Текст книги "Тайна (СИ)"

Автор книги: Эдуард Дроссель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  Эта завидная толстокожесть Алика тоже выводила из себя Женьку. Не достучавшись до главного виновника, он переключался на меня.

  – Чего ты молчишь? Это ты его избаловал, слушаешь его вечно, развесив уши! Был бы потвёрже, он бы тут ничего не сочинял, а так он ради тебя и старается – нашёл благодарного слушателя...

  Но я не хотел быть твёрже и занимать чью-то сторону тоже не хотел. Женька был моим другом, да только и фантазии Алика меня не напрягали, мне его болтовня даже нравилась. Было в безумных гипотезах Алика что-то притягательное... На самом деле они всегда заставляли задуматься, всегда давали пищу для ума. Позже, вернувшись с работы домой, я нередко пускался в размышления: а что, если бы действительно было так?

  Впоследствии эта привычка упражнять интеллект здорово мне помогла – как, впрочем, и Женьке, хотя он ни за что бы в этом не признался.

  Если бы я старался поскорее забыть теории Алика, выкинуть их из головы, то, возможно, ничего бы и не произошло. Но забыть их я не мог и Женька, подозреваю, тоже – даже когда Алика с нами уже не было. Лишь благодаря этому я внезапно заметил, что одна из историй Алика ощутимо выбивалась из общего ряда. Сразу-то я не придал этому значения и только спустя несколько месяцев меня осенило.

  На следующий день, в раздевалке, я указал Женьке на вентиляционную решётку над дверью:

  – Помнишь, Алик рассказывал нам, как лазил по вентиляционным воздуховодам? Это было ещё до нас, когда он сам только-только сюда устроился...

  Женька, как и ожидалось, равнодушно пожал плечами.

  – Он много чего болтал. Совсем разучился за языком следить, вот и вылетел с треском. Трепло он, балабол.

  Я не сдавался.

  – Но согласись, та история резко отличалась от его обычного трёпа. Обычно он излагал отвлечённые теории, которые никоим образом не касались его лично, а здесь он первый и единственный раз рассказал про себя.

  – И что? – недоверчиво спросил Женька.

  – Я полагаю, что в тот раз Алик говорил правду, он действительно лазил в вентиляционный воздуховод, – сказал я.

  Женька не поверил.

  – Я и ему не единожды говорил, и тебе скажу: с такой безудержной фантазией Алику стоило бы книжки писать, ненаучную фантастику...

  Сам не знаю, что на меня тогда нашло. Если вкратце, Алику однажды взбрендило в голову забраться в вентиляцию. Ползая по воздуховодам, он, по его словам, забрался куда-то, где увидел нечто «охренительное». Разветвлённая сеть воздуховодов опутывала и пронизывала всю шарашку настоящим лабиринтом, запутанным и извилистым, не хуже, чем в фильме «Чужой». Алик считал, что по этому лабиринту можно попасть откуда и куда угодно.

  Конкретно ту часть лабиринта, где он успел побывать, Алик нарисовал на бумажке. Потом его вышибли, а бумажка с «картой» так и валялась в моём шкафчике.

  Именно тогда у меня в голове родился дерзкий и безумный план. В последующие дни я продумал его до мелочей и приступил к подготовке. Принёс на работу мощный фонарик с новыми батарейками, толстый маркер и кое-что из одежды, которую не жалко было испачкать в грязных и пыльных воздуховодах.

  Меня подстёгивал не только острый приступ вспыхнувшего любопытства, но и неотвязное желание лично убедиться в том, что Алик, насочинявший кучу всякой чуши, по крайней мере один раз оказался прав и сумел отчасти прикоснуться к НАСТОЯЩЕЙ тайне. Не знаю, зачем мне это понадобилось. Просто вдруг возникла такая потребность. Мне даже было в общем-то всё равно, чем именно окажется эта тайна. Просто хотелось, чтобы она была.

  Женьку я ни в чём не убедил.

  – Не полезу, хоть ты меня озолоти, – категорически заявил он. – И тебе не советую. Что это ещё за дурость такая – в вентиляцию лезть? Вывозишься в грязи, а ещё, не дай бог, наткнёшься в тесном воздуховоде на крысу и она тебя всего искусает. Придётся потом лечиться от столбняка и бешенства.

  – Ну ты тоже сказанул! – посмотрел я на него с упрёком. – Максимум, что случится – на работу вовремя не вернусь.

  – Вот-вот, получишь втык. Это в лучшем случае. А в худшем – заблудишься или застрянешь в лабиринте и придётся тебя всей шарашкой искать и вытаскивать. Представь, что с тобой тогда сделают. Кончишь как Алик. Брось, забудь обо всём. Нет и не было никакой тайны. На чьи слова ты ориентируешься, этого беспардонного балабола? Ему верить – совсем надо с головой не дружить. Я, между прочим, был о тебе лучшего мнения...

  Нехотя, после долгих уговоров, Женька согласился, ради старой дружбы, мне помочь. Мы выбрали время, когда начальник уйдёт в очередной отпуск и некому будет следить за дисциплиной. Алик уверял, что за обеденный перерыв вполне можно уложиться, но кто его знает.

  Торопливо умяв обед, мы с Женькой незаметно для остальных коллег прошмыгнули в раздевалку. Там я в темпе переоделся, а Женька в это время открутил отвёрткой стальную вентиляционную решётку, закрывавшую воздуховод. Я встал на лавку, Женька меня подсадил и я через минуту очутился в воздуховоде. Как и предупреждал Алик, здесь было грязно, пыльно и темно.

  Мне на память снова пришла игра Half-Life. Вооружившись фонариком и картой, я пополз, тщательно помечая пройденный путь маркером, чтобы и впрямь не заблудиться на обратном пути. В сечении воздуховод был тесен – меньше метра. Только-только протиснуться взрослому мужчине.

  Кое-как, в уме, я постарался представить, куда же ползу. Выходило, что карта Алика уводит меня всё время куда-то вниз и в сторону внешней границы шарашки. Мне страшно было подумать, как этот путь отыскал Алик и сколько ему для этого пришлось ползать в тёмном лабиринте воздуховодов. Чтобы на такое решиться, нужно наверно быть таким вот странноватым парнем, как Алик.

  Никаких датчиков движения и прочих современных штучек в этих ветхих советских воздуховодах не имелось. В этом смысле по ним действительно можно было ползти куда угодно и никто бы тебя не засёк. Поэтому я без всякой опаски следовал вперёд, не забывая работать маркером. Насколько это было возможно, я старался торопился, чтобы успеть вернуться до конца обеденного перерыва.

  Если предположить, что Алик врал, то делал он это весьма искусно, потому что все изгибы, повороты и ответвления воздуховодов в точности совпадали с нарисованной им схемой. То есть он как минимум здесь был. Вряд ли кто-то ни с того, ни с сего дал ему допуск к секретным чертежам вентиляции, хранящимся в святая святых шарашки, и позволил срисовать оттуда фрагмент, примыкавший к нашей раздевалке.

  Схема Алика в конце концов заканчивалась ещё одной стальной решёткой, за которой находилось некое помещение, помеченное на рисунке тремя жирными восклицательными знаками. Так Алик обозначил нечно «охренительное». При ближайшем рассмотрении я убедился, что решётка висит набекрень, на одном винте, так что проникнуть в таинственное помещение оказалось несложно.

  Я наполовину высунулся из отверстия воздуховода и посветил фонариком по сторонам. Куда именно я попал, было не совсем понятно. Открытое пространство передо мной было настолько большим, что луч фонарика в нём терялся, не достигал противоположного края. В этом помещении было темным-темно, хоть глаз выколи – на первый взгляд. Но постепенно я начал различать слабое свечение, исходящее откуда-то снизу.

  Прямо от вентиляционного отверстия бетонная поверхность уходила вниз довольно полого, с некоторым наклоном и изгибом. Через равные промежутки её вертикально и горизонтально пересекали толстые стальные полосы, образуя нечто, вроде решётки. Я вылез из вентиляции и по этим полосам, как по лестнице, начал спускаться вниз, не забывая и тут делать пометки маркером на стали и бетоне.

  Чем ниже я спускался, тем лучше уяснял себе, где нахожусь, и когда я уяснил это себе до конца, то слегка оторопел. Меня даже бросило в дрожь. Я находился внутри колоссальной бетонной чаши, имевшей форму параболической тарелки. Решётка из стальных полос выстилала эту чашу словно вложенное в неё гигантское сито. Когда я спустился на дно чаши, то увидел прямоугольные отверстия в бетоне, откуда и исходило свечение.

  С некоторым трепетом я выключил фонарик, наклонился и заглянул в одно из отверстий. Оттуда ощутимо веяло холодом, видно там имелось неплохое кондиционирование. Моему взору предстало переплетение толстых кабельных жил, какие-то электронные схемы, разноцветные индикаторные панели... Нехилая такая начинка, учитывая размеры тарелки.

  Среди этого нагромождения электроники и переплетения кабелей имелись узкие проходы, наверняка для обслуживающего персонала. Как оказалось – не только. Прямо подо мной неожиданно возник человек в армейском камуфляже, с небрежно висящим на плече АКС-74У. Прежде я и понятия не имел, что на территории нашей шарашки находятся военные.

  Будь мы с ним персонажами остросюжетного триллера, с моего лба сорвалось бы несколько капель пота, солдат бы озадаченно взглянул вверх, заметил бы меня и тут бы началась погоня со стрельбой... Но мы были не в кино, а в суровой реальности. Если я и вспотел, ползая по воздуховодам, то прохладное дуновение снизу быстро остудило весь мой пот.

  Я всё равно замер на месте, стараясь не дышать. Солдат подо мной остановился, неспеша достал сигареты, закурил, постоял немного и неторопливой, расслабленной походкой направился дальше.

  Честно скажу, я терпеть не могу табачный дым. Меня от него тянет чихать. Ещё в детстве я научился одному приёму, благодаря которому можно справиться с желанием громко чихнуть: нужно кончик языка изогнуть кверху и чесать им нёбо. Замерев над солдатом, я чесал нёбо изо всех сил. По характеру я не паникёр, однако очевидно же, что если рядом несёт караульную службу военнослужащий с оружием, то любое резкое действие, например громкий чих, могут спровоцировать его на стрельбу. Не хватало ещё во цвете лет словить пулю. Для того ли наше поколение пережило «лихие девяностые»?..

  Если сперва у меня было намерение спуститься в одно из отверстий и рассмотреть электронику поближе, чтобы понять, с чем я имею дело, то теперь я отказался от этой затеи. От парней с автоматами лучше держаться подальше. Поэтому я полез по стальным полосам обратно, светя фонариком по сторонам – просто так, на всякий случай.

  Вот тогда-то я и увидел её – торчавшую посреди чаши толстенную колонну, опутанную кабелями. Она вздымалась вертикально вверх, очевидно до самого потолка, разглядеть который я со дна чаши, увы, не мог. Я ещё раз прикинул в уме своё местоположение и вдруг сообразил, что нахожусь точно под географическим центром шарашки. Прямо надо мной должен быть центральный сквер, а значит шпиль памятного обелиска является продолжением колонны на поверхности земли!

  Что это могло значить? Я имею дело с какой-то антенной? Тогда с какой – ПРИНИМАЮЩЕЙ или же ИЗЛУЧАЮЩЕЙ?

  Память весьма некстати подкинула ту сцену из «Звёздных войн», где Звезда Смерти взрывает планету... Я торопливо поднялся к вентиляционному отверстию и через несколько минут был уже в раздевалке – грязный, как чёрт. Женька набросился на меня с ругательствами: оказалось, что обед уже закончился, а я и не заметил.

  На то, чтобы привести себя в порядок и переодеться, у меня ушло ещё минут десять. Мы как ни в чём не бывало вернулись на рабочее место, но поскольку начальника не было, никто не обратил на нас внимания.

  До самого конца смены Женька делал мне многозначительные знаки посредством оживлённой лицевой мимики, как бы вопрошая, что же я видел и видел ли что-нибудь. Он сколько угодно мог разыгрывать равнодушие ДО моего похода в вентиляцию, но теперь, ПОСЛЕ него, его распирало от любопытства.

  Я ничего не мог сказать ему там, где у стен появились уши ещё до нашего с ним рождения, и лишь выйдя за проходную, я поведал другу о подземной параболической тарелке, сите и антенне. Само собой, сразу мне Женька не поверил, сперва долго фыркал с выражением глубокого разочарования и обиды.

  – Не смешно. Устаревшая шуточка. Если не хочешь говорить, не надо. Не стоит вместо этого уподобляться болтуну Алику и заниматься дурацким сочинительством.

  Мне стоило немалого труда убедить его в том, что я ничего не выдумываю. Да и то Женька не поверил мне до конца и заявил, что завтра сам слазит и посмотрит.

  И ведь действительно слазил и посмотрел, а когда вернулся, был молчалив, мрачен и задумчив. С этих пор он уже не позволял себе уничижительных или оскорбительных замечаний в адрес Алика...

  Признаться честно, я – существо малоэмоциональное, во мне доминируют не чувства, а холодный и острый как бритва рассудок. Если не ошибаюсь, таких, как я, называют левополушарными людьми. Поэтому я ни на миг не задумался о том, как все эти годы жил Алик, вынужденный носить в себе груз тайного знания и не имевший возможности ни с кем им поделиться, пока в его жизни не появились мы с Женькой – да и то он сперва своими теориями приучил нас к мысли, что является выдумщиком-сочинителем и только после этого поведал свой секрет, небрежно, как нечто малосущественное.

  Я не испытал никакого замешательства, столкнувшись с тем, что не укладывалось ни в какие рамки и ни в какие представления о ветхих советских шарашках. Наружная серость и убожество как бы намекали, что и внутри всё так же застарело, невзрачно и посредственно. И вдруг, вместо ожидаемого, ты видишь нечто грандиозное, способное поразить воображение. Налицо когнитивный диссонанс, разрыв шаблонов. Предполагается, что после такого нужно ходить с очумелым видом, невпопад отвечать собеседникам и вообще демонстрировать рассеянность, то и дело уходить в себя и не реагировать на окружающую действительность – ибо необычное всегда вызывает потрясение.

  Так вот, ничего подобного у меня и в помине не было. Возможно, как сказал бы Женька, я тоже «толстокожий», не знаю... Может поэтому я и к теориям Алика относился терпимо, они не вымораживали меня, как Женьку. А вот Женька был другим. Он жил обоими полушариями, совмещая в себе интеллект и эмоции в равной мере.

  Когда я увидел подземную тарелку, во мне зашевелились не чувства и не эмоции, а извилины. Всё остальное осталось без изменений. Я не потерял аппетита и не стал хуже спать по ночам. Тему тарелки мой рассудок сублимировал в форму интеллектуальной загадки, чисто технической задачи, которую нужно разгадать и решить. Что мы имеем? Мы имеем некое устройство, оно есть, оно существует, я сам его видел. Раз его стерегут военные с оружием, значит это явно не фуфло, призванное пустить пыль в глаза потенциальным шпионам. Устройство явно работает и никто посторонний не должен иметь к нему доступ, чтобы использовать не по назначению. Вопрос: чем это устройство может быть и что оно делает? Какие возможны варианты, не противоречащие известным научным принципам?

  Между тем, дела нашей шарашки шли всё хуже и хуже. Регулярно урезалось финансирование, было всё меньше и меньше работы и, как следствие, падала зарплата. Контракт предусматривал на такой случай какую-то компенсацию, но на деле её не было. Зато появилось дополнительное свободное время, которое мы с Женькой самозабвенно тратили на то, чтобы разгадать секрет подземной тарелки. Увлекающимся натурам плевать на зарплаты и прочие мелочи. Наш интеллект – он как липкий цветок росянки: стоит ему раз вцепиться в муху (в данном случае – в сложноразрешимую загадку) и он её уже не выпустит, пока не переварит.

  Есть один любопытный фантастический рассказ, не помню автора. Учёным показали якобы инопланетный звездолёт и сказали, что раз антигравитация возможна, они любой ценой должны её изобрести. Могу ошибаться, но по-моему, как-то так. В действительности учёных ввели в заблуждение и никакого звездолёта на самом деле не было, но они-то этого не знали. Они настолько поверили в увиденное, что и впрямь изобрели антигравитацию.

  Мы с Женькой очутились во в чём-то схожей ситуации. Мы оба видели подземную тарелку, оставалось изобрести для неё функциональное предназначение.

  После своего визита в воздуховод Женька изо всех сил старался показать, что увиденное не произвело на него особого впечатления. Но я-то видел, что изнутри он весь бурлит и клокочет от разрывающих его на части чувств, которые он изо всех сил удерживает в себе и старается не дать им вырваться наружу. Добром это, разумеется, кончиться не могло. Женька серьёзно заболел, на нервное истощение наложилась простудная вирусная инфекция, у него начались осложнения и он был вынужден вернуться в Москву. Месяца через три начальник как бы невзначай обронил, что Женьку обратно можно не ждать, он, оказывается, уже уволился. Когда успел и почему не сказал мне – непонятно. Вернее, это мне тогда было непонятно.

  После этого я продержался в шарашке, сколько смог. Но когда моя очередная зарплата оказалась равна цене билета из Энска в Москву, я воспринял это как знак. Пора было прощаться с провинциальным посёлком и с шарашкой. Начальник подмахнул моё заявление, не сделав ни единой попытки меня отговорить, словно я был у него самым никчёмным и бесполезным сотрудником. Если честно, это меня слегка задело...

  Нужно ещё сказать несколько слов о Тамарке. Выйдя из-под влияния Алика, она быстро покончила с имиджем провинциальной неформалки и стала опять похожа на настоящую себя. Способ лечить душевную травму, нанесённую ей сбежавшим Аликом, она выбрала довольно своеобразный, но не оригинальный – начала ходить за утешением к нам с Женькой. Да-да, к нам обоим, по очереди. Причём проявляла в этом такую настойчивость, что отказать ей было никак невозможно, хоть это и выглядело со стороны немного некрасиво. Думаю, не нужно объяснять, какого рода «утешение» я имею в виду.

  Женька свалил в Москву так быстро и неожиданно, что они с Тамаркой на прощание не успели даже толком поговорить. В результате у неё остался один я, после чего мы с ней, отбросив всякие условности, стали жить вместе. Эти месяцы я вспоминаю с удовольствием. Тамарка оказалась чудо как хороша. Не знаю, чего Алика переклинило, но он сделал большую глупость, не взяв Тамарку с собой.

  Когда я уезжал в Москву, Тамарка была со мной. Умные люди, как известно, учатся на ЧУЖИХ ошибках. В Москве меня поджидала не совсем приятная новость – Женька, оказывается, свалил в Америку, оставив мне прощальное письмо. В нём он объяснял, что кое-что понял: такие, как мы, нынешней России на самом деле не очень-то и нужны, что весьма наглядно подтверждается судьбой энской шарашки и прочих аналогичных заведений, разбросанных по всей стране. Они все одинаково находятся при смерти, некоторые уже издохли и государству нет до этого никакого дела. Поэтому надо валить туда, где ситуация принципиально иная.

  Женька призывал меня последовать его примеру и тонко намекал, что размышления над загадкой энской тарелки натолкнули его на кое-какие мыслишки, которые он постарается реализовать в Америке. Он упомянул неких заинтересованных инвесторов, которых якобы нашёл для своего проекта. Учитывая, кто мы и где работали, я прекрасно понимал, что это за инвесторы. Женька предлагал мне присоединиться к нему и работать вместе.

  Не знаю, насколько искренним было это предложение. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее сомневаюсь, что Женька делал своё предложение всерьёз. Скорее всего он прекрасно понимал, что никуда я за ним не помчусь. Если б действительно хотел предложить партнёрство, то сделал бы это напрямую, а не сбежал бы второпях, словно боялся, что кто-то его опередит. Кто-то – значит я. Этим же объясняется и торопливость, с какой он сварганил свой спутник. Женька в действительности хотел всё сделать сам, один.

  Вот чем лично мне не нравятся люди с большой долей правополушарного мышления – их иногда переклинивает и тогда эмоции берут верх над разумом. Сначала переклинило Алика, потом Женьку. Мне не понять, как можно ради чего-то пустить псу под хвост всю предыдущую жизнь, вместе с любовью и дружбой нечужих тебе людей...

  Но поначалу я был благодарен Женьке за его благородное предложение, хоть и не собирался никуда лететь сломя голову. Дело в том, что у меня самого имелись «кое-какие мыслишки», для реализации которых Америка представлялась не самым подходящим местом. В Энске мы жили почти что в информационном вакууме и лишь вернувшись в Москву, я получил доступ к всесторонней информации о том, что вообще происходит в мире.

  В одном я был солидарен с Женькой: таким как мы действительно пора было валить. Вот только не в Америку. На мой взгляд, сейчас это совершенно бесперспективно. Как ни крути, а Америка до сих пор остаётся страной, помешанной на роли мирового жандарма. Иное дело Китай – страна, в истории которой начисто отсутствуют какие-либо колониальные захваты и стремление быть всемирным урядником. Там можно было бы поработать с гораздо большей эффективностью и удовольствием. Даже язык учить не обязательно, сейчас в Китае все, кому надо, знают английский и я его тоже знаю. Языковый барьер между технарями давно уже в прошлом...

  Тамарка, к сожалению, моих умонастроений не разделяла. Когда она узнала, куда я намерен валить, её как-будто окатили холодным душем. Китай ей представлялся некоей жопой мира, хуже, чем её родной Энск. Почему она так решила, не знаю. По факту ведь всё, или почти всё, чем мы пользуемся, произведено в Китае. Все тамаркины шмотки были из Китая, её смартфон был из Китая... Однако сама она видеть Китая категорически не желала.

  Наши с ней отношения на этом закончились. Воспользовавшись женькиным приглашением, она махнула к нему в Америку. Там они поженились и настругали аж четверых детей. Вроде бы все счастливы...

  Не знаю, как кто, а я бы не смог работать за границей не по специальности. Ничто другое мне просто не интересно. Значит, как и Женька, я не мог никуда валить с пустыми руками, мне нужно было что-то предложить моей новой родине, чем-то заинтересовать моих потенциальных работодателей. Это справедливо в отношении любой страны. Женька сумел заинтересовать американцев, а я точно так же должен был заинтересовать китайцев. Китайцы намного богаче нынешней Америки, но они же более экономные и бережливые, даже можно сказать жадные, просто так они кому попало деньги не дают.

  Секрета энской тарелки я на тот момент так и не разгадал, зато долгие и упорные теоретические размышления подарили мне, как и Женьке, идею некоего оружия, которое эффективнее всего разместить на низкоорбитальном спутнике... Не буду описывать все перипетии на моём пути в Китай, главное, что я всего сумел добиться. Меня увезли в центральную часть страны, в местный аналог Энска, в котором, разве что, солдат с оружием было больше.

  Именно здесь я теперь работаю и довожу свой проект до ума. Работаю медленно, но скрупулёзно, что иногда бесит моих кураторов из здешнего аналога КГБ. Им бы, разумеется, хотелось побыстрее, чтобы начальство представило их к наградам и повысило в звании, а мне на их печали плевать, мне важнее НАДЁЖНОСТЬ, и происшествие с американским спутником лишний раз убедило меня в собственной правоте.

  О том, что за американским спутником стоит Женька, я догадываюсь в основном по косвенным признакам. Уж больно похожа техническая идея на мою. Ясно же, что в основе того и другого лежат наши с ним попытки разгадать предназначение энской тарелки. Так же ясно, что Женька торопился и кое-чего не учёл, а кое-чем пренебрёг. Зато мне его ошибки на руку, они помогут мне довести моё детище до ума и сделать намного надёжнее. Умный учится на ЧУЖИХ ошибках! Пусть я давно уже вылез за все мыслимые рамки отпущенных мне сроков и смет, результат окупит всё сторицей.

  Спутники бывают разные. Одни следят за метеорологическими процессами, другие обеспечивают информационные коммуникации, третьи зорко всматриваются в глубины вселенной... Когда-то американская программа СОИ планировала вывести на орбиту спутники с боевыми лазерами – смехотворная идея, если учесть, что предложенные частоты лазерных лучей полностью поглощаются и рассеиваются земной атмосферой.

  Я взглянул на проблему несколько под другим углом и предложил кадинально иную идею, которая, если выгорит, сделает ЛЮБЫЕ баллистические и крылатые ракеты бесполезным хламом, годным лишь на металлолом.

  Американцы как всегда всех опередили, да что толку? По геополитическим причинам (или по женькиной прихоти?) они разместили свой спутник на такой орбите, которая пролегала над Россией, причём не просто ГДЕ-ТО над Россией, а в точности над Энском. В результате первый же виток стал для спутника последним.

  Честно, я теперь даже не знаю, что и думать. Может «кто надо» специально заслал Женьку в Америку? Конкретных и однозначных доказательств у меня нет, однако попробуем сложить два плюс два. Спутники ведь сами не падают? Параболическая чаша, нацеленная в небо и определённо точно не имеющая никакого отношения к прикладной радиоастрономии, буквально напрашивается на роль кандидата жахнуть мощным импульсом по чему-то на орбите. Например, по спутнику твоего геополитического противника. По спутнику, способному превратить все твои ракеты, которыми ты так гордо бряцаешь, в металлолом.

  То, что шарашка издохла, ничего не значит. Много ли нужно персонала, чтобы поддерживать в работоспособном состоянии одно-единственное устройство? Достаточно всего троих: солдата Вани, техника Васи и сторожа Феди. Я, конечно, утрирую, но суть примерно такова.

  После инцидента у меня не осталось выбора, мне пришлось рассказать кураторам об энской шарашке и о подземной тарелке. Бюрократический муравейник зашевелился и после того, как я заверил, что спутник можно обезопасить от любого противоспутникового оружия, большие шишки предоставили мне полную свободу действий, избавили от временных рамок, увеличили бюджет и дали в помощь дополнительный персонал.

  Подобная работа – это всегда интеллектуальный штурм непокорённых прежде вершин. Аналогия с альпинизмом неслучайна. Например, нам потребовались несуществующие материалы, которые сперва нужно было создать. Непричастный к науке обыватель не знает, но вообще-то любые свойства любых сплавов, полимеров или композитов зависят от вполне конкретных характеристик входящих в них химических элементов – типов электронных орбит, валентности, энергетических свойств атома и много другого. Всё это легко поддаётся математическому расчёту, особенно на современных мощных компьютерах. Мы с коллегами рассчитываем необходимые нам параметры и свойства, а затем химики по нашим расчётам пытаются сварганить в своих лабораториях новое вещество. Этот процесс занимает некоторое время, однако в нём нет ничего принципиально неосуществимого.

  Я верю... нет, я убеждён в том, что у нас всё получится, поэтому хочу всё сделать в наилучшем виде. Когда целая россыпь наших спутников равномерно окружит Землю со всех сторон, мир изменится, он больше не будет прежним. Все ракетные арсеналы вместе взятые окажутся неэффективными. Место ракетному оружию будет на свалке истории, радом с древними баллистами, метавшими каменные ядра, или с бронзовыми секирами минойцев. Весь мир откатится назад, к первой половине двадцатого века, к до-ракетной эпохе, когда значение на поле боя имела лишь живая сила и не-ядерные вооружения.

  Понятно же, что в этих новых условиях Китай с его почти двумя миллиардами населения, станет вне конкуренции. Чуть-чуть позади него будет плестись полуторамиллиардная Индия, а дальше, с огромным отрывом, все остальные армии мира, включая и американскую.

  Я уверен, что Политбюро КПК прекрасно отдаёт себе в этом отчёт. Кому бы не хотелось, чтобы его страна стала абсолютным мировым гегемоном? Политбюро очень этого хочет и одновременно испытывает некоторую робость. Не то, чтобы там никто не ставил себе цели сделать Китай всемирным лидером, просто очень уж быстро эта цель реализуется, быстрее, чем Политбюро предполагало. В размеренном и спокойно-сонном Китае, где веками может ничего не меняться, подобные быстротечные перемены всегда вызывают замешательство. «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!» – говорят там тому, кому желают неприятностей. Здешним большим шишкам нужно экзистенциально свыкнуться с новой реальностью. А пока они этим заняты, они не лезут ко мне с проверками и не требуют тратить время на дурацкие отчёты.

  Иногда я ловлю себя на мысли, что мне сейчас не хватает Женьки и Алика. Время, проведённое нами вместе, определённо было лучшим в моей жизни. Всё-таки это были друзья. Здесь у меня нет друзей, есть начальники, коллеги и подчинённые. Было бы совсем тоскливо, если бы я не познакомился тут с одной миловидной китаяночкой. Она офицер, приписанный к здешней шарашке. Полагаю, что чисто по-женски она заинтересована в наших отношениях где-то наполовину. Другая же половина – это чисто служебный долг. Нельзя исключать того, что начальство дало ей наказ вступить со мной в романтические отношения, чтобы впредь всегда держать меня в узде, контролировать и использовать. Пусть так, плевать. Главное, что мне она нравится. Любимая работа и любимая женщина – это всё, что мне сейчас надо.

  Под нажимом моей подруги я начал с грехом пополам учить китайский язык. Здесь у нас бытует мнение, что в обозримом будущем китайский язык придётся учить всему миру.

  Когда-то известные учёные – Эйнштейн, Оппенгеймер и другие – были сильно огорчены тем, что открытия в ядерной энергетике стали в первую очередь достоянием военных и послужили основой для создания самого смертоносного оружия на планете. С тех пор прошло несколько поколений и теперь у нас, современных учёных, появился шанс вернуть всё обратно и навсегда решить проблему военного применения атома. Раз атомные заряды переносятся к месту взрыва в основном ракетами, а ракеты становятся бесполезными, значит вместе с ними бесполезными становятся и атомные заряды.

  Не знаю, как кто, а лично я не против воспользоваться случаем и помочь миру стать безъядерным миром. Что плохого в том, если над головами моих детей перестанет висеть дамоклов меч атомного армагеддона? Со своей стороны я намерен приложить все силы, чтобы этот новый и лучший мир наступил как можно скорее...

  Январь 2020 г.