Текст книги "Такова любовь"
Автор книги: Эд Макбейн
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Глава 15
Хейз бросился на пол при первом выстреле в тот момент, когда на деревянной двери от выстрела образовалась дырка. Пуля просвистела у него над головой, когда он плашмя лежал на полу, рикошетом отскочила от стены за его спиной и под каким-то немыслимым углом устремилась вниз в холл, когда раздался следующий выстрел. Опять дерево треснуло и Карелла съежился, так как пуля просвистела по узкому проходу в нескольких дюймах от его лица, от того места, где он стоял слева от двери, крепко прижав к груди револьвер, втянув голову в плечи. Хейз, лежа на полу, пытался еще продвинуться вправо от двери, когда раздался третий выстрел. Потом, почти сразу же, один за другим последовали еще четыре, пули откалывали куски дерева от двери, отскакивали в покрытый трещинами потолок над головой. Он насчитал семь выстрелов, барабан револьвера, наверное, опустел, если тот, кто сидел в квартире, стрелял из револьвера сорок пятого калибра. Наступила пауза. Вполне возможно, что он перезаряжал оружие, а может быть, у него было другое оружие, с девятью зарядами, или «Хэрингтон и Ричардсон» двадцать два, у которого было столько же зарядов, или... Не было времени перебирать другие варианты. Быть может, и перезаряжает или просто выжидает, а может быть, у него два пистолета, а вдруг – вдруг он сейчас вылезает через окно. Карелла вобрал воздух в легкие, отполз к противоположной стене, прижался к ней, уперся ступнями ног в дверной замок.
Дверь распахнулась и по инерции увлекла за собой Кареллу под град пуль, летевших из окна. Хейз сразу же последовал за ним. Они оба бросились плашмя на изношенный линолеум комнаты, стреляя по окну, в котором на какое-то мгновение показался и сразу же исчез силуэт мужчины. Они вскочили и подбежали к окну, Карелла на минуту высунул голову, но тут же отпрянул назад, где-то над его головой пролетела пуля, и отбитый кусок кирпича ударил его по щеке.
– Он направляется на крышу! – закричал он напарнику, не оборачиваясь, так как и без того знал, что Хейз сразу же побежит наверх по лестнице, а сам он взберется на крышу по пожарной в погоне за преступником. Он перезарядил револьвер из патронташа, болтавшегося на поясе, шагнул к пожарной лестнице и выстрелил в человека, находящегося над ним двумя этажами выше. Взбираясь по обитым железом ступеням, человек наверху больше не стрелял. Вместо этого, поднимаясь вверх, он начал сбрасывать вниз все, что попадалось ему на ступенях: цветочные горшки, железки, детский игрушечный грузовик, старый потрепанный чемодан – все это грохотало вокруг Кареллы, пока он пробирался вверх. Огневой шквал прекратился, когда человек добрался до крыши. Прозвучали и откликнулись эхом в тихом весеннем воздухе три выстрела. Это Хейз появился на крыше.
К тому времени, как Карелла присоединился к нему, он одним прыжком перемахнул на крышу соседнего здания и исчез из вида.
– Он сбежал, пока я перезаряжал револьвер, – пояснил Хейз.
Карелла коротко кивнул и засунул в кобуру свой револьвер.
* * *
Когда они добрались до участка, Мейер уже ждал их с данными на Фрэнка Дюма.
– У него нет судимости, по крайней мере, в нашем городе, я жду, что скажут федеральные службы.
– Плохо, – произнес Карелла. – Все это похоже на работу профессионала.
– Может быть, он и есть профессионал.
– Но ты же только что сказал, что его нет в картотеке.
– Откуда нам знать, как его настоящее имя?
– Машина была зарегистрирована...
– Я еще раз связался с Транспортным бюро, – пояснил Мейер, – они сказали, что машина была зарегистрирована всего лишь в прошлом месяце. Он мог воспользоваться вымышленным...
– А как же водительские права?
– С каких это пор воры беспокоятся о правах?!
– Воры – самые осторожные водители в мире, – возразил Карелла.
– Я проверил по телефонному справочнику. Там даются телефоны шести Фрэнков Дюма. Держу пари, что он выбрал это имя наугад из справочника.
– Вполне возможно.
– Стоит проверить, – настаивал Мейер.
Он также сообщил им о результатах наблюдений Энди Паркера за тиром и о том, что вечером, в семь часов, ему понадобится пять человек для облавы, составлен список, в нем – фамилии Хейза и Кареллы.
– Мы собираемся здесь в шесть тридцать, – объявил он.
– А я планировал в шесть уйти домой, – посетовал Карелла.
– Хорошие планы никогда не сбываются, – пожалел его Мейер.
– Да уж, – протянул Карелла и поскреб затылок. – Как ты думаешь, Коттон? Может быть, нам вернуться на Фэрвью и поговорить с домовладелицей или с кем-нибудь еще?
– Наверняка, она знает, кто арендует ту квартиру, – согласился Хейз.
– А вы обедали? – поинтересовался Мейер.
– Нет еще.
– Поешьте сначала. Дела подождут.
Они пообедали в столовой рядом с участком. Карелла думал о том, не скажут ли что-нибудь определенное в лаборатории об этом ноже-клинке. Он не мог понять, почему убийца в парке действовал ножом, тогда как в его распоряжении был по крайней мере один револьвер.
– Ты думаешь, он видел нас, когда мы поднимались по лестнице? – спросил Карелла.
– Должно быть, да. Помнишь, как все, кто были на крыльце, слиняли. Нужно быть идиотом, чтобы не догадаться, что мы полицейские.
– Эта булочка зачерствела. А твоя как?
– Вполне съедобная. Возьми половину!
– Да нет, ешь сам.
– Я же все равно всю не съем.
– Спасибо. – Карелла отрезал половинку булочки Хейза и начал ее жевать. – Так-то лучше, – промолвил он и взглянул на часы. – Нам пора двигаться. Он-то о нас уже знает, а мы можем справиться хотя бы о том, действительно ли его настоящее имя Дюма.
– Дай попить чай, – проворчал Хейз.
Хозяйка дома 1137 на Фэрвью-стрит не испытывала восторга при виде полицейских и не скрывала этого.
– Вечно здесь полицейские. Я сыта ими, – пожаловалась она.
– Это очень плохо, мадам, но мы вынуждены задать вам несколько вопросов.
– Вы всегда сначала стреляете, а потом задаете вопросы, – сказала она сердито.
– Мадам, человек из сорок четвертой квартиры первым открыл стрельбу, – объяснил Хейз.
– Это ваша версия.
– А вы знаете, кто он?
– Кто будет возмещать ущерб за...
– Во всяком случае, не мы, – отрезал Хейз. – Как его фамилия?
– Джон Доу.
– И все, мадам?
– Так его зовут, под этой фамилией он снял квартиру.
– И давно он здесь живет?
– Два месяца.
– Он платил ренту наличными или выписывал чек?
– Наличными.
– А вы не подозревали, что Джон Доу его не настоящее имя? Тем более, что на его почтовом ящике имя Фрэнк Дюма.
– Я ведь не полицейский. Мое дело сдавать квартиры тому, кто сюда приходит, а не подозревать. Он уплатил за месяц вперед, не поднимал шума ни из-за увеличения квартплаты, ни из-за четырех долларов за телевизионную антенну, так что с какой стати мне его подозревать? Мне все равно, как его там зовут, Джон Доу или Джон Рокфеллер, если он аккуратно платит за квартиру и не причиняет неприятностей.
– Но он ведь причинил вам неприятности?!
– Это вы причинили мне неприятности, – возразила хозяйка дома, – это вы пришли сюда и подняли стрельбу в холле. Вы разве не знали, что в то время, как вы стреляли, на ступеньках сидела маленькая девочка? Об этом вы знали?
– Маленькая девочка, мадам, была на втором этаже, – пояснил Карелла, – и потом, мы не предвидели стрельбы.
– Тогда вы не знаете полицейских так, как знаю их я. Всегда начинается стрельба, когда появляется полицейский.
– Нам бы хотелось обыскать квартиру этого мистера Доу.
– Тогда принесите ордер на обыск.
– Ну что вы, мадам, – пробовал увещевать ее Хейз, – вы же не заставите нас снова тащиться в город. Верно?
– А меня это не касается. Если вы хотите обыскать квартиру, предъявите ордер. Все по закону.
– Ну а вы, конечно, знаете, что ваши контейнеры для мусора все еще стоят на пешеходной дорожке. Знаете? – начал атаку Карелла.
– Ну?
– Да, ваши мусорные контейнеры. А вы должны были их убрать к полудню. Сейчас уже половина второго.
– Я их сейчас же уберу, – промямлила хозяйка. – Проклятые грузовики, только-только к полудню и появились здесь.
– Очень неудачно, – гнул свое Карелла, – но если вы их сейчас уберете, ничего не изменится. Налицо судебно наказуемый проступок. Вы же знаете, что за это полагается большой штраф.
– Послушайте! Вы же пытаетесь меня шантажировать?!
– Совершенно верно! – уточнил Хейз. – Ведь на самом деле вы не хотите, чтобы мы отправились снова в город за ордером на обыск?
– Фараоны, – презрительно пробормотала она и повернулась к ним спиной. – Идите, проводите обыск. Да смотрите не украдите ничего там в квартире.
– Постараемся, – пообещал Карелла, – но это не легко.
Они стали подниматься по ступеням на четвертый этаж. Та же самая девочка сидела на площадке второго этажа, все еще пытаясь приладить свои роликовые коньки.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – ответил Карелла.
– Вы ко мне?
– Квартира двадцать один? – вспомнил Карелла.
– Да.
– Нет, уж прости, пожалуйста.
– Я думала, что вы страховые агенты, – сказала девочка и снова занялась своими коньками.
Когда они добрались до площадки четвертого этажа, дверь сорок четвертой квартиры не была заперта, после того как Карелла вышиб ее, она осталась приоткрытой, и через щель темный коридор прорезала полоса яркого солнечного света.
Молодая женщина быстро обернулась к ним от туалетного столика, где она искала что-то в ящиках. Ей было лет восемнадцать, в волосах – бигуди, на лице – никакой косметики, на плечах поверх пижамы накинут розовый халат.
– Эй, привет, – сказал Карелла.
У нее лицо вытянулось, как будто ей было всего-навсего года четыре и ее застали за занятием, которое строго запрещали родители.
– Вы полицейские. А?
– Совершенно верно, – подтвердил Хейз. – А что вы здесь делаете, мисс?
– Смотрю, только и всего.
– Все разглядываешь. А? – поинтересовался Карелла.
– Ну, в общем, да!
– И как тебя зовут?
– Синтия.
– Синтия? А дальше?
– Я ничего не взяла, мистер, – испугалась Синтия. – Я просто зашла посмотреть, только и всего. Я здесь живу, дальше по коридору. Спросите кого угодно.
– А что ты хочешь, чтобы мы спросили?
– Живу ли я здесь, на этаже.
Синтия пожала плечами. Лицо ее сморщилось и все более мрачнело, как у маленькой девочки, готовой расплакаться от вопросов взрослых.
– Как же все-таки твоя фамилия, Синтия?
– Рейли.
– Ну и что ты здесь делаешь?
Синтия опять пожала плечами.
– Воруешь?
– Нет! – она почти кричала. – Нет! Клянусь богом, нет!
– Тогда что же?
– Смотрю.
– Ты знаешь человека, который живет в этой квартире?
– Нет. Я его раза два видела в холле и только.
– А как его зовут?
– Тоже не знаю. – Синтия, помолчав, сказала: – Я больна, у меня сильная простуда. Вот почему я так одета. Я не смогла пойти на работу, потому что у меня был сильный жар: сто шесть градусов[3]3
106° F...41° С.
[Закрыть].
– Ну и решила немного прогуляться. Верно?
– Да. Верно. – Она улыбнулась, потому что подумала: наконец-то детективы начинают понимать, что она делает в чужой квартире, но детективы остались суровы, и опять на ее лицо набежала тень, и она помрачнела, готовая в любой момент расплакаться.
– И ты прямо сюда вошла. А?
– Только из любопытства.
– Что тебя заинтересовало?
– Стрельба. – Ее опять всю передернуло. – Вы что, собираетесь меня арестовать? Я ничего не брала. Я умру, если вы посадите меня в тюрьму. – Она помолчала, а потом вдруг выпалила: – И вообще у меня жар.
– Тогда иди и ложись в постель, – сказал Карелла.
– Вы разрешаете мне уйти?
– Иди, уходи отсюда.
– Спасибо. – Синтия наскоро поблагодарила и исчезла, пока они не передумали.
Карелла вздохнул.
– Ты хочешь заняться этой комнатой? Я займусь второй.
– Хорошо, – согласился Хейз.
Карелла пошел в соседнюю комнату. Хейз начал осматривать, что есть в туалетном столике, в котором шарила Синтия. Он разглядывал содержимое второго ящика, когда услышал за дверью звук роликовых коньков. Он оторвался от своего занятия в тот момент, когда девочка, которую они встретили на площадке второго этажа, на коньках въехала в комнату.
– Привет! – сказала она.
– Привет, – ответил Хейз.
– Вы только что въехали?
– Нет.
– Значит, куда-то переезжаете?
– Нет.
– Тогда зачем же вы вынимаете все вещи из ящика?
– Это не мои вещи.
– Тогда их нельзя трогать.
– Думаю, действительно нельзя.
– А зачем же трогаешь?
– Потому что пытаюсь что-нибудь найти.
– А что ты пытаешься найти?
– Пытаюсь выяснить имя человека, который живет в этой квартире.
– А, – протянула маленькая девочка и покатилась на своих коньках к другой стене комнаты, а затем, вернувшись, спросила: – Нашел его имя в ящике?
– Пока нет.
– А ты думаешь, оно там?
– Может быть. Смотри, видишь?
– Вижу. Это – рубашка.
– Верно. Но я имею в виду воротник.
– А? Вот эти цифры?! – поняла малышка. – Я уже умею считать до ста десятками. Хочешь послушать?
– Как-нибудь потом, – пообещал Хейз. – Вот эти цифры оставлены прачечной. Вот мы, возможно, и узнаем его имя по номеру заказа в прачечной.
– Здорово, – откликнулась девочка и потом сразу же сказала: – Десять, двадцать, тридцать, пятьдесят.
– Сорок, – поправил ее Хейз.
– ...сорок, пятьдесят, шестьдесят, тридцать.
– Семьдесят.
– Уж лучше я начну сначала – десять, двадцать.
Она замолчала, минуту внимательно изучала Хейза, потом сказала:
– Ты ведь здесь не живешь. Верно?
– Не живу.
– А я сначала подумала, что ты здесь живешь. Что ты только что переехал... Я подумала, что, может быть, Пети выехал.
– Нет. – Хейз положил стопку рубашек обратно в ящик и полез в карман за ярлыком.
– Зачем тебе нужна отметка прачечной, чтобы выяснить имя Пети?
– Потому что это единственная возможность узнать... Постой, что ты сказала, милая?
– Я не знаю. А что я сказала?
– Что-то о... Пети.
– Ах, да. Пети.
– Это его имя?
– Чье?
– Ну человека, который здесь живет.
– Не знаю. А что говорит рубашка?
– Рубашка – ерунда, милая. Если ты знаешь его имя, ты сбережешь нам уйму времени.
– А ты шпик? – спросила девочка.
– Почему ты это спрашиваешь?
– А мой папа говорит, что шпик воняет.
– Пети – твой папа?
Девочка засмеялась.
– Пети! Моего папу зовут Дейв. Дейв – мой папа.
– Ну хорошо. А Пети?
– А что Пети?
– Это его имя?
– Я думаю. Если об этом говорится в рубашке, значит это его имя.
– Пети, а дальше как?
– Что как?
– Ну, его фамилия? Пети?
– Питер Пайпер подобрал перец, – вспомнила считалочку девочка и вес гло рассмеялась. – А ты умеешь кататься на коньках?
– Да, милая. Ну, а как фамилия Пети?
– Не знаю. У меня второе имя Джейн. И зовут меня Алиса Джейн Горовец.
– А он тебе когда-нибудь называл свою фамилию?
– Не-е-т, – протянула девочка.
– А откуда ты узнала его первое имя?
– А он показал мне, как пользоваться ключом для коньков.
– Ну, а дальше?
– И все. Я сидела на ступеньках, коньки никак не открывались. Он спускался вниз и сказал: «Ну давай, Пеги тебе поможет». И помог.
– Спасибо, – поблагодарил девочку Хейз.
Она долго внимательно смотрела на него, а потом сказала:
– А все-таки ты шпик. Верно?
* * *
У всех шести сыщиков, встретившихся в тот вечер на участке, не было настроения устраивать облаву в тире. Карелла и Мейер мечтали быть дома с женами и детьми. Энди Паркер всю неделю пытался попасть в кино, но вместо этого был все время занят наблюдением. Берт Клинг мечтал дочитать до конца книгу. Коттон Хейз хотел повидаться с Кристин Максвел. Лейтенант Бернс обещал жене поехать вместе с ней в гости к ее кузине в Беттаун. Как бы там ни было, все шестеро сошлись на участке и Паркер кратко изложил им обстановку и суть дела, расположение квартиры, за которой он вел наблюдение последние три недели.
– Там наверху у них точно тир, – пояснил Паркер, – но мне кажется, вчера вечером произошло что-то необычное. Впервые за все время, что я там, появился какой-то парень с чемоданом, а ушел без него. Мне кажется, он привез большую партию, так что, если мы накроем их сегодня вечером, мы можем застукать их с поличным.
– Стоит попытаться, – согласился Бернс, – по крайней мере накроем нескольких наркоманов.
– Которых к завтрашнему дню опять выпустят, – съязвил Карелла.
– Все зависит от того, сколько их там, – возразил Хейз.
– Может быть, хоть когда-нибудь в этом городе будут нормальные законы о наркотиках, – сокрушался Карелла.
– Надейся, – вставил Мейер.
– Ладно. Пошли, – скомандовал Бернс.
Они поехали в одной машине, потому что хотели появиться все вместе, выйти из машины и нагрянуть на квартиру прежде, чем беспроволочный телеграф оповестит всю округу о присутствии полицейских. Так и было, они почти все правильно рассчитали. Как только они подъехали к подъезду, человек, сидящий на крыльце, немедленно бросился в дом.
Паркер догнал его в коридоре и схватил за шиворот в тот момент, когда он уже стучал в дверь на первом этаже. Паркер, не колеблясь, резко ударил его разок по основанию черепа.
– Кто там? – спросил голос за дверью.
– Я, – ответил Паркер, к этому времени остальные были уже в коридоре.
– Кто я? – повторил голос, и Паркер ударил ногой в дверь.
Стрельбы в этот вечер не было. Может быть, квартира и была полна наркоманов, когда Паркер наблюдал за ней в другие вечера, но в этот вечер они обнаружили только толстого старика в нижнем белье, толстую старуху в домашнем халате и молодого парня в тенниске и брюках из хлопчатобумажной ткани. Все трое стояли за кухонным столом и занимались героином. Там его было на восемь миллионов фунтов. Они смешивали его с сахаром, предназначая весь товар для последующей продажи наркоманам здесь и дальше до самого Сан-Франциско. В тот момент, когда полиция ломала дверь, старик в ящике стола искал револьвер. Но, увидев целую армию вооруженных до зубов полицейских, не стал даже отстреливаться.
– Не ожидал? – спросил его Паркер.
И старик ответил:
– Чтоб ты сдох, вонючая ищейка!
Ну Паркер, конечно, врезал ему.
Они вернулись на участок что-то около половины девятого. Вместе выпили кофе, и оттуда Коттон Хейз поехал прямо на окраину города к дому Кристин Максвел.
Глава 16
Он любил наблюдать за тем, как она раздевается. Он тогда говорил себе, что он всего лишь усталый бизнесмен, который не мог позволить себе на свою скудную зарплату купить билет в музыкальную комедию и вместо этого смотрит на Кристин Максвел и предпочитает ее кордебалету хористок. Он также знал, что сам он не просто «голос за кадром», в его радости было что-то более личное. Вполне возможно, что он действительно очень устал и действительно был всего лишь бизнесменом, чей бизнес – преступление и наказание. Но, сидя напротив нее на диване с бокалом виски в больших руках, голые ноги спокойно лежат на специальной подушке, он наблюдал, как она снимает блузку, и в нем подымалось что-то большее, чем просто ожидание удовольствия. Он мечтал обнять обнаженное тело, любить ее, но она была для него чем-то большим, чем просто партнерша по постели, она сулила ему блаженство, к ней он возвращался в конце тяжелого и длинного дня, он всегда был счастлив с ней, а она, в свою очередь, делала все, чтобы с ней он чувствовал себя нужным и желанным.
Теперь она завела руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик, высвободив свою полную грудь, отнесла его к стулу, на спинке которого уже висела ее блузка. Свернула лифчик пополам и положила на блузку, расстегнула молнию на юбке и сняла ее, сложила и положила на сиденье, сбросила с себя нижнюю юбку и положила на верхнюю. Сняла черные лодочки на высоком каблучке, поставила рядом со стулом, затем отстегнула резинки, стянула с ног чулки, тоже положила их на стул. В полумраке комнаты она невольно улыбнулась ему, сняла трусики, бросила их на стул и, оставив на себе только пояс с резинками, направилась к дивану, на котором он растянулся, отдыхая.
– Сними его тоже, – попросил он.
– Нет. Я хочу и тебе хоть что-нибудь оставить.
– Зачем?
– Не знаю. – Она усмехнулась и поцеловала его в губы. – Мне не хочется, чтобы все было уж слишком легко. – И она опять поцеловала его. – Ну и что ты сегодня делал?
– Перестреливался с убийцей, – ответил Хейз.
– Ну и взял его?
– Нет.
– А потом что?
– Вернулся, чтобы поговорить с хозяйкой дома.
– Помогло?
– Не очень. Хотя маленькая девочка назвала нам его имя.
– Уже хорошо.
– Пети, – грустно сказал он. – Сколько, по-твоему, этих Пети у нас в городе?
– Подозреваю, что миллиона два.
– У тебя сегодня такие сладкие губы, – и он опять поцеловал ее.
– Мм-м.
– Как раз перед приходом к тебе, мы устраивали облаву. Забрали целый чемодан, около сорока фунтов наркотиков на сумму что-то около двенадцати миллионов.
– С собой не принес?
– Я не знал, что ты наркоманка, – пробормотал он.
– Я тайная наркоманка, – прошептала она ему на ухо. – Самой худшей разновидности.
– Я знаю. – Он помолчал, ухмыляясь. – У меня есть на работе немного марихуаны. Я тебе принесу в следующий раз.
– Марихуана, – сказала Кристина, – это – для детей.
– Ты предпочитаешь героин. А?
– Точно. – Она укусила его за ухо и добавила: – Может быть, у нас что-нибудь и получится. Ты ведь часто участвуешь в таких облавах?
– Не очень. Обычно этим занимается отдел по борьбе с наркотиками.
– Но ты же достаешь героин. Верно?
– Несомненно.
– Может быть, мы сможем открыть торговлю?
– Может быть. – Он поцеловал ее в шею и сказал: – Сними трусы.
– Я их уже сняла.
– Ну тогда этот, как его, пояс.
– Ты сам сними.
Он притянул ее к себе, стал нащупывать руками застежки на тонкой ткани. Внезапно он нахмурился и спросил:
– Черт возьми?
– В чем дело?
– Я вспомнил.
– Что именно?
– Даже не знаю, мне пришло в голову... Нелепо... Верно?
– Ты хочешь, чтобы я тебе помогла?
– Нет, я сам могу. – И он опять нахмурился. – Смешно, я... Почему эта штука на тебе? Во всяком случае?..
– Что? – опять она ничего не поняла.
– Послушай, как же?.. – Он тряхнул головой. – Ладно. Не обращай внимания, – произнес он и, расстегнув пояс, бросил его через всю комнату на стул, но промахнулся.
– Ну, вот видишь, теперь он на полу, – упрекнула Кристин.
– Ты хочешь, чтобы я встал и поднял его?
– Нет. Пусть лежит.
Она поцеловала его, но губы его были плотно сжаты, и она в темноте дотронулась до его лица и поняла, что он хмурится, что оно как маска.
– Что случилось? – испугалась она.
– Должно быть, вспомнил того парня, Пети. Или как его там.
– Ну и что?
– Не знаю. – Он все еще колебался. – Что-то такое... может быть, и не его. Хотя... что-то и вспомнил...
– Что-то... о чем?
– Точно не знаю... Но что-то пришло на ум... а потом ушло... что-то связанное с работой, с убийством.
– Тогда, наверняка, это сегодняшний убийца. В которого ты стрелял.
– Наверняка, должно быть, так оно и есть, но, – он отрицательно покачал головой. – Черт возьми, мысль пришла и ускользнула... – Он прижал ее к себе, поцеловал в шею, провел рукой по бедру и внезапно рывком оттолкнул от себя, сел и сказал:
– Этот... этот...
– Что? Ты о чем? – спросила она.
– Что ты снимаешь? – выпалил он.
– Что? – не поняла она.
– Ну, Кристин! – он уже сердился, раздраженный тем, что она сразу не поняла, что он хотел сказать.
– Что именно?
– Сначала! Сначала, что ты снимаешь первым!
– Когда? Что ты хочешь?
– Кто-нибудь носит трусы под поясом? Ну, другие женщины?
– Ну что ты! Как можно?
– Тогда как же, черт возьми?
– Ну, может быть... Если только...
– Если что?
– Если трусики очень короткие. Но все равно, так было бы очень неудобно, Коттон. Не понимаю, зачем женщине это делать...
– Они этого и не делают?
– Что?
– Короче. Не делали. Черт возьми, пояс с резинками был на стуле!
– Какой пояс! О чем ты? Он же на полу, Коттон. Ты сам бросил его туда несколько минут...
– Не твой! Ирэн! – крикнул он и внезапно поднялся с дивана.
– Чей?
– Ирэн Тейер! Ее пояс с резинками был на стуле вместе со всей одеждой, но на ней были трусы, Кристин! Как, черт возьми, ей удалось это сделать?
– Ты имеешь в виду то самоубийство? Которым ты занимался в прошлом месяце?
– Самоубийство? Как бы не так! Как она смогла бы снять пояс с резинками, не сняв сначала трусов? Ты можешь мне сказать?
– Я... Я не знаю, – сказала она неуверенно. – Может быть, разделась, а потом... потом ей стало холодно или что-то еще, и она снова их одела. Правда же, она бы могла...
– Или кто-то другой одел их на нее! Кто не знал элементарных вещей о том, как одевают и раздевают женщину!
Он окинул ее совершенно диким взглядом, утвердительно кивнул, кулаком одной руки ударил в раскрытую ладонь другой и спросил:
– Где мои ботинки?
* * *
Очень много говорят о комплексе вины американца. Еще больше говорят о пуританском наследии и культуре, как будто нарочно созданной для того, чтобы поощрять постоянное чувство тревоги и беспокойства. Хейзу не было известно, носил ли повсюду с собой средний американец чувство вины как камень, в ту ночь он даже и не думал о среднем американце, отправляясь на арест.
Он только знал, что виновный преступник – это американец, который носит в себе чувство вины, как носят камень, и еще он знал, что у него нет шанса раскрыть это дело, которое уже валялось среди нераскрытых, если не сыграть на комплексе вины. Возможно, можно было бы найти сотни легких объяснений тому, почему Ирэн Тейер нашли мертвой в трусах, но без пояса с резинками. Кристин сразу же, не задумываясь, предложила одно, а умный убийца мог, вполне вероятно, предложить дюжину других, если его даже слегка поприжать. Поэтому Хейз отправился к дому в Риверхеде не для того, чтобы изложить правильную и тщательно отработанную процедуру раздевания женщины. Он пошел туда с ложью, большой, как сам дом, замыслив сразу же взять на «пушку», вызвать чувство вины. Он отправился в этот дом, чтобы арестовать, и весь его вид, и все его поведение указывало на то, что ему известны все детали происшедшего, и он не станет ничего слушать. Сначала он постучал по двери револьвером.
Ждал в темноте. Он решил ждать еще две минуты, а потом выстрелом сбить замок с двери. Но ему не пришлось долго ждать. Он услышал звук приближающихся к двери шагов, а вслед за этим дверь открылась и Амос Барлоу спросил:
– Что вам угодно?
Хейз ткнул в него револьвером и скомандовал:
– Собирайтесь, мистер Барлоу. Все кончено!
– Что? – не понял тот. На лице отразилось полное недоумение. Широко открыв глаза, он вглядывался в Хейза.
– Вы слышали меня? Все кончено. Мы только что получили лабораторные данные.
– Что? Какие данные? О чем вы говорите?
– Я говорю об отпечатках пальцев на бокале, который вы вымыли и поставили на полку, в кухонный шкафчик, – солгал Хейз. – Я говорю об убийстве вашего собственного брата и Ирэн Тейер. А теперь берите свою проклятую шляпу, потому что день у меня был длинный и тяжелый, и я устал. И очень склонен прямо сейчас выстрелить и покончить с этим делом прямо здесь и сразу же.
Он, застыв с револьвером в руке, ждал в темноте, сердце в его груди учащенно билось, потому что он не знал, как будет реагировать Барлоу на его блеф. Если бы он сказал, что не знает, о чем говорит Хейз, о каком таком бокале? О каком кухонном шкафчике? О каких отпечатках? Если бы он так сказал, сразу бы стало ясно, что уже никогда не будет никакой возможности установить правду в этом деле. Оно так и сгниет среди нераскрытых.
Но очень тихо Барлоу произнес:
– Я думал, я его хорошо помыл.
– Помыл, – быстро откликнулся Хейз. – Но один отпечаток на самом дне оставили.
Барлоу коротко кивнул и глубоко вздохнул.
– Я считал, что я все сделал очень тщательно. Я очень аккуратно все там убрал. – Он покачал головой. – И вы, вы уже давно все знаете?
– Лаборатория завалена работой. Мы только сегодня получили данные.
– Потому что... я думал... Когда вы в прошлый раз искали здесь фильм, я тогда подумал, что уже все. Я думал, что после этого вы дело закроете.
– А что вы все-таки сделали с фильмом?
– Я сжег его. Я понял, что взяв его, совершил ошибку. Я долго ждал случая избавиться от него. Но... но мне хотелось... сохранить что-нибудь на память о Томми. Знаете? Хотелось иметь что-нибудь, что могло мне напоминать о нем. – Он опять покачал головой. – Я сжег его за два дня до того, как вы пришли искать его. Я думал, что все уже закончилось и что вы закрыли дело.
– Зачем вы это сделали, мистер Барлоу? Зачем вы их убили?
Барлоу, щуплый, кривобокий, с тростью в правой руке, минуту пристально смотрел на него. И в этот момент Хейз очень пожалел его. Он смотрел на Барлоу, стоящего в дверях дома, который он купил вместе с братом, и пытался понять, что толкнуло его на убийство.
– Так зачем же вы это сделали? – повторил он свой вопрос.
А Барлоу, вглядываясь в Хейза и смотря сквозь него и мимо него, вспоминая ту далекую апрельскую ночь, просто сказал:
– Мне просто пришло в голову.
И Хейз надел на него наручники.
– Мне просто ударило в голову. Вы должны понять, что у меня и в мыслях не было убивать их, когда я пошел на эту встречу. Я даже не знал о существовании Ирэн Тейер, поэтому я не мог планировать убийство. Вы должны это понять. В то утро Томми сказал мне, что у него для меня сюрприз, и он дал мне адрес, сказал, чтобы я пришел к нему в обеденный перерыв. Я каждый день хожу обедать в двенадцать тридцать. Я сгорал от нетерпения, хотелось быстрее узнать, что это за сюрприз. Я едва дождался обеда в тот день.
В двенадцать тридцать я спустился вниз, взял такси и поехал по тому адресу, который он мне дал, Южная Пятая улица, дом 1516, квартира 1"А". Я туда и отправился, поднялся наверх, позвонил, и Томми открыл дверь, на лице его была широкая улыбка – он всегда был удачливый счастливчик, смешливый. Он пригласил меня войти, провел в гостиную, и там я увидел девушку. Ирэн. Ирэн Тейер.
Он взглянул на меня и сказал:
– Ирэн, познакомься с моим братом. – А потом обратился ко мне, все так же улыбаясь: – Амос, это Ирэн Тейер.
И я протянул руку, чтобы с ней поздороваться, как услышал его слова:
– Мы собираемся пожениться в следующем месяце.
Знаете, я не мог поверить. Я ведь даже о ней ничего не слышал, и вот приглашает меня на какую-то странную квартиру на Южной Пятой, знакомит меня с ней и сообщает, что собирается жениться в следующем месяце. А ведь он мне никогда даже и не намекнул, что у него серьезные намерения в отношении кого бы то ни было. Ведь я же его брат. Уж по крайней мере, мог бы заранее предупредить.
У них... У них были две бутылки виски. Томми сказал, что купил их, чтобы отпраздновать. Он налил всем немного, и мы выпили за предстоящую женитьбу. А я все время думал, почему он мне ничего не рассказывал? Родному брату? Мы... мы были так близки. Томми заботился обо мне, когда погибли родители. Он был мне вместо отца. Клянусь, мы действительно любили друг друга. По-настоящему любили. И пока мы пили, я все время думал, почему он никогда ничего не говорил мне об этой Ирэн Тейер, они стали объяснять мне, что Ирэн была замужем, что она скоро уедет в Рено и, как только она получит развод, Томми присоединится к ней. И они планировали провести медовый месяц на Западе. А Томми намеревался найти там работу, в чем он не вполне был уверен, хотя и слышал, что в Калифорнии много возможностей. Он говорил, что мог бы попытать счастья в кинобизнесе. Он всегда играл в кино с этим своим другом, с которым вместе работали.