Текст книги "Шутник"

Автор книги: Эдгар Ричард Горацио Уоллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 6

Эйлин Риверс жила в Блумсбери, это было недалеко от места ее службы. Она плохо провела ночь, и следующий день был полон раздражающих мелочей. Мистер Стеббингс, ее непосредственный начальник, заболел, а его заместитель был придирчивый, неприятный человек, постоянно терявший важные документы и бранивший за пропажу всех, кто попадался под руку.

В шесть часов Эйлин заперла свой стол с облегченным вздохом, мечтая поскорее пообедать и пораньше улечься в постель. В окно она увидела маленький автомобиль, который, как ей показалось, ждал клиента, и была очень недовольна, когда, выйдя из дома, увидела молодого человека, подходящего к ней и снимающего шляпу.

– О, это вы, – сказала она с неудовольствием.

– Да, я, но ваш тон оскорбителен, – сурово заметил молодой человек. – Мы с Элком имеем право интервьюировать вас.

– Да что я могу вам сказать? – с отчаянием спросила девушка. – О воровстве вам все известно – ведь это вас интересует?

– Да, именно, – сказал Джим.

– Я слишком голодна для разговоров.

– Так я и предполагал, – сказал он. – Тут недалеко есть один ресторан, где так жарят рыбу, что достойны ее лишь чистые сердцем.

Девушка колебалась.

– Хорошо, – сказала она не совсем любезно. – Это ваш автомобиль? Какой смешной!

– Ничего нет смешного в моем автомобиле, – с достоинством сказал Джим. – Да он и не мой, я его взял напрокат.

Была ясная, звездная ночь, в воздухе чувствовался мороз, Эйлин наслаждалась ездой; они подъехали к боковому входу большого ресторана.

– Я уже заказал столик, – сказал Джим, ведя девушку через аллею жующих челюстей в укромный уголок.

Ресторан был уютный. Лампа под красным абажуром производила приятное впечатление. Эйлин раздражало, что она не смогла вспомнить, как он выглядит. Она припоминала, что он, кажется, красив, только нос коротковат. Однако нос оказался приличным. Глаза у него были голубые, и был он старше, чем она предполагала. Половина ее непочтительности была вызвана иллюзией его юности.

– Ну, задавайте ваши противные вопросы, – сказала она, стягивая перчатки.

– Номер первый, – начал Джим, – что вам предлагал Гарло, когда я скромно удалился?

– Это не относится к грабежу, – ответила она резко, – но так как это неважно, то я вам скажу. Он предлагал мне место.

– Где? – быстро спросил Джим.

Эйлин покачала головой.

– Не знаю. Мы до этого не дошли: я ему сказала, что полностью довольна мистером Стеббингсом, который, как оказалось, был нотариусом семейства Гарло.

– Вы ему это сказали?

– Нет, он сам сказал, но, конечно, я знала; он об этом догадался, как только я упомянула имя Стеббингса.

– Произвело это впечатление на него?

Она засмеялась.

– Какой вы смешной. Серьезно, мистер…

– Карлтон, – пробормотал Джим, – брат хозяина отеля, но никакого отношения к клубу.

– Вы уже пользовались этой шуткой вчера, – сказала девушка.

– И буду употреблять ее всякий раз, когда вы будете делать вид, что не знаете моего имени. Это самое грубое невежество, которое может проявить современная женщина. Я ведь один из известнейших людей в Лондоне.

– Как будто вы и раньше говорили мне это. Скажите серьезно, мистер Карлтон, что вам известно о грабеже?

– Ничего! – был бесстыдный ответ. – Фактически я избавил вас от множества неприятностей, доставив в главное управление все нужные подробности. Завтра выплывет на поверхность ваш дядюшка, вы это знаете?

– Завтра? – с тоскливой тревогой повторила девушка.

– Элк его встретит и смягчит его гнев. Я думаю, он будет страшно обозлен.

– Он будет разъярен. Я ужасно рада, что он, наконец, выплывет, как вы говорите. Он дает мне два фунта в неделю за мои хлопоты, но я очень охотно обойдусь без них.

– Стыдно должно быть Артуру Инглу, что он впутал вас в такую историю. Мне нужно знать о нем, может быть, вы скажете – ваш дядя был крупный спекулянт?

– Не думаю, не знаю. Он никогда не говорил мне, куда помещает свои деньги. Вы об этом спрашиваете?

– Именно об этом, – ответил Джим.

Трудно было спрашивать дальше, не причиняя некоторой неприятности собеседнице.

– Вы ведь виделись с ним и, вероятно, разговаривали о его делах? Право, я чувствую себя неловко, пытаясь заставить вас обмануть его доверие, но ни одной минуты не допускаю, что вы это сделаете. Говорили вы с ним когда-нибудь об иностранных бумагах – американских, аргентинских?

– Никогда, – ответила девушка. – Не думаю, чтобы он знал что-нибудь о подобных вещах. Когда я в первый раз посетила его в Дартмуре, он говорил, что не доверяет акциям. Конечно, я отлично знаю, что у него есть деньги, и я думаю, что это украденные деньги.

– Присвоенные, – сказал Джим.

Он был совершенно серьезен, и это ей понравилось.

– Еще один вопрос. Не знаете ли вы, не находится ли он в связи с фирмой Рата?

Когда она сказала, что никогда не слышала о такой фирме, серьезности его наступил конец.

Джим откинулся назад, чтобы дородный лакей смог поставить блюдо на стол.

– Эта рыба очень хороша для усталых конторских девиц. Угодно вам вина, или лимонада, или, может быть, просто Божьей водицы?

И он стал прежним весельчаком. О дяде он и не вспоминал, зато много говорил о себе, о том, что Скотленд-Ярд интересная лавочка, может быть, вторая в мире в этом отношении. Во время войны он служил в разведывательном отделе и был одним из трех скотлендских полицейских офицеров, не пострадавших на войне. Он жил в своем клубе.

– Я вам дам на всякий случай мой номер телефона, – и Джим написал несколько цифр на оборотной стороне меню.

– Разве он мне понадобится?

– Не знаю, мне кажется, что понадобится. Предчувствие, телепатия – мое шестое чувство, но, может быть, я ошибаюсь.

Он раза два посмотрел на часы, но, казалось, что готов нарушить все свои планы, и продолжал сидеть над своим кофе, пока девушка не положила конец приятному вечеру, начав надевать перчатки.

Когда они ехали к ее квартире, Джим сказал:

– Я мало спрашивал о вас самой. На такую дерзость даже я не способен, – улыбнулся он, – но думаю, что вы не замужем и даже не невеста? – значительно прибавил он.

– У меня нет ухажеров, – сказала Эйлин без всякого стеснения. – Надеюсь, что это признание не послужит поощрением для полицейского волокиты!

Джим на минуту задумался.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Полицейский волокита – это нам пригодится. Впервые встречаю женщину…

– Остановитесь, – предупредила Эйлин.

– Одаренную настоящим чувством юмора, – закончил он. – Жалею, что разочаровал вас.

– Я нисколько не разочарована, я и ждала чего-нибудь банального! Мой дом третий слева – благодарю вас.

Она без его помощи вышла из автомобиля и проткнула ему руку, а он в это время смотрел на дверь.

– Номер шестьдесят три, – сказала Эйлин. – Но не пишите, если только не случится чего-нибудь «полицейского», спокойной ночи.

Джим Карлтон улыбался все время по пути в Уайт-холл, и чувство удовлетворения не покидало его, даже когда он шел за лакеем в кабинет сэра Джозефа Лейтона.

Имя Джозефа Лейтона было знакомо всем, получавшим паспорта, так как он был министром иностранных дел; был он худ, с аскетическим лицом, и, может быть, ни над кем так не издевались карикатуристы, как над ним.

Когда Джим вошел и поклонился, сэр Джозеф посмотрел на него поверх очков в роговой оправе и сказал:

– Садитесь, Карлтон.

Он приложил пресс-папье к письму, аккуратно вложил его в конверт и надписал адрес.

– Я только что из парламента. Вы уже заходили?

– Нет, сэр.

– Гм!

Он поудобнее уселся в кресло, сложил кончики пальцев и опять посмотрел на сыщика поверх очков.

– Ну, как идет дело? – спросил он и прибавил: – Я прочел присланные вами каблограммы. Любопытно, очень любопытно. Вы перехватываете их?

– Лишь некоторые, сэр, – сказал Джим. – Большая часть корреспонденции Рата-синдиката идет другими путями. Но и из этих видно, что Рата готовится к генеральному сражению. Я полагаю, что кредитные учреждения всего мира получили подобные инструкции.

Сэр Джозеф открыл ящик стола, вынул пачку бумаг, скрепленных медной пряжкой, и стал медленно переворачивать.

– Вот это, кажется, довольно типично.

Это было сообщение, адресованное Рата-синдикату на Уолл-стрит.

«Продавайте по 15 процентов, отмените нижеуказанные гарантии».

Дальше шли два исписанных листа, и против каждого сорта бумаги стояло число, сколько должно быть продано.

– Да, – сказал сэр Джозеф, задумчиво поглаживая свои белые усы. – Необыкновенно! Замечательно! В письме своем вы говорите, что все эти бумаги тотчас же упадут, как только появится угроза войны. Но с кем же мы будем воевать? Положение на континенте устойчивее, чем когда-либо, марокканский вопрос улажен. Читали вы мою вчерашнюю речь в парламенте?

Джим кивнул.

– Честное слово, – сказал сэр Джозеф, – я очень далек от неоправданного оптимизма, но от Китая до Перу не вижу на горизонте ни облачка.

– Может быть, что-нибудь с Америкой? Я припоминаю, что читал что-то о мандатах в Южных морях…

Сэр Джозеф улыбнулся.

– Америку ни в коем случае нельзя считать источником осложнений, – сказал он. – Истинное различие между американским духом и британским то же самое, что и между консервативным и либеральным образом мыслей, или между республиканским и демократическим. Мы никогда не будем пламенными друзьями с американцами, как и республиканцы Соединенных Штатов с демократами. В одном пункте мы расходимся.

– Относительно России, – подсказал Джим.

Сэр Джозеф покачал головой.

– Нельзя ссориться с больным ребенком, – сказал он, – какой бы он ни был скверный. И я должен сказать, наши с ней отношения улучшаются.

Джим взял бумаги и внимательно прочел их.

– Я думаю, – сказал министр, и глаза его блеснули, – вы провидите какой-то дьявольский заговор, чтобы втянуть весь мир в войну. Прав я? Тайные агенты, покупка секретных планов, совещания маскированных высокопоставленных дипломатов в погребах?..

– Ничего такого романтического, – улыбнулся Джим. – Нет, я воспитан не в такой школе. Я знаю, как делаются войны. Они появляются, как грозовые тучи – из тумана над лугами и полями. Назовите их «облаками национальных предрассудков» – и вы будете иметь грубую, но верную иллюстрацию.

– А кто же ваш идеальный заговорщик, мистер Карлтон? Я знаю, за Рата-синдикатом вы чувствуете Гарло, строящего дьявольские планы возмущения наций?

– Я думаю, что Гарло стоит за многими крупными происшествиями, – медленно произнес Джим, – у него слишком много денег, но можете ли вы отнять у него хоть часть?

– Мы стараемся, – сухо сказал министр, – но он из тех немногих англичан, которые без жалоб переносят повышение налогов.

Джим вернулся в Скотленд-Ярд, надеясь найти там Элка, но тот уехал в Девоншир, чтобы встретить Ингла при выходе из тюрьмы и довезти его до Лондона. Конечно, миссия инспектора не имела отношения к Эйлин, а тем более не являлась гуманным желанием подготовить Ингла к известию о грабеже.

Первой мыслью Карлтона было, что это преступление имело особые причины и смысл. Было украдено что-то ценное, что оправдывало риск. Появление Гарло тотчас же после обнаружения преступления убедило Карл-тона, что визит этот был связан с ограблением сейфа. Гарло должен был присутствовать на банкете в Сити. В газетах его имя было названо в числе гостей, а через час после инцидента на набережной он явился в Фозеринг-Меншен и даже не потрудился дать какое-нибудь объяснение, хотя знал, что за ним следят.

Раннее утро встретило инспектора Элка дрожащим от холода на маленькой принстоунской платформе. На ней почти не было народа; оставалась минута до отхода поезда, когда он увидел двух людей, направляющихся к станции. Один был надзиратель, другой худой человек в плохо сидящем синем костюме. Надзиратель скрылся в кассе и вернулся с билетом, который передал худому человеку.

– До свидания, Ингл, – сказал служитель и протянул руку, которую бывший арестант неохотно пожал.

Он вошел в вагон и повернулся, чтобы запереть дверь; в эту минуту появился Элк, и они сразу узнали друг друга. В острых глазах Артура Ингла мелькнуло подозрение.

– Хелло! Что вам нужно? – резко спросил он.

– Ах, это вы, Ингл, – запыхавшись сказал Элк. – Пять лет назад…

– Что вам нужно? – повторил Ингл.

– Мне? Ничего! Я был в тюрьме, допрашивал относительно приятеля одного из этих пересмешников, но вы знаете, что это за народ, – сказал Элк, зажигая сигару и предлагая другую своему спутнику.

Ингл взял коричневый цилиндр, понюхал его и, откусив кончик, принял огонь от сыщика.

– Постойте-ка, я на днях что-то слышал о вас… Что это было? – Элк с видом крайнего смущения взялся за лоб. – Ах, вот что! – сказал он. – В вашей квартире были воры.

Сигара выпала из руки Ингла.

– Грабеж? Что украдено?

– Кто-то открыл сейф в запертой комнате…

Ингл вскочил на ноги, зубы его оскалились, глаза загорелись.

– Сейф! – почти закричал он. – Открыли сейф, черт бы их побрал! Им мало того, что я уже отсидел пять лет, они хотят меня еще упрятать?

Элк не мешал Инглу бесноваться, пока голос его не упал до хриплого шепота.

– Надеюсь, деньги целы?

– Деньги! – прорычал Ингл. – Вы думаете, что я из тех, кто хранит деньги в сейфах? Вы знаете, что пропало? Это сделали вы, полицейские. Вот почему вы здесь! Арест у дверей тюрьмы, да?

– Дорогой мой, не понимаю, о чем вы говорите. – Элк казался огорченным. – Вы так же арестованы, как и я. Вы могли бы выйти сейчас, если бы поезд не двигался. И, выдержав паузу, он спросил: – Что же они у вас стащили?

Прошло много времени, прежде чем Ингл пришел в себя.

– Если вы не знаете, так и я не скажу, – он скрипнул зубами, и в глазах его блеснул огонь фанатизма. – Вы и вам подобные называли меня вором, – быстро заговорил он. – Вы заклеймили меня и посадили в тюрьму. Я теперь пария, прокаженный! За что? За то, что снял немножко ворованных сливок! За то, что взял немного денег, выжатых из потных тел, из разбитых сердец! Это были мои деньги, мои! – Он ударил себя в грудь костлявым кулаком, глаза его горели. – Деньги принадлежали мне, моим товарищам, людям, которые там… – Он показал туда, где виднелось мрачное тюремное здание. – Я отнял их от толстых, жирных людей и рад! Одной драгоценностью будет меньше у их отвратительных женщин; на один мотор меньше придется чистить их рабам!

– Высокая мысль, – прошептал сочувственно Элк.

– Вы! Кто вы такой? Классовый лакей, наемный палач, тюремный поставщик!

– Совершенно верно, – прошептал Элк, слушая с закрытыми глазами.

– Если они нашли эти бумаги, то придется им задуматься, слышите? Там такие вещи, от которых им не поспится! А если призывы к восстанию подействуют, так я готов снова вернуться в Принстоун.

Элк быстро открыл глаза.

– Так что же там было? – разочарованно спросил он. – Какой-нибудь революционный вздор?

Ингл кивнул.

– А я думал, там что-нибудь интересное! – сказал Элк. – Дурацкая идея, правда, Ингл?

– Для вас – да, для меня – нет. Я ненавижу Англию, ненавижу англичан! Я ненавижу средний класс, этих грязных самодовольных свиней! Я ненавидел их, когда был голодающим актером, а они сидели в креслах, с осклабленными жирными лицами.

Он задохнулся.

– Можно многое сказать в пользу толстых людей, – задумчиво произнес Элк. – Вот возьмите Гарло, его вы не назовете толстым.

– Гарло! – презрительно сказал Ингл. – Вот еще один из ваших денежных богов. Может быть, он и не таков, как кажется. Там, в тюрьме, говорят, что он прожженный плут. Но он не грабит бедняков. Он отбирает громадные куши от жирных людей.

– Ничего не могу сказать. Он на стороне закона и порядка. Человек, дарящий полицейские участки, не может быть совершенно плохим.

Когда поезд остановился на Плимутской станции, сыщик уже был уверен, что от этого человека ничего нового не узнаешь. Он пошел на телеграф и послал Джиму короткое сообщение:

«Революционный хлам. Ничего важного».

Он сел в тот же поезд, который уносил Ингла в Лондон, но в другое купе. Только проехав Бат, он вошел к Инглу и сел с ним рядом, чем тот, по-видимому, остался доволен и сразу же спросил:

– Видели вы мою племянницу? Она знает о воровстве?

Когда Элк подробно рассказал о том, чему был свидетель, Ингл воскликнул:

– Гарло! Зачем он приходил? Он встретил Эйлин в Дартмуре, вы говорите? – Он нахмурился и вдруг хлопнул себя по коленям. – Теперь вспоминаю. Он красовался в своем автомобиле, когда мы возвращались с поля. Это был Гарло. Знает ли он Эйлин? – подозрительно спросил Ингл попутчика.

– Они познакомились в Дартмуре; это все, что я знаю, – ответил Элк.

– Он волочится за ней? Она ведь хорошенькая. Впрочем, она в таком возрасте, что может обойтись и без моей опеки.

Итак, этот утопист предоставил Эйлин ее судьбе.

Глава 7

Он написал ей из Плимута и просил приехать к нему вечером; она вошла как раз, когда он кончал обед, приготовленный им самим.

– Да, я уже знаю о грабеже, они не нашли там ни шиллинга, слава Богу. Зачем ты позвала полицию?

– Кого же другого мне было звать? Доктора? – спросила она. – Что обыкновенно делают, когда обнаружат воровство? Конечно, я послала за полицией.

Ингл с удивлением и злобой посмотрел на девушку, но она не испугалась. Он первый опустил глаза.

– Может быть, так и следовало поступить. Ты знаешь Гарло?

– Я встретилась с ним в Дартмуре.

– Вы знакомы?

– Не больше, чем вы, – сказала Эйлин, и он опять удивился.

– Я не собираюсь ссориться с тобой, чего ты накидываешься на меня? – прошипел Ингл. – Ты была мне полезна, но и я не был скуп. Гарло твой хороший знакомый…

– Он пришел сюда в день грабежа, чтобы предложить мне место, – перебила Эйлин, как будто не замечая его гнева. – Я встретила его в Принстоуне, и, вероятно, он подумал, что из-за моего родства с вами мне трудно будет пристроиться.

Ингл проворчал что-то, чего она не разобрала; ей показалось, что она напугала этого раздраженного человека, чего она вовсе не хотела.

– Больше ты мне не нужна. – Ингл вытащил бумажник и вынул из него банковый билет. – Я не собираюсь больше давать тебе деньги.

Он, очевидно, надеялся, что она откажется от денег, и не ошибся.

– Теперь все? – спросила Эйлин, не обнаруживая намерения взять деньги.

– Все.

Она кивнула в знак прощания и пошла к двери.

– Уборщицы придут сегодня, – сказала она. – Вам лучше бы сговориться с одной из них, чтобы она поселилась здесь в доме, но, вероятно, у вас свей планы.

Раньше чем он смог ответить, она ушла. Ингл слышал, как захлопнулась за нею входная дверь, взял деньги и положил их без всякого смущения обратно в бумажник: несмотря на широту политических взглядов, он был необычайно скуп.

Ему предстояло много дел: открыть старые ящики, достать бумаги и счета, спрятанные в различных потаенных местах. Сиденье большого дивана поднималось, как крышка, там были спрятаны документы, а в стальном ящике хранились расчетные книжки, которых полиция не нашла, хотя производила обычный обыск.

Ингл был деятельный политик. Хотя он и не стал партийным функционером, но принадлежал к сильным натурам, которые бессознательно делаются ядром движения. Его недовольство жизнью вообще было искренно. В самых простых причинах и следствиях он усматривал несправедливость. Он сделался вором не вследствие своих убеждений, которые лишь оправдывали его презрение к закону и общественным обязательствам. В тюрьме он не стал ни лучше, ни хуже. Он презирал своих товарищей по заключению, ненавидел тюремного священника.

Окончив работу, Ингл закурил папиросу, поправил подушки, лег на диван и курил, пока не зазвонил телефон; тогда он встал.

Голос, который заговорил с ним, был ему незнаком.

– Мистер Ингл?

– Да, – коротко ответил он.

– Можете вы пожертвовать своими принципами? – был задан ему странный вопрос.

– Что вам угодно?

Может быть, это был старый знакомый, нуждавшийся в деньгах. Тогда – разговор короткий. У Артура Ингла не было глупых идей относительно благотворительности.

– Можете вы сегодня ночью встретиться со мной против Гвардейских казарм?

– То есть в парке? – с удивлением спросил Ингл. – Кто вы? Я заранее вам говорю, что не собираюсь менять свои намерения, чтобы встретиться с неизвестными людьми. Я сегодня очень устал.

– Мое имя… Гарло.

Ингл не удержался от восклицания:

– Стрэтфорд Гарло?!

– Да, Стрэтфорд Гарло.

После продолжительной паузы Артур Ингл заговорил:

– Это необычайная просьба, но, я полагаю, не вздорная.

– Так придете? – сказал голос. – Артур Ингл некоторое время колебался.

– Хорошо, приду, – сказал он. – В какое время?

– Ровно в десять часов. Я вас не заставлю шататься по улице в эту холодную ночь. Вы сядете в мой автомобиль, и мы куда-нибудь поедем.

Ингл повесил трубку в некотором смущении. Он был осторожный человек, и через десять минут позвонил по указанному ему телефонной конторой номеру, и тот же голос ему ответил:

– Вы удовлетворены?

– Да. Я буду в десять часов.

Ему надо было ждать два часа. Уборщицы пришли в девять. Он указал им, что делать, распорядился на завтра, вернулся в столовую и стал обдумывать необычайную просьбу Стрэтфорда Гарло. И чем больше он думал, тем меньше был склонен сдержать обещание. Наконец он подошел к столу, взял лист бумаги и написал записку.

«Дорогой мистер Гарло!

К сожалению, я должен отказать вам. Я только что выпущенный под расписку каторжник и не могу подвергать себя ни малейшему риску. Откровенно скажу вам, я подумываю, что, может быть, это ловушка, подстроенная моими «друзьями» из полиции; было бы с моей стороны глупо, чтобы не сказать больше, впутываться в ваши дела, пока я не узнаю, что вам от меня желательно, или по крайней мере не получу письменных подтверждений, что вы ищете сближения со мною.

Искренно ваш Артур Ингл».

Он вложил письмо в конверт, надписал адрес и крупными буквами слева в углу начертал: «весьма важное». Но любопытство мучило его. Он как можно скорее должен был узнать, зачем Стрэтфорду Гарло понадобился Артур Ингл, только что выпущенный из тюрьмы. И почему это свидание должно быть тайным?.. Вдруг он пришел к какому-то решению, бросил письмо на стол и, выйдя в спальню, переоделся в темный костюм.

Уборщицы были в кухне; он отворил дверь и отдал им последние приказания:

– Я ухожу, ждать меня не надо. Кончайте работу и приходите завтра к восьми, – пролаял он жалким членам пролетариата и в каком-то странно возбужденном настроении стал спускаться по лестнице. Когда часы пробили три четверти десятого, Ингл уже был в парке. Торопиться было незачем, и он, чтобы согреться, стал прохаживаться не слишком быстро, но и не слишком медленно, чтобы не возбуждать подозрений. Прошел городовой, Ингл вспомнил, что до сих пор не явился в местное полицейское управление, и выругал проклятую систему, которая все еще держала его на привязи.

Ингл посмотрел на часы – было без пяти десять. Он стал у ворот кавалерийских казарм. К тротуару бесшумно подъехал лимузин, остановился перед ним, и дверка открылась.

– Угодно войти, мистер Ингл? – услышал он тихий голос и, не говоря ни слова, вошел внутрь, закрыл за собой дверку и опустился на мягкое сиденье рядом с человеком, в котором сразу признал Гарло Великолепного, имя которого в Дартмуре являлось символом богатства, превосходящего все мечты.

Автомобиль быстро доставил их в Гайд-парк и уменьшил скорость. Стрэтфорд Гарло заговорил…

Около часа кружил автомобиль, падал снег с дождем, парк вскоре совсем обезлюдел. Как во сне, слушал Ингл неожиданные предложения своего спутника.

Во всяком случае он их слушал с удобством. Инспектору Джиму Карлтону, скорчившемуся на задке машины, было несравненно менее удобно. Дождь мочил его и леденил, а микрофон, прикрепленный к машине, не доносил до его слуха, сквозь лошадиный волос и кожу обивки, слова разговора, услышать который имело для него жизненно важное значение.

Артур Ингл вернулся в свою квартиру вскоре после одиннадцати. Женщины уже ушли, чему он был очень рад.

Он сварил себе кофе, сел за стол и стал писать. Один раз он встал, вошел в спальню, зажег лампу над туалетным столиком и минут пять рассматривал свое изображение в зеркале Рассматривание как будто доставило ему удовлетворение, он улыбнулся и вернулся к своим записям.

Улыбка не сходила с его губ, а раз он даже громко рассмеялся. Очевидно, случилось что-то, что доставило ему особенное удовольствие.