Текст книги "Планета Гренвилла (Рассказы)"

Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон

Соавторы: Мюррей Лейнстер,Джон Кристофер,Джеймс Макинтош,Елена Оселедчик,Михаель Шаара
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

ПЛАНЕТА ГРЕНВИЛЛА
Рассказы

Елена Оселедчик
ЧУЖИЕ

Виноваты были оба. Они это знали, но не признались бы даже под пытками. Что ж, пытки предполагались в самом недалеком будущем: у Флая почти не осталось воздуха, у Сауты – воды.

Какой дьявол их занес одновременно в этот безвестный уголок Галактики, где вокруг умирающего солнца торопливо бегала единственная маленькая планета?! Какой дьявол повелел им проложить один и тот же курс, который ни Флай, ни Саута не пожелали уступить друг другу?! Какой дьявол заставил их с каменными лицами выжимать из двигателей все, не обращая внимания на жалобный вой противометеоритной системы, предупреждающей о работе на пределе?!

Какой дьявол? Если у вас нет особого желания шутить над собой, постарайтесь не задавать эти вопросы. В любом, даже самом дальнем, закоулке Вселенной на вас будут долго смотреть, стараясь понять – не шутите ли, а потом будут невесело смеяться, пожимая плечами, а если нет плеч, то чем придется. Что здесь объяснять: Флай был с Ксиллы, Саута – с Глории.

Первой галактиане нашли Глорию. Вообще-то, планета называлась не так. Но галактиане, в порыве радости, дали ей это торжественное имя, а польщенные жители охотно согласились. Пожалуй, и вы бы не отказались, чтоб вашу, доселе никому не известную, планету назвали «Слава», пусть и на забытом языке.

Разум во Вселенной – нередок, но облачен в самые причудливые формы. Можно понимать и уважать друг друга, даже испытывать симпатию, но сердце ищет себе подобных. На Глории галактиане наконец-то; обрели похожих на себя не только разумом, но и телом младших братьев.

Глориане пока копошились в околопланетном пространстве. Хватало болезней, не всегда хватало энергии, еды. Быть младшими братьями оказалось почетно и… выгодно. Галактиане не скупились: нескончаемым потоком полились невиданные материалы, межзвездные корабли, лекарства, новые источники энергии и сверхщедрый дар – почти бессмертие.

А еще через несколько лет была открыта Ксилла. Теперь их стало трое во Вселенной! Семья! Семьи не получилось…

Вы, мудрецы, постигшие законы бытия и ход времени, вы, познавшие тайны вещей и судеб высоколобые жрецы науки, разъясните: чья воля сталкивает и разводит народы, что заставляет существа одной расы и одной крови ненавидеть и презирать друг друга? Неужели различия характеров, обычаев, затаенная ревность сильнее счастья обретения друга? И сколько поколений должны исчезнуть во вражде и злобе прежде, чем поймут и примут такую простенькую истину: другой – не значит враг.

Нет, внешне все обстояло благопристойно, но как-то незаметно на Глории возникла поговорка: «Глуп, как ксилл». На буйных карнавалах Ксиллы появился новый персонаж – высокомерный глорианин, все время попадающий в самое дурацкое положение. Постепенно все контакты между планетами прекратились, и даже всемогущие галактиане признались в своем бессилии наладить их. В других мирах стало известно: хотите нажить себе врага, похвалите при глорианине Ксиллу, или при ксилле – Глорию.

Кара не замедлила последовать. Оба корабля на предельной скорости ворвались в метеоритный рой. Миг – и разбита регенерационная водная установка у Сауты, другой – и Флай лишился кислородной системы. Рваные края обшивки тут же затянулись, но было поздно – не работали даже аварийные системы. Компьютеры равнодушно подтвердили: сделать ничего нельзя.

На планете не было и жалкого подобия атмосферы. Поэтому грозными кинжалами всюду торчали скалы, скалы, скалы… Волей-неволей им пришлось сесть рядом на единственный ровный клочок.

Саута сидел, слегка откинувшись в кресле, холодно глядя на экран. Тот показывал неуклюжую фигурку в скафандре, странно напоминающую букет цветов в хрустальной вазе. На шлеме, груди, рукавах переливались красные, зеленые, синие радужные пятна, переходя к ногам в сверкающее серебро. Сауту передернуло от отвращения.

На Глории не было смертной казни в обычном понимании. Преступникам не отрубали голову, не ломали хребет, их не вешали, а просто одевали в такой же разноцветный балахон и выводили на площадь, в толпу. При жизни Сауты так были наказаны лишь двое: один пытался с помощью главного компьютера захватить власть над планетой, второй позволил себе шутить над новым названием Глории, высокомерием глориан, их пристрастием к серому цвету (невольно Саута покосился на свои колени – их обтягивал скафандр серого цвета). Первый умер сразу, другой продержался почти полчаса.

Фигурка на экране сделала несколько шагов к ракете Сауты, остановилась и застыла на месте. Затем медленно побрела назад и скрылась в корабле.

Флай стоял и смотрел на глорианский корабль. Багровое солнце, сплошь покрытое темными пятнами, почти не давало света, и на фоне черных скал корабль казался серой тенью, призраком, цепко стерегущим заветное сокровище. Ожидать было нечего. Бортовые компьютеры успели обменяться информацией, и Флай знал, что умрет раньше: глорианину хватит воды почти на неделю. И все же, пока есть кислород в скафандре, он обязан жить.

Саута отвернулся от экрана, закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Итак, по порядку: заблокировать канал внешней связи компьютера, включить аварийный сигнал, еще раз проверить водную систему… хотя, конечно, ремонт невозможен… приказать роботу выбросить испорченный хлам. Дальше остается одно – ждать.

Снова и снова Флай кружил по кораблю. Два дня, два дня… Компьютеры никогда не ошибаются… Флай подошел к экрану. Вот он стоит, такой же, как у него, корабль – одна конструкция, одни и те же очертания. Можно на минуту забыться и представить, что это – свой… Как весело и быстро они смонтировали бы водную установку, а потом… до Ксиллы всего три недели. Но там сидит чужой. Сноб проклятый! Даже не вышел из корабля. Ждет, притаился…

Саута потянулся и презрительно усмехнулся. Что ж, время на его стороне. Два дня – недолгий срок. Еще день на перемонтаж, он сам поможет роботу, – и в путь… Сразу же вернется на Глорию. Пожалуй, не стоит рассказывать об этом приключении. Разумеется, он ни в чем не виноват, не уступать же было ксиллу?! И вообще, все могло повернуться, иначе, и тогда бы уже ксилл спокойно дожидался его смерти, чтобы починить свою систему и двинуться дальше. И все же надо быть поосторожнее. На Глории не одобряют горячих голов.

На экране снова появилась фигурка ксилла. За ним, смешно топая, шел робот, он что-то нес. Они подошли к краю площадки и скрылись за скалами. Саута подскочил. Что тот задумал? Неужели… Конечно. Он поступил бы так же, и любой глорианин на его месте. Никогда бы они не позволили ксиллу торжествовать над собой. Он бы взорвал, уничтожил корабль… Нет, надо по-другому. Открыл бы люк, пусть входит, радуется – его взяла. А потом вдруг окажется, что не хватает малюсенькой детальки… И могила на планете становится общей!

Саута очнулся. Ксилл так и сделал! Осталось лишь гадать, что спрятано, сумеет он найти или заменить недостающее? Быть может, подскажет компьютер ксилла? Саута поспешно включил вызов связи. Проклятье! Ксилл тоже заблокировал компьютер. Холодная злоба подступила к горлу.

Еще не поздно. Сейчас они вернутся. И тогда ксилла можно убить. Он не ждет этого. Робот покажет место. И все в порядке.

Галактиане… От них ничего не скрыть. Спасти жизнь ценой позора Глории… И оказаться на площади… Как те двое… Ну, нет!.. Он с тем же холодным бешенством глядел на возвращающегося ксилла. Ждать, ждать…

Прошло девять часов после того, как Флай вместе с роботом выкинул полуразрушенный радиоактивный элемент из кислородной системы. Планета не вращалась, и солнце все тем же багровым пятном торчало в зените на черном небе с редкими звездами. Все так же возвышался ненавистный корабль. «Глупо, глупо, глупо…» – билось в мозгу Флая. Глупая нелепая смерть ждала его всего лишь через сутки.

За все время глорианин ни разу не спустился на поверхность, не сделал попытки связаться с Флаем. Быть может, он ждет от ксилла просьб, унижения? Или просто первого шага? Флай включил сигнал вызова. «Канал блокирован, канал блокирован», – невозмутимо произнес компьютер. Флай понял, что ожидал этого.

«От жажды умираю над ручьем…» – из – каких неведомых глубин времени пришла эта строка и кто занес ее на Ксиллу? Флай горько засмеялся: пожалуй, лучше не скажешь.

Внезапно люк глорианского корабля распахнулся и тяжело груженый робот выбрался наружу. Флай вгляделся в охапку железа у робота: остатки водной регенерационной установки. Глорианин мудро решил не терять драгоценного времени.

«Он так уверен в моей смерти»… Ксилл заметался по кораблю. На сутки воды хватит, а больше ему не надо. Разбить установку… Нет, не получится. Удивительно, как это удалось метеориту. Тогда возьмем детальку, вот эту…

Флай остановился, подошел к экрану и долго смотрел на глорианского робота, трудолюбиво вытаскивающего из корабля различные железки.

«От жажды умираю над ручьем…» Это нетрудно устроить. Умрет и он, и глорианин. Победа не достанется ни Ксилле, ни Глории. Ничья. И двое трупов. И ненависть во веки веков. Пусть так и будет!

Саута медленными глотками выпил стакан воды. Остались сутки. Но воду надо поберечь – неизвестно, что ждет его на корабле ксилла, какие сюрпризы тот приготовил.

Его отвлекло движение на экране. Саута, как завороженный, смотрел на показавшегося в проеме люка ксилла. На плече он тащил баллон очень похожий на кислородный. За ним вышел робот, но остался стоять у раскрытого люка. Ксилл направлялся к кораблю Сауты.

Саута недоуменно поднял брови: неужто он воображает, что глорианин может дать ксиллу кислород? И как может так унижаться – сейчас начнет стучать, просить… Хотя, чего же ждать от ксилла, разве они имеют представление о чести?! В любом случае люк останется закрытым.

Ксилл действительно подошел вплотную к кораблю, но стучать не стал. Поставил баллон у люка и повернул обратно. Саута удивленно раскрыл глаза. Чего он хотел? Зачем приходил? Что оставил в баллоне, который нес с таким трудом? Мысли Сауты путались, глаза не отрывались от понурой фигурки медленно бредущего ксилла.

Тот вдруг остановился – ровно на половине пути. Постоял. Что-то жалкое было в его позе. Но что это? Ксилл начал снимать шлем, вот он рывком отбросил его… Секунду постоял и упал лицом к звездам, широко раскинув руки.

Но почему?! Зачем он это сделал? Он мог прожить еще целые сутки!

Саута внезапно вспомнил о баллоне. Что в нем? Быть может, ксилл решил взорвать его корабль? Или здесь другая ловушка? Нужно поскорее убрать его от корабля.

Саута позвал робота, приказал ему оттащить баллон к скалам и выяснить, что в нем. Немного повозившись, робот боком вылез из корабля, схватил баллон и запустил анализаторы. «Ну, что там?» – сердито спросил глорианин. «Вода». «Вода? – не поверил Саута. – Проверь еще раз на радиоактивность и яды». «Чистая вода, – снова доложил робот. – Посторонних примесей не обнаружено».

Саута почувствовал, как щеки обдало жаром. Краска стыда залила лицо. Так вот зачем он приходил! И вот зачем он умер! Саута не отрываясь смотрел на мертвого ксилла. На мертвого Друга.

Ровно через сутки корабль Сауты улетел. Он направился на Ксиллу.

Джон Кристофер
НОВОГОДНИЕ РОЗЫ

Посадка была отличной. Не отрываясь, я следил за прибором – все это время стрелка не поднималась выше 4,5 «Г». Для такого космического корабля как «Звезда» недурно: бывали случаи, когда при посадке на Землю прибор показывал и 7 «Г». Но чувствовал я себя не очень хорошо.

Молодой Стенвей оказался на ногах прежде, чем остановились моторы. Я продолжал лежать на сиденье, смеясь, он подошел ко мне:

– Просыпайся, Джон. Мы уже на Земле!

Вскочив с места, я сразу почувствовал себя опять здоровым.

– Наконец-то мы на Земле, – сказал Стенвей. – Какой сегодня день?

– Пятница.

– Пятница! Смотри, Джо! Полет на Луну и обратно займет 14 дней. Новый год мы будем встречать на Земле, – обрадовался он.

– Почему обязательно на Земле? – засмеялся я. – Не так уж плохо начать новый год на Луна-сити.

Стенвей был молод и ко всему относился серьезно. Для него важно встретить Новый год на Земле. А для меня? Ну, что ж, не будет большой разницы: на Земле или в Луна-сити.

Я пошел навестить Лью и нашел его в каюте. На «Звезде» он лишь на два года меньше меня, но виделись мы редко, потому что работали в разных концах корабля.

– Привет, Джо, – сказал он. – Все еще работаешь с нами?

– Почему бы и нет? Я чувствуют себя молодым.

– Ну, если бы я был на твоем месте, я бы…

– Неважно, что бы ты сделал на моем месте, – прервал я. – Можно попросить тебя кое о чем?

– Конечно, в чем дело?

Он подошел к зеркалу и начал пудрить лицо, маскируя проступавшие капилляры – верный признак пребывания в безвоздушном пространстве. Я не мог понять, что происходит со мной: разумеется, на Земле капилляры выделяют нас, но почему космонавт должен стыдиться этого?

– Ты руководишь погрузкой для следующего полета? – спросил я. Он кивнул головой.

– Хочу взять кое-что на корабль.

– Сколько?

– Около метра в длину и полметра в ширину у основания.

Лью удивился:

– Джо, ты сам космонавт, и должен хорошо знать, что каждый грамм груза на борту рассчитан. Что ты хочешь взять?

– Это для старого Ганса, – объяснил я. – Хочу привести ему новогоднюю елку.

Лью ничего не ответил. Он продолжал пудрить лицо, но сквозь пудру все еще проглядывали красные нити капилляров. Наконец он сказал:

– Хорошо, принеси елку, я возьму ее на борт.

– Спасибо, Лью. Ты не знаешь, сколько дней мы пробудем на Земле?

– Девять, и не забудь о завтрашней медкомиссии.

Я быстро взглянул на него, он накладывал следующий слой пудры и не обращал на меня внимания. Почему он напомнил о медкомиссии? Мы проходили ее после каждого полета, и он знал, что я не мог забыть об этом.

В городе у меня было много друзей, поэтому о елке для Ганса я вспомнил только за два дня до отлета. В нашей конторе клерк объяснил мне, что дерево можно купить в питомнике Клиффа, находящемся в пятидесяти милях от города. Я поднялся на крышу, вызвал гироплан и меньше, чем через десять минут оказался в питомнике.

До чего же хорошо было там: белый снег, зеленовато-голубые ели и множество теплиц. Я подумал, что прошло более десяти лет с тех пор, как был за городом.

Мистер Клифф, маленький кругленький человечек, встретил меня на посадочной площадке и с улыбкой приветствовал:

– Майор Дэвис, я счастлив видеть вас здесь. Не так уж много космонавтов приезжают сюда. Хочу показать вам мои розы.

Он был очень дружелюбен, а я не спешил возвращаться в город, поэтому мы пошли смотреть розы.

В оранжерее их было много.

– Я забыл, что они так пахнут, – сказал я.

Мистер Клифф очень гордился своими розами:

– До Нового года осталась неделя, а у нас такие розы. Посмотрите-ка.

Это была белая прекрасная пахнущая весной роза. Позабыв обо всем, я ходил за мистером Клиффом, смотрел на цветы, трогал их, дышал ими. На часы я взглянул, когда стало темнеть.

– Я приехал купить новогоднюю елку.

– Вы будете встречать Новый год на Земле? – спросил м-р Клифф, улыбаясь.

– Нет, возьму елку в Луна-сити.

– В Луна-сити?!

– Для человека по имени Ганс. Он живет около сорока лет там. Родился в маленькой деревушке в Европе. Зимой вокруг деревни лежал снег, росли ели. Он все время думает и говорит об этом.

– Почему же не возвращается?

Меня всегда удивляло, как мало люди знают о жизни космонавтов, я объяснил:

– Врачи не пускают. Они называют это суммарной перегрузкой организма. Нельзя посадить или поднять космический корабль без начальных перегрузок. На разных планетах они, конечно, разные. На Земле равны 5 или 6 гравитациям, или 5–6 «Г», как мы говорим.

– Физически вы можете быть очень крепки, – продолжал я, – но и тогда они сказываются. Особенно на сердце. Врачи делают предупреждение, когда сердце начинает сдавать. Тогда вы можете уйти на пенсию, но многие космонавты продолжают летать. Они любят свою работу, им нравится их жизнь и…

– И?.. – перебил меня м-р Клифф.

– Следует последнее предупреждение. Мы проходим медицинскую комиссию после каждого полета. И однажды ответ будет «нет». Вы можете говорить, что угодно, но ответ будет все равно «нет». Следующий полет убьет вас, поэтому врачи просто не разрешат вам войти в корабль.

– Они очень добры, – сказал м-р Клифф.

Я засмеялся:

– О, очень добры. Только вот Ганс получил свое последнее предупреждение в Луна-сити.

– О-о-о… – м-р Клифф посмотрел на красную розу, которую держал в руке. – Как давно это было?

– Ганс очень стар. Сейчас ему более семидесяти. Обычно первое предупреждение получают в тридцать. Ему повезло, и он проработал после этого больше десяти лет. Около тридцати лет назад, я думаю.

– Как велик этот Луна-сити?

– Два квартала в длину, квартал в ширину и еще квартал под землю, – ответил я.

– Это ужасно. Прожить вот так тридцать лет. Без деревьев, без птиц… И молодежь знает это и все-таки рискует?

Я очень разозлился:

– Вы не понимаете, м-р Клифф, в жизни космонавта есть нечто… Иногда проходит более пяти лет между первым и последним предупреждением. Например, у Ганса было больше десяти лет. Космонавту всегда хочется в полет, еще и еще. Если повезет, то последнее предупреждение настигнет здесь, на Земле.

Он тихо спросил:

– Когда вы получили ваше первое предупреждение, майор Дэвис?

Я разозлился еще сильнее:

– Три года назад. Но я прилетел сюда купить елку, а не обсуждать мое первое предупреждение.

– Я покажу вам хорошую елку, но, пожалуйста, не нужно денег.

– Спасибо, м-р Клифф. Простите мою грубость.

Запах елей, которые он показал мне, напомнил детство и каникулы, проведенные в лесу.

– Знаете, майор Дэвис, – сказал м-р Клифф. – Хочу предложить вам кое-что, что вас может заинтересовать…

Я не видел Лью, когда проносил елку на борт, не видел его до конца второго дня полета.

Когда я вошел в рубку, он сидел в кресле и читал книгу. Экран радара был удивительно чист, шел период спада метеорной активности.

– О, я вижу, ты неплохо устроился.

– У меня слабое сердце, ты же знаешь, поэтому я отдыхаю как можно больше.

Я дал ему сигарету.

– Спасибо за елку. Что ты выкинул? Золотые слитки?

Он покачал головой:

– Нет, портативный компьютер. Если мы встретим метеорит или понадобится проверить вычисленную тобой орбиту, мне придется делать это карандашом на бумаге. Будет несколько медленнее, как ты понимаешь.

– Не беспокойся. Сейчас период спада метеорной активности, а моя орбита – правильная. Я вычислю ее лучше, чем в нашем полете назад, на Землю, который станет последним для меня. Я ухожу с работы, Лью.

– Рад за тебя, Джо. Не жалей, не стоит. Я уйду, как только получу первое предупреждение.

– Да, ухожу, – повторил я. – Буду жить в деревне. В питомнике. Ели и… розы – розы зимой.

Мы сели при 3 «Г», и я снова почувствовал резкую боль в груди и странную слабость. Через несколько минут все прошло. При лунной гравитации я встал легко.

Через воздушный шлюз мы прошли в Луна-сити. Я высматривал старого Ганса среди толпившихся около шлюза людей, но его не было, тогда я окликнул Портигью – друга Ганса:

– Портигью! Где Ганс? Я привез ему елку.

Портигью был так велик и толст, что, кажется, я догадался, почему он живет в Луна-сити – легко двигаться он мог, только при лунной гравитации.

– Поздно, – сказал он. – Ганс умер два дня назад. Мы выносим его через несколько часов.

В Луна-сити не было ничего лишнего, все привозилось за четверть миллиона миль с Земли. Когда люди умирали, их тела сохраняли до наступления лунной ночи, которая длилась 336 часов и замораживала остатки атмосферы. Затем тело погружали в катерпиллер, вывозили в скалы и оставляли там. Везти его на Землю не представлялось возможным.

Портигью вывел катер через воздушный шлюз. Лью и я сидели позади него, рядом с телом старого Ганса, покрытым простыней и лежащим на полу. Мы молчали. Не думаю, что смерть сделала нас молчаливыми; мы любили старину Ганса, но он был стар и смерть избавила его от Луна-сити, который он ненавидел. Нас заставила замолчать смерть снаружи: мертвые скалы, кратеры и сверкающие звезды.

Портигью остановил Катерпиллер возле Плоских Камней, которые служили кладбищем в Луна-сити. Мы опустили забрала наших гермошлемов и вышли. Портигью и я вынесли старину Ганса, его тело было поразительно легким. Лью шел позади, держа елку. Замерзшие на ней капельки воды превратились в сияющие звезды.

Мы положили тело, закрепили деревце камнями, молча постояли и вернулись в катерпиллер.

Мы сидели в катере, курили и смотрели через лобовое стекло. Елка стояла зелено-белая на фоне черных скал. Над нами была Земля. Я мог видеть Италию, светлую и ясную, но страна Ганса скрывалась декабрьскими облаками.

Молча Портигью завел мотор, мы вернулись в Луна-сити.

– Что ж, ребята, сейчас не помешает глоток виски, – сказал Портигью.

– Сначала медкомиссия, – ответил Лью. – Мы присоединимся к тебе позже.

Когда мы пришли в Центр, все космонавты уже прошли осмотр и нам не пришлось ждать. Полчаса спустя мы сидели в холле, ожидая, когда врачи заполнят наши карточки.

Чуть позже голос объявил:

– Майор Грейв, майор Дэвис, ваши карточки готовы.

Лью взял свою карточку первым. Она была голубой с надписью: «ПЕРВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ».

Лью засмеялся.

– Слушай, Джо, – сказал он. – Тебе не нужен третий партнер разводить цветочки?

Я не ответил. Я смотрел на свою карточку, которую протягивал мне доктор – она была красной. Многие не понимают, что это значит. Это была карточка человека, затянувшего с уходом на пенсию. Это было началом истории, конец которой я только что видел у Плоских Камней.

– Только один полет, доктор, – сказал я. – Когда вернусь на Землю, уйду.

– Очень сожалею, майор, но вы знаете, что это невозможно.

Я знал. Знал, что спорить напрасно. Лью ушел. Мы, космонавты, понимаем, что получившего красную карточку лучше не утешать. Я посмотрел на врача, он отвернулся. Он был молод, возможно, это была его первая красная карточка. Я медленно вышел.

С крыши Луна-сити можно видеть небо: ночью вы увидите звезды и мягко сияющую Землю. Часами я просиживаю здесь, смотря на них и думая: «Я мог бы наслаждаться запахом роз».