Текст книги "Зулусы наступают"

Автор книги: Э. Гленвилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава III
МЕСТЬ

Куамма, бушмен-следопыт, занимавший наблюдательный пункт на вершине горы, услышал победное пение зулусов. Вскоре увидел он их отряд, поднимавшийся по крутой тропе. Воины возвращались в крааль Чаки, великого черного вождя.

Перепрыгивая, как козел, с камня на камень, Куамма спустился на склон, поросший травой, и побежал к реке. На тропинке, ведущей в пещеру, он остановился и прислушался: зловещее молчание нависло над рекой. Куамма раздул ноздри и, почуяв острый запах крови, понял, что произошла катастрофа.

Медленно спустился он по тропинке и заглянул в пещеру. Знакомые рисунки увидел он на стене. На полу стояли лужи крови; валялись разбросанные пожитки бушменов – жалкое их имущество. Куамма нашел следы крови там, где зулусы тащили по земле тела убитых и сбрасывали их в реку.

Убиты были все: друзья Куаммы, женщины, дети. И родная пещера в скале, уютная, согретая светлыми воспоминаниями, показалась ему холодной и враждебной.

Он опустился на землю, сгорбился и замер в этой позе, не спуская глаз с реки. Вдруг до слуха его донеслась заглушенная песня зулусов, переваливавших через горный хребет; в этой песне услышал он презрительный вызов.

Куамма ожил, вскочил. Набросил на плечи одну из валявшихся на земле шкур, взял тыквенный сосуд, на дне которого осталось немного жиру. Потом он наполнил колчан стрелами, разбросанными между луж крови, отыскал «палки, дающие огонь», и побежал по следу зулусского войска. Маленький Куамма походил на муравья, который вздумал преследовать удава.

Войско он догнал ночью, когда зулусы спали вокруг костров. Один из воинов протяжно застонал от боли, а товарищи его проснулись и вскочили, испуганно перекликаясь. Военный вождь прошел между рядов, успокаивая проснувшихся. Взяв пучок сухой травы, он зажег его и наклонился к человеку, который корчился на земле. Лицо вождя, озаренное пламенем, покраснело, сверкали его глаза, блестели белые зубы.

– Иниоко (змея), – сказал он. – Иниоко ужалила человека в шею. Ударяйте ассегаями по земле, чтобы разогнать ядовитых тварей.

Воины повиновались. Потом они подбросили хвороста в костры и вскоре заснули. Но вождь знал, что не змея ужалила человека: на шее он заметил ранку, совсем не похожую на след змеиного укуса.

Утром воины поели жареного маиса и, не чувствуя усталости, рысцой продолжали путь. Но несколько человек отстали от отряда и спрятались у подножия холма. Они должны были узнать, не идет ли враг по следу зулусов, и приготовились пронзить ассегаем всякого, кто вступит на эту тропу.

Но Куамма избрал другой путь. Ему приходилось охотиться на буйволов, и он знал, какая опасность угрожает тому, кто идет по следам хитрого и неумолимого врага.

Куамма свернул с тропы и пошел в обход. Не теряя из виду войско, он охотился и в полдень остановился у источника. Здесь он разложил маленький костер и поджарил кусок мяса. Зулусы не заметили легкого облачка дыма, которое быстро рассеивалось в раскаленном воздухе: они приближались к границе своих владений и не боялись врага. Вечером к ним присоединились женщины, которые вышли им навстречу и принесли мяса. Пиршество продолжалось до поздней ночи.

В ту ночь иниоко ужалила еще одного воина, и лагерь зулусов огласился протяжными воплями женщин. Военный вождь пригрозил им палкой, если они не замолчат, а на рассвете отослал их назад, в крааль. Женщинам приказано было вернуться в свои хижины и не тревожить жалобами и сетованиями великого вождя Чаку.

Затем военный вождь послал быстрого гонца к Чаке, а за гонцом шел индуна с пятьюдесятью воинами, который должен был смягчить сердце деспота. Вслед за этим отрядом погнали стадо скота, захваченное у врагов, а через три часа выступило войско во главе с военным вождем Сирайо; им предстояло сделать последний переход.

Маленький бушмен, лежа у подножья холма, с холодной ненавистью следил за торжественными приготовлениями к последнему переходу.

Сначала Куамма пошел по следам женщин. Дважды натягивал он тетиву лука и намечал жертву, но зулусские девушки, высокие и стройные, смеялись так весело и беззаботно, что Куамма почувствовал, как слабеет его рука, натягивавшая тетиву. Решив, что они – нестоящая добыча для мужчины, он повернул назад, к тому месту, где осталось войско. На обратном пути встретил он стадо и притаился в траве.

За стадом шли погонщики, веселым свистом успокаивая скот. Один из них, высокий, худощавый юноша, шел прямо к тому месту, где спрятался Куамма.

Морщинистое желтое лицо бушмена повернуто было к зулусу, злые карие глазки следили за врагом. Но юноша заметил Куамму, когда подошел к нему почти вплотную. Улыбка сбежала с его лица, мускулы напряглись, но страх был ему неведом.

В правой руке он сжимал короткую дубинку. Размахнувшись, он бросил ее в Куамму. Дубинка ударила бушмена по голове.

– Иниока, сейчас ты умрешь! – крикнул зулус, перекладывая ассегай из левой руки в правую.

Но в этот момент стрела вонзилась ему в бок. Куамма бросился на врага, схватил его за ноги и повалил на землю.

Они катались по траве и злобно рычали, но зулус, презирая врага, не звал на помощь. Этого карлика он мог задушить одной рукой, мог поднять его и раздробить ему голову о выступ скалы. Но маленький человек был увертлив, как ящерица, а яд уже проник в кровь зулуса. Борьба продолжалась несколько секунд. Наконец юноше удалось схватить Куамму за горло, но в этот момент бушмен выдернул стрелу, застрявшую между ребер зулуса, и вонзил ее в шею своего врага.

Хладнокровно смотрел бушмен на корчившееся тело; так следит змея за своей жертвой. Потом он ползком поднялся на холм, держа наготове лук. Поблизости никого не было. Проходили стада, вздымая облака пыли, и топот копыт заглушил шум борьбы. Погонщики не заметили, что один из их товарищей исчез.

Тогда Куамма поднял два ассегая, лежавшие на траве подле убитого зулуса, и пополз назад к войску. Ассегаи были с длинными клинками и короткими рукоятками.

В полдень военачальник пошел во главе войска. Торжественно шествовали зулусы по равнине. Когда вдали показался крааль великого вождя, воины ускорили шаги и, наконец, побежали рысью.

Не раз случалось им возвращаться после набегов, оставляя за собой трупы врагов, дымящиеся развалины и разоренную страну. Но впервые по стопам победителей следовал мститель.

Выступая в поход, индуны отдали воинам приказ бить ассегаями в щиты. Гул, напоминающий громовые раскаты, пронесся над долиной. Потом грянула песня – песня воинов-победителей, возвращающихся домой.

Маленький бушмен рысцой следовал за войском. Воины вступили в долину, прорезанную рекой. В дальнем конце долины находился военный крааль, обнесенный колючей изгородью. Хижины вождя и его жен были в пять раз больше каждой из остальных хижин.

В центре крааля виднелась кучка людей: это были индуны, старшины и жены вождя, которых известили о возвращении войска. Стада, захваченные у неприятеля, уже входили в ворота; ревели быки, мычали коровы, слышался стук рогов. Войско остановилось и терпеливо ждало, пока не улеглась пыль, поднятая животными.

Из большой хижины вышел человек; его сопровождали два телохранителя гигантского роста. Увидев вождя, воины подняли свои ассегаи и закричали:

– Байет!

Что означает: «Привет вождю».

Военачальник отдал приказ, и войско лавиной скатилось в долину к воротам крааля. Соблюдая порядок, вбежали воины в ворота и остановились как вкопанные в двух шагах от группы людей, расположившихся перед хижиной вождя. Топнув правой ногой о землю, они снова подняли ассегаи и возгласили:

– Байет!

Гордые своей победой, воины стояли перед вождем.

Деспот скучал. Из-под полуопущенных век он хмуро смотрел на воинов. Глаза у него были тусклые, серые, словно подернутые дымкой, но глубокие складки у подбородка и резкий изгиб губ свидетельствовали о сильной воле и неукротимой энергии. Это был Нерон – жестокий и тщеславный, но власть досталась ему благодаря его энергии и силе.

Подобно Александру и другим деспотам, этот завоеватель-зулус был отравлен сознанием собственного могущества. Воля его была законом, все его желания исполнялись беспрекословно, каждый поступок его почитался священным. Однако подданные его были людьми гордыми и смелыми. Он знал, что они его низвергнут и убьют, если он не будет с ними считаться. Вот почему он обуздывал свою злобу, не давал воли своим чувствам.

Движением руки он подозвал военачальника.

– Значит, ты вернулся… – сказал он.

Ни похвалы, ни благодарности не дождался от него Сирайо. Смысл этих нескольких слов был понятен военачальнику. Вождь намекал на изменника Мозелекаца, который отправился в поход и не вернулся в родной крааль. Мозелекац со своими воинами покинул вождя Чаку и объявил себя независимым.

– Я вернулся, великий вождь, – ответил Сирайо. – Я остался верен моему повелителю.

Чака промолчал. Он окинул взглядом ряды воинов, которые смотрели прямо перед собой, не смея встретиться с ним глазами.

– Я дал тебе десять индун. У каждого индуны был отряд.

– Они вернулись, повелитель. Все здесь, кроме нескольких человек, которые пали в бою.

Глаза Чаки сверкнули.

– Ты уничтожил неверного пса?

– Я шел по тропе, указанной мне военным советом. Я спустился с гор в страну Зоса. Изменника там не было.

– Где он? – проворчал вождь.

– Мои гонцы принесли весть, что он свернул на север. Сделав свое дело, я повернул назад и пригнал тебе эти стада. Теперь разреши мне пойти по новой тропе вслед за изменником.

– Мы об этом подумаем. Десять быков я дарю войску, пять коров возьми себе.

Военачальник повернулся к своим воинам и сообщил им о щедрости повелителя. Затем призвал он м'бонго 77
  Некоторые вожди южноафриканских племен имеют при себе «придворного» поэта-импровизатора – м'бонго, в обязанности которого входит воспевание подвигов его повелителя.


[Закрыть] и приказал ему воспеть вождя.

М'бонго распростерся в пыли перед Чакой, потом вскочил, выпрямился и стал импровизировать песню в честь великого, непобедимого вождя. Чака принимал это как должное, а воины, подхватывая слова песни, поощряли импровизатора. Гул голосов вдохновлял м'бонго, и долго не смолкала песня.

Чака удалился, переваливаясь, как утка. Когда-то он был худощавым и жилистым, но теперь слой жира покрывал его мускулы. За ним, тоже вперевалку, шел первый его знахарь, разжиревший на теплом местечке. Перед уходом вождь отпустил воинов, а военачальнику велел следовать за ним. Втроем они остановились под деревом индаба.

Бушмен Куамма, желая знать, что происходит в военном краале, влез на это самое дерево и спрятался в густой листве. Оттуда смотрел он вниз на вождя, знахаря и военачальника.

Одна из жен принесла скамейку для вождя. Мальчик, заняв место за спиной Чаки, коровьим хвостом отгонял от него мух. Военачальник стоял, опираясь на щит, обтянутый бычьей шкурой, а знахарь тяжело опустился на землю.

Сирайо чувствовал, что ему угрожает опасность, но лицо его оставалось бесстрастным. Вождь и первый помощник его – знахарь – вместе задумали что-то недоброе, и Сирайо терпеливо ждал.

Воины, выходившие из крааля, увидели этих троих и оборвали песню, но индуны крикнули: «Хамба! Идите!» – и воины повиновались. Звуки воинственной песни замерли вдали.

Голос вождя, хриплый и зловещий, рассек тишину.

– Я послал войско в погоню за неверным псом. А пес по-прежнему бродит на свободе. Почему?

Тяжелые веки приподнялись. Вождь посмотрел на знахаря.

– Я спрашивал священные кости, повелитель. Они открыли мне многое.

– Я задал вопрос. Отвечай.

– Те, что идут тропой волка, не достигают цели, о повелитель! – вмещался знахарь.

– Кто этот волк? – спросил Сирайо, перебивая знахаря, который, как казалось ему, заранее придумал ответ.

Чака дал волю гневу.

– Ты, ты этот волк! Ты – предатель, обманувший меня!

– Это сказал тебе знахарь?

– Да, он это сказал.

– Он лжет и знает, что лжет! И ты, вождь, тоже это знаешь.

Чака поднял голову и в упор посмотрел на смельчака. Казалось, гнев его остыл.

Сирайо заметил эту перемену и поспешил использовать благоприятный момент.

– Я вижу, великий вождь, что ты знаешь и помнишь того, кто однажды в минуту опасности прикрыл тебя своим щитом.

Неразумные слова! Не нужно было их произносить. Они напомнили непобедимому не о преданности его слуг, но о зависимости его от них.

– Прошлое не живет. Этот пес, которого я приказал тебе поймать, тоже был когда-то верным слугой.

Он кивнул знахарю. Толстяк, сообразив, откуда дует ветер, произнес заранее приготовленную речь.

Кости открыли ему, что военачальник повел войско по неверному следу. Он хотел соединиться с Мозелекацем, а затем напасть на великого вождя – вождя, который для подданных своих является отцом и прибежищем.

– Ты лжешь, негодная собака!

– Если я лгу, – сказал знахарь, злобно посмотрев на Сирайо, – ты можешь предложить испытание огнем и ядом.

– Это ловушки для слабых. У великого вождя есть ассегаи. Пусть он приведет в исполнение приговор, который ты мне вынес.

Сирайо отшвырнул щит и сделал шаг вперед, подставляя под удар обнаженную грудь. Смело смотрел он на вождя, бросая ему вызов.

Чака заскрежетал зубами, а знахарь-толстяк презрительно щелкнул пальцами.

– У великого вождя есть палач, который казнит виновных.

Сирайо поднял щит и, бросив последний взгляд на деспота, удалился.

– Прикажи позвать палача, повелитель!

– Нет, оставь его. Он – один из моих воинов. Пусть он ждет суда.

Чака встал со скамьи и ушел, а знахарь заковылял к своей хижине, к которой никто, кроме него, не смел приближаться.

Маленький человек, скрывавшийся в листве, посмотрел вслед толстяку, спрыгнул с дерева и бросился в погоню. Прячась в кустах, он обогнал его, присел и натянул тетиву. Две стрелы вонзились в складки толстой шеи. Знахарь завизжал. В густой траве он разглядел пигмея и заорал во все горло, призывая на помощь. Воины, собиравшие хворост для пиршественных костров, нарушили табу и побежали к хижине.

Дрожащей рукой знахарь указал на то место, где видел бушмена. Куамма выпрямился и расхохотался им в лицо. Он пал, пронзенный копьями, но, умирая, он смеялся.

Воины подняли толстяка и положили его под деревом индаба. В предсмертных судорогах он бился на земле. Чака непобедимый пришел, когда знахарь уже перестал корчиться.

– О, великий вождь, он умер от укуса иниоко. Змея следовала за нами, когда мы возвращались домой, и по ночам убивала нас своим жалом. Но военачальник разогнал наши страхи, и мы не боялись иниоко.

Тогда Чака послал за Сирайо и снова поставил его во главе войска.

Глава IV
БЕГСТВО. ВСТРЕЧА С ЛЕОПАРДОМ. ЖИВОТНЫЕ, СИДЯЩИЕ НА КОРТОЧКАХ

Три беглеца, покинувшие пещеру, долго плыли по реке. Они бились о подводные скалы, тела их были исцарапаны, ноги и руки онемели от холода. Наконец, измученные и окоченевшие, выбрались они на берег и зарылись в сухой песок. Медленно тянулась ночь.

Когда взошло солнце, Кару встал и отряхнул песок. Его занимали два вопроса: первый – не гонятся ли за ними враги, второй – нет ли поблизости дичи.

Холодная серая река медленно катила свои воды между высоких стен ущелья. Дальше она сворачивала вправо, и низовья ее были скрыты от Кару. Луч солнца упал на поверхность реки, и вода стала золотой.

За спиной Кару валялись круглые голыши, обточенные водой. На берегу шелестел тростник; у подножия высокой каменной гряды росли ивы и дикий табак. Кару заметил пчел, кружившихся у скалы; крылышки их сверкали на солнце.

Он вздохнул с облегчением, взял свой мешок я достал две небольшие палочки; одна была заострена, другая в нескольких местах пробуравлена. Эти палочки заменяли ему коробку спичек. На берегу разбросаны были сучья, куски коры; Кару выбрал из них самые сухие, которые могли служить трутом. Усевшись на землю, он начал добывать огонь. Палку с пробуравленными дырочками он зажал между большими пальцами ног, а заостренный конец другой палки вставил в одну из дырочек и стал вертеть эту палку между ладонями. Вскоре показались искры, и протянулась ниточка дыма. От искр воспламенился трут, и вспыхнуло пламя – маленький красный цветок. Кару начал кормить это пламя кусочками сухих палок. Тогда Суолла молча встала, принесла хворосту и разложила костер.

Дакуин осмотрел свой лук и старательно вытер влажную тетиву. Юноша и девушка не спрашивали, где достанут они пищу. Оба заметили пчел, собиравших мед. Набрав хворосту, Суолла взяла мешок, который поддерживал ее на воде и играл роль спасательного круга. С этим мешком она отправилась за медом.

Мужчины взяли несколько горящих палок из костра и последовали за Суоллой. Кару вскоре нашел улей – это была глубокая выбоина в скале. Вскарабкавшись наверх, он выкурил пчел, а затем вырезал соты и протянул их Дакуину, который предварительно смочил руки водой. Дакуин передал их девушке, а та, смахнув веткой пчел, спрятала липкие соты в мешок.

Когда мешок наполнился, они вернулись к костру и подбросили в огонь охапку зеленых веток. Повалил дым, разогнавший всех пчел. Тогда они потушили костер и принялись за еду. Мед оказался не менее сытной пищей, чем мясо, а укусы пчел их не тревожили, – стоило ли обращать внимание на такие пустяки?

Утолив голод, они поднялись на склон горы посмотреть, не грозит ли им погоня. Дым костра мог привлечь внимание кафиров. Они притаились в траве и долго смотрели вдаль.

– Вон летят спутники кафиров! – сказал Кару, указывая на небо.

Высоко над рекой грифы рассекали крыльями воздух. Они летели к истокам реки.

– Когда мы плыли, я слышал шум битвы, – сказал Дакуин. – Кафиры напали на пещеру, и Каббо убит. Гул навис над рекой. Я думал, что кафиры гонятся за нами.

– Они переплыли реку на связках тростника, – задумчиво отозвался Кару. – Вон плывет одна такая связка. Проплывут и другие, – мрачно добавил он. – Проплывут и трупы. Их прибьет к берегу, как прибило и нас.

– Я буду ждать, – сказал Дакуин.

Он спустился к реке, а Кару и Суолла последовали за ним. Они остановились у самого края воды и пристально всматривались в проплывавшие мимо предметы. Несколько раз Дакуин входил по колено в воду и осматривал трупы. Наконец вытащил он на берег тело Каббо, пронзенного ассегаем. Колчан его был пуст; в левой руке он сжимал сломанный лук.

Они вырыли яму в песке и посадили в нее Каббо. Руки его были сложены на коленях, у ног лежал лук. Засыпав могилу, они навалили сверху камней и молча отправились в путь. Шли они на запад.

Суолла несла тлеющую головню, мешок с остатками сотов и ассегай с эбеновой рукояткой – ассегай военачальника, извлеченный из тела Каббо.

Этот ассегай дал ей Дакуин. Сам он нес другой ассегай, а также свой лук и колчан. Кару с двумя ассегаями, луком и колчаном шел впереди.

Так, налегке, отправлялись они в далекое путешествие, переселялись в другие края, в ту неведомую страну, где не было кафиров, где бушмен мог жить и дышать свободно.

Они придерживались тропы, проложенной бегемотами и тянувшейся вдоль реки. Не зная усталости, они бежали рысцой. Наконец холмы остались позади; перед беглецами раскинулась широкая равнина.

– Здесь водятся газели, – сказал Кару. – Я чувствую, как дрожит земля от их прыжков.

– Здесь водятся антилопы, водяные козлы, черные козлы, – пробормотал Дакуин, раздувая ноздри.

– И львы, – добавила Суолла, наступая маленькой ножкой на отпечаток огромной лапы в песке.

– Лев сыт, – здесь много мяса, – рассеянно сказал Кару. – Ветер дует в сторону гор. Поднимемся на холм и оттуда осмотрим равнину.

Они остановились в тени деревьев и озирались по сторонам, как озираются животные раньше, чем выйти на открытое место. Глаза, еще более зоркие, чем глаза бушменов, заметили пришельцев, как только они вышли на равнину. Павиан, занимавший пост караульного на вершине горного хребта, раздул щеки и пролаял: «Боу… боу… «, предостерегая других обезьян.

– Животные, сидящие на корточках, – сказала Суолла, всматриваясь в черную точку на вершине скалы, залитой лучами солнца. – Не люблю животных, сидящих на корточках.

Кару долго смотрел на горный хребет.

– Там есть жилища-пещеры. Я вижу белые тропинки, проложенные людьми. Но дыма не видно.

– Может быть, сегодня утром они заметили дым нашего костра и спрятались в засаду, – отозвался Дакуин, пережевывая сочный корешок.

– Нет, я думаю, что они ушли отсюда. Должно быть, и здесь побывали кафиры, – возразил Кару.

Беглецы осторожно пробирались вперед и, наконец, остановились у тропинки, издали замеченной Кару. Три пары зорких глаз тотчас же разглядели ветку, воткнутую в землю листьями вниз, а стеблем вверх. Это был знак, оставленный ушедшими бушменами, которые под натиском кафиров вынуждены были покинуть свои жилища.

– Вот куда они ушли, – сказал Кару, указывая ассегаем на северо-запад. – Они следовали за солнцем, уходящим на ночлег, но сначала мы отдохнем в их пещерах и запасемся сушеным мясом и пузырями для воды.

– И мешками для жира, – добавила предусмотрительная Суолла. – От солнца и ветра кожа покрывается трещинами. Нам нужен жир; мы будем втирать его в кожу, и она сделается мягкой.

– Но прежде всего нам нужна вода, – проворчал Кару. – Без воды мы умрем. Есть такие места, где не достанешь воды, а если нет воды, – внутренний голос молчит. Мы возьмем желудки козлов и обмажем их смолой; потом мы нальем в них воду. Позаботься об этом, Суолла.

Они быстро подошли к горному хребту, держа наготове луки и зорко осматриваясь. Павианы, охотившиеся за насекомыми, стали карабкаться вверх, цепляясь руками и ногами за выступы скал. Изредка они приостанавливались и, свесившись вниз, смотрели на пришельцев. Потом побежали гуськом, сутуля плечи, закручивая хвосты. «Боу!» – ревели молодые самцы, опускаясь на корточки. Шествие замыкали старые павианы, важные и высокомерные.

– Не люблю животных, сидящих на корточках, – жалобно повторила Суолла. – Они похищают маленьких детей, которые ищут коренья и травы.

– Пфу! Вздор! – презрительно фыркнул Дакуин.

Подойдя к подножию горы, они увидели на высоте шести метров большую пещеру. Ползучие растения покрывали крутой склон и служили как бы лестницей. Площадка перед пещерой была утрамбована ногами живших здесь людей.

– Стой внизу, Дакуин, и лук держи наготове. Я полезу наверх.

Цепляясь за ползучие растения, Кару стал карабкаться по скале. Когда глаза его оказались на одном уровне с площадкой, он вытянул шею, заглянул в пещеру и тотчас же втянул голову в плечи. Как ни был он испуган, но у него хватило мужества не закричать. У входа в пещеру лежал, вытянувшись во всю длину, леопард. Голова его была приподнята, широко раскрытые зеленые глаза в упор смотрели на Кару. При виде бушмена леопард приподнял верхнюю губу, украшенную длинными усами. Глаза его прищурились, маленькие уши плотно прижались к круглому черепу. Было в этом звере что-то змеиное, и шипел он, как разъяренная змея.

Суолла и Дакуин, видя остановившиеся глаза Кару, поняли, что им грозит какая-то опасность. Суолла тотчас же бросила свою поклажу на землю и сжала в руке ассегай с эбеновой рукояткой. Дакуин сунул в рот две запасных стрелы, а третью положил на тетиву лука. Теперь он готов был сразиться с любым противником.

Кару, не спуская глаз с леопарда, размышлял, что ему делать. Наконец он решил завладеть пещерой – леопард должен уйти. Уцепившись левой рукой за ствол ползучего растения, он подтянулся выше и, выпрямившись во весь рост, занес над головой ассегай. Метнув его в зверя, он съежился и прижался к скале, держа в правой руке второй ассегай. В этот момент леопард заревел и сделал прыжок.

Когда голова его показалась у края площадки, Кару вонзил ему в шею ассегай. Зверь оступился и прыгнул вниз, с высоты шести метров, туда, где стояли двое молодых бушменов.

Не успел он коснуться лапами земли, как одна стрела вонзилась ему в бок, а другая – в горло. Суолла высоко подняла руку и метнула ассегай. Одним ударом лапы леопард отбросил Дакуина в сторону и рванулся к своей жертве, но Кару уже спрыгнул на землю и побежал на помощь к юноше. Суолла, подняв ассегай, брошенный Дакуином, смело последовала за отцом. Леопард широко разинул пасть, клыки обнажились до самых десен. Рассекая передними лапами воздух, он заревел и через секунду упал мертвым.

Дакуин, шатаясь, встал и засмеялся.

Кару испытующе смотрел на него.

– Ляг! – приказал он.

Когда Дакуин растянулся на земле, Кару долго его ощупывал.

– Все кости целы, – сказал он наконец. – Леопард мог сломать тебе ногу, если бы удар пришелся по кости. Отдохни и натри тело жиром. Тогда ты будешь здоров.

– Пфу! – презрительно бросил Дакуин.

Он вскочил и, словно обезьяна, стал взбираться по лестнице из ползучих растений. Поднявшись на площадку, он вошел в пещеру.

Суолла засмеялась и полезла вслед за ним, а Кару уселся на землю и стал сдирать пятнистую шкуру с леопарда. Вскоре юноша и девушка вернулись, чтобы помочь ему. Они отрезали когти и выломали клыки – из них можно было сделать ожерелье. Все сухожилия они отделили и спрятали, а мясо разрезали на куски. Затем Кару торжественно преподнес шкуру Суолле.

– У тебя есть ассегай вождя, и мы видели, что ты умеешь им пользоваться, – сказал он. – А я дарю тебе одежду вождя. Теперь мы войдем в пещеру, разложим костер и зажарим мясо леопарда.

Они завладели пещерой, в которой не так давно жили другие бушмены. На стенах они увидели рисунки, сходные с теми, что украшали пещеру Каббо. На полу еще осталась зола от очага. Суолла очень обрадовалась, найдя в углу глиняный горшок.

С площадки они смотрели вниз, на тучные луга, где мирно паслись антилопы и зебры. Животные еще не заметили пришельцев, но, должно быть, уже проведали о столкновении бушменов с леопардом, так как десятки голов были повернуты в сторону горы.

– Они еще не почуяли нашего запаха, – сказал Кару. – Нас они не видели и не слышали, но предсмертный рев леопарда долетел до них, и они знают, что пришел человек.

Снизу донеслось тонкое ржание зебры; животные тревожно озирались по сторонам.

Тлеющая палка, которую принесла Суолла, пригодилась: девушка сожгла весь мусор, накопившийся в пещере. Зная, что поблизости должен находиться источник, Кару, захватив горшок, пошел его отыскивать, а тем временем Дакуин собирал папоротник для постелей.

Спустя немного они уселись у костра и стали обгладывать поджаренные ребра леопарда. Потом они долго натирали тело жиром, чтобы смягчить обожженную солнцем кожу. Солнце склонилось к западу, и небо окрасилось в оранжевый цвет. Сидя у входа в свой «дом», Кару рассказывал юноше и девушке древние легенды бушменов.

– Отец, расскажи мне о девушке, которая бросила угли на небо и посыпала тропинку белой золой, чтобы вернуть земле солнце.

И Кару рассказывал о звездах и Млечном пути, пока не потускнели краски на небе.

Стемнело. Рыканье львов прорезало вечернюю тишину.

Бушмены улеглись спать. У входа в пещеру тлели в серой золе красные угольки, охраняя сон беглецов.

Суолла не любила животных, сидящих на корточках – павианов, – обезьян с собачьими мордами, которые бродят большими стаями по всей Южной Африке, состязаются с леопардом и змеями в борьбе за существование и вместе со всеми живыми существами разделяют радость жизни.

Леопард завладевает пещерами, в которых некогда жили бушмены, а павианы взбираются по горным тропам на скалы, неприступные даже для самых смелых охотников. Павианы неукротимы, как неукротим человек, но жилища своего они никогда не защищали и при встрече с опасным противником обращались в бегство.

Самым страшным их врагом был человек, безжалостный и смелый враг, и для него павиан являлся легкой добычей.

В раннем детстве Суолла часто прислушивалась к громкому лаю павианов-караульных. Когда эти животные взбирались на почти отвесные скалы, она следила за ними с удивлением и любопытством, но старые самцы, свирепые и важные, всегда ее путали.

Зрение у Суоллы было прекрасное. Она могла разглядеть антилопу, притаившуюся в кустах, она улавливала малейшие изменения в окраске, чуть заметное колебание листвы привлекало ее внимание, но не было у нее таких зорких глаз, как у павиана, который, взобравшись на дерево или на вершину скалы, обозревал оттуда окрестности.

Павиан-караульный являлся как бы всевидящим оком стаи. В то время как другие павианы бегали по скалам, охотясь за насекомыми, караульный сидел на вышке и предупреждал товарищей, если им грозила опасность.

Вожаком стаи становился сильный самец. Он вел павианов в атаку и защищал тыл, если враг надвигался сзади. Во время отступления впереди шли павианихи-матери, которые оберегали своих детенышей и угощали затрещинами непослушных.

Суолла бродила среди скал, отыскивая мед. Она следила за полетом пчел и широко раздувала ноздри, когда ветер доносил кисло-сладкий запах ульев. Девушка наслаждалась этой прогулкой. У подножия скал рос папоротник. Здесь она могла найти гадюк и добыть яд для наконечников стрел. Эбеновой рукояткой ассегая она постукивала по камням, чтобы разбудить змей. Суолла знала, что ей грозит смерть, если она наступит на свернувшуюся кольцами сонную змею. Медленно подвигаясь вперед, она мурлыкала колыбельную песенку, которую напевают детям все матери-бушменки.

Павиан-караульный – крохотная фигурка на вершине самой высокой скалы – увидел приближающуюся Суоллу и залаял: «Боу! Боу!» В это время стая павианов охотилась: звери блуждали по склону холма и, сдвигая камни, ловили жирных червей, копошившихся в земле. Услышав оклик караульного, вожак стаи сел, поджав хвост, как садятся собаки, и посмотрел вниз, на широкую равнину. Антилопы паслись на лугу, два человека бродили под деревьями. С этой стороны павианам не угрожала опасность. Тогда вожак окинул взглядом подножие скал и тотчас же приник головой к земле. Эту позу павианы принимают, когда готовятся к нападению. Другие самцы в испуге отскочили, думая, что вожак собирается напасть на них. Однако павиан смотрел в противоположную сторону, – туда, где у подножия скал мелькала женская фигура.

Молодые самцы тоже припали головой к земле, затем, задрав хвосты, последовали за своим вожаком.

«Боу!» – раздался угрожающий лай совсем близко от Суоллы.

Девушка испуганно подняла голову и увидела длинную морду павиана, свесившегося над пропастью. Маленькие злые глазки смотрели на нее в упор. За первым павианом показался второй, третий. Вожак начал спускаться со скалы. Цепляясь передними и задними лапами за выступы, он полз, словно огромный паук, по отвесной стене.

Суолла замерла от страха, но через секунду к ней вернулось самообладание. Встав лицом к долине, она пронзительно завизжала, призывая на помощь. Наконец один из бродивших по лугу людей услышал вопль и галопом помчался к скалам. Тогда Суолла снова подняла голову и увидела шестерых мохнатых обезьян, которые быстро спускались со скалы. Девушка перепрыгнула через каменную глыбу, преграждавшую ей путь, и стрелой понеслась по крутому склону. Павиан-караульный метался на своей вышке, подпрыгивал и лаял, взбудораженный великолепным зрелищем погони.