Текст книги "История искателей сокровищ"

Автор книги: Эдит Несбит

Эдит Несбит
История искателей сокровищ

Освальду Бэррону, без которого эта книга никогда не была бы написана.

«Искатели сокровищ» – это память о настоящих детских годах, здесь изменены только описания мест событий и времена.

Глава первая. Совещание, посвященное изысканию путей и средств

Это история о том, как мы искали сокровища. Думаю, когда вы ее прочтете, вы увидите, что мы не ленились, пробуя разные способы разбогатеть.

Прежде чем поведать о поисках сокровищ, я должен рассказать еще кое о чем, потому что сам читал книги и знаю, как некрасиво начинать историю так: «Увы! – с глубоким вздохом сказала Хильдегарда, – мы в последний раз глядим на отчий дом!» А потом еще кто-нибудь что-нибудь говорит, но ты еще много страниц понятия не имеешь, где находится отчий дом и кто такая Хильдегарда.

Наш отчий дом находится на Люишем-роуд и имеет общую стену с другим домом. Перед этими домами есть небольшой садик. Наша фамилия Бэстейбл, в семье нас шестеро, не считая отца. Наша мама умерла, и если вы думаете, что нас это не волнует, потому что я мало о ней рассказываю, значит, вы совсем не разбираетесь в людях.

Дора у нас самая старшая, старший из мальчиков – Освальд, чуть помладше его Дикки. Освальд получил премию за латинский язык в подготовительной школе, а Дикки хорошо знает арифметику. Элис и Ноэль – близнецы, им по десять лет, а наш самый младший брат – Гораций Октавиус.

Эту историю рассказывает один из нас, но я не выдам, кто именно; может, дам знать только в самом конце. Вот попробуйте сами угадать, кто из нас рассказчик! Держу пари, что не угадаете.

Освальд первый додумался искать сокровища. Освальд часто размышляет об очень интересных вещах. И как только ему пришла в голову такая мысль, он не стал держать ее при себе, как сделали бы некоторые другие мальчики, а поделился с остальными.

– Знаете, мы должны отправиться на поиски сокровищ, – предложил он. – Чтобы вернуть разорившемуся семейству былое богатство, всегда ищут сокровища.

Дора сказала:

– Да у нас все прекрасно.

Она часто так говорит. Но в это время она как раз пыталась заштопать большую дыру в чулке Ноэля, который зацепился за гвоздь, когда мы играли в потерпевших кораблекрушение моряков на крыше курятника. В тот день Эйч-Оу упал и порезал себе подбородок так, что у него до сих пор виден шрам.

Дора – единственная из нас, кто пытается чинить одежду. Элис иногда пробует мастерить что-нибудь и однажды связала Ноэлю, который часто простужается, красный шарф. Но Ноэль не захотел его носить, потому что шарф получится шире с одного конца, и мы сделали из него вымпел. С тех пор как умерла мама, большинство наших вещей черные или серые, и алый цвет стал приятным разнообразием.

Отцу не нравится, когда кто-нибудь из нас просит купить новую вещь – и это один из признаков, что древний дом Бэстейблов и впрямь разорен. Другой признак: нам перестали выдавать карманные деньги, разве что малышам иногда перепадал пенни-другой. К обеду больше не приезжали гости в красивых платьях, в коврах появлялись дыры, а когда у мебели ломались ножки, ее больше не отдавали в починку, и садовника нанимали только для того, чтобы навести порядок в палисаднике перед домом, и то нечасто.

Все столовое серебро из большого дубового ящика, обитого зеленым сукном, отослали в лавку, чтобы удалить вмятины и царапины, и оно так и не вернулось. Мы решили, что у отца не хватило денег, чтобы заплатить мастеру за приведение в порядок серебряных ложек и вилок. Новые ложки и вилки были желтовато-белыми, не такими тяжелыми, как старые, и спустя два дня потускнели.

Отец очень тяжело заболел после смерти нашей мамы, а пока он болел, его деловой партнер уехал в Испанию… И после этого у нас вечно не хватало денег. Не знаю, почему.

Потом уволились слуги, осталась только одна служанка, Главная. Бомльшая часть комфорта и счастья зависит от хорошей Главной служанки. Предпоследняя была очень милой: она делала для нас отличные смородиновые пудинги и позволяла ставить блюдо на пол и делать вид, будто мы убиваем вилками дикого кабана. Но нынешняя почти всегда делает саговые пудинги, такие водянистые, что их нельзя вообразить даже островами, как можно сделать с овсяной кашей.

Потом мы перестали ходить в школу, и отец объяснил, что мы пойдем в хорошую школу, как только он сможет нас туда устроить. Он сказал, что каникулы пойдут нам всем на пользу. Мы считали, что он прав, только зря он умолчал, что не может позволить себе платить за наше образование, ведь мы все равно догадались.

В ту пору к нашей двери приходило очень много людей с конвертами без марок; иногда они очень сердились и говорили, что являются в последний раз, а потом этим делом займутся другие. Я спросил Элизу, что это значит, она любезно объяснила, и мне стало ужасно жаль папу.

А однажды пришла какая-то длинная синяя бумага. Ее принес полицейский, так что мы даже перепугались. Но отец сказал, что все в порядке… Только сестры сказали, что когда он подошел поцеловать их перед сном, он плакал, хотя я уверен – они соврали. Потому что плачут только трусы и сопляки, а мой отец самый храбрый человек на свете.

Теперь вы понимаете, почему нам пора было искать сокровища. Освальд так и сказал, а Дора заявила, что у нас все прекрасно. Но остальные согласились с Освальдом.

Итак, мы созвали совет. Дора сидела в кресле – большом кресле из столовой. Мы запускали с него фейерверк пятого ноября, в День Гая Фокса,[1]1
  День Гая Фокса (или Ночь Гая Фокса) – традиционный английский праздник в ночь на 5 ноября, когда запускают фейерверки, отмечая раскрытие так называемого Порохового заговора. В ночь на 5 ноября 1605 года группа заговорщиков во главе с Гаем Фоксом собиралась взорвать английский парламент.


[Закрыть] когда у нас была корь и мы не могли веселиться в саду. Прожженную в обивке дыру так и не починили, поэтому теперь у нас в детской есть кресло. Я думаю, оно еще дешево нам досталось, учитывая нагоняй, который мы, мальчики, получили из-за дыры.

– Мы должны что-то предпринять, – сказала Элис, – потому что казна пуста.

Говоря это, она гремела копилкой… Копилка действительно гремела, потому что мы всегда держим в ней фальшивые шесть пенсов на счастье.

– Да, но что именно предпринять? – спросил Дикки. – Легче легкого сказать просто «что-то».

Дикки всегда и во всем хочет точности и определенности. Отец прозвал его Определенным Артиклем.

– Давайте еще раз перечитаем все книги, – предложил Ноэль, но мы шикнули на него, потому что прекрасно знали: он всего лишь хочет вернуться к чтению своих книжек.

Ноэль у нас – поэт. Однажды несколько его стихов даже напечатали и выдали ему гонорар, но это уже другая история.

– Послушайте, давайте спокойно посидим ровно десять минут, – сказал Дикки, – и пусть каждый думает о том, как найти сокровище. А после испробуем все способы один за другим, начиная с того, который придумает старший.

– Я не смогу ничего придумать за десять минут, лучше посидим полчаса, – возразил Эйч-Оу.

Его настоящее имя – Гораций Октавиус, но мы называем его Эйч-Оу из-за рекламного щита, мимо которого он еще недавно боялся ходить. На рекламе было большими буквами написано: «Ешьте Эйч-Оу». Вообще-то «Эйч-Оу» – это горячие пончики, но Гораций Октавиус решил, что заглавные буквы означают его инициалы, и его могут съесть. Он заверяет, что это было давным-давно, когда он был совсем маленьким мальчиком, но я-то помню, как в прошлое Рождество он разбудил нас всех посреди ночи плачем и воем. Взрослые сказали, что у него разболелся живот из-за пудинга, но мне Эйч-Оу признался, что ему приснилось, будто его пришли съесть, так что пудинг здесь ни при чем.

Что ж, мы уговорились помолчать полчаса. И вот мы сидели тихо и всё думали, думали, думали. Не прошло и двух минут, как я принял решение и понял, что остальные тоже всё решили, кроме Доры, которая ужасная копуша. От долгого неподвижного сидения у меня закололо в ноге, а через семь минут Эйч-Оу воскликнул:

– Ой, наверное, прошло уже больше получаса!

Эйч-Оу восемь, но он до сих пор не умеет узнавать время по часам. Освальд умел это с шести лет.

Мы разом зашевелились и заговорили, но Дора зажала уши руками и сказала:

– По одному, пожалуйста. Мы же не играем в Вавилонское столпотворение!

Кстати, «Вавилонское столпотворение» – очень хорошая игра. Вы когда-нибудь в нее играли?

Итак, Дора заставила нас всех сесть в ряд на полу, а потом начала по очереди показывать на нас пальцем с медным наперстком. Ее серебряный наперсток пропал, когда уволилась предпоследняя служанка. Наверное, служанка забыла, что наперсток принадлежит Доре, и по ошибке положила его в свою коробку. Она была очень забывчивой девушкой: часто забывала, на что потратила деньги, поэтому сдачи вечно не хватало.

Освальд заговорил первым:

 
– Я думаю, мы могли бы надеть черные маски, взять пистолеты и останавливать людей на дороге на Блэкхит со словами: «Кошелек или жизнь! Сопротивление бесполезно, мы вооружены до зубов!» Ну, как делали Дик Терпин[2]2
  Дик Терпин – знаменитый английский разбойник 18 века.


[Закрыть] и Клод Дюваль[3]3
  Клод Дюваль – француз, разбойничавший в Англии в 17 веке.


[Закрыть]. Неважно, что у нас нет лошадей, потому что карет теперь тоже больше нет.
 

Дора сморщила нос: она всегда так делает, собираясь сказать что-нибудь поучительное, как правильная старшая сестра в книгах.

– Так поступать очень скверно, – заявила она. – Это все равно что воровать или вынимать пенни из карманов папиного пальто, которое висит в прихожей.

По-моему, зря она напомнила про пенни, особенно при малышах, потому что когда я стащил у папы деньги, мне было всего четыре года. Но Освальд не стал показывать, что задет. Вместо этого он сказал:

– Могу придумать много других способов. Например, спасти старого джентльмена от угрожающих ему смертью разбойников с большой дороги.

– Нет больше никаких разбойников с большой дороги, – сказала Дора.

– Ну все равно… Спасти джентльмена от смертельной опасности. Опасностей и сейчас предостаточно. А старый джентльмен окажется принцем Уэльским и скажет: «Мой благородный, драгоценный спаситель! Назначаю вам ренту в миллион фунтов в год. Встаньте, сэр Освальд Бэстейбл!»

Остальные, похоже, сомневались, что из этого выйдет что-то путное.

Тут настала очередь Элис.

– Думаю, мы могли бы попробовать волшебную лозу. Я уверена, что у меня получится. Я часто об этом читала: просто держишь лозу в руках, а когда подходишь к тому месту, где есть золото, она начинает вздрагивать. Тогда ты понимаешь, что здесь закопано золото – и выкапываешь его.

– О, – вдруг сказала Дора, – у меня идея! Но я выскажусь последней. Надеюсь, в волшебной лозе нет ничего дурного. Библия не одобряет волшебство.

– Библия не одобряет свинину и утятину, – напомнил Дикки.

– Во всяком случае, сперва попробуем другие способы, – сказала Дора. – Теперь говори ты, Эйч-Оу.

– Давайте станем бандитами! – предложил Эйч-Оу. – Вообще-то я знаю, что бандитствовать нехорошо, но будет забавно в такое поиграть.

– Я уверена, что это неправильно, – заявила Дора.

Дикки сказал, что ее послушать – так всё неправильно. Дора ответила, что не всё, но Дикки продолжал ворчать, и Освальд, чтобы их помирить, сказал:

– Доре незачем играть, если она не хочет. Ее никто не просит. А ты, Дикки, не будь идиотом: вытри слезы и давай послушаем, что придумал Ноэль.

Дора и Дикки не выглядели умиротворенными. Я пнул Ноэля под столом, чтобы тот поторопился, а он сказал, что больше не хочет играть. Хуже не придумаешь. Остальные вообще готовы были поссориться. Я велел Ноэлю вести себя как мужчина, а не как хнычущий поросенок, и тогда он сказал, что еще не решил, что сделает: может, напечатает сборник своих стихов и продаст, а может, найдет принцессу и женится на ней.

– В любом случае вы все ни в чем не будете нуждаться, – пообещал он, – хотя Освальд меня пнул и обозвал хнычущим поросенком.

– Я не обзывал тебя поросенком, я велел тебе им не быть!

Элис тоже объяснила Ноэлю, что это совсем другое дело. Тогда он согласился больше не обижаться.

Потом заговорил Дикки:

– Вы, наверное, обращали внимание на объявления в газетах, где сказано, что леди и джентльмены могут легко заработать два фунта в неделю в свободное время. Надо только перечислить два шиллинга, и нам пришлют тщательно упакованные образцы и инструкции. Теперь, когда мы не ходим в школу, у нас все время – свободное, поэтому мы легко могли бы зарабатывать по двадцать фунтов в неделю каждый. Неплохо, правда? Сначала попробуем что-нибудь другое, а как только накопим деньги, пошлем за образцами и инструкциями. И у меня есть еще одна идея, но я сперва должен ее обдумать.

Мы сказали:

– Выкладывай, что за идея?

Но Дики ответил:

– Нет.

Такой уж он человек, Дикки. Никогда не покажет, над чем трудится, пока не доделает всё до конца, и свои сокровенные мысли ни за что не выдаст. Но ему нравится, когда ими интересуются, поэтому Освальд бросил:

– Ну и храни свой дурацкий секрет. Теперь говори ты, Дора.

Дора вскочила, уронила чулок и наперсток (наперсток откатился в сторону, и мы не могли отыскать его несколько дней) и сказала:

– Давайте действовать по-моему. Я ведь старшая, так что это справедливо. Будем искать сокровища, но без помощи какой-то там волшебной лозы, а просто копать. Люди, которые ищут сокровища, всегда их находят, значит, и мы найдем. А когда разбогатеем, нам не нужно будет пробовать остальные способы. Некоторые из них такие сложные, и я уверена, что некоторые неправильные… А мы всегда должны помнить, что поступать неправильно – это неправильно…

Но мы велели ей заткнуться и пошевеливаться, что она и сделала.

Когда мы вышли в сад, я невольно удивился, почему отец не подумал о том, чтобы поискать там клад – вместо того чтобы каждый день ходить в свой отвратительный офис.

Глава вторая. Копатели-кладоискатели

Боюсь, предыдущая глава была довольно скучной. Книги всегда скучны, когда там только говорят, говорят и ничего не делают. Но я должен был всё это описать, иначе вы бы не поняли остального. Лучшая часть книг – когда что-то происходит. Да и в жизни тоже лучше всего, когда что-то происходит. Вот почему я не буду рассказывать обо всех днях, когда ничего не происходило. Вы не поймаете меня на словах: «Медленно тянулись печальные дни», или «Годы катились своим чередом», или «Время шло», потому что глупо так говорить. Конечно, время идет, это и без того понятно. Поэтому я просто расскажу вам о приятных увлекательных моментах, а вы сами поймете, что в промежутках между интересными событиями мы ели, вставали, ложились спать и занимались тому подобными скучными делами. Было бы тошно такое записывать, хотя, конечно, в жизни всё это происходит. Я поделился своими мыслями с дядей Альберта из соседнего дома. Дядя Альберта пишет книги, и вот что он сказал:

– Совершенно верно. Мы называем это отбором, необходимым для истинного искусства.

Так-то вот.

Я часто думаю: было бы здорово, если бы люди, пишущие книжки для детей, лучше разбирались в своем деле. Я, например, буду рассказывать только о том, что мне самому хотелось бы знать, если бы я был читателем, а не автором этой истории. Дядя Альберта говорит, что такие вещи положено писать в предисловии, но я никогда не читаю предисловий и не собираюсь писать то, что люди пропускают. Удивляюсь, почему другие авторы этого не понимают.

Так вот, когда мы уговорились искать сокровища, мы спустились в подвал и зажгли свет. Освальд предпочел бы копать прямо в подвале, но там каменный пол. Поэтому мы шарили среди старых коробок, сломанных стульев, пустых бутылок и прочего хлама, пока не нашли лопатки, которыми ковырялись в песке, когда ездили на побережье три года назад. Это не дурацкие детские деревянные лопаты, раскалывающиеся от одного взгляда, а добротные железные, с синим клеймом на верхней части лезвия и желтыми деревянными ручками. Мы сперва вытерли их, потому что девочки не хотели копать инструментами, облепленными паутиной. Девчонки слишком привередливы, вот почему не бывать им исследователями Африки и тому подобными авантюристами.

Никогда не останавливайтесь на полдороге, раз начали – продолжайте.

Итак, мы начертили что-то вроде квадрата ярдов трех в поперечнике и принялись копать, но не нашли ничего, кроме червей и камней, а земля была очень твердой.

Тогда мы решили попробовать в другой части сада и облюбовали место на большой круглой клумбе, где земля оказалась намного мягче. Мы решили для начала сделать яму поменьше. Вот теперь дела пошли веселей. Мы копали, копали и копали – чертовски тяжелая работа, скажу я вам! Мы аж вспотели, но так ничего и не нашли.

Вскоре из-за стены выглянул наш сосед Альберт. Мы не очень его любим, но иногда позволяем играть с нами, потому что его отец умер, а надо относиться по-доброму к сиротам, даже если их матери живы. Альберт всегда такой аккуратный, он носит воротнички с рюшечками и бархатные короткие штанишки. Понятия не имею, как он терпит такую одежду.

Мы сказали ему:

– Привет!

А он спросил:

– Что вы там затеяли?

– Ищем клад, – объяснила Элис. – Древний пергамент поведал нам, где находится тайник. Давай сюда, помогай. Когда копнем достаточно глубоко, найдем большой глиняный горшок, полный золота и драгоценных камней.

Альберт только хихикнул и сказал:

– Что за глупости!

Он совсем не умеет играть, и это очень странно, ведь у него такой хороший дядя. Видите ли, Альберт, живущий по соседству, не любит читать. Он прочитал намного меньше книг, чем мы, поэтому такой невежественный, но тут уж ничего не поделаешь. На его невежественность просто приходится закрывать глаза, если вы хотите, чтобы он что-нибудь сделал. Кроме того, нехорошо сердиться на людей за то, что они глупее вас, они не всегда в этом виноваты.

– Иди и копай! – велел Освальд. – Тогда получишь свою долю сокровища, когда мы его найдем.

Но Альберт ответил:

– Не буду я копать… Не люблю… Я просто пойду пить чай.

– Иди покопай, будь хорошим мальчиком, – уговаривала Элис. – Можешь взять мою лопату. Вот так-то лучше!

И Альберт начал копать. А стоило ему перелезть через стену на нашу сторону, как мы его уже не отпускали, хотя, конечно, сами тоже работали.

Яма становилась все глубже. Пинчер тоже трудился – наш пес очень хорошо копает. Иногда он роется в мусорном баке в поисках крыс и сильно пачкается. Но мы любим нашего пса, даже когда приходится мыть ему морду.

– Думаю, чтобы добраться до богатств, надо сделать туннель, – сказал Освальд и, прыгнув в яму, начал удлинять ее с одной стороны.

После этого мы стали по очереди копать туннель. Пинчер трудился лучше всех, вышвыривая землю из туннеля задними лапами (он делает это по команде: «Крысы!»), а еще он умеет рыть передними лапами и носом.

Наконец мы выкопали тоннель почти в ярд длиной и такой широкий, что по нему можно было бы проползти в поисках сокровищ, будь он еще чуть-чуть длиннее. Настала очередь Альберта копать, но он отказался.

– Будь мужчиной! – сказал ему Освальд. Никто не может обвинить Освальда в том, что он не вел себя по-мужски, когда была его очередь.

Но Альберт все равно трусил, и нам пришлось заставлять его лезть в тоннель, чтобы все было по справедливости.

– Все очень просто, – сказала Элис. – Просто залезай в дыру и копай руками. Потом, когда вылезешь, мы выгребем лопатами то, что ты накопал. Ну же, будь мужчиной. Ты не заметишь, что в туннеле темно, если крепко зажмуришься. Мы все там побывали, кроме Доры, которая не любит червяков.

– Я тоже не люблю червяков! – заявил соседский Альберт, но мы-то помнили, как накануне он взял в руки жирного красно-черного червяка и швырнул его в Дору.

Поэтому мы подтолкнули его к тоннелю. Но он не хотел лезть вперед головой, как положено, и копать руками, как делали мы. Освальд рассердился, потому что ненавидит нытиков… Правда, потом он признал, что, возможно, упрямство Альберта сослужило остальным добрую службу. Никогда не надо бояться признавать свои ошибки, но кричать, что ты ошибаешься, если не уверен в этом на сто процентов – трусость.

– Давайте, я полезу ногами вперед, – упирался Альберт. – Я буду копать ботинками, честное-пречестное слово.

Ладно, мы позволили ему полезть ногами вперед – и очень медленно он это сделал. Наконец, он очутился в тоннеле, только голова торчала из дыры.

– Теперь копай ботинками, – распорядился Освальд, – а ты, Элис, держи Пинчера, не то он снова начнет рыть. Наверное, Альберту не понравится, если Пинчер запорошит ему глаза.

Всегда старайтесь думать о таких мелочах. Если вы заботитесь об удобстве других людей, вы начинаете им нравиться. Элис держала Пинчера, а мы все кричали:

– Давай! Копай ногами изо всех сих!

И Альберт из соседнего дома начал копать ногами, а мы стояли над ним и ждали… Как вдруг земля провалилась, и все мы свалились кучей-малой. Когда мы поднялись, там, где мы только что стояли, образовалась впадина, а Альберт застрял в тоннеле, потому что на него обрушился свод. Он ужасно невезучий мальчишка, вот и имей с ним после этого дело.

Альберт начал истошно кричать и плакать, хотя признался, что ему не больно, только тяжело, и он не может пошевелить ногами. Со временем мы бы его выкопали, но он так вопил, что мы испугались, как бы не приехала полиция. Дикки перелез через стену, чтобы попросить соседскую кухарку передать дяде Альберта, что мы случайно похоронили Альберта, так что пусть дядя придет и поможет его выкопать.

Дикки долго не возвращался, мы уже начали гадать, что с ним стряслось. И все это время Альберт вопил без передышки, ведь мы стряхнули с его лица рыхлую землю, чтобы он мог кричать со всеми удобствами.

Дикки вернулся вместе с дядей Альберта, нашим соседом – длинноногим, светловолосым и смуглым. Он плавал по морям, а теперь пишет книги. Он мне нравится.

Дядя велел племяннику умолкнуть, и Альберт послушался. Потом дядя спросил, не ранен ли он, и Альберту пришлось признаться, что он цел, ведь хотя он трус и неудачник, он не лжет, как некоторые другие мальчишки.

– Дело обещает быть долгим, но приятным, – сказал дядя Альберта, потирая руки и глядя на голову Альберта, торчащую из дыры. – Принесу-ка я другую лопату.

Он сходил в свой сарай с садовыми инструментами и, вернувшись с большой лопатой, принялся откапывать племянника.

– Смотри, не шевелись, – предупредил он, – не то я тебе ненароком что-нибудь оттяпаю.

Спустя некоторое время дядя Альберта проговорил:

– Признаться, драматизм ситуации не оставил меня равнодушным. Я сгораю от любопытства, мне хотелось бы знать, как вам удалось похоронить моего племянника. Но если не хотите, не говорите. Полагаю, вы не применяли к нему силу?

– Только моральное воздействие, – ответила Элис.

В школе, где она училась, много говорили о моральном воздействии. На тот случай, если вы не знаете, что это такое, объясню: с помощью морального воздействия можно заставить людей делать то, что им не хочется, просто ругая их, или смеясь над ними, или обещая им подарки за послушание.

– Только моральное воздействие, вот как? – переспросил дядя Альберта. – Какое именно?

– Ну, – сказала Дора, – я очень сожалею, что это случилось с Альбертом, а не с одним из нас. Была моя очередь лезть в туннель, но я не люблю червяков, и меня освободили. Понимаете, мы тут копаем в поисках сокровищ.

– Да, – подхватила Элис, – и, по-моему, мы как раз приближались к подземному ходу, который ведет к кладу, как вдруг туннель обрушился на Альберта. Он такой невезучий… – Элис вздохнула.

Тут Альберт снова закричал, а его дядя вытер лицо – свое, а не Альберта – шелковым носовым платком и сунул его в карман брюк. Странное место для носового платка, но дядя был без пиджака и жилета и, наверное, хотел, чтобы носовой платок был под рукой. Копать – такая работенка, что поневоле вспотеешь.

Дядя велел Альберту перестать вопить, иначе он вообще бросит это дело. Альберт замолчал, и вскоре дядя закончил его выкапывать. Альберт выглядел презабавно: волосы в земле, бархатный костюм в пыли, лицо в грязи и слезах.

Мы все сказали, что очень сожалеем о случившемся, но Альберт не ответил ни слова. Наверное, ему было ужасно обидно, что засыпало именно его, а не кого-нибудь из нас, я и сам понимал, какое это невезение.

– Значит, вы искали сокровища, – сказал дядя Альберта, снова вытирая лицо носовым платком. – Боюсь, ваши шансы на успех невелики. Я тщательно изучил вопрос кладоискательства. Того, чего я не знаю о зарытых сокровищах, и знать не стоит. И я никогда не видел, чтобы в саду зарывали больше одной монеты. И это, как правило… Эй! Что там такое?

Он показал на что-то блестящее в дыре, из которой только что вытащил Альберта. Освальд подобрал блестящую штуку – это оказалось полкроны. Мы смотрели друг на друга, онемев от удивления и восторга, как пишут в книгах.

– Ну, во всяком случае, вам повезло, – сказал дядя соседского Альберта. – Смотрите-ка, тут по пять пенсов на каждого из вас!

– По четыре с чем-то… Дроби я пока не знаю, – ответил Дикки. – Нас же семеро.

– О, так вы посчитали и Альберта?

– Конечно, – сказала Элис. – В конце концов, его же засыпало. Почему бы нам не взять каждому по четыре пенса, а ему не отдать все, что останется?

Мы все с этим согласились и сказали Альберту, что принесем его долю, как только разменяем полкроны. Он немного повеселел, а его дядя снова вытер лицо – ему действительно было жарко – и принялся надевать сюртук и жилет. Одевшись, он наклонился и что-то поднял. Вы не поверите, но это были еще полкроны!

– Подумать только, сразу две! – воскликнул он. – При всем моем богатом опыте кладоискательства я не слыхал ни о чем подобном!

Мне бы хотелось, чтобы дядя Альберта все время ходил с нами искать сокровища. У него, должно быть, очень острый глаз, ведь Дора сказала, что минуту назад смотрела на то самое место, откуда тот поднял вторые полкроны, и ничего не заметила.