Текст книги "История искателей сокровищ"
Автор книги: Эдит Несбит
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Глава пятая. Поэт и редактор
Было совсем неплохо очутиться в Лондоне одним, без взрослых. Мы спросили, как пройти на Флит-стрит, где, по словам отца, находятся все редакции газет. Нам сказали, что надо идти прямо по Ладгейт-хилл, но оказалось, что совсем по-другому. Во всяком случае, не прямо.
Мы добрались до собора Святого Павла, и Ноэль захотел туда зайти. Мы увидели, где покоится Гордон… Вернее, увидели его надгробный памятник. Он очень плоский, учитывая, каким выдающимся человеком был генерал[4]4
Чарльз Джордж Гордон – один из самых знаменитых британских генералов XIX века. Убит при осаде Хартума во время англо-суданской войны.
[Закрыть].
Выйдя на улицу, мы топали еще очень долго, а когда спросили у полицейского, тот сказал, что нам лучше вернуться через Смитфилд[5]5
Смитфилд – главный мясной рынок Лондона. Раньше тут было также место казней. В XVI веке, когда в Британии брали верх то католики, то протестанты, здесь сжигали тех, кого считали еретиком.
[Закрыть]. Так мы и сделали. Теперь там уже не сжигают людей, поэтому было довольно скучно, к тому же Ноэль очень устал. Он у нас слабенький, наверное, потому что поэт. Мы съели по булочке в лавке, еще по булочке – в другой, разменяв наши шиллинги, и уже под вечер добрались до Флит-стрит.
На улицах зажглись газовые и электрические фонари. Мы видели веселую рекламу мясного экстракта «Боврил», на которой мигали разноцветные лампочки.
Войдя в редакцию «Дейли рекордер», мы попросили разрешения встретиться с редактором. Офис редакции был большим и очень светлым, отделанным медью и красным деревом, в нем горели электрические лампы. Нам сказали, что редактора сейчас здесь нет, он в другом офисе.
Что ж, мы снова пошли по грязной улице и попали в очень скучное место. Там в застеклённой кабинке, похожей на музейную витрину, сидел человек, который велел нам написать, как нас зовут и по какому мы делу. Освальд написал: «ОСВАЛЬД БЭСТЕЙБЛ И НОЭЛЬ БЭСТЕЙБЛ ПО КРАЙНЕ ЛИЧНОМУ ДЕЛУ».
Потом мы ждали на каменной лестнице, где было очень холодно. А человек в застеклённой кабинке смотрел на нас так, как будто мы походили на музейные экспонаты, а не он. В конце концов к нам спустился мальчик и сказал:
– Редактор не может вас принять. Пожалуйста, напишите, по какому вы делу.
И рассмеялся.
Мне захотелось дать ему подзатыльник. Но Ноэль сказал:
– Я напишу, если ты дашь мне перо, чернила, бумагу и конверт.
Мальчик ответил, что лучше бы послать письмо по почте. Но Ноэль ужасно упрямый, это его самый большой недостаток. Он заявил:
– Нет, я напишу сейчас!
Я поддержал его, сказав:
– Посмотри, как подорожали марки после забастовки угольщиков!
Мальчик ухмыльнулся, а человек, сидящий в стеклянном ящике, дал нам ручку и бумагу.
Ноэль начал писать. Освальд пишет лучше, но Ноэль хотел всё сделать сам. На это ушло очень много времени и письмо получилось все в кляксах.
«Дорогой мистер редактор, я хочу, чтобы вы напечатали мои стихи и заплатили за них. Я друг миссис Лесли, она тоже поэтесса.
Ваш преданный друг,
Ноэль Бэстейбл».
Ноэль хорошенько облизнул и запечатал конверт, чтобы мальчик не прочитал письмо, когда понесет его наверх, потом надписал «Очень личное» и отдал. Я подумал, что толку от этого не будет, но через минуту ухмыляющийся мальчик вернулся. Он больше не ухмылялся, он стал ужасно вежливым.
– Редактор просит вас подняться к нему, – сказал он.
Мы начали подниматься. В здании было много лестниц и коридоров, странно пахло и раздавался непонятный звук, похожий на жужжание. Мальчик, ставший очень вежливым, объяснил, что пахнет чернилами, а шумят печатные станки.
Миновав множество холодных коридоров, мы подошли к двери, мальчик открыл ее и впустил нас. Мы очутились в большой комнате с большим мягким красно-голубым ковром и ревущим камином, хотя стоял только октябрь. За большим столом с выдвижными ящиками, заваленными бумагами (точно такой же стол есть в кабинете отца) сидел джентльмен со светлыми усами и светлыми глазами. Он выглядел очень молодым для редактора – намного младше нашего отца. У редактора был такой усталый и сонный вид, как будто он встал спозаранку, но вел он себя крайне любезно и понравился нам. Освальд подумал: «Похоже, редактор – умный человек», а Освальд – признанный физиономист.
– Итак, вы друзья миссис Лесли? – спросил редактор.
– По-моему, да, – сказал Ноэль. – По крайней мере, она дала нам по шиллингу и пожелала доброй охоты.
– Доброй охоты, вот как? Ну а что насчет стихов? Который из вас поэт?
Не понимаю, как он не понял этого сразу. Все говорят, что у Освальда для его возраста очень мужественный вид. И все-таки я подумал, что будет глупо обижаться, поэтому ответил:
– Вот мой брат Ноэль. Он и есть поэт.
Ноэль побледнел. В чем-то он до отвращения похож на девчонку.
Редактор пригласил нас сесть, взял у Ноэля стихи и начал читать. Ноэль бледнел все больше, я уж подумал – он сейчас упадет в обморок, как тогда, когда я держал его руку под холодной водой после того, как случайно порезал его зубилом.
Прочитав первое стихотворение – про таракана – редактор встал и повернулся к нам спиной. Воспитанные люди так не поступают, но Ноэль считает, что он сделал это, «чтобы скрыть свое волнение», как пишут в книгах.
В конце концов, прочитав все стихи, редактор сказал:
– Мне очень нравятся ваши стихи, молодой человек. Я могу вам заплатить… Дайте-ка подумать, сколько же?
– Как можно больше, – ответил Ноэль. – Видите ли, нам нужна большая сумма денег, чтобы восстановить пришедшее в упадок состояние дома Бэстейблов.
Джентльмен надел очки и пристально посмотрел на нас. Затем сел.
– Хорошая идея. Расскажите, как она пришла вам в голову. Кстати, вы уже пили чай? Мой вот-вот принесут.
Он позвонил в колокольчик, и мальчик принес поднос с чайником, толстой чашкой, блюдцем и всем остальным. Потом ему велели принести еще один поднос для нас, и мы стали пить чай с редактором «Дейли рекордер». Наверное, для Ноэля это были минуты торжества, хотя мне пришло это в голову только после. Редактор задавал нам много вопросов, и мы многое ему рассказали, хотя, конечно, я не стал рассказывать постороннему обо всех причинах, по которым мы решили, что наше семейное состояние нужно восстановить. Мы пробыли с ним около получаса, а когда уходили, редактор снова сказал:
– Я напечатаю все твои стихи, мой поэт, а теперь скажи, сколько ты хочешь за них получить?
– Не знаю, – ответил Ноэль. – Видите ли, я писал их не на продажу.
– Зачем же тогда ты их писал? – спросил редактор.
Ноэль ответил, что не знает… Наверное, ему просто захотелось.
– Искусство ради искусства, вот как? – У редактора был такой довольный вид, как будто Ноэль сказал что-то умное. – Ну-с, устроит ли вас гинея?
Я читал, как люди теряют дар речи и немеют от волнения, читал о людях, цепенеющих от удивления, радости или еще от чего-нибудь, но никогда не знал, как глупо это выглядит, пока не увидел Ноэля, который уставился на редактора с открытым ртом. Ноэль побелел, потом покраснел, потом сделался пунцовым, как будто на палитре растирали все больше и больше красной краски. Но он не сказал ни слова, и за него пришлось ответить Освальду:
– Думаю, вполне устроит.
Итак, редактор дал Ноэлю соверен и шиллинг, пожал нам обоим руки, но после хлопнул Ноэля по спине и сказал:
– Гляди веселей, старина! Это твоя первая гинея, но не последняя. А теперь ступай домой, и лет через десять можешь принести мне новую порцию стихов. Но не раньше… Понимаешь? Я беру твои стихи просто потому, что они мне очень нравятся, хотя вообще-то мы не публикуем стихов. Мне придется предложить их другой газете, где работают мои знакомые.
– А что публикуется в вашей газете? – спросил я, потому что отец всегда покупает «Дейли кроникл», и я не знал, что печатают в «Рекордере». Мы выбрали эту газету из-за ее великолепного офиса и светящихся часов снаружи.
– О, всякие новости, – сказал редактор, – и скучные статьи, и кое-что о знаменитостях. Может, вы знакомы с кем-нибудь из знаменитостей?
Ноэль спросил, что такое «знаменитости».
– Ну, королевы, принцы, титулованные особы, а еще писатели, певцы, юристы… Или те, кто делает что-то умное или злое.
– Из злых я никого не знаю, – ответил Освальд, жалея, что незнаком с Диком Терпином или Клодом Дювалем – вот тогда бы он рассказал о них редактору! – Но я знаю кое-кого титулованного… Лорда Тоттенхэма.
– Безумного старого протекциониста? И как вы с ним познакомились?
– Мы не настолько близко знакомы, чтобы с ним разговаривать, но каждый день в три часа он шагает по вересковой пустоши, как великан. За его спиной развевается черный плащ, как у лорда Теннисона[6]6
Альфред Теннисон – поэт XIX века, любимый поэт королевы Виктории.
[Закрыть], и он все время беседует сам с собой.
– И о чем же он говорит?
Редактор снова сел и принялся вертеть в руках синий карандаш.
– Мы только один раз были настолько близко, чтобы разобрать слова. Он сказал: «Проклятие страны, сэр, разруха и запустение!» А потом снова зашагал вперед, колотя по кустам утесника, словно по головам своих врагов.
– Отличный описательный прием, – сказал редактор. – Что ж, продолжай.
– Да это все, что я знаю. А, вот еще: он каждый день останавливается посреди Пустоши и оглядывается, нет ли кого-нибудь поблизости, а если никого нет, снимает воротничок…
Редактор перебил – хотя перебивать грубо:
– Ты не сочиняешь?
– Прошу прощения? – переспросил Освальд.
– Я имею в виду – не рассказываешь ли ты небылицы, – пояснил редактор.
Освальд выпрямился и сказал, что он не лжец.
Редактор рассмеялся и сказал, что сочинять и лгать – разные вещи, но ему важно было все досконально прояснить. Освальд принял его извинения и продолжал:
– Однажды мы прятались в кустах и видели, как он это делал. Он снял воротничок, надел чистый, а снятый бросил в заросли бурьяна. Потом мы подобрали воротничок, он оказался отвратительным, бумажным.
– Спасибо. – Редактор встал и сунул руку в карман. – Это стоит пять шиллингов, вот они. Не хотите ли осмотреть типографию перед уходом?
Я сунул в карман свои пять шиллингов, поблагодарил и ответил, что нам бы очень хотелось осмотреть типографию. Редактор позвал еще одного джентльмена и сказал ему что-то, чего мы не расслышали. Потом снова попрощался.
За все это время Ноэль не проронил ни слова, но теперь заговорил:
– Я сочинил о вас стихотворение. Оно называется «Посвящение благородному редактору». Хотите, я его запишу?
Получив синий карандаш, Ноэль уселся сел за стол редактора и начал писать. Позже он прочитал мне это стихотворение, насколько смог его припомнить:
Пусть бог вам простит все ваши грехи
За то, что вы взяли мои стихи,
Вы можете взять и этот мой стих,
А также много, много других.
– Спасибо, – сказал редактор. – Не думаю, что мне когда-нибудь посвящали стихи. Уверяю, я буду очень ими дорожить.
Тут второй джентльмен сказал что-то о меценатстве, и мы отправились осматривать типографию, имея в карманах не меньше фунта и семи шиллингов.
Вот уж точно добрая охота!
Но редактор так и не напечатал стихи Ноэля в «Дейли рекордер». Прошло довольно много времени, прежде чем мы увидели рассказ в журнале в киоске на станции. Полагаю, его написал добрый сонный редактор, и рассказ получился совсем не забавным. В нем много рассказывалось о нас с Ноэлем, но мы там были совсем не такие, как в жизни. Там описывалось, как мы пили чай с редактором, и приводились все стихи Ноэля. Я-то думаю, редактор над ними посмеялся, но Ноэль очень обрадовался, что их опубликовали, так что все в порядке.
В любом случае, я рад, что стихи были не мои.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
