Текст книги "Звери в тумане"

Автор книги: Эдоардо Эрба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

4. Как Габриелла купила свое первое курево

В нескольких километрах отсюда, на вершине кривого холма останавливается фургон. Мы слышим, как выключается двигатель, но фары остаются включенными. Правда, они не улучшают видимость, наоборот, капли тумана отражают свет, как множество маленьких зеркал, и там, куда достигает луч света, очертания предметов становятся еще более расплывчатыми. Из фургона выходит странная троица. Разглядев их лучше, мы узнаем Альфонсо и Обу. Третьей выходит девушка с рюкзаком за спиной. Как выяснится позже, ее зовут Габриелла. Ей лет двадцать пять-тридцать, движения ее немного грубоваты, что резко контрастирует с очень женственной внешностью, которую можно назвать красивой. Эти две характеристики представляют собой смесь, которая инстинктивно может нравиться или не нравиться. Как правило, она не нравится.

Габриелла нервничает, как будто она торопится или чего-то боится. Изучает местность, пытаясь сориентироваться в тишине. Альфонсо и Оба следуют за ней. Альфонсо впереди, Оба идет последним. Странность этой группы заключается в том, что у этих троих нет ничего общего. В порядке вещей было бы увидеть их в очереди на почте, но невозможно представить, что у этой троицы, выдернутой из человеческой колоды, может быть одна и та же цель. И все же, если послушать их разговоры, выходит, что так оно и есть. Первым заговаривает Альфонсо.

Альфонсо: Ну что? Это здесь?

– Да, должно быть, здесь.

– Должно быть или здесь?

– Здесь.

– Уверена? Потому что мы уже два часа кружим впустую. У меня спина разламывается.

– Разгружайте инвентарь.

– Куда торопиться? Выкурим по сигарете.

– Я сказала, сейчас же.

– Третьего нет. Ты же говорила, что нас должно быть трое.

– Вы сами видели, он не пришел. Потом я вернусь в город и заеду за ним.

– Так что же, он получит те же деньги, что и мы, ни хрена не делая.

– Ну и что?

– Так не пойдет. Я хочу половину денег, которые причитаются ему.

– Слушай, Альфонсо. Тебя ведь Альфонсо зовут? Ты и твой компаньон приняли условия.

– Он не мой компаньон.

– Твой друг.

– Он мой подчиненный. Так что его деньги отдашь мне, а я с ним сам разберусь. Мы так договорились.

– Ты не понял. Я никому не плачу, за деньгами пойдете в Муниципалитет. А как вы их поделите, это дело ваше. Если хочешь получить больше, говори со служащим, а не со мной, ладно? Я не решаю, сколько платить. Я ни при чем. А теперь разгружайте.

– Здесь вечно все ни при чем, а пинком под зад одни и те же получают.

– Ты можешь уйти.

– Давай, Оба, разгружай инвентарь, недоделанный… ты понял или нет? Ты должен разгружать… вот эти штуки перед твоим носом! Смотри, какой дурак… электроматериалы… и деревянные доски… о!.. клади их на землю… давай, синьорина спешит….

– Возьми лопату. Надо выкопать ямы глубиной как минимум метр.

– Оба, когда закончишь разгружать, возьми в фургоне лопату и вырой три ямы… на каком расстоянии друг от друга?

– А ты ничего не будешь делать?

– Нет. На каком расстоянии?

– Так нам понадобится вдвое больше времени. Почему ты его заставляешь все делать?

– Я же сказал, он мой подчиненный. Я вытащил его из дерьма, плачу ему зарплату, он мой подчиненный.

– Ты его эксплуатируешь.

– Это я-то его эксплуатирую? Я и квартиру ему дал. Спроси-ка, доволен ли он. Оба… ты доволен или нет, что нашел Альфонсо? Видишь, смеется. Он доволен. Ты не представляешь, откуда он приехал. У него на родине даже воды питьевой нет. Знаешь, сколько пива он сегодня высосал? Хрен я его эксплуатирую. Как же, эксплуатируют его… Он ноги мне должен целовать. По-твоему, если бы не я, он бы здесь работал? Конечно, ходил бы наркотиками торговал… Кстати, у меня косяк в кармане, марокканец один дал. Не интересует?

– Почему ты у меня спрашиваешь?

– У тебя по лицу видно, что куришь.

– Сколько стоит?

– Тридцать.

– Давай.

– Видишь, как я тебя расколол. Так и знал, что куришь. Я подумал: эта декораторша точно курит. У меня глаз наметанный.

– Я никогда не курила.

– Неужели? Тогда почему берешь?

– Мне хочется.

– Растолкуй-ка мне.

– Беру и все. Вот деньги.

– Мне нравятся такие таинственные, как ты. Никогда не знаешь, что вы сделаете в следующую минуту. Грациелла…

– Габриелла.

– Ты разве не Грациелла сказала? Мне послышалось, Грациелла. Не пойти ли нам в микроавтобус и не выкурить ли по косячку, пока он тут собирает,?

– Нет.

– Ладно, можем и здесь побыть. Не волнуйся за негра. Он ничего не понимает. Его как будто нет.

– Знай свое место.

– Ну, я же видел, как ты на меня вчера в баре смотрела…

– Не смей меня трогать за плечо, когда говоришь… Меня это бесит.

Альфонсо нарочито улыбается и протягивает руку. Габриелла без предупреждения начинает кричать. Ее крик разрывает тишину небольшой долины. В нем ярость, страх и еще что-то неуловимое. Должно быть, именно от этой скрытой ноты у Альфонсо бегут по спине мурашки, и он убирает руку. Оба смотрит, ничего не понимая. Крик длится немного дольше, чем можно было бы ожидать. Когда он прекращается, воцаряется неловкая тишина. Оба начинает копать.

5. Кабан

Темнеет. Палома сидит на земле, погруженная в свои мысли, оглушившие ее, как шторм. Она молчала несколько часов, во рту у нее пересохло. Но ей кажется, что она говорила так много, говорила с ним, с юношей, которого здесь больше нет, но который кажется таким реальным, ведь он оставил запах пота и мускуса на ее коже. Если бы можно было, Палома говорила бы с ним еще и еще, она объяснила бы ему вещи, которые хотела сказать в начале, но тогда у нее не вышло, а теперь получилось бы так хорошо, так гладко… Она сказала бы ему сквозь слезы:

Палома: Прекрасное лесное создание, зверь… можно я буду звать тебя так? Ты доставил мне такое… ты мне очень нравишься, так бы всего тебя и съела… зачем скрывать, ты возбудил во мне такое сильное волнение… сколько же времени мне понадобится, чтобы прийти в себя? Но я не хочу приходить в себя, пока могу, я хочу быть в тебе, потому что в тебе мне лучше. Я же знаю, что в какой-то момент это произойдет: однажды утром я проснусь и не обнаружу то прекрасное, что ты мне оставил, и смогу только вспоминать, что я была… не боюсь сказать… совсем счастлива. Ты, зверь, забрал меня туда, где я страдаю от счастья. Не так, как страдают только от боли. Нет, я страдаю, и это так прекрасно, что я плачу… видишь? Я плачу, но ты не должен волноваться, это от счастья. Но как будто я плачу по себе, по всем… дай мне поплакать навзрыд… это прекрасно… рыдания, потому что там, где рыдания… там счастье… и этому научил меня ты, научил сегодня….

Рыдания, которые кажутся Паломе такими сильными, на самом деле совсем негромкие. И, тем не менее, благодаря им инженер Фуми находит ее. Мужчина выходит из темноты, держа в руке ружье, и видит сидящую на земле жену. Она немедленно прекращает плакать и пристально смотрит на него, как будто никогда и не плакала.

– Посмотри, где….

– Привет.

– А молодой человек?

– Он ушел.

– Сразу?

– Почти сразу.

– А ты почему еще здесь?

– Ты мне сказал подождать…

– Да, но где твой здравый смысл… если видишь, что прошло несколько часов… Я думал, ты ушла домой. Пришел домой, а тебя там нет. Куда она делась? Я волнуюсь, иду на улицу искать тебя… Ты не чувствуешь сырости? У меня кашель начинается.

– Ты сказал мне ждать здесь.

– Постарайся рассуждать трезво хоть иногда. Как бы я нашел тебя в этом тумане.

– Ты же меня нашел.

– Случайно. Я думал, это зверь.

– А это была я.

– Ты плакала?

– Нет.

– Тогда почему ты издавала такие звуки?

– Я издавала звуки?

– И глаза у тебя красные. Почему ты плакала?

– Не знаю, я задумалась.

– И о чем же ты задумалась?

– Не помню.

– Не помнит она… плачет, и не помнит, почему. Что-то случилось?

– Нет.

– Ну, вот и хорошо.

– Что?

– Что с тобой ничего не случилось.

– Тебе главное, чтобы никогда ничего не случалось.

– Ничего серьезного, я хотел сказать.

– А если случилось?

– Что-то случилось?

– Нет.

– Хорошо.

– То есть, да.

– Можно узнать, какого черта с тобой произошло! Почему ты была здесь все это время?

– Я встретила зверя.

– Зверя? Какого зверя?

– Свинью.

– Свинью?

– Дикую свинью.

– Кабана.

– Кабана.

– И ты испугалась?

– Нет.

– А он что сделал, убежал?

– Нет.

– Как нет? Остановился здесь?

– Да.

– Кабан остановился здесь?

– Не здесь. Там, за кустом.

– И что он сделал?

– Ничего, смотрел на меня.

– А ты?

– А я… я тоже смотрела на него. Мы смотрели друг на друга.

– Вы с кабаном стояли и смотрели друг другу в глаза?

– Да. Мы смотрели друг на друга долго. Очень долго. Как будто ему нужно было сказать мне что-то важное.

– И он сказал тебе это?

– По-своему да.

– И какого черта он сказал?

– Он сказал мне много вещей.

– Ах, много вещей….

– Много вещей, которых тебе не понять.

– Значит, я хожу полдня и ищу тебя, заболеваю, потому что от сырости я всегда заболеваю, прихожу сюда, чтобы услышать, что кабан сказал тебе вещи, которых мне не понять. Слушай, я даже знать не хочу, чем ты тут занималась. Я тебе больше скажу: мне это не интересно. Отказываюсь влезать в твою больную голову. Но как мы вернемся теперь домой, как, по-твоему, мы найдем дорогу в этой темноте?

– Дом там.

– Да, он там… дурочка, достаточно ошибиться на десять сантиметров, и окажешься на другом холме, в десяти километрах от виллы. Сегодня мы домой не пойдем. Нельзя. Будем спускаться, пока не найдем эту проклятую тропинку, повернем направо и, если повезет и не собьемся с пути, то дойдем до охотничьего домика. Я взял с собой ключи. Кровати застелены, я позвонил этой Эльвире, этой служанке моей матери, этой дуре, и велел приготовить постели. Еще я сказал ей купить продуктов. Купила она или нет, я не знаю. Увидим. Я хочу есть. Если не купила, я уволю ее раньше, чем мы с ней познакомимся. Она женщина, и уже за это я ее ненавижу. Давай, вставай….

Инженер Фуми включает фонарик. При свете фонарика они пускаются в путь. Идут медленно, потому что плохо видят, куда ступают, и по разным причинам оба чувствуют себя немного неловко на природе, в сгущающихся сумерках. Мы видим, как они неуверенными шагами направляются вниз и исчезают в конце спуска.

6. Се человек!

На кривом холме фары, подключенные к жужжащему переносному генератору, освещают уже установленные в классическом расположении три креста: центральный немного впереди. Оба привязан справа от центрального распятия, Габриелла на приставной лестнице привязывает слева Альфонсо. Оба и Альфонсо завернуты в туники с открытыми руками и голыми ногами. У Обы встревоженное лицо, он не выпускают из виду одежду, которую Габриелла кучей свалила на земле рядом со своим рюкзаком. Из рюкзака высовывается служащая моделью для сцены репродукция картины с распятием, с которой девушка время от времени сверяется. Она волнуется, делает быстрые движения, понятно, что она опаздывает. Альфонсо тоже беспокоится, и скоро нам станет ясно, почему. Если мы сочли его только грубым спекулянтом, значит, составили о нем неполное мнение. Он удивит нас тем, что читает мысли Обы, хотя тот не произнесет ни слова.

Оба: Ай… не затягивай так сильно, ты мне кровь остановишь.

– Я уже закончила.

– Не проще было привязать фальшивые веревки?

– Веревки есть веревки.

– Зачем привязывать? Прислони просто, они же должны только видимость создавать.

– Это моя работа.

– А это моя рука. Негру ты, по-моему, не так сильно затянула… а, Оба? Как дела?.. нет, она ничего не украдет у тебя… он волнуется за часы… Она привязала тебя не для того, чтобы часы спереть… почему ты спускаешься?

– Сверяюсь с образцом… Так я и знала. Рука торчит. Надо переделать.

– Все равно люди не видят этот твой образец.

– Я привыкла работать по-своему.

– Мы же опаздываем, чего время терять с этим образцом… Оба, я же сказал тебе, что она их не тронет… слушай, сделай одолжение. Раз уж ты внизу, возьми-ка его часы и дай ему, а то он так и будет дергаться.

– Ну да, давай ему еще часы наденем… черный человек на кресте… да еще и в часах.

– Оба, ну потерпи, раз уж ты черный, часы она тебе отдаст в конце. Только прекрати дергаться, ты и меня нервируешь… к тому же еще и холодно. А нельзя было в помещении устроить это мероприятие?

– Представление, а не мероприятие.

– Я никогда не видел ничего подобного.

– Такого не устраивали уже два века.

– Значит, всем плевать было… И для этого из города сюда приедут?

– С факелами.

– И кто сюда поедет?

– Увидим.

– А нам что нужно делать?

– Ничего. Тот, кто в центре, скажет одну фразу и закроет глаза. После этого выйдет актриса, и начнет петь песню.

– А что это?

– Что такое песня? Это песня.

– И все это представление ради одной песни? А потом рассказывают, что у них денег нет… И сколько это будет продолжаться?

– Слушай, у меня нет на тебя времени, я ужасно опаздываю….

– Я хочу знать, сколько мне руки так держать. Потому что это положение не очень удобное…

– Дай-ка я узнаю, выехал ли тот. Еще нужно время, чтобы его привязать…

– А почему ты меня в центр не поместила?

– Куда я мобильный положила? Я с ума сойду!

– О, Оба… нам повезло, потому что тому она вобьет настоящие гвозди… Зачем я тебе это говорю? Ты даже не знаешь, кто такой Иисус.

– Ничего не выйдет. Нет связи.

– Шш-шшш, тихо.

– Что это?

В этот момент появляется юноша. Через плечо у него висит малый барабан. Он вспотел, запыхался, как будто за ним гнались. Он явно не ожидал увидеть перед собой сцену с крестами. Юноша останавливается на минуту в растерянности, смущенный, как человек, оказавшийся неожиданно на театральной сцене во время репетиции. У него вырывается:

– Извините.

– Я чувствовала, что ты где-то рядом.

– Габриелла, ну когда ты изменишься?

– Я чувствовала.

– Что это такое?

– Я готовлю спектакль для сегодняшнего вечера. Будет Песня Магдалины, ты знал?

– Нет.

– Ты как будто живешь в другом мире. Все время в лесу с этим барабаном…

– Это малый барабан.

– Ты это делаешь для зверей или против охотников?

– Потому что мне этого хочется. А ты кто, организатор?

– Сценограф.

– А-а-а….

– Это я придумала сцену. Немного в стиле средневековых тайн, но оригинально. Никто такого не ожидает. Это будет сногсшибательный сюрприз. Сегодня ночью. Ты придешь?

– Не думаю.

– Что с тобой?

– Ничего, а что?

– Ты какой-то странный….

– Это из-за… тумана.

– Ну да, туман… как будто я тебя не знаю…

– Я, наверно, заблудился.

С креста раздается голос Альфонсо, и дальше разговор продолжается втроем.

– Эй, красотка! Почему бы тебе ему не предложить?

– Что?

– Слушай, друг, мне кажется, у тебя дела не очень хороши. Немного денег всегда пригодятся. Я сам их тебе их передам. Все я тебе отдать не могу, ты ведь в монтаже не участвовал…

– Что он говорит?

– Ничего. Третий не явился… я собиралась ехать за ним в город. Мы сильно опаздываем и….

– Это должен сделать я?

– Положение не самое удобное, но она говорит, что это ненадолго.

– Я должен быть Иисусом?

– Для факельного шествия.

– Но я атеист.

– Ну и что? Этот вообще мусульманин.

– Почему я должен быть Иисусом, если я не верю?

– Это театр.

– Но я неверующий.

– Важно не во что веришь ты, а во что верят другие.

– Я никогда не делаю веши, в которые не верю.

– Ты бы меня очень выручил.

– В этом нет никакого смысла.

– Сделай это ради меня.

– Попроси что-нибудь другое.

– А может, ты должен сделать это для меня.

– Я?

– Ты больше так и не появился.

– Ты тоже.

– Но есть небольшая разница. Я была в клинике.

– Что?

– Ничего.

– Говори уж. Чего скрывать.

– Я сказала ничего, значит ничего.

– Что я слышу… ты понял, Оба, что эти двое… ну да, зачем я тебе объясняю? Он только о часах и думает. Отдаст она тебе часы, сказал же, что отдаст….

– Туника в фургоне. Одежду тебе принесут в конце.

– Как это принесут, а тебя не будет?

– Я уйду, когда закончу здесь. Могу прийти или не прийти, как мне вздумается.

– Ты говорила, что это твое произведение.

– У меня пропала охота. Давай, переодевайся.

– С тобой все в порядке? Что с тобой?

– Переодевайся.

– А куда я положу барабан?

– Я его возьму.

– Смотри, это самое дорогое, что у меня есть.

– Я отдам тебе его завтра.

Юноша секунду смотрит в глаза Габриеллы, потом отдает ей барабан, палочки и направляется в фургон. Она засовывает барабан в рюкзак, который еле помещается там.

– Вот видишь, Альфонсо попал в точку. Я умею решать проблемы, я свое дело знаю, у меня глаз алмаз, людей в момент просекаю. Ты понял, Оба, ей нравится этот… Тебе нравится, правда? Не спорю, у каждого свой вкус. Но ты видела, как он одет? Тебе такие типы нравятся, которые с барабаном по деревням ходят? Ну, дело твое, потом не жалуйся, если он от тебя отделается. Но зачем он ходит с барабаном по деревням?

– Ты замолчишь или нет?

– А ты все еще сохнешь по нему.

– Тупица.

– Скажи спасибо, что я привязан, а то получила бы ты оплеуху… и плевать мне, что ты девушка. Я был с тобой любезен. Так что ты Альфонсо тупицей не обзывай. К тому же, в присутствии подчиненного.

– Он же языка не знает….

– Он тон понимает. Как собака, ясно тебе? Понимает тон.

– Да, да…

– Смотри у меня, завтра будет новый день.

Появляется босой юноша, завернутый в белую тунику. Габриелла идет ему навстречу, качая головой, как будто говоря: ну ты как всегда, неправильно все одел. На какой-то момент она становится просто девчонкой с нежным, материнским взглядом. Становится ясно, что Альфонсо и правда угадал, юноша ей нравится, она страдает по нему, хоть и знает, что он никогда не будет ей принадлежать. Она развязывает тунику, надевает на него заново, обвязав хорошенько его тело, и снова завязывает двумя узлами на плечах. Пока она это делает, возможно, их глаза встречаются, или же она чувствует запах, который ее волнует, тем не менее, настроение ее снова меняется. Резко развернувшись, она хватает лестницу, прислоняет ее к стоящему в центре кресту, берет за руку юношу и помогает ему подняться. Он, как ребенок, дает себя отвести, морщина на его лице принимает красивую форму, в этот момент он отдается происходящему, и чувствует легкость, которая овладевает его мыслями, успокаивает и развеивает их. Это происходит в один миг, с того момента, когда Габриелла берет его за руку до того, когда он встает на лестницу и начинает подниматься. Устроившись на опоре и подняв руки, он снова чувствует неловкость.

Между тем Габриелла поднимается по лестнице, взяв с собой свои рабочие инструменты. Она крепко привязывает его к кресту и красит ему руки и лицо красной краской.

– Ты заслуживаешь, чтобы тебя гвоздями прибили.

– Что я такого сделал?

– На этот раз ты будешь в подвешенном состоянии.

– Ты все еще сердишься на меня?

– Когда появится факельное шествие, ты подождешь, когда наступит тишина, потом скажешь: Отче, в руки твои предаю дух мой. Закроешь глаза и склонишь голову. Все. Ты запомнил фразу?

– Я уже знал ее.

– Это терновый венец, внизу шипы сглажены, тебе не должно быть больно. Тебе больно?

– Немного.

– Так тебе и надо.

Габриелла работает спокойно, чувствуя близость юноши, его дыхание рядом. Их тела часто соприкасаются, но она избегает смотреть на него. Оба следит за каждым движением девушки. Альфонсо в ярости смотрит прямо перед собой, у юноши потухший взгляд, он как будто отдыхает.

Закончив, Габриелла неожиданно быстро целует его в щеку, как будто прощаясь. Потом спускается, собирает все, что осталось лежать у лестницы. Убирает лестницу, отходит на пару шагов, останавливается на секунду, разглядывая всю сцену, отодвигает прожектор, делает некоторые последние штрихи. Наконец, не говоря ни слова, и не прощаясь, как будто созданная ею сцена, больше ей не принадлежит, исчезает в тумане.

7. В охотничьем домике

Инженер Фуми и Палома какое-то время идут в хмуром молчании. Но туман вместе с ночью и с молчанием создает неустойчивую и взрывоопасную смесь для пары, находящейся под сильным впечатлением от происшедшего. Наконец, Палома спрашивает:

Палома: Тебе холодно?

– Нет. А тебе?

– Нет.

Молчание уступает место разрозненному затрудненному диалогу, который мог бы прекратиться после каждого обмена репликами, но, тем не менее, продолжается с интервалами, оставляющими время для мыслей, заполняющих пустоту и переплетающихся друг с другом.

– Ты даже не спросила меня про собаку.

– Мне плевать на собаку.

– Как бы то ни было, я ее не нашел. Я был прав, собака потеряна навсегда.

…

– Интересно, купила она кубики мясного бульона?

– Кто?

– Да Эльвира эта. Я бы хотел, чтобы ты приготовила мне бульон.

– Ты никогда его не любил.

– Мне хочется бульона.

…

– Я забыл пижаму.

– Ты можешь спать одетым.

– Фланель раздражает мне кожу на спине.

– Может, пижама есть в домике.

– Ты не поняла. Я хочу свою пижаму.

– Надо было взять ее с собой.

– Я с самого начала так и сказал, что забыл пижаму.

…

– Почему мы живем вместе?

– Это что, вопрос кабана?

– Я задала тебе самый важный в своей жизни вопрос.

– И я должен отвечать на самый важный в твоей жизни вопрос, блуждая в темноте, когда сырость пробирает меня до костей, и я рискую провести ночь в хлеву?

– Да.

– Поговорим об этом в другой раз.

…

– Нет, поговорим об этом сейчас, Франческо.

– Не буду отвечать, меня раздражает твой недовольный тон.

…

– Почему ты никогда не хотел ребенка?

– Ты опять?

– Я страдала из-за этого, но и ты ведь тоже страдал.

– На земле шесть миллиардов, планета задыхается, а ты тут занимаешься сентиментальной риторикой, оплакивая зрелую пару, которая так и не познала счастья быть родителями.

…

– Ты что для них делаешь?

– Что я должен делать? Не могу же я решать проблемы миллиардов человеческих существ. У меня и своих предостаточно.

…

– Ты думаешь, привязанность тоже можно купить?

– Постарайся не говорить глупостей. Слова нельзя повторять до бесконечности. Когда их десять раз произнесли в одном и том же спектакле, их нельзя больше использовать.

…

– Можно было бы так много сделать для других…

– Да замолчи ты! Вы уже две тысячи лет хотите изменить мир, и что за это время произошло? Он стал только хуже. Таков мир. Если хочешь пофилософствовать, то пожалуйста. Но если смотреть на вещи трезво…

– Ты безнадежен.

– Какого черта мы обсуждаем? Скажи мне, что мы обсуждаем?

– Не кричи.

– Я хочу знать, что мы обсуждаем!

Кажется, что спор принимает нехороший оборот. Но биться об заклад не стоит: между мужем и женой ссоры имеют проверенную динамику и редко превращаются в драмы. Что касается данной конкретной ссоры, мы никогда не узнаем, как она закончится, потому что внезапно инженер Фуми и Палома оказываются перед охотничьим домиком, который вырос из тумана, как будто сам бежал им навстречу.

Возможно, раньше домик служил хлевом, укрытием для пастухов и скотников, потому что снаружи под навесом находится сеновал. Инженер Фуми исследует дом с фонарем. Очевидно, это задняя стена постройки, где нет окон, вход должен быть с противоположной стороны. Осветив сеновал, мужчина вздрагивает: к чердаку приставлена лестница, и наверху лежит сверток величиной с человеческое тело. Инженер Фуми приближается, присматривается и обнаруживает, что сверток – это спящий человек, положивший под голову рюкзак. По рюкзаку мы понимаем, что это Габриелла.

– Ты видел?

– Наркоманы. Уходят и приходят, как к себе домой. Смотри, какая гадость. Еще бы, здесь никого нет, кто угодно может войти, делать, что хочет… но теперь все изменится, я их всех построю, пинками повыгоняю, им больше не придет в голову перелезать через ограду…

– Разбудим его?

– Пожалуй… давай я поднимусь…

– Будь осторожен.

– У меня ружье.

– Забудь о нем.

– Это женщина… эй, синьорина… проснись. Я хозяин этой земли….

– Не свети мне в глаза…

– Извини.

– Чего ты от меня хочешь?

– Вставай. Это частный дом… и потом, наверное, холодно там лежать…

– Который час?

– Однако… уже десять.

– Где я?

– Знаешь ли, некоторые вещи, которыми вы занимаетесь… ну, ты-то может и нет… сбивают с верного пути.

– Это твой дом?

– Нет, это охотничий домик. Моя вилла там, наверху… с мраморными колоннами, может быть, ты видела…

– Нет.

– Ну, неважно… я хочу сказать, это хороший дом.

– Я ухожу сейчас же.

– Не стоит, что сделано, то сделано. Хотя что, собственно, сделано… я хочу сказать, все дело в указателях. Человек может и ошибиться, например, не увидит надписи «частная собственность».

– Я ухожу.

– Да нет же, куда торопиться. Побудь здесь, поговори с моей женой, а я пойду, попробую войти в дом. Я взял с собой ключи, но уже давно… Сейчас вернусь… Спускайся осторожно, здесь сломана ступенька…

– Аккуратно, Франческо.

– Надо заменить эту лестницу.

Пока Габриелла спускается по лестнице, инженер Фуми исчезает за углом небольшой постройки. Палома с улыбкой смотрит на девушку.

– Ты ему понравилась.

– Что?

– Он редко бывает так любезен с незнакомыми людьми. Особенно, если застает их на своей земле.

– Хочешь, чтобы я ушла?

– Что ты, мне приятно, что ты здесь. Ты уже ела?

– Нет.

– Можешь остаться. Я собиралась приготовить бульон. Если, конечно, есть для него продукты, потому что неизвестно, что мы найдем в доме. Ты первый раз… часто сюда приходишь?

– Никогда.

– Ну да, ты не производишь такого впечатления.

– Какого впечатления?

– Человека, который спит, где придется.

– Я хотела провести ночь на свежем воздухе.

– Ты не боишься? Быть одной?

– Нет.

– У тебя сонный вид.

– Просто спать хочу.

– А тебе нравится?

– Кто?

– Мой муж?

– Откуда я знаю. Почему ты спрашиваешь? Я и лица-то его не видела.

– Мне показалось по твоему голосу… по голосу, я хочу сказать, что…

– Все понятно. Пока.

– Нет, подожди, ты не поняла. Я хотела сказать… что в этом нет ничего плохого, совсем ничего. Это свойственно человеку.

– Что свойственно человеку?

– Знаю, то, что я говорю, может показаться… это потому что мы не знакомы, и ты не знаешь, что за женщина… я… рискую произвести плохое впечатление, если это скажу. Но если бы женщины чаще вели между собой такие разговоры… Я хочу сказать, что если два человека, посмотрев друг на друга… или даже не глядя друг на друга… ничего в этом… То, что может случиться с первым встречным… напротив, с первым встречным иногда все гораздо сильнее, гораздо… ты тоже так думаешь, или это я сегодня вечером все неправильно понимаю?

– Я тебе ясно скажу: меня твой муж не интересует. А теперь дай мне уйти.

– Я знала, что ты неправильно поймешь.

– Поняла я или нет – неважно, меня это не интересует и все. И мне это неприятно. Мы друг друга даже не знаем, что ты себе позволяешь?

– Не обижайся. Я ничего такого не сказала… то есть сказала, то, что не нужно… но, знаешь, до сегодняшнего утра мне это казалось… представлялось… а теперь я понимаю, что это самая естественная вещь на свете.

– Какие кошмарные проблемы. Какое кошмарное пробуждение.

– Подожди. Куда ты собралась? Ничего же не видно…

– Это мое дело.

– Останься. Я даже подумать не могу о том, чтобы провести с ним ночь наедине. Он самый добрый человек на свете, но… нет, неправда, он жадный, вульгарный. Подлец.

Как раз в этот момент из-за угла здания появляется инженер Фуми. Похоже, он не слышал последних слов жены.

– Э-э… можете мне помочь? Ключ сломался в двери. Я вставил его, он щелкнул и сломался. Потому что эта идиотка не смазала замок. Неужели трудно было предположить, что ключ, которым годами не пользовались… что с вами?

– Ничего.

– У вас странные лица.

– Нет-нет…

– Тогда пойдемте, поможете мне. Я нашел железную палку. Я приподниму ею, как ломом, а вы толкнете. Должно получиться. Две женщины могут заменить почти одного мужчину.

Инженер Фуми отступает и снова исчезает. Две женщины не сразу следуют за ним, они смотрят друг на друга. Становится ясно, что Габриелла хочет уйти, но Палома взглядом умоляет ее остаться. Девушка стоит в нерешительности, женщина берет ее за руку, и она дает увести себя, Темнота поглощает их, в то время как туман поднимается еще выше и закрывает крышу. От домика остаются одни очертания, но скоро и они исчезают.