Текст книги "Лето"

Автор книги: Эдит Уортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Эдит Уортон
Лето

Глава I

Из дома адвоката Ройалла в конце единственной улицы поселка Норт-Дормер вышла девушка и остановилась на крыльце.

Едва перевалило за полдень, и по-весеннему прозрачное июньское небо струило серебристый свет на крыши, деревенские пастбища и рощицы вдали. Легкий ветерок над холмами подгонял пухлые белые облачка, и их тени неторопливо плыли по полям и грунтовой дороге, что в черте Норт-Дормера обретала звание улицы. Поселок располагался на возвышенности и не мог похвастаться тенистыми уголками, обычными для уютных долин Новой Англии. На всем протяжении улицы от дома Ройалла до другого конца, где она поднималась к церкви и огибала кладбище, окруженное стеной из темных канадских сосен, тень на дорогу отбрасывали лишь декоративные ели у ворот мисс Хэтчерд и плакучие ивы возле утиного пруда.

Шаловливый июньский ветерок встряхнул траурную бахрому елей, сорвал соломенную шляпу с головы какого-то прохожего и зашвырнул в пруд, на самую середину. Пока хозяин шляпы выуживал ее из воды, девушка на крыльце успела заметить, что он не из местных, одет по городской моде и от души хохочет над своим злоключением, как и полагается молодым и беззаботным.

Отступив с крыльца назад в прихожую, девушка притворилась, что ищет ключ, который давно оттягивал ей карман. Она бросила придирчивый взгляд в узкое позеленевшее зеркало, увенчанное золоченым орлом, и в тысячный раз пожелала иметь такие же ясные голубые глаза, как у Аннабель Балч, которая время от времени приезжала на недельку из Спрингфилда навестить старую мисс Хэтчерд. Поправила поля шляпки, обрамляющие маленькое смуглое лицо, и снова шагнула на солнечный свет.

– Как я все это ненавижу! – пробормотала она.

Ворота Хэтчердов уже закрылись за незнакомцем, и улица опять была только в ее распоряжении. Норт-Дормер никогда не бывал многолюдным, а в три часа пополудни в июне трудоспособные мужчины работали на полях или в лесу, пока их жены тянули извечную лямку домашней рутины.

Девушка шла по улице, вращая на пальце ключ, и рассматривала знакомые окрестности с непривычным интересом, вызванным случайной встречей. Интересно, как выглядит Норт-Дормер в глазах приезжих? Сама она жила здесь с пяти лет и долгое время полагала, что для мира Норт-Дормер кое-что значит, однако год назад новый священник епископальной церкви в Хэпберне, который два раза в месяц, если состояние дорог позволяло, приезжал вести службу в местной церкви, предложил в припадке миссионерского рвения свозить дормерскую молодежь в Неттлтон на лекцию о Святой земле. Десяток юношей и девушек – воплощенное будущее Норт-Дормера – набились в фермерский фургон, перебрались в нем через холмы в Хэпберн и погрузились в пригородный поезд до Неттлтона.

В тот невероятный день Черити Ройалл в первый и единственный раз в жизни проехалась по железной дороге, полюбовалась застекленными витринами, отведала кокосового торта и послушала невразумительные пояснения лектора, не будь которых, картины бы ей даже понравились. То путешествие открыло Черити глаза на убогость Норт-Дормера и пробудило жажду знаний, которую она прежде никогда не испытывала, несмотря на должность хранителя местной библиотеки.

На месяц или два девушка погрузилась в лихорадочное и беспорядочное чтение пыльных томов из Мемориальной библиотеки Хэтчерда. Затем неттлтонские впечатления стали тускнеть, и оказалось легче признать Норт-Дормер вполне пристойным местечком, чем продолжать чтение.

Однако встреча с незнакомцем воскресила воспоминания о Неттлтоне, и Норт-Дормер сжался до своих подлинных размеров. Черити прошлась взглядом по улице от вылинявшего бурого дома Ройалла до белых стен церкви и безжалостно оценила увиденное. Глухое селение на холмах, продутое ветрами и прокаленное солнцем, вдали от железнодорожной станции, трамвая, телеграфа и всего, что связывает людей друг с другом в современном обществе. Ни магазинов, ни театров, ни лекционных залов, ни делового центра; только лишь церковь, где служат каждое второе воскресенье, если дорога позволяет, да библиотека с новинками двадцатилетней давности и старьем, тихо гниющим на волглых полках. Тем не менее Черити Ройалл вечно твердили, что она должна расценивать свою жизнь в поселке как милость судьбы и по сравнению с местом, откуда она родом, Норт-Дормер – подлинный светоч цивилизации. Даже мисс Хэтчерд сказала ей однажды в трудную минуту: «Дитя мое, не забывай, что именно мистер Роайлл принес тебя с Горы и принял в свой дом».

Она была «той, кого принесли с Горы» – покрытого трещинами и расщелинами утеса, что мрачно возвышался над меньшими собратьями в массиве Орлиного хребта, подавляя равнину своим вечным присутствием на горизонте. До Горы было добрых пятнадцать миль, но она так внезапно вырастала среди пологих холмов, что, казалось, ее тень почти достигает поселка. Словно огромный магнит притягивала она облака. Даже в самый ясный летний день, если над Норт-Дормером тянулся легкий парок от земли, его несло к Горе, словно корабль в водоворот, и там, застряв в скалах, он дробился и умножался, чтобы вернуться в долину темной грохочущей тучей.

У Черити не было ясного представления о Горе, но, конечно, она знала, что это плохое место, быть оттуда родом – позор. Что бы ни уготовил ей Норт-Дормер, Черити должна – как однажды напомнила ей мисс Хэтчерд – смиренно и благодарно держать язык за зубами. Девушка в раздумьях взглянула на Гору и попыталась ощутить благодарность и смирение, но незнакомец, который пришел к мисс Хэтчерд, вновь вызвал перед внутренним взором роскошь и блеск улиц Неттлтона, и ей стало стыдно за свою старую соломенную шляпку и тошно от норт-дормерской скуки. Черити с завистью вспомнила про Аннабель Балч из Спрингфилда, которая сейчас где-то далеко взирает голубыми глазами на красоты еще чудеснее неттлтонских…

– Как я все это ненавижу! – в сердцах повторила она.

На середине улицы она остановилась у покосившихся ворот, толкнула створку и пошла по мощеной дорожке к странному маленькому подобию античного храма из кирпича с белеными деревянными колоннами. Тусклые золотые буквы на фронтоне гласили: «Мемориальная библиотека Гонория Хэтчерда,1832».

Гонорий Хэтчерд был внучатым дядей мисс Хэтчерд, хотя та, разумеется, выразилась бы иначе, подчеркнув – как свою единственную претензию на исключительность, – что она внучатая племянница Гонория Хэтчерда. В начале девятнадцатого века он снискал скромную писательскую известность, и редкие посетители библиотеки могли прочесть на мраморной мемориальной доске про его незаурядный талант, цикл рассказов «Затворник Орлиного хребта», близкое знакомство с Фитц-Грином Халлеком[1]1
  Фитц-Грин Халлек (1790–1869 г.) – американский поэт, прославившийся благодаря сатире на нью-йоркское общество, широко известный и читаемый в середине XIX века, однако позже почти забытый. Член литературной группы «Никербокер», лидерами которой были Вашингтон Ирвинг, Уильям Кал-лен Брайант и Джеймс Фенимор Купер. Личный секретарь и советник богача и филантропа Джона Джейкоба Астора, который назначил его одним из попечителей «Библиотеки Астора», в нынешнее время – Нью-Йоркская публичная библиотека. Имел репутацию весьма остроумного и обаятельного человека. В Центральном парке Нью-Йорка есть статуя Фитц-Грина Халлека работы Джеймса Макдональда (здесь и далее – примечания переводчика).


[Закрыть] и Вашингтоном Ирвингом и смерть во цвете лет от лихорадки, подхваченной в Италии.

Гонорий Хэтчерд также служил единственной связующей нитью между Норт-Дормером и литературой, и мемориальная библиотека, в которой Черити работала каждый вторник и четверг после полудня, увековечила этот факт самым должным образом. Потемневшая гравюра с портретом автора висела над ее рабочим столом, и каждый вторник и четверг девушка задавалась вопросом, кто имеет больше прав чувствовать себя мертвецом: Гонорий в своей могиле или она в его сыром мемориале.

Бесшумно войдя в свой склеп, Черити повесила шляпу на гипсовый бюст Минервы, открыла ставни, выглянула наружу, проверяя, не появились ли яйца в гнезде ласточки над окном, и наконец заставила себя сесть за стол. Потом достала ленту недовязанных хлопковых кружев и стальной крючок для плетения. Она не была умелой рукодельницей: на то, чтобы сплести полярда узкой ленты, которая хранилась обернутой вокруг потрепанного томика «Фонарщика»[2]2
  «Фонарщик» (1854 г.) – роман Марии Сюзанны Камминс (1827–1866), история сиротки Гертруды Флинт, которую фонарщик спасает от жестокого опекуна. Бестселлер своего времени; в «Улиссе» Джеймс Джойс пародирует стиль Камминс и ее героиню, описывая Герти Макдаэулл.


[Закрыть], понадобилось несколько недель. Правда, с тех пор, как Элли Хоуз, самая бедная девушка в поселке, пришла на службу с ажурным великолепием на плечах, Черити стала работать крючком чуть проворнее.

Внезапно дверь открылась. Не успев еще поднять глаза, Черити уже знала, что в библиотеку пришел он – тот самый юноша, которого она видела с крыльца.

Ничем не показывая, что сознает ее присутствие, он прошелся по комнате со сводчатым потолком, похожей на склеп, заложив руки за спину и близоруко сощурившись. Посетитель рассматривал ряды порыжелых корешков, пока не заметил наконец стол Черити.

– У вас есть картотека? – спросил он приятным резковатым голосом; и странность этого вопроса заставила Черити отложить крючок.

– Есть – что?

– Ну, то есть… – Юноша замялся, и Черити поняла, что он и впрямь не видел ее до этого момента, записав при первом близоруком взгляде в категорию библиотечной мебели.

И то, что, обнаружив Черити, он сбился с мысли, не ускользнуло от ее внимания. Она опустила глаза и улыбнулась. Юноша улыбнулся в ответ:

– Да, конечно, вряд ли. В самом деле, было бы почти жаль…

Черити в его тоне почудилась легкая снисходительность.

– Почему жаль? – сухо спросила она.

– В таких небольших милых библиотеках, как эта, намного приятней выбирать книгу лично… с помощью библиотекаря.

Последние слова он произнес так уважительно, что Черити смягчилась.

– Не уверена, что смогу вам помочь, – вздохнув, ответила она.

– Почему?

– Как вы видите, книг здесь немного, а я прочла едва ли десяток. До них раньше меня черви добрались, – мрачно уточнила Черити.

– Вот как? Очень жаль, тем более что я вижу несколько хороших…

Похоже, юноша утратил интерес к беседе и, явно позабыв о Черити, вернулся к полкам. Уязвленная его безразличием, она решила, что ничем не будет ему помогать. Впрочем, молодой человек, по всей видимости, и не нуждался в помощи, ибо, повернувшись спиной, увлеченно снимал с самой дальней полки один пыльный том за другим.

– Я же говорил!..

Она подняла глаза: незнакомец бережно оттирал переплет носовым платком. Черити решила, что таким образом он молчаливо и незаслуженно порицает ее заботу о книгах, и раздраженно выпалила:

– Если они и грязные, я в этом не виновата!

Он обернулся и посмотрел на нее с ожившим интересом:

– А, так вы не библиотекарь?

– Конечно же я библиотекарь, но я не могу целый день вытирать пыль. И все равно, никто за книгами не приходит, теперь даже мисс Хэтчерд не заглядывает из-за своей хромоты.

– Да, полагаю, не можете. – Юноша отложил книгу и молча разглядывал Черити.

А что, если мисс Хэтчерд отправила его сюда совать нос в работу и проверять, как она ухаживает за книгами? Эта мысль еще сильней распалила негодование Черити.

– Я видела, вы только что из ее дома выходили, верно? – спросила она, по привычке уроженцев Новой Англии пренебрегая именами.

– Из дома мисс Хэтчерд? – вежливо уточнил молодой человек. – Да, она моя кузина, и я остановился у нее. Меня зовут Люций – Люций Гарни. Мисс Хэтчерд, должно быть, обо мне говорила.

– Нет, не говорила, – покачала головой Черити.

– Ну, что ж… – После небольшой паузы, во время которой Черити поняла, что ее ответ оказался несколько обескураживающим, юноша заметил: – Вы, очевидно, не сильны в архитектуре?

Вот теперь она пришла в полное замешательство: чем больше она хотела понять его, тем непонятней он высказывался. Люций Гарни напомнил лектора из Неттлтона, «объяснявшего» картины, и Черити ощутила всю тяжесть своего невежества.

– То есть, похоже, у вас нет книг про местные старые дома? Думаю, эту область архитектуры еще никто толком не изучал, все едут в Плимут или Салем. Очень глупо. Дом моей кузины, например, довольно примечателен. Должно быть, у него богатое прошлое, это не просто стены и крыша… – Мистер Гарни замолчал, и на его щеках вспыхнул румянец, свойственный застенчивым людям, когда они ловят себя на том, что слишком разговорились. – Дело в том, что я архитектор. Разыскиваю в этих краях старые дома.

Черити взглянула на молодого человека с изумлением:

– Ищете старые дома? Но в Норт-Дормере все старое. Люди – уж точно.

Он усмехнулся и вновь стал бродить вдоль полок.

– У вас есть какие-нибудь книги по истории Норт-Дормера? Кажется, должна быть одна, за 1840-й год… книга или брошюра про первых поселенцев.

Да, в библиотеке была именно такая брошюра, «Норт-Дормер и первые поселения округа Игл». Черити еще затаила на нее злость, ведь тощая книжица в мягкой обложке то падала с полки вниз, то при малейших перестановках проваливалась назад, исчезая среди увесистых томов. Она припомнила, как в последний раз поднимала ее с пола, удивляясь: надо же, кто-то захотел посвятить свои силы и время описанию Норт-Дормера и соседних поселков – скоплению домов в складках безлюдных горных кряжей. Дормер, куда нортдормерцы ходят за яблоками, Крестон-Ривер, где над ручьем гниют серые стены бывшей бумажной фабрики, и Хэмблин, в который снегопад приходит в первую очередь… вот и все, чем они славились.

Черити встала и рассеянно прошлась вдоль полок; она совершенно не представляла, куда в последний раз положила брошюру. Что-то подсказывало: та не будет послушно ждать на видном месте. Нет, такой удачи сегодня не выпадет.

– Книга где-то там, – сказала девушка, чтобы выказать хоть немного усердия.

– Ну, что ж… – произнес мистер Гарни. Черити поняла, что он вот-вот уйдет, и еще сильней захотела отыскать злополучную брошюру.

– Тогда в следующий раз, – добавил молодой человек и протянул книгу, которую оттирал несколькими минутами ранее. – Кстати, немного солнца и воздуха ей бы не повредило. Она довольно ценная.

Он с улыбкой кивнул и удалился.

Глава II

Хэтчердовская мемориальная библиотека работала с трех до пяти, и чувство долга обычно удерживало Черити Ройалл за столом до половины пятого.

Впрочем, особой пользы в такой пунктуальности ни для себя, ни для Норт-Дормера она не видела и порой могла без малейших угрызений совести закрыть библиотеку и на час раньше. Спустя несколько минут после отбытия мистера Гарни она решила, что сегодня именно такой день. Смотала кружево, заперла ставни и повернула ключ в двери храма знаний.

Улица была все так же безлюдна. Оглянувшись, Черити направилась домой, но, дойдя до крыльца, прошла мимо и свернула на дорогу, ведущую к пастбищу на склоне холма. Открыв засов на воротах, девушка пошла тропинкой вдоль ветхой стены, пока не добралась до холмика, где лиственницы подставляли ветру новенькие кисточки на ветвях. Там она развязала тесемки шляпы, прилегла на склоне и зарылась лицом в траву.

Черити была слепа и равнодушна ко многому и смутно сознавала свое невежество, однако на свет и воздух, на запах и цвет откликалась каждой каплей крови в жилах. Любила шероховатость жесткой горной травы под кончиками пальцев, пряный запах тимьяна, легкие прикосновения ветра к волосам и коже под хлопковой блузкой, скрип лиственниц над головой.

На этот холм она взбиралась часто – ради одного удовольствия ощутить ветер и прижаться к траве щекой. Лежать, ни о чем не думая и погружаясь в немое блаженство. Сегодня это чувство усиливалось радостью от побега из библиотеки.

Она ничуть не возражала, когда в библиотеку заглядывали поболтать друзья, но ненавидела, если ей докучали книгами. Орма Фрай порой брала романы, а ее брат Бен был падок на то, что сам звал «геграфией», а также на книги по торговому делу и бухгалтерскому учету, но остальные жители Норт-Дормера больше ни о чем не спрашивали, разве что изредка кто-нибудь брал «Хижину дяди Тома», поэмы Лонгфелло или «Душу Колючего Каштана» Эдварда Пейсона Роу[3]3
  Эдвард Пейсон Роу (1838–1888 г.) – американский писатель. После окончания войны стал пастором Первой пресвитерианской церкви. Через два года после успеха своего первого романа всецело посвятил себя писательской работе и садоводству. Его назидательные романы с ясной моралью и незыблемыми христианскими ценностями в свое время были очень популярны у среднего класса Англии и Америки. Своими работами он помог преодолеть пуританское предубеждение современных ему американцев против писательства. «Душа Колючего Каштана» – это история про возвращение разочарованного и пресыщенного, но окончательно не погибшего молодого ньюйоркца в маленький городок его детства, где он обретает жену и духовно перерождается.


[Закрыть].

Эти три книги Черити держала под рукой и могла найти даже вслепую.

Ей понравились внешность Люция Гарни, подслеповатый взгляд и непривычная манера говорить, мягкая, но уверенная, подобно его рукам – обожженным солнцем и жилистым, но с ухоженными, как у женщины, ногтями. Волосы молодого человека тоже казались выгоревшими на солнце или побитыми морозом, как листья папоротника. Глаза серые, беспомощно близорукие, улыбка застенчивая, однако не робкая, словно он знает много такого, о чем Черити даже не догадывается, но никогда не унизит ее этим. Тем не менее, она ощущала его превосходство, и ей нравилось это непривычное чувство. Бедная и невежественная, смиреннейшая из смиренных даже в Норт-Дормере, где не было худшего позора, чем происходить с Горы, в своем маленьком мирке Черити всегда царила. Отчасти, конечно, это было связано с ее опекуном – «самым большим человеком Норт-Дормера». И правда, приезжие, не знающие положения дел, недоумевали, что удерживает адвоката Ройалла в здешнем захолустье. Даже сама мисс Хэтчерд не оспаривала его главенствующего положения в поселке, ну а Черити главенствовала в доме адвоката Ройалла. Она никогда не признавалась себе в этом, но знала свою силу – знала и ненавидела.

Молодой человек в библиотеке впервые заставил ее почувствовать, какой может быть сладость зависимости.

Девушка села, смахнула травинки с волос и бросила взгляд вниз, на бурый дом, которым заправляла. Внутренний дворик порос кустами крыжовника и клематисом, по веерной деревянной решетке стелились блеклые плети роз, выписанные мистером Ройаллом из Хэпберна, чтобы порадовать воспитанницу. От задней стены дома к ограде из тесаного камня тянулись бельевые веревки, а дальше шли ряды кукурузы и картофельные грядки, постепенно исчезая в зарослях папоротника и каменистых пустошах.

Черити не могла вспомнить, как впервые увидела дом. Говорили, что малышку принесли с Горы больной, в лихорадке; и первым воспоминанием было пробуждение у постели миссис Ройалл и неуютная опрятность спальни, теперь ее собственной…

Супруга мистера Ройалла умерла семь или восемь лет тому назад, и к тому времени Черити уже сознавала, что та собой представляет. Миссис Ройалл была печальной, робкой и слабой, в то время как мистер Ройалл – резким и вспыльчивым, но даже еще более слабохарактерным. В белой церкви на другом конце поселка девочку окрестили Черити[4]4
  Черити буквально значит «благотворительность», «милосердие». С учетом того, как звучит фамилия ее опекуна, полностью девушку зовут «Королевская благотворительность».


[Закрыть], чтобы она всегда помнила о милосердии и бескорыстии опекуна. Ее так и не удочерили официально, хотя все звали ее Черити Ройалл, и она знала, почему опекун вернулся в Норт-Дормер из Неттлотона, где он начинал адвокатскую практику.

После смерти миссис Ройалл поговаривали об отправке Черити в школу-интернат. Эта мысль принадлежала мисс Хэтчерд, и они с мистером Ройаллом долго совещались, пока он наконец не отправился в Старкфилд сам проверить рекомендованное заведение. На следующий день опекун вернулся чернее тучи. Черити никогда не видела его столь мрачным, а к тому времени ей уже было с чем сравнивать.

Когда она спросила про школу, он отрезал: «Ты никуда не поедешь» – и заперся в комнате, которую называл «кабинетом». На следующий день от хозяйки старкфилдского пансионата пришло письмо, в котором она «с сожалением извещала», что «в данных обстоятельствах не располагает местом для новой ученицы».

Было совершенно ясно, что опекун руководствовался не желанием избежать коварных искушений Старкфилда, а страхом потерять Черити. Мистер Ройалл был чудовищно одинок, и девушка понимала это, потому что сама страдала тем же недугом. Так они и остались жить – в печальном доме, полностью обособленные от всех; и, хотя Черити не испытывала к опекуну ни особой любви, ни благодарности, она его жалела. Черити сознавала: мистер Ройалл превосходит остальных людей вокруг, и только она стоит между ним и полным одиночеством в Норт-Дормере.

И потому, когда мисс Хэтчерд послала за ней, чтобы поговорить про пансион в Неттлтоне, Черити оборвала ее заявлением, что решила остаться в поселке. Напрасно мисс Хэтчерд мягко урезонивала ее. Черити упрямо повторяла: «Думаю, мистеру Ройаллу будет слишком одиноко».

Мисс Хэтчерд подалась вперед, сжав ручки кресла красного дерева, явно намереваясь высказать то, что нельзя обойти молчанием.

– Эти чувства делают тебе честь, милая. – Она окинула взглядом блеклые стены гостиной, будто ждала совета от покойных родственников на дагерротипах и персонажей нравоучительных картин. – Дело не только… не только в преимуществах школьного обучения. Есть и другие причины. Ты слишком юна, чтобы понять…

– И все же я понимаю, – сказала Черити.

Щеки и даже лоб мисс Хэтчерд в рамке кружевного чепчика покраснели от смущения. Впрочем, она почувствовала смутное облегчение от того, что непростой разговор оборвался так резко.

– Конечно, я всегда сделаю для тебя все, что могу… все, что могу… и в случае, если… ты понимаешь, в каком… ты в любое время можешь прийти ко мне… – бормотала она, снова ища поддержки у дагерротипов.

Мистер Ройалл ждал Черити на крыльце своего дома. Он побрился, вычистил свое черное пальто и больше походил на великолепный памятник, чем на живого человека, – в такие моменты Черити очень им восхищалась.

– Ну что, решено?

– Решено. Я не еду.

– Не едешь в неттлтонский пансион?

– Никуда не еду.

– Почему? – прочистив горло, строго спросил мистер Ройалл.

– Как-то не хочется, – сказала девушка, проскальзывая мимо опекуна.

А на следующей неделе он выписал из Хэпберна ту самую веерную решетку и черенки алых вьющихся роз.

Следующий значительный эпизод в ее биографии случился двумя годами позже, когда Черити исполнилось семнадцать. Мистера Ройалла вызвали в Неттлтон по делу. Он все еще практиковал как адвокат, а так как с тяжбами в Норт-Дормере и окрестностях обстояло совсем плохо, от такого предложения отказаться было нельзя.

Так или иначе, мистер Ройалл провел в Неттлтоне три дня, выиграл дело, вернулся в отличном расположении духа и за ужином возбужденно рассказывал, как тепло его встретили старые друзья.

– Чертовски глупо было уехать из Неттлтона, – под конец признался он. – Супруга уговорила.

Черити мгновенно почувствовала: в Неттлтоне с ним случилось нечто, навевающее горькие воспоминания, и разговором он пытается от них отвлечься. Девушка рано отправилась спать, оставив опекуна сидеть в мрачной задумчивости, а по пути наверх вытащила из кармана его пальто ключ от буфета, где хранилась бутылка виски.

Она проснулась от оглушительного стука в дверь и сперва подумала про несчастный случай. Но когда Черити открыла и увидела взволнованное, освещенное лучами осенней луны лицо, она поняла.

Мгновение они стояли друг напротив друга в молчании.

– Уходите отсюда, – сказала Черити, и ее саму напугали визгливые нотки в голосе. – Вы сегодня ключ не получите.

– Позволь войти. Мне не нужен ключ. Я одинокий мужчина, – произнес мистер Ройалл тем низким и глубоким голосом, который иногда ее трогал.

Сердце Черити потрясенно подпрыгнуло.

– Вы немного ошиблись, – как можно презрительней сказала она. – Это больше не спальня вашей жены.

Она ощущала не испуг, а глубокое отвращение, и, возможно, мистер Ройалл угадал это или просто прочел по лицу; он отвернулся и медленно вышел из комнаты. Прижав ухо к замочной скважине, Черити слышала, как он ощупью спускается по темной лестнице в кухню; она прислушивалась, ожидая, что сейчас разобьется стекло в буфете, однако вместо этого щелкнул замок двери, и шаги стихли. Черити подкралась к окну: ее опекун широким шагом взбирался вверх по залитой лунным светом дороге. В этот момент девушку наконец настиг запоздалый страх, смешанный с чувством победы, и она скользнула в постель, чувствуя, что продрогла до костей.

Через день или два бедняжка Юдора Скефф, последние двадцать лет бессменный библиотекарь Норт-Дормера, скоропостижно скончалась от пневмонии, а через день после похорон Черити пришла к мисс Хэтчерд с просьбой назначить ее на освободившееся место.

Мисс Хэтчерд явно сомневалась, хватает ли соискательнице должной квалификации.

– Черити, моя дорогая, даже не знаю… Не слишком ли ты молода? – колебалась она.

– Я хочу заработать деньги, – просто ответила Черити.

– Разве мистер Ройалл не дает тебе все, в чем ты нуждаешься? В Норт-Дормере нет никого богаче!

– Я хочу заработать достаточно, чтобы уехать отсюда.

– Уехать из Норт-Дормера? – повторила мисс Хэтчерд, и озадаченные морщины на ее лице стали еще глубже. Последовала горькая пауза. – Ты хочешь покинуть мистера Ройалла?

– Да. Или пусть в доме живет еще одна женщина, – решительно ответила Черити.

Мисс Хэтчерд взволнованно сжала подлокотники кресла, а ее глаза обратились за помощью к выцветшим ликам на стене.

– Работа по дому слишком тяжела для тебя одной?

Черити похолодела. Она поняла, что мисс Хэтчерд ничем не поможет и придется искать выход в одиночку. Чувство оторванности от всех, более глубокое, чем обычно, накрыло ее с головой; Черити почувствовала себя невыразимо старой и уставшей.

«С ней надо как с ребенком», – подумала она, сочувствуя столь затянувшемуся целомудрию мисс Хэтчерд.

– Да, слишком. У меня никак не проходит кашель. На этот раз ее слова попали в цель. Мисс Хэтчерд побледнела при воспоминании о кончине бедной Юдоры и пообещала сделать все, что в ее силах. Конечно, она не могла решить вопрос в одиночку: надо было посоветоваться со священником, членами городского совета Норт-Дормера и троюродным Хэтчердом, живущим в Спрингфилде.

– Если бы ты только согласилась на школу! – вздохнула она.

Мисс Хэтчерд проводила Черити до двери и на пороге, чуточку осмелев, добавила уклончивым тоном, в котором слышалось нечто похожее на мольбу:

– Я знаю, что с мистером Ройаллом бывает временами… непросто, но вот смирилась же его супруга, и… и ты не должна забывать, что именно он принес тебя с Горы.

Придя домой, Черити открыла дверь кабинета; мистер Ройалл сидел у печки, перечитывая собрание речей Дэниеля Уэбстера. После той ночи, когда он постучался в ее спальню, они уже пять дней встречались за столом и вместе были на похоронах Юдоры, но еще не сказали друг другу ни слова.

Когда девушка вошла, опекун удивленно взглянул на нее, и Черити заметила, что он небрит и выглядит старше обычного, но она всегда считала его стариком, и эта перемена ее никак не задела. Черити рассказала мистеру Ройаллу, что повидалась с мисс Хэтчерд, и объяснила зачем. Он явно был изумлен.

– Я сказала ей, что работа по дому слишком тяжела для меня одной, и я хочу заработать денег, чтобы нанять горничную. На самом деле платить горничной будете вы. А заработанное я буду оставлять себе.

Кустистые черные брови мистера Ройалла хмуро сошлись в линию; он выпрямился и нервно забарабанил по столу испачканными в чернилах пальцами:

– А для чего тебе деньги?

– Чтобы уехать, когда захочу.

– Но зачем тебе уезжать?

– Разве кто-то остается в Норт-Дормере по своей воле? – вспылила Черити. – Люди говорят, что и вы бы не остались, если бы могли сбежать!

– И куда бы ты хотела уехать?

– Куда угодно, где смогу заработать на жизнь. Сначала попытаюсь здесь, а если не получится, поеду куда-нибудь еще. На Гору вернусь, в крайнем случае!

Она умолкла на мгновение и увидела, что угроза не оставила опекуна равнодушным.

– Я хочу, чтобы вы убедили мисс Хэтчерд и остальных дать мне место библиотекаря. И еще я хочу, чтобы здесь, в доме, жила еще одна женщина, – повторила Черити свой ультиматум.

Лицо почтенного адвоката залила бледность. Тяжело поднявшись, он оперся на стол, и несколько секунд они смотрели друг на друга в молчании.

– Послушай меня, – наконец произнес мистер Ройалл, с трудом выталкивая слова. – Давно надо было сказать… Выходи за меня замуж.

Черити оцепенело смотрела на него.

– Выходи за меня замуж, – откашлявшись, повторил он. – Священник приедет в следующее воскресенье, и мы с ним все уладим. Или я отвезу тебя в Неттлтон, поженимся в городе. Сделаем, как ты захочешь.

Мистер Ройалл опустил глаза под беспощадно пристальным взглядом Черити и тяжело перенес вес с ноги на ногу. Громоздкий, потрепанный, неухоженный, вздувшиеся фиолетовые вены на руках, длинный подбородок, дрожащий от усилий, которых потребовало признание… он казался мерзкой пародией на того пожилого опекуна, почти отца, которого она всегда знала.

– Замуж? За вас? – презрительно рассмеялась Черити. – Так вот зачем вы приходили той ночью – сделать мне предложение?.. Да что с вами такое? Когда вы в последний раз смотрели на себя в зеркало? – Она выпрямилась в надменном осознании своей молодости и красоты. – Вы, верно, решили жениться, чтобы сэкономить на домработнице. Все в округе Игл знают, что вы тут самый первый скряга, но во второй раз делать предложение, чтобы не ходить в дырявом пальто?!

Мистер Ройалл слушал молча и не двигаясь с места; его лицо посерело, а черные брови опустились, будто закрывая глаза от пламени презрения. Когда Черити закончила, он поднял руку:

– Ладно… ладно. Люди несправедливы ко мне. С самого начала были несправедливы.

И удалился.

Через несколько дней Норт-Дормер с удивлением узнал, что Черити взяли библиотекарем с жалованьем восемь долларов в месяц, а старая Верена Марш из Крестон-Альмхауса переехала к мистеру Ройаллу, чтобы готовить в его доме.