Текст книги "Бунт растений (ЛП)"

Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Эдмонд Гамильтон. Бунт растений

© Edmond Hamilton. The Plant Revolt. Weird Tales, April 1930

1

Именно тогда, когда я начинаю этот рассказ об ужасе, обрушившемся на мир и людей, его населяющих, я лучше всего осознаю невозможность когда-либо полностью описать этот ужас. Именно тогда, когда я начинаю этот рассказ о роке, угрожавшем всей нашей расе, я лучше всего понимаю, как мало наша раса сама по себе была способна противостоять этому року. Во всей этой истории нет той драматической последовательности угроз, ни нападений и парирований, что можно было бы ожидать в подобной эпопее о борьбе видов. Скорее, сейчас всё произошедшее кажется не более чем слепым столкновением исполинских сил, в котором нет акцента ни на чём, кроме незначительности и беспомощности тех, кто стал окончательным победителем.

И только потому, что я, Эдвард Харли, видел столько же проявлений этого кошмара, сколько видел любой другой человек, я взял на себя смелость написать этот отчет. Два года назад, когда появились первые сообщения о том, чему суждено было разрушить наш мир, я работал главным морфологом кафедры ботаники Филадельфийского Университета. В то время, конечно, никто не задумывался о реальном значении и особой важности этих сообщений. Даже я, тот кто благодаря избранной мною науке мог понять их уникальность лучше, чем большинство людей, конечно, не думал о какой-либо опасности, связанной с ними.

Эти первые вестники приближающейся гибели появились по большей части в виде неприметных заметок, опубликованных в филадельфийских и прочих газетах в начале мая. Они состояли из сообщений нескольких садоводов и фермеров из деревни Хартвилл, расположенной в центральной части Пенсильванских гор, повествующих о странном поведении ранних посадок. Они сообщали, что семена бесчисленных сортов растений, фруктов и овощей, посаженные незадолго до этого, разрослись за это время с поразительной быстротой, дав всходы, в обычных условиях не появившиеся бы и через месяц. Это, хотя и выглядело достаточно необычно, однако не было самой поразительной особенностью тех отчетов. Им оказался тот факт, что у этих феноменальных побегов и сеянцев практически не было корней, и хотя стебли и побеги продолжали интенсивно развиваться, они не проявляли ни малейшего желания к корнеобразованию.

Это, безусловно, было достаточно удивительным явлением, учитывая то, что территория распространения явления вокруг Хартвилла занимала несколько десятков квадратных миль, и оно стало еще более удивительным из-за того, что в течение следующих нескольких дней аналогичные сообщения начали поступать от аграриев с половины восточной части Соединенных Штатов. Они описывали феноменальный рост саженцев и в точности такое же отсутствие корней. К концу недели о подобном сообщили также из Англии и Калифорнии, из Швеции и Австралии, и крупные информационные агентства начали осознавать, что ситуация, независимо от ее причины, носит всемирный характер. И хотя огромные массы городских жителей, чьи знания и интерес ко всему сельскому были весьма незначительны, не проявили особого интереса к этому вопросу, жители фермерских хозяйств и пригородов, а также ботаники уделили ему большое внимание и принялись активно обсуждать его.

Ибо к тому времени ситуация, по правде говоря, стала просто поразительной. Сообщалось не только о том, что продолжался удивительный и неестественный рост побегов без корней, но и о том, что вместо того, чтобы развить листья, как следовало бы, их ускоренный рост приводил только к появлению странных гибких усиков, в то время как растения всех видов, казалось, имели очень сильную тенденцию распространяться, расти горизонтально, а не вертикально. И, что еще более удивительно, уже растущие растения, кустарники и даже маленькие деревца, казалось, оказались подвержены тому же явлению: их корни медленно отмирали, постепенно исчезая, их рост многократно ускорялся, а их листья уступали место странным усикам, выраставшим из стволов и ветвей. Такой весны люди еще не видели, и кульминационный момент наступил примерно через десять дней после первых сообщений, когда из наблюдений стало известно, что растения, лишенные корней, развили уникальную способность двигаться. Они начали очень медленно ползать по земле с помощью гибких стеблей и усиков.

Неудивительно, что эти более поздние сообщения не вызвали особого доверия ни у кого, кроме тех, кто был непосредственным свидетелем событий. Даже моя собственная реакция на них была такой же. И я выразил её доктору Герману Хольму, моему начальнику по кафедре ботаники в университете, в ответ на его упоминание о них.

– Растения теряют свои корни и начинают шевелиться! – усмехнулся я, когда однажды утром мы выходили из здания, а он заговорил о них. – Эта ваша современная пресса искажает правду всеми способами, стремясь изо всего сделать сенсацию.

– Но, мне кажется, в этом что-то есть, Харли, – тихо сказал Хольм. – Вчера и позавчера я был в поле, охотился за экземплярами собирал образцы Sarracenia purea для своей работы, и могу со всей ответственностью заявить, что вряд ли найдется хоть один вид, не переживший изменений – не потерявший частично или даже почти полностью свои корни. Среди мелких растений листья уступили место жестким полым усикам.

Я уставился на него.

– Вы же не хотите сказать, что все это правда? – спросил я его. – Что капуста и сельдерей лишаются корней и гуляют под ручку?

Он посмеялся, представив то, о чём я говорил, но тут же снова посерьезнел.

– Боюсь, это получает очень широкое распространение, – сказал он мне.

Затем, когда мы спускались по каменным ступеням, он наклонился к зарослям кустарника, окружавшим здание, и сорвал там маленький росток Cornus Stolonifera, или кизила.

– Посмотрите на это, – сказал он, показывая его мне. – Вы видите – корни почти исчезли, но растение выглядит вполне здоровым, и вместо листьев у него торчат усики.

Я с недоверием взял его, но, осмотрев, нахмурился от внезапно разыгравшегося во мне любопытства. Для опытного глаза ботаника это маленькое растение действительно представляло собой необычайное зрелище. Его корни должны были быть толстыми и волокнистыми, но они, очевидно, сморщились и засохли до такой степени, что от них осталось лишь несколько толстых корешков. Было очевидно, что в последнее время стебли сильно выросли, но вместо того, чтобы расти вертикально, они расползались во все стороны, как у некоторых плоских кустарников. Там, где должны были прорастать листья, виднелся ряд маленьких коричневых отростков, которые, как он и сказал, были полыми и необычайно прочными и гибкими, и, являясь продолжением стеблей, очевидно, заменяли растению листья, извлекая питательные вещества из воздуха.

Я завороженно рассматривал его, затем быстро наклонился, чтобы сорвать ещё одно, оказавшееся точно таким же. Я опустил взгляд и увидел на клумбе рядом с нами маленький экземпляр Rhamnus Cathartica, высотой в несколько дюймов, тоже распластанный по земле. Но когда я потянулся за ним, то вскрикнул от удивления, потому что у него корни превратились в один или два небольших выступа под основанием стебля, и вырывать его из почвы было не нужно, можно было просто поднять растение с земли. Затем, когда я рассматривал его, лежащего у меня на ладони в лучах солнечного света, произошло то, что, несмотря на неизмеримо более великие и ужасные события, пережитые мною с тех пор, до сих пор вызывает у меня отвращение. Стебли маленького растения зашевелились– зашевелились не от ветра, как мне на мгновение показалось, а как будто ожив. Они слепо, наощупь двигались по моей ладони к манжете, усики и стебельки медленно тянулись к ней!

С резким восклицанием я выронил это нечто и посмотрел на Хольма широко распахнувшимися глазами.

– Эта штука в моей руке похожа на чертову змею, – сказал я, и затем, пересилив удивление и отвращение, продолжил: – Но это же что-то невероятное, Хольм!

– На этот раз газеты не преувеличили, – согласился он. – По их словам, те же явления – укорачивание корней, интенсивный рост стеблей и усиков, способность к медленному движению – наблюдаются у всех видов растений, кроме самых крупных, по всей Земле.

– Невероятно – повторил я. – И никто не знает, в чем причина этого явления?

– Истинную причину… нет, – медленно произнес он. – Но я обнаружил, что, без сомнения является, непосредственной причиной...

Хольм в тот раз не закончил фразу, потому что в этот момент к нам присоединился наш друг, но я нашел ее окончание в газетах, вышедших на следующее утро, потому что в них я обнаружил интервью, данное Хольмом репортерам после нашей беседы. К тому времени уже пришли к осознанию всемирных масштабов этого явления и его важности. Практически все формы растительной жизни, вплоть до больших деревьев, и особенно папоротниковые и хвойные, быстро развивались по уже известному сценарию: корни исчезали, стебли разрастались, усики заменяли листву, и во многих случаях растения демонстрировали примитивную способность к передвижению. Эта последняя тенденция придала сложившейся ситуации несколько комический оттенок, поскольку садоводы и фермеры сообщали, что растения различных сортов, высаженные ровными рядами, настолько развили в себе способность к медленному перемещению, что во многих случаях оказывались рассеяны по полям в случайном порядке. Вполне естественно, что газеты обратились за разъяснениями к ботаникам, а жители Филадельфии – к доктору Хольму, ботанику с непревзойденной репутацией.

Интервью с доктором Хольмом, появившиеся в утренних газетах того дня, укрепили его репутацию, поскольку он дал первое внятное объяснение недавно обнаруженному феномену.

– Всем известно, – заявил Хольм, – что растения – живые существа, как и животные, и что, как и все живые существа, они нуждаются в определенных пищевых элементах. Существует девять элементов, необходимых для жизнедеятельности растений – углерод, водород, кислород, азот, сера, фосфор, калий, кальций и магний. Первые три элемента – углерод, водород и кислород – растения могут получать из воздуха, в основном в виде диоксида углерода и водяного пара. Остальные шесть элементов отсутствуют в воздухе, и их следует искать в земле, в почве. Поэтому растения пускают корни в почву, чтобы получить эти шесть оставшихся элементов и доставить их внутрь, точно так же, как первые три поступают в растения из воздуха через стебли и листья.

– Но предположим, что эти шесть элементов присутствуют в воздухе! Тогда растения могли бы получать все свои питательные элементы из воздуха с помощью стеблей, листьев и усиков и не нуждались бы тогда в корнях в почве. И именно по этой причине корни почти всех представителей растительной жизни в данный момент увядают и исчезают. Эти шесть элементов в виде газообразных соединений были недавно обнаружены в атмосфере Земли как химическими лабораториями нашего университета, так и другими лабораториями. Эти количества настолько малы, что мы с трудом можем их обнаружить, но они достаточны для того, чтобы обеспечить всю растительную жизнь этими элементами, делая ненужными их корни, в результате чего корни атрофируются и отмирают, как это и происходит в текущий момент. Возможно, эти газообразные соединения, эти шесть элементов, попали в нашу атмосферу из вулканических кратеров или трещин, открывающихся в земной коре, или, возможно, Земля сейчас проходит через космическое облако подобных газов. Как бы там ни было, но факт очевиден: именно попадание этих газов в земную атмосферу вызывает большие изменения в растительной жизни Земли.

– Не вызывает удивления и тот факт, что с исчезновением корней растительные формы обрели способность к свободному передвижению. Следует напомнить, что мой бывший коллега, доктор Джексон Мандалл из Филадельфийского университета, чье исчезновение два года назад стало большой потерей для ботаники, был твердо убежден, что растения, если избавить их от необходимости пользоваться корнями, дав им возможность получать все необходимые элементы из воздуха, быстро разовьют способность к передвижению. Теория доктора Мандалла заключалась в том, что растительные формы на самом деле такие же живые и обладающие сознанием, как и животные, но обреченные на неподвижность из-за своих корней, и что если бы у них не было необходимости в корнях, они сравнялись бы с животными в способности передвигаться. Эта теория, по-видимому, в некотором смысле подтверждается изменениями, произошедшими за последние недели в растительной жизни Земли.

– Но как долго будут продолжаться эти изменения? Сложно сказать, поскольку это напрямую зависит от того, как долго эти газообразные соединения шести вышеупомянутых элементов будут продолжать поступать в нашу атмосферу. Если, что представляется наиболее вероятным, они извергаются через вулканические трещины, то их поступление, несомненно, скоро прекратится, и тогда же прекратятся изменения в растительной жизни. Растения, полностью потерявшие свои корни в течение этого периода изменений, скорее всего, полностью и почти немедленно погибнут с прекращением поступления газообразных соединений, поскольку без корней у них не будет возможности получить шесть необходимых элементов, после прекращения их поступления в газообразной форме. И если это поступление газов скоро прекратится, то, я думаю, обнаружится, что растительная жизнь Земли по большей части скоро вернется в свое прежнее состояние. Конечно, продолжающийся выброс таких газов в атмосферу в течение определенного периода времени приведет к увеличению двигательных и других способностей растений в непредсказуемой степени, но излишне говорить, что никто не ожидает такого развития событий.

Таково было содержание заявления доктора Хольма по данному вопросу, и, поскольку оно исходило от человека, признанного после исчезновения его блестящего коллеги доктора Мандалла ведущим ботаником страны, его сочли всеобъемлющим. Его фразы о временном характере явления подействовали успокаивающе на тех, кто начал проявлять беспокойство по поводу мировых запасов продовольствия. И хотя газообразные соединения шести упомянутых элементов, несомненно, присутствовали в атмосфере Земли, считалось само собой разумеющимся, как он и говорил, что их поступление, из какого бы источника они ни появлялись, вскоре прекратится. Таким образом, заявление доктора Хольма значительно ослабило шумиху, вызванную этим событием, и хотя в последующие несколько дней пресса все еще освещала его, она это делала в несколько более сдержанном ключе.

Хотя для меня, как ботаника, эта тема представляла огромный интерес, у меня было мало времени на ее изучение, поскольку я был занят подготовкой к экзаменам в своем классе. У меня были основания полагать, что доктор Хольм внимательно изучил её, и хотя я не видел его в последующие несколько дней, я слышал, что он был очень занят. Однако, за исключением нескольких ботаников, подобных ему, на все более заметные изменения растений в те дни мало кто обращал внимание. Их было достаточно, чтобы с тревогой наблюдать за странным состоянием кустов, покрытых усиками, за отсутствием листьев на них, восклицать по поводу отсутствия корней у садовых растений, беспокоиться о странном поведении урожая, заливаться смехом при виде медлительных усиков, перемещавшихся вслепую, ощупью, мучительно, и маленьких растений, бесконечно медленно ползущих по почве. Но удивление, беспокойство и смех – все, что вызывали эти явления, являвшиеся, неведомо для всех нас, первыми предвестниками грядущего ужаса – первыми далекими вспышками молний, вызванными надвигающейся бурей паники, ужаса и всесокрушающего рока.

2

Всего через пять дней после заявления доктора Хольма на народы земли обрушился ужас Хартвилла.

Оглядываясь сейчас на тот кошмар, я думаю, что особенно страшным его сделала полная неожиданность. Доктор Хольм, действительно, в своем заявлении признал, что великие изменения в растительной жизни Земли могли бы продолжаться в невообразимых масштабах, если поступление газообразных соединений в атмосферу Земли не прекратится. А то, что это поступление, независимо от его источника, продолжалось, было известно всем из ежедневных химических анализов атмосферы. Но, несмотря на тот факт, что все мы знали, что изменения могут продолжаться, никто из нас, ни доктор Дж. Хольм, ни я сам даже не представляли, чем обернутся эти изменения для Хартвилла и всего остального мира.

Хартвилл был той самой деревней в центральной части Пенсильванских гор, откуда пришли первые сообщения об изменениях в растительной жизни, и в последующие дни изменения, происходившие по всей Земле, казались в Хартвилле более выраженными, чем в любом другом месте. Сама деревня состояла из одной или двух улочек с домами, в которых проживало около трехсот-четырехсот человек, и нескольких торговых точек. Она лежала на дне глубокой долины между двумя отрогами восточных Аппалачей, и со всех сторон её окружал густой зеленый лес, полностью покрывавший горы, вплоть до их плоских вершин, и разливавшийся по глубокой долине подобно зеленому морю растительности, в котором поляна и стоящая на ней деревня были единственным островом. В этом районе было немного ферм, большинство жителей деревни были вышедшими на пенсию фермерами из дальних районов долины.

Изменения в растительном мире, впоследствии обнаруженные по всей планете, впервые были замечены этими сельскими жителями в их садах и в окружающем лесу, и в последующие дни, когда эти изменения происходили уже по всей Земле, стало ясно, что в районе Хартвилла они зашли еще дальше. Растительная жизнь там быстрее теряла корни, отращивала больше усиков, приобретала большую способность к медленному передвижению. Деревенские жители также сообщили, что почти вся растительная жизнь, за исключением крупных деревьев, имела тенденцию к превращению в нечто, что, насколько можно было судить, казалось общей для всех формой – осьминогоподобной растениеподобным существом, толстым стеблем без корней со множеством ветвящихся усиков. Многие из этих растений были замечены очень медленно ползающими вслепую по лесам вокруг деревни.

И эти растениеподобные существа, утверждали они, развили в себе еще одну любопытную способность, даже более необычную, чем способность двигаться – это было не что иное, как способность ловить и пожирать насекомых. Такая способность, конечно, всегда была свойственна определенным растениям, таким как росянка, венерина мухоловка и другим, но теперь эта способность стала характерна для всех растений, что появились в результате изменения растительной жизни в окрестностях деревни. Наблюдения показали, что для этого они хватали своими усиками любого жука, насекомое или даже маленькую птичку, и сжимали их так сильно, что сразу же убивали. При этом из стенок усиков на мертвое насекомое выделялась зеленая липкая жидкость, которую некоторые ботаники посчитали модифицированной формой хлорофилла, того таинственного химического вещества, с помощью которого растения имеют способность преобразовывать получаемые ими пищевые элементы. Это приводило к быстрому разложению тела захваченного существа, причем настолько быстрому, что в течение часа или менее того почти все оно всасывалось в стебель растения через полые усики, затем отпускавшие оболочки, кости или твердые части тела животных или насекомых.

Именно эта новая стадия явления, безусловно, самая сенсационная на сегодняшний день, привела нас с доктором Хольмом в Хартвилл на следующий день после того, как мы услышали о ней.

– Что-то странное есть в районе Хартвилла, Харли, – сказал он мне. – Почему изменения в растительной жизни должны были произойти в первую очередь именно там? Почему они зашли там дальше, чем где-либо еще на Земле, если только не потому, что именно там газы, ответственные за эти изменения, попадают в земную атмосферу?

– Но это кажется невозможным, – ответил я. – Предполагается, что газы исходят из вулканических кратеров или трещин, но там нет ни того, ни другого.

– Возможно, это и так, – задумчиво произнес он, – Но, возможно, сейчас там происходит что-то еще более невообразимое – что-то связанное с формированием и обретением возможности перемещаться этих растениеподобных существ. Поскольку они начинают изменяться и перемещаться по всей поверхности Земле, это может представлять страшную угрозу для нашей планеты! Я не вижу сейчас смысла в дальнейших объяснениях, Харли, но утром мы отправляемся в Хартвилл.

Так что поздно вечером следующего дня мы добрались до Хартвилла. Поднимаясь по узкой долине между нависающими по обе стороны горами, мы пробирались по неровным горным дорогам пока, наконец, не въехали в деревню. Доктору Хольму и мне это место показалось мирным – аккуратная кучка выкрашенных в белый цвет каркасных домиков, лежащая в углублении между гигантскими горами, возвышавшимися на востоке и западе, и окруженная густым лесом. Мы застали деревню в состоянии весьма заметного возбуждения: на улице собрались группы беседующих деревенских жителей. И когда доктор Хольм представился и был опознан, как знаменитый ботаник, около двух десятков селян собрались вокруг нас, желая сразу же показать нам, что за необычные вещи происходят в их округе.

И они действительно были необычными, как мы убедились, когда в сопровождении наших многочисленных гидов вышли на опушку леса, обступившего деревню со всех сторон. Ибо, хотя мы с доктором Хольмом и заметили кое-что необычное в этом лесу по дороге в деревню, только сейчас мы впервые осознали его поистине фантастический вид. Он казался лесом другой планеты, огромные деревья без листьев, с множеством усиков на каждой ветке. А по краю леса то тут, то там медленно наощупь ползали некоторые из представителей мира растений, описанных ранее. Некоторые из них были всего несколько дюймов в диаметре, а некоторые достигали шести футов, но все они, большие и малые, имели одинаковую форму – осьминогоподобные существа на толстых стеблях без корней, вслепую очень медленно ползающие по земле. Как нам сказали, в глубине окрестного леса обитало огромное количество этих тварей, но поскольку днем ранее одна или две деревенские собаки не вернулись из вылазки в чащу, ни у кого из жителей деревни не хватило смелости продолжить их дальнейшее исследование.

Доктор Хольм был очень молчалив и очень мрачен во время нашего осмотра огромных деревьев, покрытых усиками, и редких зарослей, попадавшихся нам на глаза, а когда мы возвращались по деревенской улице в компании взволнованных гидов, я заметил, как он с озадаченным видом оглядывает покрытые лесом вершины гор, и услышал, как он обсуждал с окружающими какие-то их особенности. Однако он не захотел поделиться со мной своими мыслями, лишь сказав жителям деревни, что завтра мы проведем всестороннее обследование леса. И когда мы вернулись в маленький каркасный, как и все остальные строения, отель и после ужина сели на веранде, наблюдая, как багровеет закат и тьма сгущается над западными горами, доктор Хольм по-прежнему молчал. Глядя на эти горы поверх темной массы леса, окружавшего нас, я думал не о планах на завтрашний день, а о ползучих растениях, сформировавшихся здесь и уже формирующихся по всему миру. Что могло стать причиной этих грандиозных перемен? И каковым должен был стать финал?

Темнота окутывала деревню всего несколько часов, и мы с доктором Хольмом отправились спать. Я уже заметил, что освещенные желтым светом окна, в разбросанных вокруг нас домах, гасли одно за другим, и к тому времени, как я расстался с Хольмом у его двери и вошел в свою комнату, чтобы выглянуть из окна, темнота почти полностью окутала спящую деревню. Она спала там, в белом свете звезд, окруженная темным лесом, с нависшими над ней горами, и несколько минут я смотрел на неё, погруженный в странные мысли. Однако, когда я отвернулся от окна и лег в постель, то почувствовал, как меня с невероятной силой клонит в сон после нашего тяжелого дневного путешествия, поэтому я почти сразу же погрузился в сон без сновидений.

Деревня спала – весь мир спал – и во сне все они приближались к своей погибели…

Крик вернул меня в сознание несколько часов спустя, дикий крик, раздавшийся на деревенской улице, за которым тут же последовали другие. Проснувшись, я, дрожа, приподнялся в кровати. Вокруг все еще было темно, и я чувствовал, что до рассвета остается час или около того. Затем, пока я всё ещё сидел в напряжении, с улицы донесся последний ужасный крик, за которым последовала серия сдавленных вздохов, а затем наступила тишина. Я выглянул наружу, дрожа больше от изумления, чем от каких-либо других эмоций, но ничего не смог разглядеть в темноте снаружи, поэтому вскочил с постели, принялся торопливо натягивать одежду, и в этот момент услышал, как по деревне разносится нарастающий шум – открывались двери и окна, раздавались хриплые крики и все новые вопли ужаса. К тому времени я уже оказался у двери Хольма, но когда распахнул ее, то обнаружил, что его комната пуста, а постель, по-видимому, так и не была не разобрана. Ошеломленный его отсутствием, я услышал внизу хриплый голос владельца отеля, побежал к нему вниз по лестнице, а затем, когда он открыл дверь, мы встретились с ним на улице, освещенной бледным звездным светом. При воспоминании о зрелище, представшим нашим взорам, меня по сей день бросает в дрожь. Улица от края до края была заполнена сотнями медленно ползущих растений!

Массой растений! Целыми полчищами растений, сотнями, тысячами, теснящимися на улице, заполонившими всю деревню и всё ещё вливавшимися в неё из окрестного леса в еще большем количестве! В одном месте дальше по улице растения, собрались в большую кучу, их бесчисленные усики вцепились в мертвое, раздавленное тело одного из жителей деревни и поливали его липкой зеленой жидкостью! Многие растения проворно хватали своими усиками, своими бесчисленными руками, изумленных, полуодетых людей, выбежавших на улицу из-за этих диких криков и теперь тоже кричащих от того, что орды растениеподобных существ валили их на землю! Я, неподвижно застыв, смотрел на всё это, от ужаса у меня кружилась голова, а потом ползучая масса растений внизу, передо мной, случайно коснулась меня, ощутила мое присутствие и присутствие человека рядом со мной, и, прежде чем мы успели отступить, устремила в нашу сторону мириады щупалец, чтобы схватить и спеленать нас, утянуть к себе на землю!

Никогда впоследствии я не мог собрать воедино свои воспоминания о событиях, последовавших далее. Я помню, как кричал, как загнанный зверь, и как кричал владелец отеля рядом со мной, когда эти цепкие щупальца неудержимо тянули нас вниз. Я помню, как безумно боролся в их объятиях и как осознавал, даже в эти кошмарные секунды борьбы всё, что происходит вокруг меня; как в темноте по всей улице мужчин, женщин и детей пленяют эти осьминогоподобные ползучие массы растений, кишащие вокруг, тянут вниз своими цепкими щупальцами; как мертвые тела, стиснутые щупальцами быстро покрываются сочащейся из них зеленой жидкостью, и растения еще сильнее сжимают их; как полчища слепо копошащихся тварей медленными потоками вливаются в двери и окна домов в поисках кричащей внутри добычи, пока, всё так же слепо, не загоняют её в угол; и как все большие и большие полчища растений все так же неумолимо сползаются к обреченной деревне со всех окрестностей, целиком заполняя её!

Все это промелькнуло перед моим взором, как в каком-то странном фильме ужасов, в тот момент, как опутавшие меня щупальца потянули меня вниз. Затем с внезапным отвращением, избавившим от ужасного оцепенения, лишившего меня сил к сопротивлению, я изо всех сил ударил по тому, что удерживало меня, попытался оторвать от себя цепкие щупальца, обвившиеся вокруг меня. Но они были подобны крепким веревкам, связавшим меня, и пока я рвал одно, два других хватали меня, так что меня неуклонно тянуло вниз, а вокруг меня копошились другие растения. Я увидел, что человек рядом со мной был повален на землю тремя огромными растениеподобными существами, вцепившихся в него, и что их смертельная хватка быстро сломила его сопротивление, и зеленая липкая жидкость, вытекавшая из них, быстро покрывала его, пока они все еще удерживали его в своих объятиях, в то время как четверо других огромных осьминогоподобных тварей вцепились в меня. Все мои попытки сопротивления не смогли помочь мне вырваться из этой смертельной хватки, и даже продолжая рвать удерживающие меня путы, я понимал, что теряю силы и постепенно сдаюсь. И тут, повинуясь некоему внезапному последнему порыву, моя рука потянулась к глубокому карману на бедре, залезла внутрь и вытащила оттуда длинный, тонкий и острый ботанический нож, всё это время лежавший в этом кармане.

В следующее мгновение я бешеными ударами перерубил дюжину или больше щупалец, державших меня, и, когда они слепо начали извиваться, окропляя всё вокруг зеленой жидкостью, я смог высвободиться. На залитой звездным светом улице дикие крики тех, кого захватили в плен растениеподобные чудовища, стали затихать, почти прекратившись, и когда я, шатаясь, отступил в сторону, то увидел, что я остался один среди полчищ кишащих повсюду растений, заполнивших деревню, хотя то тут, то там в их скопищах виднелись мертвые тела, тщательно покрываемые зеленой едкой жидкостью. Растения собирались сожрать их, проглотить целиком, как питон пожирает свои жертвы. При виде этого зрелища последние остатки разума покинули мой ошеломленный ужасом мозг, и я, шатаясь, вышел на улицу, не обращая внимания на растениеподобных существ, сотнями ползавших по ней, и принялся, шатаясь из стороны в сторону, со слепой, безумной яростью прокладывать себе путь сквозь них.

Вперед, только вперед! Ошеломленный, обезумевший, обвиваемый усиками растений, кишащих вокруг, я яростно отбрасывал их в стороны; шатаясь, не зная ни направления, ни цели, я бешено бросался вперед, вращая лезвием, пока деревня не осталась позади – деревня, теперь безмолвная в тишине смерти и кишащая бесчисленными ползучими растениеподобными существами. Я брел, спотыкаясь, в окружавший деревню лес, а затем вверх по лесистым холмам, в то время как несколько оставшихся в живых селян, оказавшихся позади меня, разбегались в разные стороны, чтобы донести весть о гибели Хартвилла до всего мира. Я брёл в ночи, глядя перед собой неподвижным взглядом и спотыкаясь о камни и корни, как будто во сне, всё дальше, и дальше, и дальше.

3

Серый свет утренней зари пробивался сквозь лес, окружавший меня. Я, наконец, пришел в себя, и туман ужаса рассеялся в моем мозгу. Дрожа, все еще потрясенный до глубины души теми ужасными сценами, свидетелем которых я стал, я огляделся по сторонам и обнаружил, что нахожусь высоко на лесистом склоне большой горы к западу от Хартвилла. Вокруг меня высились безмолвные ряды огромных деревьев, вид которых вновь поверг в меня ужас, поскольку теперь я видел, что огромные корни, когда-то имевшиеся у них, быстро превращались в короткие отростки, а множество усиков, растущих на ветвях, медленно шевелились, в отвратительной пародии на животную жизнь. Я понял, что деревья тоже менялись, превращаясь в огромные растениеподобные существа, растительных монстров, как это уже проделали более мелкие формы растительной жизни. Вскоре они тоже смогут передвигаться по своему желанию, огромные растения-монстры. Они присоединятся к более мелким растениеподобным существам, распространяя невыразимый ужас по всей Земле!