Текст книги "Нетипичные страницы Троянского эпоса (СИ)"

Автор книги: Эдуард Дроссель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

  Современная Турция пользуется устойчивой популярностью у наших соотечественников всех возрастов и социальных категорий. Но в то время, как одни, допустим, немолодые одинокие женщины приезжают в эту страну ради её курортов, пляжей, солнца, моря, специфических кулинарных изысков и романтических отношений с местными непритязательными мужчинами, другие едут ради работы, ради научных исследований, не обращая на всё остальное никакого внимания.

  К числу последних можно отнести Таисию Ивановну Слепанды, доктора исторических, филологических и некоторых других наук. В Турции Таисия Ивановна провела в общей сложности около четырнадцати лет своей жизни, участвовала в нескольких крупных международных этнографических, филологических, исторических и даже археологических экспедициях, занималась междисциплинарными исследованиями, а кроме того провела бессчётное количество собственных научных изысканий едва ли не во всех уголках средиземноморской части Турции – там, где много веков назад стояли греческие города и колонии.

  Именно в ходе личных изысканий Т.И.Слепанды стала первооткрывательницей и обладательницей нескольких неизвестных до сих пор древних рукописей, возраст которых можно смело датировать как минимум поздней античностью.

  К сожалению, нам не известны подробности обнаружения этих рукописей и те методы, к которым Слепанды прибегла, чтобы вывезти их из Турции. Она никого в это не посвящала и вообще предпочитала не распространяться о своей личной жизни (которая была целиком отдана служению науке). Главное, что рукописи очутились в Москве и стали частью личной коллекции артефактов Таисии Ивановны. Она планировала тщательно изучить их и перевести, дабы затем попытаться установить авторство.

  Однако на этой стезе её поджидала внезапная и трагическая развязка. Так и не научившись за всю жизнь водить машину, Т.И.Слепанды всегда пользовалась общественным транспортом. В тот роковой день она повезла рукописи в институт ***логии и ***графии РАН на метро. Неизвестный злоумышленник выхватил кожаный портфель с рукописями из рук растерявшейся женщины и ловко скрылся в толпе на станции Китай-город.

  Вряд ли это было случайным совпадением. В настоящее время рукописи скорее всего уже распроданы на каком-нибудь «чёрном» аукционе коллекционерам краденых древностей. Таисия Ивановна ничего не смогла предпринять для их поиска. Трагедия подорвала её здоровье и беззаветно преданная науке женщина скоропостижно скончалась.

  В её бумагах были найдены кое-какие заметки относительно рукописей, судя по которым все эти древние литературные памятники были посвящены Троянской войне, её реальным или вымышленным событиям. Также был найден приблизительный перевод (с древнегреческого) рукописи No5, сделанный лично Т.И.Слепанды. Все эти материалы мы и предлагаем вниманию читателей.

  Также мы заранее с негодованием отвергаем возможные обвинения в том, что Таисия Ивановна, пользуясь широким научным кругозором, сама состряпала, сфальсифицировала эти рукописи, выдав их за подлинники, а затем инсценировала «похищение», чтобы мистифицировать общественность и вместе с тем избежать разоблачения и ответственности. Среди коллег, родных и близких Т.И.Слепанды известна как серьёзный учёный и человек кристальной честности, положивший на алтарь науки всю свою жизнь. Остаётся лишь сожалеть о том, что её больше нет с нами и о том, что собранные ею бесценные свидетельства древности столь трагично канули в Лету...

  * * *

  Заметки Т.И.Слепанды:

  По всей видимости невозможно или по крайней мере очень трудно придумать что-то по-настоящему новое. В подавляющем большинстве случаев новое – это действительно «хорошо забытое старое». Даже если взять такую, казалось бы, новинку, как альтернативная история, оспаривающая истинность официальной. Оказывается, это отнюдь не сегодняшнее явление, у современных альтернативщиков были свои предтечи в античности. Это со всей наглядностью (судя по предварительной оценке) демонстрирует нам рукопись No2, найденная в ***. Немалое количество испорченных временем пробелов и трудночитаемых мест всё же позволяют понять, что автор оспаривает общепринятые положения историографии Троянской войны.

  Сложно сказать, возникла ли эта идея в эллинистический период античности или появилась позже, по мере распространения римского влияния, когда цивилизационные и культурологические акценты и парадигмы несколько сместились.

  Если верить автору рукописи, всё в Троянской эпопее происходило не так. Никто не похищал Елену из Спарты, никто не брал и не сжигал Трои. Гомер и прочие писатели своими полуфантастическими сочинениями запудрили голову всему человечеству. Слепой и нищий бродяга-аэд Гомер жил за счёт подаяний, выступая перед богатыми и знатными слушателями. Пел он, естественно, так, чтобы понравиться им. Тогдашние аристократы и нувориши возводили свои родословные к древним героям, вот Гомер и воспевал этих героев, приписывал им несуществующие подвиги, перечислял их эфемерные заслуги и достоинства. Т.е. тешил самолюбие публики, врал самым беззастенчивым образом, а знать и богачи внимали ему с восторгом и удовольствием и щедро сыпали монеты в его нищенскую миску.

  Автор рукописи No2 предлагает подойти к истории непредвзято. Как можно поверить, вопрошает он, что Парис, не обладавший никакими достоинствами, кроме тяги к разгульному образу жизни, сумел увлечь суровую спартанскую царевну, у которой уже был муж – могучий воин Менелай, а до этого не менее могучий любовник – красавец Тесей, настоящая звезда ахейской цивилизации? Не стоит забывать и о том, что родными братьями Елены были знаменитые на всю Ойкумену герои-диоскуры, Кастор и Полидевк. Елена определённо знала толк в мужской доблести, красоте и привлекательности. Она и сама была тяжела на руку – не стеснялась лично лупить служанок, а будучи в Трое, запросто давала леща самой Андромахе... Неужели, став женой Менелая, Елена вдруг сделалась такой неразборчивой и до такой степени наплевала на собственное достоинство, что сломя голову бросилась в объятия посредственного и никчёмного хлыща Париса?

  Неужели родственники, слуги и рабы настолько плохо за ней приглядывали, что позволили похитить у себя из-под носа? И неужели троянцы, увидев у себя под стенами громадное греческое войско, предпочли не выдавать беглую жену-блудницу, а вместо этого ввязались в долгую и кровопролитную войну?

  Автор старается убедить нас в том, что на самом деле всё было иначе. В действительности Парис был одним из женихов, сватавшихся к Елене – как Менелай и прочие греческие (и не только) цари и царевичи. Старый Приам послал на сватовство никчёмного Париса, а не доблестного Гектора, потому что, во-первых, у Гектора уже была жена, Андромаха, а во-вторых, Парис был старше Гектора, что автоматически делало его потенциальным наследником трона, а значит ему необходима была жена, чтобы обеспечить уже собственных наследников. Всё, о чём до этого помышлял ветренный Парис, так это о пьянках и гулянках, а не о женитьбе.

  Выбор Елены – это чисто меркантильный выбор тщеславной, себялюбивой и привыкшей к роскоши бабы. Крохотные и разобщённые греческие царства в то время были жалкими нищебродами по сравнению с Троей, одним из богатейших государств Ойкумены, владевшим доброй половиной Малой Азии.

  Никому не нужно было похищать Елену, она сама выбрала жалкого Париса, лишь бы «прописаться» в богатой и могущественной Трое. На выбор повлияло и то, что разгульный Парис не осуждал Елену за внебрачную дочь, плод её греха с Тесеем, и готов был принять жену без необходимой для первого брака девичьей невинности. Он увёз Елену в Трою как свою законную супругу, потому-то троянцы потом и не выдали её грекам – она стала их законной царевной, за которую они готовы были стоять насмерть.

  Оскорблённые тем, что им предпочли иностранца, греки, в которых ещё сильны были отголоски родоплеменного высокомерия, сговорились, собрали войско и сообща двинулись на Трою. В действительности это вряд ли была настолько огромная армия, как утверждают писатели и историки. Скорее это была просто банда, больше занимавшаяся грабежами окрестностей, нежели схватками с регулярными троянскими войсками. Потому-то вся эпопея и растянулась на долгих 10 лет, а вовсе не потому, что Посейдон с Аполлоном возвели вокруг города неуязвимую стену.

  За 10 лет войны «великие герои» не совершили ничего выдающегося. На десятом году начались взаимные ссоры не добившихся своего вождей и ропот рядовых бойцов, которым всё надоело и которые хотели всё бросить и вернуться наконец домой. Писатели и историки подали это затем как следствие «ссоры Ахилла с Агамемноном».

  Доблестный Гектор прикончил Ахилла в первом же бою и забрал его доспехи в качестве трофея. Чтобы скрыть от потомков это возмутительное позорище, писатели и историки придумали какого-то Патрокла, который якобы был другом (и по некоторым данным гомосексуальным любовником) Ахилла и вместе с ним учился воинскому мастерству у кентавра Хирона. Этот-де Патрокл тайком надел доспехи Ахилла и никто его в них не узнал...

  Автор рукописи обращает внимание читателей на стоявшие в его времена курганы возле Трои – курганы всех павших героев троянской войны, – и замечает, что никакого кургана Патрокла среди них нет. Стало быть «Патрокл» – это вымысел!

  В самый разгар войны к троянцам пришла подмога союзников – эфиопов и амазонок. Но ведь известно, что союзники верны лишь победителям. Если бы троянцы проигрывали, все союзники их бы тотчас же бросили.

  Наконец греки сами запросили мира и в качестве своеобразного символического искупления возвели на берегу огромную статую деревянного коня, а потом ни с чем уплыли домой. Историю с отрядом хитроумного Одиссея, который спрятался внутри коня и затем поджёг Трою, сочинили специально, чтобы не было так стыдно из-за бесславного поражения. (Здесь автор проводит аналогию с царём Ксерксом, которого греки победили в ходе греко-персидских войн. Вернувшись в Персию, побеждённый Ксеркс объявил подданным, что это он победил греков.)

  Греки уплывали из Трои порознь, наспех, в непогоду. Так не бывает после славной победы и дележа трофеев, так бывает после позорного провала и взаимных раздоров. На родине «героев» приняли соответственно: Агамемнона убили, Диомеда изгнали, у Одиссея разграбили имущество... Разве так встречают победителей? Скорее так встречают опростоволосившихся неудачников, надававших множество обещаний и не оправдавших всеобщих надежд. Кто готов с пониманием отнестись к вожаку, угробившему 10 лет жизни и несколько тысяч своих подданных на сомнительную авантюру и вернувшегося с пустыми руками? Разумеется, таких вожаков не щадят.

  А что же «побеждённые» троянцы? Эней обосновался в Италии, Гелен в Эпире, Антенор в Венеции... Они совсем не похожи на несчастных беглецов, спасающих свои жизни, они больше похожи на тех, кто расширяет свои владения и сферы влияния – как на суше, так и на море. Во всех этих регионах до сих пор (имеется в виду время жизни автора рукописи) стоят сильные, могучие города, тогда как Микенская Греция, Греция Агамемнона, Ахилла, Одиссея, Геракла, Тесея и Менелая давно исчезла с лица земли...

  Рукописи No1, No3 и No4, найденные в ***, *** и ***, напротив, не отрицают традиционную историографию Троянской войны, лишь описывают её как нечто глобальное, навроде Крестового похода, а не как сугубо локальный конфликт, вызванный спором за право владеть Дарданеллами и, соответственно, взымать мзду за проход торговых судов.

  Согласно авторам этих рукописей, вся тогдашняя Крито-Микенская Греция вложилась в данный поход (материально), в надежде на солидные дивиденды после победы.

  Поначалу кампания шла успешно. Ахейские войска, подобно саранче, прошли насквозь всё Троянское царство и полностью его опустошили. За Троадой, в центре Малой Азии, располагалось Хеттское царство; греки заодно разграбили и его. Затем, погрузив солидную добычу на корабли, они прошли южнее и атаковали финикийские земли на территории нынешней Палестины, где в их руки попало ещё немало богатств.

  Если бы греки на этом остановились и вернулись домой, Микенская цивилизация процветала бы ещё многие века и вся дальнейшая история Европы пошла бы по-другому. Но опьянённых успехами ахейцев угораздило пойти дальше и напасть на Египет.

  Государство фараонов в то время находилось как раз в зените своей славы и своего могущества. Отягощённые добычей и изнурённые десятью годами непрерывных боёв, греки не были равными соперниками тогдашним египтянам. Войска и флот фараона перебили и утопили всех, а немногих выживших взяли в рабство. Обратно в Элладу не вернулся никто...

  Это стало колоссальным экономическим ударом для Микенской цивилизации, столько средств вложившей в снаряжение войска. Расчёты не оправдались, Крестовый поход против государств Азии не окупился. А самое страшное, что произошла ещё и демографическая катастрофа, потому что на войну ушло всё взрослое мужское население. Остались лишь бабы, старики и дети. Пока армия существовала и совершала победы, никто из воинственных соседей Эллады не трогал этих баб, стариков и детей. Но едва лишь египтяне отправили ахейскую армаду на корм рыбам, ситуация изменилась. Бабы, старики и дети очутились один на один со всем враждебным миром и некому стало их защитить. Некому стало даже просто работать, потому что рабы теперь стали совсем по-другому поглядывать на своих хозяев...

  Ситуацией быстро воспользовались греки-дорийцы, северные соседи ахейцев, не менее воинственные, но гораздо менее цивилизованные и культурные. Они захватили микенскую Аттику и эта уникальная высокоразвитая цивилизация Бронзового века перестала существовать. На несколько веков вся Эллада погрузилась в некое подобие сумерек средневековья, ознаменовавшееся всеобщим и повсеместным упадком и деградацией.

  Лишь века спустя на этой земле вновь воссияла цивилизация, цивилизация классической Греции Платона и Аристотеля, Пифагора и Сократа, но это уже была другая Греция...

  Указанные рукописи – это по сути своей плач по утраченной Микенской цивилизации, погибшей по вине самонадеянных ахейцев.

  Остальные рукописи, начиная с No5, найденные в *** и далее, вплоть до ***, затрагивают не столько историографию, сколько мифологию Троянской войны и вносят в неё местами дополнения, а местами поправки. (Перевести для примера рукопись No5 как наиболее лёгкую и наиболее полно сохранившуюся.)

  * * *

  Пробный и несколько вольный перевод пергаментной рукописи No5, выполненный Т.И.Слепанды:

  Высоко над землёй вздымается гора Олимп, чья вершина скрыта за густыми и непроницаемыми облаками. Так распорядились боги, чтобы никому из смертных не были видны их чертоги. Есть у смертных одна неприятная черта: увидят что-нибудь диковинное, столпятся вокруг и давай таращиться, глаза пялить. А ведь олимпийские чертоги – это не просто какое-то диво, это обитель бессмертных. К ней люди так взглядами прилипнут, что будут глазеть, пока не умрут. С места не сдвинутся, позабудут про еду, сон, детей и повседневные обязанности. Безо всякого девкалионова потопа исчезнет с земли род людской... Ну, по крайней мере греки. Над кем тогда Олимпийские боги будут властвовать?

  Почти все Олимпийцы живут в сияющих чертогах на вершине горы, кроме одного – хромого и уродливого Гефеста. Намного ниже обители бессмертных, глубоко в толще горы высечена широкая разветвлённая пещера. Она запрятана в недрах Олимпа столь тщательно, что ни одного удара по наковальне не доносится до вершины, до слуха богов. Здесь, в своей кузнице, Гефест коротает дни и ночи.

  Сын Зевса и Геры нелюбим своими родителями, ими же он и изуродован. Для остальных богов Гефест служит ходячим посмешищем и объектом нескончаемых издёвок. Над ним глумятся, его дразнят, ему придумывают обидные и унизительные прозвища. На частых пиршествах Гефест нежеланный участник, да он и не особо туда стремится. Ему не по душе возлежать за столом, вкушать амброзию и нектар, любоваться танцами нимф и слушать лиру Аполлона или флейту Диониса. Его могучее коренастое тело и грубые сильные руки требуют постоянной работы, настоящей, тяжёлой работы.

  Главная обязанность Гефеста – ковать молнии для Зевса. Регулярно, в положенный срок, их приходит забирать Афина, давняя подруга и родная сестра бога-кузнеца, его соратница во многих славных деяниях. Гефест и Афина бок о бок сражались с гигантами на Флегрейских полях. Гиганты, громадные и чудовищные отродья Урана и Геи, осмелились бросить вызов Олимпийским богам и за это были истреблены все до единого. Впоследствии эту битву, от которой дрожали земля и небеса, назвали «гигантомахией». Гефест тогда кое-как сразил Миманта, а Афина не без труда расправилась с Паллантом и, поскольку её доспехи на тот момент были измочалены вдрызг, она содрала с поверженного великана его крепкую шкуру и натянула на себя вместо доспехов, толком не вытерев с неё кровь. Когда она предстала перед остальными гигантами в столь устрашающем виде, они на мгновение застыли от ужаса, а богиня, не долго думая, вскочила в свою колесницу и на всём скаку метнула в Энцелада первым попавшимся под руку камнем. Этим камнем был нынешний остров Сицилия... Остальные гиганты так и таращились на Афину, позабыв, что к её щиту прибита голова Медузы Горгоны, которую с помощью богини добыл Персей и затем преподнёс в дар своей покровительнице. Ожидая атаки гигантов, Афина инстинктивно закрылась щитом и все отродья тотчас же окаменели, превратились в горы, которые и по сей день высятся в Аркадии.

  Афина единственная, кто не унижает и не травит уродливого кузнеца, и она единственная из бессмертных, кто ему по-настоящему нравится. К остальным Гефест равнодушен, даже к тем, кто делил с ним ложе и рожал ему детей, а вот Афина – та совсем другое дело. Мудрая, сильная, прекрасная, величественная, грозная. На взгляд Гефеста – идеальная женщина. Дочь Зевса и Метиды, по силе ничуть не уступает громовержцу и при этом её преданность ему абсолютна. Воистину Афина эталон верности. Тучегонитель Зевс доверяет ей хранить у себя его молнии, зная, что у Афины они в надёжной сохранности.

  С Афиной шутки плохи. Она безжалостно карает за малейшую провинность. Никто в здравом уме даже не пытается с нею связываться. Вот и Гефест, когда Афина снисходит с Олимпийских высот в его кузницу, не пытается с ней флиртовать, хотя больше всего на свете желает признаться Палладе Промахос в своих чувствах. Будь его воля, он бы женился на ней без раздумий. И что с того, что они брат и сестра? Зевс с Герой, родители Гефеста, тоже брат и сестра, а между тем преспокойно живут в браке.

  К сожалению, Афина способна лишь на крепкую дружбу и ни на что больше. За свою жизнь она ни разу ни с кем не крутила любовных отношений. Среди Олимпийцев таких недотрог всего двое – она и Артемида. Злые языки сплетничают о том, что Афина пару раз всё-таки согрешила с кем-то и родила, например, Эрихтония, но Гефест знает, что это ложь. Всем же известно, что Афина – Парфенос, то есть «дева». Её не познал ещё ни один мужчина, а значит детей у неё быть не может, тем более таких, как Эрихтоний. Афина лишь любезно взяла его на воспитание и в результате из Эрихтония получился не худший в Аттике царь. Гефест действительно знает это лучше кого бы то ни было, потому что Эрихтоний – его сын. Плод его греха. Как знать, если бы детей Гефесту в законном браке рожала Афина, быть может тогда от его семени не рождались бы сплошные уроды, как змеехвостый Эрихтоний...

  Но Афина воспринимает Гефеста всего лишь как друга и как брата. Он выяснил это давным-давно, ещё когда на заре времён они вместе с Афиной обучали первых людей ремёслам. Афина тогда ясно дала понять, что никому из живущих не бывать её мужем. Она из тех женщин, кто возвёл целомудрие в принцип. Не то что прикоснуться, она даже увидеть себя голой никому не позволяет. Несчастный Тиресий был ею моментально ослеплён, когда случайно увидел, как она купалась. Афина даже родилась в одежде – в доспехах и с оружием.

  К её чести, она хоть сурова и вспыльчива, зато и остывает быстро. Того же Тиресия поначалу ослепила, а затем пожалела о содеянном и в качестве компенсации за травму сделала величайшим в мире прорицателем. До слепоты этого пастуха ни одна собака не знала, а теперь сидит за одним столом с царями. Агамемнон, Одиссей, Менелай, Нестор, Аякс, Диомед, Ахилл и прочие без него никуда. Когда задумали идти войной на Трою, к кому первым делом за советом – к Тиресию!

  В своей пещере-кузнице Гефест работает не только над зевесовыми молниями. Здесь он изготовил опочивальню для Геры, упряжку медных быков для колхидца Ээта, венец для Пандоры, цепи для Прометея и многое другое. Бог-кузнец знает, что на Олимпе его не любят, презирают, считают уродом, но всё равно не могут без него обойтись, то и дело просят что-нибудь сделать – и он делает, потому что без работы не может жить.

  По пещере вокруг Гефеста туда-сюда снуют его механические слуги, которых он изготовил из меди. Изготовил по необходимости – никто живой, из плоти и крови, не смог бы постоянно находиться в невыносимом кузнечном чаду. Медные слуги раздувают в горне огонь, подносят хозяину заготовки и инструмент, помогают ковать, прибираются, готовят кушанья, устраивают хозяину регулярные вечерние омовения... Гефест не только работает в пещере, здесь он ест и спит. Живёт. Пещера достаточно просторна, с обширными залами и гротами. Здесь достаточно места и для мастерской, и для склада заготовок, и для опочивальни, и для всего остального.

  Прямого выхода в божественные чертоги пещера не имеет. Олимпийцы не желают, чтобы к ним наверх поднимались кузнечные чад и гарь. На одном из склонов горы, скрытый так, чтобы его не смог отыскать ни один смертный, расположен вход в пещеру-кузницу. Подобно остальным богам, Гефест не хочет, чтобы смертные беспокоили его понапрасну.

  Гефест – бог-изгой. Зевс и Гера были бы в шоке от идеи женить постылого сыночка на Афине (да и сама Афина далека от мысли соединить с кем-либо жизнь, создать семью и нарожать детей). Вместо этого хромому кузнецу придумали новое унижение – против воли женили на шлюхе-Афродите, на женщине, которой даже в общих чертах не ведомо понятие супружеской верности. И любой другой верности тоже. Напротив, она постоянно пеняет Гефесту за его верность Олимпийцам.

  Афродита блудит с кем попало, направо и налево. Бог ли, смертный – для неё нет никакой разницы, она готова залезть в постель к любому. Особенно часто она делит ложе со своим братцем Аресом. Нарожала ему странных и даже жутковатых детей – Фобоса, Деймоса, Эрота... А Гермесу и вовсе родила несуразного Гермафродита, глядя на которого, не поймёшь толком – то ли перед тобой мужик, то ли баба.

  И стоило лишь Гефесту помянуть свою суженую, как она и сама тут как тут. Снаружи до слуха кузнеца донёсся характерный шум, издаваемый упряжкой и свитой богини. Его ни с чем нельзя было спутать, ведь только Афродита впрягала в колесницу целую стаю оглушительно чирикающих воробьёв. Никто, даже она сама не смогла бы сказать точно, сколько именно там воробьёв – тысяча или миллион.

  Куда бы она не направилась (исключая её любовные похождения), Афродиту постоянно сопровождала целая толпа нимф и харит – её собственных дочерей от Диониса, – не замолкающих ни на миг болтушек, сплетниц и насмешниц. Неизвестно, кто трещал и щебетал громче – они или миллион воробьёв в упряжке. Гефест спокойно воспринимал оглушительный грохот своего молота по наковальне, но вот свиту жёнушки терпеть не мог. От её галдежа и от этих воробьёв у него начинала болеть голова. Поэтому он никогда не выходил из пещеры навстречу супруге, хоть этого и требовали элементарные нормы приличия.

  Богиня любви вынужденно терпела это и когда время от времени навещала своего муженька, не стеснялась заходить в пещеру сама, одна. Нимфы и хариты морщили носы и наотрез отказывались дышать чадом и гарью. Афродита всегда оставляла их снаружи, под охраной усмирённой волчьей стаи и громадных медведей. В пещеру вслед за ней решались войти лишь два льва, её непосредственная охрана. Эти животные были настолько велики и свирепы, словно их взяли из одного помета с Немейским чудовищем. Впрочем, свирепы они были лишь с посторонними, а с Афродитой вели себя ласково, как котята.

  Пройдя по длинному, узкому проходу, Афродита очутилась в просторной зале, где тотчас же расположилась на удобном ложе, откуда ей была видна мастерская с горном и наковальней. Один из львов улёгся у её ног и принялся тереться мордой о её нежно-розовые ступни, другой улёгся возле головы. Афродита рассеянно запустила руку в его густую гриву, наблюдая за работающим супругом.

  Бог-кузнец трудился над доспехами для Ахилла, делая вид, что ему безразличен визит жены. На самом деле это было не совсем так. Какой бы распутной она ни была, Гефест не мог отрицать очевидного: Афродита оставалась прекраснейшей и соблазнительнейшей из бессмертных – и это после стольких-то беременностей и родов.

  Золотые украшения, которыми богиня любви была увешана с головы до ног, лишь подчёркивали её совершенство. Голову Афродиты венчала золотая тиара, сверкающая множеством драгоценных камней. Тиара была искусно вплетена в высокую причёску, по эллинской моде. Афродита сняла её, распустила густые, шелковистые, слегка вьющиеся волосы, позволив им свободно упасть на обнажённые плечи, и принялась неторопливо расчёсывать их золотым гребнем.

  В отличие от лоснящегося от пота тела Гефеста, прикрытого кожаным кузнечным фартуком, изящное и стройное тело богини никогда не знало физического труда, равно как не знало и одежды – в общепринятом смысле этого слова. Обычно всё её облачение составляли либо обильные украшения, либо хитроумно сплетённые из фиалок, нарциссов, анемонов и лилий повязки, едва-едва прикрывавшие грудь и пах. Богиня и сейчас вошла в пещеру в таких повязках, однако нежные цветы не выдержали чада и жара, осыпались при первых же шагах.

  Маленькие ножки Афродиты сроду не знали тесной и жёсткой обуви. Она всегда ходила босиком и не ощущала при этом никакого дискомфорта. Богиня любви любила не только постельные утехи, она любила всё сущее и всё сущее старалось отвечать ей тем же. Ни один камешек, ни одна колючка не посмели бы её уколоть или поранить. Богиня спокойно могла бы войти голышом в густые заросли крапивы и не получить ни единого ожога. Никакая грязь не смела её испачкать. Даже здесь, в кузнице, частицы гари, витавшие под потолком пещеры и оседавшие на всём и на всех, словно обтекали фигуру Афродиты, не касаясь её.

  Механические слуги поднесли хозяйке чаши с амброзией и нектаром. С лёгкой гримасой неудовольствия Афродита мотнула головой, отсылая их прочь. Она недолюбливала медные творения Гефеста; к тому же она не трапезничать сюда пришла.

  – Над чем трудишься, дорогой? – наконец нарушила она молчание.

  Если бы голосовые связки считались музыкальным инструментом, Афродита смогла бы посоревноваться и с лирой Аполлона и с флейтой Диониса. Её речь звучала сладостнее и нежнее любых песен Сирен – этих полурыб-людоедок, дочерей высокомерной Мельпомены.

  Гефест неслышно выругался. Когда жена находилась рядом, у него никак не получалось сосредоточиться на работе. Всё его естество пылало от вожделения. Он не любил и презирал супругу за блуд, но не мог не думать о её теле. Такова была сила богини любви – ни бог, ни смертный не могли перед ней устоять. Более того, любая вещь, когда-либо побывавшая у Афродиты, начинала обладать привораживающими свойствами. Зная об этом, Гера (отнюдь не первая красавица на Олимпе) однажды заставила Афродиту отдать ей свой пояс. Царица богов в очередной раз рассорилась с Зевсом и надеялась посредством волшебного пояса пробудить в нём вожделение и в итоге помириться – через постель.

  – Делаю новые доспехи для Ахилла, – с трудом выдавил из себя Гефест, надеясь, что жена удовлетворится этим и уйдёт. Выгнать Афродиту силой он не мог, а общаться с ней не хотел. В присутствии богини любви всякая воля покидала бога-кузнеца. Нелюбимая жена имела над ним больше власти, чем он над ней.

  – М-м, Ахилл! – сардонически хмыкнула Афродита. – Славный ахейский герой... Полагаю, не он сам попросил тебя о доспехах. Где ж ему, бедолаге, сыскать на это время? То на один невольничий рынок надо рабов везти, то на другой... Небось совсем с ног сбился, бедняжка... Наверняка кто-нибудь из Олимпийцев тебе приказал? Дай-ка угадаю. Гера? Нет-нет, она ведь тебя видеть не может, её от тебя тошнит. Может Зевс? Или Афина?

  – Фетида, – процедил сквозь зубы Гефест.

  – Ах эта! – презрительно фыркнула Афродита. – Ну, ясно. Мамашка грязного мародёра, любителя воевать с безоружными крестьянами и рыбаками! Она часом не упоминала, он ещё не все берега Азии разорил, не всех её жителей продал ионийцам и египтянам в рабство? Всё ж как-никак десять лет почти этим промышляет. Умаялся поди, герой-то наш доблестный! Единственная отрада – наверняка солидные деньги на этом наварил. Вот что значит вовремя и кстати разругаться с Агамемноном и обзавестись правильными покровителями. Они и подскажут, и направят... Одна Афина чего стоит!

  – Довольно! – Гефест хотел рявкнуть на жену, но рявкнуть не получилось. Голос предательски дрогнул, а лицо залилось краской. Бог-кузнец всегда краснел, когда посторонние упоминали при нём Афину.

  В отличие от него Афродита повысила голос без труда:

  – Довольно – что? – прогремело на всю пещеру. – Довольно хотеть от законного супруга, чтобы он перестал быть тряпкой и не пресмыкался покорно перед теми, кто унижает и ненавидит его, кто сделал его калекой и уродом? Уж извини, дорогой, но – нет!

  Богиня привстала на ложе и гордо выпрямилась.

  – Хоть раз в жизни покажи себя мужиком. Топни ногой, стукни кулаком по столу, крепко выругайся, но не делай этих доспехов проклятому Ахиллу. Ты такой щепетильный, когда дело касается моих добродетелей, так куда же делась твоя щепетильность в отношении добродетелей пелеева отпрыска? Великий герой Эллады – трусливый и подлый мародёр, разбойник и работорговец. М-м, что скажешь? А как насчёт его соучастия в чудовищном злодеянии в Авлиде, когда Агамемнон заманил туда от имени Ахилла глупенькую Ифигению, сдуру втрескавшуюся в «великого героя»? Наивная дурочка понеслась, не чуя ног, как ей казалось, навстречу своему счастью, а вместо этого попала на алтарь, где Агамемнон, Нестор, Калхант, Ахилл и прочие палачи принесли её в жертву, чтобы греки смогли отплыть в Трою. Хорошо, что у засранки Артемиды проснулась совесть и она в самый последний момент увела девчушку из-под ножа... В наших родственниках, Гефест, иногда просыпается какая-то странная тяга к человечине, словно мы грязные африканские божки, а не Олимпийцы. Вот скажи, неужели все мои грехи перевешивают грехи тех, ради кого ты стараешься? Неужели вся эта твоя принципиальность настолько фальшива?