Текст книги "Нетипичные страницы Троянского эпоса (СИ)"

Автор книги: Эдуард Дроссель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  Бог-кузнец с силой вдарил молотом по наковальне. Гора в ответ мелко-мелко задрожала.

  – Ты мои принципы не трожь, – тихо проговорил он. – Они были, есть и будут, и они нерушимы. Ты лучше на себя посмотри, да посмотри внимательно. Почему ты так нетерпима к семье, Афродита? Мы же все одна большая семья! А ты всегда говоришь и делаешь только наперекор, тебе лишь бы поперёк, лишь бы не так! Этим-то ты и гневишь наших царя и царицу, неужели тебе не ясно? И вот опять: началась война и ты сразу же встала на сторону троянцев. Зачем? Я ещё могу понять Посейдона с Аполлоном, у них-то с дарданцами давний уговор, но ты-то каким боком в их компанию затесалась? В чём твоя-то корысть? Неужто из-за того, что Парис потешил твоё самолюбие и вручил яблоко «Прекраснейшей!» тебе?

  – Парис был честен, только и всего, – пожала плечами Афродита. – Кому же ещё он мог вручить яблоко? Перезрелой Гере или солдафонке Афине? Не смеши! И дураку ясно, что прекраснейшая – это я. Я и отблагодарила Париса соответственно, сообразно его темпераменту и предпочтениям. Думаешь, ему бы пригодились дары Геры и Афины? По-твоему, такого человека, как Парис, интересуют власть и военные победы? Вспомни, какую жизнь он вёл до знакомства с Еленой, этот бабник и завсегдатай всех вечеринок. Какая, в Тартар, власть, какие военные победы? Настоящей наградой такому человеку могла быть лишь смазливая, сочная и фигуристая бабёнка, по которой сохнут все мужики Ойкумены. Я и дала ему такую бабу. И, кстати, Парис меня приятно удивил, когда не стал воротить нос от той, кто уже нагуляла ребёночка от Тесея...

  – Вот только она бросила этого ребёночка в Спарте, – не преминул напомнить Гефест.

  – Не бросила, а оставила в тихом и спокойном месте, – поправила его Афродита, – где, если ты не заметил, в данный момент нет войны. Оставила под присмотром заботливых родных и близких. Как мать, Елена намного лучше той, кого ты знаешь.

  Гефест сообразил, что Афродита намекает на его мать, Геру, покалечившую собственного младенца лишь за то, что он ей не понравился – не родился красавчиком, как Аполлон или Ганимед.

  Привыкший работать руками, Гефест не умел красиво говорить и складно выражать свои мысли. Состязаться в споре с Афродитой ему было физически тяжело, потому-то её редкие визиты и были ему в тягость.

  – Не в Олимпийцах вовсе дело, – сказал он, наконец сформулировав ответ на упрёки жены. – Просто я не иду против устоявшегося миропорядка...

  Афродита моментально ухватилась за эти слова:

  – МироПОРЯДОК уже по определению подразумевает порядок, тогда как ложь не имеет с порядком ничего общего, ибо умножает и усиливает хаотизацию. Олимпийцы же постоянно врут, они совсем изоврались, Гефест. Даже твоя ненаглядная Афина, не говоря уже про морскую жабу Фетиду.

  – Ну вот опять, – вздохнул Гефест. – Зачем ты снова на всех наговариваешь?

  – Наговариваю? Отнюдь. Фетида сказала тебе, зачем её любимому сынульке новые доспехи?

  С тоской посмотрев на работу, к которой ему, судя по всему, ещё не скоро позволят вернуться, Гефест снова вздохнул.

  – Патрокл взял старые доспехи Ахилла, чтобы мирмидонцы...

  – Нет-нет-нет! – замахала на него руками Афродита. – Зачем Ахиллу вообще доспехи, ведь он же неуязвим? Фетида всем нам уши прожужжала своими россказнями про то, как закаляла сынульку в огне, натирала амброзией, купала в водах Стикса... Она хвалилась этим всем и каждому, чуть плешь нам своими баснями не проела. Уязвима у Ахилла лишь одна пятка, куда Аполлон давно мечтает влепить стрелу. Ну так и сделай ему броню для одной пятки, целый-то доспех ему зачем?

  Гефест печально покачал головой:

  – Ты вся прямо сочишься желчью, Афродита. В твоих словах сплошные яд и сарказм. Сама-то ты зачем уговорила Ареса сражаться за троянцев, наперекор Зевсу? Наплодили с ним детей, ну так и нянчились бы с ними. Чего вас обоих потянуло на войну, да ещё не на той стороне?

  – Наши дети вполне взрослые, с ними не нужно нянчиться, – огрызнулась Афродита. – Ты бы это знал, если б чаще бывал в чертогах. Ах да, тебя же туда не приглашают! Сам-то с Эрихтонием много нянчился, праведник ты наш? Что до Ареса, не буду скрывать, он любит битвы и пошёл бы воевать с кем угодно, но он выбрал сторону троянцев, потому что любит меня, по-настоящему любит. Как тебя все считают уродом и посмешищем, так и его все почему-то считают тупым куском мяса, горой мускулов с одной извилиной. Почему-то никто не верит, что Арес способен на крепкую и искреннюю любовь, а он способен, да ещё как! Да, я нарожала ему детей – и что? Я их много кому рожала. Дети – это счастье, дети – это будущее, дети – это радость материнства. Я и дальше с удовольствием буду рожать. Арес не только силён, но и красив – как и все мужчины, с которыми я делила ложе. Что плохого в том, чтобы хотеть детей от красивого мужчины, раз я сама красива? Ведь тогда и дети родятся красивыми, а я хочу, чтобы мои детки были красивыми. Разве не великолепна моя Гармония? Или Эрот? Даже Фобос с Деймосом красивы – особенной, зловещей красотой. Мои хариты красивы. Гермафродит хоть и странен, но тем не менее тоже красив. А что насчёт твоих детей, Гефест? Хоть одного из них можно назвать красивым? Кого? Огнедышащего людоеда Какия? Тошнотворного вонючку Ардала? Змеехвостого Эрихтония? Это что вообще за существа такие, м-м? Может поэтому Афина тебя к себе не подпускает? Хотя навряд ли, скорее всего у неё ещё один бронзовый шлем вместо матки...

  – Прекрати! – сердито воскликнул Гефест, замахиваясь на жену молотом. Афродита лишь бровью повела и руки бога-кузнеца безжизненно опустились.

  – Если уж зашла речь о детях, мой дорогой, тебе не следовало забывать о ещё одном моём сыночке, Энее, который сейчас как раз защищает Трою. Ну и дурацкий же ты вопрос задал, муженёк, когда спросил, ради чего я помогаю троянцам. Я помогаю всем моим детям, не делю их на рождённых от людей и от бесмертных. Для меня все они равнозначны. Они не пустое место, Гефест. Арес знает, как я буду страдать, если мой Эней погибнет или станет рабом ахейцев. Ему плевать, что это сын от другого мужчины. Ради моего счастья Арес готов горы свернуть. Перед ним ни секунды не стояло вопроса, за кого сражаться в этой войне.

  – И не стыдно тебе, – тихо молвил Гефест, – признаваться в любви одному, а детей рожать от многих?

  – Пф! – Афродита громко фыркнула. – Правило моногамии, насколько я помню, боги установили для людей. Нам-то самим с чего ему следовать? Кто среди Олимпийцев не полигамен, у кого нет связей на стороне? Может ваш с Афиной папенька Зевс – образец благочестия и супружеской верности? То, что мы с Аресом любим спать друг с другом, не означает, что мы этим должны ограничиваться. Я сплю, с кем хочу, и он спит, с кем хочет. Не известно ещё, у кого из нас с ним больше детей на стороне. Мне-то каждого приходится вынашивать самостоятельно, стараясь делать продолжительные перерывы между родами, чтобы восстановить силы и прийти в форму, а ему достаточно лишь разбрызгать семя. В этом смысле вам, мужикам, гораздо удобнее и проще. Помнишь, как ты совершал уединённую прогулку, грезил о несравненной Афине и ласкал себя рукой между ног? Вроде бы твоё семя просто упало на землю, а Гея возьми да и роди Эрихтония!

  Афродита звонко расхохоталась.

  – Так что ты тоже настругал целый выводок детишек от разных баб, Гефест. Не тебе меня в этом упрекать. Ты только законной супруге никак не можешь присунуть. Похоже, ты станешь единственным, с кем мне ничего не светит. И надо ж было случиться, что именно такого тюфяка мне всучили в мужья!

  Богиня любви раскинулась на ложе, бесстыдно выставив напоказ все свои прелести.

  – Может всё-таки попробуем, а, муженёк? Ну же, вот она я, доступная, согласная, готовая на всё. Иди ко мне. Возьми меня, возьми хотя бы раз. Ужель я хуже Антиклеи, Кабиро или Аглаи, с которыми ты почему-то не стесняешься крутить шуры-муры? Думаешь, я ничего про вас не знаю?

  Гефест задрожал от бушевавшей внутри него яростной борьбы между принципами, вынуждавшими его презирать Афродиту, и плотским вожделением к ней. Всякий раз, когда она приходила, ему приходилось делать над собой колоссальное усилие и прилагать колоссальную волю.

  Понурившись, он стоял у наковальни, в окружении бессловесных слуг, готовых ждать сколь угодно, пока хозяин снова не начнёт работать или не отдаст им какое-либо распоряжение.

  Афродита разочарованно отвернулась.

  – Ну вот опять... Так и знала...

  В пещере повисла тишина, нарушаемая лишь шумом мехов, которыми «медные куклы», как их презрительно звала Афродита, продолжали раздувать угли в горне.

  – Я всех и всё люблю, – наконец заговорила богиня, – всем и всему желаю самого лучшего, потому что мне самой этого никто не желал, Гефест. Однако и у моей любви есть предел! Есть те, кого я ненавижу лютой ненавистью!

  Схватив подушку, богиня с силой швырнула её в стену. Огромные львы беспокойно заворчали и заёрзали.

  – По несчастливому совпадению, Гефест, это те, от чьего семени и в чьей утробе ты родился. Наши владыки. Творцы, как ты выражаешься, «установившие миропорядок». Дело в том, что мне-то они никто. Седьмая вода на киселе. На самом деле я дочь Урана, Гефест. Родилась в тот миг, когда его убивал Кронос, твой проклятый дед-титан. Капли крови Урана упали в морскую пену и из неё вышла я. Вышла и первое, что увидела, это своего убиенного родителя. В те времена Нерей был единственным, кто заботился обо мне и хорошо ко мне относился. А когда Зевс прикончил папашку и занял его место, он поначалу не знал, что со мной делать. Моя жизнь тогда висела на волоске, пока тучегонитель решал, представляю я для него опасность или нет. В обмен на жизнь мне было велено говорить всем, что я дочь Кронида и какой-то Дионы и помалкивать о широко распространённой у вас в семейке практике отцеубийства. Как тебе, м-м? Видишь, я при всём желании не могу быть сестрой Ареса. Я старше него, старше Зевса, старше тебя, старше вообще всех Олимпийцев. Я не виновата в том, что ты там себе про меня навыдумывал.

  Потрясённый Гефест невольно разжал пальцы. Молот выпал из его руки и гора отозвалась на его падение низким гулом.

  Голос богини любви звучал спокойно и ровно, словно она говорила о вещах, давно переставших её волновать, о вещах, с которыми она давно свыклась, словно внутри у неё давно всё перегорело.

  – На самом деле у нас с тобой гораздо больше общего, чем ты готов признать, Гефест, – продолжала она. – Нам обоим позволяют жить в обмен на постоянные оскорбления и унижения. Подумать только, обозвать меня – меня! – дочерью Зевса и какой-то кошёлки Дионы! Кто она вообще такая, эта Диона? Выдать меня – меня! – замуж за самого уродливого бога! Просто так взять и отнять мой любимый пояс, словно я чем-то обязана этой фифе Гере! Увести у меня моего любимого Адониса, словно я чем-то уступаю этой подземной замухрыжке Персефоне! И ладно увести, Артемида его вообще погубила, эта дрянь, дикарка! Они с Персефоной весьма самонадеянно мнят себя равными мне, но ничего, я ещё с ними поквитаюсь! Арес – тот ни разу не сказал и не сделал мне ничего дурного. Хотя, по мнению остальных, это от того, что он слишком туп...

  Афродита поднялась с ложа, подошла к Гефесту и обняла его сзади, прижавшись к широкой спине и ощущая, как от её прикосновений дрожит могучее тело.

  – Помнишь, как все веселились, когда заставили тебя приковать нас с Аресом к ложу невидимой сетью? Как все толпились вокруг и ухахатывались, когда мы спросонья, ничего не понимая, барахтались на простынях и безуспешно пытались высвободиться? Чудесные забавы у тех, кому ты хранишь верность, не так ли? Хотя и уступают забавам Олимпийцев со смертными – тех вообще брюхатят направо и налево, убивают, уродуют, превращают в животных или в чудовищ... А как ловко подшутили над Мидасом, м-м? Какой блеск творческого воображения, какая фантазия!

  Афродита запустила руки под фартук Гефеста и пробежалась ноготками по его мускулистой груди, поросшей жёсткими курчавыми волосами – как у всех мужчин-южан.

  – Ну и наконец самое главное оскорбление и унижение: нас обоих принудительно связали браком ни с тем, с кем бы хотелось. Думаешь, я не замечаю, как ты смотришь на Афину, как реагируешь на любое упоминание о ней? Ты готов целовать подошвы её сандалий, но она такова, какой породил её Зевс – бесчувственная машина для убийства, умная, сообразительная и оттого более страшная и опасная, чем Арес. Захоти Зевс, он бы породил её другой, более приятной и женственной, да в том-то и дело, что он не захотел. Ведь ему нужна именно такая помощница – бесчувственная, не колеблющаяся, не рассуждающая, готовая в любой момент карать неугодных. Не врагов, Гефест, а неугодных. Это разные вещи. Думаешь, если однажды ты станешь неугодным, Афина дрогнет? Как бы не так, муженёк, она тебя прикончит и глазом не моргнёт. Низвергнет в Тартар или чего пострашнее учинит... Знаешь, о чём судачат бессмертные женщины у неё за спиной? Насколько Афина мужиковата. Бывают ли у неё, например, месячные? Есть ли у неё вагина или же она ниже пояса как мой Гермафродит? А её маленькая невзрачная грудка – настоящая или же Афина что-то подкладывает под доспех? Так что ты не слишком-то обольщайся на её счёт. Она верна лишь Зевсу, а остальные для неё ничего не значат, она ни в грош не ставит даже друзей. Ты в курсе, что это она помогла Прометею похитить у тебя огонь? Хороша подруга, нечего сказать. Помнишь, что было потом? Громовержец чуть тебя не убил, обзывал растяпой и другими нехорошими словами; Прометея вообще к скале приковали, а что сделали Афине? Ни-че-го. Единственным козлом отпущения стал Прометей. До сих пор бы, бедняга, печенью расплачивался, если б не Геракл. А с Афины как с гуся вода. Здорово она вас обоих подставила? Эх мужики, мужики, вы иногда бываете такими слепыми, такими бестолковыми...

  Не выпуская мужа из объятий, Афродита передвинулась чуть вбок, чтобы заглянуть из-за плеча в страдальчески искажённое лицо Гефеста.

  – По-нормальному это называется «воровством», дорогой. Твоя разлюбезная Афина попросту тебя обокрала, дурачок, и потом свалила всю вину на вас с Прометеем. Он позарился на огонь, ты его прошляпил, а она как бы ни при чём. Но ты и дальше можешь её идеализировать, можешь и дальше перед всей семейкой расстилаться. Считай Афину наилучшей, считай её моей полной противоположностью, более удачной, более качественной, и не вспоминай, к примеру, о несчастной Арахне. В чём была вина этой трудолюбивой девушки? Исключительно в том, что руки у неё росли из правильного места. Арахна в честном соревновании победила рукожопую Афину, не жульничала и не мухлевала, как любят делать, кстати, Олимпийцы. И что же она получила в награду за своё мастерство и трудолюбие? Вместо того, чтобы честно признать поражение и перестать уже корчить из себя совершенство, твоя ненаглядная Афина превратила Арахну в паука. Ай да богиня справедливости! Вот, что значит справедливость по-олимпийски, Гефест!

  Богиня любви выпустила мужа из объятий и встала рядом с ним, подбоченясь и не обращая внимания на жар, идущий от горна.

  – Ты прав, я всё делаю поперёк, наперекор, вопреки – это моя форма протеста против такой вот «справедливости» и такого вот «порядка», против постоянных оскорблений и унижений. А у тебя какая? Никакой? Ты мужик вообще, Гефест? Ну же, брось эти доспехи, Ахилл всё равно обречён. Кентавр Хирон предвидел это давным-давно. Вот увидишь, Аполлон обязательно найдёт способ погубить дерзкого ахейца. Пойдём со мной на ложе, муженёк, утонем в пучине любви и страсти... – Афродита теребила и тормошила застывшего как статуя Гефеста. – Прильни ко мне, давай, покажи, что твоё тело сильно не только выше пояса, но и ниже него. Не с этими же медными куклами ты развлекаешься?

  От бушующей в нём внутренней борьбы в голове у бога-кузнеца шумело, от манящей наготы супруги темнело в глазах. Дыхание перехватывало от соблазна и от исходящего от богини возбуждающего аромата.

  – Гефест, Гефест, – не отставала от него Афродита, – давай вместе бросим вызов всему и всем, хотя бы разочек, один-единственный раз! Пускай ахейцы проиграют эту войну!

  – Нет, уходи! – почти простонал Гефест и, собравшись с силами, оттолкнул супругу. Он не мог перестать быть тем, кем был – покорным слугой своей семьи. Он с лёгкостью менял свойства металлов, но его самого не могла изменить даже запредельная сила богини любви.

  Лик Афродиты потемнел.

  – Берегись, Гефест! – пригрозила она. – Ты и представить себе не можешь, как страшно я мщу тем, кто меня отверг! Кто, думаешь, распускает все эти слухи про Афину и Эрихтония? О-о, я ещё и не на такое способна! Будьте вы все прокляты! Однажды я заставлю вас пожалеть обо всём! Если греки в этой войне победят, я сделаю так, что потомки моего Энея сожрут Элладу с потрохами и отправят на свалку истории!

  Афродита бросила на мужа последний гневный взгляд, смешанный с жалостью и разочарованием, презрительно поджала губы, резко развернулась и быстрым шагом покинула пещеру. Гигантские львы вприпрыжку бросились за ней. Вскоре шум и гам упряжки и свиты затихли вдали... Медные слуги безучастно таращили свои безжизненные глаза, им ни до чего не было дела.

  Отдышавшись и постепенно совладав с эмоциями, Гефест вернулся к работе и вскоре доделал ахиллесовы доспехи. Больше его ничто не отвлекало от работы.

  Однако недолгое присутствие Афродиты и сказанные ею слова сделали своё дело – на что она и рассчитывала. Гефест допустил ошибку и не заметил одного-единственного дефекта на доспехах. Слишком часто его разум уносился мыслями то к идеальной Афине, которая оказалась не такой уж идеальной, то к порочной Афродите, которая была не такой уж и порочной.

  Как и говорила богиня любви, все истории Фетиды про неуязвимость пелеева сына были ложью. Несчастливая в браке, Фетида отдавала все свои силы любимому сыну, весьма ревностно насаждая и возделывая культ «великого героя» Ахилла, всячески продвигая и при надобности преувеличивая его реальные и мнимые достоинства и достижения. На самом деле Ахилл, конечно же, не был неуязвимым.

  Афродита явилась Парису, своему любимчику и причине Троянской войны, и внушила ему мысль, что в стрельбе из лука он будет гораздо удачливее, нежели в позорном поединке с Менелаем. Стрелы Париса взялся направлять сам Аполлон. Дефектное место в доспехах Ахилла не могло укрыться от его божественного взора. Первую стрелу он направил в пятку, как и мечтал, а вторую – в то единственное место, куда Ахилл мог быть поражён. Будем честны: если бы Гефест сработал доспех безупречно, добросовестно и без изъяна, Парис ни за что не смог бы убить Ахилла и даже стрелы самого Аполлона его бы не сразили.

  К сожалению, никто из тех, кто бился насмерть в той войне, так никогда и не узнал, по чьей милости душа Ахилла отлетела к Аиду. Никто и никогда не узнал о том, что это Афродита отвлекла Гефеста и смутила его разум своими речами, отчего бог-кузнец первый и единственный раз в своей жизни допустил в своей работе производственный брак.

  А затем, окончательно оправившись от ранения, нанесённого ей Диомедом, богиня любви занялась судьбой своего сына Энея, но это уже другая история, которую поэт [очевидно имеется в виду Вергилий – прим. Т.И.Слепанды] поведал лучше нас. О каком-то там Ахилле Афродита уже и не вспоминала...

  Февраль 2019 г.