чужих прелестей, когда я места себе не нахожу? Думаешь, я ради себя заморочился, нэ? Я хочу, чтобы ты и дети были довольны и счастливы, ни в чём не знали нужды, как сыр в масле катались, нэ!

  Обрадованная жена накрыла ему на стол.

  – Ладно-ладно, дорогой, не сердись. Ты пока ужинай, а я разложу карты и посмотрю, что они скажут.

  Села она за гадальный столик на женской половине и разложила карты – раз, и ещё раз, и ещё много-много раз (ведь лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз).

  – Яв кэ мэ! – воскликнула она. – Иди скорей сюда, муженёк! Погляди, карты говорят, что твоё чудовище совсем не злое.

  – Что за бес вселился в тебя и твои карты, нэ! – цыган бросил ложку и с силой оттолкнул от себя тарелку. – Как это чудовище может не быть злым? Оно ж чудовище, нэ!

  – На яв дылыно, на дар, нэ! – рассердилась жена. – Откуда я знаю? Не тупи, муженёк, и не поддавайся страху. Карты никогда не лгут. Раз они говорят, что чудовище не опасно, значит так и есть. Пойди хоть разок на него взгляни – может оно вовсе и не чудовище, может это царевич зачарованный? Или может ему чего-то не хватает, а выразить оно не умеет, вот с горя и бесится. Наберись решимости и попроси, чтобы оно само тебе те сундуки из моря вынесло...

  Схватил кузнец жену, крепко обнял и расцеловал.

  – Ай да жена у меня, умница! Не жена, а загляденье, нэ!

  На следующее утро он снова оседлал коня.

  – Бахт тукэ, нэ, – пожелала ему вслед жена. – Удачи тебе, муженёк.

  В этот раз цыган не поехал в город, а сразу свернул к морю. На берегу его взору открылись целые залежи всякого хлама – полуразрушенные остатки рыбацких хижин, обломки кораблей, скелеты выбросившихся из воды китов, обрывки сетей, потемневшие куски плавника, дырявые корзины, дохлые чайки, зловонные пучки гниющих водорослей, яичная скорлупа... Как и говорил чародей, с появлением в прибрежных водах свирепого монстра вся рыболовная отрасль как таковая перестала существовать. Кто-то из рыбаков погиб, остальные разбрелись по стране в поисках альтернативного заработка.

  Долго бродил цыган по берегу в надежде найти хоть одну уцелевшую лодку, чтобы на ней выйти в море. На море весьма удачно царил штиль. Водная гладь была ровной и спокойной, точно гигантское зеркало, блестевшее и переливавшееся в лучах солнца.

  Наконец заметил цыган двоих – старика и старуху, сидевших на потрескавшейся ветхой лавочке рядом с полуобвалившейся землянкой. Обоим было столько лет, что они походили уже не на людей, а на ссохшиеся мумии. Потемневшую от солнца, морской соли и времени кожу стариков избороздили глубокие морщины. Одеты они были в грязное рваньё; оба покуривали трубочки, вперив неподвижный взгляд в морскую даль.

  Подошёл к ним цыган, снял шляпу и вежливо поздоровался.

  – Ты чего, цЫган, забыл в этом гиблом месте? – полюбопытствовал старик.

  – Да ты никак совсем ослеп, старый! – повернулась к нему бабка. – Нешто не видно – лодку он себе ищет. Не махоркой же он тебя угостить пришёл, хочет в пучине буйну голову сложить, как и все, кто тут до него был...

  Враз навострил цыган уши.

  – А что, бабонька, много до меня людей приходило, нэ?

  Бабка затянулась и выпустила клуб вонючего махорочного дыма.

  – Да как не много, милок, прилично. Распустил вишь кто-то слух, что на морском дне ценные сокровища лежат, с тех пор отчаянные люди так и прутся сюда, так и прутся. И почему-то всё сплошь мастеровые люди, по кузнечному делу. А вот чтобы ткача, или сапожника, или горшечника, мы тут не видали.

  Понял всё цыган и досадно ему стало, что попался он на чародееву удочку, как самый последний лох. Но вместе с тем в нём окрепло и стало ещё сильней желание завладеть секретом булата и стать единственным его знатоком и владельцем в царстве-государстве.

  – Выйти-то все в море выходили, – покряхтел дед, – а назад никто не вернулся. Тварюга проклятая в море-то пускает, да обратно не выпускает. У нас тоже смельчаков поначалу полно было – рыбный промысел продолжать. Так все без вести и сгинули...

  – С ними и сыночек наш единственный, кровиночка, ушёл, – всхлипнула старуха. – Уж как мы его молили, как упрашивали остаться. А он молодой, горячий, не послушал нас. С тех пор мы целыми днями сидим, ждём, на море смотрим. Сердце подсказывает, что погубил его распроклятый зверь, а всё ж надеемся, вдруг воротится наш кормилец...

  – Аи чачо, – не стал спорить цыган, – ваша правда, я ищу лодку, нэ. Соболезную всем вашим утратам, но мне непременно нужно с чудовищем поговорить. Я ведь знаю, что где-то у вас есть лодка. Если одолжите, дам вам золотой и впредь до самой смерти буду вас содержать вместо вашего кормильца.

  – Да о чём же с окаянным говорить? – подивился дед. – Нешто звери говорят? Вижу я, ты удумал прежде срока счёты с жизнью свести. Грех это, цЫган. Всё равно, что руки на себя наложить. Такое бог не простит.

  – Грех в орех, а зёрнышко в рот, – ответил кузнец поговоркой. – Жена заглянула в карты и те ей сказали, что с вашим чудовищем не всё так просто, а карты никогда не врут, это я вам как цыган говорю, нэ.

  Переглянулись дед с бабкой и пожали плечами. Дед проковылял к вороху грязных дерюг, прижатых камнями, чтобы не унесло порывом ветра, и принялся откидывать их в сторону. Как и следовало ожидать, под дерюгами была спрятана лодка. В это же время бабка из-под другого вороха дерюг извлекла вёсла.

  – Пожалуй-ка, милок, мы тебе компанию составим, – сказал старик, вдвоём с цыганом подтаскивая лодку к воде. – Раз ты на тот свет рвёшься, то и мы с тобой. Чем сиднем-то сидеть, пора нам к сыночку покойному отправляться. Зажились мы на белом свете.

  И прежде, чем цыган нашёл, что возразить, оба старика спустили лодку на воду, ловко в неё забрались и уселись за вёсла. Пришлось плыть втроём. Отплыли они от берега недалече и вдруг забурлила ещё мгновение назад прозрачная вода, сквозь которую было видно дно, мелькнула под лодкой тень и всплыло на поверхность настолько кошмарное создание, что от одного его вида могла хватить кондрашка.

  – Эй, кон ту, нэ, сыр тут харэна? – напустился на него цыган, стараясь не показать охватившего его страха. – Ты кто такое и как тебя звать, нэ?

  – Ого! – удивлённо воскликнуло чудовище. – Наконец кто-то снизошёл до общения со мной, а то как ни всплывёшь, сразу норовят то в сети запутать, то чем-нибудь острым пырнуть. Прям не люди, а звери какие-то!

  – А тебе тут чего понадобилось? – сердито вскочил старик, забыв свои же слова о том, что чудовище говорить не умеет. – Чего ты в наши воды припёрлось? Без тебя как хорошо было, рыбачили, моря бороздили, торговали. А ты явилось и всё испортило, да ещё людёв сколько потопило, всю страну в убытки ввело!

  – Мне от вас вообще ничего не нужно и глаза б мои вас не видали, – возразило чудовище. – Вот мне делать больше нечего, как только кому-то жизнь портить. Я себе плавало и никогошеньки не трогало, это вы все почему-то сговорились против меня, начали нападать и по-всячески меня изводить.

  – А рыбу всю кто распугал? – взвизгнула от негодования старуха. – Где нам прикажешь рыбачить, если из-за тебя в прибрежных водах рыбы совсем не осталось?

  Многолапое, многощупальцевое чудовище пожало всеми своими шипастыми и бородавчатыми плечами.

  – Да где хотите, мне-то что? Морей на свете навалом. К вашему сведению, ими покрыто две трети поверхности Земли. При таком раскладе только ленивый себе места для рыбалки не найдёт.

  Старуха погрозило чудовищу сухоньким кулачишком.

  – Ты тут давай не прикидывайся! Сыночка нашего почто сгубило, окаянное? Единственного кормильца у нас отняло! Спасибо тебе за это, встретили, называется, старость! Была б я молодой, так бы и врезала тебе промеж глаз твоих наглых!

  – Агась, – поддержал бабку старик. – Само первым на людёв начало кидаться, а мы виноваты. Нам теперь уже и защищаться нельзя? Вот погоди, снарядит государь ещё один флот, хлеще первого, с бонбами, уж он тебе тогда задаст! За всё тогда ответишь!

  Чудовище всплеснуло всеми своими плавниками, щупальцами и лапами.

  – Хотите сказать, мне теперь от вас ни минуты покоя не будет? Ну дожили! И что же это за невезуха такая? Бесчисленные эоны блуждало я в запредельных сферах бытия, будучи бесплотной формой жизни, наподобие духа, и вот однажды мне это наскучило и я решило сменить образ жизни и среду обитания. Поглядело я туда, поглядело сюда, прикинуло разные варианты и захотелось мне пожить в синем море, в материальном теле водоплавающего существа. Плавать в жидкой среде – почти то же самое, что в пустоте, в облике бесплотного духа. Кинематика похожая – так мне тогда казалось. Но когда я переселилось в ваш мир и посредством магии осуществило телесное преобразование, оказалось, что освоиться на новом месте – задача не из лёгких. Да, я согласно, у меня ещё не всё пока хорошо получается, я довольно неуклюже и частенько натыкаюсь то на подводные рифы, то на плавучие деревянные корыта, то на гранитные набережные, но ведь это же не повод сразу меня убивать! Я из-за этого нервничаю, начинаю психовать и творю ещё больше глупостей.

  – Видите, уважаемые, – обратился цыган к старикам, – карты никогда не врут, нэ. Чудовище само по себе не плохое, просто оно окунулось, в буквальном смысле, в новую жизнь и в новую форму, ничего ни об этой жизни, ни об этой форме не зная.

  Хоть и доверял кузнец жене, картам и своей цыганской удаче, как никому другому, а всё же он был рад, что чудовище не рассвирепело и не сожрало их.

  – Вашего сынульку я помню, – внезапно заявило старикам чудовище. – Задорный такой был парнишка, кучерявенький... Зачем-то начал в меня острогой тыкать. Я хвостиком-то отмахнулось, острога у него в руках перевернулась, он сам на неё и напоролся. А что до остальных людей, то разве я виновато, что вы без своих деревянных корыт плавать не умеете? Чуть что, сразу тонете. Я так считаю: поселились у моря, извольте уметь плавать.

  – Ну, знаешь, ты тоже хорошо, нэ! – не утерпел и осадил его кузнец. – Мало ли кто там утонул, есть-то людей зачем?

  – Что? Есть? Ф-фу-у! Буэ-э-э!!! – Чудовище содрогнулось от рвотного спазма. – Да меня от одного только вида вашей белёсой разбухшей плоти тошнит. Никого я не ело, кто потонул, тот так на дне и лежит. А уж если рыбы или омары с крабами кого оприходовали, я за то не в ответе. Если хотите, могу вам завтра с помощью магии всех утопленников со дна поднять, чтобы вы их похоронили по своему обычаю.

  Цыган опять навострил уши и только собрался сказать, что вместе с утопленниками неплохо было б и разные вещи тоже поднять, например сундуки, но старики не дали ему и слова вставить. Подобно всем простым людям, они легко и быстро могли менять настроение на противоположное.

  – Да уж ты, милок, подсоби, подыми людёв-то, – плаксиво запричитала старуха. – А то столько народу сгинуло и некуда даже на могилку сходить, поплакать. Близким-то каково?

  – Погодь ты, бестолковая баба! – осадил старуху дед. – Прежде всего этому недотёпе надо у себя марафет навести. Ты на него глянь – куда такому страхолюдине в море плавать? Вон он сколько себе всего накрутил – и зубьев, и шипов, и бородавок, и клешней, и лап, и щупальцев... Ни зверь, ни рыба, ни гад морской, ни кыркадила, а непойми кто. Ему наперво надо себе такой вид состряпать, чтоб плавать было удобней и жить в воде, не тужить.

  – И то верно, старый, – согласилась бабка. – Ну ты ему и подскажи.

  – Тебя кто, дурья башка, надоумил всю эту чепухенцию себе отрастить? – спросил дед у чудовища. – Оно тебе это вот зачем?

  – Просто так, на всякий случай, – отвечало чудовище, недоумённо оглядывая и ощупывая себя. – Вдруг пригодится, выручит в трудную минуту.

  Дед с бабкой залились визгливым старческим смехом.

  – Ох, милок, милок, на все случаи жизни всё равно не напасёшься, – глубокомысленно изрекла старуха.

  – В море, – назидательно добавил старик, – надобно иметь не то, что будет тебе помогать, а то, что НЕ БУДЕТ ТЕБЕ МЕШАТЬ!

  Цыган прищёлкнул языком.

  – Что вы, уважаемые, с ним как с жучкой или как с бурёнкой разговариваете? Хоть бы имя у него сперва узнали, нэ. Есть у тебя имя, чудо-юдо ты морское?

  – Нету, – призналось чудовище. – В запредельных сферах имена никому не нужны, мы там и так друг друга насквозь видим.

  – А вот у нас без имени никак, – сказал цыган. – Надо тебе придумать что-нибудь несложное, чтобы ты не запуталось в слогах и фонемах, как в лапах и щупальцах, нэ. Вот например Миша, или Гриша...

  – Миша-Гриша сгодится, – согласилось чудовище.

  – Балда ты, Миша-Гриша, – тут же заявил дед, раскуривая свою трубочку. – Ты себя со стороны-то видал? Ты как ёжик, только заместо иголок во все стороны зубья торчат, шипы, когти, лапы, щупальцы... Разве кто так делает? Хоть разок бы к рыбам присмотрелся – у них же кроме плавников, считай, и нет ничего, зато как резво плавают! Причём плавают, как я слыхал, уже 450 мильёнов лет, со времён девонского периода.

  – До такой простоты я не додумался, – грустно констатировал Миша-Гриша.

  – Это ничего, милок, – обнадёжил его старик. – Мы сейчас тебя образумим, а уж ты дальше сам науку в жизнь внедряй, как пожелаешь.

  – Да-да, научите, пожалуйста, научите! – взмолился Миша-Гриша. – Я вам за это с морского дна что хотите достану.

  Кузнец, порывавшийся заткнуть говорливых стариков и самому продолжить диалог с чудовищем, решил после этих слов повременить.

  – Так вот, Миша-Гриша, слушай, – начал старик. – У водяных существ форма тела завсегда зависит от того, как они живут. Ты сам-то как хочешь, по дну ползать или всё ж таки в воде плавать?

  – Не, по дну ползать не хочу, – подумав, признался Миша-Гриша.

  – Во-от, значит у тебя вся жизнь будет сплошным движением в водной толще.

  – Дед, дед, – пихнула старика бабка, – ты ему про типы плавания расскажи.

  – Знаю, старая, не встревай! – отмахнулся старик и снова обратился к Мише-Грише. – Стало быть типов плавания различают всего три: крейсерский, бросковый и манёвренный. Одни рыбы к одному приноровились, другие к другому, третьи к третьему...