Текст книги "Вдовы"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 11

Влети она в «дежурку» на метле, и то не выглядела бы столь ужасающе. Светлые волосы свалялись космами, голубые глаза метали молнии, губы закушены от гнева. Она, буквально перелетев через металлическую вертушку проходной, устремилась к Карелле и Брауну.

– Итак, я хотела бы вас выслушать! – заявила она.

Оба сыщика заморгали глазами.

Поскольку минут пять назад они ознакомились с баллистическим анализом, то могли ей сообщить, что теперь у них имеется адекватное представление о пулях 22-го калибра, которыми прошлой ночью была убита ее мать... Но, похоже, она была не в настроении выслушивать, что ее отец и мачеха были убиты из одного и того же револьвера. Они навидались всяких возмущенных граждан, но такое редко бывало на точке кипения. Ее кулаки были крепко сжаты, казалось, она изготовилась избить обоих, хотя они не знали, что ей такого сделали. Она им сказала:

– Почему вы меня не вызвали?

– У нас нет вашего вермонтского номера, – ответил Карелла. – Ваша сестра сказала... что сама позвонит вам...

– Оставьте ее в покое! Это ваша обязанность – известить меня об убийстве матери.

В принципе, это вовсе не входило в их обязанности. Нигде – ни в законе, ни в служебных инструкциях – не сказано, что полицейский следователь обязан извещать родственников о происшествии. Больше того: по нашим временам это являлось даже излишним. В большинстве случаев семью ставило в известность телевидение. В наставлении, подготовленном бывшим шефом детективов, семья и друзья по значимости занимали шестое место в перечне первостепенных рекомендательных процедур:

заведите рабочий блокнот;

определите необходимые личные средства;

выделите канцелярский персонал;

распорядитесь об установке дополнительных телефонных линий;

тщательно допросите всех свидетелей и подозреваемых;

расспросите семью и друзей погибшего в целях более полной информации о предшествующих событиях.

Как видите, семья и друзья должны быть опрошены лишь после подозреваемых. И уж только потом – побочная информация. Но нигде и никем не предписывалось, что детектив в первую очередь должен связаться с семьей, даже в том случае, – а такие случаи бывали, – если это оказывалось важнее всего. Прошлой ночью они тотчас позвонили Лоис Стайн и действительно спросили у нее номер телефона в Вермонте. Она сказала, что сама туда позвонит. Видимо, так и сделала. Потому что Бетси сейчас и была здесь, вся в пене, проклиная их, угрожая вчинить им иск или вообще повесить вверх ногами в Скотланд-Ярде. А именно такого наказания заслуживало их возмутительное преступление. Карелла же считал, что по-настоящему возмутительное преступление – это еще одно убийство. Поэтому он полагал, что взбешенной леди лучше было бы сосредоточиться не на поверхностных выдумках. А Браун мысленно даже перещеголял Кареллу: не Бетси ли прикокала свою мамашу? Опять проделала челночный прыжок в город и Вермонт. Пока, мама. Бай...

– Нам очень жаль, мисс Шумахер, – сказал он вполне искренне, – но было уже очень поздно, когда мы добрались до вашей сестры...

– На месте происшествия было так много хлопот, – добавил Карелла.

– И мы действительно запросили у нее ваш номер.

– Она мне позвонила в четыре утра, – сказала Бетси.

– Мы как раз в это время ушли от нее, – заметил Браун.

Надо было бы ей рассказать, сколько работы проделано на месте происшествия низкооплачиваемыми служителями закона, возились всю ночь. Составляли схемы, печатали донесение...

– Это входит в ваши обязанности, – упрямо повторила Бетси, правда немного смягчившись. – Лоис сказала, что мать убили около полуночи, а я об этом узнала только в...

– Да, свидетели показали, что это было в полночь.

– Вы говорите, есть свидетели? – удивилась Лоис.

– Да, двое.

– Люди, наблюдавшие всю сцену, стрельбу?

– В сущности, они слышали ее, – сказал Карелла. – Две медсестры на верхних ступеньках спуска в подземку. Обернулись, услышав выстрелы, увидели, как убийца убегал...

– Значит, у вас есть его описание?

– Не совсем. Они видели кого-то, но не смогли показать, как выглядел этот «кто-то», с тем лишь исключением, что он...

– Или она, – вставил Браун.

– Или она, – продолжил Карелла, – в черном. С ног до головы.

– Значит, вы на самом деле не знаете...

– Да, мисс Шумахер, не знаем, – сказал Карелла. – Пока не знаем.

– Так, так, пока, – заметила она. – И когда же, по-вашему, узнаете?

– Мы делаем наше де...

– Но это уже четвертая жертва, Боже всемогущий!

– Да, мы...

– Но это – та же личность, не правда ли? Убившая папу, а теперь...

– У нас есть веское основание полагать, что это та же самая личность. Да.

– Мне наплевать на его шлюх, жаль, что их не убили еще раньше. Но если хотите знать мое мнение...

Вообще-то, они этого действительно хотели.

– ...эта личность охотится за всей семьей. А шлюхи – дымовая завеса...

Они, кстати, рассматривали и такую версию, но отвергали ее.

– ...чтобы скрыть подлинную цель – мою мать и отца. И это может означать, что теперь на очереди Лоис и я. – Секунду поколебавшись, она сказала: – Пока вы что-нибудь не предпримете.

– Мы делаем все, что в наших силах, – заверил Карелла.

– Я так не думаю. Тогда почему в течение двух-трех недель убили четверых человек?

– Сегодня – две недели, – заметил Браун.

– Ну вот и выходит: ничего не делаете. Где, черт бы вас побрал, вы были той ночью, когда убили мать?

Детективы промолчали.

– Разве вы не видите, что это – боевая тропа?

– Как вы ее себе представляете, мисс Шумахер? – как можно мягче вымолвил Карелла.

– А так. Сначала убили папину шлюху, потом его самого. Можно было подумать, что дело только в них. Но потом убивают другую шлюху...

– Но эта «другая»...

– Миссис Шумахер, его любимая жена, – насмешливо произнесла она. – Маргарет, самая первая шлюха. К сентябрю они были женаты уже два года, и что же? Разве не ирония судьбы? Но в июне, когда свадебная трапеза еще не была убрана со стола, он нашел себе новую подружку. Дело в том...

Браун подумал, что ее хронология несколько хромает.

– ...эта личность, кто бы она ни была, сначала убивает новую шлюху, а потом моего отца...

Браун досконально помнил, что со Сьюзен Брауэр разделались только в нынешнем году.

– Это была попытка показать, что между ними существует связь.

– Но связь таки была, – заметил Карелла. – Ваш отец имел с ней...

– Я знаю, что он с ней делал, слава Богу, читаю газеты, мерси. Моя версия: убийца переходит потом к Маргарет для того, чтобы мы думали, что он охотится на всех папиных куколок, тогда как охотится он за всей проклятой шумахеровской семьей. Не надо быть гением сыска, чтобы это усечь. Я-то думала, что вы всерьез считаете себя сыщиками. Ну, а кого вы желаете видеть в качестве следующей жертвы? Мою сестру? Меня?

– Вы ошибаетесь в своих заключениях, – сказал Браун.

– Правда? – Она повернулась к нему. – А у вас какие заключения? Первые три убийства были...

– Вы ошибаетесь в сроках. Например, когда именно он начал с Брауэр.

– Да знать не хочу, когда он с ней начал, но знаю, что отец был с ней в близких отношениях в прошлом июне.

– Не могло такого быть.

– А я говорю – могло.

– Мисс, у нас есть письмо вашего отца. Он пишет, что встретился с ней под Новый год.

– А ее письмо датировано прошлым июнем, – заявила Бетси.

Оба сыщика внимательно посмотрели на нее.

– Чье письмо? – спросил Карелла.

– А как вы думаете? Его содержанки, во всех газетах было. Крошка-солнышко Сьюзи.

– У вас есть письмо, которое Сьюзен Брауэр написала вашему отцу?

– Да.

– Откуда оно у вас?

– Нашла.

– Где?

– В Вермонте.

– В доме, подаренном вашим отцом?

– Не в доме, а в гараже. В обувной коробке. Я прибиралась, когда въехала, и...

– Только одно письмо в коробке?

– Да.

– Какого содержания письмо? – спросил Браун.

– Привет! – С притворной стыдливостью она полузакрыла лицо руками, голубые глаза расширились. Она улыбнулась, как актриса Ширли Темпл, затем пропищала тоненьким голоском: – Ах, бэби я бы хотела поцеловать тебя в... Бай!

Браун кивнул.

– Такое вот письмецо...

– И когда вы его нашли? – спросил Карелла.

– В прошлом июле. Когда переехала туда.

– Не может быть, – опять произнес Браун. – Он и Сьюзен...

– Не смейте мне говорить: не может! – вскричала Бетси. – Прекрасно помню, когда это было. Стало важнейшим днем моей жизни.

– У нас есть его письма к ней, – сказал Карелла, – все этого года.

– И ее, адресованные ему, – добавил Браун.

– А я нашла письмо год назад, – настаивала Бетси. – С датой: пятница, тридцатое июня.

– Оно должно быть нынешнего года.

– Вы хотите сказать, что я не знаю, когда я... Послушайте, есть у вас календарь?

Карелла взглянул на Брауна, помедлил, полез в ящик стола. Достал записную книжку с календарем, добрался до июня, посмотрел и сказал:

– Тридцатое падает на субботу.

– Посмотри, как было в прошлом году, – миролюбиво посоветовал Браун.

В конце книжки, где были указаны временные пояса и почтовые коды США, Карелла нашел календарики прежних лет. Разглядывая крохотные цифры, он просмотрел и прошлогодний и сказал, обращаясь к Брауну:

– Она права, тридцатое июня – это пятница.

Браун кивнул.

– И то письмо все еще у тебя? – спросил он...

"Пятница, июнь, 30

Привет!

Мне нравится эта игра. Жаль, что ты ее раньше не придумал. Когда увидимся, снова растолкуешь мне правила. Можно, если я буду писать все, что в голову придет? О, милый, я покажусь тебе донельзя неприличной...

Сегодня дождит. Хочешь поплескаться вместе со мной и поиграть под дождем?..

Ты всегда спрашиваешь, что на мне надето. Сейчас – черный эластичный бюстгальтер с таким вырезом, что соски все на виду. Черные шелковые чулки на подвязках с узеньким пояском. Черные штанишки, тоже с вырезом, но в самом низу. Черные туфли на высоком каблуке. Чулки такие шелковые, гладкие. Тебе понравится гладить их, забраться в штанишки, поорудовать в них пальцами. Мои ноги так широко раскинуты для тебя! И может быть, зная, как во мне все трепещет в ожидании тебя, овладеешь мной сразу же...

Интересно, думаешь ли ты обо мне, когда спишь с женой?

Сижу здесь и думаю только о тебе, о твоем мощном аппарате. Почему ты не со мной? Может, надо самой погладить себя, а? Щекотать себя в самом чувствительном месте? Да, да, я это и сделаю, а сама буду думать о тебе, о том, что ты весь во мне, во всем моем теле. Буду тебя всего, всего рассматривать и услышу все, что ты говоришь в такие минуты. О, как я хочу, чтобы ты не гладил меня, а лизал, всю, всю, всю... У меня перехватит дыхание, и я не смогу сказать тебе, как мои груди твердеют, тяжело наливаясь желанием, похотью, да, похотью... Я вся исхожу похотью, вся, вся, вся... Люблю, когда ты ласкаешь грудь, она даже краснеет от истомы. Я вся готова для тебя. О, войди же, войди! Сначала медленно, с натугой, глубже и глубже, а потом быстро-быстро. Приди и возьми меня, возьми. Люблю тебя, люблю... Я вся исхожу всеми соками, даже когда тебя нет со мной, но от одной лишь мысли о тебе...

Да ты сущий демон, если доводишь меня до такого состояния...

Заскочи ко мне, я тебе подарю новую игрушку.

Бай!"

Это письмо было напечатано на той же машинке. На которой были напечатаны письма, найденные в сейфе Артура Шумахера; шрифт, безусловно, идентичный. Как и остальные семнадцать писем, оно начиналось точно так же:

День недели... Пятница.

Потом месяц... Июнь.

И число – цифрами: 30.

А 30 июня в прошлом году была пятница. Звонок в газетный архив подтвердил, что действительно тогда шел дождь. Правда, ни на одном из писем, включая найденное в гараже Бетси, в пустой пыльной обувной коробке в Вермонте, не был проставлен год. Но все даты совпадали с прошлогодними! Теперь не оставалось никакого сомнения, когда они были написаны.

Да, но если бы вообще кто-нибудь...

Тогда все данные....

И все-таки...

О, если бы кто-нибудь из мастеров сыска в 87-м участке сразу взял на себя труд сверить даты на письмах с календарем! Причем именно тогда, когда были найдены эти письма. Тогда сразу бы установили, что даты ни на одном из них не соответствовали дням недели нынешнего года.

Правда, было нетрудно это установить...

Нет и нет! Они обязаны были проверить.

– Мы должны были свериться, – сказал Браун.

– Никто не без греха, – заметил Карелла.

И это было верно.

Тем не менее, если Артур Шумахер познакомился с Сьюзен Брауэр после января этого года, она никак не могла написать эти письма в июне или июле прошлого года.

Это элементарно.

Но в таком случае кто же их все-таки написал?

Ни одно не было подписано. Каждое начиналось со слова «Привет!» и заканчивалось сокращением от слов «гуд бай» – коротеньким «Бай!». И содержание было одинаковое, и стиль, если это можно так назвать. Тот, кто писал хотя бы одно из них, написал и все остальные.

– Как ты думаешь, что она здесь имеет в виду? – спросил Браун.

– Где? – откликнулся Карелла.

– Тут, насчет игрушки.

– Не знаю.

Браун посмотрел на него.

– А что? – спросил Карелла.

– Тоже не знаю. Но что-то это, кажется, напоминает.

– Ты говоришь об игрушке?

– Может, это не игрушка.

– Тогда...

– Просто – что-то, – сказал Браун.

– Заскочи – и я подарю тебе новую игрушку, – подзадорил Брауна Карелла.

Они взглянули друг на друга.

– Может, какая-нибудь, э-э, сексуальная игрушка? – предположил Карелла.

– Возможно, но...

– А может, она имела в виду любовь втроем.

– Вот как...

– Да, да. Новая игра. Знаешь?

– Хм...

– Еще одна девка. Втроем. Заскочи, получишь новую забаву.

– Ага, – хмыкнул Браун. – Но это тебе ничего не напоминает?

– Нет. Ты говоришь об игрушке?

– О новой, понимаешь? Новой игрушке. Разве что-нибудь... Где-нибудь было что-нибудь о новых игрушках?

– Вроде нет. Я...

– Ну, что-то о приобретении новой игрушки...

– Нет... Я...

– Или о покупке новой игрушки... Или о поступлении новой игрушки...

– О Боже! – воскликнул Карелла. – Пес!

* * *

С течением времени эта закусочная сменила много названий, а теперешний владелец окрестил ее «Вива Нельсон Мандела» сразу же после триумфального визита в этот город южно-африканского лидера. В тот вторничный вечер в забегаловке было полно народу. Бент поедал бифштекс по-деревенски с пюре, зеленым горошком и густо намасленными гренками, а Уэйд разделывался с жареным цыпленком, подкрепляя пиршество тоже обильно намазанным маслом хлебом. Вообще-то они пришли сюда не за тем, чтобы поесть, но каждый местный полицейский хорошо усвоил, что всегда следует перехватить кусок-другой, как только выдастся такая возможность. Кто его знает, из-за каких гадостей можно остаться голодным.

Пришли они сюда, чтобы перемолвиться парой слов с шестнадцатилетней белой девицей по имени Долли Симмс.

– Есть у старухи Долли расовые предрассудки, как ты думаешь? – спросил Уэйд.

– Совсем никаких. Ее эта проблема не колышет, – сказал Бент. – Шляется с двумя черными нарко из-под Вашингтона. Крэк.

– Если Смайли поклялся на Книге, значит, так оно и есть...

Смайли был унылого вида стукачом, информатором, которого полицейские изредка использовали. Они держали его на крючке, ибо ему грозил пяток лет тюрьмы за вооруженное ограбление. Книгой звалась Библия. Бент, не стесняясь, довольно громко заявил, что сомневается, сказал им Смайли правду или нет. О том, что Долли Симмс жила с двумя черными фраерами из Вашингтона. Долли была профессиональной проституткой.

– А ты думаешь, она действительно приходит сюда поесть? – спросил Бент.

– Ты же слышал от Смайли. Каждый вечер, перед работенкой.

– Понимаешь, с трудом могу есть это дерьмо. Я же черный.

Оба засмеялись.

– Зато цыпленок ничего себе, – заметил Уэйд.

Бент посмотрел на блюдо коллеги.

– Сменили из-за Манделы здесь вывеску, стало быть, и название блюд надо было менять.

– Да нет, не надо, – сказал Уэйд. – Он и так заполучил почти два миллиона. И что? Призывает нас восстать и прикончить белый люд.

– Он так не говорил, – возразил Бент.

– Его жена говорила, там у себя дома, в Стране Алмазов, в ЮАР; сказала, что все мы, черные американцы, должны присоединиться к тамошним братьям, когда придет время драться с белыми в ЮАР. Ну разве не дерьмо все это, Чарли?

– У нас связи с Африкой.

– Ну ясно, конечно: можно подумать, что у миллионов черных этого города есть братья повсюду в южно-африканских анклавах.

– Но есть же, есть связи, – настаивал Бент. – Как-никак, а мы говорим и о наших здешних корнях.

– Какие еще тут корни?! Мои корни в Южной Каролине, где мама и папа родились, – сказал Уэйд. – А прежде – дедушка и бабушка. И знаешь, какие у них корни? Знаешь, откуда мои прабабки и прадеды? Из Ганы. Мы ее когда-то звали Золотой Берег. И уж это никак не по соседству с Южной Африкой.

– Не забывай, сколько рабов оттуда, – не унимался Бент.

– Нет. Большинство рабов не оттуда. Нет, сэр. Работорговля велась с Западной Африкой. Не веришь? Загляни в книжки, Чарли. Такие страны, как Дагомея, и Берег Слоновой Кости, и Гана, и Нигерия – все они у Гвинейского залива. Вот откуда шла работорговля. А иногда из Конго или Замбии. Ты что, об Африке вообще ничего не знаешь?

– Да нет, я знаю, где все эти места. – Бент был явно оскорблен.

– Нельсон Мандела просыпается, отсидев двадцать семь лет за решеткой, – сказал Уэйд, набирая пары, – и вот он приезжает сюда, еще шатаясь от долгой спячки, и вещает, как тип, который не знает, что уже весь мир сбросил с себя путы коммунизма. И призывает сцепить наши руки с руками наших черных южно-африканских братьев. Хотя, заметь себе, ни один из наших здешних братьев в первую голову не является выходцем оттуда. Он что, считает, что говорит с глупыми негритосами?

– Мне кажется, он тут сделал кое-что неплохо, – сказал Бент.

– А мне кажется, что он только все ухудшил, – категорически заявил Уэйд. – У нас здесь и так своих серьезных проблем невпроворот, и пышные парады в честь иностранных визитеров решить их не могут.

– Тогда зачем ты жрешь жареного цыпленка? – спросил Уэйд. – Раз уж ты такой заклятый белый-пребелый, почему бы не скушать кусочек хлеба без протеина, намазанный бесхолестериновым маргарином?

– Я – черный, – заявил Уэйд. – Поспорим на что хочешь, останешься без порток. Но я не южно-африканец, тоже спорю на что угодно... Ага, вот и она идет.

Он глядел на дверь. Бент заглянул через его плечо. Оба увидели девчонку – невысокого изнуренного подростка, весом не более сорока килограммов. На ней были красные шведские сапожки, черная юбчонка-мини и лавандового оттенка блузка, полускрывавшая тощую, куриную грудь. Вьющиеся волосы гармонировали с цветом сапог. На лбу было явное клеймо потаскухи, а на всем лице буквально пропечатано: наркоманка. Полицейские вскочили и ринулись к двери. Уж эту-то они бы не упустили.

– Мисс Симмс? – спросил Уэйд.

Зайдя справа, он встал между нею и дверью. Теперь не ускользнет. Бент стоял слева.

– Мы офицеры полиции, – сказал он, показывая жетон с эмблемой.

Это ее никак не тронуло. Моргнув, покосилась на жетон, затем взглянула сначала на Бента, потом на Уэйда. Они подумали, что ее мозг окаменел от наркотика. На часах было чуть больше семи, впереди трудная ночь, а Долли уже полностью вырубилась из всего.

– Мы хотели бы задать вам пару вопросов, – заявил Уэйд.

– О чем? – спросила она.

Тусклые глаза не могли сфокусироваться на чем-либо. На устах полуулыбка. Они гадали, на каком зелье она «торчала». Глаза Бента автоматически скользнули по ее голым рукам. Никаких следов шприца на коже. А короткая юбка не скрыла бы уколов на ногах.

– Давайте присядем, – предложил Бент.

– Конечно, – согласилась она.

Таить было нечего, все просто, обычно. Они подумали, что она легко расколется. Рутинная ситуация, почти совсем «вырубившаяся» проститутка и двое «легавых». Шли по одной улице, но по противоположным сторонам.

Присели в глубине заведения. Правда, мимо шел в туалет нескончаемый поток посетителей. Уэйд и Бент решили, что они направлялись туда сделать понюшку-другую, но полицейские охотились на убийцу, а не на жалких рабов дурмана. В принципе, это уже стало представлять проблему, едва город начал обрастать южными трущобами. На пустяки уже можно не обращать внимания. Когда кругом убивают, некогда гонять юнцов, занимающихся малеванием скабрезных надписей-графитти на стенах. Некогда штрафовать водителей трейлеров за подачу сигналов в запрещенных местах. Не хватало сил ловить людей, влетающих в подземку, не заплатив за проезд. Когда все усилия направлены на бой с убийцами, насильниками и бандитами, все остальное выглядит обычными издержками цивилизации.

– Расскажите нам о Сонни и Дикс, – сказал Уэйд.

– Я их не знаю, – ответила Долли. – Могу я что-нибудь поесть? Я пришла сюда, чтобы поесть.

– Разумеется. Что бы ты хотела, Долли?

– Мороженое, – сказала она. – И пожалуйста, с шоколадом.

Они взяли ей большую порцию шоколадного мороженого.

Она вдруг сказала, что ей хотелось бы и с ореховой присыпкой.

Официант взял вазочку, отнес к стойке и добавил присыпки. Когда он принес порцию, Долли немедленно взяла ложку и принялась уплетать мороженое.

– Мнака, – заметила она. – Вкусненько.

– Сонни и Дик, – сказал Бент. – Оба мужчины, оба черные.

– Я люблю черных мужчин. – Подмигнув, она облизала губы.

– Да, нам говорили.

– Мнака, – снова произнесла она, облизав ложку.

– Где они сейчас? – спросил Уэйд.

– Я их не знаю.

– Как фамилия Сонни? – допытывался Уэйд.

– Да не знаю же. – Она снова зачерпнула ложкой мороженое, опять облизала ее.

– А у Дика?

– И его не знаю.

– Помнишь, что было ночью в четверг?

– Не-а.

– Помнишь, где вы тогда были?

– К сожалению, нет. Не-а. А где я была?

– Примерно в десять вечера, немного позже. Помнишь?

– Простите, нет.

– Помнишь Слоун-стрит?

– Не-а.

– Дом 3341 по Слоун-стрит.

– Очень хорошее мороженое, – сказала она. – Вам надо попробовать. Хотите? – Она протянула ложку Бенту.

– На третьем этаже, – продолжал Уэйд. – Ты, Сонни и Дик. Варили наркоту на свечке.

– Наркоту не употребляю. Я чистенькая.

– Помнишь перестрелку?

– Ничего я такого не помню. Можно еще мороженого?

Они заказали вторую порцию. С присыпкой.

– Нет, вы определенно должны попробовать, – проговорила она. – Такая мнака.

– Один из твоих дружков заряжал девятимиллиметровый «узи», – сказал Уэйд.

– У-у! Это еще что такое? – спросила она.

– Большущий пистолет с магазином на двадцать пуль. Он в нас из него стрелял на лестнице, помнишь?

– Я даже не знаю, где Слоун-стрит. – Долли передернулась.

– Долли, слушай внимательно, – сказал Уэйд. – Отложи ложку и слушай.

– Могу есть и слушать.

– Отложи ложку, ласточка.

– Я же вам сказала: могу...

– А не то я тебе паршивую руку сломаю, – с угрозой произнес Уэйд.

Она положила ложку на стол.

– Один из твоих дружков убил человека!

Она промолчала. Только глазела на него, злая, потому что он не давал ей есть мороженое.

– Ты знаешь, что один из твоих дружков – убийца?

– Нет, я этого не знаю.

– Мы думаем, что это Сонни, но, может, и Дик. Так или иначе...

– Да не знаю я этих людей, пустой звук для меня.

– Он убил отца одного полицейского, – сказал Уэйд.

Долли заморгала.

Он наклонился к ней поближе, давая ей возможность хорошо рассмотреть шрам от удара ножом, твердый и розоватый, над левым глазом... Гуляешь с черными, солнышко? О'кей! А как тебе нравится черный с таким красноречивым шрамом?

– Отца полицейского, – повторил он подчеркнуто грозно.

Возможно, она была «накачана» до бесчувствия еще минут десять назад, а может, все еще витала в облаках, сказать было трудно. Но теперь в ее тусклых, мертвых глазах появилась искринка. Она уже позволила словам различаться и запоминаться, а важнейшим разрешила проникать в сознание.

– Знаешь, чем это пахнет? – спросил Бент. – Если кто-нибудь убивает отца у полицейского?

– Не знаю никого по имени Сонни.

– Это пахнет тем, – продолжал Бент, – что все полицейские города будут гнаться за убийцей, пока не настигнут и не схватят его. И пусть он тогда спасибо скажет, если останется в живых по дороге в трюм.

– Не вешайте на меня всех собак, – сказала Долли. – Не знаю никакого Сонни.

– Это хорошо, – спокойно заметил Уэйд. – Потому что, если ты его знаешь...

– Говорю же, что не знаю.

– ...и окажется, что ты стараешься ему помочь...

– И Диза не знаю.

– Диз? – мгновенно переспросил Уэйд. – Это его фамилия, имя? Диз?

Долли еще не поняла, что проговорилась.

– Диз? А дальше как?

– Если я его не знаю, откуда мне знать, что такое Диз.

– Но ты его знаешь, ведь верно, Долли?

– Нет, я...

– Ты знаешь их обоих. Так? Верно?

Тут-то они навалились на нее вовсю, стали ее раскалывать и так и этак, слово за слово, вопрос за вопросом, не ожидая ответов, буквально молотили ее словесно, Уэйд справа, Бент слева. Долли сидела между ними с ложкой в руке, а мороженое таяло.

– Сонни и Диз.

– Двое черных убийц из-под Вашингтона.

– Как их фамилии, Долли?

– Скажи, как их фамилии!

– Сонни, а как дальше?

– Диз, а еще как?

– Убили отца полицейского.

– Хочешь пойти ко дну вместе с ними?

– Упорствуешь, защищая двух чужаков?

– Двух убийц?

– Хочешь, чтобы каждый местный «легавый» и за тебя принялся? Тебе на хвост сел?

– Да ты и вздохнуть не сможешь.

– Утонешь вместе с подонками, Долли!

– Отец полицейского, Долли!

– Хочешь, чтобы на тебе это всю жизнь висело?

– Я...

Оба сразу же замолчали.

В ожидании.

Она смотрела на быстро таявшее мороженое.

Они ждали.

– Я ничего о них не знаю.

– Ну-ну, – покачал головой Уэйд.

– Я их видела только один раз, в четверг. Ночью.

– Ну-ну.

– И с тех пор больше не видела. Ничего больше не знаю...

– Сладость моя, ищешь большой беды на свою голову? – спросил Уэйд.

– Но я говорю вам правду!

– Не-ет, морочишь голову, – сказал Бент. – Мы знаем, что ты с ними живешь.

– Нет, не живу!

– Ну, будь по-твоему. – Бент отодвинул кресло. – Пойдем, Рэнди.

– Жди беды, детка, – сказал, вставая, Уэйд. – Большой беды. От каждого полицейского в городе. Будут тебя поджаривать, пока не сдохнешь. Ты вмешалась в наше дело, полицейское дело. Ясно? Речь идет об отце полисмена.

– Спи крепко-крепко, – продолжил Бент, и они направились к выходу.

– Постойте! – крикнула она.

Они остановились, обернулись.

– Могу я получить еще мороженого? – спросила она.

* * *

Когда она под вечер вернулась в лавку, они уже поджидали ее, стоя у аквариума с тропическими рыбками. Рыбки скользили туда и сюда, вода пузырилась. Детективы болтали о фильме с Джеймсом Бондом. Там не то взрывается аквариум, не то еще что-то. Они старались вспомнить название фильма.

Сначала они позвонили сюда и поговорили с помощницей Полины Уид, молоденькой девушкой. Она сказала, что хозяйка ушла перекусить и будет примерно через полчасика. Они поехали в центр города, где на Джефферсон-авеню располагался зоомагазинчик, точное название которого было «Бай и Уи. Щеночки». Помощницу, которой было шестнадцать лет, звали Ханна Кемп. Она хотела, когда подрастет, стать ветеринаром, а пока работала здесь после школьных занятий по вторникам и пятницам, в эти дни лавка была открыта до восьми вечера. Когда минут через пять Полина вошла, Ханна занималась с покупателем. Она показала рукой на детективов и что-то сказала Полине, что, они не расслышали. Полина, заглянув в закуток магазинчика с аквариумом, удивленно на них посмотрела и подошла туда, где они стояли, вспоминая, как же назывался тот фильм.

– Эй, привет! – сказала она.

– Здравствуйте, мисс Уид, – отозвался Карелла.

– Продать вам немного рыбы? – Она улыбнулась.

Блондинка, да красивая, да еще и голубоглазая; именно такой тип предпочитал убитый. Хотя улыбка несколько настороженная.

– Мисс Уид, – сказал Карелла, – когда мы сюда позвонили, ваша помощница...

– Ханна, – вставила она. – Превосходная девушка.

– Да, она нам сказала, что вы отлучились, чтобы перекусить...

– Да, да.

– И что вы вернетесь примерно через полчаса.

– И вот я тут как тут, – произнесла она с усмешкой.

– Мисс Уид, были ли вы когда-нибудь замужем? – спросил Браун.

– Нет, – ответила она удивленно. – Не была.

– Я подумал, что Бай – фамилия мужа.

– О нет, нет. Это девичья фамилия моей матери. Действительно, я употребила ее фамилию для названия лавки, Бай и Уи.

– Байрли и Уид, – сказал Браун.

– Да. «Бай и Уи». Сокращенно.

– Миссис Уид, – вмешался в разговор Карелла, – когда мы сюда позвонили и попросили вас к телефону, Ханна сказала...

– Превосходная девушка... – повторила она.

Теперь она начала нервничать.

– Так... Ханна сказала... Вот ее точные слова: «Бай отлучилась, чтобы где-нибудь перекусить».

– Ага.

– Она назвала вас Бай.

– Ага.

– Многие вас так называют?

– Да, мне кажется, многие.

– Сокращение от Байрли, это так?

– Ну и что? Мое имя – Полина. И я думаю, что называть меня сокращенно, попроще – не Бог весть какой проступок, разве не так?

– А вы сами себя называете Бай?

– Да.

– Как вы подписываетесь полностью?

– Полина Байрли Уид.

– Вы так все подписываете?

– Да, все.

– А при личной переписке? – спросил Браун.

Она повернулась к нему.

– И ее тоже так подписываю. Все так подписываю.

– Значит, так. Вы зовете себя Бай, но бумаги подписываете полностью: Полина Байрли Уид. Верно?

– Да.

– Мисс Уид, – сказал Карелла, – у вас есть пишущая машинка?

Ее глаза вспыхнули. Опасность. Берегись. Осторожнее. Это было буквально написано в глазах.

– Мы можем получить ордер на обыск, – произнес Браун.

– У меня есть машинка, – ответила она. – Да. Есть.

– Та же самая, что была у вас в июне прошлого года?

– А в июле прошлого года?

– Да.

– Можем мы на нее взглянуть? Пожалуйста.

– Но почему?

– А потому что, мы думаем, вы написали несколько писем Артуру Шумахеру, – заявил Браун.

– Ну, пожалуй, я и впрямь могла написать...

– Эротические письма, – продолжил ее слова Карелла.

– Можем мы осмотреть эту пишущую машинку? Ну, пожалуйста, – спросил Браун.

– Я не убивала его, – сказала она.

* * *

– Как это было? – спросила Долли. – Началось с шуточек. Понимаете? Я работала на авеню Каспер... Знаете? Каспер и Филдс, рядом со старым кладбищем. Кажется, Святого Августина. Там еще небольшие разрушенные мавзолейчики... Стояла в воротах.

Ну, вечерами там стоит много девушек. Почему? Да потому что уйма машин проезжает мимо к скоростной трассе. Знаете, где это? Там-то я с этими парнями и повстречалась. Они шли по улице, приглядывались к товару. Зачем я вам это все говорю? Пытаюсь объяснить, что не хочу, чтобы мне отомстили за то, что кто-то укокошил старика у полицейского. Я их почти и не знаю, этих парней. Они начали с шуточек.

– Когда это было? – спросил Уэйд.

– В воскресенье, в прошлую ночь.

– Почти неделю назад.

– Да, почти.

– Какое это число, Чарли?

Бент достал целлулоидный календарик из записной книжки.

– Двадцать второе, – сказал он. – Пять дней спустя после убийства отца Кареллы.

– Итак, они подошли к тебе...

– Ну да! И сказали, что вроде им понравилось, как я выгляжу. – Она поежилась. – И как, дескать, я посмотрю на любовь втроем? Я сказала, что обычно беру за это больше, они спросили сколько, сто пятьдесят, ответила я. Они сказали, что это годится, и мы пошли в номера, которые сдаются на время в отельчике рядом с большим залом на Каспер; ну, знаете, там, где свадьбы справляют и все такое. Вот так это и началось... – Она опять поежилась.