Текст книги "Зеленый на красном"

Автор книги: Эдди Ирвайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 8. Болезненная тема

Гонщики в своем стремлении отыскать дополнительную десятую секунды могут зайти очень далеко. В течение какого-то времени нас с Михаэлем беспокоило то, что наши шлемы слегка прикрывали отверстие верхнего воздухозаборника. Если вы посмотрите на фотографии, то увидите, что наши головы не совсем блокируют отверстие, но разница, которая может быть получена при малейшем изменении угла наклона головы для улучшения дыхания мотора, потрясающа. Это может принести выигрыш до пары километров в час. Когда времена на круге измеряются тысячными секунды, а сам круг составляет около 3 миль, за эти несколько дополнительных километров в час стоит побороться.

И Михаэль, и я ездили по прямой, пытаясь наклонить голову в ту или иную сторону. Это действительно помогало, пусть даже поначалу езда на 170 милях в час с наклоненной головой могла нас слегка дезориентировала. Но вскоре мы к этому привыкли, правда, со стороны казалось, будто гонщик попросту заснул, склонив голову набок. Если бы нам пришлось ездить в таком состоянии постоянно, то по паддоку бы мы ходили с перманентно свернутой шеей, не говоря уже об опасности быть привлеченным к ответственности за завлекающие позы. Я пытался слегка облегчить положение тела во время гонки, стараясь сесть как можно ниже.

Неприятности со спиной в гонках мучили меня постоянно, поскольку моя слишком длинна для моего роста. Такого рода проблемы вообще достаточно распространены среди гонщиков. Дерек Дейли, дублинец, гонявшийся в Формуле 1 и Индикаре, посоветовал мне подложить под спину дугу, дабы облокотиться на нее, мол, это мне поможет. Я никогда не мог понять, почему это произойдет, но я воспользовался этим советом в Ф3000, и это сработало. С тех пор спинки моих сидений изготавливались в виде буквы «S», но теперь я был готов избавиться от дуги, лишь бы сесть немного пониже. Когда я испробовал новое кресло, сидя в неподвижной машине, все было превосходно. На практике появилась небольшая боль, впрочем, недостаточная для того, чтобы я придал ей значение. В любом случае, я был слишком занят попытками добиться улучшения результатов.

На Нюрбургринге проблема с недостаточной поворачиваемостью Ф310 была столь остра, что мы решили избавиться от нее любыми способами. Мы сделали зад болида куда более жестким, настолько, что пружины задней подвески были в три раза жестче тех, что стояли на машине Михаэля. Это сделало зад болида более нервным, но зато – никакой недоворачиваемости!

В целом, болид был достаточно хорош для того, чтобы привезти меня в квалификации на шестое место. На самом деле, вплоть до последней попытки я был четвертым, и был уверен, что мне удастся сохранить этот результат, поскольку свои последние силы я сберегаю на финальный быстрый круг. Но, когда я выехал, машина повела себя очень странно. Я шел медленнее, но куда хуже было то, что Девид Култхард и Жан Алези смогли улучшить свои результаты. Когда механики проверили машину, они обнаружили, что сломался задний амортизатор, из-за чего я был рад и шестому месту. Но, с другой стороны, я был бы еще более счастлив, не завоюй Михаэль на последних минутах квалификации поул-позишн.

Михаэль проехал фантастический круг. Зрители обезумели от счастья, поскольку это был первый поул Феррари в Имоле с 1983 года. Что же касалось меня, то 1.3-секундная разница между двумя болидами Феррари стала еще одним знаком растущего разрыва между Михаэлем и мной. Круг Михаэля еще долго смаковали в боксах, но мы знали, что в какой-то степени наши места на стартовой прямой особого значения не имеют, поскольку нас мучали проблемы со сцеплением. Помня об ужасном старте две недели назад, на хороший рывок с места я не рассчитывал, да и Михаэль не питал особых иллюзий по поводу того преимущества, которое могло бы ему дать первое место на старте.

Если говорить попросту, сцепление на Ф310 не работало так, как следовало бы. Оно было настолько непредсказуемо, что могло точка схватывания могла в любой момент сместиться, а затем оно хватало очень и очень резко. Меня такое положение вещей очень расстраивало, ведь я горжусь своими стартами на протяжении всей карьеры. В этом же сезоне мне удался только один полуприличный старт, да и тот в Мельбурне. С тех пор сцепление было ужасным. И Имола исключением не стала.

В первые же секунды после старта я отвалился на девятое место. Как только гонка более-менее успокоилась – во втором повороте вышло небольшое недоразумение, кстати, я совсем не удивился, когда узнал, что в нем оказался замешан Жан Алези – я поднялся на одно место вверх, и затем сконцентрировался на том, чтобы найти нужный ритм. Мне это удалось, и впервые в этом сезоне я почувствовал, что действительно хорошо еду. Затем я догнал Алези. Со стороны было видно, что он очень сильно борется с машиной, и единственным путем его обгона стал бы его заезд в боксы, так что бы я перед своей остановкой смог проехать несколько быстрых кругов. Вернувшись на трассу на шестом месте, я догнал Баррикелло, чему был очень рад. Фактически, если посмотреть на времена на круге, быстрее меня в тот момент по трассе шли только Деймон Хилл и Михаэль.

Второй и последний заезд в боксы позволил мне опередить Джордан и выйти на то, что стало на тот момент уже четвертым местом. Я уже всерьез рассчитывал сменить его на третье, поскольку приближался к Бенеттону Герхарда Бергера, но застрял за Диницем, отстававшем на своем Лижье на круг. К сожалению, он продержал меня четыре или пять кругов, что стоило мне нескольких секунд. В конце концов мне пришлось смириться со своим четвертым местом; гонку выиграл Хилл, Михаэль – второй, Бергер – третий. Как только я пересек финишную черту, я ошибочно посчитал свой уикенд законченным. На самом же деле, сражение только начиналось.

Я и не знал, что Михаэль испытывал серьезные проблемы с тормозами. Я заметил, что после финиша он свернул на обочину. Поскольку толпа уже начала перелезать через заграждения, я предположил, что и другие машины паркуются там же. Я и понятия не имел о том, что было первопричиной.

Когда я начал вылезать из кокпита, народ уже окружил машину. Как только я встал на ноги, меня начали пихать со всех сторон. Они пытались снять с меня шлем, не расстегивая застежки. Приятно, конечно, когда пожимают руку, но я заметил, что они также собирались снять с меня перчатки. В какой-то момент я решил, что они собираются поднять меня в воздух, затем я понял, что они стремятся залезть мне на плечи. Они прыгали на меня, подлезали со всех сторон. Полное сумасшествие.

В тот момент я внезапно вспомнил о своем новом сидении и проблемах со спиной. После пяти кругов гонки я испытывал абсолютную агонию. Я пытался сдвинуть левую ногу, чтобы хоть как-то облегчить положение. После приблизительно двадцати пяти кругов боль стала настолько невыносимой, что спина онемела. После этого уже не было никаких проблем; я попросту ничего не чувствовал. К концу гонки две главные мышцы, проходящие вдоль всей спины, походили на силиконовые имплантанты. Несколько мгновений после того, как я вышел из машины, они напряглись и заболели, как сволочи. А мне к тому же предстояло иметь дело с этой давкой. Я не мог понять одного – если они такие энтузиасты, то зачем же пихаться? Это было очень неприятно.

На предгоночном брифинге нас предупреждали о возможности прорыва людей на трассу. Все, что в этой ситуации может сделать гонщик – свернуть на обочину, вылезти из машины и надеяться на лучшее. По крайней мере, Михаэль находился неподалеку, и я знал, что кто-нибудь вскоре нас спасет.

Естественно, вскоре подъехала машина и забрала Михаэля – оставив меня посередине толпы. Затем показалась другая машина – официальные лица посмотрели на меня и уехали дальше. Очевидно, они меня просто не узнали! Все стремились подобрать Михаэля, который после своего потрясающего выступления стал Человеком Гонки. Тем не менее, меня это мало радовало. «Что за сборище бестолочей!», – подумал я, после чего попытался было пробраться в боксы, но все без толку. Мне пытались помочь двое охранников, без особого успеха.

Такова обратная сторона фанатического боления за Феррари. Перед стартом гонки, когда гонщики совершают в открытых машинах перед трибунами круг почета, толпа сходит с ума. Это заставляет думать, что я делаю действительно нечто стоящее, и все равно меня это немного смущает. Я ощущаю, что за то, чтобы находиться здесь, мне приходиться бороться. Они приветствуют меня, и тем не менее, я не способен выполнять ту работу, которую должен был бы.

Нет никакого сомнения в том, что этому еще и не способствуют – с моей точки зрения – успехи Михаэля. Он выполняет работу по-своему, а у меня складывается такое впечатление, что от меня не ждут, что я способен выполнить и половину подобных вещей. Как я уже говорил, я не уверен в том, что если начать разбираться по сути, что его способ приносит столь большую выгоду. Он может ехать быстро с самой первой минуты пребывания на трассе, и после намного быстрее он уже не поедет. Так для чего же нужны все эти длительные беседы с инженерами и дизайнерами? Мне это не кажется правильным. Это не дает ничего. Я же не могу сделать какие-либо выводы, не проведя перед этим длительных тестов. Правда, как раз это нам не светило, поскольку у нас было слишком мало рабочих коробок передач. Гран При Монако шло раньше.

Приятно было изменить обычному способу путешествия на гонку, и вместо всей этой суматохи, связанной с аэропортами и полетами, добраться до места назначения на собственной машине. Вот вам показатель того, сколь много произошло изменений; тридцать лет назад в том, чтобы добраться до трассы на собственном Ягуаре или Форде Зефире, не было ничего необычного; полеты на самолеты были роскошью. Теперь, вне всякого сомнения, полеты сродни поездкам на автобусе; за исключением того, что они не столь просты. Так что, я получал удовольствие от того, что передвигался от Болоньи до Монте-Карло за рулем своей Альфы. Пейзаж местами очень даже впечатлял, и, разумеется, я мог слушать но полную громкость свои любимые компакты, среди которых были Кренберис, Оазис и Ван Моррисон.

Кстати, как-то раз я встретил подружку Вана Моррисона в ночном клубе Лили Борделло, и она поведала мне, что они собираются поселиться неподалеку от того мест, где жил я. Можете себе представить мои чувства в тот момент, когда Ван Моррисон прикупил большой участок земли прямо под моим домом. Мне так и не довелось с ним увидеться, но в один день я испытал настоящий шок. Мы с моей подружкой Николя слушали заголовки местных радионовостей, когда диктор произнес: «Подружка Вана Моррисона в секретной связи с местным асом-гонщиком».

Мы с Николя, не говоря ни слова, переглянулись. Моя совесть была абсолютно чиста, но вы никогда не знаете, что дальше скажет пресса. Когда же они перешли к подробному освещению новостей, то обнаружилось что у Мишель Роча по слухам была связь с кем-то из мира лошадиных гонок – т. е. скачек. Мы с Николя взорвались от смеха. Не думаю, что Ван Моррисон и его подружка нашли в этом что-то смешное. Кстати, вскоре после этого они съехали.

У меня всегда есть время послушать ирландскую фольклорную музыку. Я по-настоящему люблю это дело. По мне, так нет ничего лучше, нежели сидеть в баре, окруженным музыкантами со скрипками, гитарами и дуделками. Даже в такой дали, как Токио, я нашел местечко, специализирующееся на том, что я называю «дидли-ди» музыкой. Это было замечательно. Так что, по пути в Монако я уделил внимание и таким записям, ибо по прибытии времени на релаксацию у меня практически не было.

По поводу Монако, как места проведения гонок, существуют различные мнения. Одни говорят, что этой устаревшей и опасной трассе нет места в современной Формуле 1; улицы слишком узки, а стены и барьеры слишком близки; обгоны невозможны. Мне эта трасса кажется великолепной. Она очень трудна по всем вышеперечисленным причинам, но она также накладывает очень высокие требования на гонщика. Здесь постоянно нужно ехать на пределе. Но с другой стороны, гоняться здесь очень весело. Местечки, типа поворотов у бассейна просто великолепны. Слепой вход с высокими стенами и барьерами по обе стороны. Очень быстрые повороты, требующие от гонщика высокого самообладания.

После первого дня практики в четверг я был по-настоящему доволен тем, что был столь же быстр на отрезке у бассейна, как и Михаэль. К сожалению, на всех остальных участках я проигрывал; он был куда быстрее на входе и выходе очень быстрого участка у Площади Казино, что на вершине холма. По окончании квалификации в субботу Михаэль снова оказался на поул-позишн, я же был седьмым – отстав на 1.2 секунды. И снова разрыв между нами был куда больше ожидаемого, но причины оставались все теми же.

С самого начала в четверг мой болид был очень хорош. Мы сделали несколько изменений в настройках, и это сказалось в лучшую сторону. Мы попробовали зайти в наших изменениях еще дальше, но неудачно; вне зависимости от последующих настроек я проезжал круг приблизительно с одним и тем же временем. Тем не менее, нам удалось стабилизировать зад болида. Мы знали, как исправить одну или две проблемы, но не знали, как вылечить все. Это еще раз подтвердило мои слова о необходимости тестов для получения общей картины.

По ходу уикенда я был приглашен на официальную пресс-конференцию. Один из журналистов, специализирующийся на трудных и провокационных вопросах, захотел узнать, разочаровыван я или нет нехваткой тестов, и тем фактом, что я снова медленнее Михаэля. По-моему, нет никакого смысла задавать вопрос, если только он не из разряда неудобных; с ними у меня проблем нет. Куда труднее отвечать на одно и то же, причем, когда в ответ я могу сказать немногое. Я провожу мало времени на тестах, потому что у нас мало коробок передач, а изменить это я не в силах. Я подписал контракт с Феррари, осознавая, на что иду. Да, я не рассчитывал, что в действительности все окажется настолько плохо, но таковы факты; это произошло, и изменить это я не в силах. Вся команда нацелена на завоевание очков, и пока настроение ее будет оставаться таким же, мы будем счастливы тому, что делаем.

На самом деле мне казалось, что эта ситуация заботит журналистов больше меня самого. Мне кажется, они рассчитывали услышать критику в адрес Михаэля. Но у меня не было никакого повода ругать его, поскольку в конце концов он работает в своих интересах, так же, как я – в своих.

Еще меня спросили о том, мол, сейчас, оглядываясь назад, счастлив ли я своему решению перейти из команды Джордан в Феррари. Согласен, сейчас Джордан выступает лучше прежнего, но к началу Гран При Монако на моем счету было больше очков, нежели у обоих пилотов Джордана, вместе взятых. Конечно, дела в Феррари обстоят не лучшим образом, но я должен оценивать ситуацию в перспективе, какой она была раньше, и какой стала сейчас. В Феррари мой контракт намного лучше, и я набрал больше очков, чем если бы я остался в Джордане.

Команда Джордан мне симпатична, и когда мы были вместе, то время было прекрасно. По-моему, Ян Филлипс – коммерческий директор – просто звезда; Эдди Джордан очень забавен, а вся команда – единое целое, веселилась так же хорошо, как и работала. Но, по моему мнению, нет никакого сомнения в том, что им необходимо больше технически подкованных людей.

Мне всегда говорят, что Михаэль выступает так успешно потому, что он очень много работает, отсюда они делают вывод, что если я буду действовать так же, то стану похож на него. Я не верю, что дело только в этом. Порою мне становится интересно, действительно ли ему для того, чтобы добиваться успеха, необходимо влезать во все подробности. Могу ошибаться, но по-моему Михаэль просто быстр. И больше от него ничего не требуется.

Мне удалось немного оторваться от технических деталей, приняв участие в том, что я бы назвал показом мод от Чарутти, спонсора Феррари, где юные актеры и актрисы дефилировали в нарядах этого модельера. Туда меня пригласила сама Шантал Чарутти; это очень, очень милая женщина. До этого я участвовал в рекламной фотосъемке для нее и журнала Class, проходившей на пляже в Каннах; я одевал различные наряды и позировал перед камерой. У них прекрасный фотограф, и мне все очень понравилось.

Предполагаю, что это прекрасно вписывалось в тот гламурный образ, складывающийся у людей по отношению к пилотам Формулы 1, тем более в Монако. Люди верят в то, что эта гонка представляет из себя одну большую тусовку. Может быть, для большинства народа это и так, но не для гонщиков. Во вторник вечером мне удалось отужинать с Яном Филлипсом. С ним всегда приятно поболтать, у него прекрасный характер, и он просто кладезь информации. Не важно, насколько его истории правдоподобны; рассказывает их он с таким энтузиазмом, что все слушают его с большим удовольствием.

В четверг вечером в Монако с друзьями приехала Николя. Я пообещал встретиться с ними в «Звездах и Полосах», популярной забегаловке на набережной, расположенной прямо за паддоком. Но пришло время, а я так устал, что в итоге все веселились до упаду, а я отправился в постель, Спать. Никакой романтики.

Может быть, выступай я до сих пор за Джордан, я бы еще и подумал о том, не присоединиться ли мне к друзьям, поскольку Эдди Джордана мало интересовало, чем я занимаюсь в свое свободное время, если это не вредило моим выступлениям. Но сейчас в своей новой роли в Феррари, мне казалось, будет лучше там не появляться. Я должен был принять то, что сейчас я больше нахожусь на виду. Про это забывать не стоило.

Такова жизнь пилота Феррари. Я определенно ограничивал себя в действиях. Всегда найдется кто-то, кто наблюдает за тобой; ждет, когда ты совершишь ошибку. Я чувствовал себя обезьянкой. Не очень приятно. На самом деле, это даже вызывало боль, правда, совсем иного рода, нежели та, в Имоле. Я просто должен был играть в эти игры с осторожностью, пока не придут результаты. И только тогда я смог бы вздохнуть свободно. Но, когда я выезжал на стартовую решетку Гран При Монако, все это казалось слишком далекими мечтами.

Глава 9. Лодка, как дом

Я начал гонку, искренне веря в то, что проведу ее, фигурально выражаясь, как на собственном корабле… К несчастью, после того, как мне пришлось оставить свой поврежденный болид на дальней стороне трассы, именно так я и завершил ее, на катере пересекая залив в направлении паддока. С кем не бывает… Это был день постоянно меняющейся фортуны. Как говорится, типичное Гран При Монако…

Прогревочная сессия в воскресение с утра выдалась сухой, и болид вел себя хорошо. Никто не обращал на меня никакого внимания, поскольку я показал десятый результат и не мог никому угрожать. Но я-то чувствовал скрытый потенциал.

В начале сессии, до того, как мы сделали ряд изменений в настройках, я шел наравне с Михаэлем. Новые настройки оказались ошибочными, но, до того, как мы смогли вернуться к первоначальным, мотор напрочь отказался запускаться. Тем не менее, после проделанной работы я почувствовал, что поведение болида стало намного лучше. Благодаря тому, что нам удалось избавиться от избыточной поворачиваемости, он слушался руля, а этого мне так не хватало на протяжении всей квалификации.

В субботу на утренней практике я был достаточно быстр, поскольку мне удалось показать 1.22.6 на старых покрышках, в то время как лучшее время Михаэля равнялось 1.22.0 на новых, а Деймон Хилл установил ориентир на 1.21.5, и я чувствовал, что мне по силам с ним сравняться. Я искренне надеялся, что у меня есть шанс.

Я приберег свои новые покрышки до квалификации, но мы совсем упустили из виду погодный фактор. Обычно на Гран При между утренними практиками в субботу и квалификацией после полудня температура поднимается. В Монако она осталась на той же отметке, и мы не смогли быстро перестроиться. Из-за этого болид стал испытывать ужасную недоворачиваемость. Мы внесли небольшие изменения в настройки, но этого было недостаточно, и проблема с поворачиваемостью осталась. В результате на стартовой решетке мне пришлось довольствоваться седьмым местом. И теперь, в начале утренней прогревочной сессии в воскресение, болид вновь вел себя прекрасно, и это внушало оптимизм. К несчастью, в автоспорте не все так просто, и маятник уже готовился совершить обратный скачок.

После окончания воскресной практики, ближе к началу гонки, на трассу обрушился сильный ливень. Поскольку это произошло впервые за уикенд, перед стартом гонки правилами положена пятнадцатиминутная акклиматизационная сессия, которая по сути своей очень важна, поскольку таким образом гонщикам предоставляется возможность перед началом дождевой гонки опробовать мокрую трассу. К несчастью, в это время команда меняла на моем болиде мотор, и я в отведенный отрезок выехать на трассу не смог.

Это был гигантский шаг назад. На треке было полно воды, а нам приходилось стартовать с чистого листа, и только в гонке осознавать, насколько быстро можно идти, не вылетая при этом с трассы. Ты уже не можешь давить на газ, уча границы сцепления, и надеяться вернуться на трассу, проделав полуразворот. Другой альтернативы, кроме как выстрадать свой путь – нет.

Планируя нашу тактику, мы немного загнали себя в угол. Когда состояние погоды в течение гонки столь неопределено, мы решили пойти на один пит-стоп, залив при этом больше топлива, чем обычно. Предполагалось, что если дождь в течение гонки будет продолжаться, то я смогу пройти ее без остановок, поскольку в дождь мотор работает не столь напряженно, и поэтому расходует меньше топлива. Нас так увлекла эта идея, что мы даже не подумали о том, что если дождь будет идти всю дорогу, то лучше было бы все же один раз остановиться. Но мы настолько сильно пытались быть умными и рассчитать то количество топлива, что хватило бы до финиша, что мы совершенно забыли, сколько я буду проигрывать, везя этот лишний вес.

Я выехал на старт с большим количеством топлива на борту, хорошо стартовал и обнаружил себя на четвертом месте, отрываясь при этом от Баррикелло на Джордане. Тогда я был даже способен держаться за Бергеровским Бенеттоном, шедшим третьим. Неплохая позиция, учитывая, что обгоны на этой узкой трассе практически невозможны. Помню, я тогда еще думал «ха, это легко». Знал бы я тогда, что случится дальше…

Внезапно сцепление с дорогой исчезло, может быть из-за того, что упала температура в покрышках, поскольку я не был способен поддерживать достаточно высокую скорость. Удерживать идущих позади не составляло большого труда. Но парни, шедшие впереди, буквально испарились из виду. Пусть так, на этой стадии я был рад своему четвертому месту, считая, что пит-стоп мне не потребуется. Я выглядел достаточно хорошо. Подумалось даже, что Алези, шедший вторым, может в кого-нибудь врезаться, кто-то может сойти с дистанции; может быть случится так, что Вильямс лидировавшего Хилла сломается; и, конечно, Михаэль сам вычеркнул себя из гонки, врезавшись на первом круге в барьер ограждения. Мое чувство оптимизма возросло тогда еще сильнее. Я, помнится, думал «а здесь можно победить».

Сзади меня шел Хайнц-Харальд Френтцен, и я знал, что это не станет большой проблемой. Френтцен – быстрый гонщик, но, вместо того, чтобы оставаться спокойным и разрабатывать планы того, как бы меня обогнать, он вел себя, словно клоун. Постоянно болтался в моих зеркалах, настолько часто, что я начал подозревать, что в конце концов он либо врежется в отбойник, либо в меня. Теперь, тормозя перед поворотами, я начинал заходить в них пошире, чтобы у меня, после того, как он неизбежно попадет в аварию, была по крайней мере возможность попытаться вернуться на трассу. Однако, несмотря на все мои предосторожности, Френтцен таки в меня врезался, предприняв свою «все-или-ничегошную» атаку, не принесшую никаких дивидендов с того самого момента, когда он сунул свой Заубер на пространство в половину размера болида.

Он вынудил меня пойти широко, но я умудрился разминуться с отбойником и продолжить движение. Мелькнула мысль: «Это радует. Теперь он мне не помеха.» Как только я был избавлен от Заубера, то смог сконцентрироваться на лучшем прохождении поворотов. Перед стартом Михаэль посоветовал мне уходить с траектории, потому что именно так можно было добиться лучшего сцепления с мокрой дорогой. На самой траектории было слишком много резины, и там могло быть слишком скользко, так что, по крайней мере в начале гонки, я мог смещаться в сторону, к тому же это приносило дополнительные плоды в борьбе с Френтценом, пока он еще пытался меня обойти.

Однако, по ходу Гран При болиды постепенно высушивали траекторию, и это стало работать против меня, поскольку, Френтцен сразу же сел мне на хвост. Я больше не мог позволить себе продолжать эксперименты с внешними траекториями, и был вынужден тормозить намного раньше, чтобы понять, где точно находится сцепление, и Френтцен, получив половинку шанса, мог бы попытаться сунуться внутрь и пройти меня. Я знаю, это может звучать слишком по-ирландски, но на самом деле Хайнц-Харальд, даже находясь позади, очень сильно сдерживал меня!

На этой стадии гонки на траектории в самом деле было куда больше сцепления. Идя по чистой трассе в какой-то момент я даже начал отрываться от Девида Култхарда, но тут встал следующий вопрос – возможно самый главный на этой гонке – когда же мне заехать в боксы и сменить дождевую резину на слики. Единственное, что мне было известно точно – я не собирался делать это первым. Поскольку Алези является одним из лучших ездоков на сликах по мокрой трассе, я рассчитывал на то, что я подожду, пока он заедет в боксы, а затем посмотрю на его времена на круге. Я связался с командой по радио и объяснил им ситуацию – решение нам предстояло принимать сообща.

Первым в боксы поехал Френтцен, и, оценивая его времена по секторам на первом круге из боксов, команда увидела, что едет он на две секунды быстрее, чем кто-либо до этого. Стало понятно, что нам следует сделать.

Команда тут же зазвала меня в боксы, и это было очень правильным решением. Мой пит-стоп прошел быстро, поскольку у меня на борту уже было достаточно топлива, а это означало, что на дозаправке мы потеряем очень мало времени. Я вернулся на трассу на спокойной третьей позиции. Поблизости в тот момент никого не было, и тогда я допустил тактическую ошибку. Вместо того, чтобы действительно поднажать, я попытался сохранить свою позицию. Давление в шинах немного упало и, поскольку трасса была холодной, покрышки не производили достаточного тепла, чтобы поднять давление. Все это привело к тому, что я не мог теперь ехать в хорошем темпе – и тем самым поднять температуру и давление.

И в это время меня – и всех остальных – начал догонять Оливье Панис – с невероятной скоростью по две секунды на круге. Лижье буквально летело по трассе, Оливье не щадил никого. Он появился позади меня и в шпильке за отелем Левс просто убрал меня с пути. Внезапно я обнаружил себя вжатым в ограждение. Это стало уже второй гонкой из трех (если вы помните, в Германии Панис выпихнул меня из чиканы, и единственной радостью тогда служил тот факт, что в тот момент я уже направлялся в боксы и особого значения это не имело) и теперь, сидя с внешней стороны чиканы с заглохшим мотором я не мог не осознавать, что теперь он мой должник.

Я не мог сдвинуться и было очевидно, что маршалам придется подтолкнуть меня – что приведет к мгновенной дисквалификации. Правила гласят, как только маршалы дотрагиваются до твоего болида, то, даже если ты умудрился вернуться в гонку, ты уже из нее выбыл.

Я пытался понять, как они смогут убрать Феррари. Определенно, для этого им придется воспользоваться краном, и я заранее расстегнул свои ремни безопасности, чтобы потом побыстрее выскочить из кокпита. В Монако маршалам ни на секундочку не приходится расслабляться. Если на такой узкой трассе в опасном месте застыл болид, времени терять нельзя. Если вы не будете достаточно быстры, они подцепят твой болид на крюк еще до того, как ты вылезешь из кокпита. Как когда-то мильен лет назад мой кузен Стефен на крюке крана катал Дерека над свалкой автомобилей…

Внезапно, я ощутил, что болид тянут назад. Я смог вывернуть руль и покатиться вниз с горки. Затем мне удалось запустить движок. И я поехал! Я тут же связался с боксами и стал кричать «Ремни! Ремни!» в качестве предупреждения, что на что им следует обратить внимание, когда я заеду в боксы.

Команда наблюдала инцидент по телевизору и считала, что я мог разбить носовую часть болида. Это было справедливым суждением, принимая во внимание то, как бесцеремонно я был припаркован у ограждения, но, на самом деле, болид поврежден не был. С ним все было в полном порядке. За исключением моих ремней. Если бы я мог затянуть центральный замок, то может быть я бы и сам справился. Но современный кокпит в болиде Формулы 1 настолько узок, что сделать это в одиночку просто невозможно (одев шлем, пилот не может даже увидеть замок, висящий где-то в районе диафрагмы), и у меня не было иной альтернативы, кроме как заехать в боксы.

На некоторых трассах очень трудно отчетливо услышать, что говорится по радио. Монако в этом отношении хуже всего. Когда команда слушала, что я кричу по радио, они были уверены, что я должно быть говорю «Нос! Нос!» или что-то в этом духе, и это было вполне естественно. Мне кажется, у такого умственного синдрома должно существовать особое название. Проблемы подобного рода постоянно возникали при войне в Заливе, когда люди слышали только то, что они ожидали услышать. Я мог бы сказать «резиновый утенок», а они бы все равно поклялись, что я сказал «новый нос».

Так что, когда я прибыл в боксы, они были столь заняты сменой покрышек и носовой части, что никто даже не обратил внимания на то, что я бешено указываю руками на кокпит. Это стоило мне кучи времени. Затем, чтобы добиться максимального ущерба, я заглушил мотор!

Должен признать, что на этой стадии, я уже не видел смысла в том, чтобы продолжать гонку. Если я умудрюсь попасть в первую шестерку, то команда, финишировавшая за мной, подаст протест на использованную помощь маршалов, и меня дисквалифицируют. Мне, как и всем остальным, это правило было прекрасно известно. Но до того, как у меня появилось время поразмышлять на эту тему дальше, мотор был запущен, и меня проводили из боксов. «Что ж», – подумал я – «буду продолжать ехать до тех пор, пока мне не скажут обратное».

И только я выехал на трассу, как позади меня оказался не кто иной, как Панис собственной персоной, он шел на твердом третьем месте. Моем третьем месте! Я серьезно стал рассматривать возможности небольшого разворота и блокирования его на трассе. Счет тогда бы стал 2–1. Затем я подумал: «тот, кто проделает это с французом во Франции будет дисквалифицирован на две гонки. Эдди Ирвайн, блокировавший француза во Франции, получит от трех до четырех гонок штрафа, как минимум.» И мне пришлось его пропустить!