Текст книги "Обычная работа"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– Я здесь у вас мог истечь кровью, – пожаловался задержанный одному из санитаров, который как раз укладывал его на носилки.

– Вот уж этим тебе следовало бы меньше всего огорчаться, – отозвался санитар.

Дельгадо не сумел разыскать Пепе Кастаньеду в игральном зале, не нашел он его и в той дюжине окрестных баров, которые он добросовестно обошел. Сейчас уже четверть седьмого и пора было прекращать поиски. Однако, предположив на минуту, что игральным залом можно с определенными скидками назвать и зал для игры в боулинг, он решил заскочить и в Понс-Боулинг-Лейнс на Калвер-авеню, прежде чем направиться в дежурку своего участка.

Зал этот находился на втором этаже старого кирпичного здания. Дельгадо поднялся туда по узенькой лестнице и оказался в залитом искусственным светом помещении со стойкой бара у стены напротив входа. Совершенно лысый человек сидел на стуле за стойкой бара и читал газету. Он оторвал взгляд от газеты, глянул на Дельгадо и снова погрузился в чтение. Только дочитав до конца заинтересовавшую его статью, он свернул наконец газету и положил обе руки на стойку.

– Все дорожки заняты, – сообщил он. – Вам придется ждать не менее получаса.

– Мне не нужны дорожки, – сказал Дельгадо.

Человек за стойкой присмотрелся к нему более внимательно, определил для себя, что перед ним полицейский, и коротко понимающе кивнул, но не сказал ни слова.

– Я разыскиваю человека по имени Пепе Кастаньеда. Он сейчас здесь?

– А зачем он вам понадобился? – спросил мужчина за стойкой.

– Я полицейский офицер, – сказал Дельгадо и предъявил свой жетон. Мне нужно задать ему несколько вопросов.

– Мне не нужны здесь скандалы, – сказал человек за стойкой.

– А с чего это вдруг должен быть скандал? Разве Кастаньеда скандалист?

– Он-то не скандалист, – и человек многозначительно поглядел на Дельгадо.

– И я не скандалист, – сказал Дельгадо. – Где он?

– Дорожка номер пять.

– Спасибо.

Дельгадо вошел в дверь рядом со стойкой и оказался в помещении значительно более обширном, чем можно было судить по скромным размерам зала с баром. В зале было двенадцать дорожек и каждая из них была занята играющими. Здесь тоже был бар. Он находился в дальнем конце зала и вокруг него было несколько стульев. Автоматический проигрыватель играл какую-то мелодию в стиле рок-н-ролла. Пластинка закончилась как раз в тот момент, когда Дельгадо проходил мимо стоек с шарами для боулинга, лежавших на низких полках, которые одновременно служили и перегородкой между дорожками для игры и баром. Из проигрывателя раздались первые аккорды и зазвучала песня на испанском языке. Зал был заполнен глухим шумом катящихся шаров и падающих кеглей, в который врывались крики играющих, отраженные и усиленные высоким потолком.

На пятой дорожке играло четверо мужчин. Трое из них сидели на обитом искусственной кожей диванчике у доски, на которой мелом отмечались полученные результаты, а четвертый как раз возвращался к ним после удачного броска.

– Который из вас здесь Пепе Кастаньеда? – спросил Дельгадо.

Тот, что возвращался к доске, внезапно остановился и посмотрел на Дельгадо. Это был высокого роста мужчина с прямыми черными волосами и рябым от перенесенной оспы лицом. Походка его была грациозной и легкой, как у профессионального танцора.

– Я Кастаньеда, – сказал он. – А вы кто такой?

– Детектив Дельгадо, Восемьдесят седьмой участок, – сказал Дельгадо. Не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

– О чем?

– Рамон Кастаньеда ваш брат?

– Брат.

– Может быть, мы все-таки отойдем в сторонку?

– Куда это – "в сторонку"?

– Ну, хотя бы вон за тот столик.

– Но у нас сейчас игра в полном разгаре.

– Игра может и подождать.

– Валяй, Пепе. А мы пока что закажем себе по пивку, – сказал один из сидевших на диване. Кастаньеда пожал плечами.

– Сколько еще у нас осталось фигур?

– Всего три, – ответил второй из сидящих.

– У нас с вами надолго? – спросил Кастаньеда.

– Не думаю, – ответил Дельгадо.

– Тогда давайте поговорим. Мы тут как раз выигрываем и я не хотел бы перебить везение.

Вдвоем они направились к бару в дальнем конце зала. У автоматического проигрывателя стояли две молодые девицы в обтягивающих брюках, выбирая пластинки. Кастаньеда игриво оглядел их и отодвинул стул у одного из столиков. Они заняли места друг против друга. Динамики проигрывателя взревели на полную мощность. Фоном для музыки служил монотонный стук падающих кеглей.

– Так что же все-таки вас интересует? – спросил Кастаньеда.

– У вашего брата есть деловой партнер по имени Хосе Уэрта, – сказал Дельгадо.

– Совершенно верно.

– Вы его знаете?

– Конечно знаю.

– А вам известно, что он был избит сегодня утром?

– Да? Нет, этого я не знаю. Нет ли у вас сигаретки? Свои я оставил на столике.

– Я некурящий, – сказал Дельгадо.

– Когда-то и я не курил, – сказал Кастаньеда. – Но, знаете ли... – Он пожал плечами. – Избавляешься от одной дурной привычки и тут же приобретаешь другую, что тут поделать? – Он улыбнулся. Улыбка у него была открытой и заразительной. Он был всего на три – четыре года моложе Дельгадо, но сейчас выглядел совсем по-мальчишески. – Я ведь бывший наркоман, небось слышали. Вы это знали?

– Да. Я слышал об этом.

– А потом я взял да и бросил.

– Об этом я тоже слышал.

– И это не произвело на вас никакого впечатления?

– Произвело, да еще какое, – сказал Дельгадо.

– Честно говоря, я сам себе удивляюсь, – сказал Кастаньеда и снова улыбнулся. На этот раз Дельгадо улыбнулся в ответ. – Но я все-таки так и не пойму, чего вы от меня хотите, – сказал Кастаньеда.

– Избили его очень здорово, – сказал Дельгадо. – У него переломаны обе ноги, да и лицо превращено в сплошной бифштекс.

– Да, паршивы его дела, – сказал Кастаньеда. – И кто же это его так обработал?

– Четыре человека.

– Подумать только, – сказал Кастаньеда и сочувственно покачал головой.

– Они напали на него прямо на крыльце его дома. Он как раз вышел, чтобы идти в церковь.

– Да? А где он живет?

– На Шестой Южной.

– Да, правильно, – сказал Кастаньеда. – Это, если не ошибаюсь, прямо напротив кондитерской, так, да?

– Да. А поговорить с вами я решил потому, – сказал Дельгадо, – что брат ваш, судя по всему, считает, что этих четверых человек, которые избили Уэрту, кто-то попросил избить его.

– Простите, не понял, – сказал Кастаньеда.

– Когда я спросил у вашего брата, кто относится к Уэрте с неприязнью, то он сказал примерно следующее: "Никто к нему так не относится, чтобы просить кого-то о такой услуге".

– Ну и что? Что это должно означать?

– Это означает...

– Да ничего это не означает, – сказал Кастаньеда и пожал плечами.

– Это означает, что ваш брат считает, что те, кто избил его, сделали это по поручению кого-то другого, а совсем не потому, что имели что-то против него.

– Никак не пойму, откуда вы это взяли, – сказал Кастаньеда. – Он просто так это сказал. Может, он не совсем точно выразился. Но он наверняка и не подразумевал чего-нибудь такого.

– А предположим на минутку, что он именно это подразумевал. Предположим, что кто-нибудь очень хотел, чтобы Уэрту избили. И предположим, что он попросил эту четверку о таком одолжении.

– О'кей, предположим, что так.

– Не могли бы вы в таком случае догадаться, кем были эти четыре человека?

– Нет, – сказал Кастаньеда. – Послушайте, я все-таки выкурил бы сейчас сигаретку, как вы на это посмотрите? Что, если я все-таки сбегаю за ними к столику?

– С сигаретками можно и подождать, Пепе. В больнице сейчас лежит человек с переломанными ногами и изуродованным лицом.

– Да, паршиво, – сказал Кастаньеда, – но, может быть, этому человеку следовало вести себя поосторожней, а? И тогда, может быть, никому не захотелось бы избивать его и никто не стал бы просить об этом кого бы то ни было. – Кто мог хотеть этого, Пепе?

– Вам хотелось бы, чтобы я высказал несколько догадок?

– Да, я очень хотел бы этого.

– Хосе приторговывает наркотиками, вам это известно?

– Да, я знаю.

– Травкой. Но это пока. Я еще ни разу не встречал парня, который, торгуя или приторговывая марихуаной, не пришел бы к выводу, что настоящие наркотики приносят значительно большую прибыль. Тут вопрос только во времени, и ничего больше.

– Ну?

– Ну и очень может быть, что кому-то не понравилась сама идея, что он будет травить таким образом всю округу, улавливаете? Это я просто так говорю, но здесь ведь есть о чем подумать, правда?

– Да, подумать здесь есть о чем.

– А очень может быть, что Хосе приударил за чьей-нибудь женой. Такое ведь тоже случается. Может, у кого-то есть очень хорошенькая жена, а Хосе подбивает к ней клинья, улавливаете? Такую возможность тоже нельзя исключить. И вот этот кто-то решил перебить ему ноги, чтобы он не носился по всему городу за чужими женами и не травил наркотиками ребятишек со всего района. А заодно и так разделать ему морду, чтобы он не выглядел соблазнительно для чужих жен. А с другой стороны, если он начнет цепляться к окрестным подросткам с желанием втянуть их в такую гадость, как наркотики, то, может, иной мальчишка или девчонка просто и не захотят иметь дело с человеком у которого морда, словно ее пропустили через мясорубку, Кастаньеда сделал паузу. – Видите, здесь есть целая куча вещей, о которых стоило бы подумать, правильно?

– Да, здесь о многих вещах стоит подумать, – сказал Дельгадо.

– В общем, я, честно говоря, не думаю, что вам удастся хоть когда-нибудь разыскать тех парней, что его избили, – сказал Кастаньеда. Да и какая вам разница?

– То есть как это – какая?

– Он получил именно то, что заслужил. Это же справедливо, не так ли? А чего вы, полицейские, добиваетесь? Установления справедливости, разве не так?

– Да, хотим установления справедливости.

– А это и есть справедливость, – сказал Кастаньеда. Дельгадо пристально посмотрел на него. – Разве не так? – спросил Кастаньеда.

– Да, пожалуй, так оно и есть, – сказал Дельгадо. Он кивнул и поднялся из-за стола, отодвигая стул. – Приятно было познакомиться. Надеюсь еще увидимся где-нибудь.

– Позвольте заказать вам что-нибудь, – предложил Кастаньеда.

– Нет, спасибо. У меня еще целый час до смены, – ответил Дельгадо и направился к выходу.

Кастаньеда приветливо помахал ему вслед рукой.

Было уже семь часов вечера, когда Браун смог наконец добраться до Мэри Эллингхэм, той самой женщины, которая двенадцать часов назад позвонила в участок и сообщила о пропаже мужа. Хотя уже совсем стемнело, но ночь еще не вступила в свои права. Город сейчас переживал именно тот период, который определяется словом "вечер". Это поэтическое слово всегда вызывало некое движение души у Брауна, может быть, только потому, что в детстве он как-то вовсе не выделял это время суток и слово "вечер" для него не существовало и употреблять он его стал только после того, как встретился с Конни – своей будущей женой; тогда время перестало просто делиться на "ночь" и "день", на черное и белое; Конни привнесла в его жизнь полутона и за это он будет благодарен ей до конца дней.

Норс-Тринити представляла собой коротенькую, всего в два квартала улочку, соединяющую Силвермайн-Овал и Силвермайн-Роуд у самой северной окраины территории участка. С того места, где Браун поставил свою машину, можно было видеть воды реки Харб, а если смотреть в сторону делового центра города, то можно было разглядеть и разрозненные огоньки вилл в Смоук-Райз и яркую иллюминацию моста Гамильтона. Окна на Норс-Тринити мягко светились домашним уютным светом. Браун отлично знал, что за этими окнами большинство владельцев квартир наслаждались отведенным для коктейлем часом. В этом городе всегда можно определить социально-экономический статус кого угодно, спросив у него, в котором часу он садится за обеденный стол. В трущобах типа Даймондбэк обеденный час уже давно кончился. На Норс-Тринити обитатели ее только начинали садиться за свои предобеденные коктейли. А ближе к деловому центру, например на Смоук-Райз, обеденное время наступит не ранее девяти – половины десятого вечера, хотя коктейли могут начать подавать уже с полудня. Браун почувствовал, что здорово проголодался.

В окнах дома номер 742 по Норс-Тринити света не было. Браун поглядел на часы, пожал плечами и позвонил во входную дверь. Он подождал немного и позвонил вторично, а затем сошел с крыльца на тротуар и посмотрел на окна второго этажа, в которых внезапно загорелся свет. Он снова поднялся на ступеньки крыльца и остановился перед дверью. Он услышал чьи-то шаги, кто-то выглянул в глазок двери.

– Да? – спросил женский голос.

– Миссис Эллингхэм?

– Да?

– Детектив Браун, Восемьдесят седьмой участок полиции.

– Ох, – сказала миссис Эллингхэм. – Ох, одну минуточку, прошу вас. – И он услышал звук отпираемого замка.

Мэри Эллингхэм на вид было лет сорок. На ней был накинут мужской халат. Волосы ее были в беспорядке, а лицо горело.

– Прошу прощения, что я не смог заехать к вам раньше, – сказал Браун. – У нас сегодня выдался очень тяжелый день.

– Ох, – сказала миссис Эллингхэм. – Да?

– Я отниму у вас совсем немного времени, – сказал Браун, доставая из кармана блокнот и ручку. – Вам нужно будет только дать мне более подробное описание внешности вашего мужа...

– Ох, – сказала миссис Эллингхэм.

– Его зовут Дональд Эллингхэм, правильно?

– Да, но...

– Его возраст?

– Понимаете ли...

Браун перевел взгляд с блокнота на женщину. Миссис Эллингхэм выглядела необычайно смущенной. Не успела она еще ничего сказать, как Брауну вдруг стало ясно, в какую ситуацию он попал, и тут он сам неожиданно смутился.

– Видите ли, – сказала миссис Эллингхэм, – он вернулся. Мой муж, я говорю. Он вернулся совсем недавно.

– Ох, – сказал Браун.

– Да.

– Ага.

– Да. Простите меня, пожалуйста. Я, по всей вероятности, должна была вам позвонить...

– Нет, нет, все в порядке, – сказал Браун, засовывая обратно в карман блокнот и ручку. Другой рукой он уже нашаривал дверную ручку у себя за спиной. – Очень рад, что у вас все утряслось.

– Да, – сказала миссис Эллингхэм.

– Спокойной ночи, – сказал Браун.

– Спокойной ночи, – ответила она.

Она мягко притворила за ним дверь и Браун медленно спустился по ступенькам вниз. Перед тем как сесть в свой автомобиль, он снова бросил взгляд на дом. Окна в верхнем этаже успели уже погаснуть.

В дежурном помещении участка тем временем трое детективов, отозванных из отпусков для пополнения сил, ворчали по поводу того, что им тут, похоже, заняться нечем, учитывая, с какой быстротой Карелле и Брауну удалось распутать дело о зеленной лавке. Одно дело, когда тебя отзывают из отпуска в виду крайней необходимости, черт побери, но совсем иное, если срывают нормальный отдых только ради того, чтобы заставить высунув язык бегать по всей округе и собирать никому не нужные данные, а другие в это самое время идут себе по горячему следу и спокойно производят задержание преступников.

– А знаете, чем я планировал спокойненько заниматься сегодня? вопрошал Ди Мазо.

– Чем?

– Я хотел смотреть по телевизору футбольный матч, а потом мы должны были закатить отличнейший семейный обед. Приехала моя сестра из Скантона. Она и приехала-то только потому, что знала, что я сейчас в отпуске. И вместо всего этого я должен был весь день протрепаться с людьми, которым наплевать на то, застрелили хозяина овощной лавки или нет. А уж на то, что при этом подстрелили и полицейского, им и тем более наплевать.

– Ладно, ребята, – проговорил наиболее мирно настроенный из них Меривезер. – Все это – только составная часть нашей работы. Этого всегда следует ожидать.

В двух изолированных комнатах в конце коридора Уиллис проводил допрос Сони Соболев, а Дженеро – Роберта Хамлинга. Ни один из этой парочки не воспользовался своим правом на присутствие адвоката. Хамлинг объявил, что скрывать ему нечего и, казалось, был даже рад, что рассказ его заносится в протокол. Он почти дословно повторял все, сказанное им при задержании: Люис Скотт находился под воздействием какого-то очень сильного наркотика и выбросился в окно, несмотря на все попытки Хамлинга удержать его и воспрепятствовать самоубийству. Полицейский-стенографист внимательно вслушивался в каждое его слово и шлепал на своей машинке.

Соня Соболев не воспользовалась услугами адвоката потому, видимо, что не считала себя причастной к смерти Люиса Скотта. Однако ее версия весьма отличалась от версии Хамлинга. Если верить Соне, Хамлинг встретил этого бородатого Скотта вчера днем и они болтались по городу, отлично проводя время. Скотт и в самом деле что-то отмечал – он праздновал приход из дому денежного перевода на сумму в двести долларов, которые он уже получил десятидолларовыми купюрами и таскал за собой в укрытом под рубашкой специальном поясе для денег. Хамлинг пришел на квартиру Скотта и сначала попытался напоить того до бесчувствия. Когда же из этого ничего не вышло, он спросил у Скотта, как тот относится к тому, чтобы их мужскую компанию оживить женским присутствием. Скотт счел это отличной идеей, и тогда Хамлинг спустился вниз, чтобы позвонить Соне.

– Что он сказал вам, когда вы с ним встретились? – спросил Уиллис.

– Ну, когда я сошла с поезда метро, – сказала Соня, – Бобби уже дожидался меня на станции. Он сказал, что тут неподалеку у себя на квартире нас поджидает один работающий под хиппи пижон, у которого в поясе хранятся двести долларов, и что он Бобби, решил добыть их у него во что бы то ни стало. Он сказал, что единственным способом добраться до этого пояса будет попытка уговорить этого пижона раздеться. А для этого нужно, чтобы я разделась первой, – Соня пожала плечами. – Ну, мы поднялись к нему.

– Так, а что было потом?

– Ну, потом я зашла там в совмещенный туалет, причесалась и сняла блузку. Потом вошла в комнату уже без блузки. Хотела посмотреть, удастся ли мне, ну, как это сказать, завести его. Ну, чтобы он тоже разделся. Мы там выпили довольно много вина.

– А вы курили?

– Вы про марихуану? Нет, мы ее не курили.

– Ну, и что же произошло?

– Ну, наконец он тоже пошел в туалет и разделся там. На нем до этого были голубые джинсы и рубашка с коротким рукавом. У него и в самом деле был пояс с деньгами. Он носил его на себе.

– И он его снял там – в санузле?

– Да.

– И что потом?

– Из ванной он вышел и сразу же плюхнулся на матрас. Ну и мы стали с ним баловаться. Ну, в общем – обжиматься, понимаете? Я старалась не давать ему скучать, чтобы он не заметил, что там Бобби делает с его поясом. Но он все-таки углядел Бобби. Он тогда сразу же вскочил с матраса и бросился к Бобби, который как раз стоял с этим поясом в руках. Они стали драться и тогда.., тогда Бобби и вытолкнул его в окно. Мы сразу смылись оттуда. Я просто накинула свой жакет, а Бобби, нацепил свою куртку. А про блузку я вспомнил уже потом.

– А где сейчас находится этот пояс? – спросил Уиллис.

– В комнате у Бобби. Он лежит у него под матрасом.

В другой комнате Хамлинг продолжал настаивать на том, что Люис Скотт под воздействием сильного наркотика выбросился из окна и разбился о бетонный тротуар. Ди Мазо постучал в дверь, просунул голову в комнату и спросил: "Дик, ты посылал в лабораторию какую-то траву на анализ?"

– Ага, – сказал Дженеро.

– Только что позвонили оттуда. Они говорят, что это – приправа для мяса.

– Спасибо, – сказал Дженеро. И он снова обернулся к Хамлингу. Травка, которую держал у себя в холодильнике Люис Скотт, оказалась приправой для мяса, – сказал он.

– Ну, и что? – сказал Хамлинг.

– А то, что хватит здесь трепаться на тему о закоренелом наркомане. Придумай что-нибудь еще.

В дежурке Карелла сидел сейчас за пишущей машинкой и печатал отчет о задержании Голденталя и Гросса. Голденталя отвезли в больницу Буэнависта, ту самую, в которой лежал и раненный им Энди Паркер. Гросс молчал как рыба и не отвечал ни на один из вопросов. Он был заключен под стражу по обвинению в вооруженном грабеже и убийстве первой степени и препровожден в одну из камер в подвале. Карелла выглядел измотанным до предела.

Когда на его столе зазвонил телефон, он некоторое время с недоумением глядел на него, как бы не очень соображая, что к чему.

– Восемьдесят седьмой участок полиции, – сказал он. – Карелла слушает.

– Стив, это я – Арти Браун.

– Привет, Арти, – сказал Карелла.

– Я сейчас только что утряс это дело по поводу пропажи мужа с Норс-Тринити. Малый вернулся домой и они сейчас наслаждаются в постельке.

– Счастливые люди, – сказал Карелла. – С каким удовольствием я сейчас сам валялся бы в постельке!

– Как ты считаешь, я могу тебе понадобиться?

– А который у нас час?

– Полвосьмого.

– Иди-ка ты домой, Арти.

– Ты так считаешь? А как же с отчетом?

– Я его как раз печатаю.

– Ну, тогда – о'кей. До скорого, – сказал Браун.

– Пока, – сказал Карелла и повесил трубку. Потом он со вздохом поглядел на часы.

На столе Карла Капека зазвонил телефон.

– Восемьдесят седьмой участок, – сказал он. – Капек у телефона.

– Это Дэнни Джимп, – сказал голос на другом конце провода.

– Привет Дэнни. У тебя есть что-нибудь для меня?

– Ничего, – сказал Дэнни.

Ди Мазо, Меривезер и Левин собирались по домам, надеясь беспрепятственно догулять свои отпуска. Левин был уверен, что Браун и Карелла непременно получат повышения за сегодняшнее дело; повышения всегда легко давались, если кто-то распутал что-то, связанное с нападением на полицейского. Ди Мазо выразил полное согласие с ним и заметил, что некоторым вечно везет. Втроем они спустились по металлическим ступенькам и прошли мимо канцелярии. На крыльце Меривезер приостановился, чтобы завязать шнурок на ботинке. Алекс Дельгадо как раз возвращался в участок. Перебросились несколькими фразами, распрощались и Дельгадо вошел внутрь. Было уже почти без четверти восемь и в участок понемногу стекалась ночная смена.

Пройдет еще несколько минут и дневная смена разойдется по домам.

С восьми вечера Капек ходил из одного бара в другой по всему Стему. Сейчас было уже двадцать минут двенадцатого и сердце его дрогнуло, когда чернокожая девушка в красном платье промелькнула в дверях бара "Ромео" на Двенадцатой улице. Наметанным глазом она окинула мужчин, сидящих на высоких стульях у бара, и направилась к дальнему концу стойки рядом с телефонами, где и уселась, закинув ногу на ногу. Капек дал ей минут десять, чтобы она успела осмотреть каждого из посетителей, а затем направился мимо нее к телефону. Он набрал номер участка и наткнулся на Финча – дежурного ночной смены.

– А ты что делаешь? – поинтересовался Финч.

– Да так, решил кое-что посмотреть, – сказал Капек.

– Я думал, что ты уже давно дома.

– Нет отдыха усталым ветеранам, – сказал Капек. – Я тут собираюсь доставить вам кое-кого. Если, конечно, повезет.

– Помощь нужна?

– Нет, – сказал Капек.

– Так какого же черта ты звонишь?

– Просто захотелось немного потрепаться, – сказал Капек.

– У меня тут поножовщина на Эйнсли, – ответил Финч. – Потрепись с кем-нибудь другим.

И Капек решил последовать его совету. Он повесил трубку, пощупал пальцем, не вернул ли случайно автомат опущенную в него монету, разочарованно пожал плечами и отправился к столику рядом с девушкой в красном.

– Готов держать пари на что угодно, что вас зовут Сюзи, – сказал он.

– Вот и проиграли бы, – сказала девушка с улыбкой. – Меня зовут Белиндой.

– А ты – лакомый кусочек, Белинда, – сказал Капек.

– Вы так считаете, да?

– Богом клянусь, что именно так я и считаю, – сказал Капек. Разрешите заказать вам что-нибудь?

– Буду польщена, – сказала Белинда.

Они поболтали еще минут двадцать. Белинда дала понять, что считает Капека весьма привлекательным, – ведь это трудно даже представить, что можно вот так выйти на минутку из дома и встретить человека с таким пониманием и такой интеллигентностью, как у Капека. Она прямо так ему и сказала. Не удержалась она при этом и от признания, что она с удовольствием провела бы чуть позже с ним некоторое время. Однако, учитывая то, что муж ее ужасно ревнив, ей нельзя будет выйти из бара вместе с Капеком, потому что ему обязательно донесут об этом, а тогда подымется такое, что хоть святых выноси. Капек с полным пониманием отнесся к ее ситуации.

– И все-таки я с удовольствием провела бы с вами, дорогуша, часок-другой.

Капек только одобрительно кивнул.

– А что же нам делать, как вы считаете? – спросил он.

– Но ведь вы можете встретить меня где-нибудь на улице, не так ли?

– Конечно, – сказал он. – Но где?

– Давайте выпьем за это. А потом я выйду, а вы сможете последовать за мной через несколько минут. Как вам нравится такой выход?

Капек глянул на висящие на стене часы. На них было без десяти двенадцать.

– Такой выход мне кажется просто великолепным, – сказал он.

Белинда приветственно подняла стакан с чистым виски и осушила его. Она подмигнула ему и, элегантно соскользнув со стула, направилась к выходу из бара. В дверях она снова глянула в его сторону, подмигнула еще раз и вышла. Капек дал ей пять минут. Он допил свой виски с содовой, расплатился за себя и за нее и пошел вслед за ней. Белинда поджидала его у первого же угла. Она подала ему знак и быстро зашагала по Стему. Капек согласно кивнул и последовал за ней. Она прошагала так два квартала, потом снова оглянулась и резко свернула влево на Пятнадцатую улицу. Капек подошел к углу и вытащил пистолет. Он на секунду задержался перед поворотом, прокашлялся, чтобы они знали, что он уже совсем рядом, и после этого свернул за угол.

Белый мужчина стоял, занеся кулак, прямо за углом. Капек сунул ему пистолет прямо в лицо со словами: "Не шевелиться!"

Белинда повернулась, собираясь бежать. Он схватил ее за руку, рванул на себя, а затем толкнул к стене.

– Ты, крошка, тоже, – сказал он, снимая пристегнутые к поясу наручники.

Потом он глянул на часы.

Было без одной минуты двенадцать.

Вот-вот должен был начаться новый день.