Текст книги "Общество «Будем послушными»"

Автор книги: Эдит Несбит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Глава четырнадцатая. Бабушка дяди Альберта или воссоединение семьи

Близкий конец мрачной тенью навис над нашими невинными развлечения. Как выразился дядя Альберта: «Жерло (кажется, так) школы уже растворено». Совсем немного оставалось до нашего возвращения в Блэкхит и и все многообразные наслаждения сельской жизнью обречены были поблекнуть и превратиться в увядшие цветы памяти. Все, хватит! Надоело за каждым словом в словарь лазить!).

Попросту говоря, конец пришел нашим каникулам. Здоровское было времечко – но оно кончилось. Жалко, а с другой стороны, приятно будет снова увидеть папу и всем в школе рассказать про наш плот и плотину и Таинственную башню.

И тут Освальд и Дикки, случайно повстречав друг друга на яблоневой ветке, завели такой разговор:

«Четыре дня всего осталось», – сказал Дикки. И Освальд ответил «Ага!»

«Надо уладить одно дело», – продолжал Дикки. – «Это чертово общество послушных. Я не хотел бы, чтобы оно и в городе продолжалось. Надо распустить общество, пока мы еще тут».

Дальше последовал такой диалог:

Освальд сказал: «Верно. Я самого начала говорил, что дело пахнет керосином».

Дики добавил: «Я тоже!»

Освальд: «Надо созвать совет. Не так-то просто будет всех уломать».

«Ужо!» – сказал Дикки, и мы принялись грызть яблоки.

Все члены совета были мрачны и печальны, и это облегчало наше задачу. Пока люди предаются печальным размышлениям о чем-то одном, они уже не в состоянии сосредоточиться на чем-то еще(подобные рассуждения дядя Альберта называет философским обобщением). Освальд начал свою речь так:

«Мы попробовали общество послушных и, может быть, в нем была какая-то польза. Но сейчас пора предоставить каждому из нас вести себя хорошо или плохо, кто как сумеет, по собственному разумению, и не приставать друг к другу».

Все молчали и Освальд продолжал: «Я выдвигаю предложение: шарахнуть – то есть я хотел сказать, распустить – общество послушных, поскольку оно уже исполнило свою миссию, а если чего не вышло, мы в этом не виноваты».

Дикки сказал: «Слушайте, слушайте! Я за».

тут наш Денни-дантист внезапно сказал: «Я тоже за. Я думал сперва, от этого будет какая-нибудь пользу, но теперь я вижу, чем больше стараешься быть послушным, тем хуже выходит».

Освальд был приятно удивлен, и мы тут же поставили вопрос на голосование, пока Денни не передумал. Я, Г. О., Ноэль и Алиса нас поддержали, так что Дора и Дэйзи остались в меньшинстве. Чтобы их утешить, мы попросили их почитать нам вслух записи из золотой книги, А Ноэль уткнулся лицом в солому (он корчил такие рожи, что на него просто страшно было смотреть) и вместо того, чтобы слушать, опять сочинил стихи. Общество послушных было похоронено и отпето, и тогда Ноэль поднял голову и прочел стихи:

Эпитафия:

 
Послушные погребены, забыты,
Но золотые не забудутся дела.
В свои анналы слава занесла,
Грядущему примеров свиток.
За это честь нам и хвала!
И каждый сам собой воспита – Н.
 

«„Н“ значит Ноэль, так у меня и рифма получается, и смысл – пояснил он. – „Воспита“ плюс „Н“ – вместе будет „воспитан“, ясно?»

Нам было вполне ясно, и мы так ему и сказали, чтобы нежное сердце поэта успокоилось. Освальд почувствовал, как огромная тяжесть свалилась с его (Освальда) груди, и ему даже на минутку захотелось стать вполне примерным мальчиком и образцом послушания.

Он спустился по лестнице с чердака и сказал:

«Одну вещь мы еще должны сделать напоследок. Мы должны найти пропавшую бабушку альбертова дяди».

В груди Алисы, как известно, бьется верное и искреннее сердце. Она тут же поддержала брата, сказав: «Мы еще утром говорили об этом с Ноэлем. А ну тебя, Освальд, ты опять стряхнул всю пыль прямо мне в глаза» (она спускалась по лестнице чуть ниже меня.

Этот обмен репликами потребовал от нас созыва нового совета. На этот раз не на чердаке. Нам хотелось напоследок собраться в каком-нибудь необычном месте, но не в молочной, как предлагал Г. О., и не в погребе, как почему-то советовал Ноэль. Мы забрались на верх дома по задней лестнице и там обговорили, что нам следует делать. Освальд был переполнен блаженством от мысли, что с обществом послушных покончено, поэтому, когда мы собрались пить чай, он весело и братски подтолкнул Ноэля и Денни, которые пристроились на ступеньке чуть пониже его и сказал: «Пошевеливайтесь, ребята, пора чай пить!»

Любезный и разумный читатель, отличающий справедливость от глупости, в состоянии, верно, понять, что Освальд совершено не виноват в том, что оба этих дурачка опрокинулись и покатились вниз по лестнице, стукаясь друг о дружку, и вышибли внизу дверь и упали прямо на миссис Петтигрю, которая как раз собиралась отворить эту дверь (я и миссис Петтигрю должен был предвидеть?) и сбили ее с ног вместе с подносом. Оба они до самых костей пропитались чаем с молоком и разбили пару чашей и молочник. Миссис Петтигрю с трудом поднялась, но кости у нее все были целы. Она хотела тут же отправить Ноэля и Денни в постель, но Освальд сказала, это его вина. Он хотел дать мальчикам шанс совершить поистине золотое деяние и признать, что он вовсе ни в чем не виноват, но они только потирали свои шишки, а за него и не подумали вступиться. В итоге, на долю Освальда выпала постель в пять часов вечера и острое сознание людской несправедливости.

Зато пока он лежал в постели и читал «Последнего из могикан» он погрузился в раздумье. Когда Освальд думает, он делает это основательно и думает именно о том, о чем надо. В результате у него появилась идея намного лучше той, которую он выдвинул на тайном совете наверху лестницы – тогда он предложил дать объявление в газете: если бабушка альбертова дяди откликнется, все будет прощено и забыто.

освальд подумал, что надо пойти в Хазельбридж и спросить мистера Б. Мунна, зеленщика, который вез нас домой в тележке, запряженной лошадью, которая признавала только обратный конец кнута, кто была та леди в красной шляпе и в красной коляске, которая заплатила ему за то, чтобы он отвез нас домой в ту ночь в Кентербери. (Вы разобрались во всех этих «которых»? Попробуйте-ка без них обойтись!). Она, несомненно, заплатила ему, потому что даже зеленщик не повезет чужих людей, да еще пятерых сразу, так далеко и бесплатно.

Пусть эта история послужит вам уроком: даже людская несправедливость, отправившая юного героя в постель, куда надо было бы отправить совсем иных людей, может принести полезные плоды – и пусть эта мысль послужит утешением всем жертвам людской несправедливости.

Конечно, когда им тоже пришла пора спать, они все обступили постель Освальда и принялись твердить, как им его жалко. Одним решительным и благородным жестом он принял их извинения (лучше б они вовремя за него заступились) и сказал им, что у него есть идея, по сравнению с которой все, что придумали на совете и двух пенсов не стоит. Но саму мысль он пообещал рассказать только утром, вовсе не из вредности, а наоборот, щадя их чувства. Пусть лучше они гадают, что он такое придумал, чем мучиться угрызениями совести из-за того, что они покинули меня одного в беде, когда миссис Петтигрю рухнула и поднос с чаем рухнул вместе с ней.

На утро Освальд всем все любезно разъяснил и предложил им проголосовать за форсированный марш в Хазельбридж. Конечно, прирожденному полководцу нелегко проглотить свою гордость и вынести подобный вопрос на демократическое обсуждение, но Освальд вполне способен и на это. «Только учтите», – добавил он, – «Я беру с собой только тех, у кого не будет проблем с башмаками или их содержимым».

По-моему, я выразился как нельзя более деликатно, но герою суждено быть непонятым людьми. Даже Алиса сказал, нечего задирать бедняжку Денни. Когда эта неприятность рассосалась (Дэйзи, конечно, успела всплакнуть), набралось семь отважных добровольцев, а вместе с Освальдом восемь, иначе говоря, в поход собрались все. На этот раз мы не брали с собой ни посохов, ни треуголок, ни деревянных сабель, ни охотничьих костюмов, никакого романтического вздора, все мы были собраны и целенаправлены, в особенности Освальд, решившийся напоследок утереть нос обществу послушных и совершить настоящий подвиг. День как всегда был отличный – то ли лето выдалось такое, то ли интересные вещи происходят только в погожий день.

У нас было легко на сердце и даже походка была легкой. Все собаки увязались за нами. Потом мы пожалели об этом, но поскольку все они просились с нами, а до Хазельбриджа вовсе не так далеко, как до Кентербери, мы разрешили всем, включая Марту, одеться (то есть надеть ошейники) и следовать за нами. Марта шла вразвалочку, но у нас был целый день впереди и никто ее не торопил.

В Хазельбридже мы зашли в магазин мистера Б. Мунна, зеленщика и попросили стакан лимонада. Нам налили лимонад, но очень удивились, что мы собираемся пить его прямо в лавке да еще все вместе, но мы сделали это просто для того, чтобы завязать разговор с зеленщиком и добыть из него информацию, не вызывая подозрений.

Но хоть мы и похвалили его лимонад и щедро расплатились за него, мы не сумели завязать беседу с мистером Мунном, зеленщиком, и на какое-то время воцарилось напряженное молчание, пока он возился у себя за прилавком между консервными банками и бутылками с подливкой и свисавшими с потолка тяжелыми башмаками.

И тут заговорил Г. О. Он из тех людей, которые отважно вторгаются даже туда, куда ангелы ступить не решаются (это не я придумал, спрашивайте с Денни).

«Послушайте, это ведь вы привезли нас тогда домой. Кто заплатил вам?»

Конечно, мистер Б. Мунн, зеленщик, не был таким простофилей, чтобы сразу все и выложить. Он продолжал возиться со своим товаром, а нам сказал только:

«Все было уплачено, молодой человек, не опасайтесь».

В Кенте говорят «не опасайтесь» вместо «Не беспокойтесь».

Понадобилось деликатное вмешательство Доры. Она сказала:

«Мы хотели бы узнать имя этой доброй леди и ее адрес, чтобы написать ей и поблагодарить за то, что она для нас сделала».

Мистер Б. Мунн, зеленщик, проворчал, что адрес леди не относится к числу товаров в его лавке. Алиса попросила: «Ну пожалуйста, скажите нам. Мы забыли ее спросить. Она приходится родственницей одному нашему дальнему родственнику, и мы просто обязаны как следует ее поблагодарить. И если у вас есть настоящие мятные лепешки по пенни за унцию, мы бы охотно взяли четверть фунта».

Это был мастерский ход. Пока зеленщик взвешивал мятные лепешки, сердце его размягчилось, а в тот самый миг, когда он заворачивал наш кулек, Дора сказала: «Какие замечательные, прямо масляные! Пожалуйста, скажите нам адрес!»

Тут сердце мистера Мунна, зеленщика, растаяло, и он сказал:

«Это была мисс Эшли, а живет она в Кедрах, примерно в миле отсюда по Мейдстоун Роуд».

Мы поблагодарили его и Алиса расплатилась за лепешки. Освальд немножко беспокоился, ведь на четверть фунта лепешек нужна целая уйма денег, но оказалось, что у Алисы и Ноэля монетка водится. Мы вышли из магазина, посмотрели друг на друга и Дора сказала:

«Давайте вернемся домой, напишем ей письмо и все вместе подпишемся».

Освальд задумался. Письмо, оно, конечно, хорошо, только потом сто лет жди ответа.

Умница Алиса разгадала его мысли, а Денни-дантист разгадал ее (мал он еще мысли самого Освальда разгадывать) и оба они сказали хором:

«Лучше пойдем и сами навестим ее».

«Она ведь сказала, что будет рада повидать нас», – добавила Дора.

Мы еще немного поспорили и пошли.

Едва мы прошил сотню ярдов как мы, наконец, пожалели о том, что взяли с собой Марту. Она принялась хромать точь-в-точь кака тот паломник(не будем называть его имя) у которого, как вы знаете, были проблемы с башмаками или их содержимым.

Мы остановились и осмотрели ее лапы – одну подушечку она сильно стерла. У бульдогов вечно бывают проблемы с лапами и в самый неподходящий момент. В серьезном деле на бульдога полагаться нельзя.

Пришлось нам тащить ее на себе. Она такая здорова, вы и не представляете себе, сколько она весила. Одна из нас, особа робкая и в приключениях ничего не смыслящая (опять же не будем называть имен, Освальд, Алиса, Ноэль, Г. О., Дикки, Дэйзи и Денни знают, кого я имею в виду) предложила тут же вернуться домой, а в поход отправиться как-нибудь в другой раз без Марты. Но Освальд напомнил ей, что идти осталось меньше мили, а на обратном пути нас кто-нибудь подвезет. Марта изо всех сил благодарила нас за нашу доброту. Каждого, кто брал ее на руки, она обнимала толстыми белыми лапами за шею, и ее приходилось очень крепко прижимать к груди, чтобы она перестала лизаться. Как говорит Алиса, «у нее такие мокрые, розовые, большие поцелуи».

Не такое уж короткое расстояние миля, когда приходится тащить эту Марту.

Наконец мы подошли к изгороди, а перед изгородью было еще ров и цепь, натянутая от столба к столбу, и калитка с надписью «Кедр» золотыми буквами. Все тут было очень мило и уютно, сразу видно, что у старшего садовника есть пара помощников. Мы остановились, Алиса опустила Марту на землю, устало вздохнула и сказала:

«Послушай, Дора, и ты, Дэйзи, тоже. По-моему, она вовсе не бабушка, она его возлюбленная, как Дора нам и говорила. Лучше нам слинять потихоньку, не то нам всем влетит за то, что мы опять сунулись не в свое дело».

«Путь истиной любви всегда извилист», – процитировал Денни, – «Поможем ему сократить этот путь».

«Но если мы ее найдем, а она вовсе не бабушка, тогда он на ней женится», – с отчаянием в голосе произнес Дикки.

Освальд вполне разделял его чувства, но ответил ему: «Ладно, неважно. Нам всем это не по душе, но, может быть, дяде Альберта только этого и хочется. Раз уж мы решили совершить самоотверженный поступок, самое время, бывшие Послушные!»

И никто из них и заикнуться не посмел, что и вовсе не хочется быть самоотверженными.

С тяжелым сердцем мы, самоотверженные искатели загадочной дамы, отворили калитку и пошли по гравиевой дорожке среди рододендронов и прочих роскошных кустов.

Я уже объяснял вам, что в отсутствии отца старший сын является представителем всей семьи. Поэтому Освальд как всегда взял руководство на себя. Мы дошли до последнего поворота этой дорожки и решили, что все остальные укроются в кустах, а Освальд пойдет вперед и осведомится относительно индийской бабушки – то есть, относительно мисс Эшли.

Он двинулся вперед, но когда он подошел к самому дому и увидел аккуратные клумбы красной герани, и чисто вымытые окна, и безупречные муслиновые занавески, и медную шишечку на двери, и зеленого попугая в клетке над крыльцом, и свежеокрашенные ступеньки, казавшиеся в солнечных лучах совсем новыми, словно на них никогда не ступала нога человека – когда он увидел все это, и глянул на свои башмаки, и вспомнил, сколько грязи было на дороге, он мысленно пожалел о том, что с утра перед походом забегал на ферму раздобыть яйца. Он стоял так в тревожном раздумьи, как вдруг его сзади окликнули: «Эй! Освальд!» – то был голос Алисы.

Он вернулся к компании, притаившейся среди кустов, и все они столпились вокруг своего вождя, спеша сообщить ему важную новость.

«Она здесь, в саду», – прошептала Алиса, – «Совсем рядом, с каким-то джентльменом».

«Они сидят на скамейке под деревом, и она положила голову ему на плечо, а он держит ее за руку и вид у обоих предурацкий», – выложил Дикки.

«Просто противно смотреть», – подтвердил Денни, широко расставляя ноги, словно он и есть настоящий мужчина.

«Но это кто-то другой, не дядя Альберта?» – спросил их Освальд.

«Ничего общего», – ответил Дикки.

Освальд раньше других понял, какие следствия из этого проистекают: «Тогда все тип-топ. Раз ей нравится этот человек, пусть она за него и выходит замуж, а дядя Альберта останется с нами. Мы совершили самоотверженный поступок и нисколько от этого нее пострадали», – Освальд даже руки потер от удовольствия. Мы уже хотели незаметно удалиться, но все наши планы нарушила Марта. Она выползла, хромая, из кустов и отправилась куда-то на разведку.

«Где Марта?» – спохватилась Дора.

«Во-он туда пошла», – лениво ответил ей Г. О.

«Тащи ее обратно, болван!» – скомандовал Освальд. – «Надо было смотреть за ней. И по-тихому! Не хватает, чтобы нас тут засекли».

Разумеется! Не прошло и секунды, как мы услышали хриплый вопль Марты – она всегда так орет, если ее внезапно хватают за ошейник. Услышали мы и женский вскрик и голос мужчины, который сказал: «А это еще что такое?!» и мы поняли, что Г. О., как всегда, влез куда его не просили. Мы помчались за ним, но опоздали. Г. О. уже пустился в объяснения.

«Простите, я не хотел напугать вас. Мы вас искали. Это вы потерявшаяся бабушка альбертова дяди?»

«Нет!» – ответила знакомая нам леди.

Не стоило добавлять к этой мрачной сцене еще семерых актеров. Мы затаились. Тот мужчина поднялся во весь рост. Он был в одежде священника и как мы потом узнали, был самым лучшим из всех священников, кроме нашего друга мистера Бристона в Льюисхеме, который теперь сделался деканом или настоятелем, и с тех пор его никто не видел. В тот момент этот джентльмен очень мне не понравился. Он сказал: «Нет, эта леди никому не приходится бабушкой. Из какого сумасшедшего дома вы сбежали, молодой человек?»

Г. О. преспокойно ответил ему: «Нечего разговаривать со мной так грубо, а если вы так шутите, то это вовсе не смешно!»

Тут леди сказала: «Да ведь я знаю этого мальчика! А где все остальные? Вы снова отправились в паломничество?»

Г. О. еще не знает, что надо обязательно отвечать на вопрос. Вместо этого он обернулся к тому джентльмену и спросил его:

«Вы собираетесь жениться на этой леди?»

«Вот уж не думал, что до этого дойдет, Маргарет», – сказал этот джентльмен, – «этот мальчик уже хочет знать мои намерения».

«Да нет, мы только рады будем», – поспешил успокоить его Г. О., – «ведь если вы женитесь на этой леди, дядя Альберта уже не сможет на ней жениться, по крайней мере пока вы не умрете, а мы вовсе не хотим, чтобы он женился».

«Это очень лестно для тебя, Маргарет», – произнес джентльмен, грозно нахмурившись. – «Что мне с ним делать? Вызвать его на дуэль – или лучше вызвать полицию?»

Алиса заметила, что Г. О. уже порядком напуган, поэтому она покинула наше убежище и отважно выступила в перед.

«Не надо вызывать ни Г. О., ни полицию», – сказала она. – «Понимаете, дядя Альберта очень хотел отыскать вас, и мы подумали, что вы его сестра, и он не может разделить без вас наследство, или вы его няня и одна только знаете тайну его происхождения, или еще что-нибудь, а он рассердился и сказал, что вы его бабушка и что вы потерялись В Индии. Мы подумали, что тут что-то не так и на самом деле вы его возлюбленная, но вас разлучили в ранней юности. Мы решили совершить самоотверженный поступок и разыскать вас ради него. Но мы очень не хотим, что бы он женился на ком бы то ни было».

«Мы ничего не имеем против вас лично», – сказал Освальд, тоже появляясь из кустов. – «Если он непременно хочет жениться, то уж лучше на вас, чем на ком-нибудь другом, правда!»

«Неплохо сказано, Маргарет», – отметил этот джентльмен, – «я бы даже сказал, это благородно. Но все же я хотел бы хоть что-то понять. Кто все эти юные посетители и почему они являются к вам украдкой, прячась по кустам, точно краснокожие индейцы? Что делает там, в кустах, все это немалочисленное племя? Может быть, мы попросим их выйти и присоединиться к веселой беседе у костра?»

Теперь он понравился мне немножко больше. Я всегда предпочитал людей, которые знают те же песни и книжки, что и мы, и те же слова, и те же игры.

Наше племя вышло из кустов. У леди почему-то был очень смущенный вид и она даже вроде бы собиралась заплакать. И все же она засмеялась глядя на то, как все шестеро выходят из кустов один за другим.

«Итак», – сказал незнакомый джентльмен, – «во имя самого неба объясните мне, кто такой Альберт, не говоря уж о его дяде и каким образом вы все собрались в этом саду?»

Мы почувствовали себя довольно глупо и уставились друг на друга, как будто впервые заметили что нас и впрямь многовато.

«Три года, которые я провел вдали от дома, могут служить некоторым оправданием моего невежества, но все-таки…»

«Нам, наверное, лучше уйти», – сказала Дора. – «Простите нас, мы не хотели помешать вам или вас обидеть. До свидания. Надеюсь, вы будете счастливы с этим джентльменом, мы все вам этого желаем».

«И я тоже», – подхватил Ноэль (я-то знаю, он тоже радовался, что дядя Альбрета остается с нами). Мы повернулись уходить. До сих пор наша леди молчала – она вообще была на этот раз очень тихая, совсем не такая, как в тот день, когда она показывала нам «Кентербери». Но тут она стряхнула с себя сонное оцепенение и ухватила Дору за рукав.

«Нет-нет», – сказал она, – «все в порядке – мы сейчас будем все вместе пить чай, прямо здесь, на лужайке. Джонни, перестань дразнить детей. Дядя Альберта это тот джентльмен, о котором тебе рассказывала. А это мой брат», – сказала она, оборачиваясь к нам и указывая на своего незнакомца, – «он был в Индии и мы с ним три года не виделись».

«Значит, он тоже потерялся в Индии», – вставил Г. О., а леди засмеялась и сказала «уже нет».

Тут мы все онемели, в особенности же онемел Освальд, потому что тяжкое подозрение вновь сгустилось в его душе. Надо было сразу догадаться, что это брат, потому что у взрослых в книжке если девушка с кем-нибудь целуется, то это вовсе не тот, в кого она влюблена, а какой-нибудь брат, обычно паршивая овца, а на этот раз достопочтенный пастырь, только что приехавший из Калькутты.

Леди вновь повернулась к своему недавно обретенному брату и попросила его: «Джонни, пойди скажи, что мы будем пить чай на лужайке».

Когда он ушел, она простояла молча целую минуту, а потом сказал: «Я должна кое-что рассказать вам, и я полагаюсь на вашу честь: вы никому не проболтаетесь об этом. Понимаете, я ведь не хочу, чтобы об этом было всем известно. Дядя Альберта рассказывал мне о вас и я знаю, что вам можно доверять».

Мы сказали «конечно, можно», но из всех нас только Освальд знал, что за этим последует (как я уже отмечал, тяжкое подозрение сгустилось в его груди – или душе, не помню точно).

«Я не бабушка дяди Альберта», – продолжала леди, – «но мы в самом деле познакомились в Индии. Мы собирались пожениться, но у нас вышло недоразумение».

«Ссора?» – спросил Ноэль, а Г. О. в ту же минуту спросил «Раздрачка?» (и где он таким словам выучился?!).

«Ссора», – поспешно подтвердила леди. – «Он уехал. Он тогда служил во флоте. Потом мы оба пожалели об этом, но когда его корабль вернулся, мы уже переехали в Стамбул, а оттуда в Индию, и он не смог нас найти, хоть он и говорит, что с тех пор все время искал меня».

«А вы его?» – поинтересовался Ноэль.

«Наверное, и я его», – сказала леди.

Девочки завздыхали.

«А потом я нашла вас, и он нашел меня, и теперь я должна предупредить вас, потому что вы должны подготовиться…»

Она смолкла. Кусты затрещали и дядя Альберта предстал перед нашими взорами. Он снял шляпу и галантно взмахнул ей. «Я вырвал себе последние волосы», – произнес он, – «Боже мой, эта свора все-таки напала на наш след!»

«Все в порядке», – ответила ему леди (она посмотрела на него и стало в миллион раз красивше). – «Я как раз хотела им сказать…»

«Предоставь это мне», – попросил он. – «Дети, позвольте мне представить вам будущую тетю Альберта, или, точнее, будущую миссис дядя Альберта».

Прежде, чем мы напились чаю, нам пришлось еще объяснять, как мы сюда попали и зачем. Мы справились с постигшим нас горьким разочарованием и решили, что в общем все не так уж плохо. Будущая тетя Альберта была очень ласкова с нами, и ее брат тоже оказался настоящим джентльменом, он показал нам множество первоклассных штучек из Индии, специально для нас все распаковал: звериные шкуры, драгоценные камни и медные украшения, и ракушки, там было много диковинок и из других туземных стран, не только из Индии. Леди сказала девочкам, она надеется, что они будут дружить с ней, и что она очень хочет быть их теткой, и Алиса вспомнила тетку Денни и Дэйзи, похожую на мисс Мардстон, и какой был бы ужас, если б дядя Альберта женился на ней.

Перед чаем леди отвела Освальда в сторону, словно для того, чтобы показать ему попугая, только я уже видел этого попугая, а на самом деле она хотела мне сказать, что она не такая, как некоторые леди в книжках и она вовсе не хочет разлучить своего мужа (когда выйдет замуж за дядю Альберта) с друзьями его молодости, а наоборот хочет, чтобы они стали и ее друзьями.

Потом мы все вместе сели пить чай, все мы подружились, и брат нашей леди, священник, сам отвез нас домой. Если б не Марта, мы не получили бы ни чая, ни новостей, ни этой поездки, поэтому мы не стали ругать Марту за то, что она такая тяжелая, а еще разгуливает по ногам и даже животам, ведь в коляске священника было немного тесновато.

Так закончилась история с индийской бабушкой дяди Альберта. Может быть, вам она показалась скучной, но для дяди Альберта все это было страшно важно, стало быть, это надо рассказать. Всякие романы, где любят и выходят замуж, обычно бывают довольно скучными, если только герой не расстанется со своей девушкой у калитке на заре и на самой первой странице и не отправимся в дальние страны, чтобы там у него было полно приключений, а о его девушке мы ничего больше не узнаем до самой последней страницы, когда вернется, чтобы на ней жениться – это подходяще. И потом, им уже пора было жениться, дядя Альберта совсем старый, ему, наверное, за тридцать, да и наша леди не из молоденьких, скоро двадцать шесть стукнет. Девочки будут ее подружками и наденут белые платьица, так что они совершенно счастливы, а если Освальд испытывает порой горестное чувство, он сумеет его не обнаружить. Что толку? Надо мужественно принимать судьбу, последний час дяди Альберта пробил и мы должны смириться с этим.

Поскольку мы договорились, что поиски потерявшейся в Индии бабушки станут последним из Золотых дел, то на этом и пришел конец обществу послушных, а с ним и этой книге. Но Освальд терпеть не может, когда книга кончается, а с кем что дальше было, неизвестно. Поэтому сообщаю: мы вернулись в замечательный дом в Блэкхите, настоящий замок по сравнению с Моат-Хаузом и все очень нам обрадовались, а когда мы уезжали из Моат-Хауза, миссис Петтигрю форменным образом прослезилась. Вот уж не ожидал! Она сшила каждой девочке толщенную подушку для булавочек в форме красного сердечка, а мы получили от нее по карманному ножику (на свои деньги купила!).

Билл Симкинс стал помощником помощника садовника у матери бабушки – то есть я хотел сказать, невесты – дяди Альберта. У них целых три садовника, я так и думал, еще когда мы первый раз попали в тот сад.

Последние три дня мы провели нанося визиты нашим многочисленным друзьям. Все очень огорчились, что мы уезжаем. Мы обещали приехать на следующий год. Я надеюсь, что так и будет.

Денни и Дейзи вернулись в Форест Хилл к своему папе. Их никогда больше не пошлют к этой тетке-мисс-Мардстон, которая во-первых не родная тетя, а троюродная и к тому же вдвое старше, чем наша леди. Я думаю, общаясь с нами, они набрались достаточно мужества, чтобы прямо объявить своему отцу, какая она гадкая. Наш взломщик говорит, каникулы пошли его ребятам на пользу, он говорит, Бэстейблы научили Денни и Дэйзи жить так, чтобы и родителям нескучно было. Должно быть, они проделали дома какие-нибудь глупости из тех, что мы делали вместе или, может быть, придумали что-нибудь новенькое.

Жаль, что мы так быстро становимся взрослыми. некоторые игры уже кажутся Освальду недостаточно солидными для его возраста. Но не стоит в это углубляться.

Прощай, любезный читатель. Если хроники общества послушных помогут тебе тоже исправиться, автор, конечно, будет очень рад за тебя, но внемли моему совету, любезный читатель: не создавай общества послушных и не присоединяйся к нему. Без него даже слушаться не так трудно, как в нем.

И – последняя просьба. Постарайтесь забыть про то, второе имя, я имею в виду, которое на С. Будь у меня хоть двадцать сыновей, я бы ни одного из них не стал называть так, даже вторым именем, даже если б ему за это огромное наследство отвалили. Так что забудьте об этом имени – прошу вас, ради чести Дома Бэстейблов.