Текст книги "Арфистки Титана"

Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Эдмонд Гамильтон
Арфистки Титана

1

Его звали Саймон Райт, и некогда он был человеком, как и другие. Теперь же он более не человек, а живой мозг, запертый в металлический ящик и питаемый физиологическим раствором вместо крови. Он снабжен чувствами и искусственными средствами передвижения.

Тело Саймона Райта, познавшее радости и страдания физического существования, давно уже обратилось в прах, но разум Саймона Райта, блестящий и нетронутый, продолжает жить.

Бесплодный скалистый берег-гребень высился у опушки леса лишайников: другой склон, ведущий к долине, весь зарос этой гигантской растительностью.

То здесь, то там виднелись прогалины вокруг чего-то, что могло быть давным-давно разрушенным храмом. Громадные силуэты лишайников возвышались над ними, скрученные, печальные, раздираемые ветром. Ветер качал их, и они издавали звуки, похожие на приглушенное рыдание, роняя неощутимую пыль гниения.

Саймон Райт устал от гребня и серого леса, устал ждать. Три ночи прошли на Титане с тех пор, как они спрятали свой корабль в глубине леса лишайников – Грэг, Отто и он, и Курт Ньютон, известный в системе под именем Капитан Будущего – и ждали на гребне человека, который все не приходил.

Это была четвертая ночь ожидания под невероятным сиянием неба Титана. Но ничто, даже зрелище Сатурна, окруженного сияющими кольцами, не могло облегчить сердце Саймона Райта. Пышность неба только подчеркивала печаль этого мира.

– Если Кеог не придет сегодня, – внезапно сказал Курт Ньютон, – я спущусь вниз и пойду его искать.

Он повернулся к бреши в лишайниках, к долине, где находился Монеб, далекий и неразличимый ночью город, освещенный кое-где светом факелов.

Саймон заговорил, и его голос с металлической точностью зазвучал в искусственном резонаторе:

– Сообщение Кеога предупреждало нас, чтобы мы ни в коем случае не проникали в город. Потерпи немного, Куртис. Он придет.

Отто покачал головой. Отто, стройный и гибкий андроид, был настолько человеком, что его выдавала лишь смущающая необычность узкого лица и блестящие зеленые глаза.

– По-видимому, – сказал он, – в Монебе какая-то чертова заваруха, и мы рискуем все испортить, если явимся туда и вмешаемся, не зная толком, во что это выльется.

Металлическая человеческая форма Грэга нетерпеливо двигалась и позвякивала в темноте. Его громовой голос прорезал тишину.

– Я согласен с Куртом, мне надоело ждать.

– Нам всем надоело, – сказал Саймон, – но приходится. Судя по сообщению Кеога, я полагаю, что он не напуган и не безумен. Он знает ситуацию, а мы нет, и мы не должны из-за нашего нетерпения подвергать его опасности.

Курт вздохнул и снова уселся на камень.

– Знаю. Я просто надеюсь, что он не слишком задержится. Эти адские лишайники действуют мне на нервы.

Без усилия стоя на невидимых магнитных лучах, служащих ему ногами, Саймон угрюмо наблюдал. На взгляд постороннего наблюдателя он показался бы удивительно изолированным: квадратный ящичек со странной фигурой, состоящей из глаз-объективов и рта-резонатора, парящий в темноте.

Для себя самого Саймон был лишь бесплотным эго. Он не мог видеть своего странного тела: он только знал, что правильная, ритмическая пульсация насоса с раствором служит ему сердцем, а его искусственные сенсорные органы передают ему визуальные и слуховые ощущения.

Его глаза-объективы в любых условиях видели лучше, чем человеческие глаза, но и они не могли проникнуть движущиеся, смутные тени долины. И она оставалась тайной в дрожащем свете луны, тумане и темноте.

Все казалось спокойным. И однако, послание этого чужака, Кеога, звало на помощь против зла, слишком большого, чтобы человек мог сражаться с ним в одиночку.

Саймон отчетливо слышал монотонное шуршание лишайников. Его микрофоническая слуховая система могла слышать и различать каждый отдельный звук, слишком слабый для нормальных ушей, так что бормотание становилось ансамблем звуков, переплетающихся и меняющихся, как шуршание призрачных голосов, чем-то вроде симфонии отчаяния.

Чистое воображение. А Саймон не привык давать волю воображению. Однако, за эти три ночи ожидания в нем росло новое предчувствие несчастья. Теперь он говорил себе, что виной этому печальное бормотание леса, что его мозг реагирует на возбуждение, повторяемое в схеме звуков.

Он, как и Курт, надеялся, что Кеог скоро придет.

Время шло. Кольца заполняли небо своим огнем, луны продолжали свой вечный хоровод, купаясь в молочном свете Сатурна. Лишайники не прекращали свои пыльные рыдания. Время от времени Курт вставал и неторопливо расхаживал взад и вперед, Отто следил за ним глазами, мирно сидя и выгнув луком свое тонкое тело. Грэг тоже оставался на месте, неподвижный гигант в тени, подавляющий своей массой высокого Ньютона.

Внезапно раздался звук, отличный от других. Саймон прислушался и сказал:

– По склону с долины поднимаются два человека: они идут сюда.

Отто вскочил. Курт испустил возглас, а потом посоветовал:

– Может, лучше спрятаться, пока не будем уверены, кто это.

Все четверо скрылись в темноте.

Саймон был так близко от чужих, что мог бы удлинить один из своих силовых лучей и коснуться их. Они появились на поляне, задыхаясь от долгого подъема, жадно оглядываясь вокруг. Первый был высок, очень высок, с костистыми плечами и красивой головой; другой пониже, более коренастый, двигался медвежьей походкой. Оба были земляне, их лица носили отпечаток тяжелой физической работы в пограничных мирах.

Они остановились. Надежда оставила их, и высокий произнес:

– Они нас бросили. Они не придут, Дион, не придут! – и он почти заплакал.

– Наверное, твое сообщение не прошло, – сказал второй таким же глухим голосом. – Не знаю, Кеог, что нам теперь делать. Нам остается только вернуться, вот и все.

Курт Ньютон сказал из темноты:

– Оставайтесь. Все в порядке.

Он выступил вперед. При свете лун ясно были видны его худое лицо и рыжие волосы.

– Вот он! – закричал коренастый дрожащим от возбуждения голосом. – Это Капитан Будущего.

Кеог безрадостно улыбнулся.

– Вы подумали, что меня, возможно, уже нет в живых, и на свидание придет кто-то другой. Такое могло быть. За мной так пристально наблюдали, что я не мог рискнуть бежать раньше. Мне удалось это только сегодня вечером.

Он вдруг замолчал и широко раскрыл глаза, увидев, как большими шагами подходит Грэг, и под его тяжестью дрожит земля. За ним появился Отто, легкий, как лист. Бесшумно скользнув в ночи, к ним присоединился Саймон.

Кеог засмеялся с легким беспокойством.

– Счастлив вас видеть. Если бы вы только знали, как я счастлив видеть вас всех!

– И я! – вскричал коренастый. – Я – Харкер.

– Мой друг, – объяснил Кеог людям Будущего. – Мы друзья уже много лет… – Он замялся, внимательно оглядывая Курта. – Вы поможете мне? До сих пор я держался, там, в Монебе. Успокаивая население. Я пытался подбодрить их, когда они в этом нуждались, но что может сделать один человек? Слишком хрупкий крючок, чтобы повесить на нем судьбу города.

Курт кивнул.

– Мы сделаем все, что можем. Отто, Грэг, последите, кто знает…

Грэг и Отто снова исчезли. Курт осмотрел Кеога и Харкера. Ветер посвежел, и Саймон почувствовал его, потому что лишайники стали еще громче жаловаться.

Кеог сел на камень и заговорил. Зависнув рядом, Саймон слушал и наблюдал за его лицом. «Умный человек, – подумал он, – и сильный, но теперь вымотался от долгих усилий и боязни.»

– Я был первым землянином, прибывшим в эту долину много лет назад, – объяснил Кеог. – Я любил людей Монеба, и они платили мне тем же. Когда начали прибывать рудокопы, я старался, чтобы не было смуты между местными жителями и ними. Я женился на девушке из Монеба, дочери одного из вождей. Теперь она умерла, но у меня есть здесь сын. Я – один из советников, единственный человек чужой крови, который когда-либо был допущен во Внутренний Город. Так что, как видите, у меня был немалый вес, и я пользовался им, чтобы поддерживать мир между местными жителями и инопланетниками. Но теперь… – он покачал головой и продолжал: – В Монебе всегда были люди, дрожавшие при мысли, что земляне и земная цивилизация могут уменьшить их собственное влияние. Они ненавидят землян, живущих в Новом Городе и работающих на рудниках. Они давно пытались выгнать их и впутали бы Монеб в безнадежную борьбу, если бы осмелились презреть традиции и использовать свое единственное оружие. Но теперь они осмелели и собираются послать за ним.

Курт бросил на него острый взгляд.

– Что это за оружие, Кеог?

Кеог ответил вопросом:

– Вы, люди Будущего, много знаете об этих мирах… Вы, конечно, слышали об Арфистках?

Саймон почувствовал приступ удивления: он увидел недоверчивое изумление на лице Курта.

– Не хотите ли вы сказать, что ваши недовольные собираются воспользоваться Арфистками, как оружием?

Кеог сумрачно кивнул.

– Именно.

В мозгу Саймона вспыхнули воспоминания о прошлом Титана: чрезвычайно странная форма жизни, обитающая в глубине громадных лесов, неслыханная красота, связанная со смертельной опасностью.

– Да, Арфистки могут стать оружием, – пробормотал он. – Но это оружие убьет и тех, кто его держит, конечно, если они не будут защищены.

– Много лет назад люди Монеба обладали такой защитой, – ответил Кеог, – и тогда пользовались Арфистками. Но Арфистки произвели такое опустошение, что использовать их запретили, и они были объявлены табу.

– А сегодня те, кто желает силой изгнать землян, собираются нарушить табу. Они хотят послать за Арфистками и воспользоваться ими.

Харкер добавил:

– Все было хорошо до смерти старого короля. Это был человек. А его сын – слабак. Фанатики, противящиеся инопланетной цивилизации, держат его под своим влиянием, и он боится собственной тени. Кеог и я поддерживали его против них.

Саймон увидел, с каким доверием, почти с обожанием, Харкер смотрит на своего друга.

– Они, естественно, пытались убить Кеога, – продолжал Харкер, – он исчез, и теперь против них нет никакого вождя.

Голос Кеог поднялся над шорохами и жалобами лишайников.

– Через две недели должен собраться Совет в полном составе, и тогда решится вопрос, кто правит в Монебе – мы или нарушители табу. И я убежден, что мне готовят ловушку. И именно в этот момент мне будет чертовски нужна помощь людей Будущего. Но вы не должны появляться в городе. Сейчас все иностранцы подозрительны, а вы слишком известны и… – он бросил взгляд на Саймона и закончил, как бы извиняясь: – слишком отличаетесь от всех.

Он замолчал. Во время этой паузы ворчание и грохот лишайников напоминали хлопанье огромных парусов на ветру, и Саймон слишком поздно заметил легкий шум позади… он опоздал на одну секунду.

На свет выпрыгнул человек. Саймон едва успел мельком заметить медное тело и лицо убийцы, его странное оружие. Саймон заговорил, но маленькая сверкающая стрела уже летела.

В ту же минуту Курт повернулся и выстрелил. Человек упал. Из темноты рявкнул другой пистолетный выстрел и послышался яростный крик Отто.

Какую-то секунду никто не шевелился, а потом на свету появился Отто.

– Похоже, их было только двое.

– Они выследили нас, – вскричал Харкер, – и пришли за нами сюда, чтобы… – он обернулся и с криком бросился к Кеогу.

Кеог лежал вниз лицом на пыльной земле. В его виске торчала тонкая, не толще иглы, стрела, и в этом месте выступила единственная капля черной крови.

Саймон низко пролетел над Кеогом. Его чувствительные лучи коснулись горла, груди, подняли вялые веки.

– Он еще жив, – сказал он, – но безнадежен.

2. Нечеловеческая хитрость

Грэг нес Кеога в лес, и как ни высок и крепок был землянин, он выглядел ребенком в мощных руках робота. Завывал ветер. Лишайники качались и грохотали, становилось все темнее.

– Быстрее! – кричал Харкер. – Быстрее! Может быть, есть еще надежда!

Его лицо было смертельно бледно от жестокого потрясения. Саймон был еще способен на эмоции, более живые и ясные, чем были раньше, потому что они были отделены от химического хаоса плоти. И он теперь испытывал глубокую жалость к Харкеру.

– «Комета» прямо перед нами, – сказал Курт.

Скоро они увидели ракету – темную металлическую массу, затерявшуюся в гигантской растительности. Они быстро внесли Кеога внутрь, и Грэг осторожно положил его на маленький лабораторный столик. Кеог еще дышал, но Саймон знал, что это долго не продлится.

Лаборатория «Кометы», несмотря на всю миниатюрность, обладала медицинским оборудованием, имеющимся разве только в самых крупных госпиталях, почти целиком устроенном Саймоном и Ньютоном. Им часто приходилось спасать жизни. И теперь они оба лихорадочно работали над спасением жизни Кеога.

Курт подвел к столу замечательную компактную версию прибора Фрезера, и через несколько секунд его трубки были присоединены к артериям Кеога, заработали насосы, чтобы поддерживать нормальное кровяное давление и ввести прямо в сердце стимулятор. Работала кислородная машина. Скоро Курт кивнул.

– Пульс и дыхание нормальные. А теперь посмотрим, как насчет мозга.

Он повернул ультрафлюороскоп в нужное положение и включил его. Саймон, находившийся над самым плечом Курта, смотрел на экран.

– Фронтальная часть безнадежно разрушена, – объявил он. – Видишь крошечные бороздки на стрелке? Уже началось разрушение клеток.

Харкер, стоя у дверей, умолял:

– Спасите его! Сделайте хоть что нибудь! – Он посмотрел на Курта, опустил голову и вздохнул. – Нет, конечно, вы не можете. Я знал это, как только он упал.

Все силы, казалось, оставили его. Он устало прислонился к двери, побежденный, печальный, уже даже не страдающий.

– Тяжелое дело – терять друга. Но и все, за что он боролся, теперь потеряно тоже. Фанатики выиграли и пустят в ход такую вещь, которая убьет не только землян здесь, но и все население Монеба в дальнейшем. – Слезы текли по щекам Харкера, но он не замечал их и спрашивал – не кого-нибудь, а пространство: – Почему я не увидел убийцу вовремя? Почему я не смог убить его вовремя?

Долгую, долгую минуту Саймон смотрел на Харкера, а потом снова взглянул на экран и, наконец, на Курта, который покачал головой и выключил экран, стал медленно вытаскивать трубки аппарата Фрезера из запястий Кеога.

– Подожди, Курт, – сказал Саймон. – Оставь их на месте.

Курт выпрямился с некоторым удивлением в глазах. Саймон подлетел к Харкеру, который выглядел более бледным и мертвым, чем труп на столе. Саймону трижды пришлось окликнуть Харкера, прежде чем тот достаточно пришел в себя, чтобы ответить.

– Да?

– Достаточно ли у вас мужества, Харкер? Как у Кеога? Как у меня?

Харкер покачал головой.

– Бывают минуты, когда мужество ничего не дает.

– Послушайте, Харкер! Хватит ли у вас мужества идти рядом с Кеогом, зная, что он умер?

Глаза Харкера округлились. Курт подошел к Саймону и, задыхаясь, спросил:

– Что ты задумал?

– Я думаю о храбром человеке, который умер, придя к нам за помощью. Я думаю о всех ни в чем не повинных женщинах и мужчинах, которые умрут, если… Харкер, это правда, что успех вашего сражения зависит от Кеога?

Харкер не сводил глаз с тела на столе, тела, которое дышало и сердце которого билось в подобии жизни, взятой взаймы у жужжащих насосов.

– Правда. Поэтому его и убили. Он был вождем. Без него…

Большие руки Харкера разошлись в жесте полного отчаяния.

– Тогда никто не должен знать, что Кеог умер.

– Нет, Саймон, – твердо запротестовал Курт. – Ты не можешь этого сделать!

– Почему нет, Куртис? Ты отлично проведешь операцию.

– Один раз они уже убили человека. Они готовы повторить, Саймон, ты не можешь рисковать! Даже если бы я и мог сделать операцию… Нет! – в серых глазах Курта появилось странное умоляющее выражение. – Это работа для меня, Саймон. Для меня, Отто и Грэга. оставь ее для нас.

– А как вы за нее возьметесь? – возразил Саймон. – Силой? Разумом? Ты не всемогущ, Курт, Грэг и Отто тоже. Вы все трое пойдете на верную смерть и на еще более верный провал. А я знаю вас, вы пойдете!

Саймон замолчал. Ему внезапно показалось, что он сошел с ума, если задумал такое. Однако, это было единственным возможным шансом помешать непоправимому бедствию.

Саймон знал, что могут сделать Арфистки в дурных руках. Он знал, что произойдет с землянами в новом городе и знал также, каковы будут репрессии против невинных жителей Монеба, как и против нескольких виновных.

За спиной Харкера стояли Грэг и Отто. Саймон подумал: "Я сделал их обоих, я и Роджер Ньютон. Я дал им сердце, разум и мужество. Когда-нибудь они погибнут, но не потому, что я промахнусь. Был еще Курт – упрямый, сильный, смелый, толкаемый демоном собственного одиночества, неутомимый искатель знаний, чуждый своей собственной породе.

Мы сделали его таким – Отто, Грэг и я, – думал Саймон. – Мы слишком много работали. В нем слишком много стали. Он может разбиться, но никогда не согнется, а я не хочу, чтобы он разбился из-за меня."

– Я не понимаю, – пробормотал Харкер.

– Тело Кеога не тронуто, – объяснил Саймон. – Разрушен только мозг. Если в это тело пересадить другой мозг, то Кеог оживет, чтобы докончить свое дело в Монебе.

Некоторое время Харкер молчал, наконец он прошептал:

– Разве это возможно?

– Все возможно. Нелегко, и даже… без гарантий, но возможно.

Харкер сжал кулаки. Свет, который мог стать светом надежды, загорелся в его глазах.

– Только мы, пятеро, – продолжал Саймон, – знаем, что Кеог умер. С этой стороны никакого затруднения нет. И я знаю язык Титана, как почти все языки Системы. Но, тем не менее, мне нужен помощник, гид, который знает жизнь Кеога и позволит мне жить этой жизнью в течение необходимого времени. Это вы, Харкер. Но я предупреждаю вас, что это нелегкое дело.

Харкер ответил медленно, но твердо:

– Если вы сможете сделать первую вещь, то я способен на вторую.

Курт гневно запротестовал:

– Никто еще не делал ничего подобного! Саймон, я отказываюсь вмешиваться в это дело!

На лице Курта появилось грозное выражение, которое Саймон хорошо знал. Он улыбнулся бы, если бы мог. Но он заговорил так же, как часто говаривал в прежние времена, когда Курт был всего лишь рыжим мальчуганом, игравшим в пустых коридорах лаборатории, скрытой внутри «Тайчо», и не имевшим других товарищей, кроме робота, андроида и самого Саймона.

– Ты будешь делать то, что я тебе сказал, Куртис! Грэг, отведи мастера Харкера в главную кабину и присмотри, чтобы он спал, потому что ему понадобятся все его силы. Отто, Куртис хочет, чтобы ты помогал ему.

Отто вошел и закрыл за собой дверь. Его взгляд переходил с Курта на Саймона и обратно. Его глаза как-то странно блестели. Курт стоял неподвижно, сжав зубы.

Саймон проскользнул к встроенным шкафам. С помощью силовых лучей, действовавших так же ловко, как человеческие руки, он достал необходимые инструменты, пилу для трепанации черепа, зажимы, разнообразные хирургические ножи и прочее, стимулирующие и анестезирующие вещества, смеси, вызывающие быстрое и полное восстановление клеток, так что рана заживала за несколько часов, не оставляя рубца.

Над ними загорелась ультрафиолетовая лампа, стерилизуя все, что находилось в лаборатории. Саймон, зрение которого было лучше, а прикосновение надежнее, чем у любого хирурга, сделал несколько надрезов на черепе Кеога.

Курт по-прежнему не шевелился. Лицо его было таким же твердым и упрямым, но теперь по нему разлилась бледность, как бы от безнадежности.

– Куртис! – сухо сказал Саймон.

Только тогда Курт, наконец, двинулся, подошел к столу и положил руки рядом с головой мертвого. Саймон увидел, что они дрожат.

– Я не могу, – выдохнул Курт. – Я не могу, Саймон. Я боюсь.

– Ты не должен бояться. Ты не дашь мне умереть.

Саймон протянул сверкающий инструмент. Курт взял его медленно, как сомнабула. Взгляд Отто смягчился. Он кивнул Саймону над плечом Курта и улыбнулся. В этой улыбке было восхищение обоими.

Саймон занялся другими делами.

– Особенно обращай внимание, Куртис, на лицевые нервы…

– Знаю я, – проворчал Курт со странным раздражением.

Флаконы со шприцами были заботливо выстроены в ряд.

– Вот анестезирующее, которое надо ввести в мой поток физиологического раствора. А вот это ввести в твердую мозговую оболочку немедленно после операции.

Курт кивнул. Его руки перестали дрожать и работали теперь быстро и ловко. А губы сжались в тонкую линию.

Саймон подумал: «Справится. Он всегда справлялся.»

Наступил момент ожидания. Саймон смотрел на Джона Кеога, и его вдруг охватил страх, глубокий страх перед тем, что он готовился сделать.

Когда-то много лет назад он сделал выбор между исчезновением и своим теперешним состоянием. Гений отца Куртиса спас его тогда, дал ему новую жизнь, и Саймон примирился с этой жизнью, какой бы необычной она не была, и пользовался ею. Он даже находил преимущества в своей новой форме: возросшая ловкость, способность ясно мыслить, потому что мозг не был засорен болезненными неконтролируемыми импульсами тела. И он был признателен своему бытию.

И вот теперь, после многих лет…

«Не могу решиться, – подумал он. – Я тоже боюсь, но не смерти, а жизни.»

И, однако, под этим страхом бродило желание, голод, который Саймон считал давно умершим: желание снова стать человеком, человеческим существом во плоти и крови.

Чистый, холодный разум Саймона, его точный логический мозг были охвачены смятением от столкновения с этим страхом и этим голодом. Они выскочили в полной форме из своей гробницы в его подсознании, и он был ошеломлен тем, что может еще стать жертвой эмоции, а голос разума кричал: «Я не могу этого сделать! Нет, не могу!»

– Все готово, Саймон, – спокойно сказал Курт.

Саймон медленно, очень медленно двинулся и поместился рядом с Джоном Кеогом. Он видел, что Отто наблюдает за ним, полный боли и сострадания, а также и… да, зависти. Поскольку Отто сам не был человеком, он знал то, о чем другие могли только подозревать.

Лицо Курта казалось вырезанным из камня. Насос с раствором прервал свой правильный ритм, но затем заработал снова.

Саймон Райт спокойно погрузился во тьму.