Текст книги "Улыбнись, малышка"
Автор книги: Эдриан Маршалл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Даже если Агата ничего тебе не оставила, – сказал мне Лесли, – все, что ты потеряешь, это полчаса на посещение конторы. Неужели тебе даже не любопытно, как старушка распорядилась своим имуществом? К тому же нотариусы и адвокаты довольно любопытные персонажи. Вдруг ты найдешь для себя что-то интересное? Тебе ведь нужно вдохновение – ты сама говорила, что никак не можешь сесть за новую книгу.
– Ну хорошо, – сдалась я и с надеждой посмотрела на Лесли. – А ты не составишь мне компанию?
– Учись обходиться без меня, малышка, – улыбнулся мне Лесли. – Не ровен час я женюсь – и что ты тогда будешь делать?
– Ты женишься?! – расхохоталась я. – Звучит так же смешно, как если бы я сказала, что иду на свидание. Нет, Лесли, брак не наша стихия. Придумай другую отговорку.
– Если серьезно, то у меня тоже некоторые трудности. Моя троюродная сестра, которая живет в Миннеаполисе, разводится с мужем. От мужа сестрица имеет дочь. Мою троюродную племянницу зовут, кажется, Энджи. Так вот, моя дорогая родственница не придумала ничего лучше, как на время развода отправить эту самую Энджи ко мне. Психолог убедил ее в том, что разговоры о разводе могут нанести ее дочери непоправимую травму, а ближе меня никого не нашлось. Я и рад был бы придумать какую-нибудь отговорку, но в голову ничего не пришло. Так что теперь мы с тобой товарищи по несчастью. Ты ищешь домработницу, а я – няню.
– И сколько у тебя будет гостить племянница?
– Месяц-другой, пока все не уляжется.
– И сколько ей лет?
– Кажется, девять. Я помню ее еще маленькой девочкой, точнее вечно пищащим кульком. Кэрол, я понятия не имею, как вести себя с детьми. Представляешь, в каком положении я оказался?
– Сочувствую, – искренне поддержала я Лесли. – Это куда хуже, чем завтракать подгоревшими тостами и пить переваренный кофе.
В адвокатскую контору я пришла одновременно с Мэгги Даффин и Сесилией. Обе были в строгих черных платьях. У Мэгги, привыкшей носить короткие юбки, платье доставало до пят. Впрочем, на этой эффектной блондинке даже самый нелепый наряд сидел бы исключительно хорошо. На ее фоне я всегда выглядела особенно непривлекательной. Впрочем, я давно перестала огорчаться по этому поводу.
Кроме Мэгги и Сесилии в контору пришел дядя Брэд, Майлс и старая подруга Агаты – одна из фермерских жен. Мы расселись в просторном кабинете, несколько сумрачном из-за темно-бардовых гардин, наполовину закрывших окна, за которыми виднелось унылое серое небо. Все торжественно молчали, ожидая, когда же нотариус вскроет заветный конверт.
Нотариус не собирался томить нас ожиданием и, разрезав большой конверт, произнес:
– Итак, господа, я оглашаю волю покойной Агаты Камп. – Развернув лист, вполне соответствовавший размеру конверта, он начал читать: – «Дорогие мои родные и близкие, томящиеся в ожидании своей участи! Вначале я хотела составить обыкновенное завещание, которое обычно и составляют в таких случаях. Но, хорошенько подумав, решила поступить иначе. Может быть, вы поблагодарите меня за это, а может быть, проклянете – этого я никогда не узнаю. В любом случае я уже не изменю своего решения.
Все свое хозяйство и дом (за исключением того, что будет оговорено далее) я оставляю моей дочери, Сесилии Шелли, в девичестве Камп, в благодарность за то, что долгие годы она терпела мой скверный характер. Своему сыну, Брэду Кампу, я завещаю участок хорошей и плодородной земли, которую купила специально для него. Продать ее или заняться фермерским хозяйством – дело его самого. Также я оставляю Брэду некоторую сумму, которой ему хватит на то, чтобы построить в Адамсе приличный дом, впрочем деньгами, как и землей, он может воспользоваться по своему усмотрению. Своей дорогой подруге, Маделайн Смит, я оставляю часы с кукушкой и шкатулку с украшениями, которые ей так нравились.
Теперь о вас, дорогие мои внуки. При жизни вы доставили своей бабке не так уж много радостей, так попробуйте хотя бы после смерти оправдать ее надежды. Все мои сбережения, отложенные для вас, будут разделены между вами поровну. Однако для того, чтобы получить эту сумму, вам всем придется выполнить мои условия.
Маргарет Даффин, в девичестве Камп, моя внучка, которая всегда терпеть не могла детей и не желала ими обзаводиться, должна будет устроиться няней в первое же место, куда ее пожелают взять, и проработать там целый месяц.
Майлс Камп, мой внук, известный в литературном мире как критик Смайлс Крамп, чьи разгромные статьи направлены против писательниц любовных и детективных романов, должен за один месяц написать детектив, который при этом вызовет хотя бы один положительный отклик.
Кэролайн Камп, моя внучка, писательница детективов, должна будет, подобно своим вымышленным героиням, раскрыть одно преступление, совершенное в Рочестере или в Адамсе. Кроме денег – независимо от вышеозначенного условия – я, выполняя просьбу ее покойного деда, Доуэлла Кампа, оставляю Кэролайн домик, который так любила ее прабабка Элайза Камп.
Все вышеперечисленные условия должны быть выполнены не позже чем через месяц после оглашения завещания. Если кто-то из моих внуков не справится с поставленной задачей, та сумма, что причитается ему по завещанию, делится поровну между теми внуками, которые выполнят мои условия.
Такова моя последняя воля. Ваша Агата Камп».
Нотариус поднял глаза и посмотрел на нас не без ехидства. Еще бы! Если бы я оказалась на его месте, наверное не удержалась бы от гомерического хохота. Агата Камп – вот уж кого я никогда не могла обвинить в хорошем чувстве юмора! – сыграла с нами презабавнейшую шутку. Не знаю, что думали в тот момент мои кузен и кузина, но во мне пробудилось уважение к покойной старушке.
Первой не выдержала кузина Мэгги. Она вскочила со стула с лицом, выражавшим крайнюю степень раскаяния в том, что она вообще пришла сюда.
– Нет, это какая-то чепуха! Разве такое завещание может иметь юридическую силу?!
– Вполне, – спокойно ответил нотариус, очевидно уже привыкший к подобным сценам. – Агата Камп составляла его, будучи в здравом уме и трезвой памяти, что было засвидетельствовано доктором.
– Нет, я отказываюсь участвовать в этом абсурде, – заявил Майлс, поднявшись следом за Мэгги. – Мы можем опротестовать это завещание в суде…
– Увы, мистер Камп, – возразил ему нотариус, – это бесполезно. Вы лишь напрасно потратите время и деньги. Агата Камп могла распорядиться своим хозяйством и деньгами по собственному усмотрению. Даже если бы она оставила все чужим людям, ни один суд не стал бы оспаривать ее право…
– Вот как… – помрачнел Майлс. – Бабуля всегда была с заскоками, но это не лезет ни в какие ворота.
– Майлс, не говори так о маме, – одернул сына Брэд. – И хорошенько подумай, прежде чем отказываться. Сумма, которую она оставила, очень велика. К тому же ты умеешь писать…
– И так часто критиковал детективы, – не удержавшись, вставила я, – что наверняка напишешь бестселлер.
Майлс бросил на меня полный негодования взгляд.
– Хотел бы я посмотреть, дорогая кузина Кэролайн, как ты блеснешь в роли сыщика. О преступлениях ты знаешь столько же, сколько продавец бургеров о технологии скотоводства. Все твои романы были плодом твоего воображения. А теперь придется узнать, что же это такое на самом деле. Или ты решила раскрыть преступление, не вставая с кресла?
– Вам-то досталось хоть что-то интересное, – надула губки Мэгги Даффин. – А мне? Почему я должна вытирать сопливые носы и возиться с этими маленькими чудищами?
– Не вздумай отказываться! – шикнула на нее Сесилия. – В кои-то веки у тебя есть шанс получить приличные деньги. Ты думаешь, твой Фредди когда-нибудь их заработает? Да ничего подобного! Он умеет только тратить то, что зарабатываешь ты!
– Мама!.. – одернула мать Мэгги.
– Что – мама? Моя мать была права – ничего путного из твоего брака не вышло!
Лесли, как это часто бывало, оказался прав: мои родственники, готовые перегрызть друг другу глотку, так и просились на бумагу. Какая колоритная сцена: разъяренная семья после оглашения завещания всеми любимой бабки…
– Буду ждать вас ровно через месяц, – сообщил нотариус, когда возмущение наконец улеглось. – И желаю вам удачи.
– Спасибо, – саркастически хмыкнул Майлс. – А я желаю вам, чтобы ваша бабка не додумалась составить подобное завещание.
– Да уж, – поддакнула Мэгги. – Хотя, подозреваю, бабушка Агата единственная в своем роде.
– Бывало и похуже, – покачал головой нотариус. – Один весьма богатый клиент моего коллеги из Сент-Пола не оставил своим родным ни цента – все состояние завещал своему хомячку. Так что завещание вашей бабушки по сравнению с этим – венец здравомыслия.
– Венец, – хмыкнула Мэгги. – На голову-то его не наденешь.
На этой глубокомысленной фразе, изреченной моей гениальной кузиной, наша встреча закончилась. Все разбрелись по домам, а я первым делом позвонила Лесли, который от души посмеялся над причудами покойной Агаты и пообещал, что лично сведет меня с Мэтью Соммерсом, детективом из Рочестера, уже не раз помогавшим мне ценными советами.
Конечно, сумма, которую оставила нам Агата, была очень велика, но от денег я, человек не слишком притязательный, могла бы отказаться. Не меркантильные соображения руководили мной, когда я решилась выполнить условие бабки. Я хотела доказать ей, пусть и после смерти, что способна сделать то, о чем так много писала. Что я не настолько глупа и далека от действительности, какой она – да и не только она – меня считала. Что мои сюжеты и мои героини не только плод моего воображения – они вполне могут существовать в реальном мире, полном самых, казалось бы, неправдоподобных историй.
3
К сожалению, Лесли не смог сдержать обещание и познакомить меня с детективом лично – именно в тот день к нему приехала сестра с троюродной племянницей. Племянница, которую звали Энджи, по словам Лесли, оказалась настоящим ангелочком. В душе я порадовалась за него – едва ли мой друг, несмотря на всю его выдержку, справился бы с капризным и непослушным ребенком. Однако же тот факт, что в полицейский участок я обречена идти в гордом одиночестве, весьма меня огорчил.
По природе своей я человек скорее замкнутый, чем общительный. Я тяжело и долго схожусь с людьми, но если я все-таки схожусь с ними, то между нами завязываются серьезные и прочные отношения. Оказавшись в незнакомой компании и в непривычных обстоятельствах, я начинаю смущаться и теряться, из-за чего произвожу на некоторых людей впечатление весьма высокомерной особы, которая не то что не может – не желает поддерживать непринужденный разговор. В этом отношении Лесли всегда выручал меня и поддерживал: он словно бы выступал переводчиком между мною и окружающими людьми. Лесли говорил то, что не договаривала я, заполнял словами мои неловкие паузы, готовил, если так можно выразиться, плацдарм для моего общения с незнакомым мне человеком. Поэтому, находясь рядом с Лесли, я могла быть уверена: меня поймут правильно и ни мои слова, ни выражение моего лица никому не покажутся высокомерными или, того хуже, снисходительными.
Несмотря на то что мой внимательный друг поговорил с детективом и попросил его сделать для меня все возможное, я страшно разволновалась перед посещением полицейского участка. Самое забавное заключалось в том, что мы с Мэтью Соммерсом уже были знакомы, правда заочно. Лесли много рассказывал мне о своем приятеле, а приятелю – обо мне. Мало того, я частенько прибегала к помощи Соммерса, когда писала свои детективы. Богатый опыт Соммерса нередко обеспечивал меня благодатной почвой для сюжета, его познания в оружии частенько спасали меня от глупых ляпов, а ситуации, которые происходили в участке, я неоднократно вставляла в свои романы. И все же общаться через посредника для таких скованных и пассивных натур, как я, иной раз значительно проще, чем напрямую. Именно поэтому я все эти годы не очень-то стремилась знакомиться с Мэтью Соммерсом лично.
Я шла по улице, размышляя о том, за что могла бы взяться на детективном поприще, а также о том, что мне уже чертовски надоело завтракать горелыми тостами и сбежавшим кофе. Отчаявшись найти себе молоденькую домработницу, я, честно говоря, начала подумывать о том, чтобы сдаться и, вняв советам работников кадровых агентств, взять к себе пожилую даму. Однако эта перспектива совершенно меня не радовала.
Находясь во власти своих невеселых дум, я вошла в участок. Не знаю, каким было выражение моего лица, но первый вопрос, с которым обратился ко мне молодой сержант, был:
– Что у вас случилось, мэм?
– У меня? – Я подняла на него взгляд, полный недоумения. – Все в порядке. Я пришла к детективу Соммерсу, вы не могли бы меня проводить?
– К Соммерсу? – Сержант посмотрел на меня с еще большим недоумением, чем я на него. Видно, у тех, кто приходил к Соммерсу, попросту не могло не быть проблем. – Но он сейчас занят, мэм. Может, вы объясните мне свою проблему и я провожу вас к другому детективу?
– Нет, это исключено, – покачала головой я. – Мне нужен детектив Соммерс.
– Я уже объяснил, мэм, что он занят. К нему с минуты на минуту должны прийти.
– Значит, он ждет меня, – констатировала я, с неудовольствием покосившись на чересчур бдительного сержанта.
– Вы Кэролайн Камп? – недоверчиво спросил сержант и стал внимательно ко мне приглядываться, что вызвало во мне еще большее раздражение.
– Да, я Кэролайн Камп. Вам показать документы?
– О нет, не надо, мэм, – растерянно пробормотал сержант. – Знаете, я читал ваши книги. Много ваших книг, мэм. Мне они очень нравятся. Особенно это… «Полдник людоеда».
– А-а, «Полдник людоеда», – улыбнулась я. По словам редактора, это моя лучшая книга. – Рада, что вам понравилось.
– Мэм, а вы не оставите мне автограф? – засуетился сержант. – У меня в ящике лежит одна ваша книга. Если, конечно, никто не взял ее почитать…
– Разумеется, оставлю, – кивнула я и вытащила из кармана плаща свою любимую перьевую ручку – только ей я подписывала книги. Правда, эта ручка не раз меня подводила: протекала и пачкала карманы одежды, но даже это ее качество не заставило меня отказаться от своей привычки, если хотите, рода суеверия. Ведь именно этой ручкой я подписала первый экземпляр своему первому читателю.
Пока сержант бегал за книгой, я стала свидетельницей сцены, которая не могла оставить меня равнодушной. Двери участка распахнулись, и на пороге появилась странная троица: двое полицейских и старушка, которая, несмотря на свой возраст, оказалась довольно бойкой и голосистой.
– Да что же это вы делаете?! – кричала старушка на рослых парней, которые годились ей во внуки. – Ни стыда у вас ни совести! Я же ничего не сделала! Да я на вас в суд подам!
Последнее старушкино заявление вызвало у парней дружный хохот, который еще больше рассердил пожилую даму.
– Ах вы еще и смеетесь над пожилым человеком?! Ну держитесь у меня! А вы будете свидетелем! – крикнула она мне, и, хотя я не успела ни согласиться, ни отказаться, продолжила: – Эта дама покажет на суде, как вы со мной обращались! Расскажет, что вы привели в участок невинную жертву!
Полицейские – надо сказать, довольно вежливо – предложили старушке присесть на скамью.
– Сейчас доложим о вас детективу Соммерсу, – пообещал старушке один из них.
– Да хоть бы и президенту! – возмущенно фыркнула пожилая дама. – Тоже мне, нашли преступницу!
Плакала моя консультация, вздохнула я про себя. Если Соммерс займется этой старушкой, то я просижу здесь не меньше часа. А все этот сержант со своим автографом! И куда он только запропастился?
Через несколько минут прибежал запыхавшийся сержант и протянул мне изрядно потрепанный «Полдник людоеда».
– Простите, что так долго, мэм. Я ее по всему отделу искал. Как знал – утащили книгу. Пойдемте, я провожу вас к детективу Соммерсу.
– Кажется, у него сейчас будут дела поважнее, – буркнула я, подписывая книжку. – Видите эту старушку? – кивнула я в сторону пожилой дамы. – Ее хотят отвести к детективу.
– Но я только что звонил ему, и он просил проводить вас в свой кабинет.
Я пожала плечами, отдала сержанту книгу и проследовала за ним. По дороге разговорчивый сержант рассыпался в благодарностях и интересовался, чем я порадую своих читателей на этот раз.
Мэтью Соммерс оказался тучным, но довольно энергичным и приятным мужчиной лет сорока пяти. Он предложил мне сесть, а сержанту велел сделать мне кофе.
– Рад вас видеть, мисс Камп. Можно я буду называть вас просто Кэролайн? Полагаю, наше давнее заочное знакомство дает мне на это право?
Я кивнула.
– Лесли рассказал мне о вашей беде или счастье – уж не знаю, как это назвать, – продолжал Соммерс. – И я обещал ему сделать для вас все, что в моих силах. Хотя в моей практике – это впервые. Я имею в виду, чтобы писательница сама занималась расследованием.
– Спасибо, что не отказали мне, мистер Соммерс, – пробормотала я, несколько обескураженная его манерой говорить и держаться. Мэтью Соммерс буквально прыгал вокруг стула, на котором я сидела, и говорил так много, что мне пришлось напрячься, чтобы удержать в голове все его слова.
– Зачем такая официальность? Зовите меня просто Мэтью. В участке меня называют Толстяком Мэтью, и я не обижусь, если вы будете обращаться ко мне так же… А мы с вами полные противоположности, Кэролайн. Вы такая худенькая, почти что призрачная, а я настоящий толстяк. Лесли, конечно, вас описывал, но я все равно думал, что вы другая. Нет, я вовсе не думал, что вы полная или вроде того. Просто мне казалось, вы не такая хрупкая.
– Да, – натянуто улыбнулась я. – Так часто бывает: воображаешь себе человека, а потом встречаешься с ним и он разочаровывает.
– Нет, я совсем не это хотел сказать. Или, может быть, я вас разочаровал? Вы, наверное, не думали, что я такой толстый?
Мы бы еще долго выясняли с Соммерсом, как каждый из нас представлял друг друга, если бы детектив не вспомнил, что внизу его ждет несчастная старушка.
– Знаете, Кэролайн, мне на голову свалилось одно происшествие. Вы ведь подождете, пока я с ним разберусь? Вначале я подумал оставить вас внизу, а потом сказал себе: почему бы и нет? Позови ее, пусть она посмотрит на твою работу. Ей ведь только польза от этого… Как вы считаете, я прав?
– Мне было бы очень любопытно посмотреть на вашу работу, – призналась я. – Если, конечно, сцена допроса не будет слишком жестокой.
– Ну что вы, я мягок и вкрадчив, как пантера перед прыжком. К тому же не думаю, чтобы это затянулось. Преступление-то пустяковое. Некая старушка служила экономкой у одной обеспеченной семейной пары, а потом взяла да и утащила у супруги дорогое колье. Знаете, старушки обыкновенно чувствительны и склонны к раскаянию, так что колье быстренько отыщется.
– Эта не такая, – покачала я головой. – Вы бы слышали, как она кричала. Утверждала, что невиновна.
– Да бросьте вы, Кэролайн. Невиновных людей не бывает. Все мы в чем-то виновны, даже если нас обвиняют совсем в другом.
С такой позицией сложно было спорить, поэтому я пересела в уголок, где не смогла бы никому помешать, и принялась пить кофе, который принес мне сержант.
Через несколько минут к Соммерсу привели старушку. Никакой податливости и смирения в ее взгляде я не прочитала.
– Мистер детектив! – гордо заявила она с порога. – Я ни в чем сознаваться не буду. Я ничего не брала.
– Хорошо-хорошо, – мягко улыбнулся ей Соммерс. – Садитесь напротив, мы с вами потолкуем.
– И вы здесь? – удивилась старушка, заприметив меня. – Неужто и вас в чем-то обвиняют?
– Не волнуйтесь, ее ни в чем не обвиняют, – кивнул в мою сторону Соммерс. – Это писательница, мисс Кэролайн Камп. Пришла в участок, чтобы поднабраться опыта в нашем деле. Мисс Камп пишет детективы.
– Напишите про меня, мисс Камп, – попросила старушка. – Напишите роман о том, как сажают невиновных людей.
– Пока я хочу посадить вас только на этот стул, – перебил ее Соммерс и указал на стул, где еще несколько минут назад сидела я. – Кстати, как вас зовут? Меня – Мэтью Соммерс.
– Дженевра Пейн, – ответила старушка, заняв предложенное ей место. – Мисс Дженевра Пейн.
– Отлично, мисс Пейн. Или лучше называть вас Дженеврой?
Старушка едва заметно кивнула.
– А имя у вас редкое, Дженевра. Ну что, может, расскажете мне, как женщина с таким редким и красивым именем попала в подобную переделку?
Старушка принялась рассказывать, да так искренне, что я, признаюсь, совершенно неопытная в подобных вопросах, сразу же ей поверила. Она служила в – на всякий случай не буду приводить имен – семье N.
Так вот, на семью N старушка работала верой и правдой пять лет. Из этих пяти четыре года были самыми спокойными и безмятежными в ее жизни. Хозяева были довольны своей работницей, а работница – своими хозяевами, что, как вы и сами знаете, случается довольно редко. Однако через три года произошло то, что изменило не только жизнь семьи N, но и отразилось на привычной работе Дженевры Пейн: миссис N умерла, оставив мистера N и свою маленькую дочь на попечении домработницы. Мистер N горевал, по моим меркам, недолго: через полтора года он женился на миссис М, которую маленькая мисс N сразу же невзлюбила. Девочка все еще тосковала по матери и считала женитьбу отца предательством. Вскоре оказалось, что нелюбовь девочки взаимна: мачеха не стремилась сближаться с девочкой и начала устанавливать в доме свои порядки. Вот здесь-то пришлось несладко мисс Дженевре Пейн, которая делала все так, как привыкла делать во времена ныне покойной миссис N.
Станете ли вы сомневаться в том, что миссис М это пришлось не по душе? Вскоре миссис М начала намекать своему супругу на то, что от услуг мисс Пейн можно было бы отказаться. Однако мистер N с негодованием отверг предложение жены и отказался увольнять хорошую работницу, которая верой и правдой служила его семье столько лет. Миссис М вроде бы успокоилась и смирилась с тем, что Дженевра останется в доме.
Но старушка торжествовала победу слишком рано. Одним прекрасным утром обнаружилась пропажа колье, которое девочке, маленькой мисс N, подарила когда-то покойная мать. Весь дом был поднят на ноги, и поиски колье все-таки увенчались успехом. Где бы вы думали нашли эту дорогую безделицу? Разумеется, в сумочке мисс Дженевры Пейн. Возмущенная до глубины души миссис М потребовала, чтобы воровкой немедленно занялась полиция.
– А я-то думал, что колье исчезло, – мрачно сообщил Соммерс, дослушав старушку. – Что ж, не буду скрывать, Дженевра, вы оказались в скверном положении. Колье найдено в вашей сумочке, свидетелей – полная скамья. Единственное, что я мог бы вам предложить, – это чистосердечное признание. Если вы подпишете его, срок удастся скостить. К тому же, узнав о том, что вы раскаиваетесь в содеянном, ваши хозяева, быть может, сменят гнев на милость и не станут доводить дело до суда.
Я не верила своим ушам. Мистер Соммерс принуждал сознаться в преступлении ни в чем не повинную женщину. К тому моменту я уже так уверилась в невиновности Дженевры, как если бы сама была участницей вышеупомянутых событий. У меня не возникало даже сомнений в том, что колье подложила ей коварная миссис М, которая желала во что бы то ни стало избавиться от неугодной домработницы, напоминавшей ей о покойной жене мистера N. Может, мне стоило промолчать и не лезть не в свое дело, однако неугомонный дух, сидевший внутри меня и взывавший к справедливости, настаивал, чтобы я хотя бы попыталась помочь старушке.
– Послушайте, Мэтью, – пискнула я из своего уголка. – Вы ведь еще не допросили ни ее хозяйку, ни хозяина. Вдруг они скажут что-нибудь такое, что подтвердит невиновность мисс Пейн?
Мэтью Соммерс, вопреки моим ожиданиям – а я ожидала бурю гнева в свой адрес, ведь я нагло вторглась в допрос, – расхохотался.
– Кэролайн, вы действительно считаете, что хозяин Дженевры поверит своей служанке больше, чем жене? Я вас умоляю! Не будьте такой наивной. Если эти люди не снимут обвинения, шансы нашей Дженевры невелики…
– Я ни за что не признаюсь в том, чего не совершала! – вспыхнула Дженевра. – Пускай меня сажают в тюрьму, но я сяду туда с чистой совестью. А вам, мисс Камп, спасибо. Вы, видно, одна мне верите. Если, конечно, не считать маленькую мисс. Она всегда относилась ко мне тепло, а когда у меня нашли это проклятое колье, рыдала в три ручья и умоляла своего отца не вызывать полицию.
– Вот видите, Мэтью, – покосилась я на Соммерса. – Даже девочка не верит в виновность мисс Пейн. Хотя она и пострадала – у нее ведь пропало колье.
– Прикажете мне допросить еще и девочку? – хмыкнул Соммерс. – Конечно же к показаниям ребенка судья отнесется с большим вниманием.
Несмотря на напускную иронию, я заметила, что Мэтью и сам не горел желанием отправить Дженевру Пейн на скамью подсудимых. Но что он мог поделать, когда все факты, все улики указывали на виновность старушки?
Я вдруг остро почувствовала разницу между моими героинями и мною. Они были куда сообразительнее. Им удавалось отыскивать скрытые улики, они задавали каверзные вопросы, которые обезоруживали детективов и шерифов. Они вытаскивали из тюрьмы невиновных, разоблачая истинных преступников с такой же небрежностью, с какой стряхивали пепел со своих сигарет. А что могла сделать я? Чем я могла помочь несчастной старушке, чье лицо, что еще совсем недавно выражало отвагу и желание отстаивать свои права, теперь осунулось и потемнело, словно строгий судья уже вынес приговор?
Повисло угрюмое молчание.
– Мэтью, у вас курят? – наконец поинтересовалась я.
Детектив кивнул. Я вытащила сигарету и полезла в карман за зажигалкой. Мой девственно-белый недавно купленный «клиппер» оказался перепачкан чернилами, а на пальцах остались фиолетовые разводы. В очередной раз ругая себя за то, что не положила ручку в футляр, я вытащила из сумочки салфетку и принялась вытирать пальцы. На белоснежной салфетке появились отпечатки моих пальцев. И тут меня осенило.
– Послушайте, Мэтью, – обратилась я к детективу. – Если мисс Дженевра Пейн и впрямь взяла колье, на нем должны быть отпечатки ее пальцев. Может, вы отошлете колье на экспертизу?
– Я не думаю, что тот, кто взял колье, оставил на нем отпечатки своих пальцев, если вы об этом. Скорее всего, колье хорошенько протерли, прежде чем положить его в сумочку. Видите ли, не все так просто, как кажется на первый взгляд. Для того чтобы делать экспертизу, я должен иметь веские основания для сомнений. Если бы я проверял отпечатки пальцев на каждой украденной вещи, начальство давно бы меня уволило.
– Но разве история, рассказанная мисс Пейн, не достаточное основание?
– А кто ее подтвердит?
Я вздохнула. Если бы все было так просто, как в моих детективах, мисс Дженевра Пейн уже не сидела бы в участке. Но, увы, противный кузен Майлс оказался прав: мои представления о расследованиях, даже таких, казалось бы, простых, как случай мисс Пейн, очень сильно расходились с действительностью. И, хотя этот случай на фоне моих романных злодеяний выглядел заурядным и даже водевильным, я сочувствовала старушке так, как никому из моих персонажей.
– Дженевра, может быть, вы хорошенько подумаете и вспомните хотя бы кого-нибудь, кто мог бы вам помочь? – поинтересовался детектив. – В вашем доме есть еще прислуга?
Дженевра кивнула.
– Да, горничная, моя помощница. Но едва ли она скажет хоть слово в мою защиту – девушка она очень робкая и страшно боится потерять место.
– Паршиво, – кивнул Мэтью. – А кто-нибудь из соседей может подтвердить, что ваша хозяйка скверно обращалась с вами? Кричала или, может, оскорбляла вас?
– Едва ли, – покачала головой Дженевра. – Моя хозяйка никогда не отчитывала меня на людях. Она даже при муже остерегалась придираться ко мне. Зато наедине со мной позволяла себе грубости.
Зазвонил телефон, и я заметила, что детектив обрадовался звонку. Его явно тяготило то, что он ничего не может сделать для старушки. Однако в процессе разговора лицо Соммерса потихоньку начало светлеть, а к концу – и вовсе засияло, как новенькая блестящая кастрюля из нержавеющей стали.
– Честно скажу, вам очень повезло, Дженевра, – весело обратился он к старушке, выслушав собеседника на другом конце провода. – Ваша маленькая мисс довела вас до беды, но сама же и спасла. Девочка, – повернулся он ко мне, – чтобы избавиться от мачехи, решила подложить ей колье. Но ночью, в темноте, перепутала сумочки и подложила его мисс Пейн. Когда дело приняло такой оборот, она пожалела нашу почтенную даму и во всем призналась отцу, который немедленно позвонил в участок.
– Боже мой… – Из глаз Дженевры потекли слезы. – Боже мой, я же говорила, что ничего не сделала…
– Успокойтесь, мисс Пейн, ведь все закончилось. Теперь вы можете вернуться на свое место с гордо поднятой головой.
Мои слова заставили старушку возмущенно тряхнуть этой самой головой.
– Нет уж, туда я больше не вернусь. Не хочу работать в доме, где мне не верят. Лучше уж и вовсе остаться без работы.
– Ну зачем же – без работы? – улыбнулась я. – Если вы умеете готовить и если, разумеется, хотите, вы могли бы работать у меня. От меня недавно ушла домработница. Вас, правда, может не устроить то, что я много курю…
– О, это сущие пустяки, мисс Камп, – просияла старушка. – По сравнению с тем, что со мной только что произошло…
Мисс Дженевра Пейн пообещала, что позвонит мне сразу, как только заберет из дома N свои вещи, и, искренне поблагодарив меня за участие, удалилась.
– Кажется, я совсем вас разочаровал, – вздохнул детектив Соммерс. – Вы ожидали, что я буду вести себя как герой, но, увы, героизм в нашем деле удается проявить крайне редко.
– Вовсе не разочаровали, – поспешила я утешить Соммерса. – Хотя, конечно, я не ожидала, что оправдать невиновного такая сложная задача. Казалось, все лежало на поверхности – придирки хозяйки, ее нежелание, чтобы мисс Пейн работала в этом доме. Я думала, что вы в два счета оправдаете Дженевру.
– И ни на секунду не допускали, что она действительно виновата? – хитро сощурился Соммерс.
Я покачала головой.
– А зря. Иной раз мне попадаются такие хитрюги, которые самого черта запутают. И, кроме как на улики, мне полагаться не на что. Я не могу себе позволить руководствоваться чувствами, Кэролайн. И вам бы не советовал. Если, конечно, вы все еще не передумали заняться расследованием. Постараюсь найти для вас какое-нибудь не слишком запутанное дело. Если подвернется, конечно.
Я расспросила Соммерса о его работе, а потом ему позвонили и нам пришлось распрощаться. Несмотря ни на что, детектив мне понравился: работая в полиции, он мог бы давно уже зачерстветь душой, но все же остался человеком. И, хотя он не совершил ничего из ряда вон выходящего, чтобы спасти мисс Дженевру Пейн, я все-таки была признательна ему за то, что он пытался хоть как-то ей помочь.
